Сонька Золотая Ручка. История любви и предательств королевы воров Мережко Виктор

От другого стола поднялся толстый потный человек и направился к одиноко сидящей даме.

— Пардон, мадам… Могу ли я…

— Не можете, — оборвала его Сонька. — Будет надо, сама подойду.

— Мисс!.. Буду ожидать с нетерпением, — пообещал мужчина и вернулся к своему столу.

Пароходчик выждал какое-то время, нетвердо поднялся и двинулся к воровке.

— Прошу меня простить, госпожа… — Он дотянулся до руки Соньки, поцеловал. — Генрих Пугач. Рискую получить отказ, тем не менее позвольте занять на несколько минут ваше внимание.

Сонька милостиво кивнула, господин присел на краешек стула, внимательно посмотрел на девушку.

— Мне бесконечно знакомо ваше лицо.

Она пожала плечами и произнесла с легким акцентом:

— Может быть…

Бросив взгляд на его пальцы, воровка увидела крупные и, судя по качеству бриллиантов, очень дорогие перстни. Пароходчик не сводил умоляющего взгляда с воровки:

— Подскажите, напомните, иначе я потеряю покой на долгое, очень долгое время.

— Вам будет нелегко вспомнить, — лукаво улыбнулась она. — У вас была слишком бурная жизнь.

— Да, это правда… И все же?

Сонька помолчала, наконец, опустив в некоторой неловкости очи, произнесла:

— Помните Неаполь, Генрих?

— Неаполь? Конечно помню. А что там было?

— Значит, не помните. Лучше я замолчу.

— Говорите. Умоляю, говорите! — пароходчик махнул половому, приказал: — Василий, бутылку лучшего шампанского для дамы!

— Слушаюсь, господин Пугач.

Генрих перевел взгляд на Соньку:

— Что же было в Неаполе?

— В Неаполе у нас была любовь, — тихо ответила девушка.

— С вами?!

Лицо девушки стало жестким, она приказала:

— Оставьте меня!

— Нет-нет! Простите меня! Я последние годы много пью, у меня все смешалось в голове… Как вас зовут, мадемуазель?

— Лючия. Лючия Пироттели. Вы приезжали в наш город по контрактным делам.

Пароходчик уставился на нее пристальным, влажным взглядом, потом совсем тихо произнес:

— Боже… Боже мой… Это вы, Лючия? — взял ее руки, стал целовать часто и страстно. — Как же я мог забыть? Как я мог?

Сонька убрала руки, вытерла платочком повлажневшие глаза.

— Я знаю, что у вас проблема, вас оставила жена. Поэтому я сочла возможным прибыть на несколько дней в Одессу, увидеть вас и сразу же забыть.

— Почему, забыть?

— Все просто, Генрих. Вы забыли девушку, она забыла вас.

— Нет! Не надо. Не делайте этого. — Он снова начал целовать ее руки.

— У вас растет сын, господин Пугач, — сообщила спокойно Сонька, глядя ему прямо в глаза.

— Что?

— Я родила сына.

— У меня… сын?

— Да. Ему уже пять лет.

Потрясенный пьяный пароходчик некоторое время переваривал свалившуюся на него новость, затем взял бутылку шампанского, налил себе полный фужер.

— Я хочу выпить. За вас, Лючия. И за моего сына.

Когда он выпил, Сонька позвала полового и приказала:

— Рассчитайте меня.

— Вы хотите уйти? — схватил ее за руки Генрих. — Не делайте этого, Лючия!

— Нет, — печально усмехнулась она. — Я увидела вас, отца своего ребенка. Я удовлетворена. — Открыла сумочку, тихо ахнула: — Боже! Я забыла в отеле деньги.

— Это судьба! — воскликнул пароходчик. — Вы не уйдете. — И он приказал половому: — Пошел вон, Василий! Счет — на мое имя!

— Слушаюсь, господин Пугач.

Сонька опустилась на стул, стала отрешенно и грустно смотреть в сторону. К их столику снова подвалил тот самый полный господин, что уже пытался ухаживать за Сонькой.

— Мадам, — довольно агрессивно промычал он, — это неправильно. Одному отказываете, а с другим шашни крутите.

Пугач поднял на него глаза:

— Что желаете?

— Мадам желаю!

— А бутылкой по черепу не желаете? — Пароходчик решительно поднялся, взял со стола бутылку.

— Босяк, черепа здесь два! — Толстяк схватил пароходчика за сорочку и рванул на себя. — Размозжу паскуду!

Завязалась потасовка, к дерущимся бросились здоровенные мужики из охраны и половые. Они с трудом растащили их и повели упирающегося толстяка на выход.

Генрих, тяжело дыша, опустился на стул, поправил одежду, снова налил вина.

— Дрянь. Негодяй.

— Вы много пьете, дорогой, — заметила с усмешкой девушка.

Пугач помолчал, стараясь успокоиться, затем быстро и коротко выпил.

— Да, я много пью. — Согласился он. — Потому что гибну. И я хочу погибнуть!

— Из-за жены, которая вас бросила?

— Не только. Из-за всего. Даже из-за вас. Я вас любил, Лючия, и забыл. Разве можно после этого жить?

— А наш сын? Думаю, ему необходим отец. Не погибший, а живой и любящий.

— Лючия, я люблю вас. Что я могу для вас сделать? Для вас и для моего сына… Как его зовут?

— Карло.

— Для моего сына Карло.

— Уехать со мной.

— Когда? Говорите когда, и я уеду. Завтра же! Я ненавижу все это! Этот сброд, эти морды… Купим каюту первого класса и морем доберемся до вашего города. У нас будет свадебное путешествие, Сюзанна!

— Лючия!

— Да, Лючия. Простите! Утром я заказываю билеты. В каком отеле вы остановились?

— Это не имеет значения. Я с вами, и этого достаточно.

— А как вам удалось разыскать меня?

— Любовь способна на все, — горько усмехнулась Сонька.

— Да, это правда, это так. — Генрих опять наполнил фужер. — За любовь, которая способна творить чудеса.

Он опорожнил фужер до дна и какое-то время приходил в себя.

— Знаешь, почему я забыл тебя? — заговорил он снова, с трудом ворочая языком. — Все просто. Я бесконечно любил свою жену. Нет, не бесконечно… Безумно! Каждый раз, возвращаясь из плавания домой, я ждал встреч только с ней. Но выяснилось, она не ждала этих встреч. У нее был другой. Черноволосый, молодой, наглый, дикий. Дикий цыган! С ним она и сбежала. И я никого, кроме нее, больше не любил. И вас в том числе, — пароходчик поднял на Соньку тяжелые пьяные глаза. — Но теперь я обрел счастье. Я полюбил вас… простите, забыл имя.

— Лючия.

— Да, Лючия. Теперь, Лючия, мы будем вместе. Всегда. Перестану пить, вновь займусь бизнесом, у нас родятся дети…

— У нас уже есть сын, Карло!

— Сын? У нас сын? Простите, запамятовал. Карло тоже будет с нами. Сегодня пью последний раз, мадемуазель!

Генрих вновь выпил и теперь был уже по-настоящему пьян.

Сонька поднялась:

— Проводите меня.

— Нет, — покрутил головой Пугач, — или вы остаетесь, или уходите навсегда!

Она взяла его за руку попросила:

— Проводи же меня, Генрих. Даме иногда необходимо выходить из присутственного места.

Пароходчик тяжело поднялся, вместе они стали проталкиваться мимо столиков, сквозь месиво многочисленных клиентов в сторону выхода в нумера.

Черная деревянная лестница, ведущая на второй этаж, откуда неслись шаловливые возгласы и смех, была узкая, почти не освещенная. Сонька карабкалась впереди, цепко держа за руку Генриха, — он падал, валился на сторону упирался.

Наконец опустился на ступеньки и невнятно заявил:

— Не могу… Дальше не пойду.

Воровка присела рядом.

— Что, милый, плохо? — она погладила его по голове, по плечам. — Совсем плохо?

Тот что-то промычат, стал ловить пальцы дамы, желая их поцеловать. Она рассмеялась:

— Не надо. Не стоит, любимый. Лучше я поцелую тебя, твои руки, твои пальцы.

Сонька принялась гладить руки пароходчика, прикладывать их к своим щекам, касаться губами.

— Бедный мой, несчастный… Никто тебя не любит. Никто не пожалеет.

Генрих расслабленно мычал, отдавшись полностью во власть женщины, а она ловко снимала с его пальцев кольца и перстни, изящно роняя их в свои карманы.

Пароходчик уснул, уронив голову на грудь. Сонька спустилась вниз, из приоткрытой двери поманила здоровенного вышибалу:

— Забери тут Генриха. Опять перебрал.

Погода была яркая, солнечная, располагающая к прогулкам. Сонька не спеша, шагала по оживленной улице, любовалась яркими одесситами, останавливалась возле витрин ювелирных лавок, внимательно изучала выставленные драгоценности.

Сама она была одета в изысканное кружевное платье, над головой держала изящный зонт, в руке — не менее изящную сумочку. По пути воровка заметила вход в небольшой ресторанчик «Фанкони», направилась к нему. Статный швейцар любезно открыл перед ней дверь, улыбнулся:

— Добро пожаловать, красавица.

Ресторанчик был невероятно уютным, даже интимным. За роялем сидел немолодой музыкант, играл что-то медленное и расслабляющее. Столики здесь располагались таким образом, что каждый из посетителей чувствовал себя обособленно.

Официант проводил посетительницу к местечку возле окна, положил перед ней пухлое меню и с поклоном удалился. Воровка лениво полистала меню, открыла сумочку, достала зеркальце, изучила собственное лицо и, оставшись довольной, принялась с помощью того же зеркальца рассматривать зал. Посетители здесь сидели в основном парами, все они были заняты разговорами, и лишь за одним столиком, также у окна, расположился одинокий пухленький господинчик с пухлыми щечками, не желающий скрывать своего одиночества и скуки. Он читал газету, затем смотрел в окно на протекающую на Дерибасовской жизнь, бросал взгляд на зал и вот теперь, наконец, был полностью поглощен неожиданно возникшей здесь изящной дамочкой.

Официант подошел к Соньке и поинтересовался:

— Мадам готовы к заказу?

— Да, — улыбнулась она, пряча зеркальце в сумку. — Бокал вина и фрукты.

— Вино и фрукты заморские, мадам?

— Конечно.

Парень исчез, девушка с печальной и мечтательной улыбкой начала рассматривать прохожих на улице.

К столу снова подошел официант, протянул ей на небольшом подносе визитку:

— Простите, мадам, вам передана именная карта.

Она заглянула в визитку, прочитала: «АЛЕКСАНДР ДОГМАРОВ. БАНКИР». Оглянулась на сидящего у окна розовощекого господина, и он тут же ответил ей улыбкой и легким поклоном.

Второй официант принес вино и фрукты, но, кроме того, поставил на стол бутылку дорогого французского вина.

— От господина Догмарова.

Сонька вполоборота снова посмотрела на банкира, едва заметно улыбнулась.

— А кто он?

Официант сделал круглые глаза:

— Мадам, если вы не знаете, кто такой господин Догмаров, то вы ничего не знаете про Одессу. Миллионер, владелец банка и антикварных магазинов. Сегодня уезжает в Москву.

— О-о…

Воровка снова оглянулась в сторону банкира: этого было достаточно. Догмаров поднялся из-за своего стола, подошел к даме.

— Вы позволите опуститься к вам на пару минут? — с явным одесским произношением обратился он.

Сонька засмеялась:

— На пару минут? Опускайтесь.

— Гран-мерси. — Банкир уселся, с улыбкой посмотрел на нее. — Вам уже сказали, кто я?

— В общих чертах, — снова рассмеялась Сонька.

— Да, — солидно кивнул молодой господин, — я банкир. Меня знает вся Одесса.

— Почему?

— Почему? Потому что я Александр Догмаров. У меня здесь самый крупный в городе банк.

Сонька протянула руку, украшенную многочисленными кольцами и перстнями, и представилась:

— Софья Сан-Донато.

— Вы не отсюда?

— Нет, я не отсюда. Я из-за границы.

— Мадам, — воскликнул Догмаров, — я так сразу и понял! У вас такие манеры, что это сразу бьет по глазам.

Сонька веселилась:

— Не сильно ударило?

— Ну… Сказать, что смертельно, так не совсем. Но вы почти сразили меня, мадам!

Александр позвал официанта, распорядился:

— Открой вино, Йоська.

Тот выполнил указание, налил в фужеры и удалился.

— Вы всех здесь знаете? — откровенно польстила Догмарову воровка.

— Мадам! — развел руками тот. — Первое: мой дед и папка всю жизнь были здесь банкирами. Братья — тоже банкиры. Их у меня трое. И я банкир. А банкиров в городе знают. Почему?

— Почему?

— А потому как где банк, там и деньги. Вам дошло?

— Дошло.

— А второе, этой мой любимый ресторан. Тут вкусно.

Сонька взяла фужер:

— Я хочу выпить за вас.

— Почему?

— Вы милый, веселый, добрый.

— Как вы догадались?

— Видно. У меня хороший глаз. Они чокнулись и выпили.

— А вы откуда к нам? — спросил Догмаров.

— Из Монако.

— Это где? Франция?

Сонька улыбнулась.

— Почти.

— А повторить можете, как зовут мадам?

— Софья Сан-Донато.

— Теперь запомнил. И как надолго в Одессу?

— Завтра уезжаю.

Банкир даже вскочил.

— Куда?

— В Москву.

— Так я тоже в Москву! Вечером?

— Да, вечером.

— Я могу вас сопровождать?

— Буду рада.

Догмаров был вне себя от счастья. Он поднялся и сурово велел официанту:

— Счет мадам переведи на меня. И ни копейки не приписывай! Я проверю. — Он нагнулся к девушке и объяснил: — Воруют, босяки, ни стыда, ни совести! — И поцеловал ей руку. — К поезду нужно подбить кой-чего в банке, поэтому спешу. Мой вагон пятый. А ваш?

— Тоже пятый.

— Расскажи кому, не поверят, — закатил глаза банкир. — До вечера, мадам Софья Сан-Донато.

Дойдя почти до двери, он вернулся.

— Это я с виду простой, а на самом деле все помню, все знаю, все понимаю.

Сонька видела в окно, как банкир уселся в свою карету, свойски махнул ей и укатил. Пригубила вино, лениво осмотрела зал, снова вернулась взглядом к окну и неожиданно увидела штабс-капитана. Он стоял перед окном и смотрел на нее. Был небрит, оборван и довольно нетрезв. Воровка едва заметным движением пальцев показала ему, чтобы он исчез, Горелов постоял какой-то момент, не сводя с нее глаз, затем ушел.

Сонька шагала по Дерибасовской по-прежнему не спеша, отслеживая тем не менее прохожих, их взгляды, их реакцию на нее. Оглянулась и снова увидела штабс-капитана. Он следовал за нею на приличном расстоянии. Воровка свернула с Дерибасовской в проулочек, заспешила по булыжнику вниз, к морю. Горелов не отставал. Последовал еще один поворот в узкую улочку, и за углом Сонька остановилась. Штабс-капитан подошел к ней на расстояние метра, замер в вопросительном ожидании.

— Что нужно? — спросила девушка.

— Здравствуй, доченька.

— Что тебе нужно? Денег?

— Нет. Тебя увидеть.

— Увидел? Пошел вон!

— Хочу, чтоб простила.

Сонька молчала.

— Прости меня, доченька.

— Хорошо, простила. Все?

— Нет. — Покрутил штабс-капитан головой. — Ты злая на меня. За что?

— Тебе лучше знать.

— Знаю, — на глазах Горелова появились слезы. — Знаю. Но не моя в том вина, доченька. Володя виноват. Он мне залил в глотку водки. Я ж не пил. Соня.

Сонька шагнула к нему.

— Чего ты бродишь за мной? Ты знаешь, что меня ловит полиция? Что за мной хвост!

— Знаю. Надо бежать отсюда. Я готов с тобой исчезнуть, дочь. — Он вдруг задышал ей в самое лицо. — Правда, беги! Володя сдал тебя полиции. Все говорят, вся Одесса! Беги, Соня!

— Слушай, ты, пьянь, исчезни отсюда! Сейчас же! Немедленно! Чтоб я тебя больше не видела. Ты понял меня? Пошел!

Она толкнула штабс-капитана, тот не устоял на ногах и упал.

— Пошел!

— Доченька.

— Не ходи за мной! Не смей!

Воровка зашагала прочь. Горелов поднялся, долго смотрел ей вслед и неожиданно закричал на всю улицу:

— Ну и зачем мне после этого жить? Зачем, Соня? Ну, ответь хотя бы!

Она не оглянулась и исчезла в следующем переулке. Штабс-капитан побрел обратно.