Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров Мережко Виктор

Они прошли к столику и креслам в центре зала, Блювштейн вежливо дождался, когда дама опустит свой зад на сиденье, после чего тоже сел. На столике стояли вазы с фруктами и сладостями, вино. Бесшумно возник дворецкий, разлил вино по бокалам и так же бесшумно удалился. Генеральша подняла бокал.

— За вас! Благодарю за пунктуальность и смелость.

— Смелость? — удивился Блювштейн.

— Да, смелость. Потому что решиться на визит к столь почтенной даме — это чего-то да стоит.

Михаил сделал глоток, с полуулыбкой взглянул на Варвару Тимофеевну.

— Думаю, визит будет чего-то стоить.

Дама хохотнула, поставила бокал на столик.

— Ваша очаровательная супруга отпустила вас?

— Как и у жен, у мужей тоже есть свои уловки, Варвара Тимофеевна.

— Я хочу вас попросить, — она дотянулась сухонькой ручкой до его руки, сжала, — именуйте меня просто Варвара. Слышать из ваших уст Варвара Тимофеевна — пытке подобно. Несмотря на возраст, я была и остаюсь женщиной.

— Хорошо, Варвара, — согласился Блювштейн.

— Благодарю. — Дама снова отпила вина, и было видно, что она волнуется. — А ваша супруга действительно хороша. О ней судачил весь ресторан!

— Это комплимент или осуждение?

— Нет, что вы?! Безусловно комплимент. Женщина должна обращать на себя внимание.

— Мы будем говорить о мужьях и женах? — насмешливо спросил Блювштейн.

— Почему бы нет? В этом нет никакого ханжества. Можете задать любой встречный вопрос.

Михаил выпил вина.

— Как давно вы похоронили супруга?

— Чуть более года. И знаете, устала от одиночества и тоски. Захотелось жизни!

— Поэтому вы рискнули пойти в ресторан?

— Вы хотите сказать, рискнула пойти одна? Это вы хотели сказать?

— Примерно.

— А что мне оставалось? Похоронить себя заживо? Подруг нет, мне муж запрещал с ними общаться. Пить вино в этом склепе, а утром бродить по нему с разламывающейся головой? Я очень давно не выходила в свет. Болезнь мужа, траур, косые взгляды сослуживцев… Это очень суровое испытание. Александр. Поэтому и рискнула отправиться в ресторан, где меня никто не знает. Я ведь не так стара, как могу показаться!..

— Вы прелестны.

— Замолчите, — вдова приложила ладошку ко рту молодого человека. — Лгите, но не так грубо. — И неожиданно попросила: — Поцелуйте мне этот пальчик… Мне нравится. Это очень волнует.

Блювштейн принялся целовать пальцы, отчего Варвара Тимофеевна застонала и слегка закатила глаза.

— О, Александр… О боже… Что вы делаете? Я сейчас сойду с ума, Александр…

Вдова сама стала жадно целовать Блювштейна, после чего сжала его лицо руками и так потащила в одну из дверей.

— Сюда… Сюда прошу… Не бойтесь… Ничего не бойтесь… Сюда, Александр…

Варвара Тимофеевна спала. Спала крепко, довольно сильно посапывая. На столике, рядом с постелью, стояли початые бутылки вина и шампанского — вдова отдохнула вволю!

Михаил приподнялся на постели, прислушался. Было тихо, никакого шума или шагов, только дыхание вдовы. Он слез с кровати, натянул брюки, подошел к окну: двор был хорошо освещен газовыми фонарями, никого видно не было, лишь одиноко нес службу возле ворот караульный.

Блювштейн выдвинул несколько ящиков стола, обнаружил там обилие золотых безделушек, стал рассовывать их по карманам. Затем таким же манером опорожнил ящики соседнего столика, после чего вернулся к вдове и попытался снять перстни с ее пальцев. Генеральша вяло оттолкнула молодого человека и сонно пробормотала:

— Александр…

Он оглядел еще раз спальню и покинул ее.

Зал был хорошо освещен дворовыми фонарями, шкафы и серванты заманчиво блестели стеклянными дверцами, скрывая несметные богатства. Михаил начал брать все, что попадалось под руку, — серебряные сервизы, подсвечники, колье и перстни из инкрустированных ящиков. И вдруг до слуха Блювштейна донесся легкий скрип паркета. Он оглянулся — это была вдова. В темноте она выглядела пугающе — в длинной ночной сорочке, волосы растрепанные, глаза полубезумные.

— Что вы делаете, Александр? — промолвила она глухим голосом.

Он положил на стол серебряный подсвечник, двинулся к ней.

— Сгинь!

— Не делайте этого, Александр, — попросила генеральша. — Я отдам все, что вы пожелаете!

— Сгинь!

— Александр!

Он схватил ее за плечи, стал заталкивать в спальню.

— Пошла! Уйди от греха!

— Александр, — невнятно бормотала она от страха и хмельного состояния. — Вы мне понравились, Александр… Зачем вы грабите? Это грех, Александр!

В спальне Блювштейн бросил Варвару Тимофеевну на постель, навалился на нее всем весом.

— Не смей!.. Не смей выходить! Убью!

— Александр!

— Я уйду, а ты живи… Слышишь? — шептал он жарко в лицо вдовы. — Только не ходи и не кричи! Поняла? Поняла, Варвара?

— Александр…

Он сильно встряхнул ее и, не сводя с нее глаз, направился в сторону зала. Генеральша приподнялась, какое-то время не решаясь встать с постели, затем неожиданно вскочила и в каком-то горячечном состоянии ринулась на Блювштейна.

— Сволочь! Вор! Я поняла! Ты — вор! И жена твоя воровка! Я прикончу тебя!

Михаил изо всех сил швырнул ее на постель, впился пальцами в худую длинную шею, стал душить.

— Ведьма… старая ведьма… Ничего ты не поняла. Слышишь, не поняла! И никому ничего не скажешь!

Она хрипела и вырывалась, но в какой-то момент сильно дернулась и затихла. Блювштейн еще некоторое время подержал ее, затем отпустил и медленно поднялся. Увидел застывшее лицо генеральши, перекрестился:

— Господи прости…

Он попятился к двери, плотно закрыл ее. Оказавшись в зале, он заметался между креслами и окнами, не соображая, что предпринять.

Во дворе по-прежнему было тихо и покойно, караульный дремал при воротах, лишь за забором промчалась запоздалая карета. Михаил выглянул в коридор — тоже пусто, нет ни души. На цыпочках, крадучись молодой человек добрался до лестницы, начал подниматься по ступеням, и в этот момент его окликнули:

— Вы уходите?

Это был дворецкий.

— Да, — не сразу ответил Михаил, — госпожа спит, мне пора. — И попросил: — Пальто.

Дворецкий выполнил его просьбу, Блювштейн посмотрел ему в глаза, зачем-то приложил палец к губам.

— Тихо, госпожа спит. — И устремился вниз.

Молодой человек бегом пересек двор, сонный солдат открыл калитку и выпустил ночного гостя. Улица была пустой: ни людей, ни повозок. Блювштейн метнулся в одном направлении, в другом, затем сообразил и побежал в сторону освещенного Невского.

В тишине ночных улиц гулко звучали его шаги.

Михаил ворвался в номер гостиницы с шумом и грохотом. Сонька от испуга и неожиданности вскочила на постели, уставилась на Блювштейна. Он присел рядом, принялся не спеша вытаскивать из карманов кольца, браслеты, колье… Поднял глаза на девушку, криво усмехнулся:

— Я убил ее.

— Кого? — не поняла Сонька.

— Генеральшу. Задушил… — И вдруг он зарыдал жалко, не по-мужски.

Сонька положила его голову себе на колени и стала молча гладить, неподвижно глядя перед собой. Блювштейн постепенно успокоился, поднял голову:

— Я не хотел. Она сама виновата. Сказала, что я вор. И ты тоже… воровка… — Он бессмысленно перебрал принесенные вещи. — Видишь сколько?

Блювштейн поднялся, затравленно огляделся.

— Надо бежать. Они все знают! Знают, что из «Метрополя». Бежать…

Он подошел к окну, посмотрел вниз и вдруг шарахнулся назад: к подъезду гостиницы подкатило сразу несколько повозок, из них спешно стали выскакивать полицейские и солдаты.

— Полиция! — выкрикнул Блювштейн и бросился к Соньке. — Я уже не успею. Беги ты. Беги, пока не поздно, они сейчас будут здесь. Беги, Соня! Ради ребенка!

Сонька схватила какую-то одежду, накинула на себя и ринулась из спальни. В гостиной номера девушка бросала в сумку все, что попадалось под руку, Михаил помогал ей, бормоча:

— Не успеешь, быстрее! Они сейчас будут здесь. Ты тут ни при чем, беги!

Сонька побежала к двери, затем на миг опомнилась, быстро вернулась, крепко обняла Михаила.

— Прощай! Я тебя не забуду! — И покинула номер.

Сонька сидела в карете прямо напротив входа в гостиницу. Извозчик терпеливо ждал распоряжения, расхаживая возле лошадей и прихорашивая их. Наконец Соня увидела то, что ожидала: из гостиничных дверей показались сначала полицейские, затем вывели Блювштейна с заложенными назад руками. Он смотрел под ноги и лишь перед тем, как сесть в арестантскую повозку, поднял глаза и посмотрел в сторону одинокой кареты на противоположной стороне улицы. Сонька поняла: он знал, что она провожает его в последний раз.

Когда повозка с Блювштейном тронулась, воровка велела мужику:

— Езжай.

Вскоре Сонька стояла на лестничной площадке перед знакомой дверью. Дернула за шнурок, терпеливо ждала, когда откроют.

— Кто? — послышался голос матери.

— Софья.

Дверь открылась, и Сара замерла при виде девушки.

— Что-нибудь с Михелем?

Девушка, не ответив, переступила порог и посмотрела на возникшего в коридоре Блювштейна-старшего. Все трое прошли в гостиную. Сонька поставила под ноги сумку с вещами, слабо улыбнулась:

— Я с плохой вестью.

— Что с ним? — тихо вскрикнула мать.

— Он убил человека.

Сара беззвучно заплакала, муж обнял ее за плечи, крепко прижал к себе.

— Когда это случилось? — ровным голосом спросил он.

— Сегодня. Ночью.

— К этому все шло. — Блювштейн перевел взгляд на Соньку. — Вам, видимо, надо отдохнуть?

— Если можно.

— У нас здесь есть комната. — Отец взял сумку девушки, обратился к жене: — Сарочка, приведи в порядок комнату сына.

— Она всегда в порядке.

Петербургская тяжелая синева затянула ночное небо, недалеко прогрохотала по мостовой повозка, ударил несколько раз колокол на пожарной каланче, отбивая время, и снова наступила тишина.

Сонька сидела возле окна, бессмысленно и тупо смотрела на серый пятак двора, растирая по щекам слезы.

Наутро Сонька сидела в экипаже за задернутыми занавесками и не сводила глаз со здания городского суда.

Наконец тяжелые двери отворились, народ понуро и печально начал расходиться. Вскоре девушка увидела супругов Блювштейн. Они шагали молча, с достоинством, даже мать Михаила держалась, не плакала. Сонька отодвинула занавеску, повела рукой. Старики увидели ее, заспешили к экипажу. Извозчик учтиво соскочил с козел, помог им забраться внутрь.

Некоторое время ехали молча. Затем Блювштейн-старший, глядя перед собой, ровным голосом произнес:

— Пожизненная каторга.

Мать вытерла глаза платочком, тронула Соньку за плечо.

— Нам удалось поговорить. Он спросил о вас. И о ребенке. Когда вы ждете?

— Через семь месяцев.

— Мы будем молиться.

— Мальчика назову Михель, — задумчиво сказала Сонька.

— Мальчика — Михель, а если будет девочка?

— Михелина.

— Красиво…

Сара обняла девушку, прижала к себе. В экипаже снова стало тихо.

— В суде шла речь о некоей сообщнице Михеля. Какой-то молодой особе, тоже воровке. Надеюсь, это не о вас, Софья? — снова подал голос Блювштейн-старший.

— Нет, это другая девушка.

— Мы так и подумали, — тихо произнесла Сара, посмотрела в лицо Соньки. — Вы останетесь у нас?

— Нет, я уеду.

— К себе на родину?

— Да. Хочу поклониться родителям, увидеть сестру. А потом, вам надо отойти от случившегося.

— Вы полагаете, старикам будет легко это сделать, глядя друг на друга? — усмехнулся отец и тем же ровным голосом предложил: — Я полагаю, вы должны жить с нами. Тем более что мы надеемся на внука. Или на внучку.

— Я подумаю, — ушла от ответа Сонька.

Поезд Санкт-Петербург-Варшава стоял под парами, ожидая отбытия. Возле вагона стояли старики Блювштейн, они провожали Соньку. Она была одета во все черное, волосы прикрыты темным платком.

— Когда вас ждать обратно? — спросил отец.

— Думаю, к родам.

— Вы уж, Софочка, не обманите нас, — попросила Сара. — Вы у нас последняя опора.

— Я обязательно приеду. — Сонька обняла маленькую старушку.

— Но если случится, что вы по какой-то причине не выполните свое обещание, — дрогнувшим голосом сказал Блювштейн-старший, — обещайте хотя бы дать ребенку фамилию отца.

— Обещаю. Обещаю также, что и у меня тоже теперь будет фамилия Блювштейн, Софья Блювштейн, — улыбнулась девушка. — А Михеля я обязательно разыщу. Рано или поздно…

Наконец поезд покинул пределы города и несся на большой скорости в сторону польско-российской границы.

Соседкой Соньки по купе оказалась очаровательная старушка лет семидесяти, говорливая и улыбчивая. Она ловко передвигала карты разложенного пасьянса, болтая по-французски с попутчицей.

— Вам сколько лет, детка?

— Двадцать два, — по-французски ответила Сонька.

— Слышу и не верю собственным ушам. Боже, двадцать два года! Когда мне было двадцать два, то казалось, что вся жизнь впереди.

— Разве не так?

— Увы… Не успеете прийти в себя, как вам стукнет сорок, потом пятьдесят, а дальше годы покатятся, как колеса этого состава. — Старушка замолчала, решая какую-то карточную проблему, потом снова заговорила. — И знаете, что самое невероятное? Чем ты старше, тем меньше успеваешь.

— Если правильно распланировать дела, можно все успеть, — довольно категорично заявила девушка.

— Слышу самонадеянный голос молодости! Планируй, не планируй — все равно не успеешь. Вот один из примеров. Моя фамилия Типлиц, Анна Типлиц. Это старинная немецкая фамилия, хотя сама я много лет живу в Париже. В Германии даже есть небольшой городок — Типлиц. Это фамилия моего прапрапрадеда, Вильгельма Типлица. Не верите? — Старушка достала паспорт, раскрыла его. — Читайте: Анна Типлиц. Год рождения не покажу, мне слишком много лет, — не без кокетства сообщила она, — но я за все годы не нашла времени, чтобы навестить землю предков. Стыдно? Не то слово. Там есть замок удивительной красоты! Дивный городок, дивные жители, которые помнят и гордятся тем, что живут в Типлице. А я не нашла времени, не спланировала!

— Это можно проделать по пути в Париж.

— Не успею. Вернее, не смогу: у меня уже нет сил, чтобы совершать подобные путешествия. Конечно, в мою честь там устроят приемы, рауты, фейерверки… Но я не выдержу этого, это колоссальная нагрузка. Годы, детка! Жаль… — Старушка оторвалась от пасьянса и доверительно сообщила: — Приемы, рауты — бог с ними. Больше всего я хотела бы посетить замок с его комнатой сокровищ.

— Комната сокровищ? — искренне удивилась девушка.

— Мой предок был очень богат, — объяснила попутчица. — После ухода в мир иной он оставил какие-то невероятные богатства. Говорят, в замке есть комната Аладдина, где хранятся поистине сказочные сокровища.

— Ради сокровищ следовало бы заглянуть в городок, — засмеялась Сонька.

— Ах, дорогая моя, — печально усмехнулась старушка, пряча паспорт в сумочку. — Лучшее сокровище — это годы. И вы вскоре в этом убедитесь.

Вечер перешел в ночь. Старушка крепко спала, отвернувшись к стенке.

Сонька тихонько взяла ее сумочку, так же тихонько открыла и вытащила оттуда паспорт.

Повозка въехала в широкий мощеный двор. Сонька расплатилась с извозчиком, он помог ей донести чемодан до дома и укатил. С тех пор, как Сонька уехала из местечка Повонзки, здесь мало что изменилось: та же выщербленная брусчатка, те же куры и гуси, снующие вдоль заборов, те же лавчонки, торгующие тряпьем и продуктами, те же неторопливые горожане. Дом покойного Лейбы тоже мало изменился — разве что крышу вместо деревянной дранки покрыли яркой черепицей.

Сонька огляделась, постучала в дверь, подергала за щеколду — никто не ответил. Она толкнула дверь, и на нее пахнуло затхлой прохладой дома. Сонька с трудом подхватила чемодан и вошла.

В гостиной девушка уселась на чемодан и стала вертеть головой, осматриваясь.

— Чего надо? — услышала она за спиной голос Евдокии. — Кто такая?

Сонька оглянулась, и мачеха ахнула.

— Боже, Сура! — Она не подошла, не обняла, просто смотрела удивленно на нежданную гостью и криво улыбалась. — Приехала, что ли?

— Приехала, — кивнула та.

— Вот уж не ждали. И надолго?

— Не знаю, будет видно. — Сонька снова огляделась. — А где Фейга?

— У себя.

— У себя — это где?

— А мы теперь живем порознь. Я — по себе, а Фейга — по себе в доме пани Елены. Опять недавно вышла замуж.

— Ничего здесь не изменилось, — произнесла Сонька, оглядывая гостиную.

— А что должно измениться? Как жили, так и живем. Сама-то как?

— Хорошо.

— Видно, что неплохо, — ухмыльнулась мачеха. — Модная, нарядная. А вообще-то зачем приехала?

— Повидаться.

— С кем? — хохотнула Евдокия. — Со мной, что ли?

— С вами, с сестрой.

— Ой, нашла с кем видаться! Хотела вот выйти замуж, да на дурня напоролась. Сама-то замужем?

— Замужем. Звала приехать, не захотел, — соврала Сонька.

— И правильно. Чего тут делать? От скуки на стенку лезешь! Живешь где, в Варшаве небось?

— В Петербурге.

— Врешь. Кто ж тебя в Петербург такую пустит?

— Какую?

— Шаловую! Ты тут такого намутила, что весь городок на ушах стоял.

— Уже не стоит?

— А некому стоять! Твой Шелом после тебя пьет. Отца похоронил, вот и пьет. А этот боров, ну, пан Лощинский, тот вообще сгинул бог знает куда. После тебя. Сура, как после пожара — кто ни приблизится, обязательно обожжется. Сама-то не думала об этом?

— О чем? — не сразу поняла Сонька.

— О себе. Непонятная ты какая-то. Вот даже сейчас: приехала, а я не знаю, чего со мной творится, вроде сама не своя. Надолго, спрашиваю, нагрянула? И вообще, чего тебе здесь надо?

— Не бойтесь, — печально усмехнулась гостья, — долго не задержусь. Сестру только увижу и уеду.

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

Могила Соломониак была вся усыпана опавшей листвой, зеленый мох подобрался к гранитному надгробию — видимо, сюда давно не приходили. Сонька стояла возле плиты с именами матери и отца, смотрела на расплывающиеся от слез буквы и негромко бормотала:

— Здравствуйте, мои дорогие мамочка и отец… Вот я и приехала к вам. Как я живу? Наверное, хорошо. А может, и не очень. Потому что нет своего дома. Нет семьи. Видишь, мамочка, как получается? Приехала, а меня спрашивают — зачем? Евдокия спрашивает… А я ведь приехала в твой дом, мамочка. Получается, что я должна уехать отсюда. Куда? Пока не знаю. Наверное, мамочка, ты осуждаешь меня, что так живу. А что мне остается? Остается надеяться, что ты не будешь на меня злиться, а просто поймешь и поможешь. Я так на это рассчитываю! Мне, мамочка, необходима твоя поддержка. У меня ведь, кроме тебя, больше никого нет. Не с кем поговорить, не с кем посоветоваться. Поэтому не бросай меня, ты очень мне нужна, мамочка!

Начинало темнеть, и Сонька уже уходила с кладбища, когда увидела у ворот пожилую женщину. Это была Матрена, бывшая прислуга Лейбы. Матрена ждала Соньку.

— Услышала, что ты приехала, вот и пришла.

— Евдокия выгнала?

— Сразу, как ты уехала.

Сонька достала из сумочки несколько крупных купюр, протянула женщине. Та низко поклонилась:

— Благодарю, — и перекрестила вслед. — Пусть хранит тебя Господь. — И вдруг с улыбкой добавила: — И тебя, и твою девочку.

Удивленная Сонька остановилась.

— Девочку?

— Вижу по походке, что беременная. Чтобы все было хорошо, Сура!

* * *

Была ночь, когда пролетка Соньки подъехала к дому пани Елены. Дом был обнесен высокой, хорошо подсвеченной фонарями оградой, вдоль которой стояли кареты, повозки и фаэтоны. В самом доме ярко светились окна, играла музыка, плавали на фоне штор мужские и женские силуэты. Сонька расплатилась с извозчиком и прошла через приоткрытые ворота к дому.

* * *

В первые минуты встречи сестры говорили одновременно, не слушая, перебивая, обрадованные встречей. Успокоившись, они уселись друг напротив друга в бывшей спальне пани Елены. Теперь это был своеобразный будуар Фейги, интимный, с мягкими диванами, трельяжем и изящными статуэтками, тонущими в мягком свете. Сама Фейга, одетая в ярко-красное, с большим вырезом платье, поправляла чулочные подвязки, громко и раздраженно жаловалась сестре:

— Тварь, гадина! Ничем не помогла, ни единой копейкой. Все сама — не делом, так телом, клянусь. Мало того что захватила дом отца, так еще и все, что было в доме. А там было ого-го… Тот ведь знаешь, что наш отец занимался контрабандой, фальшивыми деньгами, краденым золотом. Так эта сучка все пригребла к своим лапам. А мне пришлось одной крутиться, чтоб поставить дело как положено.

— Поставила? — улыбнулась Сонька, расслабленно сидевшая в кресле.

— Сейчас увидишь. Сюда скачут все — мужики и бабы, молодые и побитые молью.

— Богатые?

— Разные. Но все хотят поймать что-нибудь в этой жизни. Даже противно. Так что не зевай, сестра, смотри в оба!

— Может, наведешь на кого? — свойски засмеялась Сонька.

— Обязательно. Тут есть один пан… пан Тобольский. В городе недавно, но самый завидный здесь жених.

— Молодой?

Сестра расхохоталась:

— Если бы! Песок сыплется из всех отверстий! Так что обрати на него все свое внимание.

В комнату заглянула миловидная, весьма двусмысленно одетая девица, шепотом предупредила:

Страницы: «« « ... 1011121314151617 » ... »»