Вернувшиеся Мотт Джейсон

Его ум работал на полную мощность.

— Мне кажется, я могу предложить кое-что получше, — добавил он. — Тебе понравится. Тем более что ты в лучшей форме, чем любой из нас.

— Ха! — воскликнул Марвин. — Что за идея?

— Как насчет того, чтобы пробраться в их лагерь? — спросил Фред.

Ноги Харольда ныли от боли. Сняв туфли и носки, он осмотрел пальцы ног. С ними было что-то не так. Они воняли и чесались — особенно между пальцами. Прямо как у атлета, подумал старик. Он потер пальцы ног, а затем — углубления между ними. Он тер их и тер, пока кожа не начала «гореть» и не появились влажные пятна. Ну, точно, как ноги атлета.

— Чарльз? — окликнула его Патрисия.

Она лежала на соседней койке.

— Да? — ответил Харольд.

Он снова надел носки, но решил остаться необутым.

— Чарльз, это ты?

— Да, это я.

Старик пересел на край койки и похлопал женщину по плечу, помогая ей выйти из какого-то кошмара.

— Вставай, — сказал он. — Ты видела какой-то сон?

— О, Чарльз, — поднимаясь, ответила она. — Это было ужасно. Просто ужасно. Все умерли.

Слезы покатились по ее лицу.

— Успокойся, дорогая, — произнес Харольд.

Он встал и устроился рядом с Патрисией. Молодой, потрепанного вида паренек, проходивший мимо открытой двери, заглянул в комнату и увидел пустую койку Харольда. Он тут же направился к ней.

— Она моя, — сказал старик. — И та, которая рядом, тоже моя.

— Вы не можете иметь две койки, мистер, — возразил ему парень.

— Я не могу, — согласился Харольд. — Но эти три койки принадлежат моей семье. Мне, жене и моему сыну.

Парень с подозрением посмотрел на Харольда и старую женщину.

— Это ваша жена?

— Да, — ответил Харольд.

Юноша стоял как вкопанный. Патрисия похлопала старика по бедру.

— Чарльз, — со всхлипами сказала она. — Ты знаешь, как я тебя люблю? Конечно, знаешь. Где наш Мартин?

Она посмотрела на вошедшего юношу.

— Мартин, милый, где ты был? Иди сюда, детка. Дай мне обнять тебя. Где ты так долго гулял? Иди и поцелуй свою мамочку.

Она говорила медленно и бесстрастно — как робот. Ее слова немного встревожили парня. Харольд улыбнулся и пожал руку темнокожей женщины. Он не знал, насколько хорошо сейчас функционировал ее ум, однако это было не важно.

— Я здесь, дорогая, — сказал он, целуя ее ладонь.

Затем старик взглянул на парня.

— Лучше уходи, — сказал он. — Нас заперли здесь, словно стадо баранов, но это не значит, что мы должны вести себя как животные.

Парень повернулся на каблуках и вышел в коридор. Его голова поворачивалась то влево, то вправо, пока он выискивал незанятую кровать для захвата и последующей экспроприации. Харольд раздраженно вздохнул.

— Как я выгляжу? — с мягким смехом спросила Патрисия.

Он пожал ее руку.

— Прекрасно.

Старик пересел на свою койку. Он несколько раз оглянулся через плечо, проверяя, не подкрадывается ли кто-нибудь к койке Джейкоба.

— Ты зря нахваливаешь меня, Чарльз.

Харольд попытался улыбнуться.

— Хочешь конфетку? — спросила она, похлопав руками по карманам платья. — Давай посмотрим, что у меня найдется для моего мальчика.

— Не беспокойся об этом. У тебя ничего нет.

— А вот и есть, — сказала она.

Женщина явно расстроилась, когда оказалось, что карманы ее платья были пустыми. Харольд лег на койку и вытер пот с лица. Этот август казался самым жарким в его жизни.

— У тебя и в прошлый раз ничего не было, — произнес он усталым голосом.

Женщина со стоном приподнялась и села на его койку.

— Ага, я снова теперь Марти, — догадался Харольд.

— Не начинай канючить, золотце. Я съезжу в город и куплю тебе какие-нибудь сладости. Только больше не донимай меня своими капризами. Мы с твоим папой хотим вырастить тебя настоящим мужчиной, а ты ведешь себя как маленький ребенок. Я этого не потерплю!

Харольд уже привык к ее старческому маразму. Большую часть времени ему приходилось играть роль ее мужа. Но иногда проводка в голове Патрисии искрила больше обычного, и тогда без всякого предупреждения он наделялся новой ролью ее больного воображения — Харольд воспринимался женщиной как семилетний ребенок. В этом не было никакого вреда. К тому же он не мог влиять на состояние ее ума. Поэтому, вопреки несносному характеру, старик закрыл глаза и позволил ей нежно ворковать над ним, что, как он понял, было лучшим видом поведения.

Наверное, он и дальше играл бы роль Марти, но его все больше тревожило отсутствие Джейкоба. Полчаса назад его мальчик ушел в душевую комнату и до сих пор не вернулся. Харольд говорил себе, что ему не о чем тревожиться. Он находил сто причин для насмешек над своим беспокойством. Возможно, прошло не так много времени, как он думал. Харольд с юности не носил наручные часы — они не требовались ему в его работе, — а в нынешние дни он вообще потерял счет времени. Поэтому старик не знал, сколько минут отсутствовал Джейкоб. Ему оставалось лишь доверять догадкам своего ума, которые упорно утверждали, что его сын задерживался слишком долго.

Наконец, тревога стала невыносимой. Харольд сел и посмотрел на открытую дверь, надеясь, что его призывный взгляд заставит Джейкоба вернуться в комнату. Он сидел так несколько минут, но мальчик не появлялся.

Несмотря на полувековой разрыв в родительских отношениях, Харольд все еще оставался заботливым отцом. Его ум беспокойно метался, создавая всевозможные сюжеты. Вот Джейкоб моется под душем. Ему пришлось постоять в очереди, потому что многие стояки были сломаны, а в лагере всегда находились люди, которым хотелось смыть с себя грязь. Или вот он идет по коридору, и кто-то останавливает его, чтобы о чем-то спросить. Разговор затягивается, но разве это плохо? Затем новая картина возникла в уме Харольда. Джейкоб вышел из душевой, и его остановил какой-то солдат. Он потащил мальчишку в темный коридор. Ребенок запротестовал, и тогда солдат схватил его за пояс, забросил на плечо, как мешок картошки, — а все это время Джейкоб кричал и звал отца на помощь.

— Нет, — сказал Харольд.

Он покачал головой и напомнил себе, что здесь такого не может случиться. А что, если может?..

Старик подошел к двери и выглянул в коридор. Какое-то время он рассматривал людей, которые выходили из соседних комнат или возвращались к себе из других помещений. Сегодня их стало больше, чем вчера, подумал Харольд. Он оглянулся на миссис Стоун, но спавшая женщина не могла ему ничем помочь. Его взгляд перешел на две пустые койки. Если он сейчас уйдет, то при его возвращении они, возможно, будут уже заняты. В его уме вновь возникла картина, в которой солдат уносил куда-то кричавшего Джейкоба. И тогда старик решил рискнуть.

Он быстро зашагал по коридору, надеясь, что захватчики чужих коек не увидят, из какой комнаты он вышел. Харольд постоянно натыкался на людей, говоривших на иностранных языках. Его изумляло, что столько представителей других народов и рас теперь появилось в их лагере. Раньше почти все заключенные были американцами. Сейчас казалось, что их свозили в Аркадию отовсюду. Харольд не помнил другого подобного случая, чтобы на такой малой дистанции ему встречалось так много наречий и акцентов.

Подходя к душевой комнате, Харольд заметил солдата, шагавшего по коридору. Он шел, выпрямив спину. Взгляд парня был направлен прямо вперед, словно в нескольких ярдах от него происходило что-то серьезное.

— Эй! — позвал Харольд. — Эй, военный!

Солдат — молодой рыжий юноша с прыщавым лицом — притворился, что не услышал оклика. Старик прибавил шаг и схватил его за руку.

— Чем я могу вам помочь? — спросил солдат нетерпеливым тоном.

На его форменной бляхе указывалась фамилия: «Смит».

— Здравствуйте, мистер Смит, — сказал Харольд, придавая своему голосу приятное и в то же время озабоченное звучание.

Он не хотел сейчас выглядеть ворчливым занудой.

— Я извиняюсь за беспокойство, — продолжил Харольд, — и сожалею, что схватил вас за рукав…

— Чем могу быть полезен? — прервал его солдат. — Говорите быстрее. Меня ожидает начальство.

— Я ищу сына.

— Вы тут такой не единственный, — раздраженным тоном ответил Смит. — Зайдите в офис военной полиции. Они перешлют ваш запрос по другим лагерям.

— Проклятье! Почему вы не можете оказать мне помощь?

Харольд выпрямил спину и слегка приподнялся на цыпочках. Смит был высоким мускулистым парнем — образчик молодости в ее самом чистом виде. Солдат с презрением покосился на старика, составляя о нем первоначальное мнение.

— Мой сын пошел в душевую и не вернулся обратно, — сказал Харольд. — Я хочу найти его…

— То есть его нет в душевой?

— Хм…

Харольд не знал, что ответить. Он внезапно понял, каким нелепым выглядело со стороны его поведение.

— Я пока не заходил туда, — с трудом признался он.

Смит раздраженно вздохнул.

— Ладно, идите по своим делам, — сказал Харольд. — Я сам найду его.

Солдат не стал ждать, когда старик передумает. Он повернулся и быстро зашагал по коридору, пробивая себе путь в толпе людей, словно их там и не было.

— Молодой ублюдок, — проворчал Харольд.

Он знал, что Смит не сделал ему ничего плохого. Но ему почему-то казалось, что солдат заслуживал такую ругань.

Когда он повернулся к душевой, оттуда вышел Джейкоб. Его одежда и волосы были беспорядочно растрепаны. На покрасневшем лице виднелись следы синяков.

— Джейкоб, что случилось? — вскричал Харольд.

Глаза мальчика испуганно расширились. Он заправил рубашку в штаны и слегка пригладил волосы.

— Ничего, папа. Все в порядке.

Харольд присел на корточки и, приподняв подбородок Джейкоба, внимательно осмотрел его лицо.

— Ты подрался? — спросил он.

— Они первые начали.

— Кто именно?

Мальчик пожал плечами.

— Они все еще там? — спросил Харольд, посмотрев на дверь душевой.

— Нет, — сказал Джейкоб. — Они ушли.

Старик вздохнул.

— Так что случилось? Рассказывай.

— Это все из-за того, что у нас есть своя комната.

Харольд встал и осмотрелся вокруг, надеясь, что мальчишки, затеявшие драку, были все еще поблизости. Он сердился на себя, что не успел защитить сына, но какая-то часть его ума гордилась тем, что Джейкоб не побоялся кулачного боя. Однажды, когда его сыну было семь, он подрался с мальчишкой из семейства Адамсов. Харольд тогда находился поблизости и разнял поссорившихся детей. Однако в тот день он чувствовал вину за то, что не дал Джейкобу победить в своей первой драке.

— Ты не думай плохого, — сказал Джейкоб. — Я их побил и прогнал из душевой.

Харольд отвернулся, чтобы сын не увидел его гордой улыбки.

— Ладно, пошли, — произнес он ворчливым тоном. — Хватит приключений на сегодня.

Им повезло. Когда они вернулись в художественный класс, их койки остались не занятыми. Миссис Смит по-прежнему спала.

— Мама приедет к нам вечером?

— Нет, — ответил Харольд.

— А завтра.

— Тоже нет.

— А послезавтра.

— Да.

— Значит, два дня ожиданий?

— Угу.

— Потерпим, — сказал Джейкоб.

Он встал на койку и, вытащив из кармана маленький огрызок карандаша, прочертил на стене две царапины.

— Может, хочешь попросить у нее что-то особенное?

— Ты имеешь в виду пирожки?

— Пирожки она принесет в любом случае. Может, хочешь что-нибудь другое?

Мальчик подумал несколько секунд.

— Другой карандаш. И бумагу.

— О-о! Хорошая мысль! Будешь что-то рисовать?

— Нет, я хочу записать новые шутки.

— Зачем?

— Потому что старые, которые я знаю, все уже слышали.

— Да, так случается с каждым из нас, — со вздохом сказал Харольд.

— Ты научишь меня новым шуткам?

Харольд покачал головой. Джейкоб просил его об этом уже восьмой раз, и восемь раз отец отказывал ему.

— Марти? — позвала старая темнокожая женщина.

— Что с ней не так? — спросил Джейкоб, наблюдая за Патрисией.

— Она немного не в себе. Так иногда бывает, когда люди становятся старыми.

Мальчик перевел взгляд с женщины на отца и затем снова посмотрел на старуху.

— Со мной такого не случится, — добавил Харольд.

Это было все, что хотел услышать его сын. Он сел на край кровати, свесил ноги вниз и выпрямил спину. Его взгляд блуждал по лицам людей, толпившихся в коридоре за дверью.

В последнее время Беллами выглядел изрядно утомленным. Тяготы жизни, какими бы они ни были, свели его прежний задор до нуля. Он отказался от бесед с Харольдом в изнемогающей жаре школьного здания. Воздушные кондиционеры не создавали даже сквозняка. Воздух был пропитан смрадом сотен людей, запертых в маленьких комнатах.

С некоторых пор агент проводил интервью с Харольдом снаружи, играя в «подковы» под жалящим солнцем августа. Здесь тоже не было воздушного кондиционирования — ни ветерка, ни сквозняка, — и только влажная жара, как кулак великана, сжимала уставшие легкие. Тем не менее это был прогресс.

Харольд заметил, что Беллами изменился. Щетина на его лице наконец нашла почву и разрослась до разношерстной бороды. Красивые глаза покрылись дымкой печали и покраснели, как у тех, кто недавно плакал или, что более вероятно, не спал большой отрезок времени. Но Харольд помалкивал. Он не принадлежал к той категории мужчин, которые расспрашивают своих собеседников о подобных вещах.

— Как развиваются ваши отношения с Джейкобом? — спросил Беллами.

Его вопрос закончился небольшим резким выдохом. Он взмахнул рукой и сделал бросок. Подкова, описав дугу, упала на землю с глухим звуком. Она снова пролетела мимо столбика, оставив его без очков.

Поле для игры было ни плохим, ни хорошим — просто полоска открытой земли, оставшаяся на школьном дворе между пешеходными дорожками, которые Бюро проложило для конвоирования заключенных в центр временного содержания.

Несмотря на значительное расширение лагеря, захватившее почти половину города, вся его территория по-прежнему была заполнена толпами. Как бы арестанты ни приспосабливались к обстоятельствам жизни, как бы они ни вырывали место для себя, возводя палатки на лужайках или теснясь в отчужденных городских домах, в ворота лагеря вливалось все больше и больше людей. Обстановка накалялась. Взаимоотношения становились враждебными и запутанными. Неделю назад один из солдат подрался с «вернувшимся», и теперь никто не мог сказать, чем это закончится. На вид все завершилось тривиально: разбитый нос солдата и синяк под глазом у заключенного. Но многие люди считали, что это было только начало.

Харольд и агент Беллами относились к разраставшемуся хаосу спокойно. Они лишь наблюдали за происходящими событиями и старались не участвовать в них. Им помогала игра в подковы. Проводя за ней время, они видели, как новых заключенных сопровождали в лагерь — напуганных, озлобленных, угрюмых. Эти «вернувшиеся» и обычные люди были топливом для разгоравшегося пожара.

— Как мы с Джейкобом относимся друг к другу? — переспросил Харольд. — Мы нормально ладим.

Он затянулся сигаретой, широко расставил ноги и сделал бросок. Подкова, звякнув, зацепилась за металлический столбик.

Солнце сияло на лазурном небосводе. Ландшафт за бетонными стенами выглядел таким красивым, что Харольду порой казалось, будто они с Беллами были просто добрыми друзьями, проводившими за игрой летний вечер. Но затем ветер менялся, и вонь лагеря омывала их, приводя к мысли о печальном состоянии окружения — точнее, о печальном состоянии мира.

Настала очередь Беллами. Он снова промахнулся и не получил очков. Агент снял галстук, наблюдая за группой «вернувшихся», которую конвоировали из «отдела обработки», расположенного в главном корпусе школы.

— Вы не поверите, какие происходят там дела, — сказал он, проводив группу взглядом.

— Я не верю даже тому, что происходит здесь, — ответил Харольд. — Чтобы судить о делах, которые творятся в нашем городе, мне нужен телевизор и разрешение смотреть хотя бы новости. А вы изъяли у нас даже газеты.

Затянувшись дымом сигареты, он с усмешкой добавил:

— Жизнь за колючей проволокой, где слышишь только слухи и сплетни, не позволяет человеку оставаться информированным.

Он бросил подкову. Она зацепилась за столбик.

— Это было не мое решение, — быстро выпалил Беллами на своем нью-йоркском диалекте.

Двое мужчин подошли к игровому полю и начали собирать подковы. Харольд был впереди на семь очков.

— Приказ отдал полковник, — сказал Беллами. — По правде говоря, я не уверен, что это была его инициатива. Скорее всего, тут поработали чиновники из Вашингтона. Телевизоры и газеты были запрещены во всех центрах временного содержания. Так что я тут ни при чем. Не мой уровень принятия решений.

— Да ладно, успокойтесь, — буркнул Харольд.

Он вышел на линию и, повернувшись на каблуках, сделал бросок. Подкова легла идеально.

— Какое удобное объяснение, — продолжил старик. — Я думаю, позже вы скажете, что политики тоже были не при делах. Во всем виноват американский народ. Ведь это он избирал претендентов во властные органы. Он сам просил их принимать такие решения. А вы не несете никакой ответственности, верно? Вы просто часть большой машины.

— Да, — уныло подтвердил Беллами. — Что-то типа этого.

Агент сделал бросок, и его подкова наконец зацепилась за столбик. Он громко хмыкнул, выражая свое торжество. Харольд покачал головой.

— Все это приведет к большим неприятностям, — сказал он.

Беллами промолчал.

— А как поживает полковник?

— Прекрасно. Просто прекрасно.

— Я сожалею о том, что с ним случилось. Точнее, почти случилось.

Харольд сделал бросок. Подкова накрыла цель. Еще одно очко.

— Да, — ответил Беллами. — Мы так и не поняли, как змея попала в его комнату.

Он сделал неудачный бросок — частично потому, что боролся со смехом. Какое-то время они продолжали игру в молчании, наслаждаясь покоем в своем мире, опаленном солнцем. С тех пор как полковник взял на себя ответственность за безопасность и функционирование лагеря, основной работой Беллами стали ознакомительные беседы с заключенными. И хотя в Аркадии теперь было столько людей, что агент мог опрашивать их целую вечность, он почти ежедневно встречался с Харольдом. И еще Беллами перестал проводить беседы с Джейкобом.

— Расскажите мне о той женщине, — наконец, произнес Харольд.

Он сделал бросок — зачетный, но и не идеальный.

— Я попросил бы вас быть более определенным, — ответил агент.

— О старой женщине.

— Я по-прежнему не знаю, о ком вы говорите.

Беллами бросил подкову и промахнулся почти на целый ярд.

— Видите ли, в этом мире очень много старых женщин. По теории, сложившейся за долгий промежуток времени, все женщины постепенно становятся старыми. Вы не находите эту мысль революционной?

Старик засмеялся. Беллами сделал очередной бросок и зашипел от недовольства, когда подкова пролетела мимо столбика еще дальше, чем в прошлый раз. Не дожидаясь соперника, он закатал рукава и направился к другому краю поля. Странно, но, несмотря на всю жару и влажность, он совершенно не потел. Понаблюдав за агентом несколько секунд, Харольд пошел следом за ним.

— Ладно, — сказал Беллами. — Что вы хотите узнать?

— Однажды вы упомянули в разговоре свою мать. Расскажите мне о ней.

— Она была хорошей женщиной. Я любил ее. Что тут еще рассказывать?

— Кажется, вы говорили, что она не вернулась.

— Да, моя мать по-прежнему мертва.

Беллами взглянул на свои туфли. Он отряхнул пыль со штанины и перевел взгляд на тяжелые подковы, зажатые в руке. Они были такими же грязными, как и его руки. Внезапно он увидел на брюках не только пятна пыли, но и грязь. Как он не замечал ее раньше?

— Она умирала очень долго и мучительно, — сказал Беллами.

Харольд тихо пыхтел сигаретой. Мимо них провели еще одну группу «вернувшихся». Арестанты искоса посматривали на старика и агента.

— У вас еще остались вопросы ко мне? — спросил Беллами.

Игнорируя плохое состояние костюма, он выпрямил спину. Его рука напряглась, он сделал бросок и вновь промахнулся на несколько дюймов.

Скованный наручниками, Джон сидел между двух импозантных солдат и прислушивался к голосам, доносившимся из соседней комнаты. Темнокожий мужчина в хорошо скроенном костюме — агент Беллами, насколько помнил Джон — уже заканчивал беседу с ним, когда в кабинет вошел полковник Уиллис. Солдаты, сопровождавшие его, быстро надели на Джона наручники. Затем вся группа прошла через здание школы к офису полковника. Казалось, что какого-то ученика поймали со шпаргалкой на тесте по математике.

— Что случилось? — поинтересовался Джон у одного из солдат.

Тот вежливо проигнорировал его. Чуть позже из кабинета полковника вышел агент Беллами. Выставив грудь вперед, он сердито повернулся к солдатам и раздраженно рявкнул:

— Снимите с него наручники!

Охранники смущенно посмотрели друг на друга.

— Немедленно! — добавил агент.

Полковник, выглянув из кабинета, подтвердил приказ:

— Делайте, как он говорит.

Когда с Джона сняли наручники, Беллами помог ему встать и повел его к двери.

— Надеюсь, мы поняли друг друга, — сказал полковник, прежде чем они покинули офис.

Беллами ответил что-то тихим голосом.

— Я сделал что-то не так? — спросил Джон.

— Нет. Просто идите за мной.

Они вышли из здания в пекло солнечного дня. Люди, роившиеся вокруг, как муравьи, щурились от пыли и сильного ветра.

— Куда вы меня ведете? — спросил Джон. — Что я такого сделал?

Подойдя к бетонной стене, они направились к высокому солдату с рыжими волосами.

— Нет, — увидев их, решительно сказал мужчина.

— Клянусь, Харрис, это последний, — заверил его Беллами.

— Мне не нужны ваши клятвы, — ответил солдат. — Нам надо завязывать с этим делом. Нас могут поймать!

— Нас уже поймали.

— Что?

— Точнее, поймали меня. Но у полковника нет никаких доказательств. Давай напоследок отправим этого парня.

Он указал на Джона.

— Могу я спросить, о чем идет речь? — поинтересовался Джон.

— Сейчас вы пойдете с Харрисом, — ответил Беллами. — Он выведет вас из лагеря.