Боруэлла Евдокимова Наталья
— Не смотрите на меня… — попросила она.
— Родители приехали? — спросил Борька.
Аня кивнула и ещё раз всхлипнула.
— Побили? — испуганно сказал Петька.
— Ты что, меня не бьют, — сказала Аня. — Хуже. Наругали за разгром в квартире… У меня теперь домашний арест на месяц…
Борька почувствовал, что она снова сейчас заплачет.
— Ань, не реви. Мы приходить будем… Правда. Родители раньше, чем надо, приехали?
Аня снова кивнула.
— А фразы? — спросил Петька. — Не подсказали?
— Не подсказали…
В коридоре показался Шурик. Он сначала понюхал воздух, потом обнюхал Петькины кроссовки и стал тереться об Анины ноги.
— Не любит, когда я плачу, — объяснила Аня. — Сразу на руки залезть пытается.
— А… Элька? — осторожно спросил Борька.
— Элька у Вадика, — вздохнула Аня.
— Хочешь, мы останемся ненадолго, — предложил Борька. — Может, не будут ругать.
— Лучше не надо, — сказала Аня. — Они уже не ругают, сердятся только. Вы потом приходите. Дней через несколько.
— Тогда мы пойдём?…
…— Вы бы видели, как мама уговаривала Эльку суп молочный есть! — радостно сказал Вадик, провожая мальчишек в комнату. Борьку он тянул за рукав. — Мы с мамой так насмеялись!
— Она ела?
— Ела, ела! Но вы бы видели, как ела!
Перед входом в комнату Борька остановил Вадика:
— Вадик, а можно мы с Элькой… наедине поговорим?
— Конечно… — сказал Вадик немного обижено. — Я только хомячка с собой возьму, подождите…
Элька сидела на полу и рисовала. На газетке стояла вода, краски, рядом с Элькиным рисунком был ещё один — видимо, Вадика. На рисунке Вадика был нарисован хомяк. На Элькином — тарелка.
Элька посмотрела на мальчишек. Улыбнулась. Она выглядела точно так же, как в первый день — и даже бантики были! И даже грязь на лице — правда, не совсем грязь, а акварель… Но в то же время она выглядела совсем по-другому! Борька не сразу понял, в чём это отличие. Он осмотрел комнату. На спинке стула висели красный Элькин рюкзак и неопределённого цвета рюкзак Вадика. На клетке хомячка расположилась знакомая кепка… Складывалось странное впечатление, как будто они к Эльке в гости пришли. И даже не просто в гости к ней. В гости к семье.
И Борька понял — Элька впервые хорошо вписывалась в эту обстановку! Да и сама она казалась домашней, что ли…
— А мы тут всё реальность отражаем… — протянула Элька. — Присоединяйтесь! Ты, Борька, нарисуешь меня. А ты, Петька, будешь перерисовывать то, что нарисовал Борька. А потом всё это войдёт в историю…
Борька нахмурился.
— Ты про Аню знаешь?
— Знаю, — сказала Элька. — Вы только Вадику не говорите ничего, ладно? А в этой тарелке мы нарисуем… тоже хомяка.
— Как ты можешь оставаться такой спокойной? — возмутился Борька.
— А про наши способности ты тоже знаешь? — поинтересовался Петька.
— Какие ещё способности? — спросила Элька, не отрываясь от рисунка. — У вас ещё и способности имеются? Ну-ка, ну-ка…
— Да про твои наши способности! Слышать всё! Говорить как угодно! — наперебой говорили мальчишки.
— А, это… — спокойно сказала Элька. — Значит, получилось. А вот лапа у хомяка что-то совсем не получается. Борька, помоги, а?
— Что значит — получилось?
— На расстоянии превращать…
Нет, Борька тогда вовсе не хотел ссориться с Боруэллой. Просто день был какой-то странный — сначала способности пропали, потом Аня… А Эльке хоть бы хны. Наверное, он всё-таки плохо ещё знал Эльку, и не понимал, что она тоже переживает — может быть, больше, чем все остальные.
Борька это поймёт, но не сейчас — когда уже будет поздно…
И Элька тоже не хотела ссориться с Борькой. Она даже собиралась сказать ему, что не собирается быть каким-то неизвестным туманом, а будет жить здесь, у Вадика… Но то ли у неё хомяк в тарелке очень уж не получался, то ли молочный суп дал о себе знать, и…
И получилась ссора.
Громкая, большая.
Борька кричал, что Элька никого не любит, что ей все безразличны…
А Элька кричала, что раз так, то пусть её превратит обратно, раз он так считает.
А Борька кричал, что первое превращение — это было вообще досадное недоразумение.
А Элька кричала, что он всегда её неправильно превратить пытался. Что это никакое не превращение, это придумывание. И что Борьке нужно просто придумать, какой она была раньше, а Борька этого делать не хочет.
А Петьку и Вадика (Вадик всё-таки зашёл в комнату, потому что всё равно крик по всей квартире) они не слышали.
— Ты и придумывать не умеешь! — кричала Элька. — У тебя фантазии хватило только на то, чтобы придумать какую-то мелкую девчонку!
— Да как я могу придумать, — сказал Борька спокойно, но обидно. — Как я могу придумать то, чего вообще нет?
И ссора — нелепая, глупая, никому не нужная ссора, моментально прекратилась.
Потому что не с кем было ссориться.
Элька исчезла.
Моментально.
Не было никакого тумана, ни странных голосов, ничего.
Как будто её никогда и не было вовсе…
Только висел на стуле красный рюкзак да зелёная кепка на клетке хомячка…
— Элька! — закричал в отчаяньи Борька.
— Элька! — позвал Петька.
— Элька! Элька! Элька! — заплакал Вадик…
10. День признания
Я не буду скрывать, что мне всегда хотелось народного признания. Нет, не совсем всегда, конечно. Раньше, когда я ещё не была Элькой, а была непонятно кем, мне и собственного признания хватало. Ни одно событие, случавшееся со мной, не проходило мимо меня.
А как стала Элькой, так подавай признания чуть ли не каждую минуту. Первый раз я поняла это, когда написала сочинение про море. Я вроде бы его совершенно честно написала, но так хотелось, чтобы Борька похвалил! И он сказал, что я — поэт. Он это правильно сделал.
Но в тот день…
В тот день я сама встречала Вадика из школы.
Аня дала мне ключи от дома (нацепила их на шнурок и повесила мне на шею. Странный пояс, который выпрямлял мне осанку, проснулся, буркнул: «Конкуренция…» и снова замолчал). Эта тяжесть прилично прижимала меня к земле, но я не сопротивлялась. Только сказала Ане, что этот ошейник носить не буду.
— Можешь оставаться дома, глупый ребёнок, — сказала Аня.
Дурацкая привычка у Ани появилась! Зачем она меня глупым ребёнком называет? Она что, не в курсе моих огромных интеллектуальных способностей?
Я её об этом как-то спросила. А она говорит:
— Вот глупый ребёнок, конечно, я в курсе!
Не знаю, что с ней делать? Но она это так необидно говорит, что сердиться не хочется. Я только говорю:
— Сама ты глупый ребёнок.
Но, по-моему, как-то это не внушительно звучит…
Так вот, в тот день мы с Вадиком случайно проходили мимо того детского садика, куда бесконечно добрые родители Борьки меня безжалостно запихнули.
Вадик показывал на окно, где раньше была его группа, когда в нашу сторону помчалось множество детей.
— Элька! — кричали все они.
— Элька! Это же Элька!
— Элька! Ура!
Сначала я не на шутку испугалась. Вадик тоже. Это были не только дети из той группы, в которой я тогда оказалась. По-моему, там был весь садик…
За детьми неслись, но не поспевали, воспитательницы, нянечки, повара, заведующие, директора школ, телеведущие… А может, только воспитательницы. Не помню.
И все эти дети радостно набросились на меня, стали обнимать, дёргать за бантики и спрашивать, почему это я не приходила.
Подбежала воспитательница со словами:
— Ну наконец-то!
Она мне объяснила, что дети требовали моего возвращения и не понимали, почему это я не прихожу. Они думали, что это развлечение от них никогда не уйдёт.
После того, как каждый из детей прокричал, что им показать, я пригласила их в гости. Не знаю, зачем. А они не просто согласились, а радостно побежали в нужном направлении. Вадик только успел сказать:
— Ой…
По дороге к Аниному дому дети спели мне странную, очень странную песню. Последний раз я её уже слышала давным-давно. Не знала, что она до сих пор пользуется популярностью… Но в такой обработке я её слышала впервые. И, похоже, они её репетировали раньше. Хором. Пели они вот что:
- Родители плачут:
- Пропал аппетит у детей.
- Висят объявленья:
- Найдите нам Эльку скорей!
- Быть может, она в другой группе сидит,
- И к нам приходить не хотит!
Дома я рассказывала детям сказки, показывала всё, что они просили, и даже читала про них стихотворения, сочинённые на ходу. Каждое новое четверостишие они встречали диким визгом. Я назвала эти стихотворения «Детсадовскими страстями»:
- Была причёска в стиле «ретро»,
- Но вдруг сорвало бантик ветром!
- Пусть будет лучше в стиле «нью»
- И прицеплю сандалию!
Не уверена, что они в этом что-то поняли, но радовались очень.
- Есть у меня моя машинка,
- Я постоянно буду с ней.
