Запойное чтиво № 1 Крыласов Александр
— А куда целовал?!
— В губы!
— А это не одно и то же?!
— Кому как. По мне, так это совершенно разные вещи. И, судя по всему, уважаемый Верховный Судья, ты никогда в жизни не целовал дев.
— Да не целовал! — побагровел лицом и шеей его оппонент, — потому что не гоже Богу вступать в близкий контакт с живой девой!
— А с неживой, значит, можно? — вытаращил глаза Припекала.
— Не только можно, но и нужно! — ударил кулаком по сталактиту Радогост.
— Да он труположец, — прибалдел Припекала, — ну, дела-а-а.
— А ты что скалишься, гулёна?! — вскипел Верховный Судья, — в Пекло захотел?!
— Никак нет, — вытянулся по стойке смирно Припекала, — в Ирии хочу остаться.
— Не достоин! Вот возьмём и выселим тебя за 101 меридиан! Посмо-о-отрим, как ты там запоёшь! Или в Пекло закатаем!
— Я больше не буду, — всхлипнул Припекала.
Радогост удовлетворённо кивнул и снова обратил свой гнев на Бога пьянства.
— Переплут, ты, мерзавец, плюнул всем нам в душу. Выбрал подходящий момент и плюнул. Я бы даже сказал — харкнул.
— Нагадил! — закричали с мест, — лучше сказать — нагадил!
— Да, — кивнул Верховный Судья, — Боги подсказывают мне правильный глагол. Именно, нагадил!
— Наложил в штаны! — уточнили из зала.
— Прекрасно, — поддержал Радогост, — наложил в штаны. Метко и хлёстко данное выражение характеризует твоё поведение, подсудимый.
— Насколько я знаю, — возразил Переплут, — наложить в штаны, значит, испугаться.
— Что ты хочешь этим сказать, гнусный обвиняемый?!
— Что это выражение, гнусный обвиняющий, ты используешь ни к селу, ни к городу.
— Да ты гораздо опаснее, чем я мог предположить, — прищурился Верховный Судья, — ты не раскаиваешься в содеянном, а нагло, дерзко и открыто дерзишь Высшему Собранию.
— Это не Высшее Собрание, а шайка средневековых мракобесов и инквизиторов, сеющих тьму, — поставил диагноз брат два.
— А ты прямо луч света в тёмном царстве! — прошипел Морок.
— Свет разгоняет тьму, — усмехнулся Переплут, — но он не разгоняет вонь.
— Вызывается главный свидетель, — Радогост грохнул молотком, — давать показания будет волхв Велеслав.
В ответ послышался свист и недовольные крики.
— Мы из-за этого дурня «Дом-2» пропустим, — пророкотал Святобор, — и так всё ясно, как Божий день. В Пекло их всех!
Верховный Судья виновато кашлянул и напустился на Велеслава.
— Что ты тут стоишь?!
— Да я…
— Убирайся с глаз моих долой! — взбеленился Радогост, — стоит тут, понимаешь, образина, делопроизводству мешает. Суд Высшей Стражи постановляет: Переплута и Припекалу упечь в Пекло на тысячу лет, а двух бесов пожизненно.
— За что?! — взвыл Припекала, — не винова-а-атый я!
— Есть за что, — «утешил» Святобор.
Переплут высунулся из клети.
— Могу я последнее слово молвить?
— Молви, — разрешил Радогост, — но покороче, видишь, дел у всех невпроворот.
— О, великие Боги, я, идущий в самое Пекло, приветствую вас, — начал свою прощальную речь Переплут.
Боги покровительственно и умудрёно склонили свои седовласые головы.
— Короче, старые пердуны. — продолжил брат два, — когда вы себя последний раз в зеркале видели? Давно? Пойдите, посмотритесь. Уверяю вас, что более жалкого и прискорбного зрелища невозможно представить.
Гробовая тишина повисла в гроте. Боги открыли рты и зависли, как дряхлые компьютеры, а голос Переплута разнёсся по подземелью:
— Вы думаете, я буду молить вас о пощаде? Посыпать голову пеплом и раскаиваться? Счаз! Я намерен заклеймить вас позором, выживших из ума старых нетопырей, крыть на все корки и обзывать последними словами! От вас всё зло в этом мире! От вас! Вы уже никогда не сможете приспособиться к нововведениям и адаптироваться к постоянно меняющейся реальности. Вы способны только ломать окружающим хребты и судьбы! А сказать, почему? Потому что, вы боитесь! Да, да, трясётесь и дрожите, что вас отправят на свалку, кинут на груду мусора и завалят обрывками старых газет. И в этом, вы всё больше и больше становитесь похожи на пожилых и заслуженных людей. Вы никому не нужны! Никому! И от этого беситесь и негодуете, ищете крайних и виноватых, шпионов и предателей…
— Заткните этого отщепенца! — послышались недовольные крики Богов, — ишь, отступники, моду взяли на святое замахиваться! В Пекло их, всем скопом!
— В Пекло! В Пекло! В Пекло! — стали зычно скандировать, топать ногами и стучать посохами оскорблённые Боги.
— А меня-то за что? — запричитал Припекала.
— За компанию, — дёрнул углом рта Переплут, — вспомни, что ты Тимохе говорил.
— Да, я не совсем удачно пошутил, насчёт труположца! — взвыл Бог любострастия, — с кем не бывает?! Но я же раскаялся! Я же всё осознал и встал на путь исправления!
— Приговор вступает в законную силу с этого момента, — сказал, как отрезал Радогост, брякнул молотком по сталагмиту и нажал на рычаг.
Клеть со всем содержимым рухнула в раскалённую лаву.
— Кто праведный, тот не сгорит, — хихикнул Святобор.
Глава 23. ПУП (Пункт Управления Пеклом)
Сиволап угрюмо нарезал круги по аппаратной Пекла. Его окружали только стены, выложенные белым кафелем, жаровня, да огромный монитор, даже стула, и того не было. Сказать, что он был расстроен, ничего не сказать, карачун был раздавлен, унижен и взбешён одновременно. Сиволап злобно плюнул на угли и затявкал:
— Ведь это из-за вас, оппозиционеры проклятые, я сослан в ПУП на тысячу лет! Рог, падла хромоногая, отмазался, всё на меня свалил, мой пост занял, а я, получается, крайний! Наши теперь по столицам гужуются, в поисках врагов рыскают, а я тут, как репа, торчу!
Сиволап ещё раз плюнул в жаровню.
— Вот ведь, Переплут, до чего ты докатился — глупой головешкой чадишь. Я могу тебя и так пнуть и эдак.
Он достал кочергу и пошуровал в мангале.
— А всё пыжился: мол, законы не для меня писаны, куда хочу, туда и ворочу. А тебя раз — и прищучили. Прихватили за химо — и пошёл ведь, как миленький. Теперь горишь в Гиене Огненной и, небось, думаешь — зря я с карачунами связался. Ну, скажи, думаешь? Где же ты тут есть-то? Переплу-у-ут, отзовись.
Сиволап принялся молотить кочергой по всем головешкам подряд. Сноп искр взметнулся вверх, и одна из них попала карачуну прямо в мохнатое ухо. Сиволап взвизгнул.
— У-у-уй! Вот ведь бунтовщик, даже в Пекле огрызнуться норовит. Вот возьму сейчас и водой всех залью, социалистов проклятых, мятежников и террористов, будете тогда знать.
Он решительно снял со стены гидрант.
— Одной струёй всю вашу подрывную деятельность прекращу, — Сиволап решительно взялся за вентиль, — и не будет в помине ни вредительства, ни саботажа, писсионарии злокозненные.
Немного поразмышлял и вернул шланг на место.
— Нет, — заключил, он, — команды не было. А без команды нельзя, ни в коем случае.
Сиволап опять пошуровал кочергой в жаровне.
— Покорчись, Переплут, покорчись. И ты, Припекала, повертись. Ха-ха-ха. Припекает тебя, небось, Припекала, а? Признайся. Ха-ха-ха. И анчутки ваши поганые пусть покрутятся, как ужи на сковородке. Ещё дерзили, доможилы мухортые, вертухаем обзывали. Вместе теперь жарьтесь, отступники. А вы как думали? С карачунами-то связываться? Надеялись, что без последствий обойдётся? Пожурят, пожурят и опять с миром отпустят? А не тут-то было.
Сиволап довольно потёр лапы.
— Вам тысячу лет без малого в Пекле гореть. А всего-то месяц истёк. Переплут, а, хочешь, я тебе плохую новость сообщу? Эта-то пока хорошая была. Слышишь меня, чурка обугленная? Или у тебя даже ушей не осталось? Через четверть часа твоя полюбовница родит байстрюка, а мы его отнимем и на опыты. А потому что негоже Полубогам по земле шастать, негоже. Изловим его, скрутим и Сварогу пред ясные очи. А уж он твоё отродье не помилует, наверняка на опыты пустит.
Сиволап задумался.
— А ведь ты меня не слышишь, Переплут. А-а-а? Али слышишь? Такую дивную новость пропустишь, пересмешник. Тут уж не веселья будет, нужно тебя этой новостью доконать.
Карачун снова залился смехом, здорово напоминающим собачий лай. Он ткнул лапой в экран на иконку «Обитатели Пекла», нашёл папку «Переплут» и кликнул её. Одна из головешек вылетела из жаровни, упала на пол и обернулась Переплутом. Тот был распарен и багров, словно только что из парилки. Бог Пьянства шумно выдохнул, изогнул левую бровь, и его покрыли белоснежные порты и рубаха.
— Одёжу-то сними, арестант, — хмыкнул Сиволап, — не положена острожникам одёжа.
— Что я, голым что ли, перед тобой стоять буду? — улыбнулся Переплут.
— И постоишь, не растаешь.
— Хрен тебе, собака серая.
— Опять ослушаться норовишь?
— А что ты мне сделаешь? Опять в Пекло загонишь? Мне так и так там гореть. Зачем ты меня, вообще, вызволил?
— Поговорить с тобой хотел.
— Ну, говори.
Сиволап немного помялся и начал:
— Я знаю, ты меня презираешь.
— Да нет, я к к таким, как ты, равнодушен.
— Нет, презира-а-аешь, шкурой чувствую. За вертухая меня держишь.
Переплут отрицательно покачал головой.
— А кем считаешь? Жандармом? Держимордой?
— Да никем я тебя не считаю! Что ты ко мне пристал?! — вспылил Бог пьянства.
— Нет, считаешь, — выдавил из себя Сиволап, — вот, даже разговаривать со мной не хочешь. Все вы, революционеры, такие. Вы, типа, светлые борцы с режимом и горящие сердца, а мы, карачуны — гниль болотная.
— Ты очень удивишься, приятель, — усмехнулся Переплут, — но я не революционер и не бунтовщик. Я анархист и отщепенец, и все ваши расклады мне по барабану. Всякий борец с режимом мечтает сам стать царём горы и карабкается наверх, используя чужие головы вместо ступеней. По пути он много разоряется о диктатуре, сатрапах у власти и тоталитаризме в обществе, но стоит ему забраться на Верховный Трон, как он мгновенно забывает свои якобинские замашки, ест на золотой посуде и калёным железом выжигает крамолу.
— А ты, значится, не такой?
— Тебе же сказали — я деклассированный элемент.
— А ты в курсе, — Сиволап взглянул на монитор, — что через пять минут твоя полюбовница родит Полубога, а мы его отнимем и на опыты. Как тебе новость?
— Долгожданная. А ты в курсе, что мы с тобой в ПУПе одни одинёшеньки?
— И что с того? — не понял Сиволап.
— А вот что, — Переплут обернулся Джейсоном Стехемом, заехал ногой карачуну в ухо и принялся молотить того задорно, технично и чрезвычайно болезненно.
— Не смей меня трогать! — зарычал Сиволап, — я нахожусь при исполнении!
— Давай, жалобу на имя Велеса черкни, — посоветовал Бог пьянства, отправляя карачуна в заслуженный нокаут.
Переплут вновь стал собой, перешагнул через Сиволапа и подошёл к монитору. Он отыскал и кликнул папку с названием «Припекала». Из жаровни выскочила головешка и превратилась в голого Бога любострастия.
— Хорошая была банька, — крякнул распаренный Припекала, облачаясь в белые одежды, — жаль без девочек.
Переплут кликнул на экране ещё раз. Из мангала выпорхнули два уголька и превратились в Ерю и Спирю. Шерсть анчуток была мокрой и засмоктанной, вид они имели жалкий и облезлый.
— Ну, что, бесы, знатно попарились? — хохотнул Припекала, — ещё хотите?
— Не-е-ет, — замотали анчутки головами.
— Короче, — Переплут занёс руку над экраном, — я рву отсюда когти, а вы — как пожелаете. Если откажитесь — один клик, и вы снова в Пекле. Согласитесь — добро пожаловать на волю, но в случае поимки, срока удвоят, хотя бесам, как я понимаю, без разницы. Так как: Пекло или свобода?
— Свобода!!! — в один голос завопили узники совести.
Часть четвёртая
Вадим
Глава 24. Роддом
1. Особенный младенец
Ваня сидел возле кровати Веры и был занят тремя вещами: он постоянно взбивал ей подушку, делал козу младенцу и листал толстенную книгу.
— Что ты там всё читаешь? — поинтересовалась Нежданова.
— Книгу о происхождении человека.
— Хочешь узнать о происхождении человека? — хмыкнула Вера, — бывай чаще в роддоме.
В палату заглянул дежурный акушер-гинеколог.
— Не нравится он мне, — прищурил левый глаз Бурмакин, — больно уж на пса похож.
— Тебе показалось, — успокоила его молодая мать.
— Чувствуешь, как псиной пахнуло? — Ваня прикрыл второй глаз и втянул носом воздух.
— Выдумываешь ты всё, — отмахнулась роженица, — ну тебя.
Бурмакин потискал в кармане шокер и воинственно выпятил нижнюю челюсть. В палату зашла дородная акушерка, уважительно взглянув на крупного младенца.
— Он у меня особенный, — похвасталась Вера.
— Ещё бы, — усмехнулась акушерка, — не писается, не какается и говорить начинает через полчаса после рождения. По-русски, по-английски и по-французски, без акцента и с прононсом.
— Да, он у меня такой, — гордо заявила Вера, любуясь младенцем.
— Справный бутуз, — одобрила акушерка, — давай-кось крепыша, я его в смотровую палату отнесу. А ты, мамаша, покамест, приспни, умаялась, поди, на родах-то. А папашу попрошу в гостевую палату.
— Уже ушёл, — Ваня сделал напоследок козу сыну и убрался в палату для посетителей.
2. Разнос
Сиволап очнулся оттого, что кто-то бесцеремонно тыкал его посохом. Этот кто-то, оказался разъярённым Велесом.
— Опять опростоволосился, долдон! — взбеленился Бог Тёмных Сил, — чёрт с ними с острожниками, но младенец мне нужен живой и здоровый! Сейчас же!
— Ужо младенца-то я настигну, — пообещал карачун, потирая распухшее ухо, — с ним мороки не будет.
— Ужо настигни, а не то, я тебя самого в Пекло упеку.
— Не беспокойтесь, щенок от меня не уйдёт, — щёлкнул сапогами и тут же сморщился Сиволап.
— Хотелось бы верить. Если через четверть часа не доставишь его мне, высылаю Рога с сотоварищи.
— Есть, — карачун заранее скорчил рожу, но молодцевато сдвинул каблуки.
3. Весёлая семейка
Иван штудировал свою книгу, когда перед ним вырос Сиволап.
— Не убивайте меня, дяденька, — взмолился Бурмакин, пытаясь прикрыться толстым томом, — я тут не причём.
— Докладай, холоп, где переплутовское отродье?
— Мне не ве-е-едомо, — заныл Ваня.
— Говори, гадёныш! — Сиволап замахнулся палицей.
— Я скажу, скажу, — Иван рухнул на колени и прикрыл голову руками.
— Кто бы сомневался.
— Он в смотровой палате, восемнадцатая кроватка.
Сиволап, прихрамывая, отправился в смотровую. Через минуту он вернулся, неся мальчика за шкирку. Крошечный Вадик, болтаясь в распашонке, жалобно посмотрел на папаню и заплакал.
— Я же говорил, никакой мороки не будет, — сплюнул Сиволап.
— Нет, будет! — неожиданно для самого себя взвизгнул Бурмакин и вцепился зубами чудищу в лодыжку.
Младенец вывернулся из рубашонки, упал на пол и на четвереньках пополз к двери. Карачун треснул Ване палицей по лбу и рванулся за мальчиком. Вдруг дверь распахнулась, и на пороге возник не кто-нибудь, а Переплут в шкуре Джейсона Стетхема.
— Давно не виделись. Куда это ты собрался, чмо колченогое? — пробурчал Бог пьянства и принялся метелить Сиволапа с присущей ему энергией.
Вадик подполз к Бурмакину, положил свои крошечные ладошки ему на голову, и тот открыл глаза. Затем они, из положения лёжа, стали наслаждаться дракой небожителей. Лидировал, безусловно, Переплут; бедолага Сиволап от его ударов кряхтел, пыхтел и повизгивал. В конце концов, брат два вырубил карачуна ударом ноги в то же ухо, привязал за хвост к спинке койки и подсел к своей новой семейке.
— А ты молодцом, — похвалил Ваню Переплут, — кусаться, стоя на коленях, это сильно. Я бы так не сумел.
Бурмакин надулся, а Бог пьянства, наоборот, придя в хорошее расположение духа, хлопнул его по плечу.
— Кстати, поблагодари Вадика за спасение, если бы не он, тебе кирдык настал.
— Я обиделся, — засопел Ваня.
— На обиженных воду возят. Если бы не Вадик, ты из комы так и не вышел.
— Я был в коме?! — ужаснулся Бурмакин.
— А ты думал после палицы Правосудия только шишка на голове останется?
Младенец неуклюже встал на ноги и тонким голосом предупредил:
— Папы, в холле материализовались ещё три карачуна. Будьте осторожны.
— Откуда ты знаешь? — открыл рот Бурмакин.
— Они в кожаных куртках и штанах, обуты в байкерские сапоги, все трое хромают.
— Вадя, ты же заговорил! — завопил Иван, — ничего себе, через десять минут после рождения! И уже ходить можешь?!
— Пока нет, только стоять, — отчитался мальчуган, покачиваясь и пытаясь сохранить равновесие.
— Вадик, ты сказал: «папы» или мне послышалось? — строго переспросил Переплут.
— Да, я сказал: «папы», вас же двое.
— Я один, единственный, твой единокровный отец! — возмутился Бог пьянства, — а Ванька так — седьмая вода на киселе.
— Почему это я — седьмая вода? — оскорбился Бурмакин, — ещё неизвестно, чей он сын. Мой или твой.
— Конечно, мой, в его жилах плещутся мои божественные гены. Разве не заметно?
— А похож он на меня, вылитый я в детстве. Хочешь, я тебе свою младенческую фотографию покажу?
— Засунь её, знаешь куда, свою фотографию.
— Я тебе её туда самому засуну, — выпятил челюсть Бурмакин, доставая из кармана шокер.
— Мне?!
— Тебе!
— Соплёй перешибу. — пригрозил Переплут, — балабол кусачий. Куда тебе супротив меня?
— Папы, прекратите перепалку, — вмешался Вадик, — карачуны всё ближе, и настроены они весьма решительно.
— Вот скажи, брат два? — усмехнулся Бурмакин, — почему Вадя видит, что творится за стенкой, а ты нет? Что, старикашка, с годами утратил свои волшебные свойства? Зрение стало подводить?
— Зато у тебя появился реальный шанс умереть молодым и зорким, — в руке Переплута сверкнула молния.
Дверь палаты отворилась, и в проём просунулась морда карачуна. Переплут, не раздумывая, метнул молнией в него — раздался собачий визг, и запахло палёной шерстью.
— Так его, гада! — возликовал Ваня.
В дверную щель просунулись ещё две мордуленции. Переплут толкнул дверь ногой, прищемил головы карачунов и принялся молотить их кулаками.
— Молнией их полосни! — заверещал Бурмакин, — молнией!
— Где я тебе столько молний наберусь? — проворчал Бог пьянства, нещадно дубася карачунов, — была одна, да и в той вольт маловато.
— Что ты за Бог такой? — расстроился Иван, — молний, и тех нет. Ни на что ты не годен, брат два.
— Ты мне здесь лекции ещё будешь читать?
Дверь слетела с петель, и три карачуна обступили Бога пьянства.
— Переплут, ты с ума сошёл? — Рог погрозил брату два когтем, — мы при исполнении, на нас возбраняется нападать.
— Разве?
— Раньше ты всегда покорно следовал нашей воле.
— Ну, не покорно, но следовал.
— Так в чём дело?
— В моём сыне, я его в обиду не дам.
— Смири гордыню, Бог пьянства, ты же знаешь, мы неуязвимы.
— Знаю я вашу ахиллесову пяту, — усмехнулся Переплут и наступил ногой Рогу на сапог.
— У-у-уй! Гадюка! — взвился карачун, — на самую больную мозоль наступил! Чтоб тебя!
Переплут прошёлся пяткой по сапогам врагов, словно по паркету. Карачуны как по команде завизжали и затявкали. Однако силы были неравны: один карачун прыгнул брату два на спину, другой схватил за руки, а Рог принялся долбить Бога пьянства палицей в грудь.
— В самую душу бьёт, сучара, — прохрипел Переплут, — Вань, подсоби.
— Они меня опять в кому вгонят, — заробел Бурмакин, пряча в карман шокер и хоронясь под столом, — ты давай уж как-нибудь один.
— Отпустите моего папу, — пискляво потребовал Вадик.
— А шнурки тебе не погладить, щенок? — Рог с оттягом саданул Переплута палицей в солнечное сплетение, — ну как, нравится?
Вадик вскинул правую руку, из неё вылетело три молнии, и сразили карачунов наповал.
— Ничего себе, — ошеломлённо пробормотал Бог пьянства, потирая грудь, — хотя по идее, сыновья и должны быть круче своих отцов. Откуда у тебя столько молний, сынуля?
— Не знаю, — захныкал Вадик, — неужели я их убил?
— Карачунов лопатой не убьёшь, не то, что молнией. Надо смываться, покуда они не очухались, — Переплут подтащил карачунов к Сиволапу и зафиксировал за хвосты к спинке кровати, — вот так-то оно лучше будет.
— А они точно оживут? — засомневался Вадик.
— Да что с ними, с блохастыми сделается.
— Я за них переживаю.
Читать бесплатно другие книги:
