Фестиваль Власов Сергей
Внезапно за кустами мелькнула знакомая фигура.
– Здравствуйте, Александр Александрович!
Бизневский двигался негармонично, какими-то урывками, волоча по земле огромный чемодан из крокодиловой кожи.
– Привет, – утерев нос кожаной перчаткой, сказал он, наконец-то достигнув беседующих.
– Ты туда или уже оттуда, я имею в виду командировку? – загадочно спросил Флюсов.
– Какая разница? Главное, что я здесь. И что я вижу? Нашего расстроенного боснийского друга.
– Саныч, небольшая неувязочка. Виновные будут наказаны. Вот, например, Саша Либерзон не получит причитавшегося было ему персонифицированного гонорара.
– Это почему? За что? – занервничал руководитель съемочной группы.
– За волюнтаризм, голубчик. За волюнтаризм.
– Переснимать будете?
– Если хотите – переснимем. В конце концов, один вариант сделаем в классическом стиле, один у нас уже есть. Потом выберете, какой вам больше понравится. Тот и дадим в эфир.
– А когда у нас эфир?
– Вообще, мы планировали сегодня.
– Раз планировали – значит сегодня и надо давать. Саныч, сегодня в последнем вечернем выпуске «Вестей» посмотри своего подопечного. Таня Миткова, немного кривляясь, расскажет о нелегкой судьбе великого боснийского композитора. Потом пойдет сюжет.
Либерзон подобострастно покосился на Бизневского, понимая, что это главный заказчик:
– Не придавайте, пожалуйста, особого значения небольшому сегодняшнему инциденту. Просто ваш юноша еще не совсем привык к съемочному процессу. Я уверен: в следующий раз все пройдет более гладко.
– Надеюсь, – буркнул Бизневский и взял Флюсова под локоток, предлагая отойти в сторону. – Слушай, ну как они тебе – эти «Вести»? Может, пошлем их, пока мы с ними не увязли. Профессионалы хреновы. Вот, Клауса расстроили. Он же такой впечатлительный.
– Да нет, Сань, они все такие. Как воронье.
– Ну ладно, тебе виднее. Слушай, помоги дотащить чемодан до моего бронированного автомобиля.
В офис Клаус приехал уже в нормальном настроении. По дороге они с Сергеем Сергеевичем посетили небольшой ресторанчик, где вкусно пообедали и выпили немного вина. Писатель обещал познакомить Клауса с одной очаровательной девушкой, и эта мысль окончательно привела его в состояние удовлетворенности и спокойствия.
На вопрос секретаря Светланы, как прошел первый съемочный день, Клаус улыбнулся, попытавшись ухватить Свету за талию, и довольно бесхитростно заявил:
– Обижали меня там.
Внезапно появившийся рядом писатель наклонил голову:
– Кто обижал? Кого? Я ничего не знаю! Этого ничего не было!
Света шутливо развела руками, показывая тем самым, что ничего не понимает из объяснений мужчин, и весело сообщила:
Ладно уж, конспираторы, пойду готовить вам кофе.
Сергей Сергеевич сделал несколько приседаний – они всегда бодрили его, уселся в кресло, вытянув ноги, и закрыл глаза. Прошла одна сладостная минута тишины, началась вторая, и тут…
В комнату грузно ввалился Александр Александрович Бизневский со своим верным спутником – чемоданом.
– Саныч, ты опять не уехал! Да что же это такое делается?!
– Рейс отменили. Навсегда. Взяли вот так – и отменили.
Бизневский скорчил гримасу отчаяния, причем настолько неестественно, что можно было подумать, что он не в своем уме.
Сергей только собирался расспросить приятеля о подробностях отмены рейса, как за стеной раздался душераздирающий девичий крик.
– Что такое?! – Флюсов выскочил в коридор и сразу из него завернул в кабинет.
В самом его центре стояла заплаканная Аня и судорожно терла левую половинку своего туго обтянутыми брюками зада. Рядом стояли остальные девушки – они были вне себя от возмущения и удивления вместе взятых. Клаус сидел на стуле и молчал.
– Он совсем обнаглел! – сквозь слезы начала жаловаться Аня.
– Кто? – не понял Сергей.
– Кто, кто… Клаус. – Аня сморщилась. – Сначала он просто говорил гадости, а потом очень больно ущипнул меня.
– Клаус… – укоризненно было начал Сергей Сергеевич.
– Я пошутил, – быстро перебил его Гастарбайтер.
– Ничего себе шуточки! – направляясь в комнату с подносом, на котором дымились две чашки ароматного бразильского кофе, с негодованием заметила Светлана. – Я лично видела, как Клаус к ней приставал. Анечка из скромности не сказала, что он ее два раза схватил за грудь и пытался гладить по попе.
– Я по-шу-тил, – несколько раздраженно повторил Клаус. – Приношу свои извинения и очень сожалею о содеянном.
– Ну вот, я думаю, на этом инцидент можно считать исчерпанным, – примирительно заметил Флюсов и быстрой походкой вышел из кабинета.
– Сан Саныч, вместе с первыми достижениями начинается первая фигня. Здесь, конечно, я сам немножечко виноват – не надо было поить толстого мальчика вином. Но факт налицо: Клаус стал приставать к девицам… Чего делать?
– Да ничего не делать. Будут вопить – выгонишь и наберешь новых.
– Да? Ты думаешь, это так просто?
– Я думаю, что это и не просто, и не сложно. Это – так себе.
– Хорошо, если ты так считаешь…
– Без стука вошла Валерия и без всякой предыстории в лоб спросила:
– Сергей Сергеевич, у нас что здесь – публичный дом? Теперь Клаус ко мне клеится, деньги предлагает.
Бизневский прыснул.
– Позовите мне его сюда! – Флюсов начал медленно закипать.
Через некоторое время в комнату зашла Светлана и торжественно заявила, что Клаус позорно бежал, покинув место боевых действий; девушки в данный момент держат военный совет, обсуждая единственный вопрос о нейтрализации грязного боснийца с помощью законных методов, полностью лежащих в правовом поле.
– Надо бы пожаловаться старшему Гастарбайтеру, – предложил Флюсов.
– Не надо, – спокойно отреагировал Бизневский, – наоборот, со временем мы сделаем Клауса своим союзником против его же папы.
– До той поры он разгонит мне весь коллектив.
– Пусть разгонит. Ладно, мне пора. – Бизневский подхватил свой жизненно важный чемодан и ушел.
В дверях он столкнулся со Светланой, торопливо толкнул ее пузом, успев хлопнуть по джинсовому заду.
– Мне можно – я лицо незаинтересованное! – прокричал он напоследок и помчался к выходу.
– Сергей Сергеевич, к вам посетительница. Какая-то очень странная девушка в шляпе с перьями.
– Ну, раз с перьями – зови. Наверняка какая-нибудь сумасшедшая. Кстати, если хочешь – можешь поприсутствовать – это тебя развлечет.
Прибывшая девушка Катя, разумеется, не была сумасшедшей; она была просто обычной девушкой, которая всего-навсего хочет стать известной певицей и не знает, как это сделать. Из ее краткого пояснения Флюсов понял, что пришла она не сама по себе, а по протекции Саши Чингизова, которого ему в свою очередь назойливо рекомендовала Ирина Львовна.
– Милая девушка, а что вы от меня-то хотите?
– Ну как же. У вас такой роскошный кабинет. – Катя закатила глазки. – Прямо закачаешься. Я когда по нему шла, у меня по коже аж мурашки бегали.
– Катенька, может, это были не мурашки, а другие животные? На ту же букву? – В разговорах с полными идиотками Флюсов иногда позволял себе некоторое умеренное хамство. Порой оно помогало несколько нивелировать неприятный осадок, который обычно оставался после подобных бесед.
– Вы имеете в виду муравьев?
– Ну конечно же их! Или макак. Представляете сюрреалистическую картину: вы идете по моему кабинету, а по вам ползают макаки. Или по вас – как правильно?
– По вам, по вас… Будущая певица сделала испуганные глаза. – Вы меня запутали, откуда мне знать, как правильнее говорить.
– Хорошо, оставим детали. Но смысл-то вам понравился? Макаки, между прочим, очень полезные животные. Ползут, значит, они по девушке Кате, переглядываются, обмениваются впечатлениями, а иногда даже хором поют популярные песни советских композиторов.
– Как же такое может быть? – Катя судорожно сглотнула слюну.
– Может, – успокоил ее Флюсов, – но это если только очень захотеть. У вас такое бывает, когда вдруг ни с того ни с сего острое желание возникает внутри вас без всяких на то оснований, неожиданно, нежданно-негаданно…
– Мне порой ужасно хочется… – Девушка зачем-то широко раскрыла рот и начала эротично и громко дышать…
– Ну а все-таки, чем я могу быть вам полезен?
– Ну вы же помогали некоторым в творческом плане? И они потом становились известными исполнителями.
– Катя, давайте конкретно: я могу сделать абсолютно из кого угодно эстрадную звезду. Если девушка симпатичная – хорошо, страшненькая – ничего страшного, извините за каламбур. Положим профессиональный грим, снимем под углом. Если умеет петь – хорошо, не умеет – тоже неплохо, будет кривляться под фонограмму. Не получится сделать собственную – будет работать с чужой. То есть у нас есть возможность полностью закрыть главный участок раскрутки – телевидение. Договориться с продюсерами ведущих музыкальных телепрограмм – не проблема. Короче, все это более чем реально, но при одном условии. Причем это даже не условие, а так… мелочь, деталь. И зовется эта деталь очень банально – деньги.
– У меня есть один небольшой спонсор, но вот потянет ли он… – Катя достала из сумочки миниатюрный очаровательный кружевной платочек и громко высморкалась.
– Дорогуша, это и есть вопрос вопросов, это и есть та самая парадигма, которая…
– Простите – что?
Флюсов понял, что не в меру разошелся:
– Ну, неважно. Так что вам, Катя, сначала нужно определиться с вашим приятелем, решить главную проблему выделения материальных средств на великое дело – становление новой попсовой звезды.
– То есть, другими словами, у вас есть все возможности. Необходимы только деньги?
– Послушайте, объясните мне, тупоголовому, как вы сочетаете в себе фантастическое очарование с поразительнейшей сообразительностью?
– Я много читаю. К тому же я часто посещаю концертные залы, выставки, театральные представления. Потом еще очень люблю бывать в музеях.
– Скажите, пожалуйста… А если не секрет, где вы были в последний раз?
– Я со своим молодым человеком была в Центральном доме художника, на выставке-продаже керамической посуды.
– Простите, Катенька, нескромный вопрос. А ваш молодой человек и спонсор – это одно и то же?
– Ну что вы! Конечно же нет. Молодых людей у меня… – девушка в задумчивости стала загибать пальчики на левой руке, – на данный момент четверо, а спонсор, – здесь она тяжело вздохнула, – всего только один.
– Ай-ай-ай… Как же вам не везет! – искренне посочувствовал ей писатель-сатирик. – Для вас лучше бы было наоборот.
– Да-а. Вот в такой обстановке попробуй стань известной певицей.
– Ну, ничего, ничего, у вас еще все впереди. Вы еще затмите и Пугачеву, и Распутину… – Флюсов внимательно посмотрел на внезапно загоревшиеся Катины глазки и благосклонно добавил: – И Моисеева с Киркоровым.
После девицы Сергея ожидала неожиданная встреча со своим коллегой – Мондратьевым.
– Сергей Львович, тебе-то что от меня понадобилось?
– Как это – «что»? Пришел подсобить. Москва бурлит. Говорят, Флюсов какой-то суперфестиваль проводить собрался. Кому же как не ближайшему другу для помощи плечо подставить?
– Да-а… Подставлять – это вы умеете.
– В каком смысле, старик? Я замечаю в твоих словах скрытый витиеватый подтекст.
– Не ищите его там, уважаемый Сергей Львович. Его там давно уже нет. Лучше скажи, кто меня предал? Львовна?
– Она. – Мондратьев расстегнул сразу все три пуговицы пиджака и закурил. – Слушай, тебе же при таких масштабах наверняка понадобится телевидение. Плюс какие-то творческие акции – выступления известных артистов, писателей.
– Ты хочешь работать первое отделение концерта, разогревать публику, чтобы после тебя – во втором – звучала авангардная симфоническая музыка? Выпить хочешь?
– Ну, если чего-нибудь легенького…
– Светочка!!! – заорал Флюсов.
Появившейся Свете было приказано принести бутылку холодного шампанского.
– Ой, а я вас знаю, – сказала Светлана блондинистому сатирику. – Вы раньше вели «Смехопанораму» вместе с Мовсисяном.
– Было дело, – согласился Мондратьев. – А девушка с нами не выпьет?
– Нет, не выпьет. Девушка, Сереня, на работе. И я, между прочим, тоже на ней. Только моя работа как раз и заключается в том, чтобы пить шампанское.
– Ну, ты суров. Кстати, Львовна просила передать, что в ближайший день-два обязательно к тебе заедет.
– Она ждет благодарности за то, что рассказала всем о том, о чем я просил ее молчать?
– Не знаю я ваших дел, она просила – я передал. Сергей Сергеевич, ну так все-таки… Возьми меня к себе в помощники, а то эфиров у меня сейчас нет, монологи не пишутся.
– А гастроли? Даже когда их не было ни у кого – у тебя они были.
– Сейчас и у меня нет. Возьми, пожалуйста.
– Серень, ну тогда подскажи, в каком качестве?
– В любом.
– У меня есть девочка Галя, она курирует всю прессу. Но именно курирует в административном смысле, а не занимается созданием высокохудожественных журналистских материалов. Ты же как творец, Сергей Львович, в таком случае будешь придумывать темы, фабулы и сюжеты будущих статей, логически обосновывая их фантасмагорические завороты и тем самым содействуя продвижению на музыкальном рынке нашего героя.
– Гениально! Я всегда знал, знал и был уверен в исключительности твоего мозга. Если с сегодняшнего дня я могу считать, что зачислен в штат твоего штаба…
– Можешь.
– Все… Больше не буду утомлять. Я исчезаю.
Сергей Львович в свое время закончил психологическое отделение педагогического института и с тех пор считал себя крупнейшим специалистом в области не только психологии, но и человеческой психики. Ко всему он сам был психически крайне неустойчив: стоило ему чуть-чуть понервничать, как у него начинался тик. Совсем недавно Мондратьев пригласил в гости одну девицу и, выпив немного спиртного, понес обычную для таких случаев ерунду – этакие байки из актерской курилки, из жизни богемных обитателей, состоящие из разного рода маловразумительных слухов и сплетен. Пары алкоголя подействовали на пару с оголенными коленками незнакомки, и Сергей Львович принял сверх дозы, которую он сам себе отмерил много лет назад и строго придерживался, несмотря на различные обстоятельства, в результате чего левый его глаз стал методично, помимо желания писателя, открываться и закрываться с четкостью и педантичностью метронома. С расстройства Мондратьев забыл об осторожности и махнул еще сто пятьдесят белой крепкой. По мнению правого глаза, ответственность за подобное легкомыслие должен был кто-то понести, и этим «кто-то», как всегда, оказался Львович. Почувствовав нестерпимое желание действовать и пока неудовлетворенное обиженное самолюбие, правый глаз – по примеру левого – начал мигать тоже.
Девушка, немного ошарашенная рассказами об известных людях и различного рода жизненных хитросплетениях, сначала подумала, что так должно и быть, что подмигивание Мондратьева – это своего рода вид ухаживания. Рассказчик же с покрасневшей рожей с каждой секундой расстраивался все больше и больше. Его собственные хлопающие глаза напоминали ему теперь счетчик в таксомоторе, который чем дольше едешь в такси – стучит все противнее и противнее. Уже порой боишься и посмотреть на него, чтобы не ужаснуться. А он все тикает, щелкает, неотвратимо действуя на нервы и разрушая их так необходимые составные части – ячейки с клетками.
Наконец девушка выбрала для себя далеко не самое простое решение для дальнейшего общения. Она мило улыбнулась и, для начала скорчив отвратительную гримасу, похожую на выражение лица актера, игравшего Буратино в известном детском мюзикле, во время его споров с папой Карло по поводу денег, стала последовательно мигать обоими густо накрашенными глазами.
Писателя это настолько возмутило, что он принял еще сто и, окончательно опьянев, плюхнулся к девице на колени и полез целоваться:
– Ух ты моя размалеванная!
Девица, будучи в душе моделью и высоко ценя свою манекенщитскую сущность, категорически была против:
– Послушайте, писатель, ведите себя скромнее!
– Мондратьев соскочил с колен, но прекращать домогательства явно не собирался:
– Я буду писать с вас картину! Будьте моей натурщицей!
– С какого это перепугу?! Вы думаете, если вас по ящику показывают, вам все можно?
– М-м-можно… – промычал в ответ Сергей Львович.
В ответ на неприкрытое хамство девушка махнула фужер шампанского, секунду посидела молча, вся съежившись, затем икнула, расправила плечи, тряхнула пышной копной свежевыкрашенных каштановых волос и резонно заметила:
– Бабки гони, Львович! Тогда я не только натурщицей… я кем хочешь соглашусь стать на время.
В тот раз общение с чудной поселянкой обошлось Мондратьеву в сто долларов. Такие расходы в его скромном бюджете были абсолютно не предусмотрены, и поэтому Сергей Львович, дав себе в который раз слово избегать меркантильных женщин, ушел в эротическое подполье.
Однако сейчас, проходя мимо Ани с Валерией, он снова не выдержал:
– Девочки, извините, можно вас на пару минут? Писатель-сатирик Сергей Мондратьев, – представился он и достал из нагрудного кармана визитную карточку, на которой по поводу профессии ее обладателя было написано одно короткое слово – режиссер.
– Пожалуйста, пожалуйста… – залепетали очаровательные работницы офиса и мигом подлетели к Мондратьеву.
– Нам для передачи «Смехопанорама» необходима одна молоденькая ведущая. Мы с Арсением Вагантовичем придумали специальную рубрику для молодежи и хотим, чтобы ее вела какая-нибудь милая дама не из числа профессиональных актрис. – Мондратьев бесстыже врал, сочиняя на ходу все новые и новые детали несуществующей творческой идеи. – Вы мне подходите. Может, вы приедете на кастинг в «Останкино»?
– Но мы же уже работаем. Это вы решайте с Сергеем Сергеевичем.
– Да с ним я договорюсь! Он вас отпустит на полдня.
Девочки хитро переглянулись.
– Вот вы сначала договоритесь, а там посмотрим. – Аня вплотную подошла к Мондратьеву и пристально посмотрела ему в глаза.
С ужасом Сергей Львович почувствовал, что левый глаз – даже при полном отсутствии спиртного – имеет наглое желание в ближайшее время начать мигать. «Если один – это еще ничего, – подумал сатирик, – только бы правый не подкачал». Правый, получив сигнал из мозга – не расслабляться, вальяжно самопроизвольно повращавшись, решил дальше не нервировать своего обладателя и стал просто лучезарно с восхищением осматривать на пару со своим левым собратом стоящих несколько поодаль двух прекрасных фемин.
– Скажите, а много девушек приедут на этот самый… На ваш, как его… – слегка покачиваясь на упругих ногах, спросила Валерия.
– Кастинг, – уточнил Сергей Львович.
– Вот-вот, на него. Так сколько?
– Я думаю, человек пятьсот-семьсот будет.
– Тогда какой смысл нам там появляться – шансов практически не будет.
– Если бы все было так, как вы говорите, я бы вас не приглашал.
– В каком смысле?
– Ну, во-первых, вы работаете у Флюсова – он мне не чужой. А во-вторых, вы теперь знакомы со мной лично как членом жюри.
– А! То есть мы как бы уже старые приятели и приятельницы, – саркастически сказала Аня, а Валерия ее дополнила:
– Анечка, мы идем с тобой по блату!
– Правильно, – поддакнул Мондратьев. – Именно по нему вы и идете!
– Только вот потом чем рассчитываться будем? Неужто опять натурой? – Валерия с глубокомысленным лицом похлопала сатирика по плечу. – Знаете что, почтенный, мы, пожалуй, ни на какой кастинг не поедем. Но вы не расстраивайтесь. А знаете, почему?
– Почему?
– Потому что пока мы не скажем о вашем гнусном предложении своему руководству…
Сергей Львович понял, что зарвался, на секунду представив себе возможные последствия девичьего стукачества, и, утерев со лба холодный пот, благодарно посмотрел на Аню с Валерией:
– Спасибо вам, девчонки! И всего доброго.
Глава девятнадцатая
Второй час руководитель пресс-службы организации «Фестиваль» Галина Монастырева лежала на диване в незнакомой ей трехкомнатной квартире и грустила. Сегодня после нелегкого трудового дня она приехала сюда в гости к своему только на днях появившемуся поклоннику, о котором знала лишь то, что его зовут Николай. Сам хозяин, пообещав, что скоро вернется, отправился за покупками, необходимыми любому кавалеру для более быстрого нахождения общего языка с предметом своей страсти. Галя тупо листала страницы незнакомой ей книги, с каждой секундой раздражаясь все больше и больше.
Николай Константинович Сысков представился ей профессиональным художником. Может быть, он и был им на самом деле в какие-то незапамятные времена или, во всяком случае, думал о том, что был, – неизвестно. Ясно было одно: Коля – человек несомненно творческий. Он сразу честно признался новой подружке: есть в его биографии сомнительные моменты. Что ж тут скрывать – и закон ему приходилось порой нарушать, и на дело ходить. Бывал он и в «местах не столь отдаленных», где валил хвойный, а временами и смешанный лес с помощью именной бензопилы «Дружба». Всякое бывало.
«Блин, где же он шляется столько времени? Может, дружков своих бывших встретил и пошел «на троих» в ближайшую подворотню соображать? Или в драку какую ввязался…» – Галя, сама не веря своим словам, соскочила с дивана и, неумело, по-бабьи выругавшись, начала ходить по комнате из угла в угол.
Коля вернулся еще через час, но зато с огромным цветочным горшком в руках, в котором, по его словам, произрастала редчайшая и ценнейшая разновидность кактуса.
– Это тебе, солнце, – подойдя к девушке, скромно заметил хозяин.
– Ехарный бабай! Что же это мне так везет-то? То вместо колготок и ресторанов – газонокосилку презентовали. То вместо ценного подарка – кактус. И почему я такая несчастливая?
Николай молча, с обиженным видом достал из висевшего на руке пакета бутылку шампанского, триста граммов «Любительской» колбасы, банку шпрот и две пачки грузинского чая:
– Прошу к столу!
Николай Константинович родился в деревне, среди бескрайних лесов и озер янтарной Карелии и, несмотря на коловращение своей наполненной до краев событиями жизни, сохранил черты характера крестьян родной местности, основными из которых были честность и упрямство.
Налив в свой бокал крепкого ядреного чаю, состоящего почти из одной заварки, Николай наполнил Галин шампанским.
– Я не пью спиртного уже двенадцать с половиной лет, – пояснил он, – с тех пор, как вернулся оттуда, – он кивнул в сторону торжественно стоящей в углу бензопилы.
Слова Николая были чистейшей правдой. Именно двенадцать с половиной лет назад этим агрегатом он чуть не перепилил всю мебель в собственной кооперативной квартире. Последний раз, перед завязкой, приняв изрядное количество чистого спирта, привезенного с собой из «мест не столь отдаленных», и залив в бензобак пилы высокооктанового московского бензинчика, Коля несколько раз уверенно дернул за металлический трос зажигания, и… бензопила завелась. Через мгновение квартира наполнилась клубами сиреневого дыма, тарахтением и едким запахом гари.
Когда его мать, чудная женщина, работница одной из центральных поликлиник города Москвы, пришла домой, она обнаружила в дугу пьяного собственного сына, стоящего посередине большой комнаты в одних трусах, держащего в руках дребезжащую бензопилу и пытающегося сквозь грохот докричаться до нее:
– Она не выключается! А положить ее я никуда не могу, потому что она тут же все перепилит.
Так он и стоял до вечера, экономя последние силы и собрав волю в кулак, пока не кончился бензин.
Когда бывало необходимо – а это случалось достаточно часто, весь Галин лоск моментально куда-то исчезал, она менялась к худшему и становилась крайне простой и незатейливой девушкой. Выпив шампанского, Монастырева схватила со стола консервный нож и принялась с остервенением взламывать банку со шпротами.
– Галечка, давайте я помогу!
– Ладно уж…
Николай тем не менее, не желая ронять своего авторитета, подскочил к ней и, ловко вывернув Галину правую руку ей же за спину, отобрал нож.
– Ты чего ж делаешь, скотина! Совсем ополоумел!
– Как джентльмен не могу позволить…
– Какой ты, на хрен, джентльмен?! Ты мне руку чуть не сломал, придурок!
– Сысков попытался оправдываться:
– Я не хотел, так получилось.
– Не умеешь с дамами обращаться, дикарь.
– Неправда, – Николай разволновался, – я умею обращаться с дамами. У меня они часто бывают, а иногда даже остаются ночевать, если мне на другой день не надо никуда идти…
В доказательство сказанного Николай подошел к письменному столу, выдвинул верхний ящик и достал оттуда прямоугольную картонную коробку из-под итальянских женских сапог.
– Вот. Это различные сувениры, которые девушки оставляли мне на память. – Коля стал доставать из коробки разнокалиберные предметы.
Здесь были: пара женских трусиков, небольшой фрагмент ночной рубашки, прядь волос, два дешевых медальона и несколько любовных записок.
– Сейчас же убери эту мерзость! – Столь интимные подробности жизни бывшего художника возмутили девушку до глубины души.
– А что здесь такого? – Хозяин так простодушно посмотрел Гале в глаза, что та, решив было немедленно покинуть этого странного человека, отошла в сторону, села в кресло и зачем-то спросила:
– Послушайте, Коля, вы на самом деле такой несовременный товарищ или притворяетесь?
У Сыскова ни сейчас, ни в те времена, когда он считался полноценным художником, никогда не было музы. Никто не будоражил его воображение, не вдохновлял к написанию какого-нибудь шедевра, не шептал на ухо разные очаровательные глупости, способные подтолкнуть к созданию сверхъестественного шедевра. И теперь он почувствовал в этой миловидной девушке именно то, что искал на протяжении долгих и мучительных лет. Сысков попытался выразить свои чувства в искрометном монологе, но Галя его не поняла. Опорожнив до конца бутылку шампанского, она послала Колю за водкой, сама тем временем вращаясь на крутящемся стуле и размышляя на тему, касающуюся взаимоотношений сначала между мужчиной и женщиной, а потом между творцами и их поклонниками. Почему-то сразу вспомнился Никита Сергеевич Хрущев и его краткая характеристика художников-авангардистов, данная им при посещении выставки в Манеже много лет назад: «Пидорасы!».
Галя очнулась – за окном была ночь, ее наручные часы показывали половину второго ночи. Николай гремел на кухне какими-то металлическими предметами, тихо работал видеомагнитофон.
– Ты проснулась, дорогая, – услужливо пробормотал хозяин. – Я сейчас приготовлю тебе кофе, а ты пока посмотри телевизор.
Галя завалилась на подушки и, еще плохо соображая, уставилась осоловевшими глазенками в прямоугольные очертания «ящика». Мелькнули начальные титры, вслед за которыми на экране показалось довольное лицо Сергея Сергеевича.
Она подумала, что сошла с ума, ведь ночного вещания на российском телеэфире еще не существовало. А тем более флюсовская программа – откуда она там может взяться?
Некоторое время Монастырева просто смотрела передачу «Смех без причины», не пытаясь даже сосредоточиться.
Вошел Николай и, увидев недоумение девушки, с улыбкой пояснил:
– Это очень смешная передача «Смех без причины», я записал ее с эфира на магнитофон полтора месяца назад.
– Ф-фу… – Девушка облегченно вздохнула. – А я уже подумала, что окончательно свихнулась. Крыша уехала вследствие неумеренного общения с собственным шефом.
Галино руководство в лице генерального директора «Фестиваля» господина Флюсова добралось до своей квартиры лишь к программе «Время». Достаточно было Сергею только переступить порог, тут же затарахтел телефон.
– Перебьетесь, – торжественно вслух решил писатель.
Тогда раздался звонок в дверь. С разницей в несколько минут в его скромное жилище ввалились: сначала Лена, потом Маша, а затем и Жигульский.
Всех внезапно прибывших Сергей разместил на кухне, предложив им общение между собой и пообещав присоединиться через некоторое время.
Михаил Жигульский, безоговорочно приняв на себя функции хозяина, занялся приготовлением душистого чая.