Ответ Империи Измеров Олег
— Смотри! — Виктор кивнул в ее сторону.
— Да, да… — промолвила Варя, не оборачиваясь Виктору показалось, что лицо ее несколько побледнело; может быть, это лишь показалось ему из-за холодного света ртутной лампы, падающего из алюминиевой раковины уличного фонаря. Спустя мгновение где-то в подсознании у него мелькнуло, что спутница ведет себя так, словно видит сцену происходящего подобно компьютерной игре в тот самый момент, когда камера летает над местом действия, показывая героев и врагов.
Спустя мгновение послышался быстро приближающийся свистящий звук, и со стороны Фокина через перекресток, мерцающий желтыми глазами ночных светофоров, промчался серебристый спортивный суперкар, точь-в точь как тот, что был у памятника Летчикам. Загремели решетчатые ворота детской больницы, и оттуда с мигалками выкатился снежно-белый с красной полосой автобус реанимобиля с целой кучей мигалок на крыше. Из глубины Советской донеслись звуки двухтональных сирен. "Милиция или ГАИ", догадался Виктор.
Огни фар звездами моргали сквозь еще густую листву: стройный забор из железных прутьев, по замыслу архитектора очертивший периметр площадки перед спорзалом, давно обзавелся зеленой шевелюрой из стихийно выросших здесь деревьев и кустов. Тревожное чувство висело в холодном вечернем воздухе, и, невольно подчиняясь ему, Виктор начал ускорять шаги, стараясь приблизить зебру перекрестка.
— Не спешите, — не оборачиваясь к нему, внезапно произнесла сказала Варя каким-то сырым голосом, — наша помощь там не нужна.
— Уже подъехали?
— Вообще не нужна, — ответила она после секундной задержки.
Они не спеша продвигались по тротуару, оставаясь, наверное, единственной беспечной парочкой на четыре квартала в округе. Внутри у Виктора Сергеевича что-то тревожно заныло. Когда знаешь, что именно произошло, все как-то проще.
Из-за ветвей постепенно проглянуло место происшествия; оно оказалось на Советской, на левой полосе, у перекрестка следующего квартала, там, где над кронами деревьев, оставшихся от снесенных домишек частного сектора, возвышался, сверкая большими квадратами освещенных окон, массивный силикатный торец корпуса роддома. На проезжей части, со включенным дальним светом, стоял тяжелый коммунхозовский "Камаз" цвета аквамарина, с большим угловатым кузовом и вилкой, чтобы цеплять мусорные контейнеры. Напротив, у тротуара, остановился реанимобиль, поблескивая мигалками, позади "Камаза" выглядывала желто-лиловая гаишная машина, а в метре от камазовской морды навстречу грузовику торчало джеймсбондовское серебристое чудо, но, судя по всему, причиной ДТП было вовсе не оно.
Они спокойно пешешли перекресток на зеленый: на всякий случай, Виктор вертел головой, как летчик-истребитель в кабине, но ничего страшного не заметил. У троллейбусной остановки возле спортзала, метров на полсотни ближе к Трудовой, также кучковался народ, тревожно поглядывая вдаль. Из-за этой кучки показался молодой человек в расстегнутой светло-коричневой кожаной куртке и быстрым шагом приблизился к ним.
— Вадим? — с многозначительно-вопросительной интонацией в голосе произнесла Варя.
— Не надо туда. Давайте прямо по тротуару до остановки за гастроном. Прикрываем.
— Концы?
— Откинулся. Под переднее угодил.
— Пьяный?
— Не, вроде. Экспресс не сечет. Шеф в трансе. Говорит, ехал с нормальной скоростью, а этот хренобель явился из воздуха прямо перед капотом.
— Ну, так говорят, если теряют внимание за дорогой.
— Да не врет он насчет скорости-то. По визерам так пятьдесят.
— А на визере что?
— Кусты там в визере, только кузов и заметно. А напротив, со спортзала, КВН был развернут вас встречать. Ве-пятнадцатый-то сдох на перекрестке, вот и развернули.
— И с ПРН не доложили?
— Не-а. Наверное, думали подскочить исправить.
— Втык будет порнографам от Шерги. Ой, будет…
Вадим полез в карман и вытащил оттуда плоский радиофотик.
— Скинули уже… Не встречали такого?
На мелком дисплее Виктор разглядел лицо человека с полузакрытыми глазами. Ни ужаса, ни гримасы страданий — только застывшее удивление. "А я думал, так только в рассказах бывает…"
— Мне кажется, я его раньше видел, — ответил Виктор, возвращая фотик.
— Кажется, или точно? — в унисон пропели Варя с Вадимом (кстати, читатель уже заметил, что у всех троих имена с одной буквы?)
— Кажется, точно. Два раза. Один на Молодежной, когда паспорт проверял, на лестнице. Чуть не налетел на него. Другой раз — когда ехал с "Лития".
— Это когда звонили?
— Ага. Он сзади меня сидел. Только не заметил, на какой он сходил. Артефактов при нем никаких?
— Чего? А, ну, понял, — ответил Вадим, и прижал невидимый за воротником свитера ларингофон. — "Ясень-3", здесь "Клен-21". Фото опознали. При осмотре странного не заметили? Непонятных предметов, знаков? Вас понял.
— Отвезут к нам, рассмотрят, — продолжил он, обращаясь уже к Виктору. — Мутный он. Прописки нет, фейс машина не распознает. По уголовке не светился.
… - Не оборачивайтесь.
"Во всяком случае, на Ковальчука не похож. Ну и хорошо. А, может, быть, плохо. Что скажешь, Варя? Ау!"
— Хотели что-то спросить? Лучше говорите словами. Не так выматывает.
— Нет, ничего. Проверка связи.
— Давайте без проверок. И так уже сегодня, как выжатая.
Гастроном светил огнями из полукруглых окон; невысокое здание послесталинских времен, непременный спутник рабочих поселков, чем-то напомнило Виктору кусок средневековой крепости с угловой башней.
— Виктор Сергеевич, простите, если можно, вы не могли бы отвлечься от мыслей о происшествии? Хотя бы на время. Действует, как будто отравилась. Надо переключиться.
— Конечно. Это вы меня простите, я должен был догадаться… Коррупцию мы обсудили, а как у вас тут с демографией?
— Нормально с демографией… Государство женщине за воспитание детей зарплату платит.
— В смысле, пособие на детей?
— В смысле, зарплату. Воспитание детей считается трудовой деятельностью на дому. И премии за достижения детей. В школе там, воспитанность, поведение, хорошие поступки.
— То-есть, за хорошие поступки дают премию, а с премии покупают что-нибудь ребенку, и он понимает, что хорошие поступки делать выгодно?
— И что хорошо воспитывать выгодно. Примерно так.
— И можно быть домохозяйкой?
— Ну, если много детей. А если один-три, чаще еще и работают. Были бы деньги, а уж на что потратить…
— И как же у вас бюджет выдерживает?
— А почему он не выдерживает? Больше детей — больше трудовых кадров в будущем. Да и на Западе хватило бы, просто там у общества много паразитов. И выходит: людям на заработанную ими пенсию не хватает, эту пенсию можно отымать, повышать пенсионный возраст. А у олигархов отымать роскошь, те деньги, что они за счет чужого труда нахапали, нельзя, это святое. Прислужников олигархов кормить — это тоже святое, всякие лишние звенья, чтобы пропихивать товар в конкурентной борьбе — это святое. А у нас и женщинам на воспитание хватит, и на БКС. Вон, видите, летает.
— Да, небо проясняется. А почему вы думаете, что это наша летает, а не американская?
— Американские тоже летают. Но в это время наша проходит, "Жемчуг-3".
— И как же тогда американцы надеются измотать нас в космической войне?
— Хотят этой войной объединить мир против нас. Все сокровища континентов направить против нас и выиграть. Вот почему нужна экспансия… Давайте в гастроном зайдем, я на вечер себе возьму.
Оплот советской торговли внутри был консервативный и с прилавками. На стене для привлечения публики висел телевизор, как в зале ожидания, шел круглосуточный новостной, и человек пять то ли от нечего делать, то ли кого-то ожидая в теплом и чистом помещении, пялились на экран. На экране шел замес английской полиции со студентами, протестовавшими против роста платы за обучение. Студенты жгли покрышки, полиция пускала в ход водометы: многовековые традиции борьбы за права человека давали себя знать.
— Во бараны, скажите! — обратился к Виктору какой-то полный мужик из гастрономотелезрителей, с обветренным красным лицом и толстыми губами, в расстегнутом кожане, когда они с Варей проследовали мимо к прилавку. Виктор обернулся на спутницу, ожидая инструкций. Варя была спокойна и безразлична.
"Надо делать вид, что ничего не произошло".
— Да я вот про этих говорю, про студентов, — продолжал мужик, глядя на Виктора. — Они против кого протестуют? Против своего родного правительства. А оно уже у них давно ничего не решает. Потому что как? Глобализация. Все решает дядя из Ва-шинг-тона. А этим баранам что? Подсовывают всяких английских премьеров, королеву подсовывают. Которые ни бе, ни ме, ни кукуреку, потому что обязались. Единым, так сказать, мировым путем. Вот так: протестуй не протестуй… Верно я говорю? Ну, про Англию?
— Верно. — согласился Виктор. — Англия жжот.
— Во, — глубокомысленно изрек мужик и продолжал бормотать, обращаясь уже к другим зрителям.
— Сначала в мясной. — подсказала Варя. — Нам нужна…
— Экспансия, — подсказал Виктор.
— Какая экспансия?
— Что брать будете, дама?
Продавщица отдела была сухощавая, пожилая, лет, наверное шестьдесят: работающая пенсионерка.
— Да вот я думаю: на котлеты фарш брать, или полуфабрикаты?
— Дама! Я вам так посоветую: берите мясо куском, оно более свежее, чем полуфабрикаты. Я вам подберу почти без косточки. Да и косточка для бульона пойдет, — отчеканила старушка и нацелилась острой сталью двузубой вилки на избранную цель на поддоне холодильного прилавка.
— Да знаете… У меня сейчас кухонный комбайн в ремонте.
— Вон, мужчина ваш прокрутит. Мясорубки-то у всех валяются. У вас же на кухне телевизор есть, так может крутить и футбол смотреть. Вы, мужчина, болеете?
— Понимаете, — ответила Варя чуть смущенно, — это просто знакомый. Сослуживец.
— Варвара Семеновна, какие проблемы? — вмешался Виктор. — Конечно, я прокручу.
— Дама, даже не сомневайтесь. Вот такое свежее мясо, можно даже не думать…
Можно думать.
Можно думать, мелькнуло у Виктора. Если женщина выбирает мясо, она о нем и…
Что у нас наболевшего? Экспансия. Будем думать быстро. Экспансия. Почему? За экспансию — Троцкий. Троцкий — мировая революция. Сталин — "в одной стране" и борьба за мир. Почему? Когда строишь в одной стране, нужен мир. А Троцкий тогда почему? Что там у Маркса с Энгельсом? Мировой рынок — мировая революция, мировой рынок — мировая революция… В одной стране задавят. Почему не задавили? Империализм. Делили мир. Делили мир на империи, победа в отдельно взятой империи, вот оно что… Троцкий — экспансия, Сталин — за мир, почему опять экспансия? Почему экспансия, если Сталин?
— Вот этот вот, пожалуйста… На сколько потянет?
Надо спешить.
Отход от сталинизма? Почему? Глобализация. Глобализация — конец империализма. Сталинизм — способ сохраниться. Дальше надо наступать. Троцкизм? Нет. Нет глобальной цели. Это новый сталинизм. Нет глобализации, перезагрузка империализма. Дальше? Конвергенция? Может быть.
— Сколько это с меня?
Ффух, вроде успели…
12. Тайна двух полушарий
— Никак не могу привыкнуть, что на кухне нет второго телевизора.
Виктор крутил ручку мясорубки на кухне у Вари и отправлял в коробчатый алюминиевый раструб куски мяса, сала и размоченного в молоке хлеба, которые с аппетитным хрустом пережевывал шнек. Идея братской помощи в приготовлении ужина еще в гастрономе как-то незаметно переросла в идею сделать ужин общим; видимо, смерть незнакомца так серьезно давила Варе на психику, что ей надо было отвлечься; Виктор тоже не хотел сидеть остаток вечера в пустой квартире. Здесь, на кухне, он уже немного привык к этой несколько странной планировке и к тому, что из-за занавешенного тюлью окна в это позднее время льется холодноватый свет ламп ЛДЦ и за ним, как по палубе теплохода, изредка проходят соседи. Из-за двери казенная "Юность" доносила "Ну тупы-ы-ы-е!" Задорнова. Видимо, судьи мира достали своей простотой во всех реальностях.
— Варь, а, может, переставим телевизор сюда? Я наращу кабель.
— Не надо. Сдается, что мы здесь ненадолго.
— Если это говорит экстрасенс… "Ты уедешь к северным оле-еням…"
— Только не надо подражать Бекасу.
— Хорошо. "Дан приказ — ему на запад, ей — в другую…"
— Я, кажется, начинаю понимать, почему вас используют хроноагентом.
— Почему? Если это, конечно, не служебная тайна.
— Вы можете разговаривать с незнакомыми.
— В смысле?
— У вас значительно доминирует левое полушарие. Вы реагируете так, как подсказывает ваше сознание и воспитание, ваши убеждения, критический и логический анализ реальности. Поэтому другие люди могут воздействовать на вас, только войдя в доверие, и — как Штирлиц, либерализмом и логикой. А в иной реальности вы не склонны кому-то слепо доверять и подозрительны к чужой логике, видя в ней подвох. Поэтому вам не так опасно заговаривать с незнакомыми — а в другой реальности это придется делать. Это раз. С точки зрения тех, кто вас послал, вы более определимы. Не станете непредсказуемо меняться в другой среде. Это два.
— А если вот это самое левое полушарие не доминирует, чего тогда?
— Они бывают разные. Тех, кого зовут простыми людьми… ну, считается, что они в обычном состоянии сознания, так вот, они ищут удовольствия, покоя и безопасности, и руководствуются привычкой. Такими манипулируют проще, апеллируя к потребностям. Есть люди легко внушаемые, что живут иллюзиями, мечтой, верой в чудеса: такими управляют, взывая к чувствам. Есть люди, у которых доминирует правое полушарие: это примитивные существа, которыми движут инстинкты. Чтобы ими манипулировать, надо обращаться к этим инстинктам и детским переживаниям.
— То-есть остальных всех можно водить за нос, кроме психов?
— Ну, психов, хоть они непредсказуемые, можно водить. Давить страхом, страданиями, наконец, вколоть что-нибудь подходящее. Кроме просто психов, есть еще люди, например, над которыми довлеет какое-то одно сильное чувство, например, навязчивый страх. Но, вот такие, которые вообще не поддаются, тоже есть. В разных религиях их обычно считают святыми. Они особой тренировкой достигают такого состояния, что гипнотизер на них не действует.
— Тогда почему не послали святого?
— А, может, и посылают. Только не в качестве хроноагента четвертого рода. Слишком яркие. Да и вообще… Казнят таких часто.
— Может, общество давно инстинктивно борется с попаданцами, оттого большая их часть ни на что не влияет?
— Может. Давай, я сменю тарелку и тряпку на пол положу. Плохо, что нет кухонной машины, из нее не капает.
— Варя, вы психолог по образованию? Хотя, конечно, странный вопрос.
— У меня несколько образований. А также спортивная и боевая подготовка.
— В нашей реальности вы бы смогли сделать карьеру в бизнесе. Два способа убеждать людей, и оба верные.
— Обманывать людей нехорошо. Если только это не война. Если каждый хозяин воюет со всем обществом, это печально… Дайте вот это.
Варя забрала у Виктора глубокую тарелку и переложила с нее несколько оставшихся кусков мяса на другую, дополнив горку только что нарезанного; затем тут же подошла к мойке и смыла стекший мясной сок. В ней чувствовалась домашняя привычка к чистоте, даже пало от нее не цветочным ароматом, а какой-то свежестью осторожной волны на утреннем пляже Бимлюка, когда ленивое море тихо качает вдали бородатые от водорослей буйки ограждений.
— Значит, вы изучили тайну двух полушарий на случай войны?
— Не только. Это одна из причин, почему у вас рухнул социализм.
— И от какого же полушария он рухнул? — скользкий кусок сала чуть не выскочил из воронки, но Виктор успел его придержать пальцем.
— Ну, вы помните, что было при вашем социализме? Идеологическая борьба, идеологическая, как ее, работа. Идео-логическая. Идея в расчете на логику. Левое полушарие. На большинство это не действует. А еще вспомните фантастов вот наших пятидесятых, шестых… — и она хитро прищурилась, — какими они людей будущего изображали? Ой, мясо!
Теперь шнек вытолкнул из воронки упрямый кусок говядины; с возгласом "Оп!" Виктор поймал его на лету и продолжал осторожно вдавливать пальцем внутрь кровожадного агрегата.
— Ну, какими… — задумался он, — сильными, мужественными… А! Понял.
Они там все излагают мысли железной логикой, вспомнил Виктор. Они же все в светлом будущем ученые, а ученые должны мыслить логично. Как в вузе говорили — логически стройно.
— Правильно мыслите, — подтвердила Варя, — ну все, хватит крутить, отвинчивайте.
— Второй раз перекручивать будем?
— Нет. Это двойная мясорубка, две решетки, два ножа. Она сразу мелко делает.
— Поэтому и крутить тяжелее?
— Да. Снимайте, я помою.
— Да давайте я помою.
— Не надо. Гайку только открутите и сзади… ну, вот, потому сейчас у нас эту идейно-воспитательную не навязывают, а в основном на это самое. Удовольствие, покой, безопасность. Зажгите горелку.
— Счас… а спички где?
— А тут новый дом, тут от батареи.
— У нас тоже сейчас такие. Значит, рецепта делать людей будущего нет?
— А зачем? — Варя вскинула брови вверх. — Кто вам сказал, что общество господства левых полушарий будет разумным и счастливым? Кто вам сказал, что оно не утонет в бесконечных спорах, интригах и демагогии? Поэтому у нас действуют осторожно, пока стараются только поддерживать долю людей, руководимых логикой, и немного, постепенно ее повышать, и смотреть, что будет. Повышать природным путем, вот этой вот всеобщей рационализацией.
"То-есть вправлять мозги влево" — подумал Виктор.
— Ну а вы как думали? У них, за бугром, тоже общество мозги вправляет! Вот эта их реклама действует на инстинкты и повышает долю людей примитивных, рефлексирующих. Поэтому, чтобы сдержать всю эту тупую массу прилично одетых дикарей, там нужна церковь.
— Мягко подводите к мысли, что и у нас возвращение к духовным традициям, строительство храмов, объединяющая роль церкви и прочее — только потому, что в новой России из людей делают баранов, а этих баранов кто-то пасти должен? — неожиданно и сухо ответил Виктор.
Он ждал, что Варя рассердится. Но она лишь мягко улыбнулась, так, что на щеках появились ямочки.
— Вас сильно обидит, если я не буду отрицать?
— Не знаю.
— Сковородка внизу, в духовке, поставьте, пожалуйста, чтобы грелась… Разве вам самому такая мысль в голову не приходила? Честно?
Он не стал возражать, каким-то шестым чувством заподозрив, что Варя его на что-то провоцирует — а может, это была лишь ложная подозрительность — и полез в духовку. Вопреки ожиданиям, сковородка оказалась не продвинутой. Тяжелая чугунная блямба с высокими краями, на крышке лежала ручка с деревянной рукояткой.
— А у нас сейчас с антипригарным продают, — решил он похвастать.
— А сами какой пользуетесь?
— Нну… у нас еще советская чугунная, есть и пользуемся. А что?
— У нас тефлоновые запрещены. Что-то там нашли и на всякий случай запретили.
— Тогда мне повезло… Кстати, странно, что у вас мобилы разрешены.
— Они излучают меньше зарубежных. Огонь убавьте, а то пригорать будет.
Она ловко катала из фарша аккуратные колобки на деревянной, присыпанной мукой доске, прихлопывала их рукой и отправляла на черный круг сковороды, где они нервно подрагивали в шипящем жире, распространяя с детства знакомый запах. Кому-то повезло с хозяйкой, подумал Виктор. И еще ему вдруг пришло в голову то, что совместное приготовление котлет сближает гораздо быстрее, чем совместный ужин в ресторане. Хотя бы в духовном плане.
Он взял лопаточку из нержавейки и стал переворачивать котлеты и отправлять те из них, что уже обрели на обеих сторонах хрустящую румяную корочку, в зеленый эмалированный чугунок, в душной темноте которого им (котлетам) предстояло провести совместное время в духовке.