- О, нянечка, ты не в тарелку,
- А в кузов супчику налей!
Эта тема была им, видимо, ближе, потому что они застучали ногами, а кто-то закричал: «Супчику, супчику!»
Еды в больших количествах у Ани не было, поэтому я поспешила прочитать следующее четверостишие:
- Я был уживчивым, воспитанным ребёнком,
- Но в группе появился Кучин Ромка.
- Теперь хорошим будет он,
- Вот только дожуёт картон!
Когда дети уходили, воспитательница сказала мне:
— Ты для нас — настоящая находка. Если бы ты могла приходить в садик хотя бы раз в неделю… Дети тебя так полюбили!
И я пообещала, что буду приходить.
И засыпала в этот день, улыбаясь. Да ещё и Борька перед сном позвонил… Так хорошо поговорили!
А рано утром приехали Анины родители.
Мы с Аней так устали от возни с детьми, что не успели привести квартиру в порядок…
Когда родители открывали двери, Аня услышала и спрятала меня в шифоньер.
Я сидела там и слушала, как ругают Аню. И ничего не могла сделать. Потому что так было бы ещё хуже…
Потом, когда Анины родители решили отоспаться после дороги, Аня незаметно провела меня к выходу.
— Иди к Вадику, — шепнула она.
Мне было ужасно стыдно. Ведь это я привела детей, всё из-за меня…
— Аня, я… не специально…
— Беги уж, глупый ребёнок. Я на тебя совсем не сержусь. Мы друзья. Ясно?
И щёлкнула меня по носу. Может, именно поэтому у меня в носу защипало… И я сказала:
— Ясно.
Я бежала к Вадику этим холодным осенним утром. Летели желтые листья, я на бегу подхватывала их, и воздух этим утром был странный такой… Он оставался в груди и никак не хотел вырываться наружу. И мне думалось: «Неужели вот так вот — постоянно? Постоянно всё заново?»
Двери мне открыли Вадик с мамой.
Я сказала:
— Я к вам.
И Вадик спросил:
— Навсегда?
А я почему-то ответила:
— Навсегда.
ЭПИЛОГ
…Как давно это было! На самом деле прошёл, наверное, всего лишь месяц, а мне кажется, что год. Или даже больше.
Теперь я не была человеком, и быть туманом было невыносимо сложно. Потому что я была Элькой. Боруэллой. Смешной девчонкой с бантиками…
Я хотела вернуться, но не смогла — Борька меня больше не мог видеть. Тогда, от обиды, я улетела сразу же. Потом вернулась к Борьке и долго летала перед ним. Он меня не видел.
И Петька не мог видеть. Никто не мог. А к Вадику я лететь боялась. Потому что это было бы невыносимо!
И я улетела из города.
Что мне оставалось делать?
— Вы везде искали?
— Везде…
— Надо громкоговоритель купить.
— У нас есть громкоговоритель дома… — сказала Аня.
— Кстати, как твой домашний арест?
— Отменили. В гости пришли дети из детского садика, и родители поняли, откуда такой разгром был.
— Это хорошо.
— Хорошо, только я бы всё время на домашнем аресте была, если бы это помогло Эльке вернуться!
— Я тоже…
— И я…
Я улетела туда, где было совсем тихо.
Там постоянно падал снег, всё было белое-белое, и мне казалось, что меня совсем нет на свете. Это было так страшно!
Но я привыкла.
Я вспоминала всё, что случилось со мной за эти несколько дней.
И мне было одновременно весело и грустно.
— Почему она не прилетает? — постоянно спрашивал Вадик. — Когда же она вернётся?
— Когда-нибудь обязательно вернётся. Вот увидишь, — говорил Борька. — Прошло всего две недели.
— Прошло целых две недели…
Я хотела записать всё то, что со мной случилось в последнее время… Смешно, но и записывать что-то теперь я тоже не могла.
— Я придумал!
— Что ты придумал, Вадик?
— Нужно ей писать письма! Мы их напишем и расклеим на своих окнах, чтобы только Элька прочитала!
— Ух ты, здорово!
— Только пусть все пишут!
— Ура!
А однажды я решила попутешествовать. Хотя кто знает, может, это было во сне… Я нашла то самое море. Серебристое.
На берегу сидели двое мальчишек и просто смотрели, как плещутся волны. Один из мальчишек был тёмноволосый, давно не стриженый. Чуть раскосые глаза. Он смотрел на серебристое море, и будто бы улыбался. Хотя никакой улыбки видно не было.
Вдруг он увидел меня…
Увидел!
Обрадовался, достал из кармана какой-то листочек и замахал им.
Я почему-то ужасно испугалась и тут же улетела.
Сколько я ни искала это море потом, но его больше не было…
Вадик разложил перед собой письма. Ну вот, надо только дописать ещё несколько, и можно приклеивать их на окно. Все сказали, что займутся этим завтра, но Вадик торопился. Ему казалось, что нельзя упускать ни минуты…
Элька, здравствуй. Извини меня, пожалуйста. Я не хотел. Возвращайся, мы все тебя очень ждём.
Борька
Привет, Врулька! Куда ты умчалась, глупый ты ребёнок? Я про тебя рассказала родителям. Правда, не рассказала, кто ты на самом деле, ты не обижаешься? Когда всё рассказывала, что напроисходило, они так смеялись! Мы так тебя ждём! Когда же ты вернёшься?! Мне теперь все эти возникающие фразы так неинтересны! Один раз возникла, чтобы я пришла по адресу какому-то. Я так бежала, думала — там ты! Упала даже, так бежала. А оказалось, там бесплатно мороженое раздают. Сплошное расстройство. Вадик каждое утро прибегает — думает, что ты ко мне прилетишь сначала. Если ты вернёшься утром ко мне — представляешь, как он обрадуется! Элька, нам всем ужасно плохо. Борька почти перестал учиться. Петька пытается на него влиять, но не очень получается. Потому что он тоже почти перестал учиться. Они тебя ищут. Приходи, Элька!
Аня
Элька, ты где?
Вадик
Здравствуй, Боруэллочка! Боря нам сказал, что ты уехала. Как жаль! Он сказал, что будет писать тебе письмо, вот и мы решили присоединиться. Мы так тебя ждали в гости, да ты и обещала прийти. Мы купили большую коробку конфет, и она тебя дожидается! Боря говорит, что ты должна скоро приехать. Непременно ждём тебя в гости!
Родители Бори
Элька, где же ты???
Вадик
Привет, Элька! Ну, без тебя совсем неинтересно! Давай назад!
Петька!
Элька, к нам пришёл на танцы ещё один мальчик. Хореогаф говорит, что он талантливый, только ничего не умеет пока. Она говорит, что ты будешь с ним работать в паре. Она всё время спрашивает, почему ты не идёшь. А Вика на танцы вернулась. Почему ты не приходишь???
Вадик
Элька, здравствуй! Тебя все очень ждут, и я тоже. Мне на Вадьку в последнее время смотреть больно. Ты же серьёзный человек, поэтому я буду говорить, как есть. Ребята просто с ума сходят. А Вадька к тебе так привязался, просто слов нет. Ты нам всем очень дорога. Вадька спрашивает — мам, это всё мне приснилось? А я ему говорю, что всё было на самом деле. Как же иначе? Элька, ты теперь — наша семья. Если ты по каким-то причинам не можешь вернуться, если тебе нужна помощь — хоть дай о себе знать! Недавно ходили покупать тебе кровать. Вадька хоть на какое-то время просветлел. Аня и мальчики его как могут утешают, но они и сами примерно в таком же состоянии. Ты возвращайся.
Мама Вадикаи, надеюсь, твоя мама тоже
Элька!!!
Вадик
И вдруг в какой-то момент я решила вернуться. Не навсегда, а просто проведать их всех ещё раз. Посмотреть издалека и улететь — теперь уже насовсем.
Был вечер
Я заглянула в Борькино окно. Они с Петькой сидели на диване и рассматривали какую-то книжку. Всё так, как будто меня никогда и не было…
Спелись.
И забыли обо мне…
Я не стала прислушиваться и полетела дальше.
— Смотри, а на этой фотографии Эльку из-за гриба почти не видно!
— Великанша. Здорово мы тогда в лес сходили, правда?
— Где только сейчас она, интересно…
У Ани в гостях тоже была подружка.
И зачем я вообще возвращалась?
Теперь всё.
Пора улетать…
Но всё-таки я решила напоследок взглянуть на Вадика.
— Ясик с Артёмом пытались передать письмо, но у них ничего не получилось… Элька почему-то улетела.
— Может, они ещё раз попробуют? — спросила девочку Аня.
— Они попробуют, конечно же, попробуют!
Вадик сидел за письменным столом и что-то писал.
Вряд ли он готовился к школе. Он брал чистый лист, писал на нём несколько слов и откладывал в сторону. Снова брал чистый лист.
И мне так захотелось, чтобы он меня увидел!
Очень захотелось!
И ещё захотелось полететь обратно к Борьке и Петьке!
И к Ане!
Пусть они дружат с кем угодно, но пусть и я буду рядом с ними!
Хоть немножко!
Ужасно волнуясь, я влетела через открытую форточку и приблизилась к Вадику.
Вадик остановился, будто задумался над чем-то.
Вдруг он вжал голову в плечи и, не поворачиваясь, прошептал: «Элька…»
И тогда я сказала ему: