Славы жаждут дураки Дышев Андрей
– Там наши охранники! – кричала она мне вдогон. – Не лезь к ним, я сама с ними поговорю!.. Ты слышишь? Они тебя убьют!
С треском ломая кусты, я выскочил на круглую полянку, посреди которой стоял старый, как мамонт, вишневый «Мерседес». Рядом с ним, на коленях, молился сухой траве Ник. С разбитыми кровоточащими губами, в рваных трусах, подпоясанных каким-то шнурком, с потухшим взглядом, он напоминал раба, приговоренного римлянами к распятию. Рядом с ним стояли двое коренастых мужланов в черных майках и солнцезащитных очках, причем один из них поставил ногу в пыльном ботинке Нику на голову.
Увидев меня, охранники переглянулись, один из них произнес:
– А это еще кто такой?
– Привет! – сказал мне Ник и вытянул разбитые губы, изображая улыбку. – Хорошо, что ты цел.
– Не радуйся, это ненадолго, – блеснул остроумием один из мужланов и, почесывая вздувшийся бицепс, не спеша пошел ко мне.
Я сразу понял, что о чем-либо говорить с этими вышибалами бесполезно, ни для чего иного, кроме драки, они не были предназначены. В подобных ситуациях я всегда предпочитаю напасть первым, но было выгоднее, чтобы охранники находились подальше друг от друга, и я продолжал стоять на краю поляны, ожидая, когда мужлан приблизится ко мне на расстояние вытянутой руки.
– Всем стоять! – вдруг за моей спиной раздался пронзительный голос Инги. – Эти парни со мной, их не трогать.
Приказ прозвучал двусмысленно, во всяком случае для меня. Каких парней имела в виду Инга? Кого кому не трогать? Нас с Ником охранникам или наоборот?
– А вот и наша кошка явилась! – обрадованно пробасил охранник, стоящий рядом с Ником. – Мы тебя ждем. Хозяин передал, что у тебя творческий кризис, и велел нам с Глобусом отрепетировать с тобой амурную сцену. Сейчас мы этим и займемся.
– Вот то`ка по р`гам эт`му дятлу нада`м, – плохо проговаривая слова, предупредил Глобус, надвигаясь на меня с целеустремленностью тепловоза. Он не счел необходимым даже согнуть руки в локтях и поднять кулаки хотя бы до уровня груди. Он уже видел меня корчившимся на траве. Он не допускал даже мысли, что события могут развернуться иначе.
Я снял с руки часы и сунул их в карман. Тяжелый подбородок, узкий лоб, из которого редкой щетинкой торчала челка, обвислые щеки с геморрагическими прожилками и золотой блеск зубных коронок уже не были для меня элементами человеческого лица. Я видел перед собой боксерскую грушу, обтянутую тугой коричневой кожей, хорошо знакомую мне грушу, которой так много раз доставалось от меня.
– Убегай! – закричала сзади меня Инга, и я опять не понял, кому это адресовано.
Глобус вошел в зону досягаемости моего кулака. В первый удар я вложил всю мощь, на какую был способен, только по той причине, что второго уже могло не быть. Глобус, отдаю ему должное, каким-то чудом успел увернуться от прямого попадания в подбородок, и кулак пошел выше, проутюжив нос и правую бровь охранника. «Груша» сразу опустилась на полметра ниже, и я достал ее левой – апперкотом – и сразу же отскочил в сторону, так как знал, что после двух первых ударов такие вышибалы с чемоданами вместо лиц приходят в бешенство.
Его нога в ботинке просвистела над моей головой. Попытка раскроить мне череп была очень даже многообещающей. Опоздай я на долю секунды, и мне пришлось бы очень долго собирать свои мозги по поляне. Инга кричала за моей спиной, Глобус хрюкал, тяжело замахивался и расшатывал склон с такой силой, словно намеревался спустить песчаную лавину на съемочную площадку.
Я утратил внимание всего на мгновение, и этого оказалось достаточно для того, чтобы Глобус меня обманул. Он задрал ногу вверх, намереваясь двинуть меня по лицу, и как только я ушел в сторону, так тотчас нарвался на его пудовый кулак.
Он достал меня в левую челюсть, и удар был настолько сильным, что я отчетливо услышал хруст; мне показалось, что в моей голове сработала фотовспышка; земля ушла из-под ног, и, хватаясь руками за воздух, ломая спиной кусты, я полетел туда, куда Глобус меня послал… Похоже было, что кровь залила мне лицо; красное пятно мелькнуло перед моими глазами, изящная женская ножка в туфельке вонзилась моему обидчику в район ширинки. Раздался мучительный стон. Грохнувшись на землю, я увидел, как Глобус корчится, держась за пах, а Инга красным пламенем несется через полянку к «Мерседесу».
Я вскочил на ноги. Меня шатало, но было достаточно сил для того, чтобы сделать несколько прыжков и вцепиться в горло второму охраннику. Мы свалились в траву. Пронзительно завыл двигатель машины. Охранник, оскалив зубы, пытался укусить меня за руку.
– Голову убери! – кричал мне Ник.
Горло охранника было скользким от пота и горячим, словно он нарочно распарил его и намылил для бритья. Сухая палка в руку толщиной ударилась о лоб охранника и переломилась. Я оттолкнул его от себя и поднялся на ноги, сжимая до боли кулаки и вращая во все стороны головой. Представляю, какая в этот момент у меня была рожа!
«Мерседес», откидывая в кусты комья глины, сорвался с места и, ударяясь с барабанным гулом днищем о кочки, прыгнул с поляны в заросли.
– Сюда! Сюда! – орал Ник, и я не сразу увидел его рядом с машиной. Он размахивал руками, одна его нога уже стояла на порожке.
Без удара, мягко и тяжело, как лошадь, Глобус навалился на меня откуда-то со стороны, но я устоял, сильно толкнул его, придавая его движению дополнительное ускорение. Под ним затрещали ветки. Я все еще прыгал по поляне, как по рингу, во мне буйствовал бойцовский пыл, и уйти отсюда без победного, заключительного удара не хотелось, но Ник, крича что-то мне в ухо, схватил меня за ремень джинсов и потащил к машине.
Я упал на заднее сиденье. Машина тотчас сорвалась с места и, тараня кусты, помчалась на лесную дорогу. Я захлопнул дверь, прихватив с собой ветку с какими-то черными ягодами. Потянулся к ним, сорвал и кинул пару штук в рот.
Несколько минут, пока мы мчались вперед, увеличивая расстояние между нами и полянкой, я был озабочен исключительно своей челюстью и вопросом о съедобности ягод, которые оказались терпко-горькими на вкус. Когда же пульс мой стал приходить в норму, а сознание заработало на среднем интеллектуальном уровне, я поднял голову, посмотрел по сторонам и наконец поинтересовался: а кто же за рулем?
Инга виртуозно объезжала ямки, ловко переключала скорости и хитро поглядывала на меня через зеркало заднего вида.
– Смотри, как, оказывается, я тебя здорово выдрессировал! – оценил я, опираясь руками о спинку ее сиденья. – И давно у тебя так ловко получается?
– В состоянии аффекта, – пояснила Инга, – способности человека усиливаются многократно.
– Ник, – сказал Ник, сидящий рядом со мной, и протянул мне руку.
– Кирилл, – ответил я и с благодарностью посмотрел в лицо пилоту. – У тебя из губы кровь идет.
– А здорово мы их отделали, да! – восторженно крикнула Инга.
– Ты очень вовремя врезала Глобусу между ног, – сказал я, притрагиваясь к подпухшей щеке. Она горела огнем.
– Они очень жестокие ребята, – сказала Инга. – Я до сих пор понять не могу, как мы смогли их обломать… Посмотрите, за нами никого?
Мы с Ником одновременно повернули головы. За нами гналась только пыль.
– По почкам не били? – заботливо спросил я у Ника.
– Нет. Только по лицу… Послушай, а как ты смог дотянуть до моря? Движок ведь уже не работал.
– А я вылез из аппарата и подтолкнул сзади, – ответил я.
– А я тебя вчера видел, – сказал Ник Инге, рассматривая руки, плечи и обнаженную спину девушки.
– Где? – спросила Инга.
– В Коктебеле, на причале. Ты стояла лицом к морю, облокотившись на ограждение. А рядом с тобой была пожилая женщина.
– Ерунда какая-то, – ответила Инга. – Не была я вчера в Коктебеле.
– Была! – уверенно кивнул Ник. – Я два раза над тобой пролетал, нарочно со стороны солнца заходил, чтобы лучше рассмотреть. Мне очень твои но-ги понравились. И платье. Я тебя по этому платью и узнал.
Инга вдруг круто повернула руль, и Ник повалился на меня. Завизжали шины об асфальт.
– Хватит ерунду нести! – озлобленно крикнула она. – Говорю тебе, что не была я в Коктебеле ни вчера, ни позавчера! Спутал меня с кем-то!.. Ноги ему чьи-то понравились! А я здесь при чем?
Ник загрустил. Инга его обидела.
Глава 22
Да простит меня Гера за такое сравнение, но он так напоминал кроманьонца, увлеченного наскальной живописью, что мне захотелось подарить ему каменный топор. Огромный, широкоплечий, он нависал над столом и аккуратно водил по трафарету фломастером. Его кулаки, привыкшие к двухпудовым гантелям, с трудом держали хрупкую пластиковую трубочку, и было странно, что он ее не сломал. Он так старательно выводил буквы, что не заметил, как я пришел.
– «Кто сюда налепит жвачку, получает сразу в пачку», – вслух прочитал я поэтический шедевр.
– Это ты? – спросил Гера, не отрываясь от работы. – Почему так поздно? Потеть будешь? Я новый снаряд выписал. Когда соберу – укачаешься! На все группы мышц.
– В кино сниматься хочешь? – спросил я.
– И в кино сниматься, и в космос слетать, – ответил Гера, старательно выводя восклицательный знак. Затем поднял голову, полюбовался на объявление, добавил еще какой-то малозаметный штрих и примерил листок к стене.
– Я серьезно, – уточнил я.
– И я серьезно… Кнопки подай, пожалуйста… Так ровно?
– Ровно… У меня в гостинице поселился кинорежиссер, – начал я объяснять подробно. – Так вот, ему для небольшого эпизода понадобился мускулистый парень. А кто у нас в городе более мускулистый, чем ты?
Гера не сдержался, и его губы растянулись в улыбке против его воли.
– Ладно тебе! – махнул он рукой, но моим предложением заинтересовался, как всякий человек, которому есть что показать. Почувствовав, что мое молчание затянулось, он напомнил: – Так что там ты про режиссера говорил?
Я не люблю повторять одно и то же по нескольку раз. Проблема в принципе была решена.
– В десять вечера я за тобой заеду, – сказал я, хлопнув Геру по плечу.
– А почему так поздно?
– Съемки ночные.
– Да постой ты! – забеспокоился Гера, видя, что я намереваюсь уйти. – Объясни толком: что от меня требуется? Как одеваться?
– Тебе все объяснят.
– Но ты не врешь?
Я отрицательно покачал головой и вышел. Сегодня стемнело рано – солнце, не успев закатиться за горизонт, спряталось за широкой черной полосой туч, надвигающихся с моря. Усиливался теплый влажный ветер. Над темным морем вздрагивали всполохи. Оживший парк издавал терпкий запах хвои. Я взглянул на часы: до девяти оставалось всего несколько минут. Он, конечно, будет ждать меня и час, и два, и больше, но меня гнала к месту встречи не столько пунктуальность, сколько желание узнать важные новости.
Выехав через нижние ворота санатория под «кирпич», я свернул на набережную и медленно покатился навстречу потоку праздной толпы. Джип почти бесшумно раздвигал людей, слепил их фарами, заставлял тесниться, толкаться, но никого это не злило. Наоборот, появление джипа на пешеходной дорожке воспринималось как сюрприз, аттракцион или фокус. Народ веселился неизвестно чему, зачем-то махал руками, кто-то попытался взобраться на капот, какая-то девушка успела поцеловать боковое стекло, оставив на нем жирный след помады… Для меня море, набережная, реликтовые рощи давно стали фоном, на котором протекала моя жизнь, заполненная работой, проблемами, причем не всегда приятными. И потому я воспринимал отдыхающих как ненормальных, их чувство радости – беспричинным, и чем ближе я подъезжал к Крепостной горе, уже окутанной мраком ночи, тем более мрачным становилось мое настроение.
Доехав до конца набережной, я включил передний привод и, выжимая из джипа все его «лошадки», взлетел по крутому склону к отвесной стене, заканчивающейся зубчатым силуэтом Консульского замка. Остановившись у зарослей горного боярышника, я заглушил мотор, вышел из машины и, слившись с темнотой, пошел вдоль стены туда, где призрачными пятнами светились туристские палатки.
Роман сидел на большом камне, обняв колени и глядя на плывущие по черному полотну моря огни. Увидев меня, вскочил, протянул руку и сказал:
– Давай отойдем подальше. Здесь нас могут увидеть.
Мы поднялись еще выше, пока путь нам не преградила отвесная стена. От нее тянуло жаром, словно это был большой нагревательный прибор. Я сел на землю, прислонился к стене спиной.
Он сел рядом, откупорил пиво и протянул мне:
– Будешь?
Я отрицательно покачал головой.
– Давай ближе к делу. У меня мало времени.
– В общем, так! – сказал он, делая большой глоток и вытирая губы. – Отбрасываем все сомнения: это он.
– Что видел? Конкретно!
– Его поведение! Стоит тебе уехать, как он начинает елозить, как уж на сковородке. Отсюда торцевые окна видны хорошо, так он мелькал и на втором этаже, и на третьем.
– С кем-нибудь встречался, разговаривал?
– Нет, этого не заметил, врать не буду.
– А где он ночует?
– В будке сторожа у котельной пансионата. И там я за ним следил – никто к нему не приходил, ни с кем он не разговаривал.
– Плохо, – сказал я. – Он – пешка, вошь! Мне надо знать, на кого он работает!
– А ты уверен, что на кого-то работает?
– Ну вспомни его еще раз! И скажи, мог ли он написать грамотное письмо, да еще откатать его на принтере?
– Нет, не мог.
– И я так думаю. А днем он на улице показывается? Выходит куда-нибудь?
– Два раза в день – до магазина и обратно. Возьмет молока, батон, сядет во дворе под навесом и жует… Ну, ты чего надумал? Может, не будем тянуть, припрем его к стене? Я ему разок дам под дых, так он сразу во всем сознается.
– Не надо, – ответил я. – Ни в чем он не сознается, потому как ничего криминального не совершил. Подождем, когда монеты придут. Ты на завод звонил?
– Звонил. Заказ готов, выслали. Со дня на день должны прийти на почту.
– Держи это под контролем.
Я встал, стряхнул с джинсов хвойные иголки.
– Домой? – спросил Роман.
– Нет, не домой, – ответил я. – Возможно, меня не будет до утра, и потому тебе придется еще поработать.
– Какой разговор! – охотно согласился Роман. – Надо, значит, надо!
– Справишься сам, если что случится?
– А что случится? Ну начнут два барбоса бродить по двору с металлоискателем, а потом копать яму. Одному под дых, другому по рогам…
– А у барбосов может оказаться оружие.
– И у меня может оказаться. Подумаешь, невидаль какая.
Мы расстались. Я вернулся к машине. Не подставить бы парня под пулю, подумал я. Горячий, рубаху на груди рвет, ради меня сутками готов в засаде сидеть. Правильно говорят, что самые верные друзья остаются с детства, со школьных времен. А мы с Романом шесть лет за одной партой просидели.
Глава 23
Инга ждала меня у калитки. Когда я остановился рядом с ней, она открыла дверь, но, прежде чем сесть, попыталась устроить мне сцену, очень напоминающую семейную:
– Ты смотрел на часы?
– Смотрел. Нормальные часы, с таймером и секундомером…
– Когда мы договорились встретиться?
– Ты очень громко говоришь. Как жена.
– Да если бы я была твоей женой…
Она не придумала, какого наказания я заслужил, села в машину и приказала:
– Гони! Браз два часа назад на площадку уехал. Он просил, чтобы я напомнила тебе о твоем обещании.
– Ну так напоминай!
– Мускулистые парни! – крикнула Инга.
– Две штуки?
– Да!
– Только одна штука есть, – покачал я головой. – Но зато очень мускулистая штука! Сейчас покажу.
Мы поехали в «Персей». Я искоса поглядывал на строгую Ингу. Лицо ее, лишенное какого бы то ни было макияжа, казалось бледным и усталым. Только что вымытые волосы не были просушены и уложены. В таком виде надо в постель ложиться, а не на съемки ехать.
Инга словно услышала мои мысли, провела пальцами по лицу, повернулась ко мне.
– Я хорошо ресницы отмыла?.. Перед гримом надо все с себя смывать. Кожа должна быть чистой и сухой… Послушай, а ведь ты небрит!
– А зачем мне быть бритым?
– Как зачем? Браз тебе ничего не говорил?
– Говорил. Он говорил, что искусство зависит от денежного мешка…
– Ну тебя! – махнула рукой Инга. – Пусть он сам с тобой разбирается… Куда мы едем?
Я не ответил, круто развернулся перед лечебным корпусом, в подвале которого был оборудован тренажерный зал, и посигналил. Гера не заставил себя долго ждать. Двери раскрылись, и судакский Шварценеггер вышел на улицу. Я едва из машины не вывалился. Тренер по бодибилдингу выглядел так, словно уже собрался на вручение «Оскара» за лучшую мужскую роль. В отличие от меня Гера был гладко выбрит, причесан и напомажен, но что меня поразило больше всего, так это его одежда. Тренер в костюме и галстуке – все равно что президент страны в пижаме. Деревянной походкой он приблизился к машине, осторожно, чтобы не порвать пиджак под мышкой, протянул руку и открыл дверь. Увидев, что переднее место занято, он скомканно извинился, излишне круто повернулся, и оторвавшаяся от пиджака пуговица щелкнула по ветровому стеклу.
– Ты что?! – возмутился я, в то время как Гера устраивался на заднем сиденье и несчастный пиджак трещал на его могучем торсе. – Ты как оделся? Разве я тебе не говорил, что фильм исторический?
– Нет, – покрутил головой Гера. – А какая разница?
Инга ущипнула меня за руку, но я уже не мог остановиться.
– Да где ты видел, чтобы в средние века такие костюмы с галстуками носили?
Гера критически осмотрел себя и взялся за ручку двери.
– Ладно, не наезжай! – сказал он. – Пойду переоденусь…
Он уже готов был выйти, как я тронулся с места, а Инга, повернувшись к Гере, успокоила его:
– Поменьше слушайте этого болтуна! Там вам и костюм дадут, и грим наложат. А то, что побрились, это очень хорошо.
Ишь, как хвостом крутить стала! – подумал я. Шею сейчас свернет!
Гера, чувствуя себя стесненным из-за внимания к себе незнакомой девушки, ослабил узел галстука и молча уставился в окно.
– Между прочим, – сказал я ему, – впереди тебя сидит исполнительница главной роли Инга Арабова, она же Марта Лехтине, она же графиня Лавани.
– Понятно, – едва слышно буркнул Гера и еще сильнее вжался в сиденье. По-моему, он так и не понял, как же на самом деле зовут исполнительницу главной роли.
«Вот кто никогда не вляпается в дурацкие истории, – подумал я, глядя в зеркало на Геру, который от волнения, как мальчишка, слегка покусывал губы. – Ему проще пять тонн железа за тренировку перетаскать, чем с девушкой познакомиться. А может быть, он девственник?»
– Инга, тебе нравится Гера? Сто двадцать килограмм чистых мускулов!
– Очень нравится, – призналась Инга. – Странствующего Рыцаря я представляла себе именно таким.
– Ты понял, да? – заострил я внимание Геры на словах Инги. – Девушка с первого взгляда увидела в тебе рыцаря… Да не волнуйся ты так! Что, первый раз в кино снимаешься, что ли?
В общем, всю дорогу болтал преимущественно я. Когда мы въехали в Новый Свет, а оттуда по грунтовке покатили через лес к каменному мосту, где раскинулись палатки киношников, Гера успел незаметно снять с себя пиджак, галстук и наполовину расстегнуть рубаху.
– Куда? – спросил я у Инги, притормозив у шлагбаума, который охранял милиционер.
– Оставь машину здесь, – ответила Инга и вышла наружу.
Я рванул ручник, вытащил ключ зажигания и, подкинув связку на ладони, повернулся к Гере.
– Ну, что, Арнольд? Пойдем?
– Ты… это самое… – замялся Гера. – Не надо меня насильно с бабами знакомить, хорошо? Если мне надо будет, то я сам.
– Да слышал я уже эти сказки! – взмахнул я рукой. – Ты сам уже десять лет жениться пытаешься! И что?.. С бабами, Гера, как со штангой обращаться надо: хватать двумя руками и сразу на грудь!
– Ну, хорошо! – сделал мне уступку Гера, услышав про близкие его сердцу штанги. – Скажи этой графине Марте, что я хотел бы пригласить ее в наш спортклуб. Как, интересно, она на это отреагирует? Ладно?.. Но только потом, после съемок.
– Вот это разговор! – сказал я, ударяя кулаком в мускулистую грудь Геры, похожую на футбольный мяч.
Мы вышли из машины и сразу очутились в другом веке. Мимо нас по дороге шли турецкие воины с короткими гнутыми мечами, круглыми кожаными щитами, в звенящих доспехах и с факелами, поднятыми над головами. Все было здорово, как ожившая картинка из учебника истории: топот, хруст гравия под ногами, пыль, поднимающаяся над строем, как дым сожженных деревень, ржание лошадей, крики сотников и конвоиров, ведущих вслед за войском связанных одной цепью пленных и рабов. Правда, по строю из рук в руки переходили бутылки с фантой и «Массандрой», летели на обочину, рассыпая искры, окурки и слышалась родная речь.
Вокруг нас царил приятный хаос, предвещающий какое-то грандиозное действо, который был чем-то сродни толчее в фойе театра перед премьерой. Войско дружно поднялось на склон и рассыпалось по нему на свои позиции. Затрещали палки, сухие деревья и хворост, вспыхнули спички и зажигалки. На склоне стали заниматься бивачные костры.
К Инге подскочила растрепанная худая женщина, покачала головой, схватила девушку за руку и увела к большому навесу из рубероида на столбах. Мы с Герой пошли туда же, стараясь не наступать на кабели, протянутые по дну водостока.
– Никто нас здесь не ждет, – высказал интересную мысль Гера. – Может, вернемся?
Я чувствовал себя виноватым перед ним и искал Браза, чтобы засвидетельствовать верность своему слову. После чего в самом деле нам с Герой лучше будет вернуться в город. Просьба Браза относительно «двух штук», видимо, относилась к той категории, когда ее выполнение создавало для него больше проблем, чем игнорирование.
Мы подошли к кинокамере, установленной на треноге, – к центру виртуального мира, к оси, вокруг которой вращалась вся синематографическая аура. Здесь я и увидел Браза. Он был в бейсболке, под которой чудесным образом уместилась вся его лошадиная грива, в безрукавке «камуфляж» с многочисленными карманами, надетой поверх бежевой футболки с короткими рукавами. Его слабую руку, покрытую рыженькими волосиками и пигментной россыпью, сжимал непропорционально тяжелый браслет с крупными часами, на которые Браз кидал сосредоточенные взгляды, словно ожидал наступления Нового года или лунного затмения. Рядом с ним переминался с ноги на ногу хилый мужичок с немытой головой и в выгоревшей майке, тряс перед лицом Браза какой-то бумажкой и оправдывался:
– Вот! Все уплачено! Дата! Время! Все обозначено! Я привык к порядку! А водитель не пришел! То ли пьяный, то ли больной!
– Где ветродуй? – как можно строже спросил его Браз.
– Так я же объясняю! – теряя терпение, ответил немытый. – Машину я выписал, деньги заплатил, у пропускного поста колонны ждал два часа…
– Ты должен был привезти ветродуй! – оборвал его Браз и повернулся к нам. Оказывается, он знал, что мы стоим за его спиной.
– Очень хорошо, что вы пришли! – сказал он, протягивая руку Гере и представляясь: – Касьян!
Гера, пытаясь уменьшиться в росте и весе, ссутулился и бережно пожал руку режиссера.
– Прекрасные данные! – оценил Браз, как следует рассмотрев Геру. Потом повернулся ко мне: – А где же второй?
– Второго нет, – развел я руками. – Мускулистые и здоровые нынче в дефиците. Жизненный уровень растет, и люди предпочитают хорошо питаться и лежать на диване.
– Это неправда, – возразил Браз, но не стал вдаваться в подробности, взял нас под руки и повел под навес. Мимо нас прошмыгнул бородатый художник, которого я как-то видел на набережной в компании Браза и Черновского.
– Ветер усиливается, – на ходу бросил он. – Обойдемся без ветродуя.
В углу, за ширмой, было оборудовано что-то вроде парикмахерской или косметического кабинета: большое зеркало с подсветкой; столик, заставленный банками с расческами, ножницами, лаками и муссами для укладки, красками, коробками с накладными ресницами, усами; на рогатой вешалке висели парики. В кресле перед зеркалом сидела Инга, а над ней с беличьей кисточкой в руке нависала уже знакомая нам растрепанная женщина.
– Вот, Танюша, еще двое, – сказал Браз, хлопая меня и Геру по спине.
– Кто такие? – жизнерадостно спросила гример.
– Это Рыцарь, – представил Браз Геру. – А это, – он повернулся ко мне, – Монах.
– Это я Монах? – возмутился я. – Нет, вы ошиблись. Сниматься не буду. Не умею и не хочу.
– Я один тоже не буду сниматься, – поспешил присоединиться ко мне Гера.
Браз посмотрел на меня, как жандарм на провокатора.
– Кирилл, у меня безвыходное положение, – сказал он таким печальным голосом, что мне тотчас стало его жалко. – Вы можете мне помочь?
– Да какой из меня артист? – усмехнулся я.
Гера, поглядывая на меня, вполголоса вторил, что из него тоже артист никудышный. Инга закатывала глазки, вздыхала и с колокольни своего мастерства оценивала: «Да что там играть? Три минуты побыть статистом!»
Браз положил мне руку на плечо.
– Вы наденете монашескую рясу. На лицо опустите капюшон… – Браз смотрел на меня и уже видел меня в рясе. – Пленный монах. Турки не связали вас. Ваши руки свободны. Вы сжимаете тяжелый стальной крест. Вы действуете от имени Бога. На ваших глазах солдаты надругаются над пленной графиней…
– И я бью их крестом по голове! – догадался я.
Браз отрицательно покачал головой.
– Я не сомневаюсь, что вы поступили бы именно так. Но ваш герой лишь безучастно отворачивается, бормоча под нос прошение Богу наказать насильников на своем праведном суде… Вот и все!
Пришлось согласиться.
– Единственный раз в жизни выпало сыграть в кино, но, как назло, попалась гнусная роль, – шутливо проворчал я. – Где ряса?
– А я что буду делать? – спросил Гера, не слишком обрадовавшись тому, что я согласился.
– Вам все объяснит мой помощник, – улыбнулся Браз. – Извините, я должен заниматься подготовкой сцены. Пройдите сначала к костюмеру, а потом сюда, к Танюше.
Мы протиснулись между ширмой и ящиками, поставленными друг на друга и подпирающими навес, как колонны Парфенона, и попали в большую армейскую палатку, которая служила киношникам столовой и складом костюмов.
Костюмер, молчаливый и недовольный, швырнул мне в лицо пропахшую плесенью коричневую рясу и пеньковую веревку, а Гере указал на холщовый мешок, в каких обычно хранят картофель, что-то записал в тетради и буркнул:
– Роспись, дата, число!
Мне было проще. Я сразу накинул на себя рясу, покрыл голову капюшоном так, что из-под него высовывался только мой нос, взял в руки бутафорный крест из ДСП, покрытый краской-серебрянкой, и, стоя перед зеркалом, прочитал «Отче наш».