13. Луженые глотки свободы
За окном сыпал неторопливый осенний дождик, постукивая каплями по карнизам. Виктор раскладывал в гостиной небольшой стол — книжку: ужинать решили здесь. Телек, который здесь привычно примостился в углу на тумбе с видеокассетами, вещал о происшествии в Израиле: группа хасидов-фанатиков набросилась с ножами на участников гей-парада. Две категории жертв холокоста оказались не в состоянии жить в одном обществе. Попутно, не совсем к поводу, телекомментатор вытащил палестинскую проблему, драку в кнессете, а заодно и сексуальное рабство, которому на земле обетованной подвергали женщин, нелегально вывезенных из восточноевропейских стран, недавно ставших на путь демократии. К положительным аспектам израильской политики было отнесено расширение сотрудничества с СССР в вопросах борьбы с международным терроризмом. Но мысли Виктора были далеки от международной политики.
Лем ошибался, думал Виктор, бытовая обстановка прогрессирует гораздо медленнее. Вот эти массивные березовые стулья, например, вполне могли быть и в начале пятидесятых. Никаких супер-кресел трансформеров. Видимо, человека тянет к чему-то естественному, что создает иллюзию уверенности и покоя, а, значит, безопасности. "Удовольствие, покой, безопасность…" Формирование советского человека приличной мебелью?
На кухне что-то запищало. Варя вышла с мобильником, смотря на дисплей, потом вынула из сумочки "Кристалл-98" — такой же, как тот, что Вика показывала ему в кооперативе в первый день пребывания — и, соединив оба аппарата кабелем USB, застучала по клавишам.
— Шифровка пришла, — пояснила она, — до утра вам надо не покидать жилкомплекса.
— Что-то случилось? Связано с этим ДТП?
— Связано. Пострадавший схож с типом, что стрелял на вокзале. По записям камер — правда, там сложно точно определить, но процентов семьдесят есть.
— Может, они ликвидировали киллера?
— Может. Это что-то меняет?
— Пожалуй, нет, — сказал он после минутной паузы.
В комнате повисла напряженная тишина; первой молчание нарушила Варя.
— Да, еще: в вашу квартиру занесли приемник с КВ диапазоном. Перед сном надо будет послушать запад.
— Что именно, на какой волне, когда?
— Все равно. "Свободу" там… чего поймаете.
— А смысл?
— Не знаю. Может, аналитики боятся, что без привычной антисоветчины у вас будет нервный срыв.
— Глупости.
— Я не знаю, почему. Но это же вам не трудно, верно? Вы боитесь, что эта попытка вас компрометировать?
— Да ничего я не боюсь… Лишь бы ловил нормально.
На экране шел диспут о реформации церкви. Варя взяла пульт и переключилась.
— Сейчас по третьей кино будет.
— "Севастополь"? Я читал анонсы. Крутой блокбастер?
— У тебя жаргон подростка — вээсовца… Прости, ты же и есть вээс… Внешсеть. Ну, в этом, вашем Интернете.
— А у вас подростков пускают во внешсеть?
— Они быстро осваиваются… А "Севастополь" завтра будет. Сегодня "Джордж из Динки-Джаза".
— Романов любит фильмы своего детства?
— При чем тут Романов? Разве у вас в будущем телезрители не заказывают фильмы по сети?
— Ну, как сказать… Каналы смотрят на рейтинги, хотя, когда смотришь, чего показывают, непонятно, откуда эти рейтинги берутся…
— У нас просто заказывают, и общаются, какой фильм лучше снять.
— Так просто? А вдруг закажут что-то антисоветское?
Варя вскинула брови. Когда она вскидывает брови, она напоминает актрис золотой поры Голливуда, подумал Виктор.
— В смысле — антисоветское? Когда вот вы жили в СССР, вы куда-нибудь писали, чтобы в газете, или еще где, напечатали… ну, скажем, Солженицына?
— Я похож на психа?
— Тогда в чем вопрос?
— Нет вопросов… А почему "Джордж из Динки-Джаза"?
— А про него говорят в фильме "В бой идут одни старики". Вот народ и решил узнать, что за кино. Вы смотрели?
— Нет. Не застал… — задумчиво произнес Виктор и, помолчав, добавил, — а, да, чего хотел спросить-то. Что это за реформация такая?
— Да так, приближение церкви к народу для лучшего обслуживания.
— Церковь — вид обслуживания?
— Ну да. Хотят сделать, как у баптистов. Богослужения на современном языке, священников распределить по участкам, чтобы не в храмах собираться, а вроде красных уголков, скромно, но зато больше беседовать с прихожанами по душам, ходить не в рясах, просто в темных костюмах… Разве вы верующий?
— Вне лона церкви.
— И мне это тоже как-то… Тарелки в буфете. О, слушай, я тут по случаю одну штуку взяла. Давайте попробуем.
Она достала из стоящего возле кровати целлюлозного пакета коробку, вынула из нее небольшой белый круглый цилиндр из стеклянной крошки, и, поставив на середину "книжки", щелкнула выключателем. Внутри вспыхнул желтый трепетный огонек.
— Светодиодная, на батарейках.
— Китайская?
— Нет, из Стари. Кооператив делает, у него автоматизированный цех. По программе закрепления населения в районах.
Она удалилась на кухню и за ней из растворившейся двери донесся восхитительный, знакомый с детства запах сочных котлет. Виктор достал из мини-серванта пару рюмок, и на всякий случай протер их бумажной бактерицидной салфеткой из белой пластмассовой банки, чем-то напоминавшей упаковку салфеток для мониторов. Салфетки, кстати (и, к счастью), ничем не пахли.
— О, "Алушта", сухое? — воскликнула Варя, выходя из кухни с большим овальным блюдом под крышкой, из-под которого выбивался легкий аппетитный пар. — Шесть медалек…
— А я думал, вы это уже прочли в мыслях.
— Ну, надо же и сюрпризы делать… Это вино для пикников, шашлыки там, или барбекю — слышали, что у нас в малоэтажках теперь модно во дворе делать летние кухни для барбекю? Защищает от кишечных инфекций.
— Барбекю защищает?
— Нет, столовое красное… Начинается! Скорее рассаживаемся.
И она погасила люстру. Комнату наполнило мерцание светодиодных свеч, призрачный свет телеэкрана, утратившего краски, и охрипшие от многолетнего лежания в жестяной коробке звуки тромбонов, перемежаемые писком морзянки. Все-таки британский джаз начала сороковых ни с чем не спутать, подумал Виктор. Как много взял от него советский джаз конца пятидесятых! И вообще, хорошо об этом рассуждать, когда побываешь и там и там.
— Ну, за все хорошее! — игриво улыбнулась Варя.
— За позитив! — поддержал Виктор и, поднеся бокал к губам, вдохнул сафьяновый аромат фиалки, резеды и цветущего винограда.
Котлеты были прелестны, как, впрочем, и их гарнир из буквально таявшего во рту жареного картофеля с зеленым домашним горошком. Варя по-детски непосредственно смотрела старую комедию, время от времени заливисто смеясь с ложкой у рта; Виктор подумал, что такие ленты прекрасная возможность хорошего и здорового отдыха вечером.
Собственно, главное в фильме был Джордж Формби. Представьте себе, что Савелий Крамаров — это бард с лицом Фернанделя, он играет и поет на банджо, и делает всякие трюки наподобие Луи де Фюнеса; вот это примерно и есть Формби. Правда, тонкого английского юмора в куплетах о провонявшей дедовской рубашке и мистере Ву, который подался окна мыть, Виктор так и не уловил, но в целом история музыканта, которого приняли за Джеймса Бонда, оказалась прикольной, а от самого Джорджа веяло непередаваемой добротой и обаянием.
— Знаете, мне хотелось бы побывать в Англии, — призналась Варя, когда британская разведка поймала всех фашистских шпионов, которые так не смогли смыться с подводной лодки. — Скажем, в Лондоне, но не сейчас, а где-то в конце тридцатых. Мне кажется, англичане должны были быть тогда милейшими людьми.
— Не знаю, — пожал плечами Виктор. — У них сейчас проблема с мусульманами, и как бы они отнеслись в то время к людям из СССР, ничего сказать не могу. Может, нормально, а может, ксенофобия бы была.
Вино начинало слегка действовать, и Виктором овладело что-то вроде эйфории. "Какая идиллия", думал он. "Вечер, великолепный ужин, приятная дама, светские беседы при свечах. Даже без всякого романа, просто так посидеть."