Ответ Империи Измеров Олег

— Как попаданец, я могу этого не знать.

— Это тебе объяснят в прокате. Кроме того, ты сообщили в ГО по терминалу, когда идете в лес. Если горожане идут в лес далеко от дома, они это обязаны делать.

— Жаль, что тебя там не будет, — задумчиво произнес Виктор, когда осмотр подошел к концу, — там сосны и такой воздух…

"Где-то я ее видел", машинально подумал он, "красивое круглое лицо, ямочки, когда улыбается… Где-то видел в моей реальности. Или это еще одно дежа вю?"

— Что ты говоришь?

— Я не говорю, я думаю. Я где-то тебя видел. Но никак не могу вспомнить.

— Если ты очень хочешь, я могу помочь вспомнить. Гипнозом.

— Часто приходится освежать память подопечным?

— Для этого нужно, чтобы человек сам хотел… Ты хочешь?

— Да. А то буду все время думать, где мы могли встречаться и это отвлечет.

— Ладно. Садись на диван и попробуй расслабиться.

Это было похоже на сон.

Это было похоже на сон, точнее, на какой-то зыбкий промежуток между явью и сном, когда человеку еще слышен шум в комнате, но перед его глазами уже складываются картины, рожденные умственным взором, над которым уже потеряло контроль его сознание.

Это был телевизор, кажется, еще цветная "Юность" с тридцатисантиметровым экраном, близко, наверное, на кухне, и глаз четко различает строки развертки. Камера движется, на экране видно чье-то лежащее тело, затем крупно лицо… все в крови, со слипшимися от крови волосами, округлое лицо… он сразу его узнал, и его пронзил какой-то инстинктивный, неконтролируемый ужас, но он не мог ни шевельнуться, ни проронить звука. Камера поворачивается, опять кровь на полу… похоже, это тела детей, одно, второе, третье… Что-то бормочет диктор, всплывают только отдельные слова… "на территории… района… семья военнослужащего…", еще за кадром чьи-то рыдания… все это начало проваливаться в какое-то клубящееся бурое облако.

— Голова… — выдавил Виктор, когда понял, что вновь вернулся в комнату, — голова какая-то дурная, ничего не разглядел… Не получается, больше не будем.

— Не надо… — каким-то отрешенным голосом произнесла Варя, — я все видела, точнее, совидела…

— Что?

— Я даже знаю, где… Я могла выйти за одного военного, его направляли служить куда-то в Чечено-Ингушскую. Я поняла.

— Ладно… Это же может быть просто мое воображение, ну, видел тебя, вспомнил новости, вот, наложилось…

— Нет. Это из памяти. Я точно знаю. Значит, в твоей реальности меня и всех троих…

— Ну, мало ли в моей реальности… — пожал плечами Виктор, подумав по себя: "Везет мне на альтернативные судьбы знакомых женщин".

— Мало ли… — сухо и все так же отрешенно повторила Варя, — я вот одно не пойму, Дудаев, он же офицер, присягу давал… у нас уважаемый, известный человек…

Виктора вдруг торкнуло; ему показалось, что и он прочел ее мысли, ее решение.

— Вот только глупостей не надо, — поспешно заговорил он, ругая себя за опрометчивый эксперимент, — он же ничего здесь не совершил, понимаешь…

— Но он же, выходит, жил… все время живет с этим…

— Ну, мало ли кто с чем живет… Ты представляешь, сколько в Союзе, здесь сейчас ходит несостоявшихся бандитов, террористов, насильников, убийц-психопатов, наконец, предателей, только потому, что здесь история пошла по-иному? И, потом, разве дело в теле врага? Разве враг не убит в человеке… в этих тысячах людей тем, что им другая жизнь не позволила свершить злодейство? И вообще, надо разобраться, кто виновник, кто на все это толкнул. Рейган, Клинтон, Пентагон, НАТО, госдеп, ЦРУ — разве не их рук дело?

— Ты прав… — ответила она после некоторой паузы, — все, я уже держу себя в руках. Тем более, завтра у тебя как раз встреча с агентом ЦРУ.

— Угу. Увидишь Галлахера, не трогай его, он мой. Буду разбираться с ним по-хроноагентски.

…Ночью Виктора кошмары не мучили, но сон, который он увидел, был странным, и малоприятным. Он увидел огромный корпус хладокомбината на перекрестке Ульянова и Литейной, пустой, заброшенный, облезлый, с выставленными рамами; выходящий на перекресток фасад был отчасти завешен зеленой сеткой, создающей иллюзию ремонта, отчасти — гигантским плакатом "Брянск-город воинской славы!". Сияло солнце, везде блестели лужи, и проходящие машины разбрызгивали грязь на кирпичный забор.

"Вот так и вся Россия", подумалось Виктору, когда он, проснувшись, лежал на диване в своей комнате под одеялом с закрытыми глазами, "руины, прикрытые политическим пиаром и рекламой… Нет. Не хочу верить… это все от пропаганды… наверное, от нее".

Субботнее утро оказалось прохладным и ясным, как вода, что бьет из-под земли в лесном овраге из меловой кручи; чаша ослепительно синего неба накрыла окрестности заречья, и ее края сливались на горизонте с такими же синими волнами леса; птицы притихли, и, словно запоздалые звезды, гасли на земле уличные фонари и прожекторы заводов и депо.

Белый пригородный "ПАЗ" на Фокино ждал на бежицкой автостанции. Рядом с выбеленным бетонным коробком павильона все так же уходил в небо пешеходный мостик станции Орджоникидзеград, совсем как в нашей реальности, и только длинная череда новеньких оранжево-красных маневровых тепловозов за забором, выкаченных для отправки в конце недели с БМЗ, напоминала о том, что здесь другое время и, в общем-то, другая страна.

В кассу стоять долго не пришлось — билеты были на улице в автоматах, обычных, за монеты. Эти ничем не примечательные железные коробки со скругленными углами и рыжими плазменными табло, похожими на очень увеличенные дисплеи старых мобильников, немного удивили Виктора; точнее, непривычным для него оказалась сама покупка билетов за белую и желтую мелочь — он слишком привык тому, что в автомат надо совать бумажку или магнитную карту.

Заняв свое место и держа в руках пластиковую складную корзинку, он закрыл глаза и откинулся на подголовник, пытаясь представить себя в самолете. В салоне радио играло что-то задорное, люди весело болтали о чем-то своем, но это общая предстартовая лихорадка погони за дарами природы не передалась Виктору: на душе было тревожно.

Встреча со шпионом увлекательна только в кино. Виктор отчетливо представлял себе, что шпион вряд ли остановится перед убийством любого, кто случайно может ему помешать, способствовать разоблачению или помешать выполнить задание. Шпионы действуют в окружении людей, для которых они враги, в стране, от которой не ждут для себя пощады, и понимают, что их работа уже само по себе здесь тяжкое преступление, так что терять им нечего. Шпионов учат массе способов убийства, а также пыток, потому как для того, чтобы выкачать данные из человека, им могут потребоваться любые способы, да и времени много может не быть. Виктор понимал, что и Инга, если бы это вдруг потребовалось, убила бы его, и их отношения бы этому не помешали; впрочем, для нее это были и не отношения, а выполнение долга перед миром свободы и демократии.

"А если они решили, что не смогут меня вытянуть?" — подумалось ему. "Тогда логично: ни вашим, ни нашим. Ну, в крайнем случае, напоследок узнать самое важное, что интересует."

Двигатель зарокотал, и Виктор открыл глаза: он вспомнил, что еще не ездил по Бежице в эту сторону. "Хоть посмотрим напоследок…"

До Молодежной частный сектор, как и на Красноармейской, застраивался комплексами, в основном по левой стороне; правую, видимо, из-за близости к беспокойной сортировке, решили отдать под малоэтажку. Над четырнадцатой школой появился мансардный этаж, а напротив, так же, как и во второй реальности, вырос соцкомплекс с обслуживанием на нижних этажах. Детская больница была отстроена заново; напротив, отремонтированный и выкрашенный, в глубине старого сада высился все тот же довоенный четырехэтажный дом, в который Виктор возвращался в тридцать восьмом.

Увиденный во сне корпус молкомбината на Литейной сверкал кремовым сайдингом, евроокнами и рекламой бежицкого мороженого; овощебаза у путепровода, которая в нашей реальности превратилась в оптовый рынок, превратилась здесь в комбинат хранения и переработки плодоовощной продукции. За линией расширялось троллейбусное депо, в сквере сталелитейщиков появились аттракционы, а на углу Литейной и Ново-Советской — какой-то памятник; автобус покатил дальше, и вскоре, за Северной, из массива леса показались корпуса нового отделения областной больницы — в этой реальности их достроили. Дорога на Антоновку и к месту, где во второй реальности в лесу скрывалась лаборатория номер 6-б, осталась слева, и автобус весело катил мимо полей, придорожных рощ и поселков, украсившихся новыми двухэтажными коттеджами с крышами из металлочерепицы.

На Шибенце для грибников был отстроен большой застекленный остановочный павильон под зеленым профнастилом. Синий плакат на стене призывал покупать "видеомагнитофонную камеру "Корвет-ВМК" с мини-кассетой". Виктор потолкался внутри, посмотрел расписание, людей, подходящих по приметам, не заметил, и, вслед за большинством приехавших, направился в сосняк.

Углубившись в лес, он походил взад-вперед по тропкам, змеившимся вдоль шоссе; никого за полчаса не встретив, он срезал прутик и начал шевелить подстилку, поддавшись знакомому с детства запаху грибов, который висел здесь, перебивая запах сосновой смолы и прелой хвои. Еще минут через десять ему попался первый масленок; Виктор осторожно его срезал, и, зная по опыту, что гриб никогда не бывает один, стал искать вокруг. Вскоре он наткнулся на целое семейство, схоронившееся под опавшими иглами и увядшей травой; он присел и стал осторожно перемещать дары природы в корзинку, любуясь ровными, похожими на вьетнамки, коричневыми скользкими шляпками. Грибы были не червивы: видать, конец лета оказался удачным.

— Бог в помощь! Куртку не в военторге брали? — раздалось у него над головой.

Виктор обернулся: рядом с ним стоял человек в отечественной зеленке без погон и берцах. Лицо его показалось знакомым… точнее, даже не лицо, а улыбка. Улыбка Чеширского Кота.

17. Торг продолжается

— Нет, это из проката, — ответил Виктор, — знаете, дачи своей пока не завел, да и много одежды хранить негде. А ваша с военторга?

— С него, родимого, — согласился незнакомец, продолжая чеширски улыбаться. — Простите, не найдется ли у вас одолжить антиникотиновой сигаретки?

Виктор проглотил внезапно появившуюся слюну.

— Сигарет нет. Могу предложить мятные леденцы, — и, заполняя наступившую паузу, добавил, — если только их дома не забыл, знаете, торопился…

— Не надо, — остановил его незнакомец, — признаться я хотел спросить немного другое: нельзя ли позвонить по вашему мобилу? Я возмещу расходы, я понимаю, что это дорого. К сожалению, мой что-то подвел, наверное, аккумулятор, я в этом не очень разбираюсь. Извините, что так, окольным путем…

— Да ничего, только трубы я не взял. Вещь дорогая, вдруг потеряю или обчистят. А возле леса я с детства живу, привычно как-то.

— Это точно, — ответил незнакомец и усмехнулся. — Я вижу, вы меня узнали. Вам ведь показывали мое фото?

— Фото? Я был знаком с вашим дедом. Ваш дед — Борис Галлахер, верно?

— Откуда вы знаете?

— Встречались в Вашингтоне в тридцать восьмом. Когда я ездил к президенту Лонгу, — равнодушно произнес Виктор. — А что у вас дресс-код не совпадает?

— Что? Ах, это… — и Галлахер взялся рукой за куртку, невозмутимо проглотив фразу Виктора насчет Лонга, — извините, упустил из виду. Я ведь все-таки представитель деловых кругов, а не Пирс Броснан. А вы, однако, подозрительны.

— Естественно. Кто мне даст гарантию, что это не провокация КГБ?

— Вы ждете провокацию КГБ?

— А вы не ждете? Мало ли, какие у них планы. Поймать, например, парочку иностранцев, объявить шпионами, получить награды. Тем более, после такого бэтла.

— Вас допрашивали в КГБ?

— Да. Хотя немного странно.

— Что странно? И вообще, что спрашивали?

— Все о гражданке Ласмане. Когда познакомились, при каких обстоятельствах, когда встречались, о чем говорили.

— И что вы рассказали?

— Все. Кроме самого интимного.

— Ну, значит, не все, раз вы здесь.

— Я же говорю — кроме интимного. Знаете, такое впечатление, что обо мне у них данные уже были.

— Хотите сказать, их интересовала Ласмане, а не вы?

— Да я ничего не хочу сказать, просто спрашивали о ней, взяли подписку о невыезде и больше не вызывали.

— У вас не возникало впечатления, будто покушение инсценировано?

"И этот туда же…"

— У меня каких только впечатлений не возникало. Это не могли быть ваши люди? Или конкуренты?

— Что значит "мои люди"?

— Значит, что значит. В нашей реальности в России того же киллера нанять нет проблем, были бы бабки.

— Ну, в вашей… Не беспокойтесь, ни я, ни мои компаньоны не имеют к этому никакого отношения. Но в любом случае я бы Вам не советовал задерживаться в гостеприимном Союзе.

— Советуете сматывать и побыстрей?

— Пока не раскусили. Скажите честно: вам здесь нравится?

— Скажу честно: был бы аборигеном, был бы патриотом. Для местных здесь спокойно. И даже в чем-то комфортно. Как в монастыре.

Галлахер расхохотался.

— Как в монастыре… Верно. Но вы многого не знаете. Главного. Вы не знаете, почему этой страной руководят не дураки.

— Ну и почему же?

— Это просто. Состояние постоянной угрозы.

— Что-то не чувствую.

— Ну, вам-то откуда… Вы простой советский человек, вы должны получать радость от творческих успехов и перспектив роста. Речь о верхушке этой страны. Официальную версию про сталинизм слышали?

— Да. Что-то вроде рекламного слогана. Сталин архетипичен.

— Вы слышали не все.

Галлахер вдруг пригнулся, достал маленький ножик, и срезал масленок в метре от Виктора.

— Вот этот вы не заметили… Берите.

— Нет, спасибо, он ваш. Прозевал, так прозевал. Лес большой.

Галлахер пожал плечами и положил гриб себе в корзину. "Чего он тянет?" — подумал Виктор. "Изучает реакцию?"

— Продолжать?

— Да, — согласился Виктор, — это интересно.

— Сталинизм — это значит держать держать элиту, номенклатуру, правящие круги, как вам больше нравится это называть, в состоянии постоянной угрозы. Угрозы контрреволюции, агрессии, колонизации — для большинства, а для меньшинства, которое, как у нас говорят, склонно к коррупции — еще и угроза репрессий. И большинство советской неосталинской элиты считает такие репрессии в отношении своего слоя благом. Как Корейко, который не хочет делиться с Бендером, но приходится. Потому что часть меньше целого.

— "Либо мы их, либо они — Союз"?

— Что вы сказали?

— Слышал в троллейбусе. Так сказать, глас народа с низов. Могут быть, могут быть… И как это меня касается?

— Не вас лично, а всех. Чтобы поддержать это состояние угрозы, бюрократической верхушке Союза нужна угроза извне. Ну, потому что в народную революцию трудно поверить. Хотя, знаете, народная революция — это технология, это иные способы ведения войны. То-есть, советским правителям нужны обострения, угроза войны, гонка вооружений в космосе, чтоб держать элиту под контролем. Немного напоминает Хрущева. Только Хрущев предложил партийным бонзам утопию: все грехи списываются на Сталина, социализм победил окончательно, никаких репрессий в верхушке. Чтобы удержаться у власти, он создал культ страха репрессий: дескать, держитесь за меня, доброго, а то… Ну и докатились до Карибского кризиса. А дальше вы уж, наверное, помните: Брежнев отказался от внешних обострений, сделал ставку на привычку, уклад. И советская верхушка, особенно новая поросль, стала загнивать.

— Это я помню. Вы подводите меня к мысли, что советские политики сейчас специально идут на конфликт с США и НАТО, чтобы почистить ряды? Несмотря на то, что они сдали своих восточноевропейских друзей?

— Но оно так и есть, — развел руками Галлахер. — Поройтесь в домолинии, в библиотеке… вы же умный человек. Но воевать со всем миром Союз не сможет. Чрезмерная милитаризация, подрыв экономики, народное недовольство, и — распад страны. Надо вам это?

— Полагаете, это неизбежно?

Галлахер вздохнул.

— Историю, Виктор Сергеевич, еще никому не удавалось обмануть. Вы слышали, что они Руцкого двигают? Нужна харизматичная фигура для военного конфликта. И что вы будете здесь?

— А что я буду там?

— Там? Там у вас есть пока хорошие шансы.

— Вот о них бы узнать и хотелось. Вам сообщили, что установочный диск накрылся?

— Да. Но с нашей стороны договор в силе. Миллионное состояние у вас будет.

— И что же такое я должен продать вместо диска? Или что выполнить?

В глазах Галлахера мелькнул какой-то отблеск снисходительности; он слегка вытянул губы и начал говорить тоном, каким обычно беседуют с детьми.

— Ну, ну, Виктор Сергеевич… Я догадался, что вы подумали, но, уверяю вас, ничего того, что бы шло в разрез с моралью юных ленинцев. Я частное лицо, коммерсант, деляга, как у вас иногда говорят. Мне незачем лезть в политику и дела правительств. Могу сказать сразу, что меня интересует: совершенно открытая информация, то, что печатали ваши газеты, показывали по телеканалы, вещало радио, наконец, то, что говорили обыватели. И вообще наблюдения обывательского быта. Ничто так не неизменно в нашем мире, как маленький человек, живущий личными заботами.

— И как вы будете делать из этого деньги?

— Знаете, в нашем мире это не совсем приличный вопрос. Мы с вами деловые партнеры, я покупаю у вас эту словесную шелуху, а каким образом я ее буду превращать в золото, с кем иметь дело, это мои маленькие коммерческие секреты. Бизнес немного приучает к цинизму, так что скажу прямо: мне невыгодно, чтобы у вас были альтернативные предложения.

— Монополия? А не слишком ли я буду зависеть от вас?

— Я рад, что у нас пошел деловой разговор. Мы оформим отношения юридически, вы получите правовые гарантии, и можете защитить свои интересы в суде. Подписывать контракты в предложенном виде или ставить свои условия — это тоже как вам будет угодно. Это те же самые отношения, как у автора с издателем, актера с продюсером и так далее. Сейчас вам надо спокойно, без спешки все это, как бы точнее сказать… обмозговать.

— Понятно. Вы убедились, что товар на месте и начали переговоры. Так?

— Так. И, при договоренности, мы начнем часть работы еще в Союзе. Оплату будут начислять на счет за границей.

— Хотите проверить, не подсунули вам другого человека?

— Хочу. Впрочем, мне не важно, кто вы и откуда. Меня интересует ликвидность ваших мемуаров.

— То-есть, главное, чтобы ваши партнеры верили? Постараемся оправдать. Как я могу с вами связаться?

— Мои представители свяжутся с вами сами. К Инге больше не ходите. Вам сообщили, что она уже в Германии? Не доверяет советской медицине.

— Кто сообщил? От вас должен быть связник?

— Хороший вопрос. Вы из контрразведки?

— Вы сами сказали — "сообщили". Что я должен был спросить?

— Извините, я не подумал, что у вас нет общих друзей. Что вы хотите от коммивояжера? Шпарите, как по советскому контрразведывательному словарю — представляете, я в Вене купил такой свободно у букиниста.

— Ну, раз купили, тогда вы профессионал. Хотите дам наводку? Выезд из Бежицы, магазин "Военная книга". Пароль: "У вас не найдется что-нибудь про разведчиков?" Отзыв: "Смотрите на полке в серии "Военные приключения"".

— И что дальше.

— Дальше берете, что понравится. Там и про связников, и про резидентов, и что еще там в вашем словаре.

Галлахер усмехнулся.

— Вы оптимист. В свободном мире это ценное качество. Я вижу, вас что-то смущает?

— Смущает. Инга не предупреждала об отъезде.

— Все решилось очень быстро, хотя советская сторона и пыталась… — он сделал непродолжительную паузу, — ставить палки в колеса. За ней специально присылали бизнес-джет. Это такое воздушное такси.

— Я знаю, что такое бизнес-джет. Вы лучше скажите, когда мне ждать этих ваших представителей? А то так действительно досидишь тут…

— Ну, как у вас говорят — как только, так сразу. А теперь, извините, должен откланяться.

С этими словами Галлахер-младший буквально растворился в зеленой листве — или это показалось благодаря маскировочной куртке. И еще Виктору почудилось, что улыбка этого человека какое-то мгновение еще висела сама на фоне сосен.

18. Волны на зеркале

Добравшись до дома, Виктор без сил упал на диван и долго глядел в потолок, стараясь ни о чем не думать. Сказывалось напряжение. В лесу его не убрали, какое-то время по дороге из Шибенца в это не верилось — мало ли, вдруг это сделает другой человек, прямо на глазах у всех из какой-нибудь стреляющей авторучки, как в старом шпионском боевике от "Грузия-фильм", — и только здесь, в четырех стенах, к нему пришло осознание того, что встреча прошла и он остался жив.

Под боком оказался пульт от телевизора, вызывая неудобство. Виктор вытащил его, и, чтобы отвлечься, нажал первую попавшуюся кнопку. Седого усатого человека в окружении журналистов, что появился спустя десяток секунд на экране, он узнал сразу. Это был Руцкой, он как-то даже в Брянск приезжал.

— Ну что я могу сказать? — четким командным голосом заявил вице-президент двух реальностей. — В военной реформе еще много чего недоделано. Например, наша армия — это армия мирного времени. А в армии мирного времени самые талантливые полководцы всегда оттираются серой массой. В военной науке мирного времени господствующие высоты захватывают болтуны и бездари. Вот вы спросите, почему в сорок первом немцы дошли до Москвы? Спросите!

— Действительно, — переспросила его журналистка в светлом брючном костюме, — ведь у нас вроде к войне готовились?

— А вот я вам скажу почему. Во-первых, наши военные теоретики и генералы оказались неспособны вооружить Советскую… то-есть, Красную армию, необходимым оружием. Во-вторых, эти военные теоретики и генералы оказались неспособны подготовить нашу армию как в тактическом, так и в организационном плане. В-третьих, в начале войны значительная часть высшего комсостава предали Родину и не исполнили свой долг и присягу. И только потому, что наша страна была коммунистической, а возглавлял ее самый талантливый коммунист, товарищ Сталин, это спасло народы мира от угрозы фашизма!

"В прошлый раз у него Радугин был", подумал Виктор. "А теперь, наверное, Мухин?"

— Если армейская, если государственная система бюрократична, — продолжал Руцкой, — то высшие должности — это та прорубь, в которую всплывает дерьмо. Тут предстоит еще разбираться и разбираться. Я против того, чтобы чернить армию. На высоких должностях есть люди толковые, грамотные, способные, которым можно смело доверять любое задание. Но есть и вчерашние прокисшие щи!

"Новую волну репрессий, что ли готовят?" Выступление Руцкого неприятным образом подтверждало версию Галлахера. Виктор вздохнул и переключил канал.

На другой программе шел телефильм из западной жизни, и за кадром кто-то пел голосом, похожим на Гребенщикова:

  • — Миром правят лузеры,
  • Но разве это кого-то проймет?
  • Их товар — это иллюзии,
  • И темп производства растет.
  • Мы слышим хорошие вести,
  • Что по утрам приходят в наш дом,
  • Но Земля давно стоит на месте,
  • Просто движется пейзаж за окном…

На тумбочке запиликал "ВЭФ". Виктор протянул руку.

— Слушаю! Слушаю!.. Черт! — и он вытянул из корпуса блестящий прутик антенны. — Алло!

— Как съездили за грибами? — он узнал слегка искаженный цифровым сжатием голос Светланы.

— Да вот набрал кое-что, вечером думаю жарить.

— Знаете, где кафе "Брянский картофель"?

— Ну естественно. Кто ж его не знает?

— Ждем вас там через час. Тем более, вы еще вроде не обедали?

— Вас понял. Почему в кафе? Хотя это глупый вопрос.

— Потому что сегодня суббота. Кстати, недавно его обновили.

Кафе "Брянский картофель" называлось так и в реальности Виктора; находилось оно у цирка, на первом этаже бетонного параллелепипеда института "Брянскгражданпроект", остановка "1000 мелочей", по названию магазина в тут же стоявшей пятиэтажке. На этой стороне улицы мало что изменилось, даже торец здания магазина украшало все то же историческое панно семидесятых "Живешь в Брянске-будь строителем!". Дом же напротив оказался девятиэтажным монолитом и линия магазинов в нем занимала два нижних этажа. "Надо будет туда сходить", машинально подумал Виктор, когда "тройка" неторопливо заворачивала с Дуки на Ленина мимо места, где в его реальности стояла гостиница "Брянск", похожая на раскрытый на фоне неба и заречный просторов рекламный буклет. Здесь, в этой реальности, также стояла гостиница; но, в силу поменявшихся веяний, она превратилась в квадратную ступенчатую башню красноватого оттенка, с зеленым шпилем в духе сталинских высоток. Впрочем, так она даже лучше гармонировала с шатрами стоявшей рядом Преображенской церкви.

Кафе сохранило старую планировку с полуоткрытыми кабинетами, уютно манившими посетителей проемами византийских арок из центрального зала, только облицовку всю поменяли: стало больше темного резного дуба и черненой кованой меди. Мещанская атрибутика современных ресторанов, все эти плазменные панели, акустика и цветомузыка, очевидно, не прошли фейс-контроля; кафе, не желая походить на подобные себе стилизованные заведения, предпочло полностью погружать посетителей во времена парусников и карет. Окна были завешены, царила полумгла и откуда-то тихо струился неторопливый акустический фольк.

— Простите, это, наверное, вас зовут, — обратилась к нему проходившая мимо официантка с пустым подносом. Виктор оглянулся; из-за тяжелых занавесей одного из кабинетов высовывалась Светлана и махала рукой, затем поднялась к нему навстречу.

— Виктор Сергеевич, присаживайтесь к нам, у нас свободно! — произнесла она, подводя к столу в кабинете, за которым сидел незнакомый Виктору высокий худощавый мужчина лет сорока, кавказской внешности, с легкой проседью в темных курчавых волосах. — Знакомьтесь, вот это товарищ Еремин, из кооператива, я вам рассказывала, специалист по зарубежным машинам. А это товарищ Гаспарян Андроник Михалыч, он у нас…

— По вопросам текстильной промышленности, — подсказал Андроник Михайлович, поднимаясь из-за стола и пожимая Виктору руку. — Я из главка, командирован в ваши края.

"Понятно", подумал Виктор.

— Что будете заказывать? — пропела откуда-то сзади официантка, когда он занимал свое место в дубовом полукресле с высокой спинкой.

— Мне фирменный картофель в горшочках с говядиной, — ответила Светлана.

— А что еще? У нас в дневное время большая скидка. Практически все стоит, как в обычной столовой, несмотря на обслуживание.

— Поэтому вечером к вам очередь, несмотря на обилие в городе подобных заведений? — спросил Андроник Михайлович. — Интересный опыт, надо распространить в белокаменной.

— Тогда еще салатик, кофе…

— Как прошла встреча с Галлахером? — негромко спросила Светлана, когда официантка, приняв заказ, упорхнула в сторону кухни.

— Нормально прошла. Если не считать, что он огорошил тем, что фрау Лацман уже в Германии.

— Правильно. По легенде, вы не могли об этом узнать. Решение пришло после вашего мнимого посещения. Что он у вас спрашивал?

— Спросил, что было на допросе. Я отвечал, что допытывались про Лацман, как вы инструктировали.

— Насчет цели — есть какие-то зацепки?

— Им нужен ключ от развала СССР, — ответил Виктор, делая вид новичка, с любопытством разглядывающего интерьер, — интересуются, что публиковали в прессе и что говорили на улице. Иными словами — мнения населения, реакция на реформы, авторитет политиков, настроения, психологический фон и все такое.

— Значит, наш прогноз оправдывается, — заметил Гаспарян, — уничтожение СССР принесет Америке, да и западноевропейским странам на порядки больше дивиденды, чем временный скачок вперед одной из фирм. Тем более, что для массовой продажи Экс-Пи необходим еще рывок со стороны того же Интела, IBM, целого ряда фирм — производство процессоров, оперативки, винчестеров, освоение периферии под УПШ и так далее. Майкрософт выпускает новые версии ОС согласованно с разработкой нового хардвера и периферии фирмами, с которыми она сотрудничает, так что выскакивание вперед одного звена не даст немедленного скачка по всей цепи, но зато укажет конкурентам пути развития. Вот устранение конкурента, доступ к дешевому сырью — это допинг мировым державам.

— И что мне делать дальше? — спросил Виктор. — Галлахер мне, похоже, то ли поверил, то ли как-то проверил. Интересовался только допросом у вас, насчет жизни и быта не любопытствовал. Я так понимаю, следующее задание — это передавать ЦРУ дезинформацию?

— Интересная мысль, — сказал Гаспарян, — и нельзя сказать, что она нам не приходила в голову. Заманчивая. Но обстоятельства сложились иначе. Светлана Викторовна сейчас вам все разъяснит.

В кабинете вновь появилась официантка, теперь уже с полным подносом. Обслуживали здесь быстро.

— Виктор Сергеевич, — произнесла Света, когда они снова остались одни и принялись за волшебное содержимое горшочков, тонкости приготовления которого являлись личной тайной шеф-повара, — возможно, завтра вечером вы увидитесь со своей семьей.

— А смысл? И как меня им представят — как брата самого себя? Или так же в кафе, как у Штирлица?

— Вы не поняли. Речь идет об отправке вас в другую реальность, вероятно в вашу.

— Уже раскрыли секрет? И что значит — вероятно в мою?

— Секрета не раскрыли. У хроноагента, попавшего под машину, нашли снимок аллеи сквера Сталинских соколов, на нем крестиком обозначено место, на обороте дата и время. Это завтра, в четырнадцать-тридцать две. Есть версия, что он должен был доставить вам данные о точке перехода.

— Почему мне, а не себе? И почему обязательно в мою реальность?

— Снимок сделан в нашей реальности, отпечатан на цветной бумаге фабрики "Позитив", со стандартной обработке в отечественном автоматическом пункте, пометки сделаны фломастером из набора "Новатор" ивановского филиала фабрики Сакко и Ванцетти, производство освоено в прошлом году. Если снимок и пометки делали здесь, то либо у нас гуляет целый десант хроноагентов первого рода, и мы об этом ничего не знаем, либо этот снимок нужен для передачи вам — сам агент наверняка профессионально запомнил место и время и таскать лишние улики ему не нужно. Стопроцентной гарантии, конечно, мы не даем. Подумайте, решите. Пока для вас это единственный шанс на возвращение.

— Или попасть к черту на рога.

— Ну… не исключено, конечно, так что, повторяю, выбор за вами.

Виктор промолчал и углубился в поглощение услады брянских гурманов этой реальности. Времени на раздумья было явно маловато. Стены кабинета и занавеси глушили шум зала, и только невидимая флейта неторопливо выводила что-то незнакомое и романтичное.

— А почему вы меня отпускаете? — наконец, нарушил он молчание.

— Хотите, скажу откровенно? — ответил Гаспарян. — Ваш переход даст уйму информации, что это такое. Хотя бы поможет прояснить что это — стихийное, явление, машина, или что-то вообще выше нашего ума. Версий насчет путешествий по времени у нас много, информации до обидного мало. А это вопрос жизни и смерти не только для нашей страны, но, возможно, и для всего человечества. В конце концов, вмешательства хроноагентов деморализуют. Они порождают предрассудки, религию, веру в некую сверхцивилизацию, перед которой мы беззащитны. Хроноагенты, давая отдельные импульсы развития, самим фактом своего прихода отбрасывают общество в пещерный век, когда люди чувствовали себя беззащитными от природных сил, молились этим силам, приносили жертвы в надежде умилостивить. Неверие в силу разума приведет народы мира к тотемам или к инквизиции.

— Хорошо, а почему именно я, а не ученый какой-нибудь?

— Ну, если ученый там и останется, что он сможет нам рассказать? А для вас это все-таки надежда вернуться домой. И потом, вы уже не раз совершали переход. А если его могут выдержать без последствий только отдельные люди? Если людей нашей реальности вообще нельзя для этого использовать? Кто знает, что мы тут нечаянно изменили… или не изменили. У вас же этот был, например, Чернобыль, у нас нет. Так что вы, естественно, кандидатура номер один. Как самый опытный… ну и у вас есть особое право воспользоваться переносом в парамир, раз вы сами из парамира.

— А это… сведения из будущего, их всегда хотят узнать…

Гаспарян вздохнул.

— Скажу прямо: у нас больше озабочены защитой от хроноагентов. Насчет будущего — у нас создана огромная интеллектуальная машина, и, самое главное, управляемая. А хроноагент подкинет или то, что мы можем узнать, или то, чем мы не сможем воспользоваться из-за отсутствия технической базы и ресурсов, и, самое главное, он подкинет один из вариантов, а будет представлять, как единственный и фатально неизбежный. И еще добро бы в застой, там действительно помогло, а сейчас, когда мы на подъеме, ваше присутствие тут как-то неоднозначно.

"Ладно", подумал Виктор, "надо понимать, они уже все решили. Как там, в "Королевстве кривых зеркал": волны на зеркале появляются не часто? Воспользуемся."

— Да, кстати, — нарушила ход его размышлений Светлана, — а грибов хоть удалось собрать?

— Корзину. Как инструктировали: я не должен сразу после встречи идти к остановке с пустой корзиной. По легенде, я должен стараться не вызвать подозрения КГБ. Думал часть поджарить, остальные засушить… сейчас вот не знаю.

— Слушайте, у нас сегодня встреча выпускников нашей группы… Ну, не вся группа соберется, те, кто в Брянске. Приходите с грибами, вместе и пожарим.

— Спасибо за приглашение… Наверное, боитесь, чтобы я чего-нибудь не натворил перед уходом?

— Нет. Просто так совпало. Приходите.

19. Гондурас не беспокоит

Похолодало за неделю, думал Виктор. В прошлую субботу днем пятнадцать-двадцать, а тут на тебе — "днем в Брянске до семи градусов выше нуля, переменная облачность…" Хорошо, что хоть вечер без дождя. Такое впечатление, что планета остывает. Ну да, так оно и есть, осень, земля остывает… но как здесь, в этой реальности будет весной, он уже не увидит. Будут ли, как прежде, желтеть на оттаявших полосках земли солнечные цветы мать-и-мачехи, или сбудутся самые мрачные ожидания, и чугунные тучи будут сыпать изотопы на порыжевшие рощи правобережья… Как-то было не совсем честно бросать эту параллельную вселенную на произвол судьбы. С другой стороны, в его мире тоже могло случиться все, что угодно.

"Девятнадцатый" отсчитывал колесами плиты на Литейном мосту под веселую фоновую японщину — Виктор не пытался угадать ансамбль, его больше интересовало, что же изменилось здесь, в этой части города. Подруга Светланы Викторовны, у которой был сейшн, жила в малоэтажке в Бежичах, за кладбищем, там, где в его реальности настроили коттеджи. Со стороны реки частная застройка почти не изменилась: видимо, опасались подтопления в половодье. Зато с левой стороны улицы по склону горы, словно террасы, подымались стены блокированных домов.

— А вы здесь были?

Света сидела рядом и следила за его реакцией; впрочем, сейчас это скорее было природное женское любопытство.

Страницы: «« ... 1314151617181920 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Информативные ответы на все вопросы курса «Нервные болезни» в соответствии с Государственным образов...
Большая часть попаданцев в прошлое знает, что творилось тогда, до минуты, и они легко в управленческ...
Халлея – страна сильных духом людей и могущественных драконов. И как покоряющий небо ящер никогда не...
Люк и Клаудия выросли вместе – на берегу океана, в роскошных номерах старомодного отеля «Ночи Тропик...
Угораздило меня попасть из 2010 года в 1965-й! С ноутбуком, RAVчиком и трагическим послезнанием о да...
Маленький городок у моря.Три женщины, мечтающие о счастье.Джемма собирает материал для газетной стат...