Упрямое время Вереснев Игорь
– Не надо свет включать. И стой, где стоишь.
Я-вчерашний замер. Я-сегодняшний прекрасно помнил свои ощущения. Кольнувший на миг страх, и вслед за ним – злость. Вот сейчас я спрошу:
– А ты кто такой, чтобы распоряжаться?
Я помнил каждое своё слово, каждое движение, мысль. Прекрасно помнил себя-вчерашнего. Я и был ним! Не мог уже с абсолютной уверенностью сказать, кто из нас двоих – я. Этот, уцепившийся за ручку балконной двери, или тот, тянущийся к выключателю.
Я-вчерашний помнил услышанные слова. Потому я-сегодняшний их произнёс:
– Стой, и слушай меня внимательно. Завтра, в семь утра…
Губы, язык шевелились, собирая звуки в нужную фразу. Но думал я о другом. Два Геннадия Карташова – слишком много. Я не могу существовать одновременно и как я-вчерашний, и как я-сегодняшний. Я это я, один-единственный. Последнее, что разделяет меня – тьма, заполнившая квартиру. Ну включай же свет, чего ты медлишь! Покончи с этой неправильной раздвоенностью…
От балконной двери до включателя было далеко, всю комнату пересечь нужно. Зато в коридоре – руку протянуть.
– Не надо!
Я не успел отдёрнуть руку от выключателя. Вскинул её к лицу, заслоняясь. Глаза! Слава богу, я не успел заглянуть самому себе в глаза. Или всё же глянул? Чуть-чуть, на крошечную долю секунды. Потому как миллионы нитей внезапно склеили нас, рванули друг к другу.
Мне-вчерашнему было дурно. Пол уходил из-под ног, мышцы отказывались повиноваться. Я-сегодняшний понимал, что происходит. Нет, не так. Мне было дурно, и я понимал, что происходит. Двое становились одним. Оболочка того я, что стоял в коридоре, гасла, истончалась, а содержимое её – личность – тысячами ручейков вливалась в меня же, замершего у балконной двери. Ещё немного, и всё закончится. Я вновь стану единым и единственным, займу своё место в этом настоящем. Некому возвращаться в будущее и незачем. Я отправлюсь завтра утром на Бараний Лоб, дождусь Ксюшу и всё сделаю правильно. А затем будет дорога в прошлое, в далёкий девяносто третий. И снова в будущее. И снова, и снова – по кругу. Мне никогда из него не вырваться. Стану, как Сизиф, вечно толкать свой камень…
Ногу обожгло болью, заставляя опомниться. С чего я взял, что Время позволит мне складывать один и тот же узор бесконечно?! Я опять возомнил о себе невесть что? Опять решил, что разобрался в чужих законах? Ничего не повторится! Если я займу место в этом настоящем, то оно изменится! И начнётся всё с малого, с моего повреждённого мениска, например. Не выбраться мне с больной ногой на Бараний Лоб. Разумеется, я могу вовсе не лезть в воду, ждать Ксюшу на берегу, не пустить её в штормящее море. И она послушается. Постоит, поглазеет на вскипающие буруны и уйдёт. И с ней случится другая беда, неизвестная мне. Так ведь уже было и не один раз! Я, сам не желая того, встряхну калейдоскоп, разрушая с таким трудом собранный узор.
Я-вчерашний – вот стёклышко, которое требовалось поставить на место. Я-сегодняшний сделал это. И теперь должен уйти, исчезнуть, пока не поздно. Захрипев, я выскочил на балкон. Прочь из этой комнаты, из этого настоящего! Но невидимые нити, склеивающие нас, не пускали. Они тянули назад, не давали нырнуть в межвременье. Я-вчерашний был всё ещё слишком близко! Размышлять времени не оставалось. Его хватало только для одного – уцепиться за перила балкона, оттолкнуться, перебросить тело в черноту ночи.
Цинь… цинь… цинь… – зазвенели мириадами цикад лопающиеся нити. Я-вчерашний, с его ощущениями, мыслями, воспоминаниями, наконец-то отпустил. Я-сегодняшний провалился в серый морок.
Теперь я знал, чем всё кончится. Сейчас будет удар. Сначала в ступни, потом в руки, лицо, грудь. Под балконом асфальта не было, только поросшая травой земля, но когда прыгаешь с восьмого этажа – разница невелика. Утром… какое там у нас число?.. двадцать шестого июля две тысячи первого года соседи обнаружат труп выпавшего с балкона Андрея Семашко. Хотя, почему именно двадцать шестого? Может, я и не долечу до двадцать шестого, раньше «приземлюсь». Нет, не раньше, иначе я бы знал о своей смерти.
Страх давно прошёл. И мысли в голове ворочались медленно, неторопливо. Слишком медленно для моего стремительного падения. Восемь этажей – не так-то и долго лететь, я давно должен был удариться о землю…
Серое марево вокруг. Кокон, не сковывающий движения. Не холодный и не горячий, не скользкий и не шершавый. Почти не ощутимый. Он был здесь. Давно, многие миллиарды лет, целую миллисекунду назад. С того самого мига, как лопнула последняя нить, связывающая меня с настоящим. Я никуда не летел. Время, способное быть прозрачным, словно горный воздух, густым и липким, как кисель, резиново-упругим, упрямым, начало затвердевать. Застывать, как застывает смола, превращаясь в янтарь. И мушка, задевшая его своим крылышком, отныне тоже лишь часть янтаря…
Мне никогда больше не увидеть Ксюшу. Не получится у нас долгой счастливой жизни втроём на берегу тёплого синего моря. Всё будет совсем по-другому. Всё есть по-другому. И это хорошо. Потому что я знаю – как. Я видел.
Эпилог. Счастливое время
Конец декабря получился дождливый, серый и грязный. Я почти смирился, что Новый Год будет таким же, хоть прогнозисты и успокаивали. Но разве им можно верить? У них достоверность пятьдесят на пятьдесят. Причём та половина, что сбылась – это как раз плохие прогнозы.
Однако тридцатого к вечеру начало подмораживать. Температура упала до минус восьми, а рано утром тридцать первого пошёл снег. Не какая-нибудь мелкая крупа, а настоящий, по-зимнему красивый снег. Он шёл, тихий, густой, сразу же окутавший город полупрозрачной белой вуалью. Он сыпал всё утро, и весь день, и вечером. Снег укрыл окаменевшую осеннюю грязь вместе с вмёрзшим в неё мусором, одел в белые шубы деревья. Снег убрал город лучше целой армии дворников, приготовил его к празднику. Наверное, автомобилистам не очень-то нравились выросшие за один день сугробы. И тем, кто тридцать первого выходил на работу, не нравились. Но нам что до них? В школе каникулы, у Светы в налоговой выходной. Мы не трудоголики, мы все деньги мира заработать не собираемся. Мы к празднику готовимся, как белые люди.
Вообще-то встретить Новый Год как положено, дома, в кругу семьи, за праздничным столом, с телевизором в качестве основного развлечения, в этот раз не получалось. Всё из-за Андрюшки. Вернее из-за его фантазий и моего длинного языка. Ещё в октябре, когда день рождение ему отмечали, он канючить начал. Мол, что это мы всё дома и дома празднуем. Скучно ему, видите ли. И надо же было мне ляпнуть: «Закончи сначала семестр без семёрок, тогда и будешь командовать». А он взял и закончил. Даже по английскому сумел на восьмёрку вытянуть, чего я никак от него не ожидал. Мы со Светланой в языках – дуб-дерево. В смысле, дуб и сосна. Это по математике, скажем, мама подсказать может. Ну и я по биологии там, по химии – куда ни шло. По физкультуре, само собой, – но по физкультуре Андрюхе помощь, слава богу, не требуется. А по языкам – глухо. Значит, своим умом и упрямством одолел. И мне теперь обещание выполнять приходится. И пока нормальные люди праздничный стол накрывают, мы напяливаем шубы и на центральную площадь тащимся, Новый Год под ёлочкой встречать.
На удивление, маршрутки ещё бегали. На удивление и к радости, потому как я уже прикидывал, сколько придётся отлистать таксисту за поездочку в новогоднюю ночь. Но маршрутчики тоже хотели подзаработать, гоняли свои «газелины» по ночному, ставшему в одночасье зимним, городу – благо, снег прекратился, и муниципальщики успели расчистить пусть не все, но хотя бы центральные улицы.
Маршрутки бегали, и мы тормознули одну чуть ли не напротив дома. Как оказалось – очень удачно, через несколько минут людей в неё набилось по самое «не могу». И что народу дома не сидится? Куда прут?
Куда прут, мне стало ясно, едва вся гурьба вывалила на площади. Собственно, площади уже не существовало – сплошное море людей. Оно всё прибывало и прибывало, люди стекались по прилегающим улицам, вылезали из маршруток, такси, бесконечных верениц припаркованных у тротуаров машин. Нет, не одни мы такие ненормальные, дома сидеть не хотим!
Пробиться на середину площади, к ёлке, нечего было и мечтать, мы бы там сразу потерялись. Но ёлку и отсюда, с края видно – поверх голов. Огромная, красивая, пылающая, будто волшебная свеча. А подробности – это мы после налюбуемся. Завтра днём, когда народа поменьше будет, приедем и посмотрим. Или послезавтра.
Над толпой витало предчувствие праздника. Многоголосый гул, смех и ожидание события, которое вроде бы обязательно произойдёт, но всё же… Кое-где самые нетерпеливые уже разливали, но редко. В основном – ожидание. Люди то и дело смотрели на экраны мобильников, на циферблаты часов. И я оттягивал рукав куртки и смотрел. И чем ближе минутная стрелка приближалась к часовой, тем тише становился человеческий рокот вокруг, тем ощутимей всеобщее напряжение…
И – прорвало! «Ура! С Новым Годом!» – дружно взревело сотнями глоток. А в следующую секунду утонуло в протяжном сухом треске, хлопке, грохоте взметнувшегося к небу фейерверка.
– Ура! Поздравляю вас с Новым Годом, дорогие родители! – забасил чуть ли не в ухо Андрей. И тут же сорвался на фальцет: – Папа, шампанское где?!
В самом деле, со всех сторон уже хлопало пробками, весело визжало, булькало. Я поспешно дёрнул замочек на сумке, выхватил бутылку. Светлана мешала откупорить, тянула сумку к себе, выуживая пластмассовые стаканы. Они хотели взять с собой праздничные, из богемского стекла, но я воспротивился. Какое стекло? Побьём к чёрту!
– Папа, быстрее! – вопил Андрюха. Будто от того, успею ли бахнуть пробкой, пока часы отсчитывают двенадцать ударов, зависело, наступит для нашей семьи Новый Год или нет.
Бац! Бутылка стрельнула, заставив Светлану ойкнуть, хоть я и удержал пробку в руке. Шампанское хлюпнуло в подставленные стаканы.
Бац! Андрюха не дождался, бахнул хлопушкой, чуть ли не в ухо. Разноцветное конфетти посыпалось нам на головы, на снег, в стаканы с пузырящимся шампанским.
– Андрей! – вновь возмущённо ойкнула Светлана.
– На, пей теперь с бумажками, – ткнул я в руки сына свой стакан, в котором больше всего плавало цветных кружочков. Взамен отобрал один из тех, что держала Светлана.
Конечно, рановато ему в пятнадцать лет к вину привыкать, но по такому случаю – разрешаю! Я и сам не любитель шампанского. На Новый Год первый бокальчик подниму под бой курантов, а остальное – для жены. Я лучше водочки грамм сто пятьдесят или двести накачу – как пойдёт. Но не тащить же водку на площадь! Нет, домой вернёмся, тогда уж и выпью, и закушу. И «для сугреву» как раз.
– Ну, с Новым Годом!
Пластмассовые стаканы звякнули не хуже богемских. Холодные колкие снежинки прокатились по языку, нёбу…
– Андрей, закусывай, а то опьянеешь, – Светлана разворачивала плитку шоколада, протягивала сыну. Тот смеялся, отмахивался:
– Ма, откуда? С одного стакана шампанского? Доставай лучше бенгальские огни, сейчас зажигать будем.
– Андрюха, не мельтеши, – притормаживал я его. – Успеем, всё успеем. Год только начинается.
Нет, что-то есть в этом – встречать Новый Год прилюдно. Вроде и комфорта никакого – на холоде пьём, стоя. А весело! Потому что всем вокруг весело. Как эта штука называется? Аура, что ли?
Я разлил по второму. Мы снова чокнулись, снова выпили – за здоровье всех присутствующих. А потом и бенгальские огни запалили.
– Па, а чего те две тётки на нас вылупились? – неожиданно спросил Андрей.
– Андрюша! – возмутилась Светлана. – Во-первых, не вылупились, а смотрят. Во-вторых, не тётки, а женщины.
Она всё же посмотрела за моё плечо. И поправилась:
– Вернее, женщина и девушка. Гена, а правда, почему они на нас смотрят? Ты их знаешь?
Пришлось и мне повернуться.
Они стояли шагах в тридцати от нас, у самого бордюра. Женщина лет пятидесяти, среднего роста, сухощавая, в длинной дублёнке с чёрным каракулевым воротником и такой же чёрной меховой шапочке. Девушка была на голову выше своей спутницы. Короткий полушубок, отороченный белым мехом, придавал выразительности её крепкой, ладной фигуре. Не полная, но сразу видно – спортивная. Наверное, девушка не была красавицей в общепринятом смысле, но взглянешь в лицо – надолго запомнишь. Я бы запомнил, если бы прежде встречал…
Они обе смотрели на нас. Конечно, вокруг народу толпилось не одна тысяча, и при желании можно убедить себя, что смотрят они на кого-то за нашими спинами, или на кого-то, стоящего перед нами. Но я знал – они смотрят на нас.
– Кто это, Гена?
Я пожал плечами.
– Не знаю. Первый раз их вижу.
Женщина встретилась со мной взглядом и тут же потупилась. А девушка продолжала рассматривать. Затем что-то сказала своей спутнице.
– Ой, да пусть пялятся! – не выдержал Андрюха. – Па, мы шампанское допивать будем?
– А как же! Не домой же его нести.
И мы опять разлили и чокнулись, и выпили. И только после этого я обернулся вновь. Незнакомки уже ушли.
Домой мы попали в половине второго ночи. У телевизора ещё посидели, закусили, как полагается. В общем, до кровати мы со Светланой добрались не раньше пяти. А в семь я проснулся от тихих всхлипываний под боком. Вообще-то сон у меня здоровый, крепкий, посторонние звуки ему не мешают. Но когда жена плачет – это не посторонние. Совсем не посторонние!
Я резко повернулся на левый бок, приподнялся на локте. Светлана сидела в углу кровати, возле подушки, поджав под себя ноги, и тихо всхлипывала.
– Что случилось? Болит что-то?
Она отрицательно потрясла головой.
– А чего плачешь?
Я хотел тоже встать, но она опередила меня. Легла, пододвинулась, положила голову на плечо. Прошептала тихо:
– Гена, помнишь ту девушку на площади?
– А? Ну да, помню, – удивлённо подтвердил я.
– Я знаю кто это.
– Кто?
– Это Оксана.
– Какая Окс…
И осёкся. Оксана, Ксюша, наша дочь, бесследно пропавшая давным-давно, шестнадцать с половиной лет назад. Как мы искали её тогда, чуть с ума не сошли! Морги, больницы, детприёмники, милиция… Света и начинала сходить понемногу. Хорошо, Андрюшка родился, спас.
– Ты заметил, как она на тебя похожа? И по возрасту совпадает. Наверное, та женщина знает, кто её отец. Увидела тебя на площади и показала Оксане, – продолжала шептать жена.
А я лежал и думал – разве возможно? Нет, ерунда, не бывает таких совпадений. Просто Света до сих пор не смирилась, не желает поверить, что нашей Ксюши давно нет в живых.
– Света, перестань. Ничуть она на меня не похожа, тебе показалась. Скорее всего, они и не на нас смотрели вовсе. А если даже на нас – мало ли…
– Гена! Не надо, пожалуйста. Пусть это будет Оксана. Ведь если это она – значит, она жива и здорова? И у неё всё хорошо в жизни. Пусть это будет Оксана.
Я сдался.
– Ну, может, и в самом деле, наша Ксюша. Чего в жизни не бывает! Но найти её вряд ли получится.
– И не надо. Лишь бы знать…
Светлана не договорила, только покрепче прижалась ко мне. А через несколько минут, засыпая, шепнула:
– Я знаю, это Оксана. Теперь я спокойна. Этот год будет самым счастливым в нашей жизни.
Подружка из Беспространства
Все описанные в повести события и персонажи являются вымышленными. За случайную созвучность имён, названий и терминов автор ответственности не несёт.
1. Встреча
Артём Бабанкин задумчиво смотрел на прозрачную жидкость в стакане. «Квинтэссенция смысла жизни. Простая и доступная каждому». Формулировка понравилась. Привычно выдохнув, он опрокинул «квинтэссенцию» в рот. Жидкость прокатилась по пищеводу огненной лавой, и Артём поспешно ткнул вилкой в банку с грибами. С грибом, в единственном числе. Да и тот покочевряжился, прежде чем смириться и разделить участь собратьев. Зажевав дополнительно корочкой ржаного, Бабанкин отодвинул в сторону опорожнённую тару.
Водка приятным теплом расходилась по телу. Артём прищурился, измерил остаток в бутылке. Чуть больше половины. Может, ещё стопочку, чтобы подровнять? Нет, достаточно на сегодня. Квинтэссенция свою работу выполнила, жизнь более не выглядела такой паскудной, как два часа назад. Хотя бы на время позволяла забыть, что тебе тридцать три, а ни фига нет – ни машины, ни поездок на Канары, ни красивых девочек. Ничего, кроме убогой квартирки в хрущебах, доставшейся в наследство от бабушки. Нет, и не предвидится. А предвидится – что через три дня закончится отпуск и нужно будет опять тащиться в опостылевшую контору, где Артём четвёртый год работает «компьютерщиком», то бишь, сисадмином, программистом, вебдизайнером и чёрт знает кем ещё в одной персоне и за одну зарплату. Лицезреть лоснящуюся от переизбытка калорий рожу босса, отвечать на тупые вопросы тёток-бухгалтерш, особенно толстозадой Макухиной. Доброжелатели сообщали, как она возмущается каждый раз, заполняя платёжную ведомость: «Почему это компьютерщику платят столько же, сколько мне? Чем он так особо загружен?» Дура набитая, не понимает, что работа «компьютерщика» потому и не заметна, что правильно организована. Ни разу ведь ничего не посыпалось за всё время существования их дрянной конторы. Но кто это оценит? Кому он вообще нужен? Сидит один в четырёх стенах, словно лузер последний.
Ну и пошли все в задницу, где хочет, там и сидит! Да и куда, собственно, идти поздним октябрьским вечером? Пожалуй, уже ночью, – двенадцать скоро. На улице холодно и сыро, а тут – всё, что требуется для счастья: комп, «Хортица»… Ещё бы бабёнку, чтобы с фигуркой подходящей, на физиономию смазливая и не капризная. Но где её найдёшь, такую?
Две недели назад была бы и бабёнка, пусть не модельной внешности, зато покладистая, – в прямом, так сказать, смысле. Стоило набрать номер, Алка мигом прибежала бы, довольная по уши. Но нынче с ней завязано. Потому как хотелось Алке не просто мужика в постель, но и хозяина в дом, и папашу для своего прыщавого недоросля. А на кой ляд сдалось такое «счастье» Артёму? Нет, принципиальным противником семейной жизни он не был. Но если жениться, то лишь на той, ради кого и частью свободы пожертвовать не обидно. Алка же, как и её предшественницы, годилась исключительно для физиологической потребности. А едва попустит – Артём дождаться не мог, когда пассия свалит восвояси. Что плохого в таких отношениях? Взаимное удовлетворение и никаких последующих обязательств. Но долго выдерживать подобный статус не удавалось. Рано или поздно каждая из подруг начинала что-нибудь себе фантазировать. И тогда оставалось или врать, или «раззнакомливаться». Врать женщинам Артём не любил.
Пальцы сами собой схватили бутылку, поднесли к стакану, хлюпнули.
– Блин…
Артём с сомнением посмотрел на водку. Думал же, что на сегодня достаточно? А, ладно! Проглотил, отщипнул корочку хлеба, бросил в рот. Хорошо! И без баб обойдёмся. Тоже мне, проблема.
Он подвинул ближе клавиатуру, щёлкнул мышкой в «Закладки», разворачивая длинный список сайтов. Ага, это подходящее: «Сумасшедший девичник». Следующий щелчок открыл подборку фотографий, на которых шесть четырнадцати-пятнадцатилетних телок отмечали день рождения. На первых картинках они чинно сидели за столиком, поднимали стаканы с «Кока-колой». Но дальше шорты и топы куда-то испарились, и началось такое… Артём нетерпеливо уставился на мигающие глазки «зукселя», усердно закачивающего килобайты.
За спиной тихо зашуршало. Упало что-то? Или мыши завелись? Оглядываться времени не было, так как «зуксель» наконец справился с работой и с экрана маняще забелела голыми телесами замысловатая конструкция, отдалённо напоминающая число «69».
Хрустнуло громче, заставив Бабанкина вынырнуть из виртуальной оргии и покоситься через плечо. По стене слева пробежала судорога. Обои отклеились? Только ремонта и не доставало для всеобщего счастья…
Он успел уцепиться за стол, потому и усидел, но мышка, жалобно звякнув, полетела на пол. С громким треском две обоины разошлись по стыку до самого плинтуса. Пальцы с синими ногтями потянули края, загибая их внутрь – в стену?! – и в образовавшееся отверстие высунулась курносая рожа с синими губами и чёрными, лишёнными белков глазами.
«Приехали… „белочку“ поймал», – Бабанкин что было силы зажмурился. Не жалея, ущипнул себя за предплечье. Не помогло. В комнате отчётливо шуршало, словно некто достаточно большой продирался сквозь рулоны бумаги. Ущипнув себя ещё раз, теперь за ногу, Артём осторожно приоткрыл правый глаз.
Перед ним стоял чёрт. Самый настоящий бесёнок, метра полтора или чуть выше ростом, покрытый колечками рыжей шерсти, с рожками и хвостиком до лодыжек. Заметив открытый глаз, бесёнок застенчиво улыбнулся.
– Здравствуй, сеньор.
Голос у гостя был тонкий, почти писклявый. Но вполне человеческий. Бабанкин сглотнул сухой колючий комок, глупо улыбнулся в ответ.
– Привет.
Это не могло быть от водки – сколько он там выпил, пустяк! Значит, аут, господин Бабанкин. Будете до конца дней в дурке чёртиков ловить.
Артём открыл второй глаз. Одна вещь в бесёнке была неправильной – маленькие девичьи грудки с острыми тёмно-синими пуговками сосков. Нет, это как раз понятно. Это вписывается в общий диагноз, учитывая, чем голова забита. Первый приступ страха и отчаяния прошёл. Артём мотнул головой, прогоняя его остатки. Шизанулся, стало быть, шизанулся. Зато можно наплевать на всех и делать, что хочешь. Если жизнь всё равно закончилась.
– Ты меня не узнал, сеньор? – гость – или гостья? – пытливо всматривался в его лицо. – Конечно нет, тебе же блокировали информационный канал. Глупая я, зачем спрашиваю!
– А ты кто? – неуверенно поинтересовался Бабанкин. – Чёрт, да?
– Лучше говорить – бес, чёрт слишком грубо, по-аватарски. Но я не совсем бес, я лишь наг. Полубес, д`Иш-наг-Уйбли.
– Чёрт, бес – одна хрень, – Бабанкин критично оглядел собеседницу с головы до ног. Странно всё же, копыт нет, а сиськи есть. Уточнил: – Ты ж… жесского пола, да?
– Что? – гостья удивлённо нахмурилась, но, заметив картинку на экране, понимающе кивнула. – Все наги так выглядят. Этих по нашему подобию вылепили, Жёлтый развлекался.
– Какой-такой «жёлтый»?
Бесёнок явно смутился.
– Прости меня, сеньор. Я не должна позволять себе подобное кощунство в адрес Высшего.
– Ладно, прощаю, – снисходительно махнул рукой Артём, не силясь понять, что именно прощал. Собственный бред начинал ему нравиться. – Так как, говоришь, твоё имя? Диш-наху… Длинно! Я буду называть тебя Диша. А почему ты зовёшь меня сеньором?
– Ты и есть мой сеньор. г`Орк-фаг-Абатон-Сагун.
– Чего-чего? – вытаращился Артём. – Я что, тоже чёрт… бес?
– Разумеется. Самый настоящий.
Бабанкин сдавленно хрюкнул и, не сумев сдержаться, захохотал.
– Класс!.. Фак… Орк…
Он смеялся так заливисто и долго, что Диша начала неуверенно подхихикивать.
– Здорово. Выходит, я бес? – Артём наконец смог остановиться, стряхнул рукой выступившие слезы. – Это дело нужно обмыть. Присаживайся… ээ… Счас, притащу с кухни табуретку и стакан.
– Я принесу, сеньор!
Гостья предвосхитила его попытку подняться и рыжей молнией метнулась из комнаты. В темноте кухни что-то загрохотало, со звоном посыпалось на пол. Видно, бесовка была неуклюжей. Впрочем, табуретку она приволокла. И чайную кружку вместо стакана. Артём подвинулся, освобождая доступ к угощенью, щедро наполнил чашку. И себе в стакан плеснул, не обидел.
– За встречу! До дна пей.
Диша выцедила водку маленькими глоточками. Что с девки взять, даже если она бес? Бабанкин с интересом проследил за процессом. Проберёт или нет?
– И как? Славно пошла?
Гостья поставила опустевшую кружку. Несколько секунд посидела неподвижно, прислушиваясь к ощущениям.
– По-моему, эта жидкость не очень полезна для биологической оболочки.
– Глупости. Ты закусывай, закусывай.
– А чем надо закусывать?
Выбор и впрямь был невелик – крошки от плавленого сырка, общипанный мякиш и три кусочка варёнки не первой свежести. Последний ломтик солёного огурчика «сеньор» сам хрупал в данную минуту.
– Ну… выбирай.
Диша выбрала колбасу, сунула в рот. И тут же нахмурилась.
– Сеньор, это есть нельзя. Здесь яд.
– Спирт всё обезвреживает, – успокоил Артём. – Лучше расскажи, откуда ты в стене появилась?
Гостья оглянулась на разодранную обоину.
– Не в стене, а между ней и этой бумагой. Не рассчитала, когда прыгнула из Беспространства.
– Угу, – глубокомысленно кивнул Бабанкин. – Значит, ты из Беспространства. И как там дела, в Беспространстве? Как там этот… Люцифер поживает?
– Ты говоришь о с`Атан-дуг-Фер-Иблисе, Смотрящем за пространством Земли? Хорошо, наверное, поживает. Что с ним станется?
– В самом-то деле! – согласился Артём, разливая остатки водки. – Давай за него!
Диша послушно осушила чашку. Быстрее, чем в первый раз, хоть управиться одним глотком у неё опять не получилось. И выхватила из-под пальцев хозяина остатки колбасной отравы. Пришлось тому зажевать ржаным мякишем. Сходить с ума под рюмочку «Хортицы» в компании с собственным симпатичным бесёнком было приятно. Бабанкин убрал пустую бутылку и блаженно откинулся на спинку стула.
– Расскажи ещё что-нибудь забавное. Что ты там о бабах говорила? Что «жёлтый» их по твоему образу и подобию делал?
– По образу нагов…
– Да какая разница! Я так и думал, что бабы все – порождение Сатаны.
Диша захихикала, закрыв лицо ладошками.
– Чего заливаешься?
– Ты так смешно говоришь, сеньор. Жёлтый – это не с`Атан-дуг, это а`Мон-бог-Вишнал-Ахве, Высший бес, Светлая Сущность, творец здешнего пространства. Ты сам его прозвал «жёлтым» за то, что он любит в этот цвет побрякушки раскрашивать: солнце, там, золото…
– Нет, постой, – перебил Бабанкин. – Не путай меня. Бесы есть бесы, у них Сатана самый старший. А Бог – это Бог, святая троица. Бог-отец, бог-сын, бог-дуг… Тьфу, дух святой.
Бесовка веселилась почём зря:
– Нет, сеньор. Отец-создатель этого мира – а`Мон-бог, с`Атан-дуг – смотрящий за миром. Кстати, сказку о троице он и придумал. Аватаром же палестинского паренька пользовался и’Сус-маг-Омед-Зёд.
Бабанкин почесал затылок. Бесовская интерпретация Библии не хотела укладываться в голове, требовалась смазка. Он протянул руку и застыл в недоумении. Бутылка исчезла, мать твою!
Понадобилась по крайней мере минута, чтобы вспомнить – водка никуда не исчезала, они её выпили. Не беда! Заговорщицки подмигнув бесовке, Артём нагнулся, открыл дверцу стола. Там, в нижнем ящике, лежала заветная бутылочка «Георгиевского». Коньяк был презентован ещё весной директором по фигзнаеткакимвопросам в благодарность за установленную на домашнем компьютере «винду». Артём её на день рождения берёг. Теперь смысла нет откладывать.
Он быстро разлил ароматную жидкость в посуду, поднял стакан.
– Ну давай за… – и запнулся. Тост куда-то исчез. Но не спроста же он бутылку откупорил, была очень веская причина!
– За наш грок, – пискнула Диша.
– За грок! – радостно согласился Артём и опрокинул в себя стакан.
Коньяк пошёл восхитительно и закуси не потребовал. Бабанкин откинулся на спинку, наслаждаясь умиротворением, охватывающим тело.
– Послушай, а за что мы пили?
– За грок. Всё получилось, как ты задумывал, сеньор. Они не смогли всех вычислить. Во мне достаточно грока, чтобы Чебешабак провёл тебя в Нирвану.
– Нирвана… Здорово. Отправляемся в Нирвану. В тебе, точно, грока хватит, чтобы меня туда до конца дней упекли.
Шутка была до того остроумной, что за неё обязательно требовалось пропустить ещё по одной. Артём поставил стакан и хитро подмигнул медноволосой тинэйджерке на экране. Попка у той была молоденькая и аппетитная. Почувствовав непреодолимое желание увидеть развитие сюжета, он выудил из-под стола мышь и после нескольких неудачных попыток ткнул кнопочку «далее». Передохнувший «зуксель» припустил на всех парах. Артём хрюкнул от удовольствия – на следующей фотке начиналась групповуха. Малолетки покатом лежали на диване, тиская друг дружку. Вот это «нирвана»! К ним бы сейчас! Потом можно и в дурку.
– Слушай, бес, а ты чудеса делать умеешь? – Бабанкин повернулся к гостье. – О! Да тебе баиньки пора.
Диша тихонько раскачивалась на табурете, уставившись на обёртку от плавленого сырка, и глупо улыбалась. Развезло. Девка, хоть и чёрт. Что с неё взять? Поднатужившись, Артём встал, осторожно взял гостью на руки. Бесовка была худенькая и лёгкая. А шёрстка мягкая, приятная, как у котёнка. И личико симпатичное, курносое, совсем девчоночье. И грудки…
Диша заснула сразу же, будто только и ждала тепла его объятий. Пристроила рогатую головку на плече и тихо размеренно засопела. Артём уложил бесовку на диван, выпрямился, не в силах отвести взгляд от мохнатого тела. Почему бы и нет? Если руки, ноги, груди похожи, то, может, и остальное – тоже?
Смешно причмокнув, Диша перевернулась на бок, выпростав розовый хвост с кисточкой на конце. Бабанкин перевёл дух. Нет, не покатит. Это всё равно, что с обезьяной. Зверофилия получается, или как там её? Зооложество.
А с другой стороны, он же сумасшедший, что с него взять? Что хочет, то и делает.
Идея была достойна стопочки коньяка. Артём проковылял к столу, налил, погрозил девкам, бессовестно подглядывавшим с экрана, выключил их, выпил.
Доза оказалась критической. Пол тихо колыхнулся под ногами, стены тронулись с мест. Балансируя, словно канатоходец, Артём двинулся к уплывающему дивану.
– Стой, блин, ты куда?
Шторм в квартире разыгрывался нешуточный. Чтобы не упасть, пришлось опуститься на четвереньки и передвигаться так. Он дотянулся, уцепился за диван. На это ушли остатки сил, требовалось передохнуть. Артём положил голову на край, рядом с розовыми пятками бесовки…
И тут же отключился.
2. Расхитители грока
Во рту было сухо и противно, в висках ломило. Артём разлепил веки, щурясь от светившего в окно солнца, посмотрел на ополовиненную бутылку коньяка на столе и тихонько застонал. Ночной бред возвращался в сознание болезненными толчками. Ещё бы, полторы бутылки сам высосал!
Он огляделся по сторонам. Это же надо, не помнит, как убирал посуду, стелил простынь. Зато «чертяку» хорошо запомнил. Покосился на плотно прилегающие к стене обои и хмыкнул. Завязывать пора с водкой и порнухой. Или хотя бы не совмещать. А то, и правда, в дурку загремишь, не ровён час.
Стоящий на тумбочке будильник показывал без пяти минут одиннадцать. Ладно, сегодня день пропал, будем лечиться. Артём приподнялся на локте, поправил скомканную подушку, готовясь возобновить целебный сон. Отметил краем сознания тихий монотонный шум, доносящийся откуда-то из-за двери. Вода течёт. Должно быть ночью, по-пьяни, кран не закрутил, остаётся надеяться, что соседей внизу не затопило. Вставать и идти проверять было лень.
Плеск неожиданно прекратился. Что-то звякнуло, знакомо скрипнула дверца кухонного шкафчика. По телу побежали мурашки, быстро перебирая холодными колючими лапками. Артём напрягся. Что за дрянь? Домушник в квартиру забрался? На кухне ничего ценного нет, сейчас сюда явится. А тут хозяин с бодуна, как дитя беспомощное.
Осторожно, стараясь не скрипнуть пружинами, Бабанкин поднялся с дивана. Оглядел комнату в поисках оружия. Да какое тут, блин, оружие найдёшь! Эх, нужно было хоть гантели купить! Взял бутылку со стола, завинтил пробку. Недопитый коньяк было жалко, но пустую водочную тоже, наверное, на кухню ночью спровадил. Уборщик, мать твою…
Он на цыпочках подошёл к двери, прислушался. На кухне явно кто-то был. Артём резко распахнул дверь, шагнул, набирая в лёгкие побольше воздуха и смелости для грозного рыка… и остолбенел. Рыжее, мохнатое, хвостатое, рогатое, и, тем не менее, двуногое существо деловито возилось у плиты, пытаясь соскоблить многомесячную грязь. Это был не сон. Он действительно сошёл с ума.
Бутылка с тихим стуком ударилась об линолеум. Бесовка быстро оглянулась, курносое личико расплылось в радостной улыбке:
– Доброе утро, сеньор! – Бабанкин медленно съехал вниз по косяку, пытаясь поймать ртом ускользающий кислород. – Тебе плохо? Требуется какое-то лекарство?
В конце концов нечленораздельное бульканье удалось сложить в подобие фразы:
– Кофе… крепкого.
Бесовка метнулась к шкафчику, проворно, по-хозяйски выдернула жестянку, сорвала крышечку. И замешкалась, рассматривая содержимое.
– Растворимое, – сиплым шёпотом подсказал Артём.
– Ага, – понимающе кивнула незваная гостья. И быстро наполнив стакан водой из-под крана, вывернула в него добрых полбанки «Нескафе».
Это подействовало сильнее, чем принять напиток внутрь. Бабанкин моргнул, потряс головой.
– Ты что делаешь?
– Растворяю… – бесовка оглянулась. Сообразив, что в чём-то ошиблась, вопросительно уставилась на стакан. – Или это не в воде растворять нужно? В алкоголе? Прости, сеньор, я непозволительно мало узнала о правилах этого пространства, прежде чем явиться за тобой.
Она подскочила к Бабанкину, наклонилась, намереваясь поднять бутылку. Артём слабо улыбнулся: «Если это и бред, то не мой. Растворять кофе в коньяке, надо же!»
– Стой. Можно до тебя дотронуться?
– Разумеется.
Бесовка послушно шагнула ближе. Рука её мало отличалась от руки девчонки-подростка, кроме того, что была покрыта густой, вьющейся мелкими колечками шерстью, и на ладони отсутствовали папиллярные линии.
– Если ты – не бред, выходит, ты на самом деле существуешь?
– Конечно. И я, и ты, сеньор. Мы – сущности.
– Угу, – Бабанкин поднялся с пола, сел на табурет. Кивнул на второй, приглашая: – Тогда рассказывай заново. Кто ты, откуда взялась, зачем пришла ко мне. Послушаем на трезвую голову.
Если отбросить бредовые имена и термины, рассказ Диши был вполне банален. Таинственный грок являлся стержнем, вокруг которого вертелась вся жизнь не менее таинственного Беспространства. Младшие бесы в поте лица добывали его, утилизируя отслужившие свой срок аватары, а распоряжались, как водится, старшие, прикрываясь «просветлённостью», дарованной Высшими, Светлыми Сущностями. Последние отдыхали в Нирване, восстанавливали силы между актами творения и в дела Беспространства нос не совали. Жёсткая иерархическая структура без возможности карьерного роста. Никаких намёков на демократию.
Одного из младших бесов, г`Орк-фаг-Абатон-Сагуна, такое положение не устраивало. Потому начал он наработанный грок потихоньку тибрить, утаивать от оприходования. Благо, подручная д`Иш-наг-Уйбли, в обязанности которой это оприходование и входило, была его верной сторонницей. Грок парочке требовался, чтобы забить на всех большой болт и слинять в ту самую Нирвану. Официально пройти в неё могли лишь Просветлённые, но хитрый Чебешабак, заведовавший Мембраной, тоже был большой любитель грока. На Светлых, тем более Просветлённых, этот бес-расстрига чихал с высокой колокольни, потому мог втихаря проделать неучтённую дырочку.
Сколько верёвочке не виться, а конец будет. Расхитителя вычислили и взяли за жабры. То бишь, за хвост. И в качестве наказания закинули в мирок подряннее, копить грок как простой аватар. Но украденное и хитро спрятанное дуги найти не смогли. И сообщницу не поймали. Собственно говоря, план г`Орка в этом и состоял – украсть побольше и попасться. В Беспространстве все фаги под неусыпным оком, а жалкий аватар никому не интересен. Теперь путь в Нирвану был открыт.
Артём почесал макушку. Бред, если это бред, становился всё забавнее. Получалось, он никакой не Бабанкин, а бес-фаг Орк-Абатон. Дуги заставили его забыть об этом, чтобы удержать здесь, в пространстве. И это всё объясняло! Понятно, почему он ощущал себя чужим в этом мире, не таким, как окружающие. Он ведь был настоящим, сущностью, как подсказала Диша. А не жалким быдлом!
– Я отправилась за тобой, сеньор, сразу, как только тебя выбросили сюда, – закончила рассказ бесовка.
– Сразу?! Тридцать три года ты называешь «сразу»? Я чуть не загнулся на этой помойке!
– Не сердись, сеньор! Это время пространства, оно ничего не значит для тебя – ты ведь бессмертный.
Бессмертный?! Бабанкин фыркнул недоверчиво. Но торжество внутри уже расправляло крылья. Может быть, он и всемогущ вдобавок? Запросто, только откроет этот чёртов канал!
Однако решение задачи с каналом оказывалось нетривиальным. Требовалось пробраться назад в Беспространство, где их поджидал г`Орк-фаг-Марух-Занит, парень из одного гнезда с Абатоном. Нарушить законы того подталкивали вовсе не родственные чувства, а желание поживиться краденым гроком. Нравы в Беспространстве ничем не отличались от человеческих. То бишь, аватарских. Свободно путешествовать по Беспространству изгнаннику никто бы не позволил. Следовало найти кратчайшую тропу, ведущую на кухню Марух-Занита.
– Откроем канал и – фьють! Будешь в Нирване раньше, чем дуги успеют тебя почуять, – пообещала бесовка.
Читать бесплатно другие книги:
