Африканский штрафбат Кротков Антон

© Антон Кротков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1

Ни один вменяемый лётчик не поднялся бы в небо в таких условиях – ночью, в проливной дождь. Но в этой дикой стране за штурвал как правило садились именно крейзи пилоты. Таковы были правила игры для всех. И каждый, кто подписывал контракт, знал, что за обещанную высокую зарплату ему предстоит ежедневно рисковать головой, нарушая все правила. Тот же, кто попадал в этот тропический ад случайно, обязан был быстро научиться играть по новым правилам, или умереть: для неподготовленного дилетанта служба в местных ВВС становилась настоящим штрафбатом. Таковой она по сути и являлась, ибо попадали сюда обычно лишь отверженные. Те, кто по разным причинам не смог найти себе нормального места в цивилизованном мире.

Впрочем, благодаря отточенной системе вербовки, среди наёмников крайне редко попадались случайные люди. Начинающие искатели военных приключений обычно отсеивались на первых же этапах отбора. Если какой-нибудь придурок, случайно раздобывший телефон вербовочной конторы, заявлял её агенту: «Я хочу стать наёмником, так как разругался со своей женой» или: «Мне надоело сидеть в офисе, а хочется устраивать засады на партизан в джунглях», то такого психа просто посылали подальше.

Чтобы попасть на хорошо оплачиваемую службу к какому-нибудь диктатору из страны «Третьего мира» или криминальному боссу требовалось пройти цепочку посредников и опытных отборщиков. Главной рекомендацией для работодателя являлась принадлежность кандидата к касте: участие в колониальных войнах, служба в наёмнических подразделениях, например, в Иностранном легионе, высшая профессиональная квалификация.

Тот парень, что сидел за штурвалом потрёпанного вертолёта S-58 Сикорский как раз принадлежал к числу таких «псов войны». Перед тем как посадить свою «вертушку», он выполнил несколько рискованных манёвров у самой земли. Парень сделал это просто так – ради собственного удовольствия и чтобы пощекотать нервы «тузам» из местного правительства, что наблюдали за ним с земли.

Трюкачество «летуна» раздосадовало доверенного человека Президента. Правитель страны Морган-Зубери Арройя не отличался долготерпением. О выполнении его распоряжения с нетерпением ожидающий посадки вертолёта чиновник должен был доложить ещё час назад, и каждая минута промедления могла стоить ему не только должности, но и жизни.

Толстый чиновник вытянул палец по направлению к выкаблучивающемуся на своей стальной стрекозе пилоту и мрачно осведомился у подчинённых:

– Этот говнюк издевается надо мной?

– Вы же знаете, господин Звала, сколько самогона и наркотиков потребляют эти животные, – развёл руками один из помощников сердитого министра. – Зато они могут несколько недель продержаться в джунглях, выполняя ваш приказ.

Но министру сейчас было наплевать на достоинства наёмных коммандос. Он готов был сегодня же перевешать этих кретинов всех до одного, если они по какой-либо причине не справились с порученным им делом.

Как только винтокрылая машина зависла в нескольких метрах над землёй, толстяк отделился от своей свиты и направился к выпрыгивающим из «вертушки» охотникам.

– Где русские?! – с изумлением и нарастающим ужасом воскликнул он, когда обнаружил, что чернокожие коммандос не привезли с собой пленных.

Вместо ответа командир спецназовцев – двухметровый негр в каплевидных очках с виноватым видом вытряхнул из кожаного мешка несколько отрубленных человеческих голов. Гигант старался не встречаться глазами с фактически «дышащим ему в пупок» начальством:

– Мы выследили их, загнали на болото и взяли в кольцо – оправдывается бритоголовый головорез, поблескивая в свете прожекторов золотыми коронками передних зубов. При этом его зверское лицо с перебитым в переносице носом и несколькими шрамами на щеках и подбородке выражало полное раскаяние.

– Клянусь матерью, мистер Звала, мы сделали всё, как вы велели: предложили русским сдаться и гарантировали им жизнь. Но они всё равно отстреливались: убили четверых моих людей.

Грузный господин в массивных министерских очках пошатнулся. Держащий над ним зонтик молодой помощник заботливо поспешил поддержать шефа. Но толстяк раздражённо оттолкнул подчинённого.

– Да пусть бы они перестреляли всю твою вонючую свору, Темба! – заорал на спецназовца чиновник. Его глаза налились кровью, с больших оттопыренных губ вместе с проклятиями слетали брызги слюны, а второй подбородок колыхался, словно студень. – Хозяину и его деловым партнёрам эти русские лётчики были нужны живыми. Понимаешь – жи-вы-ми!!! Только такой сумасшедший маньяк, как ты, мог пустить в ход мачете. Теперь тебе самому не избежать разделочного стола на кухне виллы Бабу-Шау! Да я сам раньше Президента прикажу утопить тебя в ближайшей же выгребной яме!!!

Но тут в разговор вмешался мужчина европейской внешности лет сорока пяти. Подтянутый и прямой, в костюме бизнесмена он явно в недавнем прошлом носил форму. Но и сменив камуфляж на деловой костюм, ветеран остался солдатом империи, пытающейся превратить чужой континент в источник дешёвого сырья и рабочей силы. Его вкрадчивый голос звучал примеряюще. А благородная проседь на висках, приветливый чуть ироничный взгляд серых глаз, волевые черты загорелого лица лишь усиливали доверие местных к словам белого советника:

– Господа, господа! Не надо радикальных решений. Конечно, неприятно, что всё так вышло. Но я уверен, что в следующий раз осечки уже не будет. Давайте считать этот случай пробным шаром. А Его Превосходительство Президента я беру на себя.

Во взглядах африканцев надежда боролась с недоверием.

– Вы хотите сказать, Мистер Райдер, что русские прилетят снова? – осторожно, чтобы не спугнуть снова забрезжившую надежду осведомился толстый чиновник.

– Обязательно прилетят! – обнадёжил его седовласый. – У нас есть для них хорошая наживка.

Глава 2

Это случилось после одного из полётов демонстрационной группы истребителей, в которую около трёх месяцев назадзачислили в качестве пилота-стажёра недавнего выпускника Ейского высшего военного училища лётчиков лейтенанта Игоря Нефёдова. Полк, в который попал недавний курсант, был создан по особому распоряжению Главкома ВВС – специально для показа высокому начальству и зарубежным покупателям из дружественных стран новейшей советской авиационной техники…

«Показуха» проходила по многократно отработанному на тренировках полётному плану. Лётчики как обычно «открутили» комплекс фигур высшего пилотажа в тесном строю из пяти машин. Все манёвры выполнялись на форсаже с высокими перегрузками. Это было необходимо для того, чтобы продемонстрировать потенциальным покупателям из ближневосточной страны, чьё руководство недавно сменило проамериканскую ориентацию на просоветский внешнеполитический курс, возможности данного типа перехватчика. Надо было убедить арабов вместо «Фантомов» закупить для своих ВВС МиГи.

После выхода из финальной петли ведущий группы довернул свою головную машину в сторону трибуны с высокопоставленными зрителями. На предельно малой высоте пятёрка истребителей с оглушительным рёвом пронеслась всего в 15 метрах над головами людей. Если бы не сумасшедшая скорость лётчикам наверняка доставило удовольствие зрелище почтительно пригибающихся генералов и министров, вид послетавших с них фуражек и шляп. После этого МиГи на полном форсаже свечой взмыли ввысь. В высшей точке командир распустил группу. С земли это напоминало распустившийся цветочный бутон. Далее каждый пилот пошёл на посадку по собственному маршруту.

Из самолёта Игорь выбирался в крайне подавленном настроении. На выходе из третьей петли он по неопытности немного отстал от группы. Молодой лётчик в предполётной лихорадке забыл опустить защитный фильтр своего шлема, и в воздухе его на мгновение ослепило солнце. Этого оказалось достаточно для того, чтобы одним махом перечеркнуть многодневную работу всей группы.

Допустившего ляп лётчика охватило сильнейшее волнение. В сметенных чувствах, пытаясь всё исправить, он бросился догонять своих, и, разумеется, чуть не наломал дров: сперва едва не зацепил левой плоскостью своей машины фюзеляж одного из МиГов. Затем, уклоняясь от столкновения, опасно шарахнулся в сторону командирской машины. Ведущий едва успел нырнуть вниз. В состоянии близком к панике лейтенант дёрнул ручку управления, зашуровал педалями. Справа на панели аварийной сигнализации замигала красная лампочка, резко прозвучал сигнал предупреждения о выходе машины на закритические углы атаки. «Осталось только обвалить машину в штопор! И меня заслуженно удостоят звания „Главный неудачник года“» – тоскливо подумал Нефёдов. Одновременно командир обматерил неумеху по радиосвязи: «Тебе говновозом управлять, а не истребителем!». В заключении длинной нецензурной тирады командир пообещал по полной программе разобраться с виновным на земле.

«Теперь точно отстранят от полётов, – мрачно размышлял лейтенант. – Имеют полное право. Это тебе не ошибка в тетради, а предпосылка к серьёзному лётному происшествию. И как так могло случиться, что я вывалился из строя?! Наверное, такая миллиметровая работа, когда требуется почти сверхъестественное ощущение собственной машины и дистанции до идущих с тобой крыло к крылу партнёров, и правда не для меня. Кому-то суждено летать, а мне, видимо, ползать. Как говорится, не по Сеньке шапка!».

Игорь сам точно не знал, почему именно его распределили в самую элитную часть столичного военного округа. Когда на торжественном построении выпускников его вызвали из строя и начальник училища объявил: «Лейтенант Нефёдов направляется для прохождения службы в гвардейский, орденов Ленина, Суворова…» – далее последовало довольно долгое перечисление регалий особого полка, Игорь испытал смешанные чувства. Конечно он был счастлив. Служить в одной из лучших частей истребительной авиации страны считалось намного престижнее, чем даже в Группе советских войск в Германии. Хотя, конечно, служба в ГДР была самой хлебной в Советской армии. Знакомый парень, закончивший училище на год раньше Игоря, и попавший в 296 ИАП1 на авиабазу Нобитц под Лейпцигом, на зависть дружкам расписывал своё райское существование «почти что в Европе». Так как об особенностях полётов в пограничной зоне военная цензура писать не разрешала, то большую часть каждого своего письма счастливчик посвящал смакованию добытых «трофеев».

Часть денежного довольствия офицерам, проходящим службу в Западной группе войск, выплачивали в восточногерманских марках. Лейтенант получал 350 марок в месяц. Даже рядовым солдатам ежемесячно платили по 18 марок, чтобы в увольнительную они могли сходить в кинотеатр или кафе (посещать местные гаштеты-пивные солдатам не рекомендовалось).

Но в основном валюту старались не тратить, ибо по возвращению в Союз марки можно было обменять на чеки Внешпосылторга. Обладателям чеков в специальных валютных магазинах системы «Берёзка» вне очереди продавали автомобили «Волга», югославские гарнитуры, ковры, импортную одежду и обувь.

Но знакомый Игоря уже задолго до возвращения в Союз успел основательно прибарахлиться. За год пребывания в Германии лейтенант приобрёл великолепный фарфоровый сервиз «Мадонна», кое-что из одежды. А в будущем планировал закупить такие дефицитные в СССР вещи, как чешский хрусталь, мебельную стенку «Хельга». Для того чтобы перевезти всё это добро на новое место службы офицеры обычно заранее закупали исполинские чемоданы-рундуки местного производства, именуемые «Великая Германия». Для крупногабаритных грузов – мебели, мотоциклов, бытовой техники заказывались железнодорожные контейнеры.

Естественно, что многие старшекурсники мечтали попасть на службу в ГДР. И всё же на первом месте по престижу стоял столичный округ. Считалось, что здесь молодые лейтенанты-лётчики быстрее могут получить второй и первый класс. К тому же в Москве талантливый пилот имел шанс попасться на глаза начальству и сразу взлететь на запредельные карьерные высоты. Поэтому в Москву распределяли самых способных или блатных.

Но отца-генерала за спиной у Игоря не было, да и особенным талантом он не блистал. Правда, Нефёдов окончил училище с неплохими оценками, но ведь не с отличием же… Между тем одновременно с Нефёдовым из училища выпустилось восемь обладателей красных дипломов. Но только он один удостоился чести служить в суперспестижном гвардейском авиаполку, который кулуарно называли «кремлёвским».

Похоже, всё дело было в его знаменитой фамилии. Любой лётчик в ВВС, вне зависимости оттого, являлся ли он истребителем, служил в бомбардировочной авиации или летал на транспортной машине, знал, кто такой Борис Нефёдов – отец Игоря. Ещё на первом курсе лётного училища стоило преподавателям узнать, что перед ними сын того самого «Анархиста», как они сразу выделяли невысокого юношу с застенчивым взглядом из общей массы новобранцев: ему начинали уделять больше внимания, снисходительно прощали многие ляпы. Инструктора по лётной подготовке вели себя с зелёным юнцом так, будто он прирождённый истребитель, а им доверена высокая честь – помочь раскрыться заложенным в мальчишке недюжинным талантам.

Но за все годы учёбы Игорь так и не блеснул качествами будущего Аса. Тем не менее, даже более чем скромные успехи «восходящей звезды» никого не разочаровывали. Инструктора продолжали верить в Игоря, говоря, что, супербойцы почти всегда проявляют себя не сразу. Мол, даже знаменитый гитлеровский ас Вернер Мёльдерс был вообще вначале признан непригодным к обучению на пилота-истребителя. И даже добившись приёма в авиашколу, Мёльдерс долгое время считался первым кандидатом на отчисление. В воздухе он часто терял ориентировку из-за отвратительного пространственного восприятия и головокружения, и вынужден был постоянно бороться с приступами тошноты. А самый результативный германский лётчик Второй мировой войны Эрих Хартман после того как попал на фронт, долгое время служил лишь обузой для своих ведущих: несколько раз совершал вынужденные посадки из-за потери ориентировки. Хайнца Бэра сбивали 18 раз! Одного из лучших асов «Битвы за Британию» Гельмута Вика руководство лётной школы сочло «не полностью сформировавшимся, как личность». В его личном деле даже появилась запись «Маловероятно достижение данным курсантом среднего для обучаемых пилотов уровня». Тем не менее, за свою последующую короткую боевую карьеру, продолжавшуюся всего один год (до гибели аса), Вик успел сбить 56 французских и британских самолётов. Феноменальный результат!

Какое-то время подобные примеры действительно служили Игорю утешением. Как и инструктора, он тоже с надеждой ждал от себя прорыва. А пока в качестве кредита под будущие успехи принимал благожелательные отзывы учителей по пилотированию и воздушной стрельбе. Преподаватели теории тоже не хотели замечать скромных способностей курсанта и авансом ставили ему пятёрки.

Но постепенно росло разочарование в самом себе. И по мере того, как Игорь осознавал, что обладает весьма посредственными профессиональными способностями, громкая слава родителя начинала тяготить и даже раздражать молодого человека. Сын начал завидовать славе отца. А зависть посредственности по отношению к таланту всегда порождает озлобленность. И родственные связи тут редко идут в счёт. Игорь чувствовал себя обманутым. Отец обязан был разглядеть в нём бездаря и отговорить от выбора этой профессии. Но вместо этого Игорь вырос на рассказах отца о самолётах и лётчиках. Батя любил повторять, что у него лучшая в мире работа. Естественно, Игорь с ранних лет видел себя в будущем только лётчиком-истребителем.

Так гениальный отец, сам того не желая, уготовил своему отпрыску печальную участь вундеркинда, внезапно потерявшего однажды свой золотой голос. Ты выходишь на сцену, перед тобой полный зал публики, дорого заплатившей за возможность услышать божественное пение. А из твоего горла вдруг вырывается какое-то пошлое кукареканье!

Юноша всё чаще ощущал себя в похожей роли. Он видел, как все ждут от него чего-то экстраординарного. Ещё бы! Сын лучшего неофициального аса советских ВВС не может оказаться середнячком. Такое отношение быстрее самого махрового блата до опредёлённого момента открывало перед Игорем все двери. Но ведь асом по блату не станешь! А про то, что природе свойственно отдыхать на потомках гениев, все почему-то забывали.

Вот и в элитный полк асов Нефёдова скорее всего направили в уверенности, что среди лучших из лучших перспективный парень быстро себя покажет. Знаменитая фамилия стала для лейтенанта лучшей рекомендацией и пропуском в эскадрилью, занимающуюся демонстрационными полётами на высший пилотаж. Вообще-то сюда брали только опытных пилотов с квалификацией не ниже первого класса, имеющих за плечами тысячи часов налёта. Но для сына знаменитого «Анархиста» было сделано исключение. Он ни дня не пробыл в запасных, а сразу попал в основной состав элитной пилотажной группы, которую в западной прессе за яркую раскраску самолётов называли «красной пятёркой». И Игорь очень старался оправдать доверие. Его с детства легко было взять на «слабо». Если кто-то говорил, что этого сделать нельзя, парень непременно должен был взять обозначенный барьер, пусть даже ценой разбитого носа или исключения из школы. Как раз в этом их с отцом характеры были схожи.

Да вот напасть: чем больше молодой лётчик проявлял усердия, стремясь доказать всем, что может летать не хуже своего прославленного предка, тем чаще совершал непростительные ошибки. В жёстких условиях службы в особой эскадрилье асов количество этих ошибок нарастало с невероятной быстротой. Каждый раз на разборе полётов, опростоволосившийся новичок виновато кивал головой в ответ на замечания раздражённых партнёров, и с плохо скрываемым страхом поглядывал на командира. А тот постепенно накалялся, терпение его заканчивалось. «Сколько можно возиться с этим увальнем! А может убрать его к чёртовой бабушке? – уже не в первый раз задавался вопросом командир, и всё больше склонялся к такому решению. – Да, из этого лейтенанта, видимо, не будет толка. Пусть с ним нянчатся в другом месте».

Командир группы гвардии майор Фёдор Быков готовил своих людей по совершенно лютой программе. У этого мастера имелись собственные взгляды на подготовку пилотов высшего уровня и соответствующие этим представлениям драконовские воспитательные приёмы, за которые ему часто доставалось от начальства. Например, Майор мог заставить чем-то провинившегося заслуженного офицера несколько часов подряд бегать кросс или отжиматься до изнеможения под крылом своего самолёта на глазах у всего аэродрома.

Как руководитель особой авиагруппы Быков нередко пренебрегал полётными предписаниями, трактуя их на собственное усмотрение. Чтобы научить своих лётчиков не боятся летать в тесном строю, он использовал метод, придуманный ещё в середине тридцатых годов легендарным Валерием Чкаловым: приказывал на старте перед взлётом связать законцовки крыльев соседних самолётов стальными тросами. Так они и открутили пилотаж, крепко стянутые между собой «верёвочками».

Несколько раз Быкова отстраняли от командования эскадрильей, понижали в должности, а он продолжал гнуть свою линию. Но в итоге неудобному комэску всё прощалось, ибо заменить его было просто некем. Его авиагруппа умела так провести пилотаж на глазах пожаловавших на авиабазу важных персон, что часто практически сразу после окончания «авиашоу» решался вопрос с подписанием контракта на поставку истребителей.

А главное, Майор Быков был известен всему миру своими рекордами скорости. Установление рекордов скорости – было одним из важных направлений пропаганды в СССР, делом престижа, демонстрацией военной мощи. Фактически шла непрекращающаяся «Битва за скорость» с главным вероятным противником по будущей войне, в которой были свои жертвы и свои герои. Американцы тоже постоянно обновляли мировые рекорды скорости и высоты. Как только в распоряжении ВВС США или британских королевских RAF2 появлялся хороший истребитель, они немедленно давали понять большевистской России и всему остальному миру, что отныне владеют верным средством для быстрого завоевания господства в воздухе. С 1945 по 1965 годы англосаксы 16 раз трубили на весь мир, что майор Ричард Джонсон на «Сейбре», сквадрон-лидер Невилл Дьюк на Hawker Hunter, подполковник Фрэнк Эверест на Super Sabre или кто-то ещё в очередной раз расширили представление человечества о предельной скорости полёта.

В Советском союзе отбить у главного конкурента очередной рекорд тоже поручалось самым лучшим лётчикам. Для этого готовились специальные модифицированные машины, с которых снималось всё лишнее для максимального облегчения. Ну а в случае успеха лётчики-рекордсмены обретали особый статус, почти как космонавты…

Так что, получив очередной нагоняй от начальства, майор спокойно продолжал свои «педагогические» эксперименты. Быстрота реакции – первостепенное качество для лётчика-истребителя, а для пилотажника особенно. У комэска имелись собственные профессиональные секреты воспитания у подчинённых нужной резвости. Бывало, что посреди стандартного тренировочного полёта он вдруг выходил на своем МиГе в лоб истребителю кого-нибудь из подчинённых, целенаправленно стараясь столкнуться с ним или опасно прижать к земле. Если атакованный таким манером лётчик успевал увернуться, он слышал после посадки скупую похвалу командира. Если же нет – то за мгновение до столкновения майор проскакивал мимо, матеря по радиосвязи не слишком ловкого подчинённого. Потом на земле комэск презрительно бросал провинившемуся офицеру, что сонной мухе не место в его команде, и если он в следующий раз снова позволит загнать себя в угол, то пусть лучше сам ищет себе более спокойное место службы, не дожидаясь пока его попросят из эскадрильи. Игорю уже не однажды приходилось слышать от командира нечто подобное в свой адрес.

Постепенно всем вокруг становилось понятно, что лейтенант просто не тянет. Раздутый миф быстро сдувался.

В конце концов, на прошлой неделе майор в разговоре один на один предупредил Игоря, что если он ещё раз допустит серьёзный промах, то пусть пеняет на себя.

Нефёдов решил, что если его спишут с лётной работы, то он уволиться из армии, и завербуется водителем на Север. Главное забраться подальше, в какой-нибудь медвежий угол, чтобы никто ничего не знал – ни о нём, ни о его знаменитом папаше.

Глава 3

Появление возле самолёта трёх разряженных девиц было совсем некстати. Пребывающему в подавленном настроении молодому лётчику пришлось отвечать на глупые вопросы неизвестно откуда свалившихся на его голову экскурсанток. Между тем, сейчас Игорю хотелось сквозь землю провалиться от позора, лишь бы только никого не видеть. Но сопровождающий девушек коренастый майор Остап Таранец из политотдела полка сразу представил его своим спутницам:

– Вот, рекомендую: перед вами можно сказать ярчайший представитель нового поколения наших офицеров – Игорь Нефёдов, потомственный лётчик! Только недавно окончил училище, но уже можно смело сказать: встал на крыло! Он хоть пока носит нагрудный знак лётчика третьего класса, но уже летает в одной связке с лучшими нашими асами! И вы сами только что это видели.

Поставленным голосом профессионального экскурсовода майор рассказывал своим прекрасным гостьям о части и о служащих здесь лётчиках. При этом он постоянно обращался к Нефёдову-м:

– Расскажите, лейтенант, Зиночке, Свете и Мариночке о своём самолёте. Поделитесь с девушками впечатлениями о недавнем полёте. Думаю, нашим прекрасным гостьям будет интересно получить информацию, так сказать из первых рук.

Две девицы с нескрываемым любопытством рассматривали молодого человека в кожаной лётной куртке. «А мальчик ничего» – шепнула одна из них на ушко подружке. Девушки стали хвалить лётчика за прекрасный пилотаж, а сами поглядывали друг на друга с шутливым выражением соперничества и чему-то смеялись. Он и вправду был хорош собой: коротко по-спортивному подстрижен, широкоплеч, строен и голубоглаз. Лишь третья – миниатюрная блондинка едва удостоила Нефёдова своим вниманием. Её больше занимала красочная эмблема особой эскадрильи на борту истребителя.

Впрочем, вскоре неулыбчивый вид молодого лётчика разочаровал вначале заинтересовавшихся им генеральских дочек. Они привыкли к совсем другому отношению со стороны молодых офицеров, и нашли «героя воздуха» слишком серьёзным. Барышням гораздо приятнее было общаться с обходительным майором, который умел развлечь гостей. Девицы с удовольствием воспользовались приглашением своего гида посидеть в кабине новейшего экспортного МИГ-21М. Придерживая рукой раздуваемый ветром подол своего платья, первая из них с помощью услужливого политрука стала осторожно подниматься по приставленной к самолёту высокой лестнице. В награду за галантность майор успел снизу увидеть кружевное нижнее бельё фигуристой дамочки. Вскоре он уже азартно флиртовал с сидящей в пилотском кресле брюнеткой, жадно вдыхая аромат её дорогих духов. Попутно раскрасневшийся от удовольствия политрук успевал украдкой бросать с высоты своего выгодного положения жадные взгляды на декольте её дожидающейся своей очереди приятельницы.

Третья девушка не стала ждать, когда наступит её очередь подняться в кабину истребителя. Прогуливаясь вокруг самолёта, она беспечно помахивала миниатюрной дамской сумочкой и слегка пританцовывала в стиле модного твиста под незаметную музыку. Её было наплевать, что про неё могут подумать окружающие.

Стройная, воздушная, длинноногая, в светло-голубом кримпленовом костюме и белых лаковых туфельках-лодочках блондинка походила на стюардессу, девушку из юношеских грёз.

Перехватив заинтересованный взгляд лётчика, она надменным жестом сняла модные солнечные очки а-ля Бриджит Бардо. Кажется, она только теперь его по-настоящему заметила. Девушка смерила парня насмешливым взглядом. Впрочем, ей понравились его светлые, очень выразительные глаза, открытый, немного стеснительный взгляд. Чистое, с правильными чертами лицо лётчика разбирающаяся в искусстве барышня даже нашла «иконописным».

После короткой оценивающей паузы незнакомка запросто обратилась к нему, словно к бывшему однокласснику или сокурснику:

– А у тебя интересная профессия. Я наблюдала с земли… Наши мальчики из «универа» каждый год специально за острыми ощущениями на Кавказ и Памир ездят. А у тебя тут чистый адреналин каждый день.

Речь её была звонкой и задорной. И ей очень шла необычайно короткая мальчишеская стрижка. Время от времени девчонка привычным движением головы смахивала со лба непокорную чёлку. В этом движении был весь её характер – смелый и самостоятельный.

– Я недавно прочитала «Маленького принца» Сент-Экзюпери. Он тоже был лётчиком…

На милом личике незнакомки появилось трогательное выражение детской задумчивости. С удивительной непосредственностью девушка-подросток размышляла вслух, прохаживаясь вокруг только что вернувшейся из полёта крылатой машины. Ослепительно сверкающий на солнце полированным металлом истребитель вдохновлял её.

– Вот где настоящая романтика! Чистый случай! Твоя судьба не складывается по заранее утверждённой траектории: вначале университет, потом женитьба, работа в каком-нибудь занудном НИИ. Тратить свою единственную и прекрасную жизнь на такую преснятину – глупо. Скука, вот самое страшное в этом мире… Ты редкий счастливчик, маленький принц!

Девушка метнула на собеседника озорной взгляд, наблюдая, как он отреагирует на данное прозвище. Игорю захотелось в ответ назвать насмешницу капризной розой. Но он лишь пожал плечами и сообщил:

– Мне больше нравиться у Экзюпери «Ночной полёт» и «Военный лётчик».

Произведениями Хемингуэя и Экзюпери зачитывалась вся интеллигенция страны. И конечно книги знаменитого француза, в том числе его культовая сказка «Маленький принц», являлись страшным дефицитом. В магазинах такая литература почти не появлялась. Купить её можно было только у спекулянтов – с большой переплатой. Но Игорю ещё в пятом классе приятель отца, летающий на международных авиалиниях «Аэрофлота», привёз из Парижа сборник лучших произведений этого писателя. Правда, книга была на французском, но благодаря родителям мальчик уже в 12 лет неплохо знал несколько основных европейских языков.

Игорю хотелось ещё о многом поговорить с понравившейся ему девушкой. Но тут майор Таранец объявил, что должен вести своих подопечных на обед, устроенный его командованием в честь гостей полка.

– Ну пока! – помахала ему на прощание незнакомка и присоединилась к подружкам. А Игорь остался стоять, как вкопанный, не в силах отвести завороженного взгляда от удаляющейся стройной фигуры в голубом.

Его мысли настолько были заняты очаровавшим его небесным созданием, что лейтенант словно под анестезией воспринял сообщение потерявшего терпение командира о своём отчислении из пилотажной группы. Случись эта выволочка всего пятнадцать минут назад, и Нефёдов морщился бы от обидных слов разгневанного комэска, словно от пощёчин, понуро молчал, стоя перед ним навытяжку, как провинившийся школяр. Но сейчас у парня настроение было другое. Он мог думать только об удивительной девушке.

Страх больше никогда не увидеть обладательницу насмешливых глаз цвета солнечного неба, волнующих загорелых коленок и звонкого задорного голоса заставил его действовать в несвойственной для себя агрессивной авантюрной манере. На какое-то время Игорь превратился в «настоящего» Нефёдова.

– Знаю, что виноват, – твёрдо взглянув на командира, резанул молодой человек, – но ведь в нашем деле не ошибается только тот, кто не летает. А списать с лётной работы – проще простого. Нет человека, нет проблемы!

Нахальный огонёк, зажёгшийся в глазах мальчишки, удивил сорокалетнего мастера. Он уже привык к робости и хронической неуверенности в себе молодого офицера, презрительно записав его в размазни. Впервые почувствовав в парне характер, командир эскадрильи задумался. С одной стороны ему надоело нянчиться с сопляком, из-за которого рушилась прекрасно отлаженная работы всей их команды. Вот и сегодня из-за допущенной лейтенантом ошибки вместо благодарности от Главкома заслуженный офицер получил обидное замечание о ненадлежащей подготовке его людей. Фактически это было обвинение в неполном служебном соответствии. Конечно майору Быкову было не привыкать к подобным начальственным «фи». Но если бы ему досталось действительно за дело, мастер воспринял бы критику спокойно. А то ведь из-за какого-то сопляка на всей эскадрилье теперь пятно!

Но с другой стороны комэск знал, что в училище отдельные инструктора разглядели у этого Нефёдова большой потенциал, о котором, правда, командиру до сих пор приходилось только слышать. После некоторого размышления майор всё же решил пока не подавать рапорт на имя командира полка о списании лейтенанта с лётной работы, а перевести его в резерв. Это означало, что Нефёдов формально оставался членом пилотажной группы: должен был являться на утренние построения, посещать все предполётные инструктажи. Вот только летать он теперь будет не так много, как прежде. И в ответственных показах тоже участвовать не сможет.

По инструкции полагалось периодически вывозить запасных лётчиков в зону на двухместной учебно-тренировочной машине, чтобы они совсем не потеряли квалификацию. Для любого уважающего себя профессионала нет страшнее участи, чем сделаться постоянным «пассажиром» передней кабины «спарки». Отныне молодого лётчика, чья карьера до сих пор складывалась удивительно успешно, ожидала унизительная участь вечно запасного игрока, остающегося в команде лишь из милости начальства.

Глава 4

Возле столовой делегацию ожидала вереница правительственных «членовозов» и новенький «Икарус-250» с удобными, как в самолёте креслами. Такие автобусы только недавно появились в Москве и обслуживали в основном интуристов. После обильного банкета с множеством тостов гости выходили на улицу раскрасневшиеся, вальяжные. Одного не рассчитавшего свои силы чернокожего дипломата под ручки провожали два местных офицера.

У Игоря сердце кольнуло, когда он, наконец, увидел Её. Интересующая его особа шла под руку с подтянутым пожилым мужчиной в форме общевойскового генерала. Не трудно было догадаться, что это её отец. Несмотря на небольшой рост, седовласый генерал выглядел очень внушительно. Со своим чеканным профилем и самой прямой спиной, которую до сих пор приходилось Нефёдову видеть, папа блондинки напоминал римского сенатора. Его массивный сильный подбородок с ямочкой посередине пересекал шрам, похожий на сабельный. Такому страшно на глаза случайно попасться, не то что подойти самому. Но сейчас Нефёдов был готов на любые подвиги. Собравшись с духом, он ринулся в атаку.

– Товарищ, генерал-майор, разрешите обратиться!

Солидный мужчина в шитых золотом погонах с огромными звёздами удивленно взглянул на мальчишку-лейтенантика с горящими глазами.

– Ну, чего тебе? – небрежно бросил он.

– Можно вашу спутниц на несколько слов?

Неожиданная просьба удивила генерала. Он строго взглянул на дочь. Но та сделала невинное личико и недоумевающе пожала плечиками, мол, сама не пойму, что от меня нужно этому парню.

Недоумённо хмыкнув, генерал всё же дал своё добро:

– У вас десять минут, лейтенант…

Так они познакомились. Её звали Мариной. Она училась на факультете восточных языков МГУ. Отец Марины – Георгий Иванович Скулов занимал очень важный пост в Главном разведывательном управлении (ГРУ) при Генштабе.

И при таком родителе Марина не боялась экспериментировать с собственной жизнью: несмотря на юный возраст, уже успела поработать демонстратором одежды (так называлась непризнанная в СССР профессия манекенщицы) в Московском доме моды, и почти год прожила в неофициальной художественной коммуне (сотрудники компетентных органов позднее объявили её сектой) в глухом селе под Свердловском. Туда она сбежала от надоедливой отцовской опеки. Вернувшись из «хождения в народ», московская девочка вновь с удовольствием окунулась в светскую жизнь, попутно поступив в университет.

Впрочем, даже отец вынужден был признать, что уральская «ссылка» пошла на пользу дочери: она повзрослела, в значительной степени избавилась от детской инфантильности. Но вскоре генерал обнаружил, что и раньше выводившая его из себя своими выходками доча, теперь стала просто неуправляемой.

Однажды она резко оборвала родителя, когда тот в очередной раз заговорил о молодом человеке, которого хотел бы видеть её мужем:

– Опять ты за свой: «Петя такой, Петя сякой разэтакий… Он тебя на руках понесёт прямо в рай. Будете с ним в „Мерседесе“ из гостиной в спальню ездить, и на золоте пирожные с чёрной икрой кушать!». Надоело! Не желаю, чтобы кто-то относился ко мне, как к части своего имущества; предлагал и выбирал меня словно вещь.

– А ты не торопись, – мягко посоветовал отец, – сперва хорошенько всё обдумай, чтобы потом не жалеть.

– Я уже давно всё обдумала и решила: я сама себе выберу пару!

– Ты хочешь связаться с одним из своих знакомых, чтобы стать такой же швалью, антисоветчиной, пеной, как они? Тоже мне «цветочки жизни»! Учти, вскоре за всех этих неформалов основательно возьмутся… Вот выселят тебя за сто первый километр с муженьком-тунеядцем – наслушаешься там до тошноты своих Битлов. По-другому запоёшь!

– Ну, почему обязательно тунеядцем? – обиженно пожала плечиками Марина. – Мои знакомые все талантливые люди – писатели, поэты, актёры.

– Указ 1964 года никто не отменял, – стараясь выглядеть строгим, пояснил отец. – Кто не состоит в Союзе писателей или в Союзе художников не считается профессиональным литератором или художником и подлежит высылке в деревню Кукуево Нездешнего уезда.

Скулову давно не нравилось, что дочь шляется по компаниям, где собирались всякие отщепенцы. Он вообще недолюбливал творческий народец, не считая их за нормальных людей. Эта скользкая публика вечно тёрлась в его доме благодаря супруге, отравляя их совместную жизнь. Но если бы дочь хотя бы общалась с самыми приличными представителями этого презренного цеха. Так ведь своенравная девчонка, словно специально желая позлить обожающего её отца, выбирала для общения полуподпольных неформалов, с которыми власти активно боролись. Между тем после громкого пропагандистского процесса над литературоведом и критиком Андреем Синявским и переводчиком поэзии Юлием Даниэлем даже рядом находится с потенциальными диссидентами стало опасно. А дочка, кажется, всерьёз вознамерилась найти себе в этой сточной канаве женишка, в чём откровенно признавалась папе…

Разговаривая с отцом, Марина мечтательно уставилась на авангардистскую картину на стене, которую Скулов считал мазнёй какого-то педераста. Лицо же романтичной особы осветилось нежной улыбкой при воспоминании об авторе картины и его друзьях.

– У меня, дядя Жора, знаешь, какие талантливые знакомые есть. Что ты!

Однако Марина не выполнила свою угрозу привести в дом в качестве жениха какого-нибудь немытого, патлатого оборванца, проповедующего абсолютную свободу в творчестве и сексе. Но и подчинятся воле отца девица не собиралась. Своим выбором избалованная «принцесса» удивила всех, в очередной раз проявив себя большой оригиналкой. Хотя на первых порах её новый роман был для вечной бунтарки скорее всего лишь очередной эпатажной выходкой, навроде морского купания прямо в джинсах и майке на глазах у всего пляжа или исполнения во весь голос блатной песенки в метро в час пик.

Марина сама не заметила, как всерьёз заинтересовалась Игорем. Немного простоватый лейтенант-лётчик чем-то зацепил её. Возможно тем, что не был распущенным и пресыщенным жизнью, как многие её знакомые. Избалованные красавчики давно ей наскучили. Люди же искусства просто не годились в избранники, ибо нуждались не в верных подругах жизни, а в заботливых няньках, натурщицах, временных сексуальных партнёршах. В этой среде легко можно было найти интересного собеседника, объект для искреннего восхищения, но не настоящего мужчину.

Да, Игорь не носил модных гавайских рубашек, не пользовался дорогим французским парфюмом и не сходил с ума от картин её любимых Тулуз-Лотрека и Поля Гогена (впрочем, в её силах было заинтересовать возлюбленного собственными интересами). Но зато в этом парне чувствовалась так ценимая женщинами надёжность и доброта. Конечно, при желании Марина могла бы найти во внешности и поведении своего избранника тысячу недостатков, но когда любишь, всё воспринимаешь без раздражения. Даже его простой одеколон «Полёт» её не раздражал, хотя для большинства девушек из высшего света мужчина, пользующийся общедоступной советской парфюмерией навроде «Шипра» или «Тройного», пах не лучше грузчика или сельского тракториста.

На свидание Игорь часто приезжал прямо с аэродрома. От его потёртой куртки, волос очень мужественно и романтично веяло военной кожей и самолётами. У девушки начинала от волнения кружится голова. Она чувствовала рядом настоящего мужчину, готового носить любимую на руках и трогательно заботится о нёй.

– Сейчас молодые мужчины, как электрические самовары, – объяснила причину своего выбора подруге Марина. – Посмотришь на такого «крутышку»: с виду настоящий самовар со всеми прибамбасами. А пригладишься – обыкновенный декоративный чайник…

Нефёдова же с первых дней их знакомства удивило, что дочь зовёт родителя не «папой» или «отцом», а как-то странно – «дядей Жорой». «Мой дядя Жора подарил мне вчера настоящую сумку Papillon из Лондона с портретом Твигги!», – хвалилась Марина Игорю, который всё равно не знал, кто такая эта Твигги3; или: «Представляешь, что наш дядя Жора вчера выкинул! Днём встречал какую-то очередную делегацию, а вечером заявился домой в стельку пьяный в компании двух вьетнамцев и до утра пропьянствовал с ними в своём кабинете. А на следующий день вымаливал у меня прощение. Но я его предупредила, что в следующий раз будет ночевать на коврике перед входной дверью, если снова позволит себе нечто подобное!».

Отец Марины при всей своей строгости души не чаял в своей любимице, а дочь крутила им, как хотела. Впрочем, юная особа привыкла повелевать не только домочадцами. Своевольная и капризная она с лёгкостью крутила своими ухажёрами. Но мужчины всё равно буквально штабелями валились к ногам этой взбалмошной особы с повадками вредины-принцессы. Так что Игорь Нефёдов был далеко не первым в списке её почитателей. Но именно этому простому парню выпал счастливый билет, ибо его чувство к генеральской дочке оказалось небезответным.

Увлёкшись молодым лётчиком, Марина ввела его в свой мир, где обитали только избранные.

При всей своей избалованности, она была утончённым, ажурным созданием с большими духовными запросами. В детстве родители постарались дать самое лучшее воспитание своему единственному чаду. Сколько Марина себя помнила, она постоянно куда-то спешила вместе с няней – в музыкальную, хореографическую или в художественную школу, к репетитору по английскому или французскому языку. Пока жива была мама они регулярно ходили всей семьей в театр и на концерты. Всё это дало свои всходы: став взрослой и независимой, Марина, помимо естественной для девушки её внешних данных страсти к модным тряпкам, сохранила привычку к качественной интеллектуальной пище. Поэтому она сразу стала водить своего избранника по модным выставкам и театральным премьерам. Они слушали Ахмадулину в «Политехе», старо-мхатовские по духу литературные монологи Сергея Юрского в зале Чайковского, бывали на концертах Окуджавы и Галича, не пропускали ни одну премьеру «Таганки» и «Современника».

Особенно нравился Марине Вознесенский. Сама по духу анархистка, подруга Игоря являлась настоящей фанаткой молодого литератора-бунтаря. С озорным восторгом цитировала ошеломляющие метафоры своего кумира: «По лицу проносятся очи, как буксующий мотоцикл…» или: «Чайки – плавки бога».

Глава 5

Как официальный жених одной из самых красивых девушек Москвы, лейтенант стал вхож в компании столичной «золотой молодёжи». Правда на таких сборищах разодетых снобов Игорь чувствовал себя не в своей тарелке. Нефёдову была неприятна манера всех этих мальчиков девочек мериться не собственным умом или талантами, а высоким положением своих родителей и материальным достатком. Получалось, что если ты не носишь заграничный твидовый пиджак, а на улице тебе не ожидает собственная «Волга» или на худой конец «Жигули», то имя тебе «неудачник»…

Но иногда они оказывались среди людей совершенно иного плана. Марина обожала творческую молодёжь и была своей и на скромных кухнях, где читали свои стихи непризнанные официальной литературой поэты и до хрипоты продолжали обсуждать съёмочные проблемы киношники.

И если на светские вечеринки «золотой молодёжи» спутница Нефёдова одевалась, словно модель с обложки импортного модного журнала, то на «кухонные» посиделки могла заявиться в образе «хипующей герлы» с кожаной ленточкой на лбу (как она говорила: «чтоб не совало крышу от умных разговоров»), в свободном домотканом балахоне или рваных джинсах, увешанной всевозможными бусами и прочими «фенечками» вместо стильных дорогих украшений.

Игоря поражало, с какой непринуждённой лёгкостью эта генеральская дочка балансирует на грани миров: сегодня его подруга могла увлечённо обсуждать с подружкой свои новые финские сапожки, а завтра хором со всеми присутствующими петь под гитару запрещённое «Памяти Пастернака» Александра Галича: «А над гробом встали мародёры и несут почётный ка-ра-ул!». Девчонке было наплевать, что творческий андеграунд находится под особым наблюдением КГБ: ей ничего не стоило рассказать рискованный политический анекдот или смело заявить, прекрасно зная, что среди собравшихся может находиться «стукач», что «из настоящих харизматиков мировой революции до нашего времени дожил только Че Гевара. Да и того недавно убили за нежелание спокойно стричь купоны вместе с бородатыми соратниками по кубинской революции».

– И вообще, – заканчивала свою очередную пламенную речь девушка-скандал, – «истинная революция, это сексуальная революция. А поэтому «Make Love Not War»4.

Надо ли говорить, что в любой компании её принимали, как свою. Некоторым патлатым и вечно страдающим от безденежья художникам, чьи работы Марина со своим взыскательным вкусом находила талантливыми, она даже помогала. Юная благотворительница любила говорить, что как раз среди таких-то лохматых неформалов и невзрачных с виду студентов и рождается настоящее революционное искусство. Когда же кто-нибудь пытался возражать категоричной в своих оценках анархистке, она «наотмашь била» противника хлёсткой поэзией своего кумира – Вознесенского:

Зато для тех, в ком экзальтированная барышня замечала искру Богом данного таланта, она готова была горы свернуть. Например, могла через отца пробить приятелю собственную мастерскую. Без всякой корысти устраивала очередное своё открытие в лице какого-нибудь чудаковатого самородка на официальную выставку. Ведь участие в ней могло стать для ютящегося с родителями в «коммуналке» нищего живописца пропуском в Союз художников с его совершенно сказочными привилегиями и щедро оплачиваемыми заказами.

Впрочем, с такой же лёгкостью девица могла публично испепелить презрением того, кто по её мнению омещанился, переродился из творца в ремесленника. Авторитетов для неё не существовало. С комиссарской бескомпромиссностью Марина запросто могла бросить в лицо маститого мэтра обвинение в том, что вместо того, чтобы заниматься серьёзным искусством, он тратит себя на заказные халтурки, к примеру, благодаря освоенной технике старения неплохо зарабатывает на реставрации икон с чёрного рынка.

Но в общем юную «принцессу» в творческой среде очень любили встречали чрезвычайно радушно. Часть общей симпатии перепадала и на долю теперь везде сопровождающего Марину Игоря. Очень быстро лейтенант свёл знакомство со многими интересными людьми.

И вообще за несколько месяцев жизнь Нефёдова изменилась радикально. Подруга ни секунды не давала ему скучать. Как только Игорь заканчивал дела на аэродроме, она заезжала за ним на такси и они мчались вместе навстречу очередному приключению.

Даже то, что Игорь теперь почти не летал, он не воспринимал, как трагедию. Ему просто некогда было предаваться мрачной меланхолии, ибо сегодня Марина звонила ему, чтобы сообщить, что у неё на руках специальные пропуска на закрытые просмотры «Недели французского кино». Завтрашний вечер полностью посвящался общению с какими-нибудь гениальными реставраторами, старыми Мариниными знакомыми. А в пятницу они обязательно должны были увидеть прибывающую в Москву всего на несколько дней – «проездом» из Японии – феноменальную Джоконду Леонардо Да Винчи.

И даже будущий отпуск Игоря уже был распланирован деловитой подругой: сперва предполагалось отправиться на Эльбрус в составе компании весёлых физиков-лириков, а затем дней на десять смотаться к морю. От такого «сверхзвукового» жизненного темпа даже у профессионального лётчика временами захватывало дух!

Во время одной из таких посиделок – на квартире у начинающего сценариста и его юной жены-актрисы, которую молодой муж за скандинавские черты лица, зелёные глаза и светлые волосы называл «моя шведская девушка» между Мариной и Игорем впервые случилась близость.

Весь вечер Марина ничего не ела, так как на столе кроме дешёвого креплёного вина «Солнцедар», именуемого в народе «бормотухой» и залежалых консервов ничего не было. Молодожёны считались золотой парой советского кинематографа. Хозяин дома ещё жил отсветом былой славы благодаря снятым лет пять назад по его сценариям культовым картинам про новое поколение советской молодёжи. Его жену же лишь недавно полюбила вся страна за роль чистой деревенской девушки, дождавшейся настоящей любви.

Чрезвычайно талантливые в искусстве, хозяева квартиры демонстрировали полнейшую безалаберность в быту. Полгода назад знаменитой паре власти выделили отдельную «двушку» (хотя по норме на одного члена семьи полагалось только 9 квадратных метров, но в горкоме решили в виде исключения дать звёздной семье, у которой наверняка вскоре появятся дети, квартиру, так сказать, «на вырост»).

Однако вечно занятым на съёмках и кочующим по весёлым компаниям творцам просто некогда было думать об обустройстве семейного гнёздышка. Хозяева относились к своему жилищу, лишь как к месту для ночлега. После шумного новоселья они ограничились тем, что наспех поклеили дешёвые обои и закупили самую необходимую мебель. Не удивительно, что для угощения внезапно пожаловавших в дом гостей в холодильнике нашлось только три яйца и початая банка шпрот, оставшаяся с дня рождения «шведской девушки».

Чтобы не дать любимой упасть в голодный обморок Игорь сбегал в соседний гастроном и вернулся с двумя картонными пакетиками молока за 16 копеек и сдобными булками. Он незаметно для всех вызвал подругу с кухни, где происходили посиделки. Они уединились в крохотной спальне двухкомнатной «хрущёвки».

Марина при всей своей разборчивости в еде обожала пить молоко прямо из этих красно-синих треугольничков. Взяв пакетик двумя пальцами за уголок, и аккуратно стряхнув, чтобы молочные капли из обязательно протекающей упаковки не попали на одежду, она с наслаждением сделала несколько глотков, и тут же заела их пышной сладкой булкой.

Вдруг девушка испуганно вскрикнула и вскочила на кровать, поджав под себя ноги:

– Ой, крыса!

– Да ты что, – рассмеялся Игорь, – откуда ей здесь взяться – у хозяев мышь в холодильнике на днях повесилась с голодухи. Я сам видел.

Тогда Марина пояснила:

– Вадик (так звали мужа-сценариста «шведской девушки») сам рассказывал, что он купил в зоомагазине крысу-альбиноса, некоторое время она пожила у них в старом аквариуме, он даже построил ей домик из фанеры. А потом крыса сбежала. И с тех пор бродит где-то по квартире. А я ужасно боюсь крыс.

Игорь старательно обыскал комнату, даже заглянул под кровать. Но указанный подругой грызун обнаружен им не был.

– Ты настоящий рыцарь! – почти серьёзно похвалила друга немного успокоившаяся девушка. – За то, что ты так доблестно пытался защитить даму сердца от жуткой Шушеры, я тебя поцелую. Ведь дамы всегда как-то вознаграждали своих верных рыцарей.

Нефёдов шутливо опустился на одно колено перед продолжающей сидеть на кровати Мариной. Она чмокнула его в лоб.

– Не-ет, так не годится! – разочарованно сморщился парень. В лобик дамы целуют разве что своих пажей, а рыцарей принято целовать по-настоящему.

Марина смущённо опустила глаза, но позволила молодому мужчине прикоснуться своими губами к её. Вначале напряжённые и прохладные, приятно пахнущие молоком, вскоре её губы сделались тёплыми и податливыми. Когда мужские руки нежно, но решительно обняли её, девушка тихо застонала. Он всё плотнее прижимал её к себе, чувствуя, как голова идёт кругом. На какое-то мгновение, словно опомнившись, Марина вздрогнула, попыталась оттолкнуть его. Игорь нежно стал целовать её шею, лицо, шептать на ушко ласковые слова. Она снова расслабилась – будто обмякла. Не отдавая себе больше отчёта в том, что он делает, Игорь аккуратно повалил её на кровь, принялся торопливо расстегивать кофточку. Задыхаясь от всепоглощающего желания, рванул резинку трусиков. Сквозь дурманящий туман до слуха Игоря дошёл слабый вскрик Марины…

Когда всё закончилось, Марина глубоко и прерывисто вздохнула. Игорь напрягся, готовясь к худшему.

Она повернула к нему своё лицо и несколько минут смотрела в глаза. Потом спросила:

– Ты меня правда любишь?

– Больше жизни! И хочу, чтобы мы поженились…

Единственное, что омрачало их отношения, это незаладившиеся поначалу отношения Игоря с отцом Марины. Тот давно подобрал в мужья дочери достойную кандидатуру – будущего дипломата, сына крупного деятеля из союзного Непонятно откуда появившийся лейтенант эти планы нарушил. Генерал пытался уговорить дочь бросить безродного мальчишку. Объяснял, что парень задурил ей голову только ради карьеры, чтобы втереться в их семью. Но Марина ничего не хотела слышать.

Когда же папа начинал расписывать, какое счастливое и обеспеченное будущее её ожидает в качестве спутницы жизни преуспевающего дипломата (а в в недалёком будущем посла в одной из европейских столиц) Марина отвечала, что лучше жить в шалаше с любимым мужем, чем в посольском особняке с ограниченным самовлюблённым павлином. Девчонка привыкла поступать так, как ей хочется. Как не старался Георгий Иванович, на какие ухищрения не шёл, ему не удалось продавить железный характер дочери. Она всё больше напоминала ему характером свою мать…

Когда они поженились, Скулов уже занимал серьёзный пост в Генштабе. Благодаря высокому положению мужа, его супруга была избавлена от рутинных забот по дому. Хозяйством и воспитанием детей занималась прислуга. А супруга любила превращать гостиную их пятикомнатной квартире в нечто вроде модного салона для артистов, режиссёров, певцов. Жена Скулова сама была в недавнем прошлом оперной певицей, правда не слишком удачливой. Не найдя себя на большой сцене, несостоявшаяся примадонна утешалась, исполняя старинные русские романсы в узком кругу своих друзей и почитателей.

Ей было свойственно лёгкое отношение к жизни. Она всегда находилась в поиске новых впечатлений. Георгий Иванович слишком поздно понял, что они совсем не подходят друг к другу: она яркая, светская, необязательная, и он – весь погружённый в работу, предпочитающий иметь рядом не светскую львицу, а надёжного «начальника тыла». Его просто тошнило от всей этой богемной тусовки, которую жена развела в его доме.

Ему хотелось нормальной домашней еды: блинов, котлеток под водочку, пельмешек, а холодильник вечно был забит шампанским и заказными деликатесами из ресторанов. Домашней кухарке хозяйка дома запрещала готовить любимые борщи и жареную картошку мужа, приучая домочадцев к высококлассной гастрономической кухне. Но от всех этих фрикасе, фондю и фуа-гра у Скулова стала побаливать печень, развился гастрит, грозящий перерасти в язву.

Но это были лишь цветочки, а вскоре пошли и ягодки. Скуловстал получать информацию, что жена ему изменяет со всякими тонкошеими пижонами из Москонцерта и с Мосфильма. Однако призвать своенравную супругу к порядку этот стальной человек так и не смог, как не пытался. Пришлось Скулову смирить гордость и делать вид, что он ничего не замечает ради маленькой дочери и собственной карьеры.

Но когда эта сука закрутила роман с его собственным водителем-дагестанцем, терпение генерала лопнуло. Он просто вышвырнул пойманную с поличным шлюху из шикарной пятикомнатной квартиры и из своей жизни. Вскоре после развода эта распутная женщина, запутавшаяся в своих отношениях с мужчинами, повесилась на чердаке генеральской дачи, оставив страшную записку. Это предсмертное письмо Скулов хранил в своём служебном сейфе. Больше всего он боялся, что когда-нибудь дочь обо всём узнает, и обвинит его в страшной смерти матери. Он делал всё возможное, чтобы скрыть от Марины правду. По принятой в их доме версии жена Скулова погибла в результате несчастного случая.

Отчасти из-за чувства вины, а также из громадной любви к дочери этот властный мужчина, привыкший подчинять других своей воле, безжалостно сминать врагов, уступал всем прихотям 19-летней особы. Вот и на этот раз после долгих, но совершенно безрезультатных уговоров не связывать свою жизнь с первым встречным проходимцем, Георгий Иванович сделал вид, что смерился с её выбором. Скулов даже устроил перевод будущего зятя из авиаполка в Главное разведывательное управление при Генштабе.

Глава 6

Игорь без сожаления расстался с карьерой лётчика. Что толку цепляться за ремесло, к которому у тебя нет ни грамма таланта.

Новая же служба в военной разведке сулила серьёзные перспективы: лейтенант попал в очень солидный отдел на хорошую должность, а благодаря скорой женитьбе будущий генеральский родственник имел все шансы быстро преуспеть в карьере.

Теперь Нефёдов часто бывал дома у своей невесты. Впервые оказавшись в шикарной квартире, будучи приглашённым на званый обед, лейтенант сильно робел в присутствии хозяина дома. Хотя генерал был одет по-домашнему и вёл себя с гостем довольно просто и дружелюбно, молодому человеку кусок не лез в горло. Игорь с нетерпением ожидал, когда же закончатся устроенные ему смотрины. Марину его скованность забавляла. Она веселилась, дразнила приятеля смешными прозвищами, даже раз-другой толкнула Игоря ножкой под столом. Этого ей показалось мало, и тогда Маринка похитила его ботинок, ловко стащив его с ноги своими комнатными туфельками и зафутболив куда-то под диван.

– Погодите! – тут же воскликнула хулиганка, прерывая наскучивший ей мужской разговор. – Да погодите же! Хватит сидеть, давайте танцевать!

Юная особо соскочила со стула, слегка поклонилась кавалеру и протянула ему руку.

– Дамы приглашают кавалеров.

Игорь был в замешательстве. Появится перед генералом пусть даже в неформальной обстановке в одном ботинке было немыслимо. Однако он сумел быстро перебороть охватившее его смятение. Родители с детства прививали Игорю качество, которое французы называют contenance, что означает умение сохранять присутствие духа. Хотя в воздухе и в отношениях с командиром эскадрильи молодой человек часто бывал подвержен порывам страстей, приступам застенчивости и частенько совершал опрометчивые поступки, но внутренний стержень характера у него был отцовский. Приняв приглашение дамы, Нефёдов вышел с ней на середину комнаты и закружился в медленном танце. Скулов с недоумённым видом проводил взглядом его ногу в носке, но промолчал, только хмыкнув. Зато танцор неожиданно ощутил прилив наглости и сам пояснил, переходя вслед за музыкой к более страстному танго:

– У них в Аргентине так принято, что если мужчина приходит в дом невесты просить у родителей девушки её руки, то один ботинок он должен символически снять в знак того, что готов ради счастья любимой ходить в рубище и босиком.

Юная проказница с весёлым блеском в глазах наблюдавшая как её избранник выпутается из сложной ситуации, просияв, утвердительно кивнула головой, подтверждая его слова.

– Точно, дядя Жора! У них в Южной Америке так всё и происходит, а иначе, как девушка поймёт, что её кабальеро действительно хочет её, а не её наследство.

– Хм, прекрасный обычай, – поднял бокал с вином Скулов. – И всё-таки надеюсь, что вы пока больше ничего снимать не станете…

После обеда Марина потащила Нефёдова к себе. В её комнате всё было устроено с авангардисткой смелостью: вместо массивных кресел – лёгкие городские «шезлонги» на раскоряченных ножках с простыми фанерными подлокотниками. Долой традиционные люстры! Вместо них свисающие цилиндры из разноцветного пластика.

Никакого монолитного шкафа! (для одежды и обуви юной хозяйки в квартире была предусмотрена специальная гардеробная комната). Зато в центре её личной «резиденции» «расположился» полупустой сквозной стеллаж с какими-то загадочными фигурками из стекла, керамическим кувшином в восточном стиле и скульптурой из коряги, напоминающей диковинного спрута.

Здесь всё должно было символизировать индивидуальность и свободу. На стенах не традиционные пейзажи и натюрморты, а эстампы на фантастические сюжеты и странные авангардистские картины. По мнению Марины, такой творческий минимализм создавал особенное настроение молодости, лёгкости, полёта. Бывающие у неё в гостях молодые художники, чьи работы власти объявляли «дегенеративным искусством» обычно хвалили вкус хозяйки.

После однообразной жизни в офицерском общежитии Игорю нравилось бывать дома у Марины. Она показывала ему свежие журналы и альбомы по искусству; они слушали диски модных иностранных групп, которых у девушки было огромное количество. Игорь представлял, как они будут просыпаться здесь вместе. Рядом её обнажённое, тёплое тело. Он сразу начинает ласкать её, а она спросонья только мурлычет от удовольствия. Но постепенно его ласки распаляют её.: тихо постанывая она ждёт, когда он начнёт энергичный танец любви… Впрочем… Продолжая поддакивать в такт рассказу подруги о какой-то сногсшибательной фотовыставке в Питере, Игорь слегка покачался на тахте, на которой сидел. Нет, тонкие ножки этого хлипкого порождения дизайнерской мысли, вряд ли переживут даже их первую брачную ночь. «Надо начать присматривать что-нибудь более основательное» – решил молодой человек.

Совсем другой энергетикой обладал генеральский кабинет. В каждой его детали чувствовался консервативный вкус хозяина. Именно так и должен выглядеть кабинет большого государственного человека – с обязательным бегемотоподобным кожаным диваном и массивным столом. На зелёном сукне которого надёжно базировалась тяжёлым бронзовым основанием «наркомовская» лампа под зелёным абажуром. По стенам – уходящие под потолок стеллажи. За их стеклом поблескивали золотым теснением регулярно протираемые домработницей корешки неподъёмных фолиантов. И можно было не приближаясь угадать, что там притаились не всякие там Дюма и Жюль-Верны, а обязательные для любого правоверного коммуниста собрания сочинений Ленина, Маркса-Энгельса.

Не нашлось на полках места лишь для 16-томного собрания сочинений Сталина. После XX съезда и разгромного выступления Хрущёва такую литературу приходилось хранить в запираемом на ключ напольном металлическом ящике. Меняя квартиры на более просторные, Скулов всегда брал их с собой. Время от времени Георгий Иванович доставал из сейфа тяжёлые тома с портретом кремлёвского хозяина на обложках и бережно протирал их от пыли. Делал он это всегда только самолично. Домработнице, в преданности которой Скулов, в общем-то, не сомневался, доверить такое дело было нельзя…

Резко переменившийся в последнее время к новому жениху своей дочери Скулов старался всячески демонстрировать Игорю, что теперь относится к нему почти как сыну. Георгий Иванович настойчиво зазывал гостя, как он выражался: «в свою берлогу».

Конечно, лейтенанту не могло не льстить, что ему позволено сидеть в солидном кожаном кресле генеральского кабинета и пить с его хозяином коньяк. Молодой человек уважительно поглядывал на стоящий на столе английский телефонный аппарат с гербом Советского союза – так называемую «вертушку» для прямой связи с Кремлём. И от этого чувство собственной избранности только усиливалось.

Но при всём при этом личность хозяина дома вызывала у Нефёдова смешанные чувства. С одной стороны Скулов всячески демонстрировал молодому человеку своё расположение. Но с другой – в его присутствии Игорь не мог избавиться от ощущения какого-то дискомфорта. Иногда молодому человеку начинало казаться, что генерал только притворяется, когда говорит ему, что рад такому зятю.

Даже в домашней обстановке Георгий Иванович выглядел чрезвычайно внушительно. Один его голос чего стоил! Даже разговаривая на вполне мирные темы – о своей любимой охоте или об испортившейся погоде, он как-будто издавал львиное урчание. Кустистые брови, иссечённое морщинами лицо, с которого почти никогда не сходило властное выражение, невольно вызывали опасливое уважение. Перебить генерала было немыслимо.

И только при появлении дочери лев моментально превращался в домашнего кота, с которым юная принцесса могла делать всё, что её только заблагорассудится: дёргать за усы, даже пнуть ногой приставалу, чтоб не надоедал своими ласками.

Не удивительно, что Скулов всячески старался наладить отношения с Нефёдовым, чтобы не гневить дочку. Лишь однажды, случайно узнав, кто отец молодого человека, он не сдержал раздражения

– Так твой отец этот полууголовник-штрафник!? – с прорвавшимся презрением произнёс он, изменившись в лице. – Как же, как же, приходилось слышать…

– Батя настоящий герой и лётчик от Бога, не то, что я! – резко произнёс молодой человек, покраснев от гнева.

Скулов сразу понял, что совершил оплошность, показав своё отношение к семье дочкиного ухажёра. Он перегнулся через столик и примиряюще похлопал Игоря по плечу.

– Да ты не обижайся. И молодец, что заступился за родственника. Всё правильно. Тем более что сыновья за отцов не в ответе. У бати твоего своя жизнь, а у тебя должна быть своя. Просто мне хочется, чтобы муж моей Мариночки имел в этой жизни всё: почёт, надёжное положение, деньги. Но чтобы всё это иметь, надо пробиться к серьёзной власти. Если будешь меня слушать, ты это сможешь. Я в тебя верю.

Игорь не догадывался об истинной причине странной неприязни генерала к его отцу. После войны бывшего командира батальонной разведки Георгия Скулова направили на службу в Госбезопасность. Тогда его непосредственным начальником являлся полковник Артур Тюхис, для которого Борис Нефёдов был злейшим врагом. «Как же всё-таки тесен мир!» – удивлённо размышлял старый служака, узнав, чьего сынка родная доченька готовит ему в зятья.

Глава 7

Георгий Иванович Скулов никогда не прощал своих врагов. При этом он умел скрывать собственные чувства, ожидая удобного момента для нападения. Со своими противниками ветеран спецслужб обычно расправлялся таким образом, что его самого невозможно было обвинить в какой-либо причастности к случившейся с человеком беде. Генерал являлся мастером оперативных инсценировок, аппаратных интриг, провокаций, подстав.

Многие подозревали Скулова в причастности к гибели в загадочной автокатастрофе генерала Паяцева. Когда-то они были очень дружны, даже проводили отпуска вместе. Но после одного анекдотичного случая на охоте превратились в злейших врагов. Дело было в Беловежской пуще, в специальном охотхозяйстве Минобороны. Когда егеря погнали на стрелков кабана, Паяцев и Скулов стояли рядом на соседних номерах. Вот между деревьями замелькала огромная жёлто-коричневая «копна», оба генерала почти одновременно нажали на спусковые крючки. Однако подраненный и разъярённый от боли вепрь пробежал ещё некоторое расстояние. Зверь рухнул замертво шагах в двадцати от стрелков, заставив охотников изрядно поволноваться.

После того, как кабан был убит, приятели заспорили, кто из них подстрелил огромного секача. Паяцев стал во всеуслышание хвалиться, что это он завалил клыкастого монстра. Скулов утверждал обратное. Никто не хотел уступить почётное право товарищу.

– Это я! Нет, я! – кричали оба. Что первый, что второй были до крайности упрямы и самолюбивы. Спор решил егерь, доставший из туши кабана пули. Выяснилось, что почётный трофей по праву принадлежит Паяцеву. Его тут же стали все поздравлять. На проигравшего же спор стрелка товарищи по охоте поглядывали с иронией.

Казалось бы мелкий инцидент не стоит и выеденного яйца, и уж конечно старой мужской дружбы, но вместо того, чтобы добродушно посмеяться над собственными разыгравшимися амбициями, да и забыть про это дело, приятели не успокоились. Стараниями Паяцева эта история получила широкую огласку. Многие недоброжелатели Скулова с удовольствием её обсуждали и смаковали при каждом удобном случае. Пережитого унижения Георгий Иванович не простил бывшему дружку. А Паяцев на свою беду заказал сделать из счастливых пуль брелок. На совещаниях у министра, на которых случалось присутствовать обоим генералам, Паяцев любил вынуть пули на глазах у Скулова, и начать поигрывать с ними – постукивать по столу, дразня и издеваясь над «мазилой». При виде этих пуль Георгий Иванович буквально мертвел.

После злополучной охоты прошёл примерно год. Однажды по дороге на дачу служебная «Волга» Паяцева по непонятным причинам выскочила на встречную полосу загородного шоссе и лоб в лоб столкнулась с тяжелогруженым самосвалом.

Все кто находился в смятой в лепёшку легковушке: генерал, его личный шофёр и адъютант погибли мгновенно. Расследовавшая дело специальная объединённая комиссия Военной прокуратуры и Комитета госбезопасности так и не смогла в своём заключении внятно объяснить, почему произошла катастрофа. Каких либо объективных предпосылок к данному ДТП следователям обнаружить не удалось: участок шоссе, где случилась авария, совершенно прямой, асфальт сухой и без серьёзных дефектов, в крови водителя не было обнаружено даже намёка на алкоголь. Экспертиза установила, что причиной неожиданного виража «Волги» не могла стать внезапно пробитая покрышка или другой технический дефект. Правда, автомобиль ехал с достаточно высокой, но вполне допустимой для данного участка дороги скоростью в 130 километров в час… То есть, отсутствовала видимая причина, вследствие которой автомобиль мог уйти в неконтролируемый занос. Это сразу породило вокруг данного трагического происшествия массу слухов. Их стало ещё больше после того, как во время следствия скончался от внезапного инфаркта водитель злополучного грузовика. Многие подозревали Скулова, зная о его ненависти к покойному, но что-то доказать, естественно, было невозможно. Если эта катастрофа действительно была организована им, то оставалось лишь было отдать должное ветерану спецслужб: он сделал всё так, что комар носа не подточит.

В итоге этой туманной истории условный срок получил только начальник дежурной смены спецгаража, к которому была приписана разбившаяся «Волга». Хотя согласно специальному акту, подписанному помимо осуждённого начальника также бригадиром механиков и автослесарем, непосредственно отвечавшим за техническое состояние машины, «Волга» в тот день покинула гараж в совершенно исправном состоянии. Личный водитель генерала тоже, как и положено по инструкции, перед тем как сесть за руль прошёл медосмотр…

Другой «фирменной» чертой Георгий Ивановича было безотказное чутьё на нужных ему людей. Вначале своей службы в «органах» он недолго работал резидентом в Восточной Германии, и уже тогда начал оттачивать искусство подбора кадров.

Кстати там же в Германии, по сути и началась блистательная карьера генерала разведки Скулова. Разделённый на зоны оккупации Берлин являлся настоящим «питательным бульоном» для шпионов всех мастей. Благодаря тому, что у немцев, живших в советском секторе, как правило, имелись родственники в тех частях города, что контролировали американцы и англичане, нередко представлялась возможность получать ценную информацию, что называется из первых рук.

Начинающему контрразведчику повезло завербовать аптекаря, чей родственник работал в крупной фармацевтической компании во Франкфурте. Счастливый житель Западной Германии, быстро богатеющей благодаря экономическому чуду, сотворённому авторами «Плана Маршала», по-родственному помогал своему шурину (главным образом продуктами), которому не так повезло с местожительством.

Однажды западный немец решил поделиться с бедным родственником помимо колбасы и консервов ещё и пикантным секретом. Словно анекдот, он рассказал аптекарю, что во время недавнего визита Никиты Хрущёва в Англию агенты американской разведки зачем-то развернули настоящую тайную охоту за образцами… кала советского генсека. Добыть их оказалось непросто, ибо Хрущёв, мол, прибыл в английский Портсмут на борту советского крейсера и после всех визитов возвращался ночевать обратно на корабль. Тем не менее, по словам информатора, задачу американским агентам вроде бы удалось решить. Полученные материалы они отправили в военную биологическую лабораторию. Компания, в которой работал не умеющий держать язык за зубами служащий, как раз поставляла некоторые расходные материалы для той самой американской лаборатории. Благодаря этому обстоятельству и случилась утечка «ценнейшей информации».

После того, как Скулов передал добытые сведения в Москву, советской внешней разведкой были предприняты максимальные усилия к тому, чтобы выяснить причину странного интереса вражеских разведок к экскрементам Генсека. Выяснилось, что на основе химического и гормонального анализа отходов жизнедеятельности советского лидера иностранные учёные составили подробный психологический портрет Хрущёва. В многостраничном докладе, отправленным в Белый дом, биологи дали рекомендации политикам, как тактически лучше всего выстраивать переговоры с очень эмоциональным, взрывным, чрезвычайно обидчивым, но в чём-то простодушным и отходчивым русским лидером…

Добытая Скуловым информация оказалась настолько важной, что он получил за неё орден и внеочередное повышение в звании…

Вскоре способного офицера вернули в Москву, где он продолжил оттачивать мастерство «кукловода». «Ошибка с человеком часто становится непоправимой. И в то же время даже одна удачная находка способна надолго обеспечить вам вольготное существование, словно солидный счёт в банке, с которого постоянно капают проценты» – иногда говорил Скулов подчинённым, имея в виду в том числе своего германского подопечного аптекаря и его разговорчивого братца.