Невидимая связь Браун Сандра

Лейни круто развернулась, оказавшись лицом к лицу с нахальным молодым человеком в тесных джинсах, джинсовой куртке и потрепанной ковбойской шляпе, прислонившимся к косяку.

– Это сюда я должен доставить посудомоечную машину, или меня сейчас прогонят? – ухмыльнулся он, одновременно подмигнув ей и выдув пузырь жвачки.

– Черт возьми, я же сказал не колотить в стены! – заревел Дик откуда-то из глубины дома. – Да, миссис Томас. Спасибо, скажите, я иду.

– Простите, мэм, – тихо сказал кто-то за спиной Лейни. Тяжеловесный мужчина пытался протиснуться мимо. С плотницкого пояса свисали инструменты.

– Мне нужно взять из грузовика гвозди.

Лейни, как автомат, посторонилась, давая ему пройти.

– Он идет, но придется подождать еще минуту, – сказала миссис Томас в телефон.

– Мне тоже нужно с ним поговорить, – застенчиво пробормотал мужчина на диване.

– Он это знает. Скоро придет.

Телефон снова включился.

– Лейни! – радостно воскликнул Дик, вбежавший в дверь с резвостью полузащитника НФЛ. – Почему так рано? О, черт!

Он хлопнул ладонью по лбу.

– Я и забыл, что завтра начинаются каникулы! Хотел все сделать до твоего прихода!

– Какого дьявола здесь творится?! – завопила Лейни, покраснев от гнева и яростно сверкая глазами.

Парень в ковбойской шляпе тихо свистнул сквозь зубы. Вернувшийся с гостями плотник смущенно кашлянул, прикрываясь ладонью. Миссис Томас выключила пылесос, который пронзительно взвыл и замолчал. Тихо попросив звонившего связаться с мистером Сарджентом позже, она повесила трубку. Двое мужчин, которых Лейни раньше не видела, встали в дверях спальни, ошеломленно глядя на нее. Стук в кухне прекратился, и еще один незнакомец заполнил дверной проем. Мужчина на диване встал, но тут же передумал и снова сел. Телефонный мастер поднялся с пола. Все с любопытством пялились на нее, словно она была здесь не на своем месте и, возможно, не в своем уме.

Тяжело вздохнув и пытаясь держать себя в руках, она уже мягче спросила:

– Что происходит, Дик? Кто все эти люди и что делают в моем доме?

Он взял у нее сумочку и портфель с книгами и помог снять пальто.

– Это миссис Томас, чье присутствие говорит само за себя, – спокойно пояснил он. – Я нанял ее убирать, так как сам ненавижу уборку, а тебе этим заниматься не позволю. Да. И готовить, поскольку я специалист по двум блюдам – спагетти и яичнице-болтунье. А ты это уже ела.

Повернувшись к домохозяйке, он улыбнулся:

– Она уже поставила в духовку мясо с картофелем.

Мужчина на диване попытался привлечь внимание Дика, нерешительно помахав рукой.

– О, мистер Смайли, я почти забыл про вас. Лейни, он доставил твою новую машину, но я еще не подписал бумаги. Мистер Смайли, я сейчас подойду.

– Телефон готов, – объявил мастер и принялся собирать инструменты.

– Он установил новую глобальную телефонную связь, чтобы я мог отсюда вести бизнес и постоянно находиться на связи со своим офисом, – продолжал Дик и, показав на двоих в дверях, добавил:

– Они разбирают старую кровать и собирают новую и испытывают мое терпение, калеча стены.

Стыдливо потупившись, мужчины исчезли в большой спальне.

– Новая машина? Новая кровать? Мне не нужна кровать…

– Тебе, возможно, не нужна. Зато нужна НАМ.

– Блииииин, – пробормотал себе под нос парень в ковбойской шляпе и скрестил руки на груди, показывая, как наслаждается бесплатным шоу.

– Простите! Я, пожалуй, протиснусь мимо вас… – прошептал плотник, снова пробираясь в комнату и извиняющимся тоном мямля что-то насчет необходимости закончить работу и убраться как можно скорее.

– Они с помощником снимают шкаф на кухне, чтобы освободить место для посудомоечной машины и этого…

Осекшись, он яростно уставился на молодого человека, не сводившего глаз с Лейни. Взгляд Дика стал жестким и холодным.

– Кто вы?

– Я посудомойка, – нагло ответил тот.

– Думаю, плотники уже все сделали. Машину легче внести через черный ход.

– Верно.

Парень позволил себе оглядеть Лейни с головы до кончиков ботинок, многозначительно задержавшись на ее животе. Понимающе кивнул Дику, выдул очередной пузырь, который с треском лопнул, и, коснувшись полей шляпы, усмехнулся.

– Все верно, приятель!

– Ты обещал! – возмутилась окончательно вымотанная Лейни, садясь на диван.

– Я обещал не распаковывать вещи и сдержал слово, – улыбнулся Дик, садясь рядом и хлопая себя по бедрам.

– Клади ноги сюда!

Она слишком устала, чтобы спорить, и ноги уж очень распухли, а щиколотки напоминали подушки. Поэтому она откинулась назад и подняла ноги ему на колени. Он расстегнул ее ботинки, стащил и принялся массировать ступни.

Посторонние уже ушли. Дик каким-то образом успел этого добиться за удивительно короткое время, пока она наблюдала, чувствуя себя абсолютно бесполезной.

– Сегодня я снова разожгу камин, и ты можешь погреть ноги. Настоящие ледышки! Как вчера ночью в постели. Но мы согрели их, верно?

Он игриво провел пальцем по ее бедру.

– Не меняй тему, – неуступчиво заявила она, безуспешно пытаясь вырвать ногу из его рук. – Дик, сегодня ты практически заново обставил мой дом.

– Я купил тебе новую кровать с ортопедическим матрацем и гарантией на десять лет, а также велел установить посудомоечную машину со всеми возможными функциями. С гарантийным обслуживанием на три года. Скажи, что тут плохого?

– Но что скажет хозяйка?

– Машина останется и после твоего отъезда. Уверен, она будет в восторге.

– А автомобиль и миссис Томас?

– Считай автомобиль одним из рождественских подарков. И я нанял миссис Томас не только для тебя, но и для себя.

– Вот как? – спросила она, выдергивая ноги и садясь. – Ты так долго здесь не пробудешь.

Она встала и подошла к окну. Сложила руки под грудью и сжала локти. Ей вдруг стало необходимо оказаться от него как можно дальше. Рядом с ним она расслаблялась, а когда она расслаблялась…

– Тебе придется уехать. Сегодня.

Не дождавшись ответа, она продолжала:

– Поверь, я ценю твою заботу. Не ожидала такого от тебя в эру сексуальной свободы. И не ожидала, что тебе небезразличны я и ребенок. Я беру на себя полную ответственность за ту ночь в Нью– Йорке и готова в одиночку воспитывать ребенка.

– Так несправедливо, Лейни. Это и мой ребенок. Пусть я холостяк, но уважаю семейные ценности и мечтаю иметь наследника. В этом отношении я старомоден. Пропади пропадом ответственность и сексуальная свобода. Все это не имеет ничего общего с моим приездом сюда.

Глубокий вздох не помог ей успокоить сомнения относительно того, о чем она собиралась заговорить:

– Я думала о твоем отцовстве. Много думала. Было бы нечестно не дать ребенку узнать тебя и… тебе узнать его. Поэтому я готова разрешить тебе посещать его как можно чаще. Когда малыш подрастет и сможет уезжать из дома, будешь забирать его на каникулы.

Речь дорого ей стоила, и Лейни почти захлебывалась словами. Громко откашлявшись, она взяла сумочку и вынула оттуда свои заметки.

– Я написала то, что считаю достаточно разумным соглашением. Просмотри и скажи, что ты думаешь. Буду счастлива обсудить это с тобой.

Она протянула ему бумагу, вернулась на свое место у окна и стала напряженно ждать.

Через пять долгих минут молчания она услышала треск разрываемой бумаги и обернулась. Он успел превратить тщательно составленный документ в груду клочьев!

– Вот как! – гневно крикнула она. – Но я старалась быть справедливой, ко всем нам. И к ребенку тоже!

– Ты не поняла главного, Лейни!

Поднявшись, он подошел к ней с решимостью хищника и, обняв за талию, притянул к себе и одновременно запустил пальцы в волосы на ее затылке, так что их лица оказались совсем близко.

– Суть не том, чтобы дать мне право посещать собственного ребенка. И не в том, чтобы угрожать отнять его у тебя. Черт возьми! За какое же чудовище ты меня принимаешь? Что я такого сделал, чтобы ты посчитала необходимым защищать от меня не только себя, но и моего ребенка?!

– Ты и раньше пользовался моей слабостью.

– Возможно, – хрипло бросил он.

– Но больше я тебе такого не позволю.

Он мрачно улыбнулся, но в глазах стыла ярость.

– Я не собираюсь воспользоваться твоей слабостью. Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь. Неужели ты воображала, что после той ночи я позволю тебе исчезнуть? Неужели не знала, что я стану искать тебя, переверну небо и землю, пока не найду. Задолго до того, как узнал о ребенке, я был полон решимости найти тебя и навсегда сделать своей.

– Но…

– Заткнись и слушай, – сурово приказал он и придвинулся так близко, что она ощущала каждое произнесенное слово дуновением на своих губах.

– Разве не понимаешь, что ты особенная? Что после всех женщин, с которыми был, – и я не хвастаюсь, пытаясь произвести на тебя впечатление, а просто пытаюсь констатировать факт, которым нет оснований гордиться, – я вижу разницу… чувствую! Я не мог тебя забыть. Это наваждение какое-то. То, что случилось между нами в ту ночь, было правильным, Лейни. Таким правильным, что я понял: подобного никогда раньше не было. И из всего этого получился ребенок. Наш ребенок.

– Случайность!

Она боролась с водоворотом эмоций, грозившим ее поглотить. Какой-то частью сознания наслаждалась всем, что он говорил, и была готова смаковать каждое слово. Но внутренний голос твердил, что не стоит слушать. Что нужно быть настороже. Не допустить очередного насилия над телом и душой.

– Мы были захвачены необычными обстоятельствами, равных которым вряд ли найдется, – заявила она.

– Сейчас мы ничем не захвачены. Здесь нет аварий, клаустрофобии, истерики, бренди. За окном день и светит солнце. Если все это было несчастной случайностью, почему же я хочу тебя больше прежнего?

Он стоял так близко, что она не могла не почувствовать силу его желания. Его восставшая плоть прижималась к ней, и каждая эрогенная зона ее тела отвечала на недвусмысленное послание.

– Ты хочешь меня из-за ребенка, вот и все, – покачала она головой.

Его рот был волшебным орудием пытки, оставлявшим горящие следы поцелуев на ее губах, щеках и подбородке.

– Это не имеет ничего общего с ребенком. – прорычал он, принимаясь ласково тереться носом и губами об ее подбородок. – А теперь прекрати все эти глупости и поцелуй меня.

Хрипло застонав, она подчинилась. Он завладел ее губами, язык толкнулся в сомкнутые зубы. Жар расплескался по венам и разлился по телу жидким медом, растопив почти все возражения и запреты. Она снова пала жертвой обессиливающей слабости. Восхитительного забытья, которое находила только в его объятиях.

Бесстыдное мурлыканье вырвалось из ее горла, а руки инстинктивно сжались на его спине.

Он вздохнул ей в губы:

– Да, Лейни. Не сдерживайся. Доверься мне. Приди. Как пришла в ту ночь.

Он нежно поцеловал ее вспухшие губы и шептал слова искушения. Пока ее не охватила безумная потребность. Когда она беспокойно окликнула его, он стал заниматься с ней любовью своим дерзким языком.

– О господи, – вздохнула она через несколько минут, когда его язык увлажнил ее верхнюю губу росой их поцелуя. – Зачем ты делаешь со мной это?

Он предпочел не понять.

– Потому что ты великолепна, молода и свежа. Потому что прекрасно выглядишь, восхитительна и бесподобна на вкус. Потому что однажды ты впустила меня, и теперь у тебя в животе мой ребенок.

– Я не это хотела сказать.

– Знаю. Но таковы факты, – прошептал он, чуть касаясь губами уха. Даже его дыхание было лаской. Она в безумном самозабвении откинула голову…

Зеленое платье с кремовым воротничком застегивалось спереди перламутровыми пуговками и немного расширялось книзу. Во время их разговора он успел расстегнуть несколько пуговиц. Но когда сунул руку за расстегнутый ворот и стал ласкать едва прикрытые нейлоном груди, лихорадка мгновенно прошла, и Лейни застыла в его объятиях.

– Нет! – со страхом запротестовала она, хотя не пыталась вырваться.

– Лейни, нет ничего дурного в том, что любовники ласкают друг друга, – мягко убеждал он.

– Мы не любовники.

– Ошибаешься. Ты носишь под сердцем моего ребенка. Я касался более интимных мест, чем это.

Он нежно поцеловал ее в губы.

– Я хочу касаться тебя. Сжимать твои сладкие грудки.

– Невозможно, – слабо протестовала она, наслаждаясь прикосновениями его теплой руки.

– Я уже сжимал их. Прошлой ночью. Целовал тебя. Сюда.

Большой палец легонько провел по ее соску, который немедленно затвердел.

– Касался тебя языком.

Она едва сдержала стон, прижавшись лицом к рубашке, пахнувшей Диком. Ощущая текстуру волос, покрывавших его грудь.

– Я прошу у тебя одного. Разрешения коснуться тебя. Прошлой ночью было темно, и мы лежали под одеялами. Я хочу видеть и трогать тебя при свете. Чувствовать свои руки на твоей коже. Видеть твои руки на своей коже…

Он зарылся в ее шею носом и губами, лаская языком ухо. Но она почему-то не боялась. Наоборот, страхи таяли. Тело пробудилось для новых ощущений, испытанных ею всего однажды. Смутные и туманные тогда, теперь они становились все ярче. И она эгоистично, почти лихорадочно стремилась пережить их снова и снова, прежде чем они исчезнут. Груди налились и отяжелели, и причина не в беременности! Соски упирались в лифчик и пульсировали желанием.

Когда язык Дика вновь ворвался в ее рот, последние колебания растворились. Напряжение словно вытекло из нее, и она растаяла у него на груди. Он немедленно ощутил перемену.

– Милая, тебе никогда не придется бояться меня. Никогда.

В этот момент она тоже так считала. Ее руки скользнули за ворот его сорочки и обвили шею.

Она прильнула к нему, приняв его мужскую твердость в мягкую ложбинку своей женственности. Что происходило каждый раз, когда она была с ним? Почему она так реагирует только на этого мужчину и ни на кого другого?

Она не могла сказать. Ответа не было. И не хотелось его искать. Потому что их губы слились, а его рука пробралась в чашечку лифчика, чтобы вознаградить ее плоть ощущениями его ладони и кончиков пальцев.

Он медленно отстранился, сжав напоследок ее грудь, прежде чем поправить чашечку и поднять голову. Глядя ей в глаза, он застегнул пуговицы. В глазах Лейни светились невысказанные вопросы.

– Это процесс обучения, – пояснил он, едва касаясь губами ее губ. – Я учу тебя доверять мне. Не сразу. Постепенно.

Он прерывисто вздохнул.

– И я, и молния моих джинсов претерпели в процессе этого урока невыносимое напряжение.

Она залилась яркой краской и потупилась. Он рассмеялся, крепко обнял ее и стал укачивать.

– Ты прелестна. Подумать только, почти семь месяцев беременности, а судя по скромности, ты никогда не была с мужчиной.

– Я почти этого не помню.

Он оттолкнул ее и вынудил встретиться с ним глазами. Обвел пальцем ее нижнюю губу, все еще распухшую от поцелуев.

– Помнишь, – пробормотал он.

Настроение его мгновенно изменилось. Он показал ей на дверь спальни, шлепнул и приказал:

– Иди переоденься во что-нибудь поудобнее, пока я разложу по тарелкам еду.

Они очень весело пообедали и, загрузив посуду в машину, поехали и купили елку на площадке клуба «Оптимист». Лейни объявила, что она слишком велика для их дома, а Дик обозвал ее Скруджем – имя, которое казалось еще более подходящим, поскольку он узнал, что у нее вообще нет украшений. Он практически скупил в универмаге все запасы электрогирлянд, шаров и мишуры.

Следующие несколько дней были самыми необыкновенными в жизни Лейни. Дик каждое утро приносил ей завтрак в постель. Баловал до безобразия. Не слушая протестов, обучал ее пользоваться всеми гаджетами микроавтобуса.

– Зачем мне учиться водить этот механический Диснейленд? Возьмешь его с собой, когда вернешься в Нью-Йорк.

– Никто из живущих на Манхэттене не держит машину.

– Как насчет этой?

Она показала на «Кадиллак».

– Я взял его напрокат в Талсе, пока ездил по всему городу в поисках тебя.

Она мгновенно замолчала и согласилась водить новую машину. Кроме того, старая таинственно исчезла, и даже динамитом нельзя было вырвать у Дика сведения о ее местонахождении.

Они купили приданое для младенца и новое покрывало для гигантской кровати. Дик, как всегда педантичный, заказал белье и одеяла, которые доставили вместе с покрывалом.

– Как мило с твоей стороны позволить мне выбрать покрывало! – съязвила Лейни.

Он закрыл ей рот поцелуем, отчего другие покупатели замерли и уставились на них.

– Я так люблю, когда твои губки надуты, – прошептал он.

Смущенная веселыми взглядами, она пробормотала уголком рта:

– Напомни мне никогда больше не дуться.

– Я просто нашел еще одну причину поцеловать тебя.

Каждый раз, когда они куда-то ехали, он обращался с ней, как с вазой драгоценного фарфора, которая может разбиться в любую минуту. Его рука всегда обнимала ее или поддерживала под локоть. Он осаждал ее вопросами о здоровье и самочувствии.

– Ты устала… Спина снова болит… Щиколотки распухли… я обязательно расспрошу обо всем доктора Тейлора.

Она перестала требовать, чтобы он ушел. И даже не могла понять своего решения позволить ему остаться. Но знала одно: уютный дом стал еще уютнее, когда в нем появился мужчина. Ей нравился аромат его одеколона, разлитый по ванной. Идущий от простынь. Нравился даже соленый пряный запах его пота, когда он бегал по утрам или играл в рэкетбол. Для Лейни такая откровенная мужественность была внове, и она не находила ее отталкивающей. Ей был приятен даже шум, который он производил, когда одевался в спальне, даже дружелюбное молчание, когда они смотрели телевизор или читали рядом у огня.

Дни проходили в ленивом покое, совершенно для нее новом. Он не пробовал затащить ее в постель, и она была слишком сбита с толку, чтобы понять, как к этому относиться. Он вообще редко касался ее, если не считать нежного поцелуя или дружеских объятий. Каждую ночь он прижимал ее к себе и гладил живот, когда ребенок не давал спать, но не пытался заняться любовью. Она привыкла к его телу, его надежным рукам, звукам тихого дыхания.

Совместное существование требовало большей близости.

Как-то утром она нетерпеливо постучала в дверь ванной. Он открыл дверь, стоя в полотенце, обернутом вокруг бедер. Капли воды бриллиантами сверкали в густых волосах на его груди. Влажные седые волосы липли к голове.

– Что случилось? Неважно, – быстро поправился он, протягивая руки. – Я знаю.

Он быстро освободил для нее ванную.

Когда она вышла, он стоял у бюро спиной к ней и натягивал плавки. На секунду она онемела, потрясенная мужским совершенством его тела. Она наблюдала игру мышц на бедрах и ягодицах, сейчас обтянутых хлопчатым трикотажем. И тихо ахнула, но позже выругала себя за то, что не сдержалась.

Услышав ее, он повернулся.

– Все сделала? Могу снова идти в ванную?

Она энергично закивала и почти выбежала из комнаты. Ладони взмокли, сердце колотилось.

Она позволит ему остаться. И хотя не сама принимала решения, но потерпит, пока не родится ребенок. И тогда настоит на своем. Как только малыш появится на свет, он вернется в Нью-Йорк, а она – к прежней жизни. Они достигнут соглашения и будут поочередно воспитывать ребенка.

Он останется, если будет вести себя прилично. Но она отказывается любить или зависеть от него.

– Напомни мне повысить миссис Томас жалованье. Никогда не ел лучшей начинки.

– В здешних местах она называется гарниром, и секрет – в количестве добавленного шалфея, – пояснила Лейни.

Сегодня был сочельник, и они все еще не встали из-за праздничного стола. Хотя были сыты. Прислуга приходила вчера и приготовила все, так что им осталось только сунуть готовое блюдо в духовку и выставить таймер.

– Ну, раз ты такая умная, может, я сэкономлю на ее жалованье и позволю тебе заняться хозяйством!

– Давно следовало это сделать, – буркнула Лейни, вставая и принимаясь ставить грязную посуду на поднос.

– Ни за что! – рассмеялся Дик. – Тем более что ты вот-вот начнешь новый семестр. Вряд ли я смогу уговорить тебя не возвращаться в школу.

Руки Лейни застыли над подносом. Она в ужасе уставилась на Дика:

– Даже не думай об этом!

Он сокрушенно покачал головой.

– Именно этого я и боялся.

– Что бы ты там ни думал, но моя работа важна!

– Я…

– У меня степень магистра, ради получения которой я много и упорно работала. И я люблю детей. Начальная школа, возможно, наиболее критична…

– Лейни, я не спорю, – тихо заметил он.

Лейни проглотила конец тирады и сказала уже более спокойно:

– Я очень люблю свою работу Для меня она важна. Пока…

Она хотела сказать «пока не появился ты», но передумала.

– До… до ребенка… школа – все, что у меня было. Я хороший преподаватель и хочу всегда этим заниматься.

– Я подшучивал над тобой, когда предлагал сидеть дома. Но все-таки думал, что в этом случае тебе будет легче переносить беременность.

Она покачала головой.

– Тогда время будет тянуться медленнее.

Он стал помогать ей убирать со стола.

– Когда ты вернешься в школу?

– Через день после Нового года.

– А когда следующие каникулы?

– В марте. Думаю, тогда и родится ребенок.

– И никакого отпуска до родов?

Его вопросы были немного слишком небрежны, немного слишком коварны, слишком походили на предварительное прощупывание очень умного адвоката перед решающим допросом.

Лейни мгновенно насторожилась. Осторожно поставив бокал на поднос, она посмотрела ему в глаза.

– Почему? Почему ты спрашиваешь об отпуске?

Дик беззаботно пожал плечами:

– Пытался решить, когда нам лучше пожениться.