Ветры Дюны Герберт Брайан

Теперь, охваченный страстью, Хорву говорил все быстрей.

– В рыбных водах так много лодок туристов, что уловы резко упали, а ведь сейчас приходится кормить дополнительно тысячи ртов! Леди Джессика, наш образ жизни гибнет. Пожалуйста, помоги. – Хорву поднял руки. – Пожалуйста, пусть они перестанут приезжать.

– Нельзя, саяддина! – крикнул кто-то из публики. – Это первый дом Муад'Диба, священное место джихада. Мессия накажет всякого, кто откажет нам, он нанесет удар с неба!

Его поддержали одобрительные крики.

Хорву дрогнул, услышав эти яростные вопли, но Джессика встала. С нее довольно.

– Не императору Паулю Муад'Дибу наносить удары с неба. Это может только Господь. Как вы смеете оскорблять Бога и моего сына, наделяя его такой властью! – Пораженные слушатели затихли. – Разве вы не хотите, чтобы вас защитили от обманщиков?

Хорошо, вот мой приказ. В качестве первого шага все продавцы должны доказать мне истину своих утверждений, прежде чем им разрешат продолжать торговлю.

Во-вторых, я меняю закон. Всякий, кто будет пойман на воровстве у добрых жителей Каладана, будет считаться укравшим у самого Муад'Диба. И пусть с ним разбирается Кизарат.

Наступила ошеломленная тишина: все знали, как жестоко расправляются священники Кизарата с такими преступниками.

– И третье. Мы ограничим количество прилетающих на Каладан паломников, а те, кто прилетит, заплатят крупную сумму; эти средства пойдут на восстановление того, что испорчено или украдено паломниками. – Довольная своим решением, она кивнула. – Гурни, пожалуйста, вместе с мэром Хорву разработай план осуществления этих мер. – И жестко добавила, подключив Голос, чтобы воспользоваться почтительным вниманием: – Так я велю священным именем Муад'Диба.

Джессика видела слезы благодарности на слезящихся от старости глазах мэра, но на лицах других слушателей она ничего подобного не заметила. Ее уважали и боялись, но то, что она сказала, им не понравилось.

«Да будет так», – подумала она. Фанатики Пауля могут бесчинствовать повсюду в империи. Но не на Каладане.

Мало сил, которые могут сравниться с фанатизмом. Ближе всего к нему стоит уязвленная гордость.

«Беседы с Муад'Дибом» принцессы Ирулан

За последние годы Джессика наслушалась рассказов о жестокостях джихада, которые своим именем разрешал Пауль. Но ее находили все новые рассказы, хотела она их слушать – и верить – или нет.

Каждый раз как над Каладаном проходил лайнер Гильдии, мэр Хорву и грозный поселковый священник Аббо Синтра бросались в замок и рассказывали новости. Желая только добра, они показывали Джессике официальные отчеты Кизарата и неофициальные документы, распространяемые испуганными людьми, уцелевшими в джихаде.

– Умоляем тебя, прочти это и сделай что-нибудь, миледи! – просил Хорву. – Ведь он твой сын!

– Помоги ему вернуться на тропу справедливости и чести, – сказал священник, который когда-то давно провел брачную церемонию герцога Лето. – Пауль прислушается к своей матери. Помоги ему вспомнить, что до того, как стать предводителем пустынных фанатиков, он был Атрейдесом.

Выпроводив их, Джессика долго избегала смотреть на документы. Наконец она ушла в свои личные покои, пригласив с собой Гурни. Оба прочли новые донесения и встревожились.

Еще три планеты стерилизованы, лишены жизни, все их население уничтожено. Все живые существа. И это допустил Пауль, который начал экологическое возрождение и тщательное преобразование Арракиса, Пауль, который только что основал новую школу планетологов в честь отца Чани.

Погибли четыре планеты. И, кажется, каждая новая жестокость дается ему легче. В шепоте Джессики звучал ужас.

– О чем он думает? Это убийство.

– Первый шаг по этой скользкой дорожке Пауль сделал, когда наказал эрла Торвальда и его мятежников, уничтожив планету Ипир, миледи.

Джессика нахмурилась.

– Тогда Торвальд направлялся сюда, на Каладан, чтобы уничтожить нас. Опасность угрожала всему Каладану, родине дома Атрейдесов. Целью нападения был сам Пауль, он не мог отмахнуться от него.

– Большинство погибших на Ипире: женщины, дети, обычные граждане – не виноваты были ни в чем.

Гурни не мог забыть страшные картины. Джессика печально сказала:

– Цена была ужасающая, но я могу принять его ответный ход. Он отправил всем сообщение, которое должно было предотвратить новые мятежи. Но эти другие планеты… – Она покачала головой и упрямо стиснула зубы. – У него наверняка были причины. Я знаю сына – я его вырастила и не могу принять, что он делает это из каприза или из мести!

Их положение осложнялось тем, что император ничего не объяснял, а его последователи не сомневались – то, что Муад'Диб предвидел и приказал, должно быть необходимо.

Джессика не могла прогнать воспоминания о Пауле – умном ребенке, талантливом подростке, который сражался с соперниками и становился сильнее; она всегда верила, что честь Атрейдесов остается нетронутой в его сердце. Как его мать, она просто не могла его проклясть… но и не могла не замечать, объяснить или оправдать его недавние действия.

– Лучше бы я понимал весь его план… Боюсь, Пауль скользит к забвению, придумывая новые объяснения, как только находит новые цели, миледи.

Они вспоминали картины дымящихся полей битв. Говоря о них, представитель Кизарата гордо называл мертвецов, лежащих там, «теми, кто отказался принять благословение Муад'Диба». И каждая битва уносила десятки тысяч жизней.

Джессика видела, что торжествующие победители, которые грабят тела мертвых, это и есть воины джихада Пауля. На заднем фоне видны были медицинские корабли с группами медиков. Но при высоком разрешении Джессика углядела кое-что, чего Кизарат не заметил или о чем не намеревался рассказывать. Увеличив изображение, она увидела несколько больших, без обозначений кораблей, паривших на краю кровавого поля.

Из этих кораблей выходили низенькие фигуры, они прочесывали поля, многие трупы пропускали, но некоторые забирали. Тела укладывали, как бревна, на сотни носилок на портативных генераторах силового поля, а потом отправляли на борт безымянных кораблей.

– Боги внизу, да это тлейлаксы! Оживление сотен трупов!

– Но не всех, – нахмурившись, показала Джессика. – Они как-то их отбирают. Если бы корабли просто перевозили мертвых, тлейлаксы забирали бы все тела. Кого они отбирают? И что потом с ними делают?

Едва грузовик заполнялся телами, люки закрывались, и корабль, напряженно гудя из-за тяжести взятых на борт тел, поднимался. Как только один корабль исчезал, его место тут же занимал другой безымянный корабль: он опускался на поле, и все начиналось с начала.

Прежде чем Джессика и Гурни успели высказать какие-нибудь предположения, в дверь постучали. Молодой паж из замка негромко сказал:

– Здесь курьер Гильдии, миледи, с посланием от твоего сына, святого императора.

Появившийся спустя несколько мгновений работник Гильдии в мундире оказался женщиной, хотя короткая стрижка и свободный костюм делали ее внешность бесполой. С легким, неглубоким поклоном женщина протянула цилиндр с сообщением.

– Миледи Джессика, Муад'Диб поручил мне доставить это тебе.

Джессика взяла цилиндр и отпустила женщину. Как только дверь за женщиной закрылась, Джессика вскрыла цилиндр и достала сообщение, написанное на боевом языке Атрейдесов. Личное письмо от Пауля. У Джессики не было тайн от Гурни, и она позволила ему читать через ее плечо.

«Дорогая мама, я знаю, ты предпочитаешь оставаться на Каладане вдали от имперской политики, но я хочу попросить тебя о важной услуге. Для меня это будет значить очень многое. После победы на Арракисе я пообещал Шаддаму в его изгнании, что пошлю на Салусу Секундус преобразователей. Основав школу планетологов, я отправил опытных работников выполнять задание, и теперь настало время тщательно проинспектировать их работу.

Я посылаю Чани и Ирулан, они смогут делать наблюдения для меня, но я высоко оценил бы твою помощь. Ты видишь вещи под другим углом, мама. Я бы хотел, чтобы ты стала моими независимыми глазами и ушами».

Джессика свернула послание и глубоко задумалась.

– Конечно, я отправлюсь туда. Но вначале мне предстоит важное дело сегодня вечером, Гурни.

Когда солнце под ясным вечерним небом склонилось к закату, Джессика возглавила небольшую процессию жителей поселка; процессия двинулась в прибрежные холмы для ежегодного народного праздника Полого Человека. Каждый год в день осеннего солнцестояния люди собирались, чтобы отметить большим костром легендарную победу над злом и сжечь на утесах над прибоем чучело. Процессии нудно было оставаться незаметной больше чем в предыдущие годы: жители Каладана не хотели, чтобы паломники-инопланетяне превратно толковали их обычаи. Пусть себе гадают, что там происходит: на этот праздник никогда не приглашали чужаков.

По протоптанной тропе они поднялись на травянистое плоскогорье, оставив позади город и пристань. С собой несли заготовки для факелов, которые зажгут в темноте. Джессика гордо шла впереди, высоко подняв голову.

Когда процессия достигла места, ночной холодок принес с моря туман. Огромная груда плавника и растопки стояла на краю утеса, как остров. На этой груде на раме висела обвисшая одежда – изображение Полого Человека.

После того как все заняли свои места и спели, чтобы отогнать зло, мэр Хорву зажег растопку и поднес огонь к середине груды. Вперед выступили родители и дети, они зажигали от огня свои факелы и отступали. Когда все замолчали, держа пылающие факелы, вперед вышла Джессика.

Она расскажет легенду, как делал их погибший герцог Лето.

– Давным-давно в спокойной рыбацкой деревне жил человек, у которого из-за страшной болезни умерла душа – но тело не последовало за ней в смерть. Все думали, что этот человек поправился, но пустота внутри него все росла и росла… Однако никто не замечал перемены, потому что тело помнило, как было человеком.

Человек обнаружил, что единственная возможность не дать пустоте расти – заполнить ее болью. – Джессика замолчала для пущего драматического эффекта и посмотрела в горящие глаза слушателей. – С пляжей начали исчезать дети, находили небольшие рыбацкие лодки, они плыли без экипажа. Во время отлива на берегу находили тела. Молодые люди отправлялись с поручениями и не возвращались.

Пустота внутри человека становилась все более хищной, и он стал так неосторожно искать жертвы, что в конце концов был пойман. – Наклонившись к стоявшим впереди трем мальчикам, Джессика прошептала: – Горожане преследовали человека до этого плоскогорья и загнали на край утеса. Но, когда хотели схватить его и привести к герцогу, чтобы тот совершил справедливый суд, человек бросился в пропасть на омытые морем камни.

Джессика повернулась лицом к темному морю за краем освещенного костром пространства.

– На следующее утро, когда тело выловили из воды, нашли только пустую кожу, как сброшенную одежду; внутри ничего не было. Полый Человек.

Кое-кто из слушателей засмеялся, остальные нервно перешептывались. Джессика выше подняла факел.

– Ну – давайте…

За толпой началось какое-то шевеление. По тропе из темноты приближалась группа из пяти человек в одеяниях жрецов Муад'Диба, во всем желтом, кроме предводителя. Предводитель, весь в оранжевом, был полон важности, словно ему предстояло провести церемонию.

– Я принес объявление от лица Муад'Диба. Эти слова обращены к людям Каладана.

Джессика выступила вперед.

– Не может ли это подождать? У нас праздник.

– Слова Муад'Диба не могут ждать из-за местных дел, – сказал священник, как будто это само собой разумелось. – Эти слова исходят от Корбы, панегириста, официального представителя церкви и представителя святого императора Муад'Диба.

Каладан – святая родина Муад'Диба, и потому название должно соответствовать его важности. Люди с древних времен называют эту планету «Каладан», но это имя больше не соответствует значению планеты. Точно так же как Арракис посвященные теперь зовут Дюной, Каладан переименовывается в Чисра Сала Муад 'Диб, что на языке пустыни означает «Священная родина Муад'Диба». Корба приказывает изменить все карты империи. А вы должны гордиться новым названием и употреблять его в письмах и разговорах.

Джессику поразила дерзость этого человека. Она подумала – а знает ли Пауль об этом нелепом замысле; Кизарат, вероятно, счел проблему слишком мелкой, чтобы привлечь к ней внимание Муад'Диба. Она сразу оборвала священника, говоря с ним властно, как герцогиня:

– Это неприемлемо. Я не позволю лишить этих людей их наследия. Вы не можете…

Но тут, к ее удивлению и негодованию, священник перебил:

– Это больше, чем их наследие. – Он обвел взглядом людей, державших факелы, чтобы отгонять зло. Теперь огни факелов казались маленькими и слабыми. Священник словно ничего не замечал, кроме собственной значимости. – Мы предоставим копии обращения тем, кого здесь нет. Слово Муад'Диба должны услышать все.

Он вложил экземпляр обращения в дрожащие руки мэра Хорву. Одну копию он дал Гурни, но тот бросил ее на землю, и ветер унес листок за край утеса. Священник сделал вид, что ничего не заметил.

Пятеро священников пошли назад, позволив продолжить праздник. Костер разгорался все ярче. Но у Джессики больше не было настроения праздновать.

Ожидания цивилизованного общества предоставляют человеку всю необходимую защиту. Но, когда имеешь дело с дикарями, этот щит становится тонким и непрочным, как бумага.

Архивы Бене Гессерит

Вход в логово льва… льва Коррино.

Благодаря протокольной договоренности с Гильдией Джессика прибыла одновременно с Чани и Ирулан, и все собрались в новом комплексе, построенном изгнанным Коррино. Город Шаддама представлял собой скопление соединенных куполов, в каждом из которых находилось защищенное здание, так что его жители могли, в определенной степени напрягая воображение, представлять, что они по-прежнему на Кайтэйне.

Много веков назад Салуса Секундус была роскошной столицей империи, но впавшая в немилость благородная семья ядерным оружием опустошила планету, изменив климат и отравив ее радиоактивными осадками и неконтролируемыми пожарами. Очень долго Салуса была мертвой планетой, но теперь радиоактивный фон снизился до нормы, и вновь возникла жизнь. Команда преобразователей, присланная Паулем, работала не покладая рук, и Джессика ожидала, что Салуса быстро воспрянет.

Двор в изгнании пышно встречал посланцев императора Муад'Диба. Чани и Ирулан прибыли на роскошной барже на генераторах силового поля, предназначенной для важных пассажиров; Джессика, наблюдая за этим, думала, для каких еще целей использует Шаддам такое судно. Она видела, как пытается улыбаться низверженный император, и решила, что после стольких лет правления на Кайтэйне Шаддам разучился это делать. Все его тело словно съежилось. Она заметила полоски седины в рыжеватых волосах императора, видела невольную досаду на его худом лице. Неудивительно: ведь она представляла Пауля Муад'Диба, того, кто победил императора.

Джессика увидела графа и графиню Фенрингов в окружении встречающих. Впереди стояли дочери Шаддама. Джосифу и Чалис как будто радовала встреча с сестрой; во всяком случае, им нравилось снова быть окруженными царской роскошью и пышностью. А вот у Венсиции лицо кислое; принцесса так сильно сжимает руку маленького мальчика, что тот ерзает от боли.

Громкая музыка сыграла выразительный кайтенский марш, и внезапно наступила тишина. Окруженные священниками в желтом и стражниками-федайкинами в мундирах, Ирулан и Чани сошли с баржи.

Чани откинула капюшон, показав озорное лицо, смуглую кожу, темно-рыжие волосы и синие на синем глаза. На ней была одежда, предназначенная для пустыни, практичная, не показная. Рядом с официально одетой Ирулан Чани казалась неуместной – боец-фримен среди врагов. Джессика знала, что эти две женщины не любят друг друга, но сейчас у них одна цель.

Ирулан с каменным лицом смотрела на свою семью ледяным взглядом. Она не радовалась встрече. Джессика заметила едва скрываемую враждебность семьи Коррино. Здесь такие сложные взаимоотношения…

Молчание излишне затянулось, словно никто не решался заговорить первым. Выдвинули вперед невероятно молодого нового дворецкого, и тот произнес официальное приветствие:

– Шаддам Коррино приветствует представителей Муад'Диба.

Голос у молодого человека был слишком высокий и тонкий, к тому же дрожал, словно собственные слова поразили говорящего. Джессика решила, что его нарядили в мундир и приказали говорить, не подготовив.

Предыдущий дворецкий Шаддама, Лили Редондо, был казнен Алией шесть лет назад, потому что высказывал слишком много претензий к преобразованию Салусы Секундус.

Этот дворецкий неловко поклонился.

– Да вдохновит вас работа по преобразованию, проведенная здесь во имя Господа.

Джессика подошла и протянула руки, приветствуя двух женщин. Левую руки Чани она взяла в свою правую, а правую руку Ирулан в свою левую, и это движение одновременно поставило ее прямо перед свергнутым императором.

– Мой сын попросил меня присоединиться к вам, чтобы обеспечить успех визита.

Чани поклонилась, на лице ее появилось искреннее теплое выражение.

– Спасибо, саяддина. Мы долго не виделись, и я рада нашей встрече.

Ирулан предпочла обратиться к Шаддаму, при этом она не поклонилась.

– Мы рады навестить твой дом на Салусе Секундус, отец. Позволь передать добрые пожелания моего возлюбленного супруга, подлинного императора.

«Столько замаскированных ядовитых шипов в одном заявлении, шипов, адресованных и Шаддаму, и Чани», – подумала Джессика. И Ирулан точно знает, что делает.

Изящная леди Марго Фенринг проводила Джессику в ее покои в городе под куполом – очевидно, чтобы разделить ее, Чани и Ирулан.

– Рада провести с тобой немного времени, леди Джессика. Наши пути продолжают пересекаться, верно?

Джессика ответила, тщательно следя за своим голосом:

– На этот раз ты мой союзник или враг, леди Фенринг? В прошлом ты была тем и другим.

Жена графа оставила для Джессики в резиденции на Арракине тайное послание, предупредив о предательстве Харконнена… но позже сделала свою чудовищную маленькую дочь Мари пешкой в заговоре против Пауля.

– На этот раз я союзница Бене Гессерит, – сказала Марго, показывая Джессике ее комнату. – Мы сами выбираем свои дороги – к добру и к злу.

Оставшись в одиночестве, чтобы освежиться перед пиршеством, Джессика осмотрела роскошное убранство: сложную резьбу, богатую позолоту, окна с панелями из плаза. Декор казался слишком показным – отчаянной попыткой продемонстрировать, что дом Коррино не утратил своей славы. На стенах висели картины. У Джессики сложилось впечатление, что Коррино не располагают достаточным состоянием, чтобы обставить все помещения. Потом она подумала: может, и это – тщательно просчитанная видимость, чтобы она поверила, что обстоятельства свергнутого императора хуже, чем есть на самом деле. Они хотят, чтобы она сообщила об этом Паулю?

Позже, когда Джессика вошла в банкетный зал, граф и леди Фенринг улыбнулись. На противоположном конце стола сидел Шаддам Коррино IV в окружении дочерей: Чалис, Джосифы и Венсиции. Чани и Ирулан усадили рядом – попытка усилить их трения, подумала Джессика.

Перед тем как сесть, Джессика посмотрела в лицо Шаддаму и поняла, что еще не решила, как обращаться к этому человеку. Шаддам по-прежнему заслуживал некоторого уважения, но в меру. Она осмотрела собравшихся.

– Спасибо за добрый прием – вам всем.

Ирулан повернулась к маленькому мальчику, сидевшему за столом рядом с Венсицией. Год с небольшим, с яркими умными глазами.

– Это твой сын, Венсиция? А где его отец?

Температура за столом как будто сразу упала.

– Фарад теперь наследник всего, что осталось от дома Коррино.

Шаддам с кислым выражением посмотрел направо, где рядом с ним сидел граф Фенринг.

– К несчастью, его отец погиб у меня на службе.

Джессика заметила, как на лице Фенринга мгновенно вспыхнуло раздражение, сразу исчезнувшее. Интересно. Какое отношение имеет Фенринг к отцу мальчика?

Чани отпила воды из стоявшего перед ней кубка. К вину она не притронулась.

– Его святейшество император Муад'Диб прислал нас сюда удостовериться, что преобразование планеты идет с должной скоростью: он хочет, чтобы Салуса превратилась в приятный сад, каким он увидел этот мир.

Шаддам не пытался скрыть мрачную гримасу, хотя Джессика могла бы повернуть нож сильней.

– Пауль всегда верен своему слову.

Низвергнутый император приказал подавать первое блюдо: ему явно хотелось, чтобы ужин скорее закончился. Джессика быстро оценила Шаддама. Патриарх Корридо видит только утраты, но не видит приобретений. Для человека, которого могли казнить, усматривая в нем угрозу Муад'Дибу, он сохранил многое, но, должно быть, тосковал по своему дворцу на Кайтэйне, сожженному фанатичными ордами Муад'Диба.

Граф Фенринг искусно затронул щекотливую тему. Он перевел взгляд с Чани на Ирулан, потом посмотрел на Джессику.

– Скажи… после семи лет этого ты действительно считаешь, что человечеству стало лучше под властью твоего сына?

Шаддам оперся локтями на стол.

– Или ты скажешь, что люди больше процветали в правление Коррино? Что ты скажешь, Ирулан? Даже для меня ответ очевиден.

– Уверена, жители многих планет задают себе тот же вопрос, – добавила леди Фенринг.

– И мы знаем, каков их ответ.

Венсиция заговорила и отвлекла внимание на себя. Но, заметив укоряющий взгляд отца, опять замолчала. И, чтобы скрыть замешательство, принялась бранить Фарада за то, что тот ерзает.

Заговорила Чани:

– Здесь, в изгнании, у вас много свободных вечеров, чтобы обсуждать это, но ваш ответ не имеет значения. Сейчас император – Муад'Диб, а дом Коррино отстранен от власти.

Шаддам постучал пальцами по столу и испустил протяжный вздох, который казался отрепетированным.

– Я должен был понять заранее. Со стыдом должен признать, что был плохим императором. – Он словно вытягивал слова из горла, сами они не хотели выходить. Джессика не помнила, чтобы когда-либо прежде падишах-император признавал свои ошибки. Но она ни на мгновение не поверила, что он смирился. – Увы, я был недостаточно внимателен к своему народу и не заметил, что служившие мне планеты все больше слабеют. Грозовые тучи собрались, а я не замечал признаков бури.

Заметив на лице Фенринга легкую одобрительную улыбку, Джессика поняла, кто готовил императора к этой беседе.

– Мои недостатки ослабили империю и позволили разрастись бюрократии, но Муад'Диб принес больше вреда, чем КООАМ, ландсраад и Космическая гильдия вместе взятые. Всякий дурак способен это понять.

Граф Фенринг, видя, что Чани готова вскочить и схватиться за криснож, ловко вмешался в разговор.

– Ах, миледи, прошу прощения, но у нас с моим другом Шаддамом было много таких разговоров. И мы до сих пор не можем понять истинных намерений Муад'Диба. Он как будто бы приносит только хаос, увлекаемый слепой энергией религиозных фанатиков. Чем это может помочь империи?

Джессика оторвалась от поставленного перед ней первого блюда – привозные фрукты и тонкие ломтики мяса. Она разглядывала его, но еще не пробовала.

– Не могу не признать, что джихад нанес большой ущерб, но Паулю приходится исправлять ошибки, допущенные за многие десятилетия небрежения к задачам. И, конечно, это болезненный процесс.

– Небрежения со стороны Коррино, ты хочешь сказать? – спросил Шаддам, сердито сверкнув глазами.

– Виноваты все великие дома, не только твой.

Как змея, готовая ужалить, Фенринг прянул вперед. Сложил руки.

– Ах, хммм, можешь ли ты объяснить нам, что благотворного для человечества в этих продолжающихся бойнях джихада – в ближайшее время или в конечном счете? Сколько планет твой сын уже стерилизовал? Три или четыре? И сколько еще намерен уничтожить?

– Император Муад'Диб принимает трудные решения в соответствии с суровыми необходимостями правления, – перебила Ирулан, – тебе это отлично известно, отец. Мы не знаем всех причин его действий.

За столом никто не ел. Все слушали разговор, даже юный Фарад Коррино.

Граф Фенринг пожал плечами.

– И все равно, разве ты уверена в том, что работа Муад'Диба необходима? Скажи нам, ибо мы все жаждем услышать твой ответ. Чем может помочь человечеству стерилизация планет и убийство всего их населения? Объясни это нам, пожалуйста, хммм?

– Муад'Диб видит то, чего не видят другие. Его видения простираются далеко в будущее, – сказала Чани.

Тарелки унесли нетронутыми и подали второе блюдо – жареное мясо голубя, украшенное свежими цветами. От Джессики требовали определенного ответа, и она повторила свои старые слова, хотя они больше не казались ей убедительными.

– Мой сын осознает препятствия на нашем пути. Однажды он мне сказал, что единственный пусть в будущее человечества – построить мосты над этими преградами. Он убежден, что продолжение насилия необходимо, и я ему верю.

Венсиция саркастически сказала:

– Она говорит как все фанатики. Они все три так говорят.

Ее ядовитый взгляд был устремлен на Ирулан. Та словно не видела этого.

Шаддам грубо фыркнул, но спохватился и вытер рот салфеткой, делая вид, что просто рыгнул.

– Пауль Атрейдес утверждает, что у него есть основательные причины, но не раскрывает их. Слушайте все: человек на троне императора может говорить все, что угодно, и требовать, чтобы ему верили. И последователи так и поступают. Они верят. Я знаю – я сам этим неоднократно пользовался.

День формирует плоть, и плоть формирует день.

Герцог Лето Атрейдес

Герцогини не было на Каладане, а в это время старуха поднималась по тропе от города к замку, отказываясь принять помощь случайных встречных. Она мрачно бормотала что-то себе под нос, и люди старались обходить ее стороной. Население было настроено буйно, чему соответствовала и погода. Весь минувший час шел сильный дождь, улицы стали мокрыми, с крыш капало.

Женщина поднималась по каменной лестнице ступенька за трудной ступенькой. Высокий мужчина в мундире открыл перед ней дверь, и она с благодарным кивком вошла. Любому наблюдателю было бы ясно, что подъем вконец обессилил ее и теперь ей нужно посидеть и отдохнуть, но на самом деле женщина скрывала свою силу. Она пришла рано, чтобы занять место в первом ряду, где все ее увидят.

До сих пор ее лицедейство имело успех. Никто не заподозрил бы, что Гайус Элен Мохиам – преподобная мать Бене Гессерит.

Она осматривалась блестящими птичьими глазами. Здание было старое правительственное, фрески на стенах воспевали доблестные деяния знаменитых герцогов Атрейдесов. На новой фреске она узнала Пауля в костюме матадора, противостоящего огромному салусскому быку.

Пауль Атрейдес, этот безрассудный неуправляемый Квисац-Хадерах, сам стал салусским быком, разрывающим и растаптывающим имперские традиции. Всего за несколько лет Муад'Диб в одиночку лишил Бене Гессерит власти и влияния, заставив сестер бежать назад на Баллах IX… но не оплакивать свое поражение, а чтобы перегруппировать силы. Мохиам твердо знала – Пауля нужно убрать. Она надеялась, что его преемника будет легче контролировать.

«Он мой внук», – с горечью думала она. Как ей хотелось не быть частью генетической цепи Бене Гессерит, породившей такое чудовище! После всего, что Пауль сделал, Мохиам находила его еще более отвратительным, чем барон Владимир Харконнен, от которого она когда-то понесла. Теперь она горько сожалела, что не убила внука, когда была такая возможность. Возможностей было много, одна сразу после его рождения, когда она убила Питера де Вриса и спасла младенца.

«И напрасно».

Но Бене Гессерит способны на более широкое восприятие истории. Ошибку можно исправить. И она намерена сделать это сейчас.

Она сидела, вздохами и ерзаньем преувеличивая свои усталость и слабость, а в зал продолжали входить горожане. На помосте появился мэр Хорву, чем-то занялся, потом, бормоча что-то, просмотрел повестку. Шум превратился в громкое гудение – гудение определенно гневное, вызванное императорским указом об изменении названия планеты.

«Терпение». Мохиам скрыла улыбку.

Ей вспомнилась другая возможность убить Пауля Атрейдеса, которую она тоже не использовала. Он был подростком, любопытным, энергичным, взирающим на мир широко раскрытыми глазами, когда она поднесла к его шее отравленный гом-джаббар. Легкий укол – и все эти ужасы не случились бы, во имя Пауля не погибли бы сотни миллиардов, не были бы стерилизованы четыре планеты и человеческая цивилизация не склонилась бы к убийствам и фанатизму. Легкий укол…

«Опять ошибка. Серьезная ошибка».

Она поклялась, что больше этого не будет. Погрязнув в политических и религиозных делах империи, она сомневалась, что сможет приблизиться к Паулю. Мохиам вспомнила язвительные слова, сказанные Паулем после победы над императором: «Думаю, лучше наказать тебя долгими годами жизни, в которые ты не сможешь дотянуться до меня или заставить меня выполнить хоть одно из твоих коварных желаний».

Сестрам придется перенести боевые действия в другую область, где они мастера. Использовать в качестве оружия население отдельных планет. А какое оружие против Атрейдесов лучше жителей Каладана? И хотя ей было строго запрещено появляться на Арракисе, она тайно побывала там.

Теперь, скрываясь среди местных жителей, она располагает необходимыми документами, удостоверяющими личность, контактными линзами, скрывающими синие от пряности глаза, наложенными отпечатками пальцев, измененными чертами – сейчас она способна обмануть кого угодно. Мохиам беспокоилась, что ее могут узнать леди Джессика или Гурни Халлек, но герцогиня Каладана отправилась на Салусу Секундус выполнять поручение сына, а эрл Халлек остался в своем деревенском поместье. Все к лучшему. Никто на этой планете не узнает ее.

Кампания Бене Гессерит по свержению Пауля Муад'Диба начнется здесь. Мохиам разворошит этот муравейник и посмотрит, как будут выбегать муравьи. Пауль уже обидел жителей Каладана и потерял их уважение. Он повернулся к ним спиной, оскорбил сменой названия планеты на Часра Сала Муад'Диб. Нелепое название. Сама Мохиам не могла бы просить о лучшей возможности.

Выступив вперед на тонких птичьих ногах, которые, казалось, не в силах выдерживать его тело с толстым животом, местный мэр объявил городское собрание открытым.

– Мы все знаем, зачем собрались здесь сегодня. – Его слезящиеся глаза осматривали толпу. – Мы не можем позволить какому-то далекому чинуше переименовывать напгу планету. Вопрос в том, что с этим делать.

Собрание криками выразила свой несфокусированный гнев, годы тревоги и недовольства толпами паломников, нахальными инопланетянами, вторжением внешних событий, которые должны оставаться далеко.

– Каладан – это Каладан.

– Это наша планета, наш народ.

Хорву на помосте кричал в громкоговоритель:

– А что если предложить в качестве компромисса «Каладан Муад'Диба»?

– А что если мы предложим нового мэра? – предложила женщина в первом ряду, и все рассмеялись.

Особенно сердился один мужчина.

– Фанатики из пустыни не должны решать, как нам жить. Что знают эти грязные люди о море и о приливах, о ловле рыбы, о тучах и бурях? Ха, да они и дождя никогда не видели! Что они знают о том, что нужно нам? Фримен и неделю не проживет в море.

– У нас нет ничего общего с империей Муад'Диба, – сказал другой. – Я не знаю этого «Муад'Диба», я знаю только Пауля Атрейдеса, который должен быть нашим герцогом.

– Соберем армию и сразимся с ними! – резким голосом выкрикнула какая-то женщина.

Мохиам с большим интересом наблюдала за этим диалогом, но последнее предложение было столь нелепым, что крики стихли. Мэр печально покачал головой.

– Нет, нет, ничего такого. Мы не устоим против армии Муад'Диба, вы все это знаете.

– Тогда не затевайте войну. – Мохиам с трудом встала и повернулась к аудитории. – Мы не хотим войны. Мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Как уже сказали многие из вас, Каладан не часть бесконечного кровопролитного джихада, и мы провозглашаем свою независимость. Наш законный герцог – Пауль Атрейдес, а не этот человек, который называет себя иностранным именем. Каладан не участник этой борьбы. Мы никогда не хотели в ней участвовать. Мы не приглашали безумных паломников, которые, как стаи саранчи, обрушиваются на наш город. Мы просто хотим, чтобы все стало прежним.

Мохиам услышала разговоры вокруг:

– Независимость… Независимость! Да ведь это замечательно!

Независимость. Это слово, как свежий морской ветер, пронеслось по залу. Люди наивно полагали, что эта новая идея не потребует применять оружие против орущих убийц-федайкинов.

В попытке утихомирить толпу мэр поднял костлявую руку.

– Мы здесь не обсуждаем мятеж. Я не хочу участвовать в этом.

– Тогда ты пришел не туда, – сказала Мохиам, очень довольная тем, в какое русло повернуло обсуждение. – Я стара и видела многое. Когда-то, когда честь Атрейдесов и человеческое достоинство еще кое-что значили, я была служанкой в доме старого герцога Пауля. После смерти герцога я спокойно жила в глуши. За эти годы многие из вас видели меня, но никто не замечал.

Мысль подсказана, и теперь многие соглашаются: да, видели ее в городе время от времени.

– Что стало с честью Атрейдесов? Мы хотим лишь уважения. Хватит с нас этих глупостей. Либо мы выступим против этих священников, либо они будут вытирать о нас ноги. Не гните спину. Если Пауль Атрейдес сохранил любовь к Каладану – а я считаю, что сохранил, – он примет волю своего народа. Мы не хотим ему зла, но должны сохранить свою идентичность. Ибо мы народ Каладана! – Она в последний раз осмотрела толпу. – Или вы хотите, чтобы вас повсюду называли «народ Чисра Сала Муад'Диб»?

Она буквально выплюнула это название.

Пора было уходить. Собрание приветствовало ее, пока она шла по проходу к двери, спускалась по каменным ступеням и исчезала во влажной ночи. Ей даже не потребовалось использовать Голос…

Уходя, она слышала, как мэр Хорбу с воодушевлением приветствовал ее предложение как разумный компромисс. Не видевший ее манипуляций, он отныне понесет факел, а позже никто не сможет ни назвать ее, ни найти. Теперь Хорву поведет их по все более опасной тропе. И, когда Джессика вернется домой с Салусы Секундус, контроль будет полностью утерян.

Мэр Хорву и все эти люди – всего лишь мясо для стервятников в новой политической битве, и Мохиам не чувствовала себя виноватой. Вся империя – огромная шахматная доска, а она может передвигать самые важные фигуры, никогда не забывая о разнице между игроком и его пешками.

Широким шагом она вышла в дождь, больше не показывая признаков старости. «Порой быть человеком очень трудно», – думала она.

Иногда действия определяются милосердием, необходимостью или виной. Логика может быть безупречной и неопровержимой, но сердце не знает логики.

Гурни Халлек, незаконченная песня

Гурни нравилось ощущать поток адреналина, когда его гончие шли по следу. Когда он бежал за собаками, он был так поглощен охотой, что почти забывал болезненные воспоминания, накопившиеся за жизнь. Джессика была далеко, на Салусе Секундус, передовые линии джихада Муад'Диба тоже далеко отсюда, и Гурни считал – самое время охотиться.

До недавних пор он вел столь бурную жизнь, что и помыслить не мог о домашних животных. Но сейчас он эрл Каладана, благородный человек. От него ждут, что он обзаведется собственным поместьем, большим домом, свитой слуг – и, конечно, охотничьими собаками.

Гурни не собирался привязываться к собакам, даже не давал им отдельных кличек, но нужно было как-то называть их, не только «Эй ты, Черная» или «Белое Пятно». Особых идей у него не было, и он назвал шесть собак по планетам, на которых сражался в джихаде: Галация, Джиеди, Джакар, Анбус, Хавири и Сил. У каждого пса был свой характер, и они отзывались на внимание, когда он гладил их по голове или трепал по груди, расчесывал шерсть или угощал лакомствами.

Гончие не один час бежали по болотам и вспугнули зайца, за которым бросились с диким лаем. Сегодня, впрочем, после долгой утомительной погони охота получилась не слишком удачная. Но по крайней мере собаки размялись, побегали, и он тоже. Одежда у него промокла от пота, в груди жгло.

Когда он отвел их на псарню и выдал по лишней чашке похлебки, пес по кличке Джиеди заворчал за едой. Ему это было несвойственно, но сегодня во время погони он отставал. Озабоченный Гурни зашел на псарню и увидел, что глаза у собаки покраснели и слезятся. Когда хозяин коснулся его, Джиеди предостерегающе зарычал.

– Ты выглядишь больным, парень. Пожалуй, стоит тебя изолировать от остальных.

Он потащил упирающуюся черно-коричневую собаку за ошейник в отдельный вольер. Если к утру псу не станет лучше, придется отправиться в Кала-Сити за ветеринаром.

На следующее утро собака выглядела гораздо хуже, глаза у нее стали алыми от внутренних кровоизлияний. Джиеди лаял и хрипел, потом завыл, как от сильной боли. Когда Гурни подошел к его вольеру, несчастный пес с ворчанием, щелкая зубами, бросился на перегородку.