Гера вывалил содержимое мешка на пол, сел рядом и стал перебирать кожаный нагрудник, жестяные наплечники, кольчатую рубашку с короткими рукавами, попробовал пальцем на остроту четырехгранный клинок метрового кончара[1] и стрелы из картонного колчана.
Я помогал ему разобраться с доспехами, надеть через голову тяжелую рубаху и затянуть на груди кожаный жилет. Гера преображался прямо на глазах. Когда он взял в руки кончар, я понял, что лучшего артиста на роль Рыцаря Бразу вряд ли удалось бы найти.
Гера и сам почувствовал, что в доспехах выглядит достойно. Стоя перед зеркалом, он взмахнул своим грозным оружием, напрягая бицепсы, и стал здорово смахивать на Терминатора.
Когда мы зашли в гримерную, Инга, тоже ставшая неузнаваемой из-за высокой прически, неимоверно напудренного лица и крупной родинки-«мушки» на щеке, издала вопль восхищения.
– Ка-а-кой красавец!
Комплимент, естественно, был адресован не мне. Гера зарделся, почесал коротко остриженную голову. Гример Танюша не преминула напомнить о своих профессиональных обязанностях:
– Сейчас я вам парик подберу и сделаю макияж. Вот тогда вы узнаете, что такое настоящая красота!
Я толкнул Геру локтем и многозначительно взглянул на него, мол, Танюша тоже ничего, не робей, Рыцарь! Инга, освободив кресло, побежала переодеваться в костюм графини Лавани. Я не стал стоять над душой Геры, вышел под черное небо. Браз, вооружившись мегафоном, громко вещал на склон:
– Запасайтесь хворостом! Костров должно быть много!.. На краю обрыва меня слышат?.. У вас темно, огня не вижу!
Слоняясь без дела, я, должно быть, мешал тем, кто готовился к массовке. На тропе, бегущей на вершину Сокола, на меня налетел турецкий воин с охапкой хвороста. Хворост упал на землю, капюшон съехал с моей головы.
– Пардон! – сказал я воину.
Тот ничего не ответил, сверкнул глазами и принялся подбирать хворост. Я стал ему помогать. «Турок» был сердитым, он громко сопел и тыкался своим конусовидным шлемом мне в плечо. Его лицо, наполовину скрытое под черной кучерявой бородой и торчащими в сторону шикарными усами, было густо смазано тональным кремом, отчего «турок» изрядно смахивал на бородатого негра.
– А разве турецкие солдаты носили усы? – спросил я.
Воин не ответил, взвалил на плечо хворост и раскачивающейся походкой, как бывалый матрос по причалу, пошел по склону вверх. В роль входит, уважительно подумал я, провожая взглядом воина. Я хотел еще что-то подумать относительно его коренастой фигуры и квадратной спины, но вдруг рядом, едва ли не мне в ухо, раздался голос Браза:
– Внимание! Всем! Готовность номер один! Войскам рассредоточиться по склону! Крекс – на исходную позицию!.. Полководец меня слышит?.. Надо помахать в ответ рукой, а не кивать… Добавить огня! Вскрывать бутылки и обнажать мечи при появлении Крекса! И все дружно кричим!
Я отошел в сторону, чтобы не мешать съемкам сцены прибытия полководца. Кажется, я был прав, когда рассчитывал вернуться домой к утру. Сначала Браз отснимет несколько дублей с Крексом и приветственным воплем войск. Затем начнут долго, в зависимости от степени тупости, дрессировать нас с Герой, чтобы снять эпизоды с Рыцарем и Монахом. Мне проще. Я должен всего лишь посмотреть на то, как насилуют графиню, перекреститься и медленно отвернуться. Браз говорил – семь секунд. А вот у Геры задача посложнее. Он будет спускаться с горы на грешное войско, как воплощение божьей кары, поднимая над головой кончар. Сначала его снимут издали, фоном, а затем в замедленном режиме, крупным планом, покажут его тяжелую поступь, шикарный торс, крепкие руки, сжимающие оружие, его волевой взгляд и развевающиеся длинные волосы.
Читать бесплатно другие книги:
