Верь, бойся, проси… Шабель Аланд

Уже под утро Осин пришёл в себя и первым делом застонал от боли. Боль была везде, болело всё, что могло болеть! Руки, ноги, лицо, рёбра! Потом он скинул, хватило силёнок, с себя чьи-то ноги в дурнопахнувших ботах, кое-как присел и долго приходил в себя.

Когда его повели на выводку в туалет, он потребовал кого-нибудь из оперов, следователей или дежурного офицера, за что получил профилактический допудар по почкам и бесплатный совет не выступать без аплодисментов.

Наконец, во второй половине дня ему удалось привлечь внимание дежурного капитана. Он представился, продиктовал номер их отдела, отдельно номер начальника оперов и попросил дозвониться. В противном случае разбирательств и санкций не избежать, он всё-таки опер горотдела, а тут нарушений не на одну статью, так, зачем усугублять? Дежурный проникся и побежал советоваться с начальством, то выслушало и, подумав, решило подождать до вечера. Его зам едет по делам служебным в город, в свободную минуту заскочит в этот отдел и всё разузнает, а там решим по результату. Единственное улучшение для Осина состояло в переселении с пола на скамью, самый краешек которой освободился. Туда он, кряхтя и постанывая, ввинтился и затих, ожидая дальнейшего развития событий.

Звонок о пропаже опера неприятно поразил Климкина, звонил их начальник, майор Бреев, срочно приглашал зайти к ним. Выяснилось, последний звонок от агента поступил с вокзала, на этом всё, бесследно исчез. Связь пропала, дома не появлялся, на службу не пришёл! Может, Климкин объяснит, что за объект такой роковой, коли даже опытные опера испаряются словно спирт из мензурки!

Климкин честно поделился немногими знаниями о даме в чёрном. Предупредил о возможных связях оной. Уж слишком уверенная в себе дама. Вдобавок поделился ощущениями об исходящих от неё опасных флюидах.

— Баба эта, наверняка, гипнотизёрша. Ржача вывела из строя легко! У меня телефон отказал, когда звонить захотел, заработал после её ухода. Непростая баба!

Он немного покривил душой, руки ему она отключила, а не телефон, но шёпот за спиной о дурке после таких заявлений и так обеспечен. А это неприятно очень, зачем усугублять! Про Ржача и телефон пусть плетут что хотят, лишь бы он на обочине с краю!

Рассыпались опера искать коллегу, весь личный состав бросили на поиски. ===!!!!!!!!!!!!

В это время внезапно к Ржезачу зашёл дружище Вронче из транспортной полиции, давно не навещал он старого друга. Тут вот приехал по службе, вопросы служебные закрыл и решил проведать верного товарища, о делах личных покалякать. Ржезач хоть и удивился маленько, но поставил чайник, достал печенье, в пакете развесных конфет и стал слушать майора Вронче о доблестной службе, о второй женитьбе, о покупке лодки с подвесным японским зверем и о многом всяком разном. В самый кульминационный момент рассказа под вкусный чаёк о героическом задержании банды картёжников в поезде дальнего следования Москва-Владивосток, влетел растрёпанный Климкин, схватил какие-то бумаги со стола и опять умчался. Врончев сбился, отхлебнул и поинтересовался, что это следак бегает, как настёганный? Узнав о пропаже опера, удивился, совсем обнаглел этот криминал, давить их надо! Ржач в деталях, которые знал, рассказал об Осине, о внезапном исчезновении. Вот уж скоро как двое суток нет известий, если до завтра не объявится, всё! Выйдет за рамки отдела, проверки, расследования, трясти будут по полной! Ну да что Врончеву объяснять, не новичок в системе, сам всё знает. Тот внимательно выслушав, покивал головой, ну да, ну да, знаю, конечно, и спешно стал прощаться.

Через пару часов, выскочив из машины, Врончев опрометью зарысил к начальнику. После часа тягостных размышлений, офицеры нашли выход.

Пригласили самого пожилого и умного старшину, отдали приказ, в детали не посвящали. Старшина всё понял правильно и только кивнул, мол, будет исполнено.

Уже под вечер дверь обезьянника лязгнула, чуть слышно прозвучало приглашение Осину на выход. Немногочисленная часть бодрствующих сидельцев проводила счастливца равнодушным взглядом и опять завалилась дрыхнуть.

Пожилой старшина вывел его через другую дверь в закрытый двор, подошли к стоявшему там уазику. Старшина открыл дверцу, достал плоскую фляжку и отвинтил крышку-стаканчик, участливо посмотрев на болезного, плеснул и, протягивая ему, произнёс, — намахни чутка, полегчает.

Тот безропотно намахнул и полез в машину, расположился поудобней на заднем сиденье, старшина сел за руль, больше Осин ничего не помнил.

На следующий день мрачный Климкин только ввалился в кабинет, как его тут же вызвонил Бреев и пригласил к себе.

— Парк напротив, знаешь? — без предисловий спросил он следователя.

— Ну, знаю, конечно.

— Сегодня утром там, на лавке, наши пэпээсники нашли Осина.

Климкин похолодел.

— Слава создателю, живой.

Климкин оттаял.

— Только избитый весь, места живого нет. Не помнит ни хрена, сейчас вообще без сознания. Лежит в больнице, я одного нашего поставил дежурить. Как очнётся, нам сообщит, а ты съездишь к нему, покалякаешь, лады?

— Лады. А кто нашёл, с теми поговорить?

— Да без толку. Они его и не узнали поначалу. Валялся на лавке, грязный, в крови весь. Что-то хрипел про уклейку какую-то. Вызвали врачей, те стали спиртом лицо протирать, вот тут и признали его.

Вернулся к себе Климкин в гнетущем состоянии духа, сутуло сел и тяжело задумался. Ночью опять снилась всяческая неприятная бодяга, у жены разболелся зуб, недавно залеченный за деньги. У пацана в школе выкинули дорогой учебник английского из окна. Ох уж эта школа, перпендикуляр им в угол! Надо сходить, а то малолетние бандиты совсем распоясались, сын уже в класс ходить не хочет. На службе с опером этим непонятки, неизвестная баба в чёрном, опасная как змея! Нерадостно всё это, ох как нерадостно.

— Вызову-ка я Трухлову, она эту чёрную привела, значит знает. Надавлю на неё, всё расскажет! Как же я раньше не догадался, вот бездарь! — осенила следователя здравая мысль, и он схватился за телефон.

У Елены Олеговны в это время находился Хана, он приехал вчера вечером и сразу с вокзала к ней. Сейчас они сидели на кухне, пили чай с вареньем и держали совет, как быть и что делать. Конечно от Елены свет Олеговны, как советчицы, толку было мало, скорее информацию от неё Хана получал на уровне домохозяйки, но читал между строк и делал свои выводы, прикидывал расклады по своим возможностям. Его пока не дёргала сила Фаины и её воинства, предоставлен был сам себе и это его устраивало. Имелись мыслишки, но для этого ему надо было выйти на местного авторитета, а у него, как назло, из этих краёв нуль целых минус квадрат, говоря грамотным языком математики.

Вскоре Хана ушёл, взяв запасной ключ на всякий случай, решил прогуляться по пивным, где всегда можно найти кого-нибудь из контингента. Нет, какой-либо чухан ему, конечно, не нужен, но всякие личности мелькают в подобных заведениях, может и повезёт.

По пути сделал звонок Бузому, тот обрадовался, орал в трубку, что ждёт Германа в Тайланде, они с братвой уже пару недель там тайландятся по полной. На вопрос Ханы, есть ли у Бузого в этих местах выходы на авторитетных личностей, ответил, нет. В тех краях у него не на кого выйти с толком, он сожалеет, но не может помочь.

Хотя, советует спросить у Дарьяла, возможно, тот чего-нибудь подскажет, сиделец со стажем, полстраны знает.

Точно, Дарьял! Не медля, Хана набрал недавнего оппонента с малой родины.

Надо отдать должное, тот так был изумлён звонком этого неуязвимого Залётного, что даже через сотни километров Хана ощутил это изумление, и если был хмель у авторитета, то выветрился он чрезвычайно быстро. Хотя, рассудить по правде, любой бы был удивлён, шкалы не хватит! Отправили Залётного туда, куда местные не совались, оттуда не возвращались, один Лихо такой там ужас наводил на всю округу, что вокруг их образовался некий оазис с явным людским дефицитом на несколько километров, да шипит его мерцающая душа плевком на горячем утюге!

А они с Руди тогда ранним утром улизнули не хуже разведчиков. Рыжий провёл какой-то тропой через чащобу, вышли на поляну к мерно рокочущему мерседесу с тонированными стёклами, угнездились и тут же по еле заметной сельской дороге умчались.

Через несколько минут выскочили на трассу, а там после недолгого путешествия их к самому дому доставил неразговорчивый водила в коричневой кожаной кепи, из-под которой видны были только усы и нос. Поэтому и неудивительно, что все в деревне не сомневались в участи Ханы, сгинул человек и всё тут! Особенно горевал мариман Флоцман и неоднократно поминал добрым словом брательника, заступника и душевного парня Залётного!

— Да, Залетный! Умеешь ты удивить! — наконец обрёл связную речь Дарьял, — сейчас-то тебя куда занесла нелёгкая? Всё в приключениях? Ни минуты покоя? Ну не живётся людям спокойно, неймётся им чудным созданиям!

Когда Дарьял вылил все первичные эмоции, разговор пошёл более конструктивный.

Выслушав просьбу Ханы и пару минут подумав, он продиктовал номер некоего Морева Б.А. по прозвищу «Бакен». Пообещал сам звякнуть, предупредить этого Морева.

Ну, а в разговоре, если того не будет, для его окружения может ссылаться на него, Дарьяла. Он убеждён, наверняка помогут.

Выждав час, Хана набрал Бакена, тот, уже будучи в курсе, продиктовал адрес. Сговорились встретиться вечером, в неформальной, так сказать, обстановке.

Буквально через пять минут после ухода Германа в квартире Елены Олеговны раздался уверенный звонок. Та, открыв дверь, увидела знакомую рыжую шевелюру Руди. Как и в прошлый раз, не глядя на неё, он в полголоса проговорил:

— Через пятнадцать минут выйдешь во двор и сядешь в такси. Молча. Без вопросов. Поедешь, куда повезут.

И тут же стремительно запрыгал вниз по ступенькам. Елена Олеговна без лишней суеты, уже привычно не думая, собралась и вышла во двор. Когда такси выезжало со двора, навстречу ей попалась сине-жёлтая полицейская машина с мигалкой на крыше.

Климкин с нетерпением ждал, вот-вот должны сейчас привезти Трухлову на допрос.

За то, что произошло с их опером, должен кто-то ответить, только нужно перестать миндальниать с этими бабами. Он был уверен, Осин пострадал из-за слежки за этой чёрной ведьмой, он на себе прочувствовал силу её чар. Ну, ничего! Сейчас Трухлову он размотает, кто эта такая таинственная в чёрном, выяснит, ну а потом плотненько и ею можно заняться. Каково же было неприятное разочарование, когда наряд приехал пустым. Дома никого не оказалось, соседи показали, уехала незадолго до их приезда на такси неизвестно куда.

Климкин в сердцах шарахнул кулаком по столу так, что удивлённый Ржач поднял голову.

Как раз вовремя, дабы принять летящий двухсотграммовый гранёный стакан на свой интеллектуально невысокий лоб.

Стакан разлетелся вдребезги, на лбу забагровел, словно штамп на чистом листе, исключительно чёткий след. Непостижимым образом рубчатый графин, наполовину заполненный водой, накренясь, проехал до края стола и рухнул на пол, устроив небольшой взрывчик и образовав лужу. Ручки, карандаши, ножницы и всяческая канцелярская мелочь тоже внесли свою лепту в суматоху, разлетелись по всему кабинету, и даже что-то вылетело в открытое окно. Буквально сразу снизу донёсся чей-то добротный мат.

— Это невозможно! — прошептал бледными губами Климкин, — не может стакан летать, а графин бегать вопреки физическим законам.

Бедный Ржач, пошатываясь и держась за красный лоб, поднялся и пошёл, было, к дверям, но заскользил на луже и рухнул, ударившись затылком о край стола. Сильно приложился, от души, дёрнулся и затих.

— Нет! — спазм перехватил горло. У пытающегося закричать Климкина получался не то всхлип, не то хрип. Полупарализованный ужасом он кое-как поднялся и доковылял, соблюдая меры предосторожности, пример Ржача лежал перед глазами, до однокабинетника. Очень осторожно помог тому подняться и усадил на стул. Капитан, морщась, сел, стал водить круглыми глазами по потолку. Чтобы он скорее пришёл в себя, Климкин решил предложить воды товарищу, схватил второй стакан, но воды не было.

Пустой взгляд Ржача опустился на коллегу, увидев стакан в руках палача, он схватился за голову и горестно взвыл, приводя в ужас тех, кто это услышал. Поднявшись со стула и шатаясь на нетвёрдых ногах, он сумел-таки покинуть опасный кабинет.

Климкин не возражал, он сидел в ступоре, душа накинула щеколду, задвинула засов и, повернув ключ на два оборота, уединилась и не встрепенулась даже, когда дверь распахнулась, и влетели рассерженные коллеги, а коллег было много. Одни прибежали снизу, другие из соседних кабинетов, примчался и его начальник собственной персоной, и все начали орать! Орали громко и долго. А он отрешённо смотрел на них, не выходя из релакса, слушал и размышлял о чём-то возвышенном. Он не понимал этих людей, ну чего топтаться здесь в грязных сапожищах, уборщица только пол вымыла, а эти ввалились и развопились! Дела житейские, никчемные, пустяковые, и вообще всё тлен и мишура. При этой удивительно простой и гениальной мысли его искренне пробило на слезу покаяния!

Он всенепременно и немедленно решил поведать о своей неправедной жизни, решил признаться в любви к ближнему и к дальнему, к незнакомым и недругам, даже к коллегам и начальнику! Влетевшие в кабинет злые люди, готовые сказать Климкину о его отчётливой неправоте и, если будет нужда, сделать внушение, но, вглядевшись, умолкали и тихонько покидали кабинет. На них смотрел счастливый человек, сердце его переполняла радость, он улыбался сквозь слёзы, всем кивал и даже обмочился, видимо, по причине переполнявших его чувств.

Брееву, начальнику оперов всея этого отдела, сообщили о пришедшем в себя Осине. Быстро схватив машину, тот помчался в госпиталь, нужно как можно быстрее из первоисточника услыхать всю подноготную.

Приехав, он сразу кинулся в палату, у дверей дежурил друг и коллега Осина, поэтому зашли вдвоём. Медсестра предупредила, что больной очень слаб, времени минут десять, не больше, и вышла.

— Дружище! Кто тебя? Что помнишь? Как было?

Повреждённый слабым голосом стал рассказывать. Поначалу всё шло логично, до той станции, где вылезла эта тётка, а следом за ней и он.

— Как ты говоришь, она называется?! Уклейма! Какая Уклейма? Разделочная?!

Бреев задумался, посмотрел на здорового коллегу, тот недоумённо пожал плечами.

Дальше больной понёс такое, что оба сотрудника из его родного отдела только переглядывались. Бреев уже и не пытался записывать. Да и писать бредятину про харчевню «Весёлые ужимки», что на вокзале, про акульи бутерброды, про рыжего мазурика у бочки с пивом под названием «Пиво жёлтое ослиное» было неразумно.

Также про диковинные названия улиц, переулков, про дома с пятизначными номерами, да и про коллег из транспортной полиции, которые его просто так избили. Мало того, что избили, так ещё и затащили в темницу сырую с плакатом у входа «Для орлов молодых». Всё это отражать в рапорте как-то не хотелось. При этом горе-опер категорически не помнит, зачем его туда понесло и как оттуда вынесло.

Сочувственно попрощавшись, пожелав скорейшего выздоровления, при этом сильно в душе сомневаясь в благоприятном исходе, сотрудники покинули палату в мрачном недоумении. По приезду в отдел Бреева неприятно поразили ещё одной новостью, — Климкина увезли в дом «скорби и печали», мужик уверенно спрыгнул с ума на виду у всего коллектива.

Елену Олеговну привезли на карьеры и велели погулять пару часов. Если никто не подойдёт к ней за это время, пусть спокойно ждёт, за ней приедут. Сказав это, водила развернул такси и уехал.

Привыкшая безропотно подчиняться Елена Олеговна пошла прогуляться. Поднявшись на песчаную сопку, она замерла в восхищении — далеко внизу зелёным кратером виднелось огромное глубокое озеро. Несмотря на хорошую погоду, народу было мало, тусовалась группа молодёжи на велосипедах, несколько рыболовов, да деревенский мужичок, он же козий пастух с выводком подопечных двурогих стадом с десяток.

Козы с удовольствием прогуливались по песчаным горам, жевали колючую траву, пастух с аналогичным удовольствием возлежал на мягком песке, посасывая пивко из полторашки. Идиллия полная!

Сколько же лет она не была здесь, точно и не сообразить. Вот, что значит вдали от города, почти двадцать километров, здесь потому и не изменилось почти ничего.

Всё такой же свежий воздух, нет такого движения как в городе. К карьерам вела пыльная сельская отворотка в пару километров. Трасса же асфальтовая была оживлённая, но сюда мало кто заезжал, в основном пролетали мимо. Чуть дальше вдоль Волги шли изумительные сосновые боры, вот там и кучковался отдыхающий от городской пыли и стрессов народ.

Гуляя и любуясь, Елена Олеговна не заметила, как пролетело время, вот и машина та же самая подъехала, жёлтая в шашечках, таксист вылез и призывно машет рукой. И вдруг она впервые за много дней почувствовала голод. До этого и не замечала, что в тарелке на завтрак, есть ли обед, всё машинально, как механизм неодушевлённый. А вот погуляла на природе, как будто чуть отлегло на душе, боль головная ушла куда-то, и сердце железная лапа не сжимает.

Почему Бакен? Хана примерно понял, когда подъехал к дому авторитета. Ухоженный особнячок стоял на самом берегу небольшой гавани с деревянным пирсом с привязанными по обе стороны лодками, катамараном, гидроциклом, парой катеров и даже небольшой яхтой. А на выходе из гавани в реку качался на волнах огромный красный бакен, помигивая то зелёным, то синим цветом. Особенно впечатляло это зрелище вечером и ночью.

У ворот стояли несколько машин, видимо, у Бакена были гости, но Хана приехал ко времени условленному и поэтому без смущения вошёл в приоткрытые ворота. Не успел сделать и несколько шагов, как к нему устремились пара дюжих бронелбов в безукоризненно отглаженных костюмах, ещё один нарисовался, не сотрёшь, у дверей особнячка. Хана остановился в метре от этих здоровяков и внимательно стал смотреть, и внимательно приготовился слушать. В отличие от этих ходячих манекенов, одетый в простые джинсы и ветровку он, однако, не испытывал комплекса и смело смотрел в глаза этим быкам. Тем это явно было не по характеру, они привыкли к боязни и почитанию, а тут какой-то овощ, ниже каждого из них на голову, осмеливается смотреть на равных!

Демонстрирует таким самым наглым образом пренебрежение к страху и полное отсутствие уважения к стрельцам, да не простым, а приближённым к самому хозяину!

— Слушаем вас? — пророкотал тот, который выше всего на полторы головы.

Второй, это который выше на две головы, согласно кивнул, мол, действительно, слушаем.

— Мне бы к хозяину, — мирно произнёс Герман, всё-таки люди на работе, он их понимает.

— Тебе назначено?

— Бакену скажи, от Дарьяла привет ему, — проявился Хана. Так до завтра можно стоять, время терять, а он этого и в мыслях не держал.

«Костюмы» смерили его ещё раз недобрыми взглядами, потом один направился к стоящему в дверях, вполголоса кратко переговорил, и, возвернувшись, гостеприимно, но без душевной теплоты произнёс, — проходите, вас ждут.

Когда Хана увидел Бакена, еле удержал улыбку, хотя Дарьял и предупреждал его о неком пунктике своего лепшего корефана, но тем не менее… Полненький мужик чуть выше среднего роста сидел в кресле во главе стола в окружении джентльменов в галстуках и с безупречными манерами. На хозяине же была порванная тельняшка, на загорелой шее златая цепь с огромным якорем, в зубах боцманская трубка, на голове капитанская морская фуражка ещё царского образца.

Мимо боцманской трубки, которую он посасывал вхолостую, вылетал отборный боцманский мат, заменяющий все, даже самые невинные слова. Наверное, шло какое-то деловое совещание, и повестка дня, видимо, не совсем устраивала хозяина, ибо в воздухе висела его матерщина такого смыслового сплетения, что дохли мухи, а любимцы — пара Гиацинтовых Ара, попугаев из Боливии, спрятались в расселину экзотического бревна, лежащего за бамбуковой рощицей.

— Вертел на… , и … хотел! На… , надоели как … кашалотов! Всё! … к … матери и … вам всем оптом и каждому!

В этот кульминационный момент появляется Хана, благодарные ему джентльмены, вытирая вспотевшие лбы и шеи накрахмаленными и благоухающими платками, покидают огромную совещательную и гостиную в одном флаконе.

Кивнув и показав на освободившееся кресло, хозяин выскочил из-за стола, помчался к зеркальному бару, схватил бутылку Лизини Брунелло ди Монтальчино 2007 года, дорогущего красного элитного вина. Звякнул большущий фужер, полетела выплюнутая пробка на мармолеумный пол. Сытенькое пузо, рваный тельник, изгрызенная трубка в зубах, семейные трусы до колен, на голове фуражка…  — вид был у дружбана Дарьяла весьма колоритный. Герману свет Валерьичу пришлось приложить немалое усилие, дабы не растерять деликатность и не улыбнуться. Хотя хозяину это было, похоже, до кренделей. Высосав фужер в один присест, он уставился на Хану.

Услышав тишину, из глубины вольера вылезли килограммовые красавцы попугаи. В метр ростом каждый, заскакали по насестам, по крупным веткам фруктовых деревьев, по брёвнам, там ещё и другие брёвна торчали из немалого бассейна, которого хватило бы для содержания гавиала. Если бы Хана знал, сколько отвалил зеленых за каждого Ару их хозяин, он бы точно сейчас расхохотался, убедившись в догадке — перед ним больной всем организмом! Расхохотался бы и ушёл. Но незнание облегчает понимание! Иногда.

— Итак, молодой человек, излагай, я весь внимание!

Хана, довольно связно и кратко, обрисовал ситуацию. Попросил помочь парню, насколько это возможно поддержать в хате, на крайняк. Сидит в местном СИЗО, ждёт суда, но дело внаглую пришито. Улик мало, вот и хотят его по полной запрессовать до сознанки.

— Вот козлы… , опарыши… ! … продажные, … , … ! … , … ! Я же знаю, как … , … , … ! Ну, … , ладно, я их … и вдогонку… на болте этих беспредельщиков!

Хана с уважением смотрел на этого мастера непечатного словца, попугаи опять попрятались. Полный эмоций Бакен вскочил и опять наполнил фужер красным элитным, выпил и от души хрястнул оным об какую-то статую! Посыпались дождём осколки фужера, слава прочному фарфору, статуя трещину не дала!

Немного угомонившись, хозяин схватился за сотовый. Через короткую паузу посыпалась привычная солёная матерщина, разбавленная феней, или наоборот.

Размахивая рукой с трубкой а ля кэптен, импульсивный Бакен, явный холерик, умчался через цветочную оранжерею во двор, но и оттуда хорошо были слышны его виртуозные речевые изыски.

Потом тишина пару минут, затем внезапно,

Это, довольно громко, заорал рингтон на трубе хозяина. Хана только головой покачал.

Видимо, не вытравить из Бакена даже с годами любовь к народному творчеству!

— Узнал я про этого парня, — наконец появился авторитет, — сидит в хате, их пока с десяток, на сегодня там спокойно. Тит там смотрящий, знакомец мой. Ему передадут от меня маляву, присмотрит за порядком. Он ходок опытный, скумекает враз, если что.

— Спасибо, Бакен.

— Да ладно, было бы зачем. Дарьялу привет!

Обменявшись телефонами, дружески попрощались. Хозяин звал на вечерний шашлык, но Хана смог убедить его, не обижая при этом, в невозможности своего присутствия в данное время, а вот в будущем, если предложение в силе останется, с удовольствием. Бакен заверил, останется в силе.

Вечером за ужином Хана обратил внимание на некоторое оживление дальней родственницы. И ужин, что она сотворила, удался вполне, и разговор получился более живой, не такой тусклый да вялый, а повеселей, с надеждой на лучшее.

Елена Олеговна рассказала про карьеры, правда, никто не подошёл, зато нагулялась там, молодость вспомнила, отдохнула. Хана про себя усмехнулся, не просто так её туда отправили, Фаина зря ничего не делает, но ничего объяснять не стал.

Глава XII

Брюнетка с роскошным хвостом иссиня-чёрных волос не особенно и спешила. Цокали каблучки, мелькали стройные крепкие ножки, иногда она оборачивалась, и Кроиле чудилась её испуганная улыбка, растерянное лицо. Это распаляло его ещё сильнее, он — большой двухметровый монстр, зверь, в похоти своей беспощадный, ловкий и мощный! Впереди же маячила ладная фигурка чернявой, всё в ней было по вкусу преследующего её хищника, особая женская гибкость и округлость, подчёркнутая быстрой ходьбой. Милая мордашка, чёрные колготки, блеснувшие слезинки в её глазах, всё было, как он хотел, как мечтал найти её вот именно такой, сделать своей и только своей!

Он даже не ускорял прыти, чувствуя свою власть и наслаждаясь беззащитностью жертвы, растягивал удовольствие от предстоящего финиша, крался за ней бесшумно, вырастал тенью за её спиной, как только она отворачивалась. Казалось, каменистый туннель никогда не закончится, но забрезжил, наконец, красный свет, побежала быстрей всхлипывающая красотка, будоража воспалённый мозг и отключая в нём последнее человеческое, и он уже не замечал в вожделении своём изменений, происшедших очень быстро. Вылетев из туннеля в обширный зал, в круг, освещённый огнём огромного камина, хищник вдруг остановился, инстинкт подсказал! Он быстро пришёл в себя, увидел несоответствие, оно не помещалось в его сознании. Большие чёрные шероховатые плиты под ногами простирались далеко в необъятную глазом темноту зала, и всюду за границей света от пары факелов и каминного огня окружал мрак и холод. Преследователь почувствовал некое беспокойство и стал озираться по сторонам, стараясь осмыслить окружающее.

Туннель пропал, жертва, им намеченная и в один момент страх потерявшая, спокойно стояла у огромного стола и протягивала какие-то бумаги важному господину.

Что господин важный, Кроила почувствовал сразу.

— Вот досье на этого урода, пфальцграф.

Мужчина в безукоризненном строгом чёрном костюме, взяв бумаги, стал читать.

Всё это действо происходило в тишине и весьма деловито. Озадаченный охотник на девушек понял, что-то не так, его не боятся, не воспринимают! Причём никак! Это надо пресекать хирургически больно, чтобы не было потом мучительно стыдно!

н напружинился, готовый к прыжку, удавобарс, тигрокрыс, зазмеились в душе свирепые красные языки ярости, забился в нетерпении злой пульс, а с клыков брызнула ядовитая слюна…

Удар плёткой был нанесён мастерски, сбил с ног, рассек до крови плечо, враз охладил ярость и выбил чувственную дурь.

— Даже и не думай, мразь!

Красотка произнесла это лениво, но очень убедительно, сворачивая в кольца плеть. Спортивная красотка такая, хлёсткая!

— Тэк-с, Михаил Людвигович Ищук. Сорок один год коптит на грешной. Образование самое среднее. Работал сантехником, потом приёмщиком стеклотары… ага! Выгнали за систематическое пьянство. Так, дальше. Приставал к несовершеннолетней соседке с гнусными предложениями, отец девчонки сломал ему челюсть (молодец мужик!). Год в ИТК за мелкое воровство. Сейчас безработный. Прозвище Кроила.

— Несомненно наш клиент, пфальцграф, немного осталось.

— Последний эпизод — лжесвидетельство. За тысячу долларов, полученных от семьи Залоцких, пошёл на оговор невинного человека. Тот сейчас под следствием, сидит в СИЗО. Из тысячи иудиных серебряников пропить успел одну двадцатую часть, остальные украли пока пьяный в подъезде валялся половиком пыльным. Мда… абсолютно никчемный куль дерьма, ни выпить, ни украсть! Вполне уверенный кандидат на дыбу, или на крюк под рёбра, но только в данном случае не возрадуешься, абсолютно никакой борьбы за эту мелкую душонку!

— Вы совершенно правы, пфальцграф, полное ничтожество.

В дополнение удар плетью по ничтожеству, оно жалобно хрюкнуло.

— Как бы вы поступили с ним, коллега? — тон пфальцграфа был ровным, немного задумчивым.

— В котёл его! В масле кипящем, пусть поварится немного, глядишь и поумнеет!

Из темноты стремительно вынырнул коричневый в наростах рогатый и со стреловидным хвостом, красноглазый трёхметровый ужас. Тотчас одна из огромных плит, сделав оверкиль, явила огромный котёл на пышущем жаром костре. Рядом с клокочущим котлом, с трезубцем в клешнях, сновал подобный парнокопытный ужас с таким же зазубренным хвостом, поддерживая огонь. Эта пара вселяла такое дикое безумие, что Кроила, не помня себя взвился ввысь и попытался удрать любым способом, пусть даже по воздуху.

Удары плетью и трезубцем пресекли изначально попытки этого потерявшего рассудок существа, потом добавили ещё копытами. От хищного монстра неукротимой мощи остался лишь жалкий скулящий сгусток плоти с блестящими глазами полных страданий и ужаса.

— Коллеги, погодите-ка. Может, дадим ему шанс?

Из темноты появился ладный рыжий парень, присел над сгустком.

— Тебе нужен шанс?

Сгусток заморгал отчаянно глазами. Да! Да! Нужен, только дайте.

— Ну, хорошо. Ты знаешь что делать. А для напоминания оставим тебе памятку, с ней не забудешь.

Из глаз брызнули слёзы благодарности, снизу прорвалась облегчительная струя и стало на миг совсем легко и хорошо. Он не будет кипеть в котле! Он будет жить…

Боль пронзила голову и мозг, Кроила погрузился в спасительную пелену забытья.

* * *

Утро следующего дня принесло Михаилу Людвиговичу неприятные ощущения.

Почему-то он проснулся на грязном полу, с головой закутанный в простынку, зато на его кровати увесисто храпел весьма неопрятный клошар в чоботах. Клошара все местные называли Чёколом, он на все обращения к нему отвечал одинаково — чё?

На столе в блюдце десятки сморщенных окурков, пластиковые стаканчики, пустая бутылка и раздавленная в кровавое пятно помидорина. Кроила мрачно оглядел остатки былого пиршества, ни мосола, ни рассола, ананасов тоже йок! Рёбра вопили о покое, суставы скрипели при каждом удобном случае, на плече выла и терзала рану злобной крысой багровая отметина.

В общем, болело всё, что может болеть. И хотя вроде это было ночное сновидение, но явно не эротического характера, после эротики так отвратительно организм себя не чувствует.

— Слышь ты, низменное! — заорал на клошара хозяин.

— Какого хрена развалился на моём ложе, вставай ты, портянка закорузлая!

Проснувшись от доброго пинка в область таза, Чёкало открыл, наконец, глаза. Обшарив ими комнату и сфокусировав зрение, обнаружил хозяина, — ты чё?

Но всмотревшись, замахал в панике руками, как бы отгоняя наваждение и тут же захрапел.

— Ну, гад! — взъярился весь больной Ищук, — щас ты у меня глиста поизвиваешься!

Он бросился в ванную, где, кроме унитаза без сиденья, зеркала и сидячей ванны, была ещё холодная вода и мусорное ведро. Схвативши его, он вознамерился было набрать воды, да похолодней, но мелькнувшая в зеркале чья-то страшная образина заставила его онеметь на целую минуту.

Через минуту, подкопивши мужества, он робко приблизил лицо к зеркалу. Между ржавым пятном и свернувшейся амальгамой оно уместилось.

То, что отразилось, повергло в шок и уныние, а главное вернуло память. Он вспомнил свой ужасный сон, кипящие котлы, страшных сакральных рептилоидов кошмарной кровожадности и адски привлекательную брюнетку.

Потом вспомнил про рыжего и про шанс, который ему дали. Хорошо, что это всего лишь сон, пусть кошмарный, но сон…

— А-а-а-а! Ву-ву-ууу-у, — взвыл Кроила отодвинув чёлку и увидев в отражении выжженный во весь лоб дымящийся котёл! Не сон значит! Он понял, что надо делать, причём не раздумывая! Опрокидывая всё на своём пути, ломанулся, кривясь от боли и скрипя сочленениями этакой проворной гиеной вон из квартиры.

Следователю, заменившему Климкина, снизу позвонил дежурный. Не сразу, но ситуация прояснилась. Ворвался истерик с чашкой кофе на лбу, требует Климкина. Кричит о желании сознаться в чём-то. Вы, мол, вместо этого сошедшего с разума чудака, вот и разруливайте эпизод. Кофе? А, да! Чашка дымящегося кофе на лбу у него, багровеет словно тавро, больше не знаем про него ничего!

* * *

Маляву Титу, действительно, переслали быстро, тот прочитал и задумался. «Дылда», так прозвали Антоху в камере, уважения не вызывал, хотя местное радио донесло — парень не при делах, навесить на него хотят срок по статье серьезной. Будут прессовать, это, несомненно! Тит эти заморочки ментовские подлые знал не понаслышке, сам в своё время прошёл через пресс-хату, так и первый срок схлопотал. Поэтому в глубине души Дылда вызывал сочувствие, но в СИЗО всяк по себе, поэтому Тит наблюдал за ним как бы издали, с равнодушием зрителя, спрятавшегося от дождя в кинотеатре, лишь бы переждать непогоду, а что на экране — его не волнует.

Из малявы он узнал, очень даже неожиданно для себя, за Дылду тянет мазу Бакен. Просит не обижать малого, да уж малый, в сто девяносто три российских сантиметра!

Прикрыть по надобности, не дать загнобить парня. А Бакен уже и грев отправил братве уважаемой, помнит, не забывает!

Тит задумался, из старожилов вряд ли кто мог подписаться, он изучил досконально соседей по хате. Немудрено, ведь он ждет суда уже третий год, следственные мероприятия производятся, а время идёт, а Тит в несознанке, уже и следователь другой его мурыжит, и сколько это продлится? Помимо его ещё человека три по два года чалятся здесь, остальные где-то по году в ожидании, позднее всех зарулил Дылда. Камера долгожителей в ожидании суда, хотя Тит слыхал, люди до пяти лет в СИЗО парились, приговора ждали.

Значит, подсадка! Одного или, скорей всего, двоих. Один в теме, другой так, для отвода глаз. Ждать, видимо, скоро, на днях и раньше. Тит даже не подозревал, насколько он попал в цвет. До того, как, сидя в собственной луже, пускать пузыри и отправиться в шестую палату, Климкин, будучи ещё в соображении, успел обговорить все детали с местным опером, ну а тот зарядил проверенную торпеду, впервой что ли?

Уже на следующий день с утра, лязгнули запоры и в хату со скарбом своим небогатым прибыли двое пострадавших от тяжёлой длани закона.

С понятием вошли в хату, представились, без шума заняли последние свободные шконки, на которые им указали. Тит прислушался к себе, чуйка молчала. Наблюдая за пришлыми, он понял одно — смотреть надо в оба и за обоими. Эти достойные джентльмены – те ещё персонажи! ни абсолютно не внушали веру и надежду на спокойную жизнь, да и симпатию тоже. Особенно был неприятен Сухой, блатной с третьей ходкой и взглядом колючим, словно спинной плавник окуня. Второй — тоже не праздник, помоложе, поздоровее Сухого, с наглой задоринкой второгодник. Кличка Щебень, из братвы левобережной, довольно взбалмошный малый.

Смотрящий задумчиво потирал щетину подбородка и крепенько размышлял. Решил долго не гадать, а отправить маляву, навести справки об этих двух новоприбывших. Пока же велел двоим доверенным сидельцам зорко присматривать за новоприбывшими, кратко предупредив о недоверии к этому дуэту.

На следующий день посыпались новости, явно опережая события, которые прогнозировал себе Тит, учитывая медлительные камерные процессы. Ещё малявы не разосланы с вопросами, а уже в окошко баландёр передал клочок бумаги.

Прочитав, смотрящий удивлённо поднял брови и подозвал Дылду себе, — следак твой в дурку загремел. Какой-то свидетель по-твоему делу примчался с повинной и написал признание о клевете под давлением и угрозами. Новый следователь не нашёл в деле ничего криминального и прекращает делопроизводство.

Ошарашенный Дылда, с трудом осознавая через слово смысл прочитанного, открыв рот, таращился на смотрящего!

— Ну, чего хлеборезку раззявил? Завтра-послезавтра на свободу с душевным пинком под зад тебя! — так по-отечески напутственно проворчал смотрящий.

— Дылда, мать твою! Чифирни на прощание! Молодца, Дылда!

Сокамерники окружили парня, хлопали по плечам, пожимали руки. Были пожелания никогда сюда не возвращаться.

Вторая малява пришла «дорогой», когда заключённого Трухлова уже вызвали с вещами и за ним захлопнулась железная дверь.

Прочитав её, Тит хмуро покачал головой. Конечно, у каждого есть свой скелет в шкафу, у Сухого даже не один, но говорилось про Щебня. Мутный и ненадёжный, замечен в стукачестве, разрешено «лечение» этому больному даже с анестезией всего организма.

Сухой, прочитав маляву, заскрежетал зубами. Участь невезучего Щебня была предрешена.

* * *

По совету Рукопашника Юю решил непутного племяша, поведение которого в последнее время уже стало перехлёстывать за рамки законного проживания в здешнем социуме, убрать подальше. Активность Фантила агрессивно била за край разумного, разгребать за ним едва успевали. Вызвав родственничка к себе, Юю без обиняков сообщил о предстоящем круизе в Италию своего главного помощника, любимого племянника, с полномочиями на проверку работы двух тамошних филиалов одной из его многочисленных фирм. При этом, конечно, ему полный карт-бланш! Это, несомненно, даётся не зря, в способностях любимого племянника все убеждены и верят в него.

Проживание — полный пансион в одной из лучших гостиниц Асти, несколько карточек, наполненных валютой разных стран, плюс неотразимая помощница-секретарь Любаня!

А какие в Асти марочные вина! Самые изысканные в Италии.

Нахохлившийся Фантил немного оживился и несмело внёс предложение о полезности сопровождения его в столь ответственном путешествии надёжным помощником Колюней.

Юю был сверхобеспеченным человеком, он мог батальон таких Колюнь послать, но, перехватив отрицательный знак Вениамина, с ходу убедил в излишней перестраховке племяша, да там местных Колюнь, наверняка, с добрый коллектив наберётся, чай не дефицит какой! К тому же это дело семейное и не хочется привлекать посторонних, доверительно сообщил он Фантилу. А уж организаторские способности посланца позволят выбрать лучших, уж в этом-то Юю не сомневается!

По незаметному сигналу Рукопашника вошла Любаня. Стройная, рыжеволосая девица, всё при всём, предложила чаю, кофе или ещё что-нибудь? При этом она так сразила томным взглядом Фантила, что тот задышал в два раза чаще и уже был готов с ней хоть в Арктику.

Явно чистая победа, источник проблем сражён наповал! Не зря Рукопашник остановил свой выбор на этой лисе, не зря изучил вкусы и пристрастия Фантила. Относительно Любани он угрызений совести не чувствовал, девушка она неглупая, прекрасно знала, с кем придётся работать, а уж за гонорар, объявленный Юю, даже знаменитая Джулия Галкинд, не колеблясь, помчалась бы в Италию, не обращая внимания на спутника.

Осиротевший преданный клеврет, коего Фантил тут же забыл при виде рыжей Любани, бросился к Рукопашнику. Выслушав с самым серьёзным видом и полным вниманием, тот успокоил верного помощника, уверил в нужности и значимости его здесь, на родине, и предложил пока отдохнуть.

Посмурнев, Колюня сидел на набережной, машинально провожая теплоходы завистливым взглядом. Он не настолько был глуп, дабы не понять о списании его во вторсырьё.

Его, внимательного и наблюдательного, идеального исполнителя щекотливых поручений и мастера мимикрии…

Рядом бесшумно возник рыжий парень, присел на лавку и вскользь, как бы сам себе, заметил о несправедливости в этой жизни поганой! Вот ведь, кому-то пинки от ворот за верную службу, а кто-то на белом теплоходе с красотками расплывается как плавленый сырок на сковородке.

Хотя это звучало и в такт Колюниным мыслям, но, тем не менее, он счёл необходимым смерить наглеца, вторгшегося на его лавку, испепеляющим взглядом. Испепелить, конечно, не удалось, в ответ Колюня получил самую доброжелательную улыбку, обнажившую набор акульих зубов и такой силы предобрейший взгляд лучезарных глаз, что тут же отринул мысли мрачные и вскинул голову гордо — он не пустое место!

О! Ещё какое непустое! Он ещё покажет и докажет! Правда, кому и что докажет, он пока не разобрал.

— Руди, — протянул крепкую дружескую ладонь рыжий.

— Николай, — с достоинством императорского пингвина представился Савраскин.

Его ручонка утонула в широкой грабке этого симпатичного и такого тонко понимающего человека.

— А что, Николай, не усугубить ли нам с вами пивка? Я угощаю!

Прозвучало это приглашение искренне и демократично, как к равноправному собеседнику. При этом честнейшие без подвоха глаза, дружелюбный тон, а самое приятное — обращение по-взрослому, НИКОЛАЙ! До этого к Колюне никто так не обращался.

В очень приличном «Уголке» (отдельный зал ресторана «Утёс»), в чистеньком пивбаре, за столиками отдыхали почтенные любители пенного и такого вкусного хмельного напитка. В отличие от плебейской «Подковы» здесь всё было на высоте — накрахмаленные официантки расторопно приносили заказы, кондиционеры поглощали сигаретный дым, некоторые почтенные граждане читали газеты, было свободно и пристойно. Разместившись в углу, Руди и Николай вели светскую беседу. Перед ними аппетитно красовались несколько кружек пива, тарелки с солёностями копчёными, с копчёностями солёными, зелень, маслины, креветки.

— Я, Николай, прекрасно понимаю твоё душевное состояние. Более того, сам когда-то пережил нечто подобное! Да-с, пашешь бывало пашешь, из жил последних служишь! Копейки лишней себе не присвоишь, всё по-честному, благородно так, понимаешь!

А что-то вдруг изменилось и вот тебя словно пса престарелого пинком под зад! Вины твоей нет абсолютно, но никто не посочувствует, не проникнется пониманием! Более того, гонят, не разобравшись за ворота …  — тут Руди мощно отхлебнул пивка, — обидно, слушай! Ох, я тогда на всех злился, на всех обижался, всем хотел отомстить, но повезло, встретил Покровителя!

— Покровителя?!

— Да, я его так называю со всем почтением.

Руди грустно склонил голову, обхватил руками, видимо, горестные воспоминания нахлынули разом! Сквозь неплотно сжатые пальцы наблюдал за реакцией глупца Колюни. Реакция была ожидаемая — интерес и искреннее сопереживание. Потом рыжий пройдоха, как бы встряхнувши с себя груз пережитого, печально допил пиво и проникновенно продолжил.

— Он и поддержал меня, не дал рухнуть в ту пропасть, из которой после не вернёшься! Объяснил за циничный и неблагодарный окружающий нас социум, помог мне стряхнуть с себя всю эту напускную гниль, как советом, так и делом. Очень яркая достойная личность и я горжусь носить гордое звание Рядового Его Команды!

Колюня всасывал в себя эту информацию, как и вкусное пиво, с превеликой охотой и жадностью. Естественно, возникло желание познакомиться с этим великим дядей и тоже стать Рядовым этой доблестной Команды, команды молодости нашей, команды, без которой нам не жить!

Истово внимал этим словам Колюня, убедительно вещал Руди, бархатным голосом вкладывал в сознание и доказывал ему его полное право быть возвышеннее быдла окружающего. Они, неблагодарные, не оценили способностей Николая, выгнали, как никчемного старого и дряхлого за ненадобностью! Пинка дали и в спину плюнули на прощание! Да он разве это потерпит? Простит ли он их? Нет, сурово качал головой Руди, нельзя такое забывать. Вот станет он Рядовым ЕГО Команды и выспится на обидчиках своих, до молекулы долги возвернёт за обиды свои!

Соглашался Колюня, от пива хмелея, от градусов смелея, головой кивая в знак согласия в несомненной правоте говорившего собеседника. Ну и что, что он рыжий! Среди рыжих тоже такие экземпляры встречаются, только кепочку держи! Вон один такой всю страну нахлобучил и ничего, живёт припеваючи, лампочку Ильича ему в анус. И грезилось Колюне, что уже верное войско за ним стоит, а он, великий конунг, решает, кого миловать, а кого на счётчик поставить за неуважение к нему, стратегу масштабному!

Нет, вот так запросто, познакомиться с Покровителем, никак не можно. Сначала бы надо доказать свою возвышенность над плебсом обыденным! Вот если смог бы Николай плюнуть на правила, быдлом примитивным придуманные, на мораль эту лживую, и поступить вопреки толпе никчемной!? Если сможет доказать свою непричастность к этим затрапезным и заурядным, сможет ярким поступком выделиться из массы этой серой, то сразу будет заметен как лидер! Вот с такой выдающейся личностью Покровитель охотно подружится и отметит, и в команду свою примет, а уж тогда…

Что для этого сделать? Да сущие пустяки! Руди придвинулся к уху Колюни и вполголоса интимно стал излагать существенное. Излишне говорить, внимание и слух у будущего конунга обострилось до предела, глаза утратили хмельные симптомы, суть схватывалась на лету.

— И если у Николая есть верные кунаки, дело на раз плюнуть! — закончил инструктаж Руди и заказал ещё пивка.

Колюня, чуть подумав, кивнул — за зелёные кунаки найдутся.

На следующий день, хоть голова и была ненормальной «после вчерашнего», но понять криминальную суть задачи и необходимость в подкованных братьях было несложно.

Посему, не теряя времени, надеясь на жадность братцев, вдруг они сохранили старенькую «Мотороллу», он, не колеблясь, набрал номер и стал ждать. Расчёт оказался верным, через пару минут отозвался один из Митрох.

Опять парк, опять Митрохи согнали с лавки каких-то кислотников и, почёсывая боевые кулаки, плюхнулись тощими задами, выжидающе уставились на дерзкого. Глаза недобрые такие, пустые, как пуговицы оловянные!

— Излагай, — вяло предложил один, прикуривая.

Другой только головой кивнул.

Выслушав в общих чертах задачу и сколько за выполнение этой задачи сулят, Митрохи оживились. Опять три головы склонились над генеральным планом, начерченным прутиком на песке и напоминающим со стороны гротескного Змея-горыныча.

С ностальгией тёплой вспомнили Митрохи Миху Пластыря, вот бы пригодился умелец, ему дверь вскрыть, как кружку пива выпить! Хотя вон и Стаканыч сгодится. Стаканыч, вор со стажем, несколько ходок за плечами! Правда, сейчас в силу возраста отошёл от дел славных, но молодёжи перспективной не откажет.

— Да, Стаканыч? Поможешь?! Да за стакан, наш умелец где угодно откроет! Даёшь старую гвардию! Плесни Стаканычу!

Растроганный старый рецидивист только головой кивал с полным согласием и пониманием забот перспективной молодёжи.

На следующий день с утра Толстый Жад отзвонился Колюне, — объект вышел.

Страницы: «« « 4567891011 » »»