Сосны. Город в Нигде Крауч Блейк
Сотни и сотни.
– Что это? – спросил Итан, не без труда поднимаясь на ноги.
Беверли уже сражалась с дверью, открывая ее под скрежет петель, а затем в склеп ворвалась волна холодного воздуха, и шум внезапно стал громче.
Итан понял, что это.
Голоса пяти сотен дисковых телефонов, сработавших одновременно, наполняя долину заливистым, зловещим звоном.
– О боже! – выдохнула Беверли.
– Что происходит?
– Вот так и началось в ту ночь, когда погиб Билл.
– Не понимаю.
– В эту секунду звонит каждый телефон в каждом доме Заплутавших Сосен. Людям приказывают найти и убить вас.
Итан собрался с духом, чтобы принять обрушившуюся информацию, но лишь смутно осознавал, что должен обосраться с перепугу, понимал это умом, но страха не чувствовал; его рассудок уже отгородился, соскальзывая в адреналиновое онемение режима выживания, испытанного несколько раз в жизни, когда невезение заставило его заглянуть смерти в лаза. Для посторонних, тщетных мыслей или эмоций попросту нет места. Вся энергия собрана и направлена на усиление единственной вещи, способной сохранить ему жизнь, – сенсорного восприятия.
– Выброшу чип и спрячусь здесь, – сказал он. – Пережду.
– В Заплутавших Соснах живет чуточку больше пятисот человек, и все они до единого будут вас искать. По-моему, рано или поздно один из них войдет в эту дверь, и когда это произойдет, вам лучше быть отсюда подальше.
Выхватив фонарик у нее из рук, Итан включил его и захромал к дорожной сумке.
– Что здесь? – спросил, опускаясь рядом с ней на корточки.
– Одежда для вас. Обувь. Размер пришлось прикидывать на глазок.
– Оружие?
– Увы. Не смогла нарыть.
Итан принялся вытаскивать вещи – черная футболка с длинными рукавами, черные джинсы, черные туфли, две дюжины бутылок воды…
– Выключите свет! – зашипела на него Беверли.
Итан повиновался.
– Уходите сейчас же, – бросила она. – Они приближаются.
– Дайте мне только одеться и…
– Они уже на кладбище. Я вижу их фонари.
Оставив все раскиданным по полу, Итан доковылял до железной двери. Увидел во тьме четыре пятнышка света, виляющие среди надгробий. Вроде бы в нескольких сотнях футов, хотя в такую погоду оценить расстояние – задача не из легких.
Телефоны смолкли.
– Вам нужно найти реку на юго-западной окраине, – прошептала Беверли Итану на ухо. – Мы с Биллом собирались уходить этим путем. Это единственное направление, которое я не подвергла тщательному исследованию. Билл немного прошел в ту сторону и считал, что путь выглядит многообещающе.
– Где встретимся?
– Просто доберитесь до реки и идите против течения. Я вас найду.
Натянув на голову капюшон пончо, Беверли покинула мавзолей и бегом скрылась в ночи; звук ее шагов становился все тише и вскоре затерялся в шелесте непрестанного дождя.
Итан помешкал на пороге, переключая внимание то на приближающиеся огни, то на непроглядную темень склепа, прикидывая, есть ли у него в запасе две минуты на одевание и сбор припасов, или пора просто уходить.
Лучи света приближались, все четыре двигались примерно в направлении мавзолея, и уже начали доноситься голоса.
Решай же, черт возьми!
Он все мешкал, теряя драгоценные секунды.
Если они доберутся до тебя, пока ты в склепе, ты покойник. Тут нет выхода, а они доберутся сюда быстрее, чем ты успеешь одеться.
Он побежал.
Одетый лишь в больничную сорочку, без ботинок, шелестя босыми стопами по траве и чавкая по холодной грязи.
Под хлещущим дождем.
Больной.
Терзаемый холодом.
Задняя поверхность левого бедра криком кричала с каждым сокращением мышцы.
Отключив все это от сознания – страх, боль и холод, – он рванул среди сосен, виляя среди надгробий.
Четыре пятнышка света позади него вроде бы не заметили его ухода, продолжая сближаться по траекториям, сходящимся на мавзолее.
В почти полной темноте дезориентация просто ошеломляла. Итан даже не догадывался, куда направляется – на север или на юг, к городу или прочь, но продолжал бежать, пока не достиг каменной стены, образующей ветхую границу кладбища.
Вскарабкавшись, сел, упершись ладонями в колени, улучив минутку, чтобы перевести дыхание и поглядеть туда, откуда прибежал.
Еще огни.
Как минимум полдюжины вдобавок к первоначальным четырем, и с каждой секундой позади них появляются все новые – настоящая армия светлячков, выныривающих из тьмы и дружно устремляющихся к нему, и темп их подпрыгивания внушил Итану страх, что они бегут.
Он выронил микрочип на каменную стену. Потом перекинул ноги на другую сторону и спрыгнул, скривившись от пронзительной боли в левом бедре. Но, игнорируя ее, устремился на поле скошенной травы.
С противоположной стороны поблескивал игровой комплекс детской площадки, и капли дождя вспыхивали в свете уличного фонаря над ней.
А дальше, в рощице темных сосен – еще огни, еще голоса.
Кто-то на кладбище крикнул, и хотя Итан не понял, в его ли адрес, крик этот подстегнул его.
Приближаясь к качелям и горке, он сообразил, где находится, и журчание бегущей воды, перекрывающее шелест дождя и грохот сердца Итана, подтвердило это.
Слева, невидимый в темноте, находится травянистый берег, где он впервые очнулся в Заплутавших Соснах пять дней назад.
И река.
Он уже было внес курсовую поправку, чтобы направиться туда, но тут в том месте, где, по его прикидкам, находился берег, вспыхнул огонек.
Итан метнулся мимо горки, продрался сквозь кустарник зеленой изгороди, окативший его дождевой водой и едва не содравший с плеч тонкую больничную сорочку, и ступил на улицу.
Сорочка свисала с шеи клочьями, как располосованный плащ.
Итан сорвал ее, отчаянно нуждаясь в кислороде – не хватило бы и доброй минуты глубоких вдохов, но времени останавливаться, чтобы наполнить легкие, попросту не было.
Огни с кладбища, реки и сосен в северном конце парка сошлись на этом открытом поле в светящийся рой, двинувшийся к нему, словно единое существо, в сопровождении гомона голосов, упоенных головокружительным ликованием погони.
В крови Итана забурлила свежая доза адреналина.
Колотя пятками грязных ног по мокрой мостовой, он нагим припустил посреди улицы с лицом, залитым дождем.
И осознал, что его цель сместилась.
Надо забыть о реке и найти какое-нибудь укрытие, чтобы пересидеть это безумие. Неизвестно, сколько человек его преследуют, сколько уже видят его, но если и дальше бегать по городу голышом, пиши пропало.
– Вон там! – раздался басовитый крик.
Оглянувшись, Итан заметил три тени, выскочившие из большого викторианского дома – бежавший впереди мужчина скатился по ступеням, пронесся через передний двор и перемахнул белый штакетник забора с изрядной грацией, пока его спутники толклись у калитки, возясь со щеколдой.
Барьерист, одетый во все черное, приземлился на тротуар, не сбавляя шага, и только наддал ходу. Держа в руке мачете, чей мокрый клинок сверкал в свете его налобного фонаря, он бежал во весь дух, тяжело дыша, и голос в голове Итана бесстрастно проговорил с гробовой невозмутимостью сенатора, беспардонно затягивающего время принятия закона чтением телефонного справочника в три часа ночи:
Этот человек, в пятидесяти ярдах позади, вооружен и настигнет тебя.
И что же ты намерен предпринять?
Глава 10
Это чердачное окно – самое высокое в доме.
Каплевидное, под свесом крыши, защищающим стекло от дождя.
Уже поздно, темно, и шелест дождя по жестяной кровле над головой в любую другую ночь казался бы умиротворяющим.
Покойным.
Навевающим сон.
Ее телефон не зазвонил вместе с другими, и за это она чувствовала благодарность.
Она молилась, чтобы от нее не ждали участия в этом, и это подтверждение – иллюзорное утешение посреди этого кошмара.
С высоты своего наблюдательного пункта на третьем этаже она видит фонари, вспыхивающие по всей долине, будто огни большого города, пробуждающегося к жизни. Сотни. Самые далекие – не более чем искорки света под проливным дождем. Другие достаточно близки, чтобы виднелись отдельные конусы света, пробивающиеся сквозь туман, начинающий скапливаться в переулках и низинах.
И когда он появляется перед взором, сердце у нее замирает.
Обнаженный.
Бледный.
Бегущий, словно призрак, посреди улицы, преследуемый троицей одетых в черное мужчин с мачете.
Она знала, что дело идет к этому, думала, что подготовилась к этому, насколько могла, но увидев его во плоти – его страх, его панику, его отчаяние, – была вынуждена прикусить губу, чтобы не окликнуть его.
Я наблюдаю его казнь.
Итан скрывается из виду, устремившись к зданиям, выстроившимся вдоль Главной улицы, и осознание прошивает ее, как заряд картечи сразу из двух стволов в грудь: она видит его в последний раз, потому что не пойдет в дом на Первой авеню, чтобы лицезреть то, что от него останется, увидеть, как изувечили ее мужа, отца ее сына.
Все больше людей наводняют улицы, целыми толпами поголовно мчась по направлению к Главной.
Несмотря на унылую погоду, царит карнавальная атмосфера, все чаще и чаще попадаются на глаза костюмы – несомненно, приготовленные заранее.
Хотя никто никогда не заговаривает о красном дне, она знает, что некоторые вожделеют по звонкам телефонов.
Ради возможности сорваться с цепи в самые глухие часы ночи.
Пустить кровь.
В прошлый раз они с Беном присоединились к шабашу – будто у них был выбор – и хотя и не проникли в око бури, на деле забившей Билла Эванса до смерти, периферия их все-таки захватила.
Она собственными ушами слышала его вопли и мольбы посреди маниакального гогота и глумления толпы.
После весь город гулял на Главной улице до рассвета – алкоголь лился рекой, фейерверки взрывались, все плясали, пели, пировали – и хотя она не могла сдержать омерзения перед всем этим, дух бесспорного единства витал над толпой, напоив сам воздух, будто электричество.
Все обнимались.
Ликовали.
Ночь человечности со всеми ее пороками, радостью и безумием.
Празднество в аду.
За ее пять лет в Заплутавших Соснах было всего четыре красных дня.
Сегодня будет пятый.
Тереза утирает лицо и отворачивается от окна.
Тихонько пробирается по скрипучим доскам пустого чердака, осторожно выбирая, куда ступить. Если она разбудит Бена и он увидит, что красный день в разгаре, то захочет выйти на улицу, присоединиться.
Она спускается по раздвижной чердачной лестнице, складывает ее и вместе с люком убирает обратно в потолок.
Так странно стоять на втором этаже этого тихого дома, учитывая, что происходит снаружи.
Пройдя по коридору, останавливается у открытой двери комнаты Бенджамина.
Он спит.
Двенадцать лет, и с каждым днем все больше и больше походит на отца.
Глядя на него, она гадает, станет ли Итан кричать, когда его наконец настигнут.
Услышит ли она его?
И если да, сможет ли это вынести?
Порой все кажется совершенно нормальным, словно всегда так и было, но бывают мгновения, когда подспудное напряжение вопросов, задавать которые она больше себе не позволяет, грозит вырваться, сокрушив ее, как античный хрусталь.
Скоро на Главной улице загремит музыка, и не исключено, что это разбудит сына.
Бен захочет узнать, что происходит, и тут уж ему не солжешь.
Не подсластишь пилюлю.
Он слишком умен для этого.
А она чересчур его уважает.
Что же ему сказать?
И более трудный вопрос…
Неделю спустя, проснувшись посреди ночи в одиночестве темной спальни, лишенная возможности когда-либо свидеться с мужем снова…
Что она скажет себе?
Глава 11
Итан ринулся через следующий перекресток. Каждый раз, когда он оглядывался, огней позади становилось все больше, но его ближайший преследователь-барьерист – проблема более неотложная. Тот вырвался далеко вперед своих более тихоходных компатриотов, и Итану показалось, что он выглядит знакомо – лысая голова, громадные очки в серебристой оправе… И когда тот сократил разрыв до тридцати футов, Итан сообразил, кто это – тот самый козлина-провизор, у которого он пытался купить аспирин два дня назад.
Главная улица замаячила в одном квартале впереди, через двух– и трехэтажные дома начала перекатываться волна муторного шума – взбудораженный гомон собирающейся толпы.
Ни в коем случае нельзя бежать нагишом по Главной улице.
Но при нынешнем темпе, если не изменить траекторию, именно это в ближайшие двадцать секунд и произойдет.
От Главной Итана отделяла лишь одна улица, даже не улица – всего лишь переулочек с односторонним движением, вклинившийся позади ряда зданий. Последний впрыск подстегнутого яростью адреналина пришел с осознанием, что если, свернув за угол в этот переулок, он наткнется хоть на кого-нибудь – на кого угодно, – то он спекся.
Зарублен насмерть помавающим мачете провизором.
Миленькая кончина.
К улице примыкал одноэтажный гараж, и Итан прикинул, что угол здания, когда он свернет, скроет его от взгляда фармацевта секунды на две.
Если только в переулке его не поджидает толпа, этого будет вполне достаточно.
До сих пор Итан несся строго посередине улицы, но теперь настал момент сделать свой ход.
Он вильнул вправо, метнувшись поперек скользкой от дождя мостовой.
Только бы не упасть!
Пересек полоску травы, затем тротуар, затем снова траву и, уже подбегая ко входу в переулок, сообразил, что даже не знает, что собирается предпринять.
Некогда планировать. Просто реагируй.
По близости шагов преследователя он прикинул, что провизор отстал шагов на шесть.
Затем ринулся в переулок.
С бетона на землю.
Темней.
Туман, подцвеченный вонью мокрого мусора.
Не увидел никого в непосредственной близости, кроме пары фонариков в нескольких сотнях футов дальше, вихляющих в его направлении.
Итан выбросил обе ноги в сторону параллельно, словно при торможении боком на лыжах, погасив инерцию, направленную вперед, настолько внезапно, что ощутил, как ускорение пытается послать его дальше кубарем.
Восстановил равновесие и ринулся обратно по прежнему пути, разгоняясь прямиком к углу здания.
Будь там. Будь там. Будь там.
Столкновение получилось чудовищное, лоб Итана врезался в нижнюю челюсть провизора с такой зубодробительной мощью, что инерция оторвала Итана от земли на добрых полсекунды.
Он вскочил снова с залитым кровью лицом.
Оглушенный фармацевт сидел, выплевывая на дорогу зубы.
Удар так перетряхнул мозги, что Итану потребовались две секунды, чтобы сообразить, что длинный металлический предмет, лежащий на мостовой, – мачете противника.
Наклонившись, он поднял его, и в эту секунду преследователь поднял на него глаза, полные ужаса осознания, что вот-вот произойдет, и этот взгляд привел Итана в чувство куда эффективнее, чем целое ведро нашатырного спирта.
Он охватил пальцами углубления в рукоятке мачете, обернутой техническим скотчем для улучшения сцепления под дождем.
Провизор вскинул руки в тщетной попытке загородиться от того, что рукой не удержишь.
Сделав ложный выпад, Итан нанес удар ногой в лицо, пяткой сокрушив разбитый нос провизора и послав его голову назад с такой силой, что она ахнулась затылком о мостовую с хрустом ломающегося черепа.
Испустив стон, тот замер неподвижно, но двое его друзей уже приближались – подоспеют через десять секунд, – а за ними, отстав на квартал, целая армия фонариков, будто стадо скота, перегоняемого по улице, топот множества ног по мокрой мостовой, звучащий все громче и громче.
Метнувшись обратно в переулок, Итан с облегчением обнаружил, что пара огоньков, виденных прежде, скрылась.
Он побежал, отчаянно стараясь выжать из этого краткого промежутка невидимости как можно больше.
Двадцатью шагами дальше оказался рядом с контейнером для мусора, и ни секунды не колебался.
Нырнув за него, бросился на землю и пополз, плотно вклинившись в щель между металлом и кирпичной стеной здания, у которого стоял контейнер.
Он не слышал ничего, кроме грохота собственного сердца и своего пыхтения на собачий лад; пот и кровь заливали лицо, попадая в глаза; он трясся от холода, хотя мышцы его пылали от лактата, словно он только что налетел на стенку на марафоне[15].
Шаги пронеслись по ту сторону контейнера прочь, и звук их, становящийся все тише и тише, ласкал слух, как музыка.
Лицо Итана щекой прижималось к земле, и в нее впивались грязь, осколки стекла и камешки.
Дождь барабанил ему по спине, собираясь вокруг него в лужицы и с каждой каплей прошивая его дрожью.
Он мог бы пролежать там всю ночь и изрядную часть следующего дня.
Подымай свою задницу. Нельзя позволить себе закоченеть.
Упершись ладонями в мокрый гравий, Итан поднялся на четвереньки.
Пятясь, выбрался из щели между контейнером и зданием и секунду посидел рядом на корточках, прислушиваясь.
Отдаленные голоса.
Отдаленные шаги.
Суматоха на Главной.
Но в опасной близости – ни звука.
Он встал, оглянувшись на вход в переулок, и увидел, что толпа бегом движется мимо, взбираясь по улице навстречу тому, что происходит на Главной.
Держась поближе к кирпичной стене, Итан двинулся в противоположном направлении, в туманную тьму переулка.
Тридцатью футами дальше в кирпиче разрыв – деревянная дверь.
Оглянулся на мусорный контейнер, на улицу позади.
Теперь кто-то приближался – луч света обметал переулок от стены до стены под хруст гравия под подошвами.
Итан рывком открыл дверь, и свет изнутри, упав в переулок, озарил туман призрачной диффузной полосой.
Он проскочил через порог на ярко освещенную лестничную площадку, рванул дверь, закрывая ее за собой, и обернулся, чтобы запереть замок.
Цилиндр был высверлен и забит металлической болванкой.
Не запрешь.
Итан взбежал по узкой лестнице, чувствуя боль, прошивающую левую ногу от напряжения на каждом шагу.
Когда он добрался до площадки второго этажа, дверь со стороны переулка с грохотом распахнулась.
Оглянувшись сверху, Итан увидел крупного мужчину в мокром желтом пончо с фонариком в одной руке и мясницким ножом – наверное, взятом на собственной кухне, – в другой.
Глаза мужчины скрывались в тени капюшона, но сжатые зубы и крепкие руки, особенно стиснувшая нож, не выдавали ни малейших переживаний.
Перескочив лестничную площадку, Итан понесся вверх по следующему пролету под топот ботинок, загрохотавший в лестничном колодце.
На площадке третьего этажа он влетел в дверь.
Коридор – тихий, пустынный, тускло освещенный.
На стенах через каждые двадцать футов – бра, напоминающие старинные фонари.
На каждой двери – бронзовые цифры.
Многоквартирный дом?
Итан услышал шаги, приближающиеся по лестнице.
Ринулся по коридору, пробуя по пути ручку каждой двери.
Заперто.
Заперто.
Заперто.
Заперто.
Понимая, что в любую секунду дверь с лестницы распахнется.
Заперто.
Заперто.
Седьмая проверенная дверь – номер девятнадцать – подалась.
Сжав мачете покрепче на случай, если кто-то подстерегает с другой стороны, Итан приоткрыл дверь толчком пальцев ноги.
Маленькая, темная квартирка.
Вроде бы пустая.
Скользнув внутрь, он закрыл ее дверь в самый миг, когда дверь с лестничной площадки распахнулась от удара кулака.
Читать бесплатно другие книги:
