Запойное чтиво № 1 Крыласов Александр

После этих мыслей в голове у Кондакова снова разорвался похмельный фугас. Осколки ударили в затылок и под ложечку.

«В гробу я видел это пойло. Лучше я его в унитаз вылью», — подумал, и сам ужаснулся своему решению Анатолий Анатольевич, — «нет, в унитаз — это, пожалуй, чересчур. Шурину отдам».

Анатолий Анатольевич добрался до работы и вставил пистон всем подчинённым, а потом и сам попал под раздачу. Хозяин их корпорации внезапно объявился после утреннего совещания и устроил менеджерам высшего звена основательный разнос. Хозяин сидел в глубоком кресле, похожем на трон, отёкший, оплывший, пышущий недельным перегаром и грозился «выгнать всех ворюг, дармоедов и алкоголиков к чёртовой матери»! А по этажам плавал и струился неистребимый запах перегара, складывалось ощущение, что им не разит только от секретарш и уборщиц, хотя Кондаков и за это бы не поручился. Так за заботами и делами прошёл первый день недели. Старший менеджер, наорав на очередного «планктона», засобирался домой. «Эх, сейчас домой приеду, зубки вискариком почищу», — потёр руки Анатолий Анатольевич, усаживаясь за руль, — «да под капу-у-устку».

Кондаков умер от острой сердечной недостаточности ровно через неделю. Утром, в понедельник.

Самый надёжный способ похудеть

(У кого там кость широкая?)

На двадцать пятом году жизни Верочка Плюхина озаботилась похуданием. Ну, не то, чтобы озаботилась, а скорее задумалась. Правда, с одной стороны, ей очень хотелось сбросить вес и больше его не набирать, с другой — лопать, ей хотелось ещё больше. Однако сейчас на кону стояло её замужество, а девушки такими вещами обычно не шутят.

Верочка, склонная к полноте, и раньше предпринимала попытки сбросить вес. Это происходило всегда спонтанно, и было вызвано или приближающимся летом и пляжным отдыхом, или походами по магазинам, где вся гламурная одежда шьётся на дистрофиков и худосочную немочь, а нормальным женщинам вроде неё остаются только бесформенные балахоны милицейских расцветок. Верочка пробовала и голодом себя морить, и покупала годовой абонемент на фитнес, и даже приобретала джинсы на три размера меньше. Увы, все эти меры вызывали противоположный эффект: после недельной голодовки у Плюхиной открывался такой жор, что в холодильнике перегорала лампочка, а родители начинали поглядывать на любимую дочурку с плохо скрываемым испугом. То же самое случалось с ней и после занятий фитнесом. Верочка выкладывалась на тренажёрах, как олимпийская чемпионка перед решающими соревнованиями, но стоило ей вернуться домой, как на неё нападал такой хомяк, что ей самой становилось жутко. В результате голода и занятий фитнесом Плюхина набирала ещё пять — семь килограмм, кляла, на чём свет стоит, свою конституцию и на этом успокаивалась. Она раздаривала купленные в запале джинсы сухопарым подругам и снова с головой окуналась в работу.

Родители, те, наоборот, гордились статной и краснощёкой дочкой. Отец восхищённо цокал языком и звал её «Царь девкой», а мама уверяла, что Вера вовсе и не полная, просто у неё широкая кость и с этим уже ничего не поделаешь. Из-за своей нестандартной фигуры Верочка комплексовала и слыла букой. Вытащить её куда-нибудь в гости всегда представлялось практически невыполнимой задачей. Единственное место, куда Плюхина ещё выбиралась, была квартира её подруги. Настя Слоникова, в девичестве Жеребкина, училась вместе с Верочкой в школе и всячески опекала подружку. Чета Слониковых была низкорослой и худосочной, зато очень гостеприимной. Все Стасовы и Асины одноклассники тусовались в их просторной трёхкомнатной квартире. Среди полуголодной молодёжи всё время звучало вопросительное:

— Ну, что, идём к Слонам?

Или более утвердительное:

— Ну, куда? К Слонам?

Или совсем уж утвердительное:

— Ужинаем сегодня у Слонов. Там и заночуем.

Ася замечательно готовила, и отказаться от её яств никто не решался, включая и Плюхину. Правда, потом Верочку начинали терзать муки совести и раскаяния за чревоугодие и обжорство. Она кляла свою невоздержанность в еде и торжественно обещала Насте в следующий раз ограничиться одним морковным салатом. Но и в другой раз Плюхина подметала всё со своей тарелки и, забывшись, просила добавки. Верочка завидовала подруге и не скрывала этого.

— Везёт тебе, Настька. Едим с тобой поровну, но у тебя не откладывается, а у меня откладывается.

— Что не откладывается? — недоумевала Слоникова.

— Жир, вот что!

— Просто у меня обмен веществ ускоренный, я не виновата, — оправдывалась Ася.

— А у меня замедленный, — переживала Вера, — и кость широкая.

Муж Насти не понимал дамских терзаний относительно стройности своей фигуры и постоянно подкалывал подруг:

— Девушки, чтобы вас не разнесло, старайтесь не есть после шести и не курить возле бензоколонки, — давал ценные советы хохочущий Стас.

— Я не ем после шести, — оправдывалась Верочка, — а всё равно поправляюсь. Может, мне диету сменить?

— Не можешь плыть — не мучай море, — продолжал прикалываться Стасик, — кто-то следит за своей фигурой, а кто-то лишь наблюдает.

Именно у Слониковых Верочка познакомилась с Родионом Малосоловым. Родион был очкастым, лысоватым и продвинутым. Он занимал должность пиар менеджера в книжном холдинге, и его любимым словцом было: «нереально». «Нереально высокие тиражи», «нереально дождливая погода», «нереальные хот доги». Роде очень нравилась могучая Верочка, способная остановить на скаку не только коня, но, и если понадобится, целый эскадрон. Вере Родион тоже очень приглянулся и на родителей её произвёл самое благоприятное впечатление. Однако предки Родиона восторгов сына по поводу будущей невестки не разделяли. Малосоловы были людьми старой закваски: гнилыми интеллигентами, нытиками и эстетствующими гнидами. Такие оппозиционеры по жизни полнокровных и щекастых девушек не любят, подозревая их в верноподданничестве и конформизме. Родя по секрету рассказал Верочке, что его родители представляли будущую сноху худой, фанатичной, с тонкими губами и горящим взором, в любую минуту готовую сразиться с действующим режимом.

А Верочка Плюхина не хотела воевать с режимом, лезть на баррикады и размахивать знаменем под осиное жужжание пуль. Она просто мечтала выйти замуж за надёжного парня, нарожать ему детей и жить-поживать под шкворчание котлеток и плеск стиральной машины. Однако Родя всегда прислушивался к мнению родителей, и смотрины у Малосоловых должны были стать поворотным моментом в их отношениях.

— Я не пойду на эти дурацкие смотрины, — упиралась, как могла Плюхина, — ни за что!

— Смотрины без невесты, что зима без соплей, — заливался Стас.

— Верунчик, не бойся, ты им наверняка понравишься, — уверяла Настя.

— Не пойду.

— Смотри-и-и, такого парня упустишь, — предупреждала Слоникова, — мужики нынче на дороге не валяются.

— Настоящие мужики нынче на дороге не валяются, они всегда домой приползают, — никак не мог угомониться Стасик.

— Отстаньте от меня, — заплакала Верочка.

— Ну, вот, довёл девушку до слёз, — осерчала на мужа Настя, бросаясь успокаивать подругу, — заглаживай, змей, свою вину.

— Ладно, — пропыхтел Стас, — вечером к нам на ужин придёт великий и ужасный доктор Кондрашкин.

— Кто?!

— Мой одноклассник Женька Кондрашкин. Он работает психотерапевтом, и вес бабам снижает, как орехи щёлкает.

Психотерапевт оказался бородатым, прожорливым и занудным. Первым делом он накинулся на настины деликатесы, потом перешёл к делу. На верочкины заявления о замедленном обмене веществ и широкой кости он закатал целую лекцию:

— Это распространённый миф, — строго заметил Кондрашкин, — простой пример: рост выше двух метров — великан, ниже одного метра — карлик. А всё остальное, от метра до двух — варианты нормы: верхняя граница и нижняя граница. Да, есть счастливчики, которые наворачивают сковородку жаренной картошки или хомячат в одну лузу киевский торт, и не поправляются ни на грамм. Но таких людей можно по пальцам пересчитать. Подавляющее большинство мгновенно набирает вес после таких пиршеств. Извечная истина: во времена войн и революций нет полных людей.

— Вон оно как, — синхронно закачали головами девушки.

— В Каменном веке перед человечеством стояла одна большая задача — элементарно выжить. Мужчина был добытчиком, завалил он мамонта — прекрасно. Погиб с рогатиной в руках — уже не так хорошо, но не смертельно. Женщина-то с детьми в пещере пережидает. И чем толще была дама, тем больше вероятность, что она дождётся с детьми сезона съедобных корешков или на её горизонте появится другой охотник на мамонтов. Так что, жировые отложения у женщин не каприз природы, а суровая необходимость и защитный механизм. С этим же связано, что мужчины легко теряют вес после физических упражнений, а женщины, сколько сбросят после изнурительных тренировок, столько же и наедят.

— Вот гадство, — погрустнели девушки, — вечно нам не везёт.

— Я занимаюсь контент терапией, — просветил Кондрашкин, — в видеоряд монтируется соответствующая лечебная фраза, которая и меняет характер пищевого поведения. Вера, зачем вы хотите похудеть?

— Я хочу себе понравиться. Хорошая фраза?

— Никакая. Как будто вы манную кашу по тарелке пальцем размазываете. Мы и так себе нравимся: мы толстые, ленивые, зарядку по утрам не делаем, иностранные языки не учим. Но всё равно мы хорошие и любимые. Человек природой запрограммирован любить сам себя.

— Лучше любите меня, — влез Стас, — дешевле выйдет.

— Грамотная фраза — основное, — со знанием дела, вещал Кондрашкин, — правильно составленный императив — половина успеха. Знаете, какую я сам себе вмонтировал фразу, когда бросал курить?

— ?

— «Лечишь других — бросай курить сам». Я мог бы составить фразу: «Курение сокращает мою жизнь» или «Курение вызывает рак», но в двадцать пять лет такие вещи не пугают. А вот профессионализм — это уже серьёзно. Что это за нарколог, который лечит от никотиновой зависимости, а сам через каждые полчаса бегает курить? Логично?

— Логично.

— Я не могу назвать людей, которые лечились у меня от алкогольной и наркотической зависимости, а он никотиновой — пожалуйста. Бросать курить в нашей стране умно, почётно и достойно подражания. У меня бросали курить такие известные люди как Алёна Апина, Ирина Отиева, Валерий Меладзе, Гарик Бульдог-Харламов.

— И все бросили? — перебила Настя.

— Ясное дело. Успешные люди тем и хороши, что всегда знают, чего хотят. Так вот, певунам я вмонтировал одну и ту же фразу: «Буду курить — потеряю голос». Заметьте, никто не хочет потерять голос, но никто кроме певцов и певиц не поставит его на первое место. Потому что для людей этой профессии голос — всё: и судьба, и карьера, и деньги, и сама жизнь.

— Ух, ты, — всплеснула руками Плюхина, — а про худеющих можете что-нибудь рассказать?

— Сколько угодно. Хочет, допустим, женщина похудеть и говорит, как и вы: «Я хочу себе понравиться». Я, конечно, могу вбить такую фразу, но толку от неё будет не больше, чем от прошлогоднего снега. Мы и так себе нравимся, без напоминаний. Начинаем разговаривать и вскоре выясняется страшная тайна — женщина хочет похудеть, чтобы удержать любовника на пятнадцать лет моложе. Составляем императив: «Похудею — удержу мужчину на пятнадцать лет моложе». Чувствуете разницу — похудеть, чтобы понравиться себе и сбросить вес, чтобы удержать молодого аманта? В первом случае пустопорожняя, ничего не значащая фраза, во втором — приказ, мольба и руководство к действию.

— И что, она похудела?

— Естественно. Ей же нужен был тот мужчина. Или вот ещё случай из практики. Другая женщина пишет фразу: «Я хочу себе понравиться». А потом выясняется ещё более страшная тайна — она купила себе платье за десять тысяч долларов и не может в него влезть. Я тогда, помню, в осадок выпал, неужели бывают платья за такую сумму? Меня успокоили, что бывают и дороже. Представляете, висит на вешалке платье за десять тысяч баксов, пылится, из моды выходит, а влезть в него не представляется возможным. Как будет звучать её фраза? Правильно: «Похудею — влезу в платье за десять тысяч долларов».

— Здорово! — Верочка захлопала в ладоши, — а какая у меня должна быть фраза?

— Самая что ни на есть действенная: «Похудею — выйду замуж». Перед вами, Вера, два возможных варианта развития событий. Первый вариант — вы идёте к родителям жениха в своей весовой категории и пытаетесь внушить им, что главное в человеке не форма, а содержание. Второй вариант — вы худеете до нужной кондиции и предстаёте перед будущими родственниками в своей облегчённой демо-версии. Первый вариант не потребует от вас никаких затрат: ни душевных, ни материальных, но чреват неожиданными выводами со стороны родителей жениха: «Сынок, что же это за корову ты нам притащил»? Или: «Сынок, такую жену проще пристрелить, чем прокормить». Второй вариант…

— Я выбираю его, — мужественно заключила Верочка и зажмурила глаза, как перед прыжком в прорубь, — а потом я опять наберу вес или всё-таки нет?

— От вас зависит, — усмехнулся Кондрашкин, — можно в конце курса похудания вмонтировать фразы: «Держать вес, держать», или фразу всех времён и народов «Хватит жрать»!!! или «Мне нравится лёгкое чувство голода», или «У меня пропадает аппетит», или «Я разлюбила сладкое и мучное»… А можно выйти замуж и опять наброситься на торты и пирожные, что большинство женщин и делает.

Смотрины под благовидным предлогом отложили на два месяца. Верочка под чутким руководством психотерапевта взялась худеть, и через восемь недель её было не узнать. Малосоловы-старшие пришли в восторг от выбора сына, и свадьбу решили справлять, не откладывая. А Плюхина решила забежать к доктору в поликлинику и поблагодарить за оказанную помощь. Она была настолько сексуальна и сногсшибательна, что Кондрашкин почувствовал укол ревности. (Он как Пигмалион изваял свою прекрасную Галатею, а какой-то хмырюга уложит её себе в койку). Психотерапевт, забыв обо всех врачебных запретах, начал откровенный кадрёж.

— Вер, а, может, нам на концерт «Аквариума» сегодня вечером сходить? А?

Однако Плюхина быстро пресекла все попытки доктора к сближению.

— Я сегодня не могу.

— А завтра?

— Евгений Павлович, у меня через неделю свадьба, мне не до «Аквариума».

— А-а-а, — разочарованно вздохнул Кондрашкин, — ну, желаю вам счастья.

Они случайно пересеклись у Слониковых через два года. Плюхина, казалось, стала ещё краше и стройней.

— Вот, доктор, мужественно держу вес, — отчиталась очаровательная Вера, — каждое утро встаю на весы. Сами знаете, сбросить пару килограмм легче, чем двадцать.

— Само собой, — вякнул Кондрашкин, глядя на её великолепную фигуру, — Вер, а что вы сегодня вечером делаете?

(Чёрт возьми, Пигмалион он или не Пигмалион)? Но Плюхина с таким восторгом принялась показывать доктору свадебные фотографии на своём айпаде, что психотерапевт мгновенно увял.

Кондрашкин встретил её ещё через два года в трамвае. Какая-то толстенная тётка двинула его мощным крупом и пророкотала.

— Здравствуйте, доктор.

— Простите?

— Не узнаёте? Это я, Вера Плюхина.

Его бывшая пациентка набрала как минимум семьдесят кило. Кондрашкин поперхнулся и глупо проблеял.

— Здравствуйте, Вера. Как муж? Как диета?

А что муж? Муж объелся груш. Куда он на фиг денется? Дома сидит за компом, в «стрелялки» играет. А диета, да Бог с ней, с диетой. Что толку на ней сидеть, если у меня кость широкая.

Квартирка у моря

(Верный способ закурить снова)

У каждого человека должна быть мечта. Он может идти к ней, ползти к ней или лежать головой по направлению к ней, суть от этого не меняется. Мечта подчиняет себе всю жизнедеятельность и накопленную наличность фантазёра, ему кажется, что только он всё исполнит, и в душе его сразу расцветут яблони и груши, останется только ловить эдемские плоды и класть их за пазуху или за щеку. Почему-то никому и в голову не приходит, что райское яблочко может упасть не в руку, а треснуть со всей силы по башке, но вместо закона всемирного тяготения там образуется болезненная шишка.

Данила Ушастиков, сколько он себя помнил, мечтал о квартирке у моря: о маленькой студии или крошечной мансарде, но обязательно на юге и рядом с морем. Может, это связано с тем, что впервые он увидел море только в пятнадцать лет, или, что побережье ассоциировалась у него с финансовым благополучием, неизвестно. Но факт остаётся фактом: Данила грезил о жилье у моря, как девушка о замужестве. И вот, наконец, его мечта сбылась, Ушастиков прикупил крошечную мансарду (подкровлю по-местному) в городе Будве, что в Черногории, и приступил к наслаждению жизнью. Однако, действительность быстро внесла коррективы в его солнечные планы. Летом мансарда была нужна всем, остальные три сезона — никому. Сам Данила выбирался туда максимум на неделю — находиться там дольше не позволяли дела, и вместо того, чтобы валяться и нежиться на пляже, он скакал как ужаленный, оплачивая накопившиеся счета и делая косметический ремонт. Очень скоро ему всё надоело, и Данила принялся искать арендатора на свою мансарду. Местные риэлторы с радостью взялись помочь московскому гостю, и предложили дивный вариант: они сдают жилплощадь круглый год, а если Даниле и его родственникам нужно отдохнуть, они предупреждают за пару недель и проживают в мансарде в течение месяца. Подкровля, по сути, становилась гостиницей, приносила устойчивый доход и служила резиденцией летнего отдыха. Ушастиков на радостях обмыл сделку с местными риэлторами Младеном и Велибором из фирмы «Монтесистем» и от них узнал, что русские, оказывается, неправильно чокаются. Когда мы сдвигаем рюмки, то смотрим куда угодно кроме глаз собутыльника, а нужно, наоборот, впереться зрачки в зрачки, чтобы доказать друг другу свою верность, честность и порядочность. Всё было здорово, но кого-то эти двое Ушастикову сильно напоминали. Данила с лёгким сердцем улетел в Москву. Однако прошло два месяца, а из Будвы не поступало не вестей, не денег. Ушастиков позвонил Младену, тот обрадовал, что в Черногории идут проливные дожди, все разъехались, и нет ни одного претендента на его подкровлю. Потом его телефон вообще перестал отвечать. Что прикажите делать? Пришлось рвануть в Черногорию, чтобы проведать свою бесхозную недвижимость.

Данила отпер дверь и ужаснулся: его прежде вылизанная мансарда напоминала свинарник непутёвого колхоза. На плите был слой жира толщиной с палец. В мойке скопились стада немытой посуды. На дворе стоял солнечный день, но в подкровле всё равно радушно горел бра. Данила почувствовал, что в выражении «в жилах забурлила кровь» есть не только поэтическая образность, но и физиологический аспект. Сначала он выключил бра, потом пощупал у себя пульс. Его мелодика и ритм звучали под стать хэви металу. Данила походкой раненного в зад берсерка отправился на поиски Младена и Велибора. «Ну, я попал», — понял Ушастиков, — развели меня как последнего лохопета». Данилу обуяла такая злоба на двух жуликов, что у него совершенно вылетело из головы одно обстоятельство. А заключалось оно в том, что он бросил курить двенадцать лет назад. Данила купил в ближайшей палатке пачку сигарет и сделал королевскую затяжку. Перед глазами поплыли салатовые точки, круги и эллипсы, в ушах зазвенело. Словом, Данилу едва не стошнило, как будто ему снова стукнуло двенадцать лет, а не перевалило за четвёртый десяток. Ушастиков с отвращением выкинул сигарету в ближайшую урну, туда же отправилась и вся пачка. Через десять минут Даниле вдруг неудержимо захотелось закурить. Несколько минут он противился никотиновым позывам, но был вынужден сдаться, и принялся копаться в той самой урне в поисках своей пачки. Сигареты тут же отыскались, и Ушастиков с наслаждением затянулся. В данилиной голове душевно зашумело, и эффект от первой затяжки превзошёл рюмку водки на солнцепёке. Дым заклубился по его лёгким, как растворимый кофе по чашке с кипятком, и никотин начал приносить свои запретные плоды. Данила подержал дым внутри, побалдел и выдохнул через ноздри, напоминая буйвола из мультфильмов. Мир вокруг как-то сразу подобрел и перестал напоминать минное поле.

— Что ж вы творите, демоны?! — Ушастиков ворвался в офис.

— Успокойся, — Младен улыбнулся и протянул Даниле сигарету, — закури. Сейчас я тебе всё объясню.

— Если вы хотели меня развести на деньги, так и разводили бы. Зачем было про порядочность и верность втирать?! — бушевал Ушастиков, — аферюги!

— Мы же друзья, — широко улыбнулся Велибор.

— Угу. Таких друзей, за хрен и в музей, — возразил Данила, закуривая и успокаиваясь, — как будем всё разруливать?

— Поедем в мой загородный дом, — продолжал улыбаться Младен, — там восемь комнат, все в твоём распоряжении. Конечно же, бесплатно. Правда, там помпа сломалась, и воды нет, но к вечеру всё починят. Я туда подружек своих таскаю, кто-то из них, видимо, её и раскурочил. А в твоей подкровле за три дня сделаем ремонт, конечно же, за нас счёт.

Младен отвёз Ушастикова в свой двухэтажный, загородный дом в горах. Во всех окнах дома горел свет, горел он и снаружи, освещая две входные двери.

— А чего свет горит? — поинтересовался Данила.

— А я люблю, чтобы было светло.

— У этих богатых нету совести.

— Я — человек широкой души.

Младен укатил по делам, а Данила остался. Лампы продолжали гореть, это выглядело настолько цинично при ярком солнечном свете, что Ушастиков свет всё-таки выключил, коря себя за скопидомство и растерянную с годами широту души. На журнальном столике валялись стопки женских романов на английском языке. «Почему на английском, а не на сербском»? — ещё подумал Данила, — «странно. А может быть, все его подружки американки и англичанки»? Данила всё это время курил, нервничал и вспоминал, кого же напоминали ему два местных риэлтора?

«Всё, бросаю курить», — решил Даня под вечер и запулил пачку в ближайшие кусты. Что вы думаете? Через сорок минут Ушастиков, используя телефон вместо фонарика, ползал по чащобе на коленках в поисках сигарет. Перепачкавшись в глине, оцарапавшись до крови ветками, счастливый обладатель найденной пачки, вытащил на веранду кресло и забомбил подряд две сигареты. С насыщением организма никотином, пришло и раскаяние. Данила пару раз подбросил пачку, поймал, а на третий закинул её почти на конёк крыши. Ещё через час он, с риском для жизни, стоял на перилах и тянулся шваброй за злосчастной пачкой. Когда сигареты в ней кончились, пришлось идти в магазин за новыми.

До того светлого момента, как он бросил курить, Данила высаживал в день ровно тридцать девять сигарет, то есть от двух полных пачек у него оставалась одна сигаретина. Не две и не три — ровно одна. Почему бы ему тогда не выкуривать ровно две пачки? Не тут-то было, одна никотиновая палочка всегда бултыхалась в коробке, как на развод. Прошло двенадцать лет, и что выдумаете, Ушастиков начал выкуривать в день ровно тридцать девять штук, ни одной больше, ни одной меньше.

Возле магазина Данила встретил Младена, и обратно они поехали уже вдвоём. Одна дверь в доме была открыта настежь.

— Ты что, дверь забыл закрыть?! — возмутился Младен.

— Точно помню, что закрывал.

— Наверное, мастер пришёл, — успокоился Младен.

Но это был не мастер. На пороге дома стояла чета седовласых и настолько багровых старика и старухи, что, казалось, инсульт уже занёс над ними свою боксёрскую перчатку.

— Это туристы, — пояснил Младен, — ирландцы.

Но старики не были похожи на туристов, они напоминали самого Данилу утром, когда он увидел свою изгвазданную мансарду. Такой насыщенный цвет и выражение лица может быть только у проклятых собственников, наблюдающих нашествие варваров на своё жилище. Старикан не мог вымолвить ни слова, зато старушку прорвало. На Данила, ни Младен в достаточной степени не владели английским языком, чтобы дословно перевести сказанное, но смысл был предельно ясен — бабушку одолевал собственнический инстинкт. И Данила её где-то даже понимал. Младен же, как будущий член Евросоюза, был человеком более широких взглядов. Он стал названивать кому-то по телефону и освещать ситуацию в истинном свете. На сербском. Данила так понял, что они два мастера, чинящие ирландскому старичью помпу задаром и вместо визга им нужно ноги целовать. Но за точность поручиться трудно, сербского Данила не знал, да и вслушиваться было особо некогда. Он быстро подхватил свою котомку, положил ключ на стол и дёрнул на выход. Через десять минут из дома показался Младен. Стёкла его очков немного запотели, но это единственное, что указывало на душевные метания риэлтора. Он улыбнулся и спросил:

— Ключ взял?

— Не-е-ет, — проблеял Данила.

— Почему?! — взвился Младен.

— Давай вернёмся, — простодушно предложил Ушастиков.

Младен смерил его презрительным взглядом, но тут же улыбка озарила его конкистадорский профиль. Видимо он вспомнил о настоящем мастере и его ключе. Стариканы выползли на веранду. В их глазах светилось такое гостеприимство, что, казалось, дай им по базуке, и от машины Младена останется одно рулевое колесо.

Ушастиков поразился поведению отдельных местных риэлтеров, они вели себя так, словно на них не было никакой управы. Что все: и русские, и украинцы, и ирландцы, и немцы, и французы, и прочие лохи утрутся, выпьют с горя пива и занесут свои траты в разряд невосполнимых потерь. И тут Данила, наконец, понял, кого напоминали ему Младен и Велибор. Хищных, ненасытных хорьков, грызущих электрические провода. Одного полного, вальяжного и немного сонного, второго — худощавого, энергичного и неутомимого в своей алчности. Оболочка у проводов толстая, мягкая и податливая. Проводов много, они бессловесны, деморализованы и абсолютно беззащитны. Но один провод, рано или поздно, окажется под током…

Ну, да Бог с ними, с прощелыгами. Главная беда заключалась в том, что Ушастиков опять курил по тридцать девять сигарет в день. Ни одной больше, ни одной меньше.

— Дед, ты будешь пить чай? — супруга стояла, склонившись надо мной, и пихала локтем в плечо, — да оторвись ты, наконец, от своих папок.

— Интересные вещи пишут, — стал оправдываться я, с сожалением захлопывая первую папку, — можно сказать гениальные.

— Кто пишет?

— Да я и пишу.

— Да уж, — расхохоталась жена, — от скромности ты не умрёшь.

— Нужно хвалить себя на каждом углу, — я наставительно поднял указательный палец, — источник скоро забудется, а мнение останется. «Переплут и Бурмакин» это мой ответ на «Мастера и Маргариту».

— Совсем дед с глузда съехал, — заявила Светлана и пошла, сгонять внуков на кухню.

А я открыл вторую папку.

Переплут и Бурмакин

Часть первая

Самоволка

Нетрудно наступить на горло собственной песне. Трудно — не отнимать ногу.

Автор

Глава 1. Явь, похожая на сон

Субботним утром Иван Бурмакин уселся на диван, закинул ноги на журнальный столик и открыл банку пива. Ване миновал двадцать пятый годик, он был белобрыс, щекаст и чрезвычайно любил открывать банки с пивом, из них шёл такой же дымок, как из дула револьвера. Складывалось ощущение, будто ты выстрелил из ствола по своим врагам и, смеем надеяться, не промахнулся. Бурмакин дёрнул за кольцо, из банки пошёл витиеватый дымок, и один из ваниных недругов, весьма, вероятно, уткнулся носом в землю. Иван посмотрел за окно, где вливал дождина, и освежил себя тостом:

— Если дождь как из ведра, разрешается с утра.

Только он поднёс банку к губам, раздался телефонный звонок.

— Твою мать, — выругался Ваня, — ну, что за жизнь? Пива спокойно выпить не дают.

Звонил коллега по работе Тимоха Чемоданов, чтоб ему пусто было.

— Привет, Вань, как дела?

— Как обычно. Стою на пороге великих дел, только никак не могу за него переступить. А ты как?

— Плохо. Очень плохо, — отчитался Тимофей, — всё накернилось.

— Что случилось? Ты разбогател?

— У нас станешь богатым, если только горбатым, — заныл, как больной зуб, Чемоданов, — слышал, в нашей конторе сокращение намечается.

— Успокойся, тебя оно не коснётся, — утешил Бурмакин.

— Ничего подобного, коснётся, — сварливо возразил Чемоданов, — я первый на вылет.

В трубке повисла разобиженная тишина. Ваня с тоской посмотрел на открытую банку и стал ждать, когда же Тимоха наговорится.

— Я считаю, что нам уже пора перепевать песни Виктора Цоя, — сменил тему Чемоданов.

— Каким образом? — заинтересовался Бурмакин.

— Например: было — «если есть в кармане пачка сигарет, значит, всё не так уж плохо на сегодняшний день», будет — если есть в кармане пачка из банкнот, значит, всё не так уже плохо на сегодняшний день.

— Здорово, — заржал Ваня.

— Или, было: «каждый день ждали завтрашний день», будет — каждый день думал о завтрашнем дне.

— Ещё лучше.

— Или, вообще, хит: «Перемен, мы ждём перемен»! Будет — перемен, мы бздим перемен!

— Замечательно. Ой, извини, мне по городскому телефону трезвонят, — схитрил Бурмакин, включив будильник.

— Я тебе как-нибудь в другой раз позвоню, — замялся Чемоданов на другом конце трубки.

— Пока, пока.

Бурмакин потискал банку, она была зыбкой и прохладной, как девичья грудь. Ваня запрокинул голову… Из банки ничего не вылилось. Бурмакин недоверчиво заглянул в дырочку, он увидел плещущуюся, пенистую жидкость, в нос ударил ни с чем не сравнимый пивной запашок. Иван опять запрокинул голову… (Сколько можно ставить эти дурацкие многоточия?) Из банки не вытекло ни капельки. Бурмакин в ужасе потряс открытой банкой над столом, оттуда ручьём хлынуло пиво, заливая журнальный столик вместе со всеми лежащими там книгами и журналами.

— Блин! — взревел Ваня, — они, что там, совсем офигели?!

К кому обращался Бурмакин доподлинно неизвестно. То ли он адресовал свои претензии небесной канцелярии, то ли членам правительства, хотя, скорее всего — российским пивоварам. Ваня попытался налить пива из банки в бокал — у него опять ничего не вышло. Бурмакин стал трясти банкой, как маракасой, над всем, что попадётся под руку. Сразу же выяснилась интересная деталь: если Иван тряс банкой над стаканом, чашкой, раковиной, ванной или унитазом — оттуда ничего не лилось. Но стоило Бурмакину потрясти банкой над креслом, ковром, ноутбуком или айфоном, как из неё извергались пинты пива. В пол литровой банке было столько пива, что ванина однокомнатная квартира оказалась, залита «клинским» буквально по щиколотку.

«Я сплю», — осенило Бурмакина, и он начал поливать пивом обои, телевизор и музыкальный центр. А «клинского» было уже по колено, и Ваня решился на генеральный заплыв. Перебирая руками по полу и задорно бултыхая ногами, он направился в прихожую. По пути Бурмакин окунался в «клинское» с головой и от души хлебал дармовой пивасик. Скоро Ваня забалдел и развеселился, правда, немного раздражало, что постоянно приходилось отплёвываться какими-то пуговицами и монетками. «А ведь я ныряю в пиво», — стал думать Иван перед каждым погружением. Вдруг он увидел плывущую по пивным волнам банку «клинского». «Врёшь, не уйдёшь», — молодецки присвистнул Бурмакин и саженками поплыл к волшебному сосуду. Банка, бурля выливающимся пивом, как гидроцикл, стала уходить от погони. А уровень пенящегося напитка, между тем, поднялся уже по грудь. Ваня прокурсировал за банкой вдоль всей однушки и, наконец, загнал её в угол.

— Ха-ха-ха! — закатился Ваня сатанинским смехом, — от меня ещё никто не уходил!

Из банки снова показался лёгкий дымок. Дымок стал густеть, густеть, а потом повалил со страшной силой. Его расплывчатость и аморфность уступила место более рельефным очертаниям, и через пару минут Ваня узрел зелёного змея о трёх головах.

— Вот мне и надувной круг, — обрадовался вслух подуставший с непривычки Бурмакин и подплыл к надувной игрушке.

Однако, при ближайшем рассмотрении, змей оказался вовсе не надувным, а всамделишным. Змеище поганый изверг пламя сразу из трёх пастей, как из огнемётов; языки огня заскользили по пивной поверхности, и Бурмакин был вынужден нырнуть. Когда он вынырнул, змея уже не было, на его месте плавал и резвился огромный бурый медведь. Мишка, радостно урча, извлекал из пива то очищенную воблу, то треснувшие фисташки, но чаще всего варёных раков. Пойманную закуску он лихо подкидывал и ловил мокрой пастью.

— Во даёт, косолапый, — засмеялся, забывшись, Ваня.

Медведь настороженно дёрнул ушами, уставился на Ивана маленькими, злыми глазками и погрёб к возмутителю спокойствия. Бурмакин ударился в бега, точнее, в энергичный кроль. «Это же сон, всего лишь сон», — уверял сам себя Ваня, но зловонное медвежье дыхание прямо за спиной заставляло резво шевелить конечностями. Теперь уже медведь загнал человека в угол.

— Ха-ха-ха! — расхохотался медведь сатанинским смехом, — от меня ещё никто не уходил!

«Это просто копец какой-то, а не сон», — подумал Бурмакин и опять нырнул в пиво с головой, — «пора уже завязывать, так плотно лопать на ночь. Вот сейчас вынырну, а никакого медведя и нету». Когда голова Ивана показалась из пива, рядом с ним бултыхалось уже два медведя. Ваня опять ушёл под пиво, но стоило ему показаться на поверхности, как его окружили сразу три медведя. Они, скаля зубастые пасти, стали играть Бурмакиным, как ватерполисты мячом. Смех смехом, сон сном, но боль от медвежьих когтей была адская, пиво сразу окрасилось ваниной кровью.

— Вот так светлое пиво обычно и превращается в тёмное, — загоготал первый медведь.

— Надо бы с этого Бурмакина скальп снять, — предложил второй.

— Нет, лучше заживо сварить, как рака или краба, — предложил третий, — будет знать, как членистоногих истреблять.

— Членистоногими только футболисты бывают, — возразил первый медведь.

— И ватерполисты, — самокритично отметил второй.

— Лично я под такое определение не подпадаю, — третий мишка метким броском зашвырнул Ваню на антресоли.

Тот попытался там укрыться, но медведи извлекли Бурмакина за ноги и принялись вновь использовать вместо мяча.

— Мне не нравится этот сон! — заверещал Бурмакин, — я ведмедей не заказывал!

— Вы слышали? — изумился один из «ведмедей», — он, оказывается, нас не заказывал.

— Придётся опять сгинуть в небытие, — расстроился другой мишка, придавая своей физиономии соответствующее выражение, — вот непруха-то.

— А, может, он нас пожалеет, и не прогонит? Вань, не гони нас, — заканючил третий, — ну, пожа-а-алуйста.

— Пошли вон из моего сна! — осмелел Бурмакин, — что за ерунда?! Медведи какие-то блохастые снятся. Откуда вы такие чумазые взялись?

— Мы из средней полосы, — с готовностью доложил первый медведь.

— Свои, родные, а не какие-нибудь там американские гризли, — с гордостью представился второй.

— И, тем более, не китайские панды, — с отвращением сплюнул третий.

— Лучше бы вы были пандами, — фыркнул, оборзевший в корягу, Бурмакин, — панды сейчас в фаворе.

— Ах, так!!! — рассвирепели мишки, — утопить его, гада!!! Он безродный космополит!!! Он Родину не любит!!!

Медведи сгребли Ваню мохнатыми лапами и принялись дружно топить. Бурмакин понял, что сон приближается к своему концу, сейчас он проснётся, сходит в туалет, отольёт и попытается уснуть по новой. Но сон не кончался и не кончался, удушье нарастало, а всё тело раскалывалось от адской боли, причинённой медвежьими когтями.

Глава 2. Иваны, не помнящие родства

Бурмакин проснулся оттого, что в квартире сильно несло пивом. «На ковёр что ли я вчера «клинское» пролил? Как бы хозяйка не заругалась», — поморщился Ваня и открыл глаза. Лучше бы он этого не делал. Оказывается, он лежал на полу, уткнувшись носом в лужу пива, а съёмная квартира представляла собой жалкое зрелище. Клочья пивной пены как мартовские островки снега, гнездились на всех выступающих предметах: на телевизоре и музыкальном центре, журнальном столике и кресле, подоконниках и карнизах. По обоям пена сползала медленно и торжественно, как по стенке бокала, а с люстры так, вообще, бесцеремонно капала. Одна капля обидно щёлкнула Бурмакина по носу, он вздрогнул, завертел головой и наткнулся взглядом на молодого человека, стоящего в прихожей. Незнакомец был одет в белоснежный костюм, обут в белые туфли и старался ничего не касаться. Иван вытаращил глаза и промямлил:

— Скажите мне, это сон?

— Да, сон, сон, успокойся, — обнадёжил незнакомец.

— Какой-то он странный, этот сон.

— Все сны странные, поэтому они и забываются наутро. И этот сон ты тоже забудешь.

Незнакомец кого-то Ване напоминал. Очень знакомого человека. Очень-очень. Тут до Бурмакина дошло — молодой человек был точной копией его самого, братом-близнецом, даже голос был как у него, точь в точь. А двойник брезгливо осмотрел изгвазданную однушку и вынес вердикт:

— Да, Ивашка, смотрю я на тебя — ты знатный ендовочник.

— Кто я?!

— Ендовочник, парняга, охочий до хмельных напитков.

— Это да-а-а, это дело я люблю, — ухмыльнулся Бурмакин, — только моему боссу не говорите. Даже во сне.

— Могила, — заверил незнакомец.

Он побродил по квартирке, осторожно обходя пенистые лужи, поморщил нос, поглазел на жалкого, вымоченного в пиве Ивана и выдал:

— Ну, ты и хухря.

— Кто я?!

— Замарашка, неряха.

— Я неряха?!

— А кто ты? В зеркало на себя посмотри, грязнуля, умурзился пивом с головы до пят и ещё спрашивает.

— Что сделал?

— Умурзился, выпачкался, то есть.

— На каком языке вы всё время разговариваете? — начал раздражаться Бурмакин.

— На древнеславянском. Не плохо бы вам, славянам, хоть немного его знать. Совсем скурвились, кексы, только и знаете, что англицкие слова зубрить.

Бурмакин прислушался — съёмная квартира располагалась на первом этаже, ниже находилась ДЭЗовская подсобка, и оттуда доносились какие-то нездоровые песни. Ваня, уже не обращая внимания на своего двойника, примерился и со всей силы треснул локтем по дверному косяку. Руку пробил разряд тока, боль ударила в шею и голову, но Иван так и не проснулся.

— А-а-а! — взвыл Бурмакин, — так это не сон?!

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга представляет собой наиболее полное собрание стихотворений и переводов поэта, филолога и критик...
«По ту сторону преступления и наказания» – книга, написанная австрийским философом и писателем, бывш...
Данная книга поможет любому человеку быть режиссером своего фильма под названием «Моя прекрасная Жиз...
В сборнике собраны стихотворения разных лет, но все они пронизаны светлой грустью и переживаниями ав...
Воодушевлённый романами Толкиена «Властелин колец» и «Хоббит», Эяль спросил себя: «А почему бы и мне...
*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ КОЛ...