Африканский штрафбат Кротков Антон
Борис попытался организовать спасение коллег. В воздухе помимо него находилось ещё три самолёта. Они могли встать в круг и держать противника под огнём, пока кто-то сядет рядом с разбившимся «Мародёром» и возьмёт на борт его экипаж. Но, несмотря на все призывы Бориса по радио, остальные «скунсы» просто сбежали. «Мы не спасатели, – откровенно пояснил потом один из них Борису. – Этим ребятам в упавшей машине не повезло. Но это их судьба. Так почему кто-то ещё должен погибать за компанию с ними?! Нам за дополнительный риск не платят…».
Ни о какой взаимовыручке и речи не было. Каждый был только сам за себя. От подобных крысиных повадок Нефёдова просто воротило. Эскадрилью не зря прозвали «Проделки скунсов». Правда, сами её лётчики утверждали, что название им дано в честь известного комикса – за независимый нрав. Их, мол, недолюбливает начальство за то, что они частенько игнорируют его глупые приказы. Но зато, дескать, «крылатых скунсов» боится и ненавидит враг…
Все эти разговоры были ложью от начала и до конца. Лётчики эскадрильи действительно часто не выполняли или нарушали отданные им приказы. Но делали они это не из желания проявить творческую инициативу в решении боевой задачи, а только лишь из страха. В подленькой надежде пересидеть в безопасности очередной день опасной, пока кто-то другой с риском для жизни подчистит оставленное ими дерьмо.
Не смотря на все свои бравады, «скунсы» сами прекрасно осознавали собственное ничтожество. Если в других эскадрильях Легиона активно экспериментировали с различными схемами окраски самолётов, придумывали воинственные эмблемы в виде грифонов на килях и фюзеляжах, а также других фантастических животных, мечей и молний, черепов с костями, тигров и львов, карточной символики, то машины «вонючей» эскадрильи были окрашены в обезличенный серый цвет. И это было весьма показательно. Ибо эмблемы и прочая «боевая раскраска» отражают дух и реальные ратные заслуги подразделения.
«Скунсы» без зазрения совести гадили всем, и за это их ненавидели в других эскадрильях. Поэтому на авиабазе небольшой коллектив эскадрильи по сути являлся изолированным от всех гадюшником. Допускалось общаться со «скунсами» только по служебной необходимости, но не более того. Они являлись персонами нон грата в общем баре авиабазы, и проводили послеполётное время в собственной пивнушке, презрительно именуемом соседями по авиабазе «кабинетом скунса».
Попасть в эскадрилью отверженных было страшным наказанием и большим унижением. Сюда обычно «опускали» за неоплаченные карточные долги и шулерство, воровство у товарищей, неоднократное дезертирство с поля боя и другие страшные прегрешения, которые в любой военной среде равносильны потери чести. Следующей остановкой для неисправимого нарушителя мог стать только расстрельный столб на краю лётного поля, ибо дальше падать было просто некуда.
Таким образом, это было худшее подразделение Легиона. Хенк-«Бомбардировщик» надеялся, что определив Нефёдову в местную секту отверженных, создаст вокруг него вакуум. А презренного прокажённого-одиночку ликвидировать не сложно. Никого не возмутит любой произвол по отношению к нему. Даже Хану будет сложно заступиться за своего старого знакомого, не потеряв изрядной доли авторитета в глазах подчинённых.
Но Хенк просчитался. С первого же дня в новом коллективе Борис взялся за дело так рьяно, что даже в других эскадрильях впервые заговорили об одном из «скунсов» с уважением. Оказавшись над целью, «майор Эрнест» не спешил поскорее разгрузиться, на глазок определив расположение неприятельских позиций. Он всегда старался действовать наверняка, проводя под огнём столько времени, сколько требовала боевая обстановка.
Несколько раз, не смотря на огромный риск, Борис садился под огнём противника в расположении окружённых частей, чтобы эвакуировать раненных. Прорываться в такие районы приходилось ломанным маршрутом, пытаясь миновать возможные места засад зенитчиков, а заходить на посадку над сами головами неприятельских солдат. От таких рейдов волосы могли посидеть даже у самого закалённого вояки: пока шла погрузка раненных, вокруг продолжали рваться мины, пулемётные расы проходили впритирку к крыльям. Ты не глушишь двигатели, готовый по первому сигналу стоящего перед кабиной офицера дать полный газ и пойти на взлёт. А за спиной у тебя в грузовом отсеке настоящая преисподняя: люди с выбитыми глазами, обожженные, с оторванными конечностями. Сплошное шевелящееся окровавленное мясо. Но никто даже не пикнет. Выносливые черти!
После одного рейса, когда пришлось в нескольких проходах сбрасывать окруженцам грузы с минимальной высоты, Нефёдов вернулся на базу с пятнадцатью пробоинами.
Затем последовали несколько довольно успешных рейдов, в результате которых удалось снять угрозу для города, в случае падения которого для повстанцев был бы открыт прямой путь на столицу. Если бы не успешные действия авиации повстанцы всего через сутки могли бы вздёрнуть Арройю и его министров на балконе президентского дворца, а заодно сжечь живьём тех наёмников, которые не успели бы улететь.
Вскоре самолёт Нефёдова с большой цифрой 15 на фюзеляже получил у чернокожих солдат прозвище Aardvark. Так местные называли мифическое существо, способное проходить сквозь стены и внезапно появляться из темноты над бивуачным костром, чтобы схватить душу жертвы. Подобным образом Борис ночами «проходил» сквозь стены партизанских ПВО, внезапно появляясь над лагерем повстанцев…
Напряжённая работа практически в круглосуточном режиме отнимала слишком много сил у уже немолодого мужчины.
В жарком экваториальном климате Центральной Африки даже самолёты долго не выдерживали из-за резких перепадов температуры, ужасающей жары и высокой влажности. Чего уж говорить о людях. Испепеляющая жара в этих краях давно стала легендой у тех, кто бывал здесь и сумел выбраться обратно в Европу. «Птицы садятся на телеграфные провода и тут же падают наземь уже зажаренными» – такая шутка стала навязчивой среди лётчиков.
Когда солнце в зените аэродром становился адским пеклом: каучуковые подошвы ботинок прилипали к горячему бетону, а обшивка самолёта раскалялась так, что дотронувшись до неё рукой, незащищённой перчаткой, можно было получить самый настоящий ожог. И всё это при очень высокой влажности, которая изнуряющее действовала на уже немолодое сердце лётчика. Поэтому в разгар рабочего дня у Нефёдова имелось только одно желание: как можно скорее забраться в кабину и на высоту, ибо там спасительная прохлада и дышится намного легче.
Ну и конечно на нём начинали сказываться мощнейшие психологические нагрузки! Слишком часто за последнее время Борису приходилось заглядывать смерти в глаза. Нервы его были обнажены, организм напоминал выжатый лимон.
Старый солдат сильно вымотался, похудел. Одежда висела на нём, как на вешалке. По привычке пытаясь с иронией смотреть на любые жизненные тяготы, Борис говорил про себя сослуживцам:
– Сейчас у меня идеальный жокейский вес. При моём небольшом росте я не утомлю коня. К нашим хилым крылатым «конягам» это тоже относиться. Надо попросить начальство, чтобы мне прибавили жалованье за экономию ресурса двигателя и бензина.
От африканского загара и тяжёлой, поистине бурлацкой работы Борис почернел и будто высох, визуально постарев лет на десять. Тем не менее, когда после полётов он выходил в раздевалку из душа, то ловил на себе уважительные взгляды сослуживцев. В его широких плечах, крепко сбитой фигуре, небольших мускулах, быстрых движениях по-прежнему чувствовалась большая природная сила и неисчерпаемый запас выносливости.
Профессиональное выгорание уносило много жизней, причём, большинство погибших и покалечившихся были молодыми и физически крепкими парнями. День за днём они работали на пределе своих возможностей, параллельно накапливалась усталость, раздражительность, люди теряли сон. Чтобы расслабиться парни засиживались в баре до закрытия, напиваясь почти до бессознательного состояния. Наутро у них тряслись руки и болела голова. Это только ускоряло трагическую развязку.
Других неделями донимал понос (известный всем фронтовым лётчикам, воюющим на износ, когда из твоего организма, словно уходят все соки). Кто-то терял аппетит или впадал в полное безразличие. Были и такие, кто вдруг панически начинал бояться летать. Но твои личные проблемы никого не волновали. Всё равно до истечения контракта покинуть службу было нельзя.
Здесь не существовало такого понятия, как «операционный цикл» (короткие отпуска давались командирами только в виде награды особо отличившимся пилотам), когда лётчиков после выполнения определённого количества боевых вылетов отправляют в тыл для отдыха, прохождения медицинского обследования в госпитале. Так в годы Второй Мировой войны воевали американцы, англичане и их союзники по демократического миру с его уважением к человеческой жизни. А вот по другую сторону линии фронта работал совсем иной принцип: «Сражайся, пока не погибнешь или не станешь калекой!». Даже опытные германские, советские и японские асы часто не выдерживали сумасшедшего ритма фронтовой работы и совершали роковые ошибки…
Наёмники тоже оказались в подобном положении, когда надо любой ценой отрабатывать контракт, быстро зализывая раны, и без отрыва от полётов пытаясь заглушить медикаментами болезни, полученные во враждебном европейцу климате. А для тех, кто ломался раньше срока, всё кончалось крайне скверно. Это был настоящий тропический ад. Сами пилоты со временем стали называть себя не иначе, как «африканским штрафбатом дядюшки Хо». Под «Хо» подразумевался командир легиона Макс Хан. Хотя справедливости ради надо было признать, что не немец устанавливал в своём подразделении подобные порядки. Обстановка на фронтах складывалась таким образом, что для президента Моргана Арройи и его клики наёмнические ВВС стали чуть ли не последней надеждой удержаться у власти. Вот они с помощью своих цепных псов из секретной службы и пытались заставить лётчиков работать на пределе человеческих возможностей, используя привычные для себя методы запугивания. А главным вдохновителем самых зверских акций устрашения являлся советник президента по авиационным вопросам – южноафриканец Хенк «Бомбардировщик».
Кого местная контрразведка ловила при попытке дезертировать, тех казнили с особой жестокостью на глазах у всего персонала авиабазы. Поэтому желающих сбежать было мало. Да и куда бежать? К мятежникам? Но ведь не было никакой гарантии, что партизаны отпустят дезертира домой или хотя бы предложат ему поработать на себя. У повстанцев имелись особые счёты к лётчикам центрального режима, которые безжалостно бомбили их, поливали напалмом, расстреливали почти в упор с бреющего полёта…
Нет, бежать к хозяевам джунглей означало подвергнуть себя слишком высокому риску быть убитым на месте.
Да и по ту сторону границы к крылатым ландскнехтам Президента Моргана Арройи отношение было как к опасным преступникам. По слухам, члены нескольких перелетевших в соседние государства экипажей теперь заживо гнили на адской тропической каторге.
Понимая всё это, каждый старался доработать до окончания контракта. Не всем это удавалось. Несколько дней назад один лётчик погиб, заснув в полёте прямо за штурвалом. Самолёт ещё одного пилота совсем недавно по загадочной причине не вышел из крутого пике при штурмовки вражеской колонны…
А в прошлом месяце произошёл и вовсе дикий случай. Молодой канадец вдруг начал ни с того ни с сего палить из пистолета в бармена – чернокожего парня из местных. Свихнувшийся пилот уверял всех, что хотел пристрелить тайного агента партизан. Он уверял, что только что собственными глазами видел, как бармен что-то подмешивал в коктейли посетителей и шептал над ними колдовские заклинания. Негра заставили выпить приготовленные ими напитки, чтобы убедиться, что в них нет яда. Бармен спокойно выпил коктейли и остался жив. Зато на канадца вскоре пришлось надеть смирительную рубашку и отправить в местный дом для умалишенных, ибо после инцендента в аэродромном баре он заподозрил в измене нескольких сослуживцев. В здешнем «жёлтом доме» его сразу посадили на цепь, ибо квалифицированных врачей-психиатров, которые умели бы грамотно лечить душевные недуги, в стране давно не осталось. Потом многие вспоминали, что бедняга не раз жаловался, что дикая работа и проклятый климат вымотали его до крайности….
Каждый пытался бороться с усталостью и страхами своим способом. Кто-то заливал собственные фобии алкоголем. Кому-то помогал расслабиться секс…
После одного из вылетов Борис вернулся на базу особенно измотанный и морально опустошённый тем, что под его бомбы, кажется, случайно попала группа заложников, которыми вооружённые до зубов ублюдки прикрывались, как живым щитом. По пути от самолёта к раздевалке Борис встретил знакомого пилота-англичанина. Нефёдову надо было выговориться, и он рассказал коллеге о случившемся. В ответ британец равнодушно пожал плечами:
– Не понимаю вашего беспокойства. Таковы правила игры на этой войне: нам запрещено привозить бомбы обратно на базу, а, значит, кто-то должен умереть… Советую отнестись к этому так, будто случайно задавили бросившуюся под колёса вашего автомобиля кошку. Жалко, досадно. Но вряд ли из-за этого вы станете долго переживать…
Многие профессионалы давно привыкли к тому, что любая воздушная война ведётся по бесчеловечным циничным законам, чтобы там не декламировали политики. После Второй мировой войны, например, стало известно, что британские пилоты, отстаивающие форпост демократии в битве со страшной гитлеровской диктатурой, тем не менее, не колеблясь сбивали итальянские поисково-спасательные и санитарные гидросамолёты у побережья Северной Африки CAN 506 AIRONE и немецкие Henkel 59. Большие красные кресты на их фюзеляжах только облегчали перехватчикам-англосаксам прицеливание…
После разговора с англичанином Борис встретил знакомого лётчика-венгра по прозвищу «Кураж-Серфер». Тот сам подошёл к Нефёдову, видя, в каком подавленном состоянии он находится и предложил помощь в виде целлофанового пакетика с двумя разноцветными пилюлями всего за пятьдесят долларов за таблетку.
– Возьми. Выпьешь перед следующим вылетом и на целые сутки забудешь про усталость.
Таблетки назывались «скорость». «Серфер» рассказал, что когда долго не мог найти работу по специальности, перебивался тем, что копал могилы на кладбище. И благодаря этим пилюлям в одиночку успевал всего за 2 часа выкопать яму. Потом приезжали довольные клиенты платили ему сто долларов, и он насыпал могильный холм.
– Я уже месяц только на них и держусь, – пояснил венгр, который был гораздо моложе Нефёдова, но скверно выглядел в последнее время. Лицо его страшно похудело, бледно-зелёная кожа казалась прозрачной, скулы выпирали острыми краями, а большие глаза сделались просто огромными и лихорадочно блестели.
В последующие дни «Кураж» стал совершать неадекватные поступки. Однажды в нарушении всех правил при посадке венгр слил лишнее топливо, выпустив в небе за собой гигантский факел. Сам он это объяснил тем, что отсалютовал таким образом летящим вслед за ним неопознанным летающим объектам. Только чудом самолёт венгра не сгорел. Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что парень сам является таким факелом, и скоро от него останется лишь обугленный огарок.
Через неделю в баре у венгра вдруг пошла носом кровь, и он потерял сознание. Вызванный врач констатировал кровоизлияния в мозг. Беднягу отправили в госпиталь. Но когда Борис пришёл навестить его на следующий день, санитар показал ему пустую застеленную койку и пояснил, что пациент скончался ночью. Похоже несчастного сгубила бешеная скорость злополучных таблеток, от которых Борис всё-таки отказался.
Глава 61
Благодаря высокому лётному мастерству и поразительной выносливости Нефёдову как-то удавалось выживать в здешних условиях. Смелость и порядочность обеспечили ему авторитет среди наёмников. Так что принадлежность к эскадрилье «скунсов» никак не отразилась на положении Нефёдова в местном обществе. Он по-прежнему мог спокойно посещать основной бар авиабазы.
У местных завсегдатаев заведение носило неофициальное название «Пиццерия». Внутри пивной всегда успокаивающе гудели мощные вентиляторы, вдоволь было прохладительных напитков и хорошо приготовленного мяса. И не было более желанного и уютного места для тех, кому приходилось ежедневно играть в азартную игру с костлявой старухой, имеющей дурную привычку передёргивать карту, чтобы в качестве выигрыша снести чью-то непутёвую голову остро заточенной косой…
С начала службы в Легионе Борис успел неплохо изучить местное общество. К его плюсам можно было отнести отсутствие какой-либо кастовости. Имело значение лишь то, что ты представляешь собой на сегодняшний день. Прошлые заслуги, чины, связи, благородное происхождение – всё было не в счёт. Борису это импонировало. Ведь, что такое по своей сути так почитаемый в обычном обществе статус? То же общее количество перьев на голове, как у индейских вождей, и не более того…
Здесь было много людей, которых жизненные обстоятельства и долги вынудили покинуть чинную Европу. Кто-то и дня не мог нормально прожить, не получив свою дозу адреналина от ощущения смертельного риска. Попадались и такие, кто руководствовался железным правилом: «война войной, а обед по расписанию». Подобные дальновидные прагматики рассчитывали неплохо заработать на своём ремесле, чтобы при первой же возможности «завязать» и заняться чем-нибудь респектабельным. Такие лётчики соглашались воевать только при условии, что им будет гарантирована медицинская страховка на случай получения тяжёлого ранения или увечья.
По вечерам заведение напоминало ковчег – плавильный котёл истории, в котором за одним столом могли сидеть недавние заклятые враги. Здесь бывшие полковники гитлеровских Люфтваффе летали в одном экипаже с капитанами британских королевских ВВС и говорили друг другу «ты».
Нередко можно было видеть весело пьющую компанию, сосостоящую из бывшего эсэсовца и двух французов, один из которых в годы немецкой оккупации сражался в рядах сопротивления, а второй, напротив, активно сотрудничал с гитлеровцами. И это ничуть не мешало «маки»54 и колобрационисту, забыв о прошлых счётах, мирно обсуждать закончившийся полёт или знакомую проститутку из «Салона Мэри», призывая в свидетели немецкого камрада. Национальность, цвет кожи, политические пристрастия – значения не имели. Важны были только профессиональный уровень и способность работать в команде.
В наёмнических ВВС служил десятка три кубинцев. Эти летчики имели богатый боевой опыт. Большинство из них участвовало в неудачной высадке контрреволюционеров на «Остров свободы» в 1961 году. Многие из тех, кто не был сбит, прикрывая десант в «Заливе свиней», оказались затем не удел. Найти работу в США лётчику-эмигранту не просто. Поэтому они хватались за любую возможность «подхалтурить». Один из кубинцев, рассказал Борису, что во время неудавшегося вторжения на Кубу, он командовал эскадрильей В-26. А сюда приехал, чтобы продолжить борьбу с коммунистами. Путь даже у них здесь другое обличье. Ну а кроме того, завербовавшее наёмника ЦРУ обещало ежемесячно начислять на его банковский счёт 800 долларов сверх того, что ему будет платить местный диктатор.
– Это очень выгодный бизнес. В Штатах же я в лучшем случае получу место разнорабочего на стройке или заправщика на бензоколонке. Где справедливость?! Мой отец был богатым латифундистом55. Но после бегства Батисты56 и прихода к власти красных я лишился всего. Откровенно говоря, в Штатах я человек второго сорта – эмигрант, к тому же цветной. Но тут в Африке я уважаемый сеньор!
Кубинец многозначительно посмотрел на кубики льда на дне своего бокала с колой, слегка встряхнул ими, и ухмыльнулся:
– Вся прелесть в том, что этом адском пекле все мы для местных, как эти кубики льда – белые господа с севера, – роскошь, которую они могут позволить себе за очень хорошие деньги…
Столь необычные встречи происходили у Бориса почти каждый вечер. Многие относились к нему с доверием. Нефёдов и в самом деле чувствовал себя своим в новом обществе. Быстро адаптироваться к службе в Легионе ему помогло то, что он никогда не принадлежал к числу тех, кого принято называть «сапогами». То есть никогда не являлся узколобым фанатичным-служакой. Будучи всегда готовым защищать интересы Родины, где она прикажет, Борис вместе с тем позволял себе свободно думать и анализировать происходящее. Случалось, что его собственное мнение расходилось с линией руководства страны и партии. В таких случаях, не изменяя приказу и офицерскому долгу, «Анархист» старался минимализировать своё участие в неправедном деле. Такой менталитет позволял Нефёдову всегда гибко реагировать на перемены.
Наступил момент, когда Борис поймал себя на мысли, что перестал видеть в сослуживцах недавних смертельных врагов. Таково уж видимо свойство нормальной человеческой психика, что она в интересах быстрой адаптации к новой среде блокирует негативные воспоминания. Ведь если бы Нефёдов продолжал искать среди новых сослуживцев того «фрица», что убил его закадычного дружка под Сталинградом или расстреливал с бреющего полёта толпы наших беженцев в Белоруссии и на Украине, то он просто не смог бы нормально работать, а думал бы лишь о мести.
Ради дела необходимо было разглядеть в бывших врагах что-то достойное уважения. Оказалось, что на уровне простых солдат разница между бывшими противниками была не столь уж принципиальной. В первую очередь каждый лётчик, будь он немец, француз, итальянец или американец, сражается за своих товарищей по экипажу, звену и эскадрилье, а уж затем за ордена, славу, и наконец, за навязанные ему политические цели. Большинство немецких пилотов, прошедших Вторую мировую войну, не являлись убеждёнными нацистами. Они просто выполняли свой долг перед Родиной, испытывая чувство гордости за принадлежность к элитному роду войск и прославленной эскадре. Всё это, как профессионалу, Нефёдову было вполне понятно.
Вообще ветеранов Люфтваффе здесь в Легионе было достаточно много. После войны тысячи уцелевших в боях немецких лётчиков искали себе новое профессиональное применение. Возрождённые ВВС Западной Германии не могли предоставить работу всем желающим. Зато воздушных «экспертов» с удовольствием нанимали в странах «Третьего мира», комплектуя собственные ВВС первоклассными кадрами.
Даже ведущие германские авиаконструкторы, такие как Вилли Мессершмитт и Курт Танк – создатель знаменитого истребителя Фокке-Вульф-190 после войны мотались по миру, как странствующие пилигримы, предлагая свои услуги любому, кто готов заплатить. Мессершмитт нашёл работу лишь в Испании, которой продолжал править коричневый диктатор Франсиско Франко, которому нацистский «Легион Кондор» когда-то помог разбить красных республиканцев.
Танк же проектировал истребитель для аргентинских ВВС, потом создавал боевые самолёты для Индии и Египта. В родной же Германии ни одна фирма не хотела компрометировать себя связью с авиаконструкторами, запятнавшими себя работой на Гитлера.
У лётчиков были схожие проблемы. По-настоящему они были нужны лишь всевозможным «банановым диктаторам».
Глава 62
Занимаясь своими ежедневными делами, Борис ни на секунду не забывал про южноафриканца Хенка «Бомбардировщика» – влиятельного и опасного «Глота». Тот мог нанести новый удар в любой момент.
Однажды их пути случайно пересеклись на аэродроме. Южноафриканец сделал вид, что ужасно рад встрече, и вёл себя очень любезно. Он сам вспомнил про недавний эпизод на инструктаже:
– Зря этот Джованни вылез. Ну, подумаешь, заснул человек! С кем не бывает. А он, каналья, сразу выслуживаться. Только попал в глупое положение. Не с его крестьянским умишком тягаться с таким человеком, как вы.
Хенк добродушно захихикал, став похожим на старого мафиози. От этого смеха у многих здесь мурашки пробегали по коже.
– А знаете что! Мы заменим его прежнее прозвище «Партизан Теренцио» на «Джованни Контадино», то есть Джованни-крестьянин. Это будет ближе к истине. Я переведу его на земляные работы. Пусть помашет лопатой, да киркой на строительстве новой взлётной полосы. Там от него больше проку будет.
– Пожалуй, не стоит, мистер Ван дер Вольф. На таком пекле даже местные выносливые работники в обморок падают, – вступился за итальянца незлопамятный Нефёдов.
– Нет, отправлю, даже не уговаривайте, господин Эрнест. Всё, решено! Мне болваны в штабе не нужны. Он же меня чуть на всеобщее посмешище не выставил. Из-за этого идиота мог пострадать мой авторитет. Ведь умному человеку изначально было ясно, что вы не из тех, кого можно так просто прижать к стенке. Лично я всегда относился к вам с большим уважением, не смотря на некоторые шероховатости в наших взаимоотношениях… Откровенно скажу, господин майор, вы мне нравитесь. Я бы очень хотел иметь такого друга, как вы.
Хенк ещё битых десять минут продолжал расточать Борису любезности. Под конец разговора Хенк дружески положил Борису руку на плечо и участливо сказал:
– Мне бы очень не хотелось, чтобы с вами что-то случилось. Вы прекрасный лётчик. Даже до президента дошли слухи о ваших достижениях. Но, к сожалению, мы с вами находимся в Африке. А это совершенно непредсказуемое место. Скажу больше: это не страна, а сплошная провокация! Здесь вы можете однажды сказать себе: «Ну вот, теперь-то то я уж ко всему привык и приспособился». Но проходит день-два, а иногда всего несколько часов и вы вдруг попадаете в ситуацию, повергающую вас в шок.
На прощание Хенк подмигнул собеседнику, оскалил крепкие белые зубы в улыбке волка, и бодро зашагал дальше. А буквально через три минуты Борис уже разглядывал загадочные символы, которыми неизвестный художник разрисовал борт его самолёта. Чья-то рука налепила в нескольких местах на фюзеляж и крылья пучки грязи с травой.
Ещё одно открытие ожидало Бориса, когда он заглянул в кабину: на пилотском кресле восседала кукла, сделанная из соломы и каких-то тряпок. Она была истыкана огромными иглами. На груди куклы кроваво-красной краской было выведено: «Эрнест». По лицам местных механиков было видно, что дело принимает нешуточный оборот.
Пока Борис, стоя на подножке кабины, разглядывал своего распятого двойника к нему подошёл симпатичный чернокожий юноша лет семнадцати. Как и многие сотрудники авиабазы, набранные из местного населения, при поступлении на службу он получил упрощенный вариант обмундирования, состоящий из форменной рубашки и широких шорт. При этом техник не носил ботинок, ибо привык ходить босиком. Задубелой коже его ступней не был страшен даже разогретый до температуры раскалённой сковородки бетон. Звали юного механика Нэро. Они были почти друзьями, несмотря на разницу в возрасте.
Осторожно приблизившись к самолёту, юноша несколько раз шумно втянул широкими ноздрями воздух, будто пытаясь по запаху вычислить неизвестного злоумышленника. Затем паренёк влез на крыло и перегнулся через борт кабины. Некоторое время он с интересом разглядывал куклу. Даже потрогал свежую краску на груди соломенного болвана, после чего поднёс палец к своему носу, словно желая убедиться, что это в самом деле кровь. Наконец, повернувшись к лётчику, техник категорично заявил, округлив глаза:
– Лететь нельзя! На тебя навели порчу. Кто-то приказал духам мёртвых убить тебя. На одном из кладбищ уже выкопала могила для тебя.
Речь шла об одном из обрядов африканской чёрной магии. Механик утверждал, что, судя по символам на самолёте, здесь поработал известный ему опытный колдун или один из его ближайших учеников. Опять же, по словам техника, за свои услуги старик брал очень большие деньги. Поэтому обращались к нему только очень богатые люди.
Конечно, для Бориса не являлось тайной, кто именно его «заказал» местному шаману. Он буквально только что разговаривал с этим человеком. Не то чтобы Борис особенно испугался колдовского покушения. Но когда видишь своё изображение, истыканное иголками, всё же становится как-то не по себе. А главное, – нельзя было оставлять без ответа подобное хамство.
Поэтому этой же ночью «Анархист» нанёс ответный удар. Под покровом темноты он прокрался к вилле Хенка, и приколотил здоровенными гвоздями к её входной двери куклу, купленную по дороге в эту командировку. Прежний хозяин магической фигурки называл её Жахча и уверял, что этот матерчатый человечек может стать опасней пули или отравленной стрелы.
Борис благополучно сделал своё чёрное дело и скрылся в ночи. Охрана его проспала.
Последующие события заставили Бориса с уважением вспомнить продавца, обещавшего ему, что любому обидчику нового владельца Жахчи отныне не поздоровиться. Было ли это обыкновенным совпадением, или же «контратакующая» магия оказалась более эффективной, чем происки нанятого Хенком колдуна, но на следующий день по авиабазе разнеслась новость: здоровяк-«Бомбардировщик» этой ночью чуть не окочурился от приступа странной болезни, и в данный момент с трудом приходит в себя под наблюдением специально выписанной из-за границы бригады реаниматологов…
Однако южноафриканец сумел оклематься, и буквально через неделю их заочный поединок продолжился…
Самолёт Бориса рухнул через несколько секунд после взлёта. Сначала остановился один двигатель и тут же заглох второй. Лётчику чертовски повезло, что это произошло почти сразу после отрыва машины от полосы, и что моторы скончались почти одновременно. Если бы один «движок» продолжал ещё какое-то время тянуть самолёт вверх, то машина рухнула бы на землю не с десяти метров, а с двухсот. А так Борис отделался только ушибами и ссадинами. Однако разбившаяся машина нуждалась в серьёзном ремонте.
Разбираться в случившемся приехали представители секретной полиции. Почему-то они прибыли на аэродром под покровом ночи, хотя инцидент произошёл около полудня. Видимо, агенты более комфортно ощущали себя, когда ослеплённые светом мощных фонарей подозреваемые не могли разглядеть их лиц, зато им хорошо был виден покрытый специальной, хорошо заметной в тёмное время суток люминесцентной краской горжет секретной службы. Эта металлическая табличка висела у полицейских на шее, благодаря чему их прозвали «Цепными псами Моргана»
В пробах топлива из разбившегося самолёта был обнаружен странный осадок неизвестного происхождения в виде крупиц белого порошка. На крышке бензобака полицейские агенты нашли похожие частички. Такой же порошок был найден в кармане приятеля Нефёдова – молодого местного техника. Его и объявили злопыхателем. Борис пытался защитить юного товарища, даже обращался к Максу Хану, но ничего не помогло. Нэро увезли в тюрьму секретной полиции, о которой было известно, что живым из неё ещё никто не выходил…
А противостояние с Хенком лишь набирало обороты. На следующий день во время следования на самолёте в район цели Борис обнаружил, что по кабине бегает паук величиной с кулак взрослого мужика. Мохнатое насекомое неожиданно выползло из-под приборной доски. Нефёдов не знал, насколько паук ядовит. Самым благоразумным в создавшейся ситуации было немедленно выброситься с парашютом. Но с другой стороны разве это правильно бросить исправную машину? Ведь случалось, что он продолжал борьбу даже, когда у него горели ноги и языки пламени лизали лицо. А тут какой-то паук! Пусть даже тропический.
Неожиданно лётчику вспомнился рассказ одного приятеля из бара, который утверждал, что в здешних джунглях водятся пауки, укус которых вызывает… многодневную эрекцию. «Может эта плохая шутка кого-то из сослуживцев?» – размышлял Нефёдов, бдительно следя за ползающим по приборной доске «зверем». Конечно, Борису не улыбалось неделю расхаживать везде с «главным калибром» наперевес, но с другой стороны, не сигать же из-за этого из исправного самолёта, тем более, что под крылом до самого горизонта простирались дикие джунгли. И ещё неизвестно, какая пакость поджидает тебя под их кроной. Благодаря этим сомнениям Борис немного успокоился. И тут визитёр преподнёс ему новый сюрприз.
С приборной доски паук вдруг ловко перемахнул на ботинок и быстро пополз вверх по ноге. Отвлекаться от управления Борис не мог. Да и рискованно стряхивать с себя неизвестное насекомое, ведь испугавшись, «зверь» мог применить своё ядовитое оружие.
– Стой, где стоишь! – предупредил Борис.
Но восьминогий наглец проигнорировал его и продолжил свой путь. Он расположился на человеческом колене, и уже оттуда, словно полководец с пригорка, стал всматриваться четырьмя своими чёрными бусинками-глазками в лицо здешнего хозяина, должно быть решая: стоит ли идти дальше.
– Не советую! – угрожающе произнёс Нефёдов и, обнажив зубы, поцокал металлическими коронками. – И учти: попытаешься меня укусить, – пеняй на себя! Сколько бы в тебе яда не было, я тебе успею лапы отгрызть. Насекомое!
В ответ паук тоже принял угрожающую позу: он поднялся на задние лапы, демонстрируя брюшко в «боевой» полосатой раскраске, и начал шевелить передними лапами… Его челюсти тоже зашевелились. Это напоминало ответное матюгание.
– Но-но! Потише тут, не у себя в норе! Видали мы таких фраеров – боксёров-пижонов!! Нас угрожающей стойкой не запугаешь. Если на то пошло, мы похлеще могём.
Зажав ручку управления между коленями, Борис начал выделывать в воздухе перед собой угрожающие пируэты руками. Этот балет сопровождался катавасией звуков и лязганьем челюстей. В конце концов паук не выдержал психологической контратаки. Он вдруг резко развернулся и бросился наутёк.
– Эй, волосатый! Поучись хорошим манерам, приятель! – уже весело крикнул вдогонку «пассажиру» Нефёдов. – Невежливо поворачиваться спиной к тому, с кем разговариваешь.
Правда на затылке у паука имелась ещё пара глаз, так что, даже улепётывая обратно под приборную доску, он продолжал бдительно следить за собратом, чей боевой танец его так потряс.
После приземления на аэродроме выяснилось, что паук действительно чрезвычайно опасен. Один миллиграмм его яда мог убить человека в течении всего одной минуты…
Глава 63
Гермес уже ждал Нефёдова за столом. Он сам вызвал его для разговора в этот ресторан, прислав своего посыльного с запиской. В ожидании прихода лётчика африканец поглощал самые изысканные деликатесы местной кухни.
Надежды Нефёдова оправдались. У Гермеса действительно имелись хорошие новости для него: оборотистый делец получил сведения о предстоящей свадьбе любимой дочери брата президента с молодым русским лётчиком.
– Я узнал: его имя Игорь. Вы говорили, что вашего сына зовут также?
Борис подтвердил, с трудом скрывая волнение: он уже не сомневался, что речь идёт именно о его парне. Правда новость и свадьбе сына с дочерью какого-то местного князька удивила мужчину:
– Ты, наверное, что-то путаешь – у моего Игоря есть невеста в России.
Бровь Гермеса жеманно изогнулась в изысканном удивлении. Он чопорно поджал губы и взглянул на Нефёдова обиженно и одновременно кокетливо:
– Вы явно недооцениваете меня. Информация – мой бизнес. Поэтому я никогда и ничего не путаю. Через несколько дней Аройя отправиться на свадьбу. Я смогу устроить и вам приглашение. Чуть позже решим, как вам с сыном покинуть страну. Что касается вашей женщины, то её отправим морем – с рыбаками. При следующей встрече получите необходимые пропуска и фальшивый паспорт для неё.
Гермес вытер лоснящиеся губы повязанной вокруг его цыплячьей шеи салфеткой, и аккуратно взялся двумя пальцами за тонкую ножку бокала, наполненного дорогим вином:
– Хоть это и не в моих правилах – заранее праздновать успех… Ну да ладно! Давайте выпьем за то, чтобы каждый получил желаемое – вы нашли сына и вернулись с ним домой, а я благодаря этой вашей знакомой и её влиятельным родственникам перебрался, наконец, отсюда в Штаты и занялся настоящим бизнесом…
Эту ночь Борис провёл вместе с Аллиет. Он рассказал ей, что вскоре снова должен встречаться с человеком, который готовит её побег, и что возможно через пару недель она увидит своих родных.
Благодарно положив голову ему на грудь, Аллиет стала говорить, что слышала от девчонок, будто бы где-то в этих краях живёт католический миссионер – древний старец, которого не коснулись войны и мятежи последних лет.
– Он мог бы нас обвенчать, ведь я католичка…
Борис взволнованно размышлял над словами подруги. Аллиет истолковало его молчание по-своему:
– Извини, я, кажется, сказала непристойность, – женщина подняла голову и вопросительно посмотрела на любовника. – Ты не думай, я не хочу, чтобы ты изменял памяти свой жены. Я знаю: ты всё ещё любишь её… Но всё останется, как и прежде. Только, пожалуйста, сделай мне такой подарок. Для меня это очень важно. А твой приятель немец станет нашим свидетелем. Мои девчонки хорошо о нём говорят…
Затем Аллииет окончательно ошеломила Нефёдова, признавшись, что ждёт от него ребёнка.
Обрадованный Борис пообещал поговорить с Ханом. Теперь он готов был всё сделать ради этой женщины.
Однако, наследующий день выяснилось, что Макс снова отправился с какой-то миссией за границу и должен был вернуться не раньше, чем через восемь дней. Аллиет это известие очень расстроило, ведь, по её словам, она очень надеялась, что при столь важном для них событии будет присутствовать порядочный человек, которому можно доверять. Но раз всё так складывается, значит, они будут венчаться без свидетелей.
Но прежде Борису предстояло снова встретиться с Гермесом, чтобы окончательно обо всём договориться.
Глава 64
Машину Нефёдову одолжил поляк – «Пан Поручик». Он же по карте показал Борису, как добраться до нужного места. Уступив уговорам Аллиет, Нефёдов согласился взять её с собой. Да он и не очень сопротивлялся, ведь вскоре им предстояла разлука, когда они смогут вновь увидеться – одному Богу известно. Поэтому было решено в эти последние дни не расставаться.
Дорога заняла часа три. По пути приходилось постоянно останавливаться, чтобы свериться с картой. На этот раз Гермес постарался, чтобы их никто не мог подслушать.
Наступил момент, когда машину пришлось оставить и дальше идти пешком, а точнее продираться через густые заросли акации. Местность выглядела совершенно дикой. Невдалеке над трёхметровым кустарником величаво возвышались жирафьи головы на длинных шеях. Путники видели убегающих антилоп Импала и патрулирующих свою территорию гиен. Только серьёзная опасность могла заставить Гермеса покинуть город и забраться для новой встречи в такую глушь.
На этот раз африканец выбрал для встречи одиноко стоящую хижину, а точнее сарай непонятного назначения. Хижина целиком была построена из природных материалов: стены сложены из бамбуковых жердей, крыша покрыта вязанками тростника и широкими листьями.
Возле сарая на корточках, держась за упёртые прикладами в землю старые немецкие карабины, сидели двое разморённых жарой аборигенов – молодой парень и зрелый мужчина. Своим видом они напоминали пастухов. Тем более, что неподалёку действительно паслись несколько коз. Да, сходство с мирными скотоводами определённо имелось, если бы не винтовки в руках чернокожих мужчин. Один из сторожей – тот, что помоложе окликнул Бориса. Нефёдов назвал себя. Охранник сделал вялый жест в сторону входа в сарай.
Однако тут же поднялся его старший напарник и вскинул карабин на плечо. Хотя ствол ружья и не был направлен на визитёров, палец бдительного охранника теперь лежал на спусковом крючке. Борис также отметил, что оружие снято с предохранителя. Это можно было истолковать, как корректное предупреждение не идти дальше.
Борис и Аллиет остановились.
– Что будем делать? – испуганно шепнула Нефёдову подруга. Она вопросительно с надеждой снизу вверх смотрела на своего защитника, который с невозмутимым видом принялся вдруг насвистывать себе под нос мотив старомодного фокстрота.
Стрелок с морщинистым лицом исчез внутри сарая. Его не было минуты три. Выйдя, охранник спросил Нефёдова, почему тот явился не один, как было оговорено с его господином. Борис начал объяснять ситуацию, но наткнулся на несгибаемую твёрдость:
– Женщина останется здесь! – с повелительной интонацией объявил охранник и рукой указал где именно Аллиет необходимо ждать возвращения своего мужчины.
– Я боюсь оставаться здесь одна – снова тихо сказала Нефёдову бельгийка и крепко сжала его руку.
Тогда Борис громко крикнул – так, чтобы быть услышанным за стенами сарая.
– Со мной та, о которой пойдёт речь. Я посчитал, что она должна присутствовать при нашем разговоре. И вообще, это невежливо оставлять даму за порогом.
После короткой паузы из сарая прозвучал галантный ответ:
– Вы правы, сэр. С таким джентльменом дама не должна оставаться на улице. Прошу вас обоих заходить.
Охранник посторонился.
Борис откинул полог из противомоскитной сетки и пропустил Аллиет вперёд, затем вошёл в хижину сам. Внутри царила предельно спартанская обстановка: сквозь крупные щели в стенах можно было в деталях разглядеть прилегающий к хижине пейзаж, по стенам развешан ржавый сельскохозяйственный инвентарь, мотки верёвки. В центре помещения на непонятно каким образом попавшем сюда кресле-качалке вальяжно восседал Гермес. По сравнению с изысканной обстановкой дорогого ресторана, где проходила их прошлая встреча, контраст казался разительным. Однако коммерсант, похоже, везде умел устроиться с комфортом. В ожидании гостя он курил дорогую сигару и сам с собой играл в маленькие дорожные шахматы.
Гермес некоторое время пристально разглядывал бельгийку.
– Ну… – наконец, протянул он, – вы и есть та самая леди, у которой богатая родня в Америке?
– А вы, судя по всему, тот человек, которому я и мои родственники будем признательны по гроб жизни! – с сияющим лицом воскликнула Аллиет. Субтильный бизнесмен со снисходительным важным видом протянул молодой женщине тонкую руку, и вдруг, вскрикнув от боли, отдёрнул её. Он взвизгнул, как девчонка. Неженка с удивлением и ужасом рассматривал каплю крови, выступившую из крохотной ранки на его ладони.
– Ты поранила меня, мерзкая гадина!
Растерявшись, Аллиет стала бормотать извинения. Она сняла с безымянного пальца правой руки серебреное колечко с крохотным зелёным камешком, встроенным в оправу в виде цветка. С расстроенным видом женщина рассматривала перстенёк, не понимая, как оно могло поранить юношу.
– Я не думала, что им можно уколоться.
Прежде Борис никогда не видел этот перстень на руке подруги.
– Я не виновата, – продолжала оправдываться Аллиет. – Мне подарила его на память подруга… я только вчера его впервые надела.
– Заткнись! – плаксиво огрызнулся Гермес. Его вялый подбородок дрожал. Могущественный воротила местного теневого бизнеса превратился в жалкого юнца, готового потерять сознания от вида собственной крови.
Но молодая женщина, не обращая внимания на проклятия африканца, опустилась перед ним на колени, осторожно взяла пораненную руку в свои ладони и стала нежно дуть на место укола. Попутно Аллиет принялась говорить, что как только попадёт домой, немедленно сделает всё, чтобы по достоинству отблагодарить своего спасителя.
– У моих родственников большие связи и они очень богаты. Вы останетесь довольны приёмом, который вам устроят.
Щедрые обещания немного успокоили Гермеса. К тому же боль от укола почти прошла. Он даже слегка улыбнулся. И хотя улыбка получилась вымученной, это выглядело, как явный знак примирения.
Коммерсант достал пакет с подготовленными документами, попутно инструктируя бельгийку, как ей следует вести себя, что говорить при встрече с полицейскими, военными и пограничниками. Аллиет как пай-девочка внимательно выслушивала эти указания и кивала головой. При этом она не сводила внимательного взгляда с африканца, словно ждала чего-то. Пухлые губы девушки слегка подрагивали. В какой-то момент она даже прихватила нижнюю губу острыми перламутровыми зубками, в её глазах-озёрах мерцал непонятный Нефёдову интерес.
Внезапно с Гермесом начало твориться что-то странное. Африканец словно поплыл: взгляд его затуманился, движения сделались пьяными. На щеках и лбу парня выступило множество капелек пота, черты лица заострились. Уронив сигару себе на шорты, бедняга жалобно простонал:
– Что-то тяжко дышать, – после чего обмяк телом, и сполз с кресла.
Борис бросился к нему. Глаза у парня закатились, изо рта шла пена. Всё тело несчастного сотрясали конвульсии. Вся эта пляска смерти продолжалась какие-то двадцать-тридцать секунд. Вдруг Гермес вытянулся в струнку на земляном полу и затих.
Потрясённый Борис поднял глаза на свою спутницу:
– Похоже, он умер!
Неожиданно для себя Нефёдов встретился не с тем взглядом, которого ожидал: Аллиет смотрела на него с холодной отчуждённостью. Это была другая – незнакомая Борису женщина с вульгарными неприятными манерами. Она неторопливо извлекла из сумочки сигареты и удовлетворённо закурила, насмешливо поглядывая на ничего не понимающего любовника.
– О-ля-ля! – злорадно усмехнулась Аллиет. – Наверное, не привык иметь дело с такими дрянными девчонками? Разочарован, что принял подлую блудницу за святую Магдалину? Ну конечно, мы же благородные! Полдня ради денег бомбим деревни черномазых, полдня из соображений высокой морали спасаем принцесс из пиратского плена. То же мне – Христосик!
Поражённый переменой в подруге Борис не знал, что сказать.
Внезапно за стеной дуплетом грянули два выстрела. Истошно завопил человек, которому только что прострелили живот.
– А Хенк то – слов на ветер не бросает! – весело прокомментировала Аллиет. – Ехали на свадьбу, а попали на похороны.
Она вдруг кошкой метнулась к Борису. Но Нефёдов успел в последний момент отскочить, так что стальной коготь только слегка царапнул его по мочке уха.
– Всё равно теперь ты умрёшь! – с досадой пообещала Аллиет, поправляя убийственный перстень на пальце. – Хотя для своих лет ты действительно оказался недурён в постели. Я почти влюбилась в тебя и даже привыкла к своей роли невинной шлюхи. Ха, ха! Теперь-то я знаю, что это самый дорогой типаж продажной женщины – просто убойный для вашего брата. Невинность и распутство в одном флаконе – вот, что оказывается больше всего возбуждает мужиков! Кстати, таких, как я, тут называют «наездницами» – в честь одной местной осы, которая убивает после секса самцов, чтобы отложить в их мёртвые тушки яйца своих личинок…
Глава 65
Не сумев наверняка поразить Нефёдова смертоносным перстнем, Аллиет извлекла из сумочки маленький пистолетик и направила его на Бориса. Но лётчик оказался проворнее и выбил из её руки оружие, прежде чем женщина успела нажать на курок. Подняв пистолет, Борис мрачно осмотрел игрушку, затем поднял непонимающие глаза на её хозяйку.
– Но почему?! Я же от души желал тебе помочь.
Аллиет затравленно смотрела на любовника из дальнего угла сарая. Едва Нефёдов нагнулся за пистолетом, она метнулась туда в страхе, что преданный ею мужчина решит отомстить. Но видя только боль и растерянность на лице Бориса, проститутка немного успокоилась и перестала дрожать.
– Ты всё равно не смог бы переправить меня через границу. А этот твой сосунок – она презрительно взглянула на труп Гермеса – просто дитя по сравнению с Хенком.
Аллиет стала говорить, что все в этом ненадёжном африканском мирке, включая самого президента Моргана Арройю, давно находятся под колпаком у Глота. Он единственный кукловод, дергающий всех за ниточки. Эта страна – его законный бизнес.
– У него остался только один настоящий соперник – твой немецкий дружок. Поэтому-то Хенку и понадобилось разыгрывать весь этот спектакль с нашим трогательным романом. Он рассчитывает подобраться к Хану через тебя.
– Значит, ты всё врала мне с того самого момента, как мы познакомились?
Аллиет насмешливо скривилась.
– Бедняжечка! И как только ты раньше не почувствовал во мне подсадную утку, – с наигранным сочувствием проворковала лгунья.
Аллиет призналась, что никакая она не бельгийка, а профессиональная проститутка из Марселя. Приехала на заработки добровольно. Перед этим работала в южноафриканском борделе. Там и познакомилась с Хенком. Стала его любовницей. Потом могущественный покровитель взял её сюда, чтобы она помогала ему разбираться с его врагами.
Видя на лице мужчины недоверие, проститутка заверила его:
– На этот раз я говорю тебе чистую правду.
– Неужели?
– Да! Теперь мне нет смысла тебе лгать. Поэтому, послушай моего совета: помоги Хенку разобраться с немцем. В конце концов, кто он тебе – брат, верный друг?! Ведь нет же. Ты сам рассказывал, что вы всю жизнь были врагами. Так дай Хенку отмстить за твоих товарищей, которых этот фашист загубил! А он позволит нам – тебе, мне и твоему сыну покинуть страну, и ещё даст денег, чтобы мы смогли открыть собственный ресторанчик где-нибудь на французской Ривьере. Ведь ты по-прежнему любишь меня? Я это чувствую.
В глазах Аллиет заблестели слёзы. Она шагнула к Борису.
– Я знаю: мой старичок – сентиментальная душа! Он простит своей девочке её маленькое прегрешение. В конце концов, я тоже всегда тебя любила. Давай выйдем отсюда рука об руку. Я упросила Хенка позволить мне поговорить с тобой. Он там – ждёт у поваленного дерева. Я подам ему знак, чтобы он не стрелял…
– Стой, где стоишь! – неприязненно велел Борис и поднял пистолет. – Какой у вас с ним условленный знак?
– Условленный знак? – изумлённо переспросила Аллиет, делая вид, что не понимает, о чём идёт речь. Однако глаза её нервно забегали.
– Лучше скажи, не доводи до греха – предупредил Нефёдов.
Аллиет почувствовала, что, если не ответит сию секунду, получит пулю, и нехотя призналась, что должна перед тем как выйти из хижины, повязать на голову чёрный платок. Это будет означать, что оба находившихся в сарае мужчин мертвы.
– Так доставай свой платок! А теперь иди к своему обожаемому Глоту – Борис повелительно махнул рукой, в которой держал пистолет в сторону двери.
Аллиет попыталась с усилием улыбнуться, но у неё ничего не получилось.
– Ты действительно отпускаешь меня?
– Я же сказал – убирайся!
Проститутка торопливо заговорила, что она сама жертва Хенка – слепое орудие в его руках. Что южноафриканец использовал подлые методы, чтобы заставить её выполнять его поручения, а самой ей это всегда было глубоко отвратительно.
Поток слов прекратился так же неожиданно, как и начался. Аллиет внимательно взглянула в будто окаменевшее лицо мужчины и едва слышно пролепетала:
– Значит, вы не выстрелите мне в спину?
Борис матернулся и с размаху зашвырнул блестящий пистолетик в другой конец сарай. Аллиет тут же выскочила наружу.
Торопливо направляясь к тому месту, где должен был находиться Хенк, женщина заранее подыскивала слова оправданий. У Хенка был редкий дар на расстоянии чувствовать фальшь. Обмануть его было почти невозможно. Даже чёрная вдовья косынка на голове Аллиет вряд ли введёт в заблуждение опытного охотника.
Мысленно она вдруг увидела хозяина, неспешно закуривающим сигару, и от ужаса у неё чуть не подкосились ноги… Однажды вскоре после их знакомства, покровитель взял приглянувшуюся ему девушку с собой на сафари. В тот день они долго колесили на джипах по саванне в поисках подходящего зверя. Но безрезультатно. Даже опытные проводники, кажется, потеряли надежду угодить солидному клиенту. Однако Хенк не выглядел расстроенным. С невозмутимым видом он отложил винтовку в сторону и полез в карман рубашки. Оказалось, у него есть примета на тот случай, если охота не складывается. «Стоит мне закурить, – в своей шутливо-серьёзной манере пояснил тогда ей Хенк, – как вскоре появляется по кому стрелять. Но если даже зверь не появляется, я просто выкуриваю сигару. Что доставляет мне не меньшее удовольствие. Но так почти никогда не бывает. Думаю, Богу просто нравится наблюдать, как я стреляю, и его раздражает, когда я устраиваю долгие перекуры».
Аллиет спешила поскорей увидеть Хенка, чтобы объяснить ему, что она старалась выполнить его приказ, и даже ликвидировала одного из его врагов. Но второй оказался ловчее, и её женских сил не хватило, чтобы справиться с ним. И всё же она смогла заманить его в западню, отсюда ему не выбраться живым.
Не прерывая мысленного диалога с Глотом, Аллиет приближалась к поваленному дереву, за которым тот должен был прятаться. Но внезапно справа послышался тихий свист. Так хозяева подзывают своих собачонок. Женщина повернула голову на этот звук и увидела своего покровителя. Не выпуская дымящийся сигарный окурок из зубов, Хенк целился в неё из винтовки.
– Нет! – Аллиет в ужасе вскинула руку, пытаясь ладонью прикрыть лицо. Но что такое подобная преграда для пули самого мощного калибра, применяемого обычно при охоте на носорогов, львов и слонов! Через доли секунду череп запутавшейся интриганки разнесло вдребезги.
Сквозь крупные щели в стене сарая Борис видел, что произошло с Аллиет. Правда он не заметил вспышки выстрела или хотя бы малейшего движения веток, чтобы определить местонахождения снайпера. Нефёдов уже жалел, что в гневе вытолкнул бывшую подругу навстречу собственной смерти. Хотя, ввязавшись в столь опасную игру, она сама можно определила собственную судьбу.
Борис ждал появления Хенка, но осторожный бур не спешил показываться. В конце концов, Нефёдов решился покинуть сарай. С ним творилось что-то нехорошее: внутри всё горело, горло пересохло, двоилось в глазах.
Борис перекатился через порог, и где короткими перебежками, а где ползком поспешил к лесу. По дороге он наткнулся на трупы охранников Гермеса. Подгоняемый угрозой разделить судьбу этих несчастных, Нефёдов стремительно пересёк открытое пространство и достиг ближайших густых зарослей. Но когда опасность казалось миновала, Борис почувствовал странное наваждение: его тело вдруг на короткий промежуток времени онемело, стало похожим на студень, по коже градом катился пот, его начинало трясти в лихорадочном ознобе, в животе, как будто кто-то шевелил угли раскалённой кочергой.
Живот вдруг свело ужасной судорогой, так что мужчина буквально рухнул на колени перед кромкой небольшого болотца. Его начало рвать. Внезапно глаза будто застлал туман. Когда же белая пелена рассеялась, Нефёдов увидел нечто такое, отчего волосы зашевелились у него на голове. Прямо на него из зеленоватой глубины злыми глазами зверя взирал чернокожий человек. Точнее это был не совсем человек, а оживший мертвец.
Не в силах тронуться с места, Борис остолбенело наблюдал за монстром. Вот болотная тварь выбралась на поверхность. Облепленное тиной, скользкое порождение самых диких кошмаров издавало странные булькающие утробные звуки. Правая часть лица исчадия ада была сильно изуродована. На этой стороне у него было минимум плоти, и когда оживший мертвец что-то вдруг резко и гортанно выкрикнул на непонятном Борису языке, перед взором лётчика во всех деталях проступил зловещий оскал его черепа. Через мгновение Нефёдов ощутил на своём горле холодные и сильные, как тиски руки…
Борис тоже схватил монстра за горло и тут же получил сокрушительный удар в лицо. Нокаут и чёрная пустота…
Глава 66
В следующий раз Борис обнаружил себя лежащим на спине. Причём ложем ему служила не подстилка из листьев и лесного мха, а упругий матрац. Лицо приятно обдувал лёгкий ветерок от работающего вентилятора, чей монотонный гул звучал для пережившего необъяснимый кошмар мужчины, как гимн его чудесному спасению.
Борис почувствовал чьё-то близкое присутствие и разлепил веки. Постепенно размытое пятно перед глазами стало обретать чёткие контуры. Наконец Нефёдов увидел личико склонившийся над ним юной девушки в белой шапочке медсестры.
Вам уже лучше? – участливо осведомилась она.
Где я? – кривясь от боли в разбитых губах, спросил Борис.
В госпитале. У вас сильное отравление мозга, – авторитетно пояснила медсестра и посмотрел в чью-то сторону. – Скажите спасибо своему другу. Это он вас привёз. Один в лесу, без сознания вы обязательно погибли бы.
Читать бесплатно другие книги:
