Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров Мережко Виктор
Она пожала плечами:
— Любовь — дело наживное.
Пан отрицательно повел головой, почти обреченно произнес:
— Нет. Любовь — это то, что вмиг ослепляет человека. Как гром, как молния. Я, мадемуазель, ослеплен вами.
Девушка с иронией заметила:
— Простите, я этого не хотела, — и сделала движение, чтобы уйти.
Пан деликатно придержал ее.
— Вы когда уезжаете, пани?
— Скоро.
— Точнее не можете сказать?
— Извините, нет.
Фейга демонстративно взяла сестру под руку, и они быстро зашагали прочь, оставив господина Тобольского в полной растерянности.
— У пана сдвинулась черепица, — сказала старшая сестра, когда они отошли подальше.
— Его проблемы, — бросила Сонька.
— Нет, ну жалко человека. Может, задержишься хотя бы на недельку?
— Меня ждут.
— Кто?
— Дела.
Поезд Варшава-Берлин стоял у перрона варшавского вокзала, пассажиры и их провожатые топтались у вагонов. Соньку провожала Фейга. Она прослезилась и платочком старательно вытирала слезы. Вдруг внимательно посмотрела на Соньку, как бы не решаясь что-то сказать, затем сообщила:
— Знаешь, что мне вчера заявил один пан?
— Ну?
— Будто бы ты… воровка. И будто тебя в Санкт-Петербурге чуть не посадили.
— Кто это тебе сказал?
— Человек. Ты его не знаешь. И еще: что ты чуть ли не самая главная среди воров. Тебя они так и кличут: Сонька Золотая Ручка.
Сонька улыбнулась:
— Пусть говорят. Лишь бы ты не верила в эту глупость.
— А я и не верю. Хотя было бы интересно, если бы ты была там главной.
— У воров?
— Ну! Ты бы смогла. Ты вон как скребанула ювелира! Отец бы тобой гордился.
— А мама?
— Мама — нет. Мама хотела, чтоб ты стала музыкантом. У тебя вон, какие пальцы!
— Сонька Золотая Ручка? — улыбнулась девушка.
— Смотри, — погрозила пальцем Фейга, — обижусь, если обманула. Ты должна говорить всю правду сестре. Тем более старшей!
— Вот я тебе все и сказала, — Сонька поцеловала ее лоб. — Увидишь Шелома — извинись за меня. Я перед ним виновата.
— Я-то извинюсь, да вряд ли он поймет. Пьет с утра до ночи и все тебя вспоминает. Любит. Вот ты какая у нас! Куда хоть едешь, сестра?
— В Германию.
Купе у Соньки было отдельное, класса люкс. Она оставила дверь приоткрытой и имела возможность отслеживать всех, кто передвигался по вагону. Народ здесь был самый разнообразный: поляки, русские, немцы, австрийцы и даже французы. Неожиданно в купе Соньки втиснулся толстый немец. Он увидел молодую красивую женщину и залопотал:
— О! Дас ист шён гут медхен!
Девушка решительно встала, закрыла дверь:
— Ауфвидерзеен!
Достала какой-то роман и начала листать его. В купе постучали — на пороге стоял проводник.
— Что пани желает? — спросил по-польски.
— Вина.
— Естественно, французского?
— Естественно.
Он ушел, оставив дверь открытой, и тут Сонька увидела пана Тобольского. Пан смотрел в ее сторону, загадочно улыбаясь. Девушка вышла из купе и решительно подошла к нему.
— Вы решили сопровождать меня?
Тот кивнул:
— Я, мадемуазель, сказал, что буду преследовать вас всю жизнь. И это не было шуткой.
Сонька с беспомощной злостью смотрела на него:
— Что вы от меня хотите?
— Ничего. Просто хочу видеть вас. Быть если не рядом, то хотя бы неподалеку.
— Но мне этого не нужно!
— Ничем не могу вам помочь, — развел он руками. — Я полюбил. Впервые за много лет.
Девушка раздраженно смерила его взглядом, хотела уйти, но все-таки задержалась.
— Вы мне мешаете!
— В чем?
— В жизни. В работе.
— Я готов вам помогать. Я очень богат, пани.
Она бессильно сжала кулачки, впившись длинными ногтями в ладони, придвинулась к пану почти вплотную:
— Я — воровка. Профессиональная воровка. Я могу только что-нибудь украсть у вас.
— Знаю, — спокойно кивнул он. — Вы уже украли у меня: кольца, часы… Хозяин ювелирной лавки все вспомнил.
— Вызывайте полицию.
— Зачем? Я намерен, наоборот, охранять вас.
— Черт!.. — Сонька не знала, как поступить. — Кто вы? Откуда взялись? Я не хочу видеть вас!
Пан Тобольский помолчал, печально усмехнулся:
— Доброй ночи, пани. Имейте в виду, я в соседнем купе. — И скрылся за своей дверью.
Когда поезд стал притормаживать, Сонька тихонько взяла сумку, открыла дверь, выглянула из купе: время перевалило за полночь, и пассажиры давно спали.
Девушка достала из сумочки паспорт Анны Типлиц, раскрыла его, с улыбкой посмотрела на дату рождения — 1846 год. Почти на цыпочках вышла в коридор и двинулась в сторону проводника. Увидев ее, тот сильно удивился и громко спросил:
— Пани уходит? Что-нибудь случилось?
Она приложила палец к губам и сунула в руку железнодорожника деньги за вино и услуги, ожидая, когда состав остановится.
— Вами интересовался господин из пятого купе, — сообщил проводник тоже шепотом.
— Что он хотел?
— Просил, чтоб я проследил за вами. Тоже денег дал.
— Спросит — вы ничего не видели. Исчезла куда-то.
— Так точно, пани. Я ничего не видел.
За окном проплыло название станции — Типлиц. Поезд остановился, проводник помог Соньке спуститься на перрон. Она двинулась вдоль вагонов и, когда уже вошла, в здание вокзала, оглянулась. Из окна вагона на нее смотрели растерянные, наполненные отчаянием глаза пана Тобольского.
Городок Типлиц был по-немецки чистеньким и, в столь поздний час, безлюдным. Сонька сидела в фаэтоне, слушала ровный шелест резиновых колес по гладкому булыжнику и глядела на широкую спину немца-извозчика, внимательно слушая его громкий рассказ.
— Городок наш маленький, — кричал извозчик, не поворачиваясь к даме, — всего две тысячи граждан! Но мы все патриоты! Мы гордимся чистотой своих улиц, хорошими дорогами, подстриженными газонами!
— А граф Типлиц? — на хорошем немецком спросила Софья.
— О, это наша особая гордость, граф Типлиц! Старинный замок, который построил граф фон Типлиц еще в двенадцатом веке, является нашим символом. Говорят, в нем все еще блуждает дух графа!..
— Потомки графа остались? — осторожно поинтересовалась Сонька.
— В нашем городке — нет. Говорят, во Франции кто-то проживает, но к нам никто еще не приезжал… Жаль! Такой человек немедленно стал бы знаменитостью, мы бы его на руках носили! И знаете почему? Потому что мы настоящие патриоты! — Извозчик наконец повернулся к дамочке и в привычной манере прокричал: — Так в какой отель все-таки вас везти, фрау? Их у нас три!
— Который в самом центре города.
— Есть такой! Он-то как раз и носит имя графа, отель «Типлиц»! Кстати, наш город тоже основал граф!
Отель стоял на главной площади городка — был он небольшой, уютный, спрятанный в высоких стройных тополях.
Фаэтон остановился возле парадного входа, извозчик передал швейцару чемодан фрау Соньки, с благодарностью принял деньги и укатил, напевая веселую песню. Швейцар распахнул перед девушкой дверь. Навстречу Соньке из-за стойки вышел учтивый администратор.
— Доброй ночи, приветствую вас в нашем городе! Что фрау угодно?
— Хороший номер.
— Второй этаж, с видом на ратушу?
— Да, меня это устраивает.
— На чье имя выписать счет?
— Анна фон Типлиц.
Дежурный не сразу понял:
— Простите?
— Графиня Анна фон Типлиц.
У администратора застрял ком в горле, он выдавил:
— Вы из рода… Типлиц?
— Разве фамилия не говорит об этом? — насмешливо спросила Сонька.
— Да-да, извините! Конечно говорит. Просто я никогда не предполагал, что смогу при жизни увидеть кого-нибудь из потомков нашего знаменитого земляка. Я могу проверить, что это не шутка?
— Показать паспорт?
— Простите, у нас такой порядок. — Администратор взял паспорт, глаза его еще больше округлились. Он вернулся за стойку, лихорадочно полистал книгу записей. — Я предоставлю вам лучший номер. Самый лучший в отеле!
— Благодарю.
Администратор отстранил остолбеневшего швейцара, собственноручно взял чемодан высокой гостьи и направился на второй этаж.
— Прошу, графиня!
Сонька переступила порог номера: по местным понятиям, номер был весьма неплохой — три комнаты, просторная ванная, крепкая добротная мебель.
— Надеюсь, вам здесь будет уютно, — администратор все еще не мог успокоиться. — А утром весь город будет у ваших ног. Доброй ночи, графиня.
Он скрылся за дверью. Сонька подошла к окну, с удивленной усмешкой стала смотреть на площадь, на ратушу, на действительно хорошо подстриженные газоны.
Было довольно рано, и Сонька еще приводила себя в порядок в ванной комнате, когда в номер вежливо постучали. Она по-быстрому завершила макияж, крикнула:
— Кто там?
Ей не ответили, лишь снова постучали. Она открыла дверь. В коридоре стояли три господина, за спинами которых маячил вчерашний гостиничный администратор.
— Доброе утро, графиня фон Типлиц, — произнес главный из них, грузный господин с усами. — Приносим извинения за ранний визит, но нам бы хотелось засвидетельствовать свое почтение.
— Пожалуйста, войдите, — пригласила Сонька, посторонившись.
Гости вошли, оставив администратора за дверью. Главный браво щелкнул каблуками, склонил голову перед гостьей:
— Бургомистр города Вильгельм Вернер. — Он показал на других мужчин: — Мои помощники.
Сонька с очаровательной улыбкой протянула бургомистру руку, тоже представилась:
— Анна фон Типлиц, — и с иронией спросила: — Желаете посмотреть паспорт?
— Бог мой, — закатил глаза бургомистр, — я не верю своим ушам. Почему мы о вас ничего не знали? Кто вы? Откуда родом? Что привело вас в наши края?
Сонька продолжала улыбаться:
— Родом я, вернее, мои предки отсюда. Живу в Париже. А что привело? Наверное, внутренняя потребность, — она скромно опустила глаза. — Я жду ребенка, и мне очень захотелось, чтобы он ощутил воздух моих прародителей. Вот, сошла с поезда Санкт-Петербург-Берлин и оказалась здесь.
Бургомистр взял руку девушки, поцеловал ее.
— Знаете, — произнес он, — ваши пальчики похожи на пальцы графа. Это поразительно.
— Моя бабушка, она тоже жила в Париже, рассказывала, что я даже лицом на него похожа.
— О, да-да! — бургомистр оглянулся на помощников, и те дружно закивали. — Одно лицо! Мы сегодня же отправимся в замок, и вы все увидите собственными глазами. — Он заглянул в лицо гостьи. — Вы надолго к нам?
— Думаю, дня на три.
— Прекрасно! Уверен, вам в эти дни не придется скучать!
Возле отеля собралась довольно внушительная толпа горожан. Когда появилась Сонька в сопровождении свиты бургомистра, ей устроили шумную овацию. Сонька достойно раскланялась, послала несколько воздушных поцелуев, увидела в толпе вчерашнего извозчика, поприветствовала его особо.
К гостье подкатила красивая карета, украшенная золотистыми гербами города, она нырнула в нее вместе с бургомистром и, высунувшись из окна, продолжала посылать поцелуи восторженной публике на всем пути следования.
— Для нашего города ваш визит — событие столетия, — гудел над ухом бургомистр. — Мы до конца еще не осознали его значение. Обещайте, что ваши визиты будут регулярными.
— Обещаю, — улыбнулась Сонька, оторвавшись от окошка. — Жители города меня совершенно очаровали.
— Да-да, — захохотал по-немецки громко Вильгельм Вернер. — Жители у нас прекрасные, лучшие в Германии!
Карета неторопливо катила по узким улочкам мимо аккуратных, будто пряничных домов. Наконец город остался позади, и Сонька увидела замок: он стоял на высокой горе и снизу смотрелся величественно, даже немного мрачновато.
Сонька в сопровождении бургомистра и его свиты поднялась по крутым каменным ступенькам и вошла в темную прохладу замка. Все вместе двинулись по узкому длинному коридору.
— Здесь страшновато, — тихо произнесла Сонька, придерживая бургомистра под руку.
— Да, — согласился тот, — особенно ночью.
— Вы бывали здесь ночью? — удивилась девушка.
Вернер утробно хохотнул:
— Я еще не сумасшедший! Один господин остался на ночь, а утром никого не узнавал.
— А что он делал ночью?
— Искал сокровища графа.
— Нашел?
Бургомистр снова утробно засмеялся:
— Не дошел. Что-то остановило его. Хотя сокровища здесь имеются.
— А мне можно на них взглянуть?
— Вам? — Вернер покосился на гостью. — Вам обязательно! — И пошутил: — Вы же не будете покушаться на сокровища?
— Не дай бог.
— Я тоже так считаю. Граф этого не простит.
Они миновали еще несколько коридоров, вошли в большой зал, остановились перед потемневшими картинами, висевшими в большом количестве на стенах.
— Вот ваш предок, — показал бургомистр на один из портретов.
Сонька сделала шаг вперед, принялась внимательно изучать внешность Типлица. И странным образом увидела, что лица их действительно во многом схожи: красивое вытянутое лицо, изящный нос, печальные с косым разрезом глаза.
— Ну? — Вернер самодовольно улыбался.
— Похожи… — прошептала девушка. — Действительно похожи. — И неожиданно заявила: — Мне не хочется уходить отсюда.
— Нельзя, — замотал головой бургомистр. — Вы нам нужны.
— Ну хотя бы на одну ночь!
— Хотите повторить подвиг того господина?
Сонька серьезно посмотрела на него:
— Ваше замечание бестактно, господин бургомистр, — и резко развернулась, чтобы уйти.
— Простите, — стушевался тот, придержав ее, — я не хотел вас обидеть. Просто это место не для романтических снов.
— Позвольте мне самой решать.
Они двинулись дальше, гостья некоторое время молчала, затем попросила:
— Покажите еще что-нибудь интересное.
Миновав несколько залов, они поднялись по широкой, устланной ковром лестнице и оказались в оружейной комнате. Стены ее были сплошь увешаны оружием — мечами, шпагами, щитами и шлемами. По углам маячили фигуры в полной рыцарской экипировке.
— Все это подлинное, все когда-то принадлежало графу и его воинам.
Сонька походила по комнате, потрогала оружие, доспехи.
— Никогда не думала, что буду касаться всего этого. Это так далеко и так близко.
— Да-да, — закивал бургомистр, — все живое, все дышит.
Двинулись дальше, и бургомистр, чтобы искупить свою бестактность, интимно поинтересовался:
— Думаю, женщине будет особенно интересно хотя бы взглянуть на сокровища, которые принадлежали графу.
— Моему предку, — уточнила Сонька.
— Простите, вашему предку. Но мы войдем туда только вдвоем.
— Почему?
— Так надо. Поменьше посторонних глаз.
Вернер оглянулся на свиту, жестом приказал оставаться и взял девушку под руку. Они завернули за угол и оказались в комнате, от пола до потолка заставленной книжными полками. Подошли к зарешеченной двери. Бургомистр, на всякий случай оглянувшись, протиснул руку между книгами, стоявшими на полке, на что-то нажал. В замке щелкнуло, и дверь медленно, с тяжелым скрежетом открылась.
— Прошу… — шепотом произнес Вернер, пропуская Соньку вперед.
Комната была небольшая, свет из окон падал на стены, на пол, на все, что здесь находилось. Сонька повела головой и ахнула: это была комната Аладдина, про которую говорила старушка в поезде. Вдоль стен тянулись стеклянные ящики с выставленными в них сокровищами: вазами, доспехами, украшениями. На стенах висели также золотые кольчуги, инкрустированное драгоценными камнями оружие, искусно расшитые ковры.
Девушка медленно, как во сне, приблизилась к ящикам, впилась глазами в покоившееся богатство. Его было так много, что выделить нечто особо ценное не представлялось возможным.
Бургомистр стоял за ее спиной, удовлетворенно дыша.
— Что скажете?
— Я такого никогда не видела.
— И никто не видел. Это принадлежит не только моему городу, но всей Германии. — Вернер тихонько засмеялся. — Но сюда, графиня, приходят только избранные. Вы из их числа. Точнее, вы — особо избранная! — И с намеком хохотнул: — Мир полон проходимцев, но нас Господь миловал.
Карета неслась по узким улочкам городка, бургомистр вопросительно поглядывал на тихую, печальную гостью.
— Вы под впечатлением?
— Под большим. Такое ощущение, будто я всю жизнь жила в замке. Это мой дом.
Немец довольно засмеялся:
— Это и есть ваш дом. Приезжайте чаще, приглашайте других родственников. Если они, конечно, есть.
— Нет, я единственная.
— Тем более приезжайте. Если же решите здесь обосноваться навсегда, город будет счастлив. Замок — ваш.
— Я подумаю. — Девушка подняла на бургомистра взгляд, твердо заявила: — И все-таки я хочу провести ночь в замке, чтобы понять, чем жил мой великий предок.
— Как прикажете, графиня. Когда пожелаете?
— В эту ночь.
— В эту ночь я даю прием в вашу честь! — возмущенно воскликнул бургомистр.
— Значит, после приема. Только не забудьте.
— Немцы никогда ни о чем не забывают. У нас главное — порядок!
Вечером городская ратуша сияла огнями: в зале приемов собрались лучшие люди городка. Их было достаточно много, не менее ста человек. Играл оркестр, прислуга разносила закуску и выпивку, шум от смеха и голосов витал над головами.
Сонька, сопровождаемая бургомистром и его тощей высокой женой Матильдой, не спеша, расхаживала по залу, принимала знаки уважения и почитания.
— Вы хорошо говорите по-немецки, графиня, — заметила Матильда.
— Это мой родной язык, — улыбнулась гостья.
— А Париж?
— В Париже я в гостях, а здесь — дома.
— Браво, — захлопала бургомистерша. — Вы замечательно сказали.