Сосны. Город в Нигде Крауч Блейк
– Я хочу вам верить, – призналась она.
– Знаю.
– Просто отчаянно хочу.
– Я понимаю, что это прыжок в неизвестность, требующий безоглядной веры, – заметил он.
– И из всех ночей, – проронила она, – вы выбрали именно эту. Когда я устала, пьяна и через край полна мыслями о нем. Я бы сказала, это не случайно.
Протянув руку, Пилчер взял один из флакончиков.
Приподнял.
Тереза смотрела на него.
Набрала воздуха в грудь, выдохнула.
И зашагала через гостиную к лестнице.
– Куда вы? – поднял голову Пилчер.
– Забрать сына.
– Значит, вы это сделаете? Пойдете со мной?
Остановившись у основания лестницы, Тереза оглянулась на Пилчера через гостиную.
– Если я это сделаю, – проговорила она, – сможем ли мы вернуть прежнюю жизнь?
– Что вы имеете в виду под «прежней жизнью»? – вопросил Пилчер. – Этот дом? Этот город? Своих друзей?
Тереза кивнула.
– Если вы с Беном решите отправиться со мной, ничто и никогда уже не будет по-прежнему. Этого дома вы больше не увидите. Так что в этом смысле – нет.
– Но я буду с Итаном. Наша семья будет вместе.
– Да.
Тереза двинулась вверх по лестнице разбудить сына. Может, дело в изнеможении, может, в чувствах, но все казалось совершенно ирреальным. Словно воздух пропитан электричеством. В закоулках сознания внутренний голос криком кричал, что она дура. Что ни один человек в здравом рассудке даже рассматривать не станет подобное предложение. Но пока Тереза достигла второго этажа и двинулась по коридору к комнате Бена, то уже признала, что рассудок покинул ее, что ее действия не опираются ни на логику, ни на здравый смысл. Она сломлена и одинока, а сверх всего так тоскует по мужу, что даже сомнительная возможность жить с ним – воссоединить семью – заслуживает того, чтобы списать все остальное со счетов.
Присев на кровать Бена, Тереза потрясла его за плечо.
Мальчик пошевелился.
– Бен, – сказала она. – Проснись.
Зевнув, он потер глаза. Тереза помогла ему сесть.
– Еще темно, – заметил сын.
– Знаю. У меня для тебя сюрприз.
– Правда?
– Внизу сидит человек. Его зовут мистер Пилчер. Он доставит нас к папе.
В мягком свете ночника, стоящего у кровати, она увидела, как лицо Бена просияло.
Ее слова озарили его, как яркий луч солнца, туман сонливости быстро растаял, взгляд стал бодрым и живым.
– Папа жив? – спросил он.
Она даже сама не знала, верит ли в это до конца.
Как там выразился Пилчер?
Прыжок в неизвестность.
– Да. Папа жив. Пойдем. Тебе нужно одеться.
Тереза с Беном сели напротив Пилчера.
Улыбнувшись мальчику, тот протянул руку и
сказал:
– Меня зовут Дэвид. А тебя?
– Бен.
Они обменялись рукопожатием.
– Сколько тебе лет, Бен?
– Семь.
– О, очень хорошо. Мама объяснила тебе, зачем я здесь?
– Она сказала, что вы отвезете нас к моему папе.
– Совершенно верно. – Взяв крохотные флакончики, Пилчер протянул их Терезе. – Пора. Вытаскивайте пробки. Бояться вам нечего, вам обоим. Потребуется сорок пять секунд с момента, когда вы это проглотите. Эффект будет внезапным, но ничего неприятного. Дайте Бену флакон с меньшей дозой, а потом примите свою.
Защипнув пробки ногтями, Тереза раскупорила оба пузырька.
В воздух вырвался сильный, незнакомый химический запах.
Он-то и придал всему происходящему ощущение реальности, вышиб ее из состояния изнеможения, руководившего ее действиями последние несколько часов.
– Погодите, – встрепенулась Тереза.
– Что-то не так? – спросил Пилчер.
Каким местом она думала, черт возьми? Итан убил бы ее за такое. Если бы речь шла только о ней, еще куда ни шло, но рисковать сыном?!
– В чем дело, мама?
– Мы не будем этого делать, – отрезала она, втыкая пробки обратно и ставя флакончики обратно на журнальный столик.
Пилчер воззрился на нее через столик.
– Вы в этом абсолютно уверены?
– Да. Я… я просто не могу.
– Понимаю. – Пилчер забрал флаконы.
Когда он встал, Тереза поглядела на Бена. В глазах мальчика заискрились слезы.
– Ступай в постель.
– Но я хочу увидеть папу!
– Поговорим об этом после. Ступай. – Тереза снова обернулась к Пилчеру: – Прошу проще…
Слова застряли у нее в горле.
Пилчер прижал к лицу прозрачную кислородную маску с тонкой трубочкой, уходящей под пиджак. В другой руке он держал аэрозольный баллончик.
– Не надо, умоляю… – вскрикнула Тереза.
Из сопла вырвалось облако мельчайшего тумана.
Она попыталась задержать дыхание, но уже ощутила на кончике языка вкус жидкого металла с оттенком сладости. Туман лип к коже. Тереза чувствовала, как поры впитывают его. Он был во рту – куда холоднее комнатной температуры, будто ручеек жидкого азота, льющийся прямо в горло.
Охватив Бена руками, она попыталась встать, но ног уже не было.
Посудомоечная машина остановилась, и в доме воцарилась абсолютная тишина, не считая барабанящего по крыше дождя.
– Вы послужите настолько высокой цели, что даже и помыслить о такой не могли, – заявил Пилчер.
Тереза пыталась спросить, что он имеет в виду, но рот ее словно обратился в ледышку.
Цвета будто утекли из комнаты – все распадалось до различных оттенков серого – и теперь Тереза ощутила непреодолимую тяжесть, навалившуюся на веки.
Тельце Бена уже обмякло, его туловище простерлось у нее на коленях, и Тереза поглядела на Пилчера, теперь улыбнувшегося ей сквозь кислородную маску и померкшего вместе со всеми остальным, погрузившись во тьму.
Вытащив из пальто рацию, Пилчер проговорил в микрофон:
– Арнольд, Пэм, я вас жду.
Глава 07
– Итан, мне нужно, чтобы вы расслабились. Вы меня слышите? Перестаньте сопротивляться.
Сквозь туман Итан различил голос – психиатр.
Он тужился открыть глаза, но все усилия дали лишь щелочки света.
Дженкинс взирал на него сквозь свои очки в металлической оправе, и Итан снова попытался шевельнуть руками, но они были то ли сломаны, то ли связаны.
– Ваши запястья прикованы к перилам вашей кровати, – сообщил Дженкинс. – Приказ шерифа. Не тревожьтесь, но у вас тяжелый диссоциативный эпизод.
Итан открыл рот, тотчас же ощутив сухость языка и губ, будто обожженных жаром пустыни.
– Что это означает? – спросил.
– Это означает, что у вас распад памяти, сознания и даже личности. Реальную озабоченность тут вызывает то, что повлечь это могла автомобильная катастрофа, и эти симптомы являются следствием кровоизлияния в мозг. Вас готовятся везти на операцию. Вы понимаете, что я говорю?
– Я не согласен, – проговорил Итан.
– Простите?
– Я не даю согласия на операцию. Я хочу, чтобы меня доставили в больницу в Бойсе.
– Это слишком рискованно. Вы можете умереть по дороге туда.
– Я хочу убраться из этого города сию же секунду.
Дженкинс исчез.
Сверху в лицо Итану бил ослепительный свет.
– Сестра, успокойте его, пожалуйста, – донесся голос Дженкинса.
– Этим?
– Нет, тем.
– Я не сумасшедший, – произнес Итан.
Он почувствовал, как Дженкинс похлопывает его по руке.
– Никто и не говорит, что вы сумасшедший. Просто у вас рассудок разладился, и нам нужно его поправить.
В поле зрения Итана появилась склонившаяся медсестра Пэм.
Красивая, улыбающаяся. И было в ее присутствии нечто утешительное, хотя, может быть, дело в банально знакомом лице, но Итан все равно уцепился за это чувство.
– Боже мой, мистер Бёрк, выглядите вы просто ужасно. Ну-ка, давайте-ка мы постараемся, чтобы вам было капельку получше, ладушки?
Игла была просто-таки циклопическая, большей Итан еще не видел, и с конца ее падали серебристые капельки лекарства, содержащегося в шприце.
– Что там? – спросил Итан.
– Просто такое средство, чтобы укрепить наши расшалившиеся нервишки.
– Не хочу.
– Теперь лежите тихонечко.
Она постучала по медиальной подкожной вене на внутренней стороне его правой руки, а Итан напружинился так, что пальцы от стальных браслетов онемели.
– Я не хочу.
Медсестра Пэм подняла глаза, а потом склонилась настолько близко к лицу Итана, что он ощущал кончики ее ресниц, когда она моргала. Почуял ее помаду и с близкого расстояния разглядел чистую изумрудную ясность ее глаз.
– Лежите тихонечко, мистер Бёрк, – улыбнулась она, – или я вгоню эту херовину прямо вам до кости.
Похолодев от этих слов, Итан принялся извиваться еще энергичнее под лязг цепочек наручников о перила.
– Даже не прикасайтесь ко мне, – яростно просипел он.
– А, значит, вы не хотите так играть? – спросила медсестра. – Ладушки.
Все с той же лучезарной улыбкой она перехватила шприц, теперь держа его, как нож, и не успел Итан сообразить, что она затевает, вонзила иглу сбоку в его большую ягодичную мышцу, погрузив ее по самый шприц.
Оставив по себе неутихающую пронзительную боль, медсестра неспешно подошла через палату к психиатру.
– Не попали в вену? – поинтересовался Дженкинс.
– Слишком много дергался.
– И через сколько же он отключится?
– Минут через пятнадцать от силы. Операционная для него готова?
– Ага, везите его. – Уже пятясь к двери, Дженкинс адресовал свою последнюю реплику Итану: – Я наведаюсь для осмотра, когда вас закончат резать и сшивать. Удачи, Итан. Мы вас поставим на ноги.
– Я не согласен, – бросил Итан, вложив в это всю силу, какую смог собрать, но Дженкинс уже вышел из палаты.
Через заплывшие глаза Итан следил за перемещением медсестры Пэм к изголовью его каталки. Она ухватилась за перила, и каталка пришла в движение; одно из передних колесиков со скрипом завихлялось по линолеуму.
– Почему вы не уважаете мою волю? – Итан старательно контролировал голос, решив испробовать более деликатный подход.
Не отвечая, она просто покатила его дальше – из палаты в коридор, все такой же пустынный и тихий, как и прежде.
Увидев приближение поста медсестры, Итан приподнял голову.
Все без исключения попадавшиеся по пути двери были закрыты, ни лучика света не пробивалось ни из-под одной.
– На этом этаже больше никого, так ведь? – спросил Итан.
Медсестра насвистывала мотивчик под ритм скрипучего колесика.
– Зачем вы так со мной? – спросил он, и в его голосе прозвучала отнюдь не фальшивая нотка отчаяния, исходившая прямо из родника ужаса, забившего в районе солнечного сплетения с силой, нарастающей что ни миг.
Посмотрел на нее – под странным углом из своего лежачего положения видя нижнюю сторону ее подбородка, губы, нос, мелькающие мимо потолочные панели и длинные люминесцентные лампы.
– Пэм, – проговорил он. – Пожалуйста. Поговори со мной. Растолкуй мне, что происходит.
Она не удостоила его даже взглядом.
Миновав пост медсестры, Пэм отпустила каталку, позволив ей проехать по инерции еще немного и остановиться, и подошла к двустворчатым дверям в торце коридора.
Итан бросил взгляд на табличку над ними.
ОПЕРАЦИОННАЯ
Одна из створок распахнулась, и оттуда вышел мужчина в синем хирургическом костюме с уже натянутыми на руки латексными перчатками.
Маска на лице скрывала все черты, кроме пары спокойных, проницательных глаз, цветом почти идеально соответствующих костюму.
– Почему он еще бодрствует? – тихим, спокойным голосом спросил он у медсестры.
– Слишком сопротивлялся. Не могла попасть в вену.
Хирург бросил взгляд на Итана.
– Ладно, оставьте его здесь, пока не отключится. Сколько это еще займет, как по-вашему?
– Десять минут.
Коротко кивнув, он направился обратно в операционную, толкнув дверь плечом, всей фигурой выражая агрессию и злость.
– Эй! – окликнул его Итан. – Я хочу с вами поговорить!
Через несколько секунд двери распахнулись, и взору Итана открылась вся операционная целиком…
Операционный стол в центре комнаты в окружении больших, ярких ламп.
Рядом металлическая тележка на колесиках с целым арсеналом хирургических инструментов.
Все чистое, сверкающее, аккуратно выложенное на стерильную салфетку.
Скальпели всех размеров.
Пилы для костей.
Щипцы и пинцеты.
Инструменты, названий которых Итан не знал, но напоминающие электроинструмент.
За секунду до того, как створки сомкнулись снова, он увидел, как хирург, остановившись перед тележкой, извлек из чехла дрель. Поглядев на Итана, нажал несколько раз на спуск дрели, наполняя операционную ее тонким визгом.
Грудь Итана под больничной сорочкой порывисто вздымалась, он почувствовал, как участившийся пульс ухает бас-барабаном. Оглянувшись на пост медсестры, заметил, как Пэм скрывается за углом.
На миг он остался в коридоре один.
Ни звука, кроме лязга скальпелей и медицинского оборудования по ту сторону двустворчатых дверей. Утихающая поступь медсестры. Гул люминесцентной лампы прямо над ним.
Безумная мысль – а что, если он и вправду сумасшедший? Что, если хирург в этой операционной вскроет его и действительно поправит? Исчезнет ли все это тогда? Утратит ли он эту личность? Станет ли другим человеком в мире, где его жены и сына даже не существует?
Он исхитрился сесть.
В голове гудело, она шла кругом, став большой и неповоротливой, но это вполне могло быть следствием побоев от рук шерифа Поупа.
Итан поглядел на запястья обеих рук, прикованные наручниками к металлическим перилам каталки.
Подергал браслеты, цепочки натянулись, кисти рук посинели.
Мука мученическая.
Он ослабил напряжение и дернулся назад достаточно сильно, чтобы сталь браслетов впилась в запястья. На левом наручник рассек кожу, забрызгав простыню кровью.
Ноги свободны.
Перебросив правую через боковые перила, он напрягся изо всех сил, стремясь дотянуться до стены, но не достал на целых три дюйма.
Откинувшись обратно на каталку, Итан холодным, пристальным взором впервые поглядел на то, в какой глубокой и темной жопе оказался – накачан наркотиками, скован, и его вот-вот покатят в операционную, где сотворят с ним бог знает что.
Он вынужден был признать, что когда в последний раз очнулся в больнице и беседовал с доктором Дженкинсом, то прошел через полосу неуверенности в себе, недоумения, страха, что, быть может, действительно получил какую-то травму, сказавшуюся на нем неврологически.
Исказившую его восприятие людей, пространства и времени.
Потому что все происходящее в Заплутавших Соснах – полнейшая бессмыслица.
Но эти последние несколько минут – социопатическое поведение медсестры Пэм, их нежелание внять его отказу от хирургического вмешательства – стали подтверждением: он в полном порядке, если закрыть глаза на тот факт, что жители этого городишки хотят причинить ему вред.
Он уже пережил немало страха, ностальгии и безысходности с момента прибытия в Заплутавшие Сосны, но сейчас рухнул на дно бездны полнейшего отчаяния.
Вполне может быть, по ту сторону этих дверей его подстерегает смерть.
Больше никогда не увидеть Терезу. Никогда не увидеть сына.
Одной лишь возможности подобного было достаточно, чтобы слезы навернулись на глаза, потому что он их подвел. Подвел их обоих в очень многих отношениях.
Своим физическим отсутствием. Своим эмоциональным отсутствием.
Подобная степень ужаса и раскаяния до сих пор коснулась его лишь однажды в жизни – Аашиф и голанские трущобы.
Линчи.
Теперь страх начал пожирать его целиком, притупляя способность перерабатывать информацию и адекватно реагировать.
А может, дело в наркотике, наконец-то прорвавшемся через гематоэнцефалический барьер и захватившем контроль?
Он думал: «Боже, только бы не сломаться сейчас. Надо сохранить контроль».
Услышал скрежещущий визг дверей лифта, открывающихся позади него, затем приближение мягких, быстрых шагов.
Попытался вывернуть шею, чтобы увидеть подходящего, но когда это удалось, каталка уже пришла в движение – кто-то катил его назад, к лифту.
Он уставился на красивое, знакомое лицо, и выпуклые скулы тотчас воспламенили искорку узнавания. В его нынешнем состоянии потребовалось добрых пять секунд, чтобы опознать в ней пропавшую барменшу из паба.
Докатив его до кабины лифта, она не без труда загнала каталку внутрь.
Надавила одну из кнопок.
Лицо ее осунулось и побледнело, с надетого на ней темно-синего пончо на пол капала вода.
– Давай же, давай. – Она все давила пальцем на горящую кнопку B.
– Я вас знаю, – проговорил Итан, но все никак не мог припомнить ее имени.
– Беверли. – Она улыбнулась, но явно была вся на нервах. – Так и не получила обещанные громадные чаевые. Господи, вид у вас ужасный.
Двери начали закрываться – очередной длинный, стенающий вереск, хуже, чем железом по стеклу.
– Что со мной происходит? – спросил он, пока шкивы тужились опустить кабину.
– Вас пытаются повредить в уме.
– Зачем?
Приподняв пончо, она выудила из заднего кармана джинсов ключ от наручников.
Пальцы ее дрожали.
Потребовалось три попытки, прежде чем она в конце концов попала ключом в скважину.
– Зачем? – повторил Итан.
– Поговорим об этом, когда будем в безопасности.
Браслет со щелчком открылся.
Сев, Итан выхватил ключ у нее из руки, взялся за второй.
Читать бесплатно другие книги:
