Африканский штрафбат Кротков Антон
Впрочем, вряд ли бы это что-то кардинально изменило в его судьбе. Ведь он с самого начала должен был понимать, что в случае неблагоприятного исхода рейда полноценная спасательная операция практически исключена. Хотя, с другой стороны, когда новейший ракетоносец выруливал на исполнительный старт подмосковной авиабазы, опасность казалась не более серьёзной, чем возможная будущая смерть от какой-нибудь внезапно развившейся болезни. Молодой офицер чувствовал себя застрахованным от возможных бед самим фактом своего нахождения в суперсовременном боевом самолёте. Однако, меньше чем через сутки крылатый разведчик, на котором находился представитель Главного разведывательного управления Игорь Нефёдов, оказался сбит…
Нет, как человек военный он просто не мог отказаться от выполнения задания, разве что симулировав какую-нибудь болезнь. Но прятаться от опасности не в его характере! Вот и выходило, что раз ему на роду написано закончить свои дни заживо замурованным в эту каменную могилу, значит, так тому и быть…
После катапультирования Игорь попал в плен вместе с ещё одним спасшимся из гибнущей машины членом экипажа. Однако недавно тайно сочувствующий узнику надзиратель шепнул Игорю, что его товарищ умер от какой-то местной инфекции. Вначале эта новость показалось Игорю чудовищной. Но прошло какое-то время, и он начинал завидовать штурману, душа которого вырвалась из этих тяжёлых душных стен. Как-то иначе сбежать отсюда похоже было невозможно, разве что, овладев секретами местной магии и обратившись в голубя, чтобы выпорхнуть через окошко.
Наблюдая из-за зарешёченного оконца за этими быстрокрылыми лёгкими созданиями, в секунды взмывающими в лазоревую вышину, Игорь на какое-то время забывался и начинал ощущать радостное чувство полёта. О часах, проведённых за штурвалом самолёта, бывший неудачливый лётчик теперь вспоминал без всякой неприязни, даже с ностальгией.
Отсюда, из тюремной камеры эти городские попрошайки казались Нефёдову-младшему, чуть ли не благородными аристократами свободного полёта – океанскими фрегатами. Голуби были практически единственными живыми существами, навещавшими постояльца камеры-одиночки. Поэтому не удивительно, что обыкновенные сизари стали для не знающего на что употребить избыток времени сидельца объектом живейшего интереса. Кто бы мог подумать, что эти увальни, такие тяжеловесные на земле, великолепно летают, достигая скорости лёгкого самолёта! Некоторые из них обладали достаточной силой и выносливостью, чтобы подниматься на страшную высоту, где атмосфера сильно разрежена, и держались там длительное время. Даже в ясном небе, имея стопроцентное зрение, Игорь терял своих знакомцев из виду в синей глубине неба. И только снижаясь, – на поворотах они блестели едва заметными точками.
Вряд ли какой-нибудь профессиональный орнитолог так интересовался этими крылатыми созданиями, как интересовался ими Игорь. Заслышав знакомое хлопанье крыльев, он тут же вскакивал со своей лежанки, и с жадным восторгом ждал, как мимо окна со свистом промчится желанный гость, примериваясь для посадки, или сразу лихо спикирует с высоты на кирпичный уступ, на который крепостной затворник щедро крошил сквозь решётку половину лепёшки, выдаваемой ему на целый день.
Со временем узник научился узнавать «в лицо» прилетающих к нему гостей, и каждой птице дал прозвище. «Клоун», «Бабник», «Кавалер», «Гладиатор», кокетливая голубка «Жозефина», жизнерадостная и простоватая «Нэлька» – стали его любимцами. Драчливого же наглеца «Штиблета» Игорь просто обожал за артистичный характер и отвагу. Хотя на фоне других самцов «Штиблет» выглядел уродцем: тельце у него было маленькое и какое-то неказистое, оперение не слишком красивого окраса. К тому же «Штиблет» часто появлялся в весьма потрёпанном виде – весь грязный, с пораненным в драке крылом или объеденным кошкой хвостом. Но именно этому прекрасному уроду самые хорошенькие голубки отдавали предпочтение. Даже статный фасонистый «Гладиатор», который был почти вдвое крупнее «Штиблета», и явно превосходил его в силе, не пользовался таким бешеным успехом у дам. За это сизокрылый громила явно недолюбливал конкурента, однако, предпочитал не связывать с задиристым и совершенно бескомпромиссным в драке недомерком.
Однажды на рассвете Игоря разбудил резкий неприятный крик. Взглянув на окно, узник увидел, как там чёрным демоном мечется крупная птица. Разъярив мощные крылья, огромный ворон бил большим крепким клювом не успевшую соскочить с карниза «Нэльку». Прежде чем Игорь успел подоспеть на выручку голубке между нею и чёрным бандитом появился «Штиблет». Это оказалась его последняя битва, хотя в первые секунды неравной схватки отважному бойцу несколько раз удалось увернуться от нацеленного ему в голову острого клюва. Нахохленным серым комочком он налетал на монстра и, ткнув его несколько раз коротким клювом, отскакивал прочь. Но после одной из атак «Штиблет» отскочил недостаточно далеко и проворно, и ворон нанёс ему роковой удар в голову. Всё было кончено…
С этого дня Игорь стал мечтать о мести. Все его помыслы сконцентрировались лишь на этом. Парень распустил носок, и сплёл из ниток петлю. Узник был готов регулярно крошить хоть всю лепёшку на наживку, лишь бы заманить ненавистного убийцу в силки. «Если я сверну гаду шею, то и на волю рано или поздно сумею вырваться!» – загадал Игорь, затеяв таким образом азартную игру с самою Судьбой. Словно игрок оставляющий дань Фортуне за рулёточным столом, узник рассчитывал умилостивить Госпожу Удачу жертвенной кровью проклятой птицы, символизирующей для него беду и смерть.
Ждать пришлось почти неделю. И всё-таки однажды ворон прилетел на дармовое угощение. Он вёл себя по-хозяйски: важно вразвалочку расхаживал по карнизу, гордо поводя головой – демонстрируя свой гордый профиль. И временами неприязненно косился на неподвижно сидящего в глубине камеры человека своим блестящим глазом. Горбоносый кряжистый, посеребренный сединой – он кого-то Нефёдову напоминал. Однажды Игорь понял кого. Своим чеканным почти орлиным профилем, генеральской осанкой, хриплым властным голосом ворон карикатурно походил на пожилого генерала ГРУ Георгия Ивановича Скулова, отца Марины. Здесь в тюрьме у Игоря окончательно открылись глаза на того, кого уже считал вторым отцом. Теперь молодой человек почти не сомневался: это дражайший шеф приложил руку к той беде, которая с ним приключилось. Скорей всего дядя Жёра намеренно подставил его, чтобы расчистить дорогу более желанному кандидату в зятья. Поэтому Игорь так и прозвал ненавистного ворона – «Жёриком».
Теперь каждый день Нефёдов с надеждой ожидал, когда клюющий угощение ворон случайно наступит на спрятанную под кусочками лепёшки петлю, чтобы тут же рывком затянуть её на лапе «Жёрика». Но хитрющая птица обладала дьявольской осторожностью. Прежде, чем сделать шаг, ворон слегка поворачивал голову на бок, внимательно осматривая пространство перед собой, то одним глазом, то другим.
Иногда, горбоносый враг заносил свою лапу прямо над тем местом, где находилась петля! И Игорю уже казалось, что вот теперь-то уж он наверняка попадётся. Но хитрый бес в обличье птицы, казалось, издевался над ним. В самый последний момент он переступал через ловушку. Скорей всего ворон жил на этом свете очень давно, и много чего поведал на своём веку. Возможно даже, он умел читать человеческие мысли…
Однажды в ожидании чёрной бестии узник задремал. Игорю снилось, что на карниз как обычно приземлился «Жёрик». Некоторое время, склонив голову чуть на бок, он смотрит на спящего человека; затем пробирается через решётку и слетает на каменный пол. Осторожно, бочком ворон приближается к притворяющемуся спящим, и вдруг нахально делает попытку клюнуть его в правый глаз. Нефёдов бросается на ненавистную птицу, но та опережает его и возвращается на карниз.
– Я бы на твоём месте не торопился выклёвывать глаза тому, кто ещё жив, – словно человеку, угрожающе объявляет ему Нефёдов. Ворон презрительно смотрит на незадачливого ловца, раскрывает клюв, явно собираясь что-то ему ответить с сарказмом, и вдруг издаёт громкий изумлённо-испуганный «ка-ар!».
Открыв глаза, Игорь не сразу осознал, что происходит. Но вскоре до него дошло, что доселе неуловимый «Жорик» наконец-таки угодил лапой в роковую петлю, и теперь с громкими криками бьётся в решётке окна. Сверху на узника летели перья; завязанная на его запястье сигнальная верёвка от ловчей петли постоянно дёргалась, как леска с пойманной рыбиной на конце. Игорь рванул на себя скрученную из нескольких ниток верёвку, стараясь прижать птицу к решётке, и бросился к окну. Он даже успел схватить рукой край блестящего чёрного крыла. Отчаянно хлопая вторым крылом, сильная птица резко дёрнулась от человека. Самодельный самолов, удерживающий её за ногу, не выдержал и оборвался. Ворон слетел с карниза. Откуда-то из-под стены беспрерывно неслись его громкие сердитые причитания.
У Игоря в руках остался ком пуха и перьев. Чудовищное разочарование хватило молодого человека! Слёзы злости и жалости к себе сами брызнули из глаз. У несчастного было такое чувство, будто ему только что зачитали официальный приговор о пожизненном заключении. Как бы он не пытался уговорить себя, что вся эта история никак не может отразиться на его судьбе, что-то внутри подсказывало, что только что он выпустил из рук свой последний шанс обрести свободу…
Примерно с этого же момента пленного лётчика перестали водить на допросы. О нём словно забыли. Вскоре Игоря перевели в другую камеру, гораздо хуже прежней. Полуподвальное помещение имело крошечное оконце под самым потолком почти на уровне земли. Из этого сырого каменного мешка, куда едва просачивался солнечный свет, его прежнее обиталище показалось узнику не таким уж плохим. Но главное Нефёдов ясно осознал, что отныне заживо похоронен, как тот страшный косматый безумец из похожего склепа под лестницей.
Время как будто остановилось за этими толстыми стенами, сложенными из гигантских валунов. Похоже, узников в тюрьме содержалось немного, или же стены были настолько толстыми, что сквозь них не могли пробиться голоса обитателей соседних камер. Поэтому любой скип открывающейся соседней двери или звук шагов проходящего по коридору надзирателя становился событием. Единственное доступное Игорю удовольствие заключалось в том, чтобы сильно подпрыгнув, ухватиться руками за толстые прутья оконной решётки, немного подтянуться, и жадно вдыхать свежий воздух. Если повезёт, то можно было также поглазеть, пока хватало сил в руках, на ботинки изредка проходящих по тюремному двору людей, рисуя в собственном воображении, как могут выглядеть их обладатели. А какое это было блаженство почувствовать на своём лице солнечный лучик! В тюрьме понятие о роскоши кардинально меняется…
Надзиратели давно стали единственными людьми из внешнего мира. Их было двое – морщинистых чернокожих служак, работающих всегда бессменно в паре. Возможно, они и были когда-то молоды, то есть, согласно законам природы, так оно и было. Вот только Игорю трудно было представить тюремных стражей цветущими парнями. Престарелые ключники настолько удивительно вписывались в мрачную атмосферу старой цитадели, что как будто являлись естественной частью её многовековых стен.
Утром к Игорю приходил один из тюремщиков – неразговорчивый и угрюмый. Он ставил на пол ведро с чистой водой для умывания и питья, а также миску с похлебкой, рядом клал кусок ячменной лепешки, деревянную ложку. А, уходя, что-то сердито бормотал себе под нос, забирая отхожее ведро.
Его напарник являлся вечером. Он казался Игорю более дружелюбным. Иногда в его взгляде даже появлялось что-то похожее на сочувствие к молодости, обречённой заживо сгнить в этом каменном мешке. Казалось этот второй надзиратель даже не прочь переброситься парой слов с чужестранцем. Впрочем, день за днём он ограничивался только короткими дежурными вопросами. А между тем, жизнь узника уныло «капала» чередой однообразных серых дней.
Даже цирюльник не был вхож в эти мрачные стены. Несчастный узник постепенно превращался в заросшего, дурно пахнущего оборванца. Но самое страшное, что в нём угасала надежда. Отчаяние сковало его душу не сразу. Вера уходила из него постепенно, а с нею молодого сильного парня покидала жизненная сила. Впрочем, перед тем, как окончательно сдаться, он дал выход собственной ярости, напав на угрюмого надзирателя.
В этот момент руках у Нефёдова была миска с горячей похлёбкой, которую тюремщик только что налил половником из большого бака, что привёз на тележке с тюремной кухни. Резко развернувшись к надзирателю, Игорь выплеснул содержимое миски ему в лицо. Надзиратель охнул от неожиданности и закрыл лицо ладонями.
Игорь набросился на тюремщика. Ярость его была такова, что Игорь непременно удавил бы старикашку, а потом снял с его ремня связку ключей.
Сильные пальцы стальными тисками сжимали дряблую шею надзирателя, на чёрной коже его морщинистого лица выступило множество капелек пота. Позвать на помощь охранник не мог, из коридора его сдавленный хрип было не услыхать. Игорь, который в прежней жизни и мухи бы не обидел, с восторгом смотрел, как трепыхается взятый им за горло враг. И тут появились солдаты. Они набросились на русского и начали жестоко избивать его. От сыплющихся со всех сторон ударов Игорь утратил представление о реальности. В его голове только резко грохотало: БАМ, БАМ, БАМ.
Нормальное восприятие окружающего мира вернулось к Нефёдову лишь, когда охранники устали молотить его тяжёлыми армейскими ботинками и отошли в сторону перекурить. Рядом с распластавшимся на полу пленником, пошатываясь на ватных ногах стоял тюремщик. У него было лицо совершенно счастливого и одновременно потрясённого человека. По щекам тюремщика текли слёзы. В душе жестоко избитого парня шевельнулось чувство жалости к старику. А вот тюремщик не думал прощать узника, который чуть не спровадил его на тот свет.
Когда в следующий раз он привёз кастрюлю с обжигающей похлёбкой, то вместо миски предложил налить её заключённому прямо в ладони. Перед этим Игоря в наказание три дня не кормили и страшный голод сводил его с ума. Поэтому парню не оставалось ничего другого, как подставить руки, чтобы получить порцию супа. У него несколько раз слезла кожа с ладоней…
Теперь склонного к побегу заключённого заковали в кандалы. Обыкновенные вещи – еда, умывание в тяжелых цепях и колодках превратились в сложное утомительное занятие.
Но и этого мстительному тюремщику было мало. Однажды он зло сообщил, что из этой тюрьмы никого никогда не выпускают. Глядя узнику прямо в глаза, старик веско пообещал:
– Ты тоже никогда не выйдешь отсюда. Старый форт за пару лет доконает тебя. А я постараюсь помочь ему это сделать ещё быстрее…
Вслед за возбуждением и гневом наступило полное равнодушие к собственному будущему. Признавшись, наконец, самому себе, что ему уже никогда не вырваться отсюда, узник перестал есть.
Только после этого тюремная администрация приказала снять с Нефёдова цепи. А на второй день голодовки к заключённому, наконец, явился доктор. Но пришёл эскулап не один, а в сопровождении трёх крепких солдат. Чтобы узник не умер голодной смертью, его стали кормить насильно, вводя в пищевод резиновую трубку и подавая через неё раствор молока с сырыми яйцами. Процедура являлась настоящей пыткой.
Игорь впал в апатию. Неопределённость своего положения, отсутствие какой-либо надежды превращали сильного молодого мужчину в «живой труп». Целыми днями он лежал в состоянии полнейшего безразличия к собственной участи. Молодой человек перестал умываться и вообще следить за собой. На его посеревшем лице заострились скулы, глаза ввалились. Теперь даже, если бы заключённому и представился шанс сбежать, у парня вряд ли хватило сил им воспользоваться.
Начался распад личности, впереди замаячила скорая смерть. Порой Игорю даже начинало казаться, особенно по ночам, что он уже умер…
Но всё круто изменил один неожиданный визит.
Незадолго до этого Игорь видел странный сон: на карниз тюремного окна, хлопая крыльями, опустился упущенный им ворон. Некоторое время старый знакомый внимательно наблюдал блестящим черным глазом сверху за лежащим внизу умником. Только на это раз в облике птицы не было ничего коварного. Тем не менее Игорь по старой памяти встретил его враждебно.
– Ну, чего прилетел? Мечтаешь поклевать моё бездыханно тело, пока тюремщики не обнаружат, что я откинул копыта? Пошёл прочь, ворона ты помойная!
Ворон гордо отвернул голову в сторону, словно считая ниже своего достоинство разговаривать с хамом. Впрочем, затем всё же снизошёл до громкого «кар».
Слетев с окна, «Жёрик» уселся рядом с обессиленным человеком, всем своим видом показывая обиду и недовольство. Тюремных решёток для него словно не существовало, как и языковых барьеров:
– За триста лет, что живу на свете, впервые вижу такого законченного неудачника, как ты – спокойно заявил он узнику интеллигентным человеческим голосом, совсем не похожим на его неприятное грубое карканье. – Только недалёкий неудачник может желать свернуть шею собственной птице удачи. Ещё и прозвище дал обидное в честь отъявленного подонка!
Вначале Игорь опешил от такого преображения. Затем возразил, что мстил за невинно убиенного «Штиблета». Ворон повернул свой длинный шнобель в его сторону и произнёс с выражением усталой тоски много чего пережившего на своём длинном веку интеллигента:
– И когда только вы, люди, поймёте, что, объявив себя самыми умными и благородными существами в природе, присвоив себе право вмешиваться в естественный ход событий, вы подрубаете сук на котором сидите? Сегодня один из вас объявляет врагами целой нации воробьёв, истребляющих посевы, завтра другой вводит моду на защиту «хороших» зверюшек от «плохих» хищников, нарушая нормальный баланс популяций. Вы бы прежде меж собой разобрались, а то истребляете миллионы себе подобных, словно вредоносную саранчу, во имя бредовых идей… В общем, скажи спасибо, что у меня хватило сил вырваться из твоих рук, а то бы до конца дней сидеть тебе в этой клетке. Так что денька через два жди маленькую гостью.
Сказав это, ворон тряхнул перьями, легко взлетел и выпорхнул в окно…
Прошло два дня. Однажды вечером Игорь услышал, что за дверью его камеры происходит нечто необычное. Даже сквозь пелену сумеречного сознания узник с удивлением уловил незнакомые ему голоса. И совсем было невозможно поверить в присутствие в этих стенах молодой девушки. Поэтому услышанный им мелодичный голосок узник поначалу списал на слуховую галлюцинацию, вполне реальную в том плачевном состоянии, в котором он ныне пребывал.
Тем не менее, любопытство заставило его умственно встрепенуться, стряхнуть с себя уже ставшую привычной апатию и сонливость. И оказалось, что никакого обмана слуха нет. Судя по возне и перепалке за дверью, там действительно находились какие-то люди. Похоже, что невидимые узнику визитёры с любопытством рассматривали его через глазок в двери, и ссорились между собой, если кто-то долго не уступал своё место у смотровой дырки. Приведения и бестелесные порождения слуховых галлюцинация вряд ли стали бы вести себя, словно сбежавшие с уроков подростки.
Вдруг дверь со скрипом отворилась, и Игорь обнаружил на пороге своей камеры стайку ярко одетых чернокожих юношей и девушек. На их фоне манерами заводилы и яркой внешностью выделялась миниатюрная «пацанка» со светло-коричневой кожей и тонкими чертами лица креолки – белой девушки с примесью «цветной» крови. Одета незнакомка была по западной молодёжной моде – в кожаную мотоциклетную куртку синего цвета, джинсы и кроссовки. Её длинные прямые блестящие волосы цвета вороного крыла были свободно распущены. В каждом движении и слове девчонки с фигуркой тонкой фарфоровой статуэтки чувствовалась грация вольной птицы и привычка повелевать. Правда скулы у неё были широковаты для женщины, и свидетельствовали о властном характере.
Оказалось, в тюрьму маленькую принцессу и её приятелей привело обыкновенное любопытство. Во всяком случае, посетительница смотрела на обитателя камеры-одиночки с таким выражением, словно изучала вблизи диковинного и опасного зверя. Решившись войти к нему в клетку, она упивалась собственным бесстрашием.
– Ну и страшилище! А как от него воняет, даже отсюда чувствуется. Говорят, он недавно чуть не убил голыми руками надзирателя. Настоящее животное!
Девица сказала это скорее с восторгом, чем с отвращением. А вот явившаяся с ней свита сверстников принялась зло насмехаться над узником. Они говорили по-французски, так что Игорь всё понимал. Присутствующий тут же надзиратель подтвердил факт нападения на своего напарника.
– Да он ни с того, ни с сего набросился на моего напарника, и его даже на время пришлось заковать в цепи. А мы то обращались с ним, как с приличным заключённым!
Стоило Нефёдову зашевелился на своей лежанке, как подружки и друзья миниатюрной дюймовочки испуганно шарахнулись с порога камеры вглубь коридора.
– Осторожней, Корбо! – одна из подружек потянула креолку за руку, уйдём отсюда. Этот русский совсем не такой интересный, как мы думали – обыкновенный грязный оборванец.
«Корбо» – повторил про себя Игорь, и вдруг вспомнил, что по-французски это означает ворона.
Пожилой тюремщик тоже с заметным подобострастием принялись уговаривать маленькую предводительницу молодёжной компании не тратить своё время на узника, который целыми днями валяется на своей кушетке и ничего интересного собой не представляет:
– Лучше давайте, госпожа, я покажу вам французского банкира, – предложил надзиратель гостье. Он у нас содержится в номере люкс для особо важных гостей.
Девчонка сразу поняла, о ком идёт речь, и пояснила своим приятелям и подружкам:
– А-а, этот тот парижский болван, который рискнул лично приехать, чтобы потребовать у моего дядюшки возврата кредита. Мой отец успел перехватил чудака по дороге из аэропорта, и только потому французский бычок не превратился в «Бланкет де во»44 на обеденном столе дядюшки.
Вскоре компания удалилась. Но самое удивительное, что на следующий день девушка приехала вновь. Правда, теперь её не сопровождала свита сверстников. Корбо привезла узнику несколько фруктов, книгу на французском языке и набор туалетных принадлежностей: красивый гребень, кусочек ароматного розового мыла, пакетик шампуня и безопасную бритву. На этот раз посетительница не побрезговала подойти к лежачему узнику. У успевшего отвыкнуть в тюремной грязи и антисанитарии от красивых ароматов узника, даже голова пошла кругом, когда он вдохнул пьянящий запах её дорогого французского парфюма. На Нефёдова словно повеяло свежестью утреннего моря. У его оставшейся в Москве невесты были точно такие же духи. Это был запах свободы и первой любви. Ворвавшись в удушливую застойную атмосферу его норы, удивительный аромат пробудил в отчаявшемся зеке волю к жизни.
Загадочная креолка стала наведываться к пленному лётчику регулярно, и каждый раз она появлялась не с пустыми руками. От неё Игорь получал предметы, о которых недавно и мечтать не смел: книги и газеты, миниатюрные шахматы, упакованные в целлофан одноразовые комплекты чистого белья, средство от паразитов. А однажды Карбо сделала своему «подшефному» и вовсе роскошный подарок – японский транзистор, на который даже можно было поймать некоторые советские радиостанции.
Трудно сказать, чем её заинтересовал грязный опустившийся доходяга. Скорее всего туземная принцесса просто ещё не встречала выходцев из далёкой, неведомой ей России.
Игорю же визиты красивой доброй феи долго казались чудесным сном, который мог закончится в любой момент горьким пробуждением. Однако настойчивость девушки, её конкретная помощь, в конце концов заставила Нефёдова поверить в реальность происходящего с ним чуда.
После того, как Корбо начала регулярно наведываться в тюрьму, условия содержания пленника заметно улучшились: прежде всего теперь Игоря каждый день выводили на прогулку в тюремный двор, заметно улучшилось питание. Узника стал регулярно осматривать врач. К нему, наконец, допустили цирюльника.
Да и тюремщики отныне вели себя с русским подчёркнуто любезно, именуя бесправного заключённого «мсье». Однажды хмурый надзиратель, на лице которого остались следы от ожогов после недавно вылитой на него Игорем похлёбки, даже накормил узника вкусным обедом, который, по его словам, специально для русского приготовила его жена.
– Вы можете спокойно сидеть в этой камере хоть десять лет, мы с напарником решили заботится о вас, как о сыне! – обнадёжил Нефёдова тюремщик, ласково улыбнувшись.
Выйдя из состояния душевного оцепенения, ощутив заново желание жить, Игорь привёл себя в порядок, снова стал по утрам делать гимнастику.
Однажды Корбо снова нагрянула в тюрьму в сопровождении своей молодёжной банды. Критическим взглядом окинув Нефёдова, девчонка явно осталась довольна его посвежевшим видом.
– Предлагаю отправиться с нами на прогулку, – сказала она не поверившему своим ушам узнику. – У нас намечается пикник на побережье. А вам сейчас будет полезно подышать свежим морским бризом, поплавать в океане. Надеюсь, вы не против составить нам компанию?
У Игоря дух захватило от такой перспективы, сердце забилось в груди. Боясь спугнуть удачу, парень выдавил из себя вмиг охрипшим от волнения голосом:
– Я готов… с радостью.
В тюрьме тут же поднялся страшный переполох. По вызову надзирателей примчался начальник заведения, которого Игорь до этого ни разу не видел. Главный тюремщик вёл себя, как мелкий клерк, вызванный на ковёр к высокому руководству. Он чуть ли не через слово кашлял, затем извинялся и смущённо тискал в руках свою фуражку. На молодую девушку офицер смотрел с подобострастием и страхом, словно на опасное божество. Как и все местные государственные служащие, больше всего на свете он страшился вылететь из «внутреннего города» – квартала, где располагался президентский дворец, министерства, а также дома чиновников – туда, где в страшной нищете прозябало большинство населения.
Тюремный босс стал растерянно лепетать, смущённо кашляя в кулак, что не имеет права без личного приказа отца девушки выпустить особо важного заключённого за ворота крепости.
– Помилуйте, госпожа! Я был бы счастлив угодить вам, но… тхе… У меня семья, четверо детей… тхе… тхе… За такое нарушение меня уволят без пенсии.
Девушка резко повернула к нему рассерженное лицо, холодно сверкнула чёрными глазами, непреклонно отрезала:
– Как сказала, так и будет! И не советую вам продолжать этот разговор. Вы меня поняли?
Начальник тюрьмы в ужасе вытаращил на неё глаза и энергично затряс головой, непослушными руками пытаясь расстегнуть внезапно сдавивший ему шею ворот рубашки. На смену кашлю пришло заикание.
– Я всё с-сделаю, как вы с-скажите!
– Конечно, сделаете – усмехнулась девушка. – Вы же умный человек. По этой же причине вы, конечно, не станете сообщать моему отцу о моей маленькой просьбе.
Начальник тюрьмы потупил голову, весь как-то обречённо сгорбился и промямлил:
– Хорошо… всё будет так, как вам угодно, госпожа.
– То-то же – самодовольно усмехнулась и повела плечиком избалованная вседозволенностью дочь могущественного отца. Затем в голову ей пришла новая интересная мысль. Она строго взглянула на перетрусившего чиновника:
– И вот что… прикажите-ка привести в порядок банкира, который сидит у вас в «люксе». Я его тоже забираю до вечера.
Начальнику тюрьмы осталось лишь уныло развёсти руками. Он уже не пытался спорить с юной «принцессой».
– За сладкий воздух свободы! – задорным голосом объявила девушка, поднимая бокал с игристым вином, когда компания оказалась за внешними воротами. Приятели Корбо чокнулись и осушили фужеры в честь новых членов «банды».
Глава 42
Для Бориса Нефёдова наступил первый день его испытательного срока. Утром он принял душ, быстро пожарил яичницу и позавтракал. Бросив оценивающий взгляд на своё отражение в висящем в прихожей гостиничного номера зеркале, старый солдат удивлённо покачал головой, и с иронией поинтересовался у седовласого двойника:
– М-да-а… хорош, гусь! Ничего не скажешь. И как же вас теперь прикажите величать, сэр? Мистером, Нефёдовым, Герром Нойманом, господином Ван дер Хорстом? Или лучше – мсье? А может, щеголеватым прохиндеем неизвестного разлива?
Впрочем, следовало признать, что в выданном ему со склада новеньком французском камуфляже и в высоких ботинках на шнуровке новоиспечённый пилот наёмных ВВС выглядел весьма эффектно.
На улице возле автобуса, который должен был доставить утреннюю смену пилотов на аэродром, Нефёдов повстречал знакомого вертолётчика. «Напалмовый Джек» похоже весьма успешно травил анекдоты, ибо вокруг него все едва не падали со смеху. Сам же рассказчик оставался невозмутим.
Вертолётчик ещё не успел нахлобучить свою сорокаведерную ковбойскую шляпу и огромные солнцезащитные очки. Неожиданно выяснилось что под огромной шляпой «герой Вестернов» скрывает редеющую шевелюру, а под очками усталые глаза отставного офицера в небольшом чине, не сделавшего карьеры вопреки честолюбивым надеждам. Впрочем, надо было отдать ему должное – дядька очень старался невозмутимыми шуточками перебороть или, во всяком случае, скрыть от сослуживцев постоянно гложущее его разочарование и страх перед предстоящим очередным днём дикого родео над полными скрытых опасностей джунглями.
Когда Борис подошёл к автобусу, «Напалмовый Джек» уже успел на полную мощность включить свой англосаксонский юмор. Он как раз заканчивал рассказывать какой-то комичный эпизод из своей недолгой службе во Вьетнаме.
– Одним словом, господа, винтокрылая кавалерия там была нужна всем – и славным парням из морской пехоты, которые вызывали нас при малейшей заварушке, и партизанам «Дедушки Хо», которые охотились за нашими «Ирокезами»45 почище краснокожих, чтобы снять скальпы с пилотов и получить за них хорошую награду…
В автобусе «Напалмовый Джек» уселся рядом с Нефёдовым. Он начал с того, что переспросил, памятуя о первом их разговоре:
– Так значит, вы только что из Ню-Йорка?
Нефёдову показалось, что «ковбой» произнёс это с вызовом и обидой одновременно.
– Да, верно.
– Ну, и как там у вас в Нью-Йорке?
– Бурлит. А у вас как?
– А что у нас? – скривил рот в кислой мине «Напалмовый Джек». – Мы люди маленькие, живём тихо, незаметно. Не то что вы там – в Нью-Йорке!
Да, определённо в словах вертолётчика присутствовала злая ирония, направленная, если и не персонально в адрес новичка, то во всяком случае города, в котором вертолётчик, похоже, не был очень давно. А ведь в их прошлую встречу «Напалмовый Джек» находился в другом настроении. Если при первом знакомстве он показался Борису флегматичным философом-фаталистом, то на этот раз выглядел агрессивным и подозрительным.
– Ну положим вы здесь тоже не главные тихони на земле, – усмехнулся в ответ Борис. – Мы по ту сторону океана наслышаны о ваших делах… Поэтому-то я и посчитал за честь присоединиться к вашей «священной войне».
Сам того не ведая, Борис случайно попал в самую точку. Реплика нового знакомого определённо понравилась вертолётчику. Вертолётчик положил Борису руку на плечо.
– Это правда. Мы тут действительно ведём священную войну! Хотя о нас много пишут чепухи… журналисты – с горечью посетовал наёмник. – Называют отбросами цивилизации… Поганенькие интеллигентские писаки рассказывают в своих газетёнках, что мы, мол, за деньги готовы убивать кого угодно. Мерзкая ложь! У меня на врагов особый нюх. Я любого комуняку или русского за милю учую, и тогда пощады от меня не жди!
Вертолётчик похлопал по кобуре с тяжёлым восьмизарядным кольтом.
– Вы ведь уже успели убедиться, сэр, что мы здесь защищаем Америку, весь западный мир от большевиков! Как и во Вьетнаме.
Голос вертолётчика зазвучал мрачно и торжественно, как на похоронах.
– В Европе уже всем тайно заправляют коммунисты. Их тайные агенты взяли под контроль даже ООН! Если мы здесь – в Африке; в Индокитае, и в других местах не выжжем напалмом гнёзда этой заразы, то, в конце концов, красные придут в ваш Нью-Йорк, перевешают всех капиталистов, а в Центре Манхэттена на пятой авеню будут устраивать свои первомайские демонстрации и военные парады. Продажные нью-йоркские щелкопёры по приказу из Москвы уже готовят вторжение.
– Неужели даже ООН? – изобразил искреннее удивление Нефёдов, чтобы потрафить разоблачителю мирового большевистского заговора.
– ООН – это коммунисты.! У Тан46 – коммунист, это совершенно точно известно. Я не слишком люблю местного правителя Моргана Арройю. Конечно, он редкий ублюдок. Даже нас – тех, кто его защищает, обворовывает. Но он порвал отношения с СССР и вырезал местную ячейку компартии. Сейчас Арройя борется с партизанами, которым Москва недавно начала тайно поставлять современное оружие, включая переносные зенитно-ракетные комплексы. А ООН вместо того, чтобы помочь Арройе в его священной борьбе с большевизмом – блокирует своими вооружёнными силами поставки оружия местному режиму. И США формально поддерживает в этом Организацию Объединённых Наций. Из чего можно сделать вывод, что министр обороны США Макнамара тоже тайный член Коммунистической партии. Теперь вы понимаете, сэр, какой крестовый поход мы здесь начали!
«Напалмовый Джек» поведал новичку, как накануне ведомое им звено вертолётов внезапно появилось над деревней, жители которой, по рапортам разведки, помогали партизанам. Едва показавшись на горизонте, воздушные каратели стремительно достигли границ приговорённого селения. По приказу командира группы пилоты пяти вертолётов одновременно сбросили на дома и в панике бегущих по улицам людей полторы дюжины рыбообразных серебристых канистр. Через семь секунд деревушка исчезла в сплошной полосе ярко-оранжевого пламени 70 ярдов шириной и три четверти мили длиной.
– Нет изящнее оружия, чем напалм, – со знанием дела заключил свой рассказ вертолётчик.
– А вы уверены, что жители этой деревушки действительно помогали партизанам? – простодушно осведомился Борис.
– Сразу видно, что вы человек тут новый, и никогда прежде не участвовали в антипартизанских операциях, – с чувством собственного превосходства ответил вертолётчик, глядя на Бориса свысока, как на несмышлёныша. Затем пояснил с подчёркнутой сухостью:
– Достаточно того, что в этом квадрате видели партизан… Вы сами скоро перестанете обращать внимание на всякие пустяки. Нет ничего плохого в том, чтобы стереть с лица земли базу партизан, пусть даже потенциальную.
Последняя фраза новичка явно разочаровала «крестоносца». В глазах его появилось сожаление. А потом он и вовсе надел солнцезащитные очки, давая понять, что пока новобранец не наберётся нужного опыта, им больше не о чем говорить.
Борис же ярко себе представил, как этот тип с наслаждением потягивал пиво прямо за штурвалом по дороге на базу, возбуждённо обсуждал с другими членами экипажа подробности хорошо сделанной работы, а за его спиной дымилась сожжённая им мирная деревня, и почувствовал омерзение к этому человеку.
На аэродроме Нефёдов отыскал командира эскадрильи передовых авианаводчиков майора Робина Иглза. Нефёдов уже знал, что пилотов этого авиакрыла здесь все считают смертниками, ибо немногим, кого зачисляли в авианаводчики, везло совершить положенные десять вылетов и уцелеть. Не случайно эскадрилья называлась «Чёрные авианаводчики».
Командир эскадрильи с кислой миной осмотрел новичка и недовольно произнёс:
– Они что, не могли прислать мне кого помоложе? Вы то сами понимаете, сэр, на что подписались? Ваш предшественник пробыл у меня три дня. Зенитный снаряд. Правда, у парня имелась медицинская страховка. Наши боссы даже напоследок пообещали покалечившемуся бедняге, что в Германии врачи ему сделают хороший глаз. Совсем будет незаметно, что он нейлоновый…
Командир эскадрильи только что вернулся из боевого вылета, который по всей видимости оказался непростым: на красной мускулистой шее майора вздулись вены, а тонкая ткань серого лётного комбинезона во многих местах промокла от пота. Рукава его были засучены выше локтя, так что можно было рассмотреть наколки на волосатых предплечьях.
Майор ещё не стянул чёрные кожаные перчатки, которые вкупе со зверской улыбкой прирождённого головореза придавали ему весьма брутальный вид. На левой части груди в особом кармане комбинезона командир эскадрильи носил здоровенный тесак. Наверняка главным назначением этой штуки было вовсе не разрезание запутавшихся парашютных строп. В ситуации, когда противники по гражданской войне буквально рвали друг друга на части, покинувшие свои машины лётчики не могли рассчитывать на гуманное к себе отношение. К пилотам-наёмникам у повстанцев имелись особые счёты. Проводимые с воздуха полицейские «зачистки» партизанских районов сделали их объектом особо лютой ненависти и активной охоты…
Этот парень был одного поля ягода с Нефёдовым и примерно одного с ним возраста. Похоже асом он стал, – как и многие тут, – ещё в годы Второй мировой войны.
Когда Борис подошёл, майор, неспешно расстегивая парашютные ремни и, щурясь от слепящего солнца, вглядывался из-под ладони в ту сторону, где в небо поднимался столб густого чёрного дыма. Он поднимался над лесом почти вертикально в безветренном небе. Борис прикинул, что до места пожара километра два не больше.
Выяснилось, что это догорает упавший около получаса назад передовой авианаводчик Auster АОР. Mk 6. Выполнив задание по наведению бомбардировщиков на повстанцев, при возвращении на базу самолёт попал под сильный огонь повстанцев, и рухнул, совсем немного не дотянув до посадочной полосы.
Но имелась и другая версия. Её озвучил один из оказавшихся поблизости от Бориса механиков, по его словам, самолёт мог разбиться из-за некачественного топлива. Оказывается, подобные случаи здесь уже бывали. Если в «нормальных» армиях за качеством топлива постоянно следят специальные лаборатории ВВС, контролируя, чтобы в авиационном керосине не обнаруживалось никаких посторонних примесей или колоний микроорганизмов, и чтобы бензин не обладал повышенной вязкостью, то здесь с этим имелись большие проблемы. После того, как нелепо погиб единственный специалист данного профиля, следить за качеством топлива стало просто некому. Вот наёмники и бились.
Всё это лишний раз подтверждало, какая опасная работа предстоит Борису. Передовые авианаводчики летали на лёгких тихоходных самолётах, и выслеживали цели для бомбардировщиков. Для этого им приходилось буквально цеплять плоскостями верхушки деревьев. Между тем, помимо стрел и копий, некоторые партизанские группировки, благодаря помощи из-за рубежа, постепенно обзаводились современными средствами ПВО. Таким образом новоиспеченному наёмнику предстояло на каждом шагу нарушать усвоенное им ещё в Корее правило: не летать ниже ста метров. Ниже этой высоты даже реактивные машины становились уязвимы для огня из обычного пехотного оружия, не говоря уже о современных зенитных ракетах.
Обычно передовые авианаводчики появлялись в районе запланированной атаки минут за двадцать до подхода ударных машин. Обычно им поручалось отметить (маркировать) цели дымовыми бомбами и ракетами. Часто воздушных наблюдателей вызывали наземные подразделения, нуждающиеся в корректировки огня с воздуха.
Майор подвёл новичка к его машине. Это была лёгкая «Cessna» L-19 Bird Dog с тонкими бортами из стеклопластика и поршневым двигателем, мощности которого вряд ли стабильно хватало для продолжительной для работы в сильную жару.
В случае вынужденной посадки, снова поднять самолёт в воздух могло и не получиться. Слабый мотор и хлипкое шасси требовали слишком длинного разбега и подготовленной полосы.
К тому же «стрекоза» была совершенно безоружной, если не считать личного пистолета её пилота.
Обстановка в кабине тоже оказалась спартанской: пилотское кресло без набивки и регулируемой спинки, никакой бронезащиты, из удобств только опускающийся солнцезащитный щиток над приборной доской.
Правда имелось неплохое радиооборудование, с помощью которого воздушный наблюдатель мог поддерживать связь с наземными войсками или экипажами штурмовиков. Из-за этого самолёт ещё иногда называли «летающей радиостанцией».
К плюсам данной «Cessna» также можно было отнести высокорасположенное крыло и остекление кабины большой площади, эти качества обеспечивали хороший обзор пилоту и наблюдателю на правом кресле. Всё это делало самолёт неплохим разведчиком. Но в целом знакомство с его новой «рабочей лошадкой» произвело на Нефёдова довольно сложное впечатление. Правда, в Великую отечественную войну ему приходилось летать на машинах, которые имели гораздо больше оснований претендовать на звание «летающий гроб». Но ведь и противовоздушные средства с тех пор шагнули далеко. Низкая живучесть была главной ахиллесовой пятой пластикового самолётика. Точный выстрел из обычной берданки, не говоря уже о переносном зенитно-ракетном комплексе (ПЗРК), фактически не оставлял его пилоту никаких шансов. По сути Нефёдову отводилась роль крылатой приманки, которая должна продолжительное время крутиться над полем боя, мозоля глаза вражеским солдатам.
На прощание майор высказался в том духе, что в некотором смысле новичку даже повезло, что он попал сюда:
– Среди моих знакомых есть бизнесмены из Техаса и Флориды, которым стало мало шикарных тачек, грудастых девок и личных реактивных самолётов «Гольфстрим». Поэтому они специально приезжают сюда в Африку поохотится на «большую пятёрку»47 – пострелять издали из джипов по слонам, львам, носорогам. И всё только для того, чтобы почувствовать себя крутым парнем, мачо, настоящим мужиком перед своими бабами. Но всё это полная фигня по сравнению с тем, через что предстоит пройти вам в роли передового антипартизанского авианаводчика! Это можно сравнить только с тем, чтобы подойти метров на двадцать ко льву и взглянуть ему прямо в глаза перед тем как выстрелить, ведь повелитель саванны всегда без предупреждения атакует того, кто осмеливается на такую наглость.
Машина вербовки наёмных солдат – опасная и непредсказуемая штука. И лучше не испытывать судьбу, если ты стопроцентно не готов к такой работе. В противном случае можно оказаться в кабине пластикового самолётика, под крылом которого вместо бомб и ракет будет подвешен контейнер для сброса листовок, а взамен пулемётной гашетки на ручке штурвала в твоём распоряжении окажется пульт управления тремя 600-ватными громкоговорителями для ведения пропагандисткой войны.
Не добавил оптимизма Борису и механик. Покосившись на деловито обживающегося в кабине нового пилота, техник вдруг предупредил:
– На вашем месте я был бы очень осторожен.
Приземистый, лобастый, с рыжими усами – осанкой и лицом он напоминал небольшого, но задиристого фокстерьера.
«Поздно пить Боржоми» – про себя усмехнулся Борис, а вслух пошутил, что в случае чего его наследники обещали отгрохать шикарный памятник на его могиле.
В это время механик проверял уровень электролита в аккумуляторе и масла в картере. Поднеся к глазам металлический прут, он внимательно смотрел на него, как провизор на мензурку. И так, глядя, на прут, тихо, без нажима сообщил:
– Вами уже интересовались. Двое из секретной службы. Они всё утро крутились вокруг самолёта, на котором вы должны были лететь. Но в последний момент майору позвонил командующий ВВС и приказал всё переиграть. На вашем самолёте полетел другой лётчик…
– И что с ним произошло? – после некоторой паузы поинтересовался начинающий и сам обо всём догадываться Нефёдов.
Вместо ответа механик перевёл взгляд на столб чёрного дыма, поднимающегося над лесом.
Глава 43
Уже в ходе второго вылета Нефёдова чуть не сбили. Сначала он вылетел на разведку в относительно спокойный район приграничной реки. Но затем в эфире прозвучал условный сигнал «Сломанная стрела». Он означал, что попавшему в засаду пехотному батальону срочно требовалась поддержка с воздуха.
Оказалось, направленные правительством для уничтожения опиумных плантаций и подпольных лабораторий по производству наркотиков пехотинцы, окружены боевиками одного из крупных местных наркобаронов. Борис уже знал, что взятие пленных, за исключением тех редких случаев, когда за человека можно было получить хороший выкуп, в этой стране не практиковалось. Вместе с тем более половины рядового состава пехотных частей правительственной армии составляли несовершеннолетние подростки. По-отцовски Борису было жаль напуганных мальчишек, лежащих в наспех вырытых окопах под огнём беспощадного врага. Авиация была их последней надеждой на спасение…
Прибыв в район боя, передовой авианаводчик начал кружить над лесом, стараясь с высоты ста пятидесяти метров разобраться, где враги, а где свои. В это время он представлял собой отличную мишень. Не прошло и десяти минут, как в непосредственной близости от самолёта разорвался малокалиберный зенитный снаряд и по обшивке что-то застучало…
Вернувшись на аэродром, Борис насчитал на фюзеляже и крыльях своей машины аж 14 пулевых и осколочных пробоин.
– Ну и работёнка! – размышлял вслух старый лётчик, рассматривая сквозную дыру в борту чуть позади кабины, в которую легко входил кулак. – Прям цирковой номер: «Ловлю пули зубами!».
– Зато заработаете, – подпустил сарказма небритый механик, язвительно взглянув на очередного смертника, приехавшего сюда за большими деньгами.
– Хотелось бы, – без особого энтузиазма согласился Борис. – Только как бы в итоге не оказаться на месте того бедняги фокусника, застреленного по ошибке собственным ассистентом, которому клоун ради хохмы заменил бутафорские заряды в револьвере боевыми…
Но оказалось, что новичок ещё хорошо отделался. На соседнюю стоянку зарулил самолёт, на котором буквально живого места не было. Этот хиленький аэропланчик просто язык не поворачивался назвать боевой машиной, даже несмотря на то, что аппарат был покрашен зелёной автомобильной краской под армейский камуфляж.
Рядом с этой букашкой даже нефёдовская «Cessna» выглядела суперсовременной «Чёрной молнией» SR-71.
В Америке подобные ультралёгкие самолёты часто строят в собственных гаражах из специальных наборов для взрослых моделистов-конструкторов. Их можно запросто припарковать на стоянке для малолитражек у какого-нибудь супермаркета и заправить на обычной бензоколонке. Видимо, грузоподъёмность этой «летающей блохи» ограничивалась её тощим пилотом и минимальным пилотажно-навигационным оборудованием в кабине.
Самолёт назывался «Бич», что можно было перевести с английского, как «пляж» или «пляжный». Он принадлежал к так называемому туристическому классу и был создан для выездов на пикник в стране, где многокилометровые автомобильные пробки по уикендам легко могли превратить в кошмар увеселительную прогулку. Но если вы имеете лицензию пилота-любителя и 5–7 000 долларов в банке, то вполне можете выбрать по фирменному каталогу воздушную малолитражку в любой комплектации вплоть до прилагающегося набора всего необходимого для барбекю…
Однако, прилетевший на этом ажурном творении матёрого вида бородач совсем не напоминал вернувшегося с пикника «туриста», хотя и был одет в шорты и пляжные сандалии на босу ногу. Они уже были знакомы – виделись в автобусе по пути на аэродром. Бородача все здесь звали «Паном поручиком». Похоже, он был поляк, хотя по-английски говорил почти без акцента.
Невозможно было понять, как мужик умудрился уцелеть внутри фюзеляжа, напоминающего снаружи решето. Даже в прикрученных к дверям кабины стальных листах накладной брони зияли крупные отверстия с рваными краями.
Другой бы на радостях, едва выбравшись из самолёта, принялся целовать землю, или хотя бы озадаченно поскрёб пятернёй затылок, удивляясь своему удивительному везению. А этот с абсолютно невозмутимым видом окинул привычным взглядом изувеченный самолёт, деловито дал указания механикам, и вразвалочку зашагал в направлении лётной столовой. По пути бородач с обаятельной улыбкой откликнулся на приветствие уже знакомого ему коллеги-пилота:
– А, это вы… Полюбуйтесь: враги снова окружили нас…. бедолаги!
Борис знал эту старинную фронтовую шутку британских коммандос, и понимающе ухмыльнулся.
Похоже, вместо нервов у поляка были стальные тросы, а его пульс никогда не превышал эталонные 64 удара в минуту.
Бывший командир фронтового штрафбата уважительным взглядом проводил долговязую фигуру с огромной револьверной кобурой на боку. Он слышал, будто бы сразу после войны поляк воевал в Индокитае в составе Иностранного легиона. А до этого кажется служил в британских ВВС.
– Такому орлу и мотор без особой надобности, – Борис уважительно кивнул своему механику на бородатого супермена и его почти невесомый самолётик, – ибо он запросто может парить на восходящих потоках – на одном кураже.
Механик подтвердил, что мистера Замбаха знают тут все, так как он местная знаменитость. С некоторых пор повстанцы целенаправленного охотились на сