Шутка костлявой девы Чердак Наталья
Каждый в своем коконе. «Мы» должно стать «мы» сейчас. Чего бы мне это ни стоило.
– Минуточку, я сейчас вернусь, – говорю я и выхожу.
Если магия существует, то она должна произойти прямо сейчас. Я должен вернуться в комнату двадцатичетырехлетним, обнять ее и сказать все слова, которые не сказал тогда в машине.
Ничего не получается. Морщинистая слива в зеркале глядит на меня. Ударяю дряблую щеку кулаком. Есть только боль и желание быть с ней.
Вернувшись в комнату стариком, я вижу, как этот ангел лежит на диване и, закрывшись руками, не двигается.
Тогда в голову приходит безумная идея. Быть может, нужно просто поцеловать ее? Может, это поможет? Все эти глупые сказки про заколдованных принцесс, которыми мама пичкала мою сестру в детстве. Возможно, они сработают.
Когда нет правильного выхода, просто иди. Не важно, куда. Не останавливайся.
Подхожу к ней, обнимаю. Мои глаза закрыты. Мне снова двадцать семь, я молод и полон сил. Внутри ни одной мысли, все мое существо сосредоточено на одном желании. Я готов быть только с ней. Сжимаю хрупкие плечи. Наконец-то все так, как должно быть.
– Остановитесь! Что вы делаете?
Становлюсь горячим и твердым, прижимаюсь, она чувствует ногой мою решимость и орет:
– Отойдите!
Мне все равно. В душе я молод. Не останавливаться. Узнай меня сквозь эту сморщенную кожу. Узнай!
Меня бьют по голове. Как тот подросток на Девятое мая. Чем-то не очень тяжелым. Однако удар выводит из равновесия. Падаю. Вижу ее спину. Она опять сбегает от меня. Нужно вернуть Киру!
Встаю на ноги так быстро, как только могу. Дверь нараспашку. Ветром в квартиру заносит апрельскую пыль. Подбегаю к окну.
– Приходи через неделю, – кричу я ее быстро удаляющейся фигуре, лелея глупую надежду. – Он будет здесь, я обещаю!
Она резко оборачивается, злобно смотрит на меня и, ни слова не говоря, ускоряет шаг.
Глава XXII
Главный
Всю неделю провел один. В деньгах, к счастью, пока не нуждаюсь. Бережливость всегда помогала мне в критичные моменты. По моим расчетам, я могу спокойно жить и ни о чем не думать еще месяца четыре. Одному многого не нужно.
Как-то раз ко мне приходит Макс. Решаю, что не стоит подавать виду, что я знаю про него с Кирой. Пока что он может стать моим информатором.
Мы выпиваем по банке пива.
Возраст – сорок пять.
Макс пришел не просто так, ему нужно выговориться.
– Ничего не могу понять в этих женщинах, Женя.
– Что не так?
– Вот недавно встречался я с одной женщиной, все было прекрасно, а потом взбунтовалась ни с того ни с сего и дала от ворот поворот.
– Давно? – спрашиваю.
– Да буквально пару недель назад. Мол, ей нужно время подумать и все такое. Никак не пойму, чего же она хочет.
Этот поганец сидит прямо передо мной и говорит о Кире. Я взбешен, но виду не подаю. Макс верит мне, нужно дать ему какой-нибудь совет.
– Это ты про ту девушку из бара? Ну та, которая рыжая?
– Не совсем. Эта лучше. Я давно за ней ухлестываю.
– Насколько давно? – мои глаза горят недобрым огнем.
– Достаточно, – он внимательно смотрит на меня. – Ты понимаешь, о чем я? – спрашивает Макс с нотками тревоги в голосе.
Нужно убедить его, что я полный идиот и ничего не знаю. По сути, если бы не пара случайных встреч, так бы оно и было.
– Понятия не имею… о какой-то своей девушке, но знаешь, Макс, мне кажется, вы с той рыженькой певичкой из бара – отличная пара. – Мое лицо – маска спокойствия. Поза расслабленная и немного безразличная, никаких подозрений я вызывать не должен.
– Ты думаешь? – спрашивает Макс. Сейчас он, судя по лицу, чувствует себя в безопасности за своей броней из лжи.
– Конечно! Она же просто находка для тебя. Макс, ты… ну как бы это сказать? Ты не спортсмен… а высокий буйвол, а она такая милая и вроде веселая. В общем, подходите друг другу. Идеальная пара.
За последнее время Макс значительно похудел. У него почти нет жира, разве что немного с боков, но он все равно огромен и похож на быка.
Его лицо – застывшая маска мученика. Самодовольная ухмылка, хлопок по плечу и слова:
– Пора. Пока, друг.
Надеюсь, он и правда считает меня идиотом. Но идиотом, который может дать дельный совет.
На следующий день Макс опять приходит, чтобы рассказать о каких-то проблемах, но уже касаемых той рыжей бестии из бара.
– Знаешь, я заметил такую тенденцию. Все рыжие девушки странные. Чем больше тараканов, тем ярче цвет. Они будто с ума сходят и красятся.
Я вспоминаю рыжее облако волос Киры. Когда мы познакомились, Кира тоже была рыжая. Как и сейчас, только тогда ее цвет был уж слишком ярким.
– Мне нравятся рыжие… Вот только с этой… – продолжает Макс. – Не понимаю, крашеная она или нет? Как думаешь?
К сожалению, мужчине сложно определить, натуральный у девушки цвет волос или нет. Зачастую они слишком хорошо маскируются, так, что и не отличишь.
– Да какая разница? Главное, чтобы нравилась, – подытоживает Макс и предлагает выпить.
Все, кто живет с девушкой, иногда хочет сбежать, чтобы просто посидеть в тишине. Блаженное одиночество – вкус спокойствия, радость безмолвия, отдых для мышц. Своего рода необходимая каждому доза умиротворения и гармонии. И вот оно наступило – время моей радости, но я несчастлив и больше всего хочу услышать хотя бы злые шаги, шуршание пакетов и бряцание браслетов на руках, которые судорожно упаковывают вещи. Была бы она здесь, пускай злая, решительно настроенная уйти и не вернуться, кричащая, кусающаяся, плачущая, яростная, ненормальная… Любая.
Тоска – это качаться на табуретке и слышать несуществующие шаги. Будто она хохочет, болтая с подружкой по телефону, или собирает вещи для отпуска; складывает кофточки и маечки, упаковывает в пакеты косметику и все необходимое, которое потом приходится выбрасывать из-за перевеса, застегивает собачку на чемодане для отпуска, прыгает на этом чемодане. Звуки… Столько самых разных скрипов паркета, стука каблуков, лязгов дверей и журчаний воды, сталкивающейся с фаянсом посуды. Голоса, стоны, всплески, топоты… Невообразимый гул отсутствующих звуков. Нужно все вернуть. Я схожу с ума от фальши одиночества, которое обещало подарить мне дозу радости.
Все платья – в шкафу, тухнущие склянки – в ванной, а полумертвые цветы – в горшках. Голос, вечно что-то рассказывающий мягкий тембр, ныне отсутствующий. Я схожу с ума от тишины и включаю необходимый каждому жителю мегаполиса компьютер. Проверяю почту. Несколько новых сообщений, одно из них от Киры: «Я зайду на днях, хорошо? Только при условии, что будет Евгений, а не его дед. Тот, кто там, на другом конце, ответьте и пришлите моментальное фото в скайпе. Если это опять вы, то я не приду».
Мне сорок пять, чуть приглушаю свет и делаю фото. Сейчас глубокая ночь. Надеюсь, плохое качество Skype поможет скрыть несколько лет.
Ответ приходит уже утром.
«Женя? Женя, это ты?»
«Да, я».
Весь следующий день я жду ее: пью чай, принимаю кофе, заливаю в себя алкоголь. Но Киры нет.
Зато под вечер ко мне опять заявляется Макс. На этот раз его намерения серьезные. Он говорит, что рыжая певичка теперь часто ночует у него, и рассказывает известную всем парням историю, как девушка обустраивает территорию.
– Я боюсь пускать ее в дом, Жека. Каждый раз после ночи с ней обнаруживается забытое на вешалке платье или новая баночка с кремом, – начинает он. – Женщины медленно вторгаются в наше пространство и думают, что мы не замечаем. Проблема в том, что мы действительно не понимаем, что происходит, до тех пор, пока однажды утром не ударимся ногой о ее набитый шмотками чемодан.
Я оглядываюсь. На подоконнике все так же стоит высохший фикус. Мумия ее любви ко мне. Напоминание.
– А может, так и нужно? – спрашиваю я. – Все же логично, именно это и подразумевала природа. Нам без женщин совсем нельзя. А им без нас. Все эти тусовки, оттенки любви, быстрый секс…
Сейчас Макс младше меня. И, кажется, он не особо понимает. Хотя какое-то подобие осознания читается на его туповатом лице. В последнее время он сильно раздражает меня своими частыми приходами, которые заканчиваются пьянкой.
– Знаешь что, Макс? – говорю я и кладу руку ему на плечо. Это выглядит как наставление отца сыну. – Иди и женись на ней. Быть может, так твоя жизнь станет лучше. Это очаровательно-нелогичное существо, по крайней мере, вызывает улыбку и умиление. Разве нам так много нужно от них? Хорошего настроения и немного понимания, и этого вполне хватит.
В дверь звонят.
– Ты кого-то ждешь?
– Подыграй мне, – только и говорю я и срываюсь с места.
Похоже, чудеса все же случаются. В момент, когда мы совсем его не ждем, чудо, вытерев ноги о коврик, бесцеремонно стучится в дверь.
Когда заходит Кира, Макс смотрит на нее во все глаза и не понимает, как она тут оказалась. Видимо, он так ошарашен, что не может ничего произнести, кроме как сдавленное «Привет…», и, схватив куртку, выйти вон, не попрощавшись и ничего больше не сказав.
Кира провожает его неодобрительным взглядом, ее щеки пылают, волосы растрепаны, на губах смущенная и вместе с тем полная счастья улыбка. Возможно, ей стыдно, что она похоронила меня раньше времени.
С другой стороны, в последние недели она и правда старалась что-то исправить. Можно ее простить и принять обратно.
– Почему ты не ушла сразу? – спрашиваю я.
– Я узнала тебя. Вот и все.
После небольшой комедии Макс ушел. Мы остались вдвоем. Сначала она недоверчиво присматривалась, пытаясь что-то для себя понять.
– Ты ли это? – только и спросила она. – Что произошло?
Сквозь линии морщин она пыталась узнать того двадцатисемилетнего мужчину, который чуть было не стал главным в ее женской судьбе.
Часть II
Кира
Глава I
Как мы попали в несуществующую квартиру
– Чтобы подняться на семнадцатый этаж, нужно нажать на комбинацию из двух кнопок, иначе лифт не поедет.
Дабы не запутать читателя, вернемся на несколько минут назад. Мы встречаемся около выхода из метро. Конечная станция. Идем к известному тебе месту. Для меня все сюрприз. Ты постоянно прикасаешься ко мне, и это раздражает. По дороге я говорю:
– Быть может, купить чего-нибудь к чаю?
Жадные глаза смотрят на меня, ты говоришь:
– Пойдем.
Заходим в ближайший супермаркет, дикарем кидаешься к бананам. Вокруг ног волчком вьется девочка лет четырех – сама непосредственность. Быстро-быстро перебирает ножками, и вот она уже у кассы.
Рассматривает не шоколадки, но лица людей. Любопытный и умненький зверек. Ведет себя так, будто никто больше не нужен. Она и так наедине с огромным магазином, для нее – целым миром, где все нужно понять и потрогать.
Проходим между рядов. Неожиданно ты замедляешься и делаешь резкий выпад: ловко хватаешь связку бананов, вертишь в пальцах, тянешь ее к моему лицу. Машинально отклоняюсь и, открыв широко глаза, смотрю на фрукты. Я испытываю неподдельное удивление от твоей дикости.
– Купи, пожалуйста, купи мне бананы, – просишь с мольбой в голосе и прижимаешь еду к груди, будто если отпустишь, ее отнимут.
Мне не остается ничего, кроме как заключить, что ты давно ничего не ел, и прийти к решению купить тебе эти самые бананы, которые весят килограмма два. Удивительно, как ты умудрился с первого раза ухватить самую тяжелую связку.
На кассе продавщица смотрит на нашу троицу подозрительно. Мне достается быстрый колкий взгляд, тебя же она ощупывает глазами, будто пальцами. Девочка ей, кажется, безразлична.
По дороге ребенок не слушается и постоянно куда-то сбегает. Ты жуешь бананы и к тому времени, как мы подходим к дому, их не остается вовсе.
Движения у тебя резкие. В лифте на секунду замираешь, делаешь быстрый выпад рукой. Даже не успеваю испугаться. Все происходит за секунду. Страх разливается по телу холодной парализующей волной, приковывая меня к полу – не пошевелиться. Но это не нападение, а всего лишь странная шутка.
Пальцы на моем затылке, изучающе перебирают волосы. Не успеваю предпринять что-либо, только открываю рот, чтобы сказать возмутительно «Что ты делаешь?», и рука твоя ровно за мгновение до этого ускользает и прячется в карман брюк.
Вы похожи с этой девочкой. Не понимаете, что делать можно, а чего нельзя.
Когда мы шли к парадной, я спросила:
– Где ребенок?
Оглянулась по сторонам и увидела два огромных глаза, изучающе выглядывающих из пыльной темной ямы. Таких тут много: лесенки, спускающиеся вниз к дверям, что ведут в подвал, к примеру, или просто зачем-то открытые люки.
Ты кричишь:
– Эй, иди сюда!
А как только она подбегает, хватаешь, подбрасываешь вверх, к небу, и несешь на руках. Я вижу все, что на ней надето, все, что должно быть скрыто.
– Скажи честно, ты под наркотой? – задаю вопрос.
– С чего ты взяла? – опасливо спрашиваешь ты.
– Адекватные люди так себя не ведут, слишком много странных деталей.
Брезгливо молчишь, упорно жмешь на кнопку. Сразу она не поддается, приходится проделать процедуру раз пять. Наконец она загорается статичным красным светом и за металлической дверью слышится движение. Шахта озаряется приближающимся светом, я вижу это сквозь небольшие отверстия, к которым прислонила глаз.
– Я боюсь, – выдаю я, стоя перед лифтом.
– Лифтов?
– Нет, тебя, – поворачиваюсь к этому человеку и смотрю с мольбой.
Девочка внимательно оглядывает меня. В своем прелестном платьице она выглядит как маленькая ручная мартышка. Ее большой рот произносит:
– Это мой дом и тут совсем не страшно. Чего ты боишься?
«Чего же я боюсь?» – задаю себе вопрос. Наверное, убийства или чего похуже. Быть может, это план такой: заманить меня к себе и разделать на органы? А ребенок – чтобы не вызвать подозрений и казаться благородным отцом-одиночкой…
Несколько минут назад в парадную вместе с нами прошли люди, они уехали первыми. Жаль, что я не ушла именно тогда. Мое «я боюсь» вырывается, когда мы втроем стоим перед серой металлической дверью с двумя створками, и она вот-вот распахнется.
Ты не маньяк и не извращенец, скорее, просто торчок, раз не набрасываешься на меня. В просторной кабинке смотришь в никуда и улыбаешься. Может быть, все должно произойти не здесь? Представление, возможно, отсрочено на потом. Всем известно: чтобы было интереснее, нужно помучить жертву. Маньяки тащатся от запаха чужого страха, он их заводит…
Выпад вперед, я прикована к полу волной страха и не могу пошевелиться… Трогаешь мои волосы. Прислоняешь их к носу.
– Хороший шампунь! – одобряешь ты.
Я лишь закатываю глаза и покорно жду. Бесполезно что-то говорить или высказывать неодобрение такому, как ты.
Огромный ящик останавливается. Нервы-ниточки натянуты. Створки лифта открываются, приглашая меня вступить в другую реальность. Делаю шаг вперед. Попадаю на чердак. Темно и немного страшно, справа бьет луч света. Иду к солнцу и небу, чтобы взглянуть на них еще раз и, возможно, встретить людей. Выхожу на балкон, оглядываюсь. Вниз никак не спуститься, людей нет. Поздно, уже поздно что-то менять. Краем глаза замечаю дверь на черную лестницу. Возможно, это мой шанс. Оборачиваюсь, чтобы оценить ситуацию: он смотрит на меня в упор. Бежать бесполезно. На балконе лежат две перевернутые магазинные тележки, доверху заваленные дровами. Также имеются потрепанные чемоданы и старый хлам.
Меня послал сюда Женя. Он сказал, что тут мы обретем себя. Что это небольшое путешествие поможет нам лучше понимать друг друга и мир вокруг. После долгих уговоров я уяснила, что это не минутная прихоть, а пробкой засевшее в его голове желание. Поворачиваюсь в сторону двери, проклиная все на свете, и в том числе любимого. Вот и он: выходит из полумрака и улыбается.
– Куда ты привел меня, Женя? – спрашиваю я без тени улыбки и доброжелательности.
Стоишь и не двигаешься. Ровно две секунды, затем любезно открываешь дверь. Делаю несколько нерешительных шагов и попадаю в другой мир.
– Давай уйдем от цивилизации? Скроемся, забудемся, исчезнем на пару месяцев, – уговариваешь меня, показывая странное помещение.
Твои идеи уйти от цивилизации начались не так давно, но успели плотно въесться в мозг и грызли его, пока ты не решился и не сломил меня.
Через месяц после того, как я вернулась, тебя начало раздражать, что наш маленький рай портит шум за окном и топот ног людей, которые живут этажом выше. Соседи над нами часто устраивают домашние вечеринки, и мы не раз сталкиваемся с ними и их девицами на лестничной клетке. Это не может не раздражать: истерично хохочущие размалеванные девки с сигаретами во рту и разводами от косметики на покрытых пушком юности щеках.
Телевизор включен. Хожу по квартире, приложив ладони к ушам.
Бормотание вслух «не слышу, не слышу» не способствует разговору. Решение не принято.
Волочишься за мной и упрашиваешь. Ты совсем молод. Подросток. Лет семнадцать. Идеалист.
– Разве ты не чувствуешь, будто тебя кто-то душит? Словно город высасывает силы?
Иду по коридору, не оборачиваясь.
«Меня нет, я в домике».
– Послушай меня! – вопишь ты. – Я знаю, что говорю.
В такие моменты находиться с тобой в одной комнате невыносимо. Идеи максималиста вылетают одна за другой. Не успеваю отбиваться. Дверь закрыта.
– Я серьезно! Он высосет тебя, как сок из маленькой коробочки. Ты хочешь этого – остаться без сил?
Ты попал в точку. Я сама не раз задумывалась над этим, но никогда не предпринимала серьезных мер и не разрабатывала планов, чтобы в один день сбежать. Разве что в отпуск с подружкой к морю. Прислоняюсь затылком к кафельной стене и вспоминаю, как вчера в метро женщина лет сорока или шестидесяти трубочкой заталкивала прозрачную упаковку в маленькую дырочку, в сморщенную от недостатка воздуха коробочку из-под сока. Ей, вероятно, было скучно. Розовый плащ с потертостями и пятнами грязи, редеющие, совсем не блестящие, скорее, даже тусклые волосы и свисающие кожные мешки темного цвета под глазами. Стать такой же? Позволить высосать меня, а потом пичкать мусором? Разрешить сделать меня пустой коробкой, которую сомнут в руке и выбросят в помойное ведро?
Жить в центре, безусловно, удобно. Красота низеньких зданий, удачная гамма цветов, дыхание истории. Провожу рукой по тому, что дорого. Тут все знакомо и понятно. Реальность, к которой я привыкла с детства. Люди, которые меня окружают. Жизнь от понедельника до пятницы. Такой, какой я ее знаю. Лучики субботы и депрессивные вечера воскресенья.
Открываю дверь ванной.
Твои глаза смотрят на меня. Блестящие и неподвижные. Радостно-взволнованные. Ожидающие моего «да» или «нет» как приговора.
Просто скажи: «Так ли ты хотела жить?»
Отворачиваюсь, губы кривятся. В своем максимализме ты просто невыносим. Открываю дверь настежь, иду в гостиную – к дивану, плюхаюсь на него со всей силы, закрываю лицо руками. Может, ты прав.
Подходишь, обнимаешь за плечи и, подняв мой подбородок к своему лицу, выжидательно смотришь. Нужно дать ответ. Прямо сейчас, мы оба чувствуем это.
– Ладно, – выдаю я, – что ты предлагаешь?
Это была неплохая идея. Жить маленькой общиной. Творческой семьей. Пару месяцев. Чтобы просто отдохнуть. На деньги от твоей сдающейся квартиры можно жить довольно неплохо. Если особо не вестись на рекламу и покупать только то, что на самом деле нужно.
Помнится, не так давно мне понравились волшебные браслетики «Pandora». Это такие металлические ниточки с серебряным напылением в два миллиметра, на которые нанизываются разные детальки. Их много. На любой вкус. Все, чтобы любая девушка/женщина окунулась в детство и вспомнила, о чем тогда мечтала.
Я стояла каждый день около витрин и смотрела на крошечные кареты, сердечки, замки. Издевательство. Воплощение детской мечты. Там были маленькие книжечки с аккуратненькой золотой надписью «Fairytale», кукольные жених и невеста, маленькая девочка. Этими браслетиками, нанизывая на них бусинки, можно рассказывать свою историю. Родилась дочка – прикрепляешь миниатюрную колясочку, поехала в отпуск – можно купить еще один кораблик.
Проблема была в цене. Но все равно было непонятно, почему за покрытый золотом браслетик без единой бусинки нужно выкладывать девяносто девять штук.
В один из дней я разревелась. От обиды. Продавщица нагрубила мне. Сказала, что ей надоело каждый день высчитывать стоимость браслетов, которые я составляю.
Каждый день я приходила и, прижимаясь ладонями к витрине, дивилась. Просила девушку сложить разные комбинации и, кусая губы, уходила. День за днем. А потом, после того, как она накричала на меня, все же решилась и купила эту вещицу. Глаза блестели от счастья, когда я нанизывала на серебряную ниточку выбранные детали.
Теперь браслет лежит в коробке. Я даже не достаю его. Застежка сложная. Тем более боюсь стереть эмаль. Драгоценность бесполезна. Женщины чаще носят то, что им не жалко испортить – это называется повседневная одежда. Элегантные платья надеваются по праздникам, дорогие сумки и туфли ждут «особого» случая, а драгоценности так и пылятся в бархатных коробках.
Помню, как в один из дней проходила мимо того самого магазина. Решила зайти. Подошла к витрине и, опустив глаза, рассматривала сквозь пелену слез фигурки на аккуратненьких подушечках. Серебряные яблочки с золотым листиком. К одному из яблок что-то пристало. Кусочек грязи. Попросила показать. Девушка достала бусинку, повертела ее в руках, осмотрела и взяла другую. Она положила его на мягкую белую подушечку, а дефектное быстро спрятала в небольшую коробку.
Тогда я настояла, чтобы заглянуть внутрь.
– Что там, в этой коробке?
– Ничего, – ответила работница невозмутимо, но в то же время как-то нервно.
Тогда я просто взяла эту коробку и потянула на себя. Дети в песочнице делают так же. Потом начинают кидаться «куличиками». От неожиданности девушка выпустила коробку из рук – бусины градом рассыпались по витрине. Это были предметы, которые слишком долго пролежали на одном месте. Так долго, что протерлись, как истоптанный сотней ног ковер. Как человек в коме, у которого проявляются пролежни. Из-под серебряной краски виднелась ржавого цвета основа.
С тех пор мой браслетик тоже лежит в коробке. Я просто боюсь, что с ним случится то же самое, что он сотрется гораздо быстрее у меня на руке, что я случайно его потеряю…
Ты сказал мне:
– Неужели мы должны быть запечатаны тут? Когда-нибудь посмотрим в зеркало и увидим то, что не порадует ни тебя, ни меня.
Я достала браслетик «Pandora» и попросила его застегнуть. Шанс на жизнь, чтобы не раствориться.
Так мы поселились в пространстве «Несуществующая квартира».
Глава II
Кушать подано
Приглядываюсь к нему внимательно. Огромные разноцветные куски дерева болтаются на шее, бритый череп и белые шары глаз с несколькими красными прожилками. Передо мной стоит невысокий мужчина с очень светлыми бровями и глазами цвета песка; немного странный, но в целом добрый. Есть в его лице что-то подобострастное и угодливое, мысленно я окрестила его «таксой». Этого парня зовут Рудольф. Но он просит называть себя коротким и звучным Рой.
– Разве это не разные имена? – спрашиваю я.
– Разве это не разные имена? – передразнивает он очень противным голосом. – Просто Рой, и все тут.
В мой первый день, когда я решаю, что он маньяк, замечаю кроссовки. Огромное количество кроссовок и кедов разных цветов и размеров. Заляпанные грязью, испачканные зеленой травой… Есть тут и новая обувь: чистые розовые, размера тридцать шестого, не больше. Рядом стоят такие же, только бледно-желтые. Их подошва вымазана ярким соком травы.
Люди, сидящие за барной стойкой около горящих мониторов.
Люди, лежащие на огромных мешках с прозрачными шариками внутри.
Девушка, склонившаяся над тканью с иголкой в руках.
Мужчины в штанах «али-баба», рассекающие пространство квартиры своими голыми по пояс телами.
Все это я вижу по дороге на кухню.
На окне стоит стопка, в ней одуванчик. За стеклом – длинный ряд прорастающих из земли овощей. Рвущиеся к солнцу побеги.
– У нас семь балконов, – говорит Рой.
Я выражаю удивление, в то время как Женя действительно выглядит удивленным.
В кухню бесшумно входит кошка. Запрыгивает на раковину, задевает лапой кастрюлю, ежится и замирает. Ее ноздри втягивают воздух: кошка ищет пишу.
Рой судорожно, мелко дрожа всем телом, нетерпеливо подбирается к кошке и быстро хватает ее, будто одним своим присутствием в комнате она способна навредить. Мне непонятно, почему он ведет себя именно так.
Я улыбаюсь и говорю: «Кис-кис-кис». Из коридора тут же выбегают еще несколько кошек.
– У нас их тоже семь, – только и говорит Рой, доставая из шкафа муку. – Три взрослых и котята.
– Как балконов, – подмечаю я. – Что вы планируете делать с ними?
Он берет с полки деревянную чашу, талмык и ставит на стол. Затем подбегает к окну. В его движениях есть что-то судорожное и нетерпеливое. Будто он торопится жить и делать все быстрее, а тело слишком медлительно и не удовлетворяет его запросы. Может, поэтому на его лице иногда проступает раздражение и усталость.
– Думаю, мне придется какое-то время постоять около метро. Отдать животных людям. Тебе с твоим парнем, кстати, кошка не нужна?
– Вроде нет…
– А лично тебе? – его глаза болезненно блестят.
– Нам комната нужна в вашем дурдоме, – задумчиво говорю я, наблюдая, как он крошит в тесто одуванчики.
Мы поселяемся на втором этаже. Если в квартире потолки шесть метров высотой, почему бы самостоятельно не надстроить второй этаж? Именно такой логикой руководствуются жильцы «Несуществующей квартиры».
Поднимаешься по лестнице из цельных пластов темного лакированного дерева. Несколько шагов вверх – к крыше. Около двери грудой высятся старые чемоданы и какие-то декоративные штуки. Посреди пола дыра, из нее торчат ветви дерева.
– Откуда оно у вас – это дерево? – задаю вопрос Рою, внимательно разглядывая тянущуюся кверху крону.
– Да, у нас посреди гостиной растет дерево. Что в этом удивительного?
По мнению Роя, я все время задаю странные вопросы, ответы на которые якобы каждый знает сам. И вообще, на его взгляд, я очень странная и даже загадочная. Думаю, что со мной все в порядке. Скорее всего, это у него и обитателей квартиры с головой что-то не то.
Зачем вы выкинули холодильник?
Почему едите лепешки из одуванчиков?
Почему все люди из этой квартиры будто с другой планеты?
Кому вы молитесь?
Что всех вас объединяет?
Хочу задать все эти вопросы и еще с десяток других, но они так и не срываются с моего языка.
Ключница в виде домика на шершавой белой стене. Низенькая дверца ведет в нашу комнату. Ручки нет. Дергаешь за веревочку, и дверь открывается. Попадаешь в детскую сказку.
Внутри тысяча и один предмет. Мелочи, упорядоченные до состояния гармоничного хаоса.
Женя прыгает от радости, любуясь этим организованным пространством. Под потолком висят шишки кедра и ели, веточки сосны и скорлупки грецких орехов. Столики завалены, на первый взгляд, мусором. Однако все гармонично, все нужно.
Хожу по комнате как завороженная, ко всему присматриваюсь. Все здесь интересно. Все здесь из мусора. Хочется оторвать детальки и унести с собой. Этнический ковер, занимающий полстены. В него воткнуты сережки разных форм и размеров. Картинки на выбеленных стенах с приклеенными деталями от всего на свете. Индийские чаши, специи, коробочки. Ракушки и камешки. Музыкальные инструменты, название которых мне неизвестно. Разбросанная по полкам, столам, шкафам литература, которую я не читала. Половинки кокосов и засушенные травы. Обитель шамана. Окно.
Евгений толкает ставни и высовывает голову. Яркие лучи врываются в полумрак сказки. Огромные окна заливают соседнюю комнату светом, не оставляя ни одного темного уголка. Царство покоя и тишины разрушено.
– Отсюда вид на гостиную.
Присоединяюсь к Жене – высовываюсь из окна. Действительно, дымоход камина и книжные полки, до отказа забитые литературой.
– Теперь это ваша комната, – говорит Рой и закрывает ставни. Мы втроем опять стоим в полумраке, привыкая к скудному освещению.
Рой щелкает выключателем: мягкое желтое свечение лампы высвечивает наши лица.
– Здесь вы можете уединиться.
Я хмурюсь, Женя улыбается. Может, стоит вернуться назад? Необходимо все обсудить, как взрослые люди. Но тут я понимаю, что, будь мне семнадцать, как Жене сейчас, я бы вела себя так же.