Запойное чтиво № 1 Крыласов Александр
— Может, и не сон, — пожал плечами брат близнец.
— А что тогда?
— Явь. А, может быть, Навь, сам разбирайся.
— А ты кто такой?
— Называй меня — брат два.
— Брат два, ты можешь мне объяснить, что здесь происходит?
— Встреча с всепланетным разумом, — напыжился брат близнец и принял позу Наполеона.
— Такое ощущение, брат два, что тебя из сумасшедшего дома выпустили, — скривился Бурмакин.
— Угу. Под залог.
— А, может, это я в сумасшедшем доме? — осенило Бурмакина, — и у меня у самого раздвоение личности?
— Всё может быть.
— Довела меня, эта чёртова работа! — Ваня ещё раз заехал локтем по косяку, сел на пол и разрыдался.
Брат два выждал необходимое для скорби время и прервал плач «Ярославны»:
— Хватит ныть, Ивашка, как-то не солидно с твоей стороны. Нюни тут, понимаешь, распустил. Знаешь, что такое нюни?
— Нюни, они и есть нюни, — проскулил Бурмакин.
— Нюни — это губы, — просветил Переплут, — слово знаете, а значение напрочь забыли, недопёски, Иваны, не помнящие родства. Скажи ещё спасибо, что я все раны твои затянул, а ведь мог бы и не заморачиваться.
— Премного благодарен. А анахронизмов я не меньше твоего знаю, ваше сиятельство. Усвоил?
— Ивашка, Богов так не почитают.
— Да-а-а? А как их почитают?
— В ноги кидаются, обувь целуют.
— Обойдёшься.
— Совсем оборзел народишко, — вздохнул двойник, — никакого трепета перед Небожителями не осталось.
Бурмакин почесал затылок, с сомнением посмотрел на близнеца и пробурчал:
— Так ты, значит, Бог?
— Да, — скромно кивнул брат два, — славянский Бог по имени Переплут.
Ваня хотел подойти, рассмотреть славянского Бога поближе, но поскользнулся и вновь очутился в пивной луже.
— Та-а-ак, а кто тут порядок наводить будет? — поинтересовался Бурмакин из положения лёжа, — напортачил, Небожитель, — будь добр, прибирись.
— Тебе надо, ты и прибирайся. А моё дело — сторона, я только пакостить умею.
— Не понял?! — повысил голос Бурмакин, — ну-ка, быстро всё убрал!
— Мне опять что ли, в чудище о трёх головах превратиться? — кротко поинтересовался Переплут, — только на этот раз я тебя, грубияна, не пощажу, запеку как окорочок в микроволновке. Будешь таким молчаливым, тактичным и аппетитным окорочком. К тому же, от тебя будет приятно пахнуть, не то, что сейчас.
— Я не хочу быть окорочком, — закапризничал Ваня, поднимаясь на ноги и обнюхивая свою пропитанную пивом рубашку.
— Никто не хочет, а как по-другому с вами, с неслухами бороться? Только с помощью кулинарии — вот так запечёшь одного баламута, остальные будут как шёлковые.
Ваня, матерясь на чём свет стоит, залез на стул и принялся вытирать стену полотенцем. Стул опасно покачнулся и чуть не опрокинулся.
— Я сейчас навернусь! — завопил Бурмакин, — подсоби! Подержи стул, Небожитель хренов!
— Рождённый ползать упасть не может, — отмахнулся Переплут, — сгонял бы ты лучше, Ивашка, вниз, проверил затопленный подпол.
Глава 3. Интернациональное счастье
Ваня рванул в подвал. Вид подсобки, открывшийся его взору, поражал сказочным размахом и приучал к мысли, что чудеса всё-таки существуют. Двенадцать работников ДЭЗа: сантехники, газовщики, электрики, лифтёры разных национальностей и вероисповеданий плавали на надувных баллонах из-под КАМАЗа по пивным волнам и ловили ртами последние капли, капающие с потолка. Они обнимали свои чёрные круги и энергично бултыхали по пене волосатыми ножищами. Ваня автоматически отметил, что дэзовцы рассекали по пивным волнам в одних семейных трусах и были в дымину пьяными. Бурмакин настолько обалдел от происходящего, что не нашёл ничего лучшего, чем спросить?
— Мужики, а у вас до скольки рабочий день?
Ване никто не ответил, все только презрительно посмотрели на назойливого посетителя и промолчали. Чувствовалось, что работу здесь любят и по домам не торопятся.
— Мужики, а кто у вас главный? — задал Бурмакин ещё один неуместный вопрос.
Вопрос был настолько бестактен, что в подсобке повисло молчание, прерываемое негодующим сопением.
— А ты хто такой? — голосом, обещающим незваному гостю скорые неприятности, поинтересовался один из мужчин.
Ваня сообразил, что если он сейчас сморозит очередную глупость, то будет сейчас же наказан. В него, как в плохого актёра полетят вещественные знаки недовольства, но не гнилые овощи и фрукты, а ошмётки пивной пены. Бурмакин зажмурил глаза и признался, что является хозяином квартиры на первом этаже.
— Шо ж ты сразу нэ сказав. Мы цэ думали, ты очэрэдной хорлопан из подъэзда, а ты наш блаходэтэль. Прыхай в пыво, — разрешил бригадир.
— Как-то неудобно, — замялся Бурмакин.
— Шо неудобно? — подивился бригадир, — такому олихарху, як ты, усё удобно. Надувной круг нашему блаходэтэлю.
Ване тут же подогнали баллон, предлагая присоединиться к их гоп компании. Бурмакин оседлал камеру из-под КАМАЗа, и тринадцать кругов, подобно чёрным лебедям, заскользили по «клинскому» озеру. Русские и украинцы, белорусы и молдаване, узбеки и таджики, наконец-то, слились в единую, интернациональную семью на фоне пивного изобилия. Присутствующие время от времени отхлёбывали пивка, пели песни и вели интеллектуальные беседы, каждый сам с собой и на своём наречии. Иван опять быстро закосел и, как водится, начал разбирать чужие языки и диалекты. Он вынес из пьяных базаров, что тут работают и бывшие актёры, и военные, и наркоманы, и дехкане, и пастухи, и даже смотритель арыка. Их идиллию прервал низенький дядечка с портфелем, вломившийся в подсобку и заявивший служебный протест.
— Ты хто? — оторопел бригадир.
— Я государственный чиновник, работник санэпиднадзора, — приосанился плюгавый мужичонка, — я способствую процветанию нашей страны и фильтрую вино водочную продукцию, поступающую к нам из-за рубежа.
— Поглядите на него, он из СЭС, — хохотнул майор в отставке, — «эсэсовец», значит? Так что тебе от нас нужно, дружище?
Я должен сделать контрольные замеры и проверить пиво на соответствие всем пищевым нормам Российской Федерации. Вы не имеете права пить не сертифицированный напиток и нарушать гражданский кодекс! Я требую немедленно прекратить, употреблять внутрь несанкционированное пиво!
Работник санэпиднадзора достал из портфеля телефон и стал куда-то названивать.
— Окунуть его в пыво! — приказал бригадир.
— В пиво его!!! — завопили остальные работники ДЭЗа.
— Устроим день Нептуна «эсэсовцу»!
— Он, видите ли, вино водочную продукцию фильтрует! Не верю!
— Замухрышка, лучше бы ты базар фильтровал. Толку было бы куда больше.
Могучие, пролетарские руки ухватили чиновника за обе штанины и повлекли в пивной омут.
— Я плавать не умею, — пискнул чиновник, роняя телефон в пучину.
— То ж не вода, то ж пыво, — укоризненно крякнул бригадир, — в ём даже мобылы не тонуть.
— И, тем не менее, я должен заметить, что мой телефон утонул! — стал надрываться клерк, — и я утону! Граждане, помогите! На помощь! Спасите!
— Экскременты не тонут, — напомнил бывший торчок, — а и утонешь — не велика потеря.
Государственного чиновника столкнули в пиво и стали участливо наблюдать, за его попытками научиться плавать.
— Шо это там шаволится? — бригадир подозрительно уставился на свой баллон.
Никто не обратил внимания на его вопрос, настолько работники ДЭЗа были увлечены пенным барахтаньем «эсэсовца».
— Уй, Шайтан! Отстань да?! — завизжал молодой узбек и беспорядочно замахал руками.
Тут уж все были вынуждены посмотреть в его сторону.
— Свят, свят, свят, — закрестился военный в отставке, — сгинь, нечистая сила.
Бурмакин увидел, что по чёрным кругам скачут два плешивых, рогатых существа около тридцати сантиметров в длину. Тела мальков покрывала густая шёрстка серебристого цвета от головы и до хвоста, носы у них были вытянуты в виде пятачков, а глаза совсем прозрачные, как у чухонцев, и неимоверно шкодливые. Существа стали протыкать камеры гвоздиками, и воздух с шипением устремился наружу. Круги тут же пошли ко дну, и работники ДЭЗа окунулись в пиво. Два маленьких рогоносца начали прыгать по их головам и хохотать тоненькими голосками. Ваня обратил внимание, что на ногах у существ не было пяток.
— Шо ж вы творите, паразиты?! — рассвирепел бригадир.
— Сгинь, нечисть, — продолжал судорожно креститься отставной вояка, — это нам за грехи наши тяжкие. Вы как хотите, а я с бухлом завязываю.
— Прости, Аллах, не будем больше сыпертное пить! Не будем твои заповеди нарушать! — таджик и узбек, держась друг за друга, стали давать торжественную клятву своему Всевышнему.
— А пиво-то того, с мухоморами, — убеждённо заключил бывший наркоша, пытаясь согнать со своей головы рогатую нечисть, — отвалите, децлы.
— Ты думаешь? — засомневался актёр, — и что тебя подвигло на подобные мысли?
— А с чего нам такие глюки мерещатся? Олигарх, признавайся, из Амстердама у тебя пивко, да? Зуб даю, оно не хилыми галлюциногенами заряжено.
Бурмакин промолчал и быстро погрёб к выходу.
— Я же вам говорил! Я же вас предупреждал! — заверещал слуга гигиены, вцепившись мёртвой хваткой в смотрителя арыка, — нужно срочно созвать межведомственную комиссию и проверить это пиво на наличие психотропных препаратов!
— Заткнись, жлобяра! — прикрикнул на чиновника торчок, — пиво без грибов — деньги на ветер.
Глава 4. Диалектика и власть
Из подвала Ваня вернулся тихим и задумчивым. Он подошёл к зеркалу, высунул язык и внимательно ознакомился со своей ротовой полостью.
— Ну, и как, впечатляет? Если ты хочешь получше рассмотреть свою грешную душу, то должен тебя огорчить — она располагается значительно глубже, — предупредил Переплут.
— Отлезь, удод.
— Не понял? — обиделся брат два, — ты сейчас оскорбил меня, да? Ты что, холоп, на славянского Бога наехал?
— Тебя не существует, — проблеял Бурмакин, — ты глюк, фантом, плод действия галлюциногенных грибов.
— Ах, вот оно что, — расхохотался Переплут, — что ты сегодня курил, обдолбыш?
— То-то и оно, что ничего! — взбесился Ваня, — я и «колёсами» не закидывался! Я, вообще, не по этому делу, это твоё пиво чем-то заряжено.
— Сам додумался, или пролетарии подсказали?
— Пролетарии, — сознался Ваня, — представляешь, сейчас в подвале два рогатых децла все баллоны нам прокололи и по головам скакали как по паркету.
— Это Еря и Спиря, — усмехнулся Переплут.
— Кто?!
— Ермолай и Спиридон, — пояснил брат два, — анчутки.
— А это ещё что за зверь?
— Выпороть бы вас хорошенько, потомки свободных славян, — рассердился Переплут, — зомби, вампиры и оборотни у вас за здрасьте проходят, а про обыкновенных анчуток напрочь забыли. Неужели тебе в детстве бабушка про анчутку безпятую не рассказывала?
— Где-то я это слово уже слышал, — стал припоминать Ваня, — и, действительно, от своей бабуси. Так кто ты такой, если не глюк?
— Я тебе уже говорил, что я — Бог Переплут, славянский Бахус, покровитель забулдыг, пьянчуг и ендовочников.
— Ты, небось, никогда с похмелья не хвораешь, поэтому и считаешь себя Богом, — захихикал Ваня.
— Не смешно, — скривился Переплут, — что-то ты, Ивашка, слишком резво себя ведёшь.
— В смысле, резво?
— В смысле, фамильярно. Я Бог, как никак.
— А я атеист, — ухмыльнулся Бурмакин, — а ещё точнее, агностик.
— Баклан ты безмозглый, Ванюшка, а не агностик.
— А почему ты, собственно, ко мне заявился?
— Должок. Мне твой пра-пра-пра-прадедушка Велеслав должен остался. Точнее, подставил он меня когда-то, лиходей этакий.
— Я-то тут причём? Когда-то, где-то, какой-то там древний пращур накосячил, а мне его долги выплачивать? Фигушки. У нас говорят, что сын за отца не ответчик. За отца, понял?
— У кого это, у нас?
— У людей.
— Так-то у людей, а у нас, у Богов, срока давности не бывает.
— Ваши проблемы, — отрезал Иван.
— О тебе же жандоблюсь.
— Что делаешь?
— Жандоблюсь. Забочусь, радею, по-старинному. Тебе же хочу, оглоеду, помочь, чтобы снять с тебя родовое проклятье.
— А не надо мне помогать, — заупрямился Бурмакин, — без сопливых обойдёмся.
— Что ты всё время копырзишься?
— Не понимаю я твоих слов! — окончательно разгневался Ваня, — по-русски говори!
— Я по-русски и говорю. Копырзишься, значит, упрямишься. Так в древности говаривали. Купи древнеславянский разговорник и учи слова, если такой невежа уродился.
— Сам учи, — огрызнулся Бурмакин.
Переплут побродил по квартире, полистал отсыревшие мужские журналы и пробурчал:
— В кого же мне превратиться? Твоя простецкая рожа мне изрядно надоела.
— Полегче, оборотень.
— Чем ты мне, Ивашка, нравишься, так это своей несусветной борзостью. Ты, вахлак, с кем разговариваешь? С Богом, однако!
— И что? Теперь тебе можно всякие непотребства творить?
— Конечно, можно. Это основное моё занятие.
Переплут пролистал ещё один журнал и определился с новым имиджем.
— В ДиКаприо превращусь, — заключил он, — вот, Леонардо, действительно, красава. Сразу чувствуются славянские корни.
Переплут на глазах Вани из его двойника превратился в Леонардо ДиКаприо. Бурмакин разинул рот и простонал.
— Ты что, всех голливудских звёзд знаешь?
— Естественно.
— И в любого можешь превратиться?
— Без проблем. Я же продвинутый Бог.
— А откуда ты столько современного сленга знаешь? Можно подумать, ты по ночным клубам тусовался.
— Да сколько у вас там новых слов, кот наплакал. Можно все выучить на шесть секунд. Мы же наверху не просто так сидим и дремлем, мы за вами наблюда-а-аем.
— Значит, мы у вас все под присмотром? — поразился Бурмакин.
— Под колпаком, — подтвердил Переплут, — но я решил не просто сверху на вас глазеть, а спуститься на Землю, встретиться с тобой и поквитаться. Правда, Верховные Боги были против, и мне пришлось пойти в самоволку.
— Э-э-э, Переплут, да ты хулигаа-а-ан.
— Не без этого. Люблю пошалить и набедокурить.
— И не трогают тебя Верховные Боги?
— Не а.
— Врё-ё-ёшь. Каждую неделю, небось, на ковёр вызывают.
— На ковёр из облаков, — хохотнул Переплут, — у нас, как и у вас, пока не рвёшься к власти, не устраиваешь митингов и не выносишь сор из избы — никому ты на фиг не нужен.
— А есть такие, что рвутся?
— Сколько угодно. Таких Божков мёдом не корми, только дай к власти пробраться. Их уж и под землю низвергают, и в морскую пучину командируют, и на Эверест зафутболивают. А им, дурням, всё равно неймётся.
— А тебе, типа, власть не нужна?
— На черта она мне сдалась? «Мама — анархия, папа — стакан портвейна».
— Ты что, и Витю Цоя слышал? — ороговел Бурмакин.
— Конечно. Я и Сашу Башлачёва знаю. Все, кто пишет и поёт о хмельных напитках — мои друзья. Это и Ваня Барков, и Гена Шпаликов, и Веничка Ерофеев, и Серёжа Довлатов, и Володя Высоцкий, и Майкл Науменко, и Боря Гребенщиков, и Миша Кочетков. У меня много друзей.
— Насчёт власти я с тобой согласен, — умудрёно прищурился Бурмакин, — я, что такое власть, ещё в четвёртом классе прочухал, а некоторые дундуки до седых волос доживают, а всё никак не могут разобраться.
— А ты, значит, уже в десять лет всё просёк? — усмехнулся Переплут, — вундеркинд ты, Ванятка.
— Я был развитым ребёнком, — отчеканил Бурмакин, — на уроке истории я спросил учительницу, чтобы случилось, если бы решающую битву выиграл не Красс, а Спартак? Римские легионы наголову разбиты, а бывшие рабы берут власть в свои руки. Знаешь, что она мне ответила?
— ?
— Ничего бы кардинальным образом не переменилось. Бывшие рабы сидели бы на трибунах в белоснежных тогах и показывали большим пальцем вниз, а вчерашние патриции рубились бы и гибли вместо гладиаторов на арене. И всё. Рабовладельческий строй бы не пошатнулся, система товарно-денежных отношений не пострадала и осталась той же.
— А если бы Спартак захотел устроить коммунизм уже тогда? — подмигнул Переплут.
— Я задал тот же вопрос. Историчка была лаконична: «у него ничего бы не получилось, а если бы он стал настаивать, его бы задушили свои же. Нельзя перепрыгивать из одного общественного строй в другой по человеческой прихоти».
— Правильно сказала. Люди ничего не решают, всё решают Боги.
— Ты не забыл, что я агностик?
— Ещё помню. Но без Богов всё равно нельзя, самим вам не управиться, дефективным.
— С чего ты взял?
— Вы же, люди, как дети неразумные, — укорил Переплут, — вас в ежовых рукавицах нужно держать. Вам же каждый шаг нужно подсказывать, от ошибок предостерегать и мировоззрение навязывать.
— А мы всё равно будем отстаивать свои взгляды, — набычился Бурмакин.
— Дети обычно отстаивают свои взгляды, стоя в углу, — отрезал Переплут.
Глава 5. Припекала
В дверь позвонили. Ваня, понурив голову, пошёл открывать. Он решил, что это пришли возмущённые соседи, или брошенный в набежавшую волну государственный чиновник, или участковый, или квартирная хозяйка… Да мало ли кто мог прийти к нему после невиданного доселе пивного потопа. Однако за дверью оказался незнакомый молодой человек приятной наружности в джинсовом костюме. Он бесцеремонно оттолкнул Бурмакина и ворвался в квартиру.
— Ну, что, не ждали?! — завопил он с порога.
— Вы кто? — открыл рот Иван.
— Припекала, — представился незнакомец, — славянский Бог любострастия, покровитель ходоков и половых агрессоров.
— Кто?! — обалдел Бурмакин, — ещё один Бог?! Вам что здесь, Пантеон что ли?!
— Ну, вот, явился, не запылился, — нахмурился Переплут, — чего припёрся?
— Не одному тебя по самоволкам шастать, — осклабился Припекала, — ну, как тут местные девы? Заждались меня?
— Им только и дела, что тебя ждать, — съязвил Переплут.
Припекала взял с журнального столика мокрый журнал «Playboy», деловито полистал и, кажется, остался доволен.
— Ух, ты, какие ляльки, — потёр он руки, — работы у нас с вами, браты, — непочатый край. Так, в кого же мне превратиться? Насколько я помню, сейчас главный секс символ — Брэд Питт. Им, пожалуй, и обернусь.
Припекала, мгновенно обернулся голливудской звездой, теперь его даже родная мать не отличила бы. Конечно, имеется ввиду родная мать Брэда Питта. В дверь снова протяжно позвонили.
— Кого там ещё чёрт принёс?! — взбесился Бурмакин.
— Ещё одного славянского Бога, — схохмил Припекала.
— Боги, а туда же. И все ведь в Москву лезут, провинциалы опереточные, — проворчал Ваня, отпирая дверь, — понае-е-едут, понимаешь. Достали вы меня уже, замкадыши.
Наконец, дверь отворилась, Переплут и Припекала с интересом выглянули из прихожей. За дверью стояла симпатичная девушка в халатике, с пустым мусорным ведром в руке.
— Богиня, гадом буду, богиня, — облизнулся Припекала, — проходите, девушка, мы вам несказанно рады.
— Я вышла, на лестничную клетку мусор выбросить, а дверь захлопнулась, — пожаловалась соседка, — вы мне не поможете?
— Конечно, поможем, — в один голос заверили Переплут и Припекала.
— Баба с пустым ведром — это не к добру, — блеснул Ваня знанием народных примет.
— Глупые суеверия и устаревшие предрассудки, — отмахнулся Переплут, проводя хорошенькую гостью в комнату.
— Что это с вашей квартирой стряслось? — оторопела соседка.
— Да сверху затопили, — возвёл на соседей напраслину Переплут, — нужно им, злодеям, гамбургский счёт выставить.
— Хороший сосед — мёртвый сосед, — поддержал его Припекала, — о соседках, естественно, речь не идёт.
— Ой, как же вы на американских артистов похожи, — всплеснула руками девушка, приглядевшись к соседям поближе, — вы их двойники, да?
— Мы — они и есть, — расплылся в плотоядной улыбке Припекала, — я — Брэд Питт, а он — Леонардо ДиКаприо. А вас как звать-величать.
— Юля.
— Очень приятно.
— А почему вы так чисто по-русски говорите? — закокетничала девушка, — объясните мне, пожалуйста.
— А мы полиглоты, — подмигнул Припекала, находясь в лощёной шкуре Брэда Питта, — да, Леонардо? У нас в Голливуде все-е-е полиглоты.
— У меня, бабушка, промежду прочим, русской была, — заявил ДиКаприо, отодвигая конкурента в сторону, — вы, Юленька, слышали, что в моих жилах течёт славянская кровь?
— Не-е-ет.
— Сто пудов, течёт. А хотите, я вам про съёмки «Титаника» расскажу?
— Конечно, хочу, — залилась румянцем соседка.
— «Титаник» — старьё, — перебил Питт, — вот «Война миров Z» — это да.
— Слабенький фильмец, — поморщился ДиКаприо.
— Все претензии к режиссёру. Юля, а помните меня в фильме «Знакомьтесь, Джо Блэк»?
— Конечно, помню, — задохнулась от счастья соседка.
— Юленька, вы идите к своей двери, — предложил Питт, галантно провожая даму за дверь, — а мы тут пока инструменты поищем.
Гостья вышла на лестничную клетку, а Припекала взмолился:
— Переплут, ты просто обязан уступить её мне.