Сосны. Заплутавшие Крауч Блейк
Итан посмотрел на свою фуфайку – все еще влажную, с полосами грязи, порванную в нескольких местах.
– Я шел домой, чтобы привести себя в порядок, когда меня перехватил Маркус.
– Я рада, что он это сделал. – Пэм улыбнулась. – Ты мне нравишься грязным.
Когда они добрались до жилища Пилчера, Пэм схватила Итана за руку и удержала в кабине лифта.
– Я случайно увидела тебя и Терезу во время вашей полуночной прогулки по городу нынче ночью, – прошептала она, приблизив губы к его уху. – Ох, не делай такое лицо. Я никому не рассказала. Пока. Просто хочу дать тебе знать, что теперь ты принадлежишь мне.
Пилчер показал Итану и Пэм на круглый стеклянный стол на краю безукоризненно чистой кухни. Его личный повар уже трудился над завтраком – запах яиц с беконом и ветчиной витал над большой кухонной плитой «Викинг».
– Доброе утро, Тим, – сказал Пилчер.
– Доброе, сэр.
– Не будешь ли ты так добр принести кофе? И заодно можешь принять наши заказы. Нас будет трое.
– Конечно.
Свет, льющийся через окно рядом со столом, был серым и мрачным.
– Я слышал, что минувшей ночью шел снег, – сказал Пилчер.
– Просто снежная пыль, – отозвался Итан.
– Похоже, каждый год первый снег идет все раньше. А ведь всего лишь август.
Молодой гладко выбритый мужчина в форме шеф-повара вышел из кухни, неся поднос с тремя фарфоровыми чашками и большой кофеваркой.
Он поставил ношу на стекло и осторожно нажал на поршень.
Налил каждому по чашке.
– Я знаю, что Пэм и мистер Пилчер пьют черный. А вы, шериф? Могу я предложить вам сливки и сахар?
– Нет, спасибо, – ответил Итан.
Пахло хорошим кофе.
И на вкус этот кофе был неизмеримо лучше, чем тот, который подавали в городе. Он был таким, каким Итан помнил его в Сиэтле.
– Вчера вы так гордились бы нашим шерифом, Дэвид, – сказала Пэм.
– Да? А что он сделал?
– Он посетил Уэйна Джонсона. Это твоя первая интеграция, верно, Итан?
– Да.
– У мистера Джонсона сейчас трудный период, он задает нелегкие вопросы, которые задают все. Итан идеально с этим справился.
– Рад слышать, – сказал Пилчер.
– Я как будто наблюдала за первыми шагами нашего малыша. Как же это было прекрасно!
Тим принял их заказы и вернулся на кухню.
– Итак, мы умираем от нетерпения. Ждем, когда вы все расскажете о вашей ночи, Итан.
Бёрк уставился на пар, поднимающийся от его кофе. Он угодил в переплет. Если этот человек способен на убийство собственной дочери, что он сделает с шерифом и его семьей, если Итан откажется назвать имена?
Но если он все выложит, то подпишет Кейт смертный приговор.
Немыслимый выбор.
И как будто всего этого мало – Пэм знала о том, что он вырезал у Терезы чип.
– Итан, расскажите нам обо всем, что вы видели.
Даже под угрозой смерти Алисса сумела не выдать имена, но, без сомнения, рассказала правду своему отцу или Пэм. Она сказала, что группа Кейт не представляет собой опасности. Не планирует устроить революцию. Что эти люди просто встречаются для того, чтобы пережить несколько моментов свободы.
И все равно ее убили.
Правда не помогла Кейт и ее группе. Правда не спасла Алиссу.
– Итан?
Спустя мгновение ужасающей, слепящей ясности он понял, что должен сделать.
Рискованно. Безумно…
– Итан, хрена ради!
Но другого выхода нет.
– Я сделал это, – сказал он.
– То есть?
Итан улыбнулся.
– Я видел узкий кружок.
– Вас отвели туда, где они собираются?
– Мне завязали глаза и отвели в лес. Мы взобрались на утес, в пещеру, которая находится на полпути к вершине горы.
– Вы можете самостоятельно найти то место?
– Думаю, да. На обратном пути мне глаза не завязывали.
– Я хочу, чтобы вы начертили карту.
– Конечно.
– Итак, что вы видели?
– Там было пятьдесят-шестьдесят человек.
– Включая вашу бывшую напарницу и ее мужа?
– О да. Кейт и Гарольд явно заправляли шоу.
– Вы опознали остальных?
– Опознал.
– Нам нужен полный список имен.
– С этим проблем не будет. Но вы должны кое-что узнать.
– Что?
– В начале прошлой ночи я ожидал увидеть безобидное собрание. Когда где-то существуют твердые правила, в человеческой натуре ловко их обходить. Идеальный пример – подпольные бары двадцатых годов. Но это собрание, эти люди… Они не были безобидными.
Пилчер и Пэм переглянулись, на их лицах было написано нескрываемое удивление. Алисса явно говорила им обратное.
– Если честно, я думал, что вы просто одержимы манией все контролировать, но вы были правы. Они активно набирают новых членов. И у них есть оружие.
– Оружие? Какое именно?
– В основном самодельное. Тесаки. Ножи. Биты. Я видел один-два пистолета. Они собирают неслабый арсенал.
– Чего они хотят?
– Послушайте, рядом со мной все очень нервничали.
– Могу себе представить.
– Но, судя по фактам, которые мне удалось собрать, они хотят взять всё под свой контроль. Перевернуть вверх дном весь город. Уж это-то было ясно. Они не рисковали бы жизнью, являясь на эти встречи, просто ради того, чтобы рассиживаться там и толковать о добрых старых временах, о том, что было до Заплутавших Сосен. Они знают, что находятся под наблюдением. Они знают, что существует ограда. Некоторые из них даже побывали на той стороне.
– Как?
– Пока не выяснил.
Итан обхватил кружку с кофе ладонями, чтобы погреть их о теплый фарфор.
– Буду откровенен. Собираясь туда, я был настроен скептически. Но у вас… у нас… Серьезная проблема.
– А что насчет Алиссы? – спросила Пэм.
– Ты спрашиваешь, убили ли ее они?
– Да.
– Что ж, никто не вышел и не признался, пока я там был. Ну а чего вы хотели? Послушайте, те люди сверхпараноидальны и боятся, что их раскроют. Они не знают точно, Дэвид, кто вы такой, но знают о существовании кого-то вроде вас. Они знают, что кто-то все контролирует. И они хотят остановить вас любой ценой. Они хотят войны. «Свобода или смерть» – и тому подобное дерьмо.
Вернулся Тим с серебряным подносом. Он поставил на стол тарелку со свежими фруктами – наверняка последними из садов.
– Яйца на хлебе из опары для вас, мистер Пилчер. Яйца бенедикт для вас, Пэм. Яичница-болтунья для вас, шериф.
Он заново налил всем кофе и ушел.
Пилчер откусил кусочек, мгновение внимательно смотрел на Бёрка, потом сказал:
– Вы же понимаете, Итан, что война между последними несколькими сотнями человеческих существ на планете – то, чего никак нельзя допустить.
– Конечно.
– И что бы вы предложили?
– Простите?
– Если бы вы были на моем месте, что бы вы сделали?
– Не знаю. Вообще-то у меня еще не было шанса над этим поразмыслить.
– Почему мне трудно в это поверить?.. А ты, Пэм?
– Ну что ж. Прежде всего я заставила бы нашего потрясного шерифа записать имена всех до единого людей, которых он видел прошлой ночью на том маленьком званом вечере. А потом попросила бы меня, – она показала на себя, – сколотить небольшую команду. Мы бы проехались через город – и за одну ночь исчезли бы все до единого подонки, значащиеся в этом списке.
Она улыбнулась.
– Хотя, если подумать… У меня месячные, может, поэтому я просто чувствую себя слегка кровожадной… Извините за невольный каламбур.
– Ты бы вернула их всех в консервацию? – спросил Пилчер.
– Или зверски прикончила. Я имею в виду… Сдается, они вроде как неисправимы, а?
– Скольких, вы сказали, там видели, Итан?
– Пятьдесят или шестьдесят человек.
– Я не могу принести в жертву столько своих людей. Назовите меня безнадежным оптимистом, но я полагаю, что в группе Кейт есть некий процент тех, кого можно было бы урезонить с помощью менее решительных средств, чем пытки и смерть.
Пилчер слегка посолил свое яйцо.
Откусил.
Посмотрел в прорубленное в скале окно.
Отсюда, с утеса, открывался ошеломляющий вид. В тысяче футов внизу на склоне горы простирался лес, уходя к самому городу.
Когда Пилчер снова повернулся к сидящим за столом, взгляд его стал другим – в нем появилась решительность.
– Итан, вас ждет интересная ночь, – сказал он.
– То есть?
– Вы организуете свой первый «красный день». Вернее, «красную ночь».
– Для кого?
– Почетными гостями будут Кейт и Гарольд Бэллинджер.
Пэм сияла.
– Какая блестящая идея, – сказала она. – Отруби голову змее, и змея сдохнет.
– Я знаю, Итан, что единственной «красной ночью», которую вы пережили, была ваша собственная, – сказал Пилчер, – но, полагаю, вы изучили руководство и знаете, что от вас требуется.
– Испытываешь сомнения насчет того, что придется наблюдать, как казнят твою бывшую зазнобу? – спросила Пэм.
– Твоя чуткость просто потрясает, – сказал Итан. – Напомни мне как-нибудь объяснить тебе, что такое сочувствие.
– Может, слова были подобраны неудачно, – сказал Пилчер, – но вопрос остается в силе. Ты в состоянии это сделать, Итан? И не пойми меня неправильно, не подумай, что я подразумеваю, будто в этом деле у тебя имеется выбор.
– Перспектива меня ужасает, – ответил Итан. – Если вы об этом спрашиваете. Я когда-то ее любил. Но после прошлой ночи я понимаю необходимость того, что должно произойти.
Лицо Пилчера как будто расслабилось.
– Услышать от тебя такое, Итан… Ничто не могло бы сделать меня счастливее, чем то, что ты полностью в деле. Мы работаем вместе, втроем. Для меня так важно располагать твоей безраздельной преданностью и доверием, и я еще столького тебе не рассказал… Стольким хочу поделиться… Но я должен знать, что ты действительно со мной.
– Бэллинджеров надо взять живьем, – сказала Пэм. – Ты с самого начала должен разъяснить это чиновникам, иначе наших гостей прикончат в каком-нибудь переулке. Чтобы все поняли, что именно мы пытаемся донести, они должны умереть в кругу Главной улицы. Смерть их должна быть кровавой и ужасной, чтобы все члены их группы поняли, какова цена непослушания.
– Я буду наблюдать, как ты руководишь «красным днем», – сказал Пилчер. – Твое поведение нынче ночью станет большим шагом на пути установления между нами настоящего доверия.
Он допил кофе и встал.
– Ступай домой и поспи, Итан. Днем я пришлю в город мистера Митера, чтобы тот вшил тебе обратно чип.
Пэм улыбнулась.
– Господи, как я люблю «красные дни», – сказала она. – Даже больше, чем Рождество. И подозреваю, что горожане тоже их любят. Вы знаете, что некоторые из них хранят в своих шкафах костюмы для большой ночи? Разукрашивают их узорами из ножей и камней… Всем нам время от времени надо чуток сходить с ума.
– Ты считаешь, что убийство двоих из нас – это «чуток сходить с ума»? – спросил Итан.
– В конце концов это у нас получается лучше всего, разве нет?
– Надеюсь, что нет.
– Лично я, – сказал Пилчер, – ненавижу «красные дни». Но если подумать, там, внизу, мои люди, и, как бы тяжело это ни было, я знаю, что им нужно. Бесконечная идеальная жизнь свела бы их с ума. В каждом идеальном маленьком городке, если копнуть, отыщется что-нибудь уродливое. Не бывает снов без ночных кошмаров.
Глава 20
Итан вошел в свой темный дом, включил воду в ванной внизу и поднялся в спальню.
Тереза спала под грудой одеял. Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Присоединись ко мне в ванной.
Вода ванной – вот и все, что было в доме горячим, но то был восхитительный жар.
К тому времени, как Тереза спустилась, комната наполнилась паром. Он затянул зеркало над раковиной и окно над ванной. Из-за него штукатурка выглядела запотевшей.
Тереза разделась, шагнула в воду и опустилась между ног Итана.
Теперь, когда они оба были в воде, между поверхностью воды и краем ванны остался всего лишь дюйм. Теплый туман был таким густым, что Итан почти не видел раковины.
Ногой он повернул кран так, чтобы ванную комнату заполнил шум бегущей воды, и притянул Терезу к груди. Даже в жаркой комнате ее кожа была прохладной на ощупь. Ее ухо было возле самых его губ, и это было такой идеальной позой, чтобы поговорить с ней, что Итан сам не понимал, как это не приходило ему в голову раньше.
Их окутывал пар.
– Люди Кейт не убивали ту женщину, смерть которой я расследую, – сказал Итан.
– Тогда кто ее убил?
– Или Пэм – она работает на Пилчера – или сам старик.
– Убил собственную дочь?
– Я не знаю этого наверняка, но, как бы то ни было, сегодня будет «красная ночь».
– Для кого?
– Для Кейт и Гарольда.
– Иисусе… И ты, как шериф, должен будешь им руководить.
– Верно.
– И ты не можешь его остановить?
– Я не хочу его останавливать.
– Итан.
Тереза повернула голову и посмотрела на него.
– Что происходит?
– Лучше тебе не знать.
– Ты имеешь в виду – на случай, если тебе не удастся все провернуть?
– Да.
– И как велика такая возможность?
– Очень велика. Но мы говорили об этом прошлой ночью. Я пообещал тебе, что все исправлю, даже если это означает риск потерять все.
– Знаю. Просто…
– Разговоры – одно, а когда покрышки и в самом деле плавятся о дорогу – другое. Между прочим, Пэм о нас знает. О том, что мы выходили прошлой ночью.
– Она кому-нибудь рассказала?
– Нет, и бьюсь об заклад, что не расскажет – по крайней мере, до «красного дня».
– Но что будет, если расскажет кому-нибудь после?
– После ближайшей ночи все это будет уже неважно. Но… Послушай, мне необязательно это делать. Мы могли бы со всем смириться. Прожить остаток дней как хорошие маленькие горожане. Я буду шерифом. В таком варианте будут свои преимущества. У нас здесь нет ипотеки. Нет счетов. Нас всем снабжают. Раньше я работал каждый день допоздна. Теперь я всегда прихожу домой к ужину. Мы больше времени проводим вместе, по-семейному.
Тереза прошептала:
– Часть меня гадает, смогу ли я на это купиться, знаешь ли. Просто угомониться. Но это не будет жизнью, Итан. Не на таких условиях.
Она поцеловала его мягкими от пара и тепла губами.
– Поэтому делай, что должен, и просто знай – что бы ни случилось, я люблю тебя и за последние двадцать четыре часа чувствую себя ближе к тебе, чем за последние пять лет нашего брака в Сиэтле.
После полудня снег исчез.
Итан стоял под голубым зимним небом возле забора, окружавшего школу.
Дети текли из кирпичного здания, вниз по ступенькам. Он заметил Бена, который шел с двумя друзьями – за спиной у них висели рюкзаки, мальчики разговаривали и смеялись. Каким нормальным все это казалось… Ребята выходят из школы после учебного дня, только и всего.
Бен дошел до тротуара, все еще не замечая отца.
– Эй, сын! – окликнул Итан.
Бен остановился, его друзья – тоже.
– Папа. Что ты тут делаешь?
– Просто захотел забрать тебя сегодня после школы. Ты не против пройтись со мной до дома?
Непохоже было, чтобы мальчик хотел пройтись до дома с папой, но Бен вежливо скрыл свое смущение.
Повернувшись к друзьям, он сказал:
– Я пересекусь с вами сегодня попозже, парни.
Итан положил руку Бену на плечо.
– Как насчет того, чтобы отправиться в твое самое любимое в мире место?
Они прошли четыре квартала до Главной улицы, пересекли улицу и приблизились к кондитерскому магазину под названием «Сладкоежка».
Несколько школьников опередили их – группки мальчиков и девочек паслись у сотен стеклянных банок, полных жвачек-шариков, жевательных конфет, конфет «Свит тартс», «Пикси стикс», жевательных резинок «Край-бэйби», сладостей «Джолли Ранчерс», «Джобрейкерс», M&M’s, «Старбёрст», «Пез», «Скиттлз», «Сауэр пэтч кидс», «Nerds», «Смартиз», «Атомик файрболлз» – в коллекции не была упущена ни одна из главных портящих зубы сладостей.
Итан знал, что это, как и все остальное, хранилось на складе в консервации. Но ему невольно подумалось: если что-то и могло продержаться без изменения две тысячи лет, так это «Джобрейкерс».
В конце концов Итан и Бен остановились возле прилавка с шоколадом. Домашняя помадка во всех ее видах манила из-под стекла.
– Выбирай, что хочешь, – сказал Бёрк.
Вооружившись горячим шоколадом и бумажным пакетом, набитым самыми разными помадками, Итан и Бен пошли по тротуару. В Заплутавших Соснах это было самое оживленное время дня – занятия в школе только что закончились, на улицах звучал смех детей, и это было замечательно.
Сейчас все чувствовалось реальным, как никогда.
– Давай найдем местечко, чтобы присесть, – сказал Итан.
Он повел сына через улицу к скамье на углу Главной и Восьмой.
Они сидели, пили свой горячий шоколад и откусывали помадку, наблюдая за проходящими мимо людьми.
– Я помню себя в твоем возрасте, – сказал Итан. – Ты куда лучше, чем был тогда я. И умнее.
Мальчик поднял глаза. Вокруг его рта налипли крошки помадки.
– Правда?
Итан подумал, что благодаря очкам и «ушам» охотничьей шапки Бен очень похож на Ральфи из «Рождественской истории».
– О да. Я был маленьким поганцем. Напыщенным, всегда готовым прекословить.
Похоже, это позабавило Бена. Он отхлебнул горячий шоколад.
– Раньше школа была просто школой, – сказал Итан. – У нас были домашние задания. Родительские собрания. Табели успеваемости.
– Что такое «табель успеваемости»?
– Бланк, в котором показывалось, какие отметки ты получил за четверть. Наверное, ты не очень хорошо помнишь, как ходил в школу в Сиэтле. А эта школа слегка другая.
Теперь Бен уставился на тротуар у себя под ногами.
– Что-то не так, сын?