Фестиваль Власов Сергей
– Какой день не могу поймать нашего уважаемого, – сообщила Лена.
Маша с ненавистью посмотрела на нее и спокойно заметила:
– Сергей Сергеевич не любит случайных знакомых, а вы, судя по всему, именно из этой серии.
Дверь в кухню отворилась, и появившийся Флюсов спросил:
– Ну, что, еще не подрались?
– Было бы из-за кого… – Жигульский усмехнулся.
– Знаете что… Идите-ка остыньте. Я сейчас включу телевизор. До эфира «Вестей» с Клаусом еще куча времени, поэтому я предлагаю… – писатель развернул газету с телепрограммой, – посмотреть… ну, например футбол.
Голос комментатора не был знаком никому из четверки, собравшихся у телевизионного приемника, хотя бы потому, что кроме хозяина спортивную игру с пятнистым кожаным мячом никто никогда не смотрел, а сам Сергей Сергеевич был настолько утомлен прошедшим днем, что вообще никого не собирался узнавать в этот приятный осенний вечер. Комментатор же, судя по интенсивности речи, чувствовал себя прекрасно, говорил быстро и громко, без тени сомнения. Некоторое раздражение в общую картину репортажа вносили лишь гнусавые нотки в тембре его голоса:
– Напоминаем вам, уважаемые телезрители, что сегодня в эфире большой футбол. Идет семьдесят девятая минута международного товарищеского матча между сборными Франции и Сенегала. А на табло по-прежнему нули. С мячом полузащитник Анри. Он бежит поперек поля, затем отдает пас, получает его обратно, останавливается и в задумчивости смотрит по сторонам. Кстати, Пьеру Анри в декабре позапрошлого года исполнилось сорок шесть лет, он самый возрастной игрок в команде. Анри убирает мяч под себя и… все – мяч потерян. Но ненадолго, через секунду он опять у французов. Им овладел другой хавбек – Зидан. Ему сорок шесть лет стукнет только лишь лет через двадцать, а точнее, через двадцать один год. А к защитнику Жоресу этот возраст подкрадется лишь через четверть века. Но тогда ему стукнет уже не сорок шесть, а пятьдесят четыре.
Флюсов подозрительно покосился на Лену, но она в ответ только надула губы.
– Странный какой-то комментарий к матчу.
Французы нервничают. С мячом опять Пьер Анри. Убирает мяч под себя. Кстати, в интервью агентству «Фей-хуа» Пьер недавно признался, что этому приему научила его жена. Вот только не помню, какая по счету. Дело в том, что у Анри, кроме трех гражданских браков официально было четыре жены, а сейчас в данный момент он разводится с пятой. Ох, какой подкат! Анри наверняка бы потерял мяч, если бы мастерски и так вовремя не убрал бы его под себя. Так вот, его пятой жене – вы не поверите, просто умора – тоже пятьдесят четыре года, то есть столько же, сколько стукнет нападающему Тигана через тридцать один год. Хотя с другой стороны, пятьдесят четыре года недавно исполнилось мачехе первой жены Зидана – он также был женат несметное количество раз, говорят даже, что один раз на троюродном племяннике. Ох уж эта мне «продвинутая» Франция, где мужчины, кроме женщин и футбола, еще обожают и других мужчин!!! Зидановская теща от третьего брака всего на полтора года моложе дочери Пьера Анри от первого. Между прочим, теща защитника Жореса от первого брака замужем за игроком второго российского дивизиона – Анатолием Шальных. Анатолий родом из небольшого шахтерского городка на Урале, и сейчас они проживают в городе Балашихе Московской области, где Шальных играет за команду местных олигархов «Трудовые пресервы». Он, кстати, тоже мастерски выполняет прием «убрать мяч под себя». Одну секундочку. Сенегальцы с остервенением защищаются, но Анри в который раз гениально убирает мяч под себя и… Гол!!! Пока мы здесь обсуждали ближайших родственников футболистов, Пьер забил изумительный по красоте гол. Нет, это просто невероятно! Так убрать мяч под себя! Теперь оба – он и мяч – неподвижно лежат на газоне. Как, наверное, сейчас гордится Пьером его сводная сестра от третьего брака его мамы по отцовской линии со стороны двоюродного дедушки… Вот сейчас камера показывает ее крупным планом. Между прочим, она живет на Гаити безо всяких документов уже четвертый год. Ее муж, у которого не хватает четырех пальцев: двух на руках и трех на ногах, сеньор Хорхе Дардураллес выступает за местный футбольный клуб «Атлетико Какао» в качестве массажиста и параллельно является главой местной мафии. Ему запрещен въезд куда бы то ни было, кроме нашей страны, и поэтому я часто встречаю этого человека на трибунах стадиона клуба «Сатурн» в Раменском. Но сейчас – вот его показывают – он почему-то сидит вместе с женой – сводной сестрой Пьера Анри – на трибуне для почетных гостей. Поговаривают, что его разыскивает Интерпол, настоящее его имя Семен Унгуряну, а родом он из города Кокчетава. Да… Какой матч! Однако время его стремительно подходит к концу, французы побеждают – один-ноль… Мне пора с вами прощаться, уважаемые телезрители, и поэтому, выражаясь фигурально, я убираю мяч под себя. До новых встреч!
– Какая интересная игра! Теперь всегда буду смотреть футбол… – грустно произнес Жигульский.
– И я буду. – Маша подвинула свой стул к хозяину и, взяв его под руку, плотно прижалась к грузному телу.
– На лице Сергея была написана усталость; поговорив без вдохновения с гостями еще некоторое время, он намекнул им, что собирается ложиться спать.
– А как же «Вести»? Как же интервью с Гастарбайтером?
– Да ну его в задницу. Либерзон наверняка сделает копию, когда захотим – тогда и посмотрим.
– Можно я останусь с вами? – громко спросила Маша.
– Конечно нет.
– А я? – еще громче поинтересовалась Лена.
Флюсов поморщился:
– Честно говоря, среди вас троих мне больше нравится Жигульский. Но даже его вследствие жуткой усталости я прошу побыстрее куда-нибудь уйти. Все, друзья, до завтра. Адью.
С раннего детства, сколько он себя помнил, Сергею снились цветные сны, что говорило о нестабильности его психики и некотором ее нарушении. Особенно он любил сновидения с участием политических лидеров нашей страны и зарубежа. В свое время ему снились: Брежнев за рулем старинного обветшалого автомобиля, Черненеко в спортивных тапочках и костюме с галстуком… почему-то на уроке физкультуры в Кремле, Михаил Сергеевич Горбачев во время ампутации его пятки в зубоврачебном кресле, играющий в штандер и салочки Пельцин со своим окружением.
Сегодня же Морфей приготовил ему неожиданную встречу с Генри Киссинджером, бывшим когда-то, кажется, госсекретарем Соединенных Штатов Америки.
Киссинджер вытащил онемевшую правую руку из-под одеяла и жалобно пропищал:
– Мэгги, подай мне мой «кольт» сорок пятого калибра.
Вместо Мэгги к нему подошел Бизневский и протянул фотографию младшего Гастарбайтера.
– Кто это?!
Откуда-то появившийся Саша Либерзон в мягких плюшевых тапочках подкрался к кровати Киссинджера и предложил снять его в программе «Вести» за восемь долларов и двадцать четыре цента.
Киссинджер возмутился и начал искать по комнате свой парадный фрак для посещения, как он сказал, футбольного матча. Бизневский был категорически против, мотивируя свое мнение тем, что госсекретарь не умеет полноценно убирать мяч под себя.
Комната начала наполняться разными людьми. Среди огромной оравы темнокожих юнцов, пляшущих под ритмичные удары тамтама, особо выделялись женщины: секретарша Светлана, поэтесса Маша, девушка Лена и почему-то голая по пояс Ирина Львовна. Поймав момент, когда весь посторонний шум стих, все начали хором скандировать неизвестную доныне речевку:
– Научись, страну любя, убирать мяч под себя…
Бесконечный телефонный гвалт наяву не мог не запечатлеться в извилистых переулках памяти писателя. Во сне ему также трезвонили разные люди. Первый спросил, когда прибывает эшелон с лесом, второй поинтересовался характеристиками тайваньских электронагревателей, третий и вовсе оказался арабом. Он с акцентом сообщил, что скоро приедет вместе с другими арабами к Сергею в гости, и попросил содействия для более быстрого вступления в МППР.
Глава двадцатая
Обыватель часто путает интеллигентность и необразованность. Обыватель не видит разницы между интеллектом и начитанностью. Обывателю вообще многие вещи до лампочки.
Валерий Пименович Канделябров не был ни начитанным, ни тем более интеллигентным человеком, а посему разногласий у обывателя не вызывал. Характер у телеведущего был взрывной и вздорный, а при крайней загруженности работой – просто скандальный.
Дозвонившись Флюсову в шесть часов утра и потребовав объяснений по поводу отсутствия писателя в течение нескольких дней, Валерий недовольным тоном сообщил, что в результате проведенной им титанической работы все необходимые для съемок художественного фильма «Корабль двойников» со Златопольским в главной роли – люди и документы – практически готовы.
Компаньоны договорились встретиться сегодня в полдень, как всегда на десятом этаже здания Государственной думы, в приемной Казимира Карловича.
Флюсов появился в назначенном месте четко без пяти двенадцать, Канделябров на восемнадцать минут опоздал.
– Валера, а ты предупредил нашего друга о том, что мы к нему сегодня придем?
Телеведущий отряхнул с пышных усов многочисленные хлебные крошки и немного неуверенно ответил:
– Нет, я был в полной уверенности, что это сделаешь ты.
– Ну, тогда пошли. Раньше придем – раньше выгонят. Карлович не любит незапланированных встреч.
Однако на сей раз опасения писателя оказались необоснованными. Златопольский принял приятелей широкой улыбкой, рассказав для начала достаточно смешной, хотя и немного пошлый анекдот, затем по-отечески пожурил их за в некотором роде информационную блокаду и сразу перешел к делу:
– У меня давно все готово, а вы все не звоните и не звоните.
После расширенного обмена мнениями начинать съемки решили через неделю – ее должно было вполне хватить на решающий подготовительный период.
Поздравив друг друга с долгожданным пуском проекта, собравшиеся пожелали себе и остальным здоровья и удачи и разошлись, вполне удовлетворенные достигнутыми результатами.
На прощание Казимир Карлович почти шепотом сообщил, что деньги на съемки будут поступать частями и что первый транш в размере тридцати процентов от общей суммы будет доставлен в указанное компаньонами место уже завтра.
– Я вас поздравляю, Валерий Пименович, – явно сдерживаясь, чтобы не пуститься в пляс от переполнявших его чувств, сказал Сергей, выходя из приемной вождя.
– А я вас – нет! Мне все равно жалко денег. Нам нужно было сегодня совершить репудиацию.
– Поясните.
– Другими словами, отказаться принимать девальвированные денежные средства, а мы этого не сделали.
– Может, вернемся? – пошутил Сергей.
Не слушая приятеля, Канделябров заныл:
– Они девальвированы временем и отношением к нам лидера мануал-партократов. Как так можно?! Сначала договариваться на одну сумму, а затем ее в корне менять. Сейчас произошла девальвация убеждений, уверенности в партнере. Как можно в таких условиях спокойно работать? А ты еще улыбаешься.
От дальнейших нападок Флюсова спасло появление в думском коридоре бодро шагающего им навстречу депутата от МППР Алексея Хитрофанова.
– Леша, привет! – Писатель опрометью метнулся наперерез депутату, уже на ходу сообщая о свершившемся факте решения всех спорных вопросов по созданию будущего кинематографического шедевра.
– Ну что ж, молодцы. Так держать! – поправив пухлой, почти женской ручкой итальянскую оправу очков и укрепив ее понадежнее на мясистом носу, отреагировал Хитрофанов.
– А ты все толстеешь, дружок.
– Так ведь я только что из командировки.
– А какая здесь связь?
– Здесь я на виду у Карловича, приходится бегать: когда пообедаешь, когда – нет, а в командировках я же, как ты понимаешь, езжу не сам по себе, а в составе думских делегаций – один официальный прием кончается фуршетом, другой – банкетом, третий… – тут он немного подумал, но все-таки закончил мысль, – почти дебошем. Позавчера на одном товарищеском ужине с участием правительственных кругов одной очень буржуазной страны руководитель нашей делегации – я уж не буду называть фамилию, – хватанув лишнего, предложил капиталистам такое!.. После чего упал мордой в салат. Эксплуататоры вместе с наймитами внимательно посмотрели и говорят: «Уберите отсюда эту свинью! Если дело касается сверхприбыли, мы готовы иметь дело с кем угодно. Во время Второй мировой войны наши старшие товарищи сотрудничали даже с гестапо. Есть только одна категория людей, с которыми мы никогда не имели, не имеем и не будем иметь никакого дела…» И потом сказали слово, аналогом которого у нас служит слово «мудак»: «Вот с ними, то есть с мудаками, никаких дел у нас быть не может». Как?!
– Отлично. Сногсшибательная история! Ты заработал свой стакан сока. Пойдем с нами в буфет.
– Не могу, шеф вызвал. Скорей всего, по вашим делам. Если задержит недолго – я вас найду.
Канделябров недовольно повертел по сторонам головой и раздраженно спросил, вероятно, собираясь продолжить свое нытье:
– Так мы что – идем в буфет?
– С чего ты взял?
– Так ты ж только что сам сказал Хитрофанову.
– Мало чего я кому сказал.
В здании Государственной думы Сергею надо было посетить еще одного депутата – друга своего детства, бывшего до недавнего времени врачом-стоматологом, Валерку Аксенова, известного в медицинских кругах тем, что однажды одному своему клиенту с больным зубом, вместо того чтобы поставить пломбу, он рассек скальпелем язык почти что напополам. Был скандал, клиент подал в суд; у Аксенова были сначала мелкие неприятности, затем – крупные, потом его исключили из сообщества московских стоматологов, и уже после этого – от нечего делать – он стал баллотироваться в депутаты от округа «Преображенская площадь – Сокольники» и победил.
Заглянув к нему и обнаружив, что бывшего врача-изувера нет на месте, приятели вышли на лестницу в специально разрешенное место – покурить.
Курил один Флюсов, Канделябров терпеть не мог табачного дыма, поэтому, достав из кармана ажурный платочек, нервно приложил его ко рту и еще больше нахмурился.
– Валера, все идет хорошо. Все дело в настроении. Для того чтобы оно в большинстве сомнительных ситуаций оставалось хорошим, ты должен научиться всего одной элементарной вещи – управлять своими эмоциями и умозаключениями. Ведь настроение зависит лишь от условий внутреннего характера. Ведь я в данный момент счастлив не благодаря тому, что у меня есть, и не в связи с тем, где я нахожусь. Я счастлив только потому, что я думаю, что все идет хорошо.
– Ты просто веселый человек.
– Нет, не просто. Еще древние китайцы говорили: «Человек без улыбки на лице не должен открывать магазин». А мы с тобой не магазин открываем – нам кино снимать надо. – Тут Сергей внезапно замолк, показав глазами на странного человека с депутатским значком на лацкане, вероятно, также, как и он, вышедшего на лестницу подымить.
Человек был крайне худ. По его изможденному лицу можно было предположить, что он последние годы провел на необитаемом острове, не имея никаких средств к существованию. Человек несколько раз жадно затянулся и, горько посмотрев с усмешкой на Канделяброва, сказал:
– Из всех наград, которыми в последнее время меня награждали, больше всего я горжусь нагрудной медалью «Инвалид с детства».
– Простите, пожалуйста, – не расслышал Валерий, несколько изумленный бесцеремонным обращением незнакомого депутата, – как вы сказали: «детства» или «с детства»?
– Это дело не меняет. Главное, что я – инвалид, и у меня этого детства практически не было. У меня украли отрочество, меня обобрали в юности. И только сейчас я могу полноценно дышать и совершать поступки, о которых мечтал с четырех лет: пить водку, ходить к девкам и читать запрещенную когда-то литературу. Нет-нет… я имею в виду не диссидентскую макулатуру, – не сочтите меня за идиота, я говорю об эротических книжках и справочниках. У меня никогда не было хороших книг, я воспитывался на дерьме. А вы что читаете?
– Я читаю в большинстве своем лишь только то, что пишу сам, – отрезал Флюсов и подтолкнул товарища к двери.
– Сколько же в Думе сумасшедших! – заметил телеведущий, нажимая на пластмассовую кнопку вызова лифта. Лифт приехал, в нем уже находились человек десять народа, и чем-то нестерпимо воняло.
Налицо была явная перегрузка и без Флюсова с Канделябровым, и вероятно поэтому, не доехав до первого, металлический ящик плавно и глубокомысленно остановился между вторым и третьим этажами и, немного поурчав, отчего-то затих.
– Все, звездец – приехали, – спокойно сказал Сергей. – Я однажды уже сидел в этом здании в лифте два с половиной часа. Это только считается, что все службы Госдумы работают отменно, без нарушения правил внутреннего распорядка и технических сбоев. Правда, сейчас единственное, что меня волнует в данной ситуации, – это даже не то, что мы застряли. Больше меня волнует запах.
Канделябров потянул воздух носом и жалобно замычал:
– Господа, у кого с собой в наличии имеются воняющие предметы, просьба освободиться от их присутствия в кратчайшее время.
Стоящий спиной седоватый мужик недовольно пробасил:
– Как честный депутат официально заявляю: воняют остатки паштета, которые пролежали у меня в кабинете с прошлого четверга. В данный момент я везу их, чтобы выбросить. Вопросы?
– А почему вы не выбросили остатки у себя на этаже? – спросила миловидная женщина с высокой модной прической, но без депутатского значка.
– Потому что в этом случае нестерпимая вонь, которую в данный момент мы все ощущаем, стояла бы на целом этаже. Еще вопросы?
– Как будем теперь избавляться от вашего паштета?
Кто-то от дверей посоветовал:
– Можно руками слегка приоткрыть двери и выбросить ваш сверток в шахту!
– Еще чего! – испугалась женщина с прической. – А если наш замечательный лифт при этом упадет?
– Не упадет, – тоненьким голоском заметил весь в прыщах молоденький юноша небольшого росточка. – Я проходил в институте термодинамику и голову даю на отсечение, что ничего не будет.
Одновременно раздалось несколько голосов:
– Зачем нам ваша голова?
– При чем тут термодинамика?
– Молодой человек, не создавайте панику!
Обладатель вонючего свертка покраснел:
– Это провокация! Вероятно, враги следили за мной всю эту неделю и сейчас сознательно вырубили энергопитание, чтобы внести раскол в сплоченные ряды нашей партии!
– А вы из какой фракции? – спросил кто-то.
– Коммунистической!
– А я – из «Яблока». Так вы что, уважаемый, – на нас намекаете, когда говорите о врагах?
– Послушайте, – внезапно догадался худосочный юноша с прыщами, – какие же мы все-таки дураки! Здесь же есть кнопка вызова дежурного лифтера.
– Не обобщайте, молодой человек, – сказал депутат от ККФФ с вонючим свертком. – Что это за легкомысленное заявление: «Мы все дураки»? Ведите себя прилично, а не то мы вас быстро успокоим и выведем из зала. В смысле, я хотел сказать – из лифта. Ну, в общем, понятно.
– Послушайте, прекратите ругань, – сказала миловидная женщина. – На кнопку вызова лифтера нажать все равно надо!
– При чем здесь лифтер? – возмутился любитель тухлых паштетов. – Я требую к себе уважительного отношения… даже в этой экстремальной, не предусмотренной никакими регламентами ситуации.
– При чем здесь регламент? Давайте по существу вопроса! – выкрикнул кто-то.
– Может, вы еще голосовать предложите?
– А что, может, и предложим.
– Вот болваны!!! – не выдержала женщина с высокой прической и без значка. – Мужики, нажмет кто-нибудь кнопку вызова лифтера?
– Я после армии, перед Госдумой, четыре года работал лифтером, – внезапно подал голос мужчина средних лет в вельветовом пиджаке, – и могу вас стопроцентно заверить, что это ни к чему не приведет.
– А что же нам делать?!
– Ну, нажмите кнопку, попробуйте. Вам что – трудно? – Миловидная женщина перешла на крик.
– А чего жать, если это бессмысленно?
– Друзья, а, может, скинемся и дадим взятку, чтобы нас выпустили? – негромко предложил пучеглазый депутат.
– Кому?
– Да какая разница – кому? Главное, чтобы нас освободили, – пояснил высокий человек с хитрой рожей и дипломатом.
– Освободили от занимаемой должности?
– При чем здесь должность?! Господа, попрошу всех держаться в рамках приличий и не расслабляться, – предупредил высокий.
– Если вам все равно, кому давать взятку, – дайте ее мне, – неуверенно сказал юноша с прыщами.
– Товарищи, не поддавайтесь на провокацию! – крикнул кто-то от самых дверей лифта.
Канделябров тем временем, почувствовав приступ тошноты, стал судорожно зажимать рот двумя руками, что не прошло незамеченным. Люди, боязливо озираясь, стали группироваться в лифте, еще теснее прижимаясь друг к другу и вдавливая стоящих по краям в металлическую обшивку, главное – подальше от телеведущего.
– Держись, друг, – жалобно попросил Валерия толстый пучеглазый депутат. – Если тебя вырвет, я не сдержусь тоже – у меня рефлекс.
– У всех рефлекс. Тогда точно через пять минут все задохнемся.
– Товарищи, – обратился к присутствующим депутат от ККФФ, – просьба ко всем включить все свои внутренние резервы. Любая попытка заблевать лифт будет расценена как силовая акция реакционных кругов!
– Да нажмите же, наконец, кнопку вызова лифтера! – в последний раз прокричала женщина с высокой прической и упала в обморок.
Ко всему через секунду в лифте погас свет, и наступила жуткая тишина. Через несколько мгновений раздались душераздирающие звуки изнанки чьего-то организма вперемежку с шумом падающей воды.
– Кто, кто посмел? Подонки!
К этой минуте терпение людей подошло к границе, за которой явственно вырисовывались очертания паники, хаоса и анархии. Но внезапно лифт поехал, причем не вниз, а вверх.
Чудо техники, со скрежетом добравшись до седьмого этажа, успешно миновало его и тут опять внезапно затихло. Зато к общей радости зажегся свет.
– Кто-нибудь, поднимите женщину с пола, – потребовал прижатый к стенке лифта мужчина средних лет в вельветовом пиджаке, – она же испачкается.
Сразу несколько ответственных голосов начали громко и подробно объяснять, почему именно они не смогут этого сделать. В качестве доводов приводились различные факты, начался спор, плавно перешедший в прения. Женщина между тем без движения лежала на полу, не подавая абсолютно никаких признаков жизни.
Прыщавый юноша попытался стряхнуть со своей одежды результаты вражеской рвоты, но в условиях ограниченного пространства это ему не удалось.
– Лежащей даме сейчас хорошо было бы понюхать нашатырного спирта. Господа, ни у кого случайно нет нашатыря?
– У меня есть, – внезапно вспомнил пучеглазый депутат. – Я его, честно говоря, в водку добавляю, чтобы потом на заседаниях изо рта запаха спиртного не было.
Пленников высвободили подоспевшие на помощь два слесаря. Народ выходил из лифта абсолютно без эмоций, не глядя друг на друга. После всего пережитого Сергею захотелось вымыть с мылом руки, для чего он и направился в туалетную комнату.
Канделябров семенил сзади, повизгивая и хлопоча о том, чтобы Флюсов не рассказывал никому о только что происшедшем инциденте, недобрым словом вспоминая и мерзкий паштет, и такого же мерзкого его обладателя.
– Вот, скотина, до чего додумался. В госдумовском лифте испорченные продукты перевозить.
– А что бы ты сделал на его месте?
– Известно что – пешком бы понес по лестнице эту тухлятину.
Когда писатель вышел из туалета, Валерий, все еще не до конца успокоившись, что-то бормотал себе под нос. Сергей благородно сделал паузу, дождавшись, пока его приятель закончит драматический диалог сам с собой, после чего пристально осмотрел его внешний вид и удовлетворенно резюмировал:
– У тебя, наверное, огромный опыт в подобных делах. На пиджаке вообще никаких следов. Ну-ка, повернись. На брюках, кстати, тоже. Экстракласс! Работа настоящего мастера!
– Хочешь, я отвезу тебя на такси домой… за свой счет?
– Спасибо, Валера, я доберусь сам. К тому же я собираюсь направиться не домой, а совершенно в другое место.
– Тогда я отвезу тебя за свой счет в другое место, куда ты скажешь.
– Валера, это лишнее.
– Как хочешь, Сергей Сергеевич. Тем более никто в темноте, собственно, и не видел, что это я в лифте… слегка нахулиганил.
– Конечно, никто.
– Тогда объясни мне, с чего ты взял, что это меня вытошнило? – Канделябров гордо вскинул огромную голову.
От обычного сходства с унылым птеродактилем не осталось и следа. Теперь телевизионный дока был похож на пышущего уверенностью и здоровьем горьковского буревестника. Именно таким он и нравился основным обожательницам его таланта – женщинам постбальзаковского возраста с умственными способностями ниже среднего.
Сергей не стал возражать, что очень понравилось Канделяброву, и он сразу повеселел:
– Ты не знаешь, где здесь можно купить зубной пасты – почистить зубы? Нет? Ну и плевать. В конце концов, я хотел это сделать не для себя, а для окружающих. Правда, это благородно с моей стороны? Сам же я не чувствую, чем от меня пахнет.
Валерий всегда себя считал мастером общения с людьми. Это свойство, по его мнению, когда-нибудь должно было сыграть определяющую роль в его жизненной эволюции и принести несметные материальные блага.
«Самые выгодные вложения капитала – это вложения в людей. Ни в золото, ни в драгоценности, ни в раритетные произведения живописи – только в людей!» – частенько повторял он своей престарелой маме. На что мама понимающе хмыкала, прикладывая указательный палец к старческим сморщенным губам, и шла в кухню готовить успокоительный отвар из целого десятка целебных трав.
Летом Канделябров с мамой обычно жили на даче, где в свободное от решения массы бытовых проблем время с удовольствием шлялись по окрестностям, выискивая среди ненужных сорняков необходимые им растения. Когда же лето заканчивалось и наступала золотая пора осени, Валерий приступал к активному сбору грибов.
Поскольку мама не разрешала ему отходить далеко от дома, а поблизости количество обычных съедобных грибов было минимальным вследствие огромного числа вездесущих дачников, Валера собирал мухоморы. Их он варил двое суток в огромном эмалированном чане, затем пропускал через мясорубку, вымачивал неделю в уксусе, пересыпал поваренной солью вперемешку с содой и мелко растолченными таблетками аспирина и лично закатывал полученную смесь в трехлитровые банки.
Как-то, угощая приехавшего к нему в гости одного известного журналиста, обычно непьющий, он выпил водки с пивом и поделился секретом приготовления своей фирменной закуски. Бумагомаратель сначала не въехал, посчитав хозяйские слова розыгрышем, а когда до него дошло, что с ним не шутят, быстро вскочил из-за стола и бегом помчался в сторону ближайшей железнодорожной станции, на ходу останавливая проходящих мимо людей и нервно бормоча: «Где здесь какая-нибудь больница?»
Журналисту вовремя сделали промывание желудка и еще целый ряд медицинских процедур, полностью обследовали весь организм, две недели держали в токсикологическом отделении, а при выписке напомнили о том, что вообще-то мухоморы нормальные люди есть не должны.
Странно, но на самого Канделяброва яд, содержащийся в несъедобных грибах, абсолютно не действовал, даже наоборот – после их употребления он чувствовал себя гораздо лучше: у него стабилизировалось давление, пропадал шум в ушах, преследующий Валеру с семилетнего возраста, просветлялась голова.
– Ты знаешь, Сергей, я хочу открыть тебе одну важную тайну, – нервно осмотревшись по сторонам, сказал телеведущий, когда они вышли на улицу. – Только дай слово, что это останется между нами.
– Даю.
– Поклянись!
Флюсов вяло отреагировал:
– Детский сад. Ну хорошо – клянусь! На будущее запомни, дружок: тайну редко выдает тот, кто ее знает. Чаще выдает тот, кто ее угадывает.
– Мне вчера звонил неизвестный – и угрожал!
Остановившись, писатель внимательно посмотрел на приятеля и в задумчивости произнес:
– Этого нам еще не хватало.
– В том-то и дело. Я сначала не хотел ничего тебе говорить, чтобы не расстраивать.
– А с чего ты взял, что меня может расстроить звонок твоего «неизвестного»? Чего он хотел – в двух словах?
Канделябров поглубже натянул на свою огромную голову легендарную вязаную шапочку так, что глаз стало почти не видно, и с придыханием сказал:
– Я и сам толком не понял. Что-то по поводу того, что я не выплачиваю четвертый месяц зарплату сотрудницам моего офиса.
– А у тебя и офис есть? Не знал этого.
– Не расстраивайся – об этом никто не знает, кроме меня и людей, которые там работают.
– В таком случае все ваши волнения излишни. Заплати всем, кому положено, заработанные деньги – и проблема автоматически исчезнет.
– У меня нет денег!
– Тогда издай приказ об их увольнении и уволь всех без выходного пособия.
– Я не могу этого сделать, потому что в таком случае мне будет не с кем спать.
– Ну дела. А ты еще и спишь с ними!
– Сплю. Со всеми троими, по очереди.
– И зарплату не платишь?
– Нет.
– Я всегда говорил, что ты – гениальный продюсер!
Канделяброву польстила объективная оценка товарища, волна добродушия так и растеклась по его выразительному пытливому лицу, но на сегодняшний день еще не все Валерины проблемы оказались решенными, и поэтому расслабляться было не время.
– Сергей Сергеевич, неизвестный мне назначил встречу. Ты не мог бы меня подстраховать?
– Когда?
– Сейчас… сегодня… через двадцать восемь минут в кафешке напротив Центрального телеграфа.
– Ты же собирался отвезти меня домой?
Канделябров перебросил свой кейс из левой руки в правую, потом обратно, отряхнул пальто, поводил усами и, уставившись на группу молоденьких девушек, кучкующихся возле входа гостиницы «Москва», уныло произнес:
– Я знал, что ты откажешься.
– Ну, а если бы я все-таки согласился?
– Я бы отдал деньги таксисту, а сам бы не поехал. Или ты бы сам заплатил за проезд, а я бы потом тебе эти деньги вернул.
– Судя по тому, как ты выплачиваешь зарплату – вряд ли.
– Ты меня обижаешь! Это же частный случай. В моих редких аморальных поступках нет никакой системы.
– Порой мне кажется, что это не совсем так. – Сергей достал душистую сигарету. – Вот сейчас покурю и так и быть – составлю тебе компанию в твоих полукриминальных переговорах, связанных с обманом наших простодушных трудящихся, порой еще доверяющих сомнительным продюсерам и телеведущим. – Флюсов затянулся. – А зря.
Упомянутое Канделябровым кафе представляло собой третьесортную забегаловку, а запах в ней не на много отличался от того, который приятели совсем недавно ощущали в уютной кабине лифта в Государственной думе.
– Ну, где твой таинственный незнакомец? Давайте его сюда. – Сергей Сергеевич отхлебнул из только что принесенного ему женщиной в грязном переднике стакана немного апельсинового сока и вызывающе оглядел присутствующих.
Его взгляд лишь на секунду скользнул по ажурным чулкам сидящей невдалеке в обществе двух кавалеров-кавказцев дамы, но этого, по их мнению, оказалось более чем достаточно.
– Слушай, дорогой, тебе не кажется, что ты немного ошибся? – спросил один из них, делая попытку приподняться со стула.
– Все нормально, генецвале. – Сергей миролюбиво приподнял правую руку, после чего приложил ее к груди и слегка наклонил голову. – Я просто перепутал вашу знакомую с одной своей старой приятельницей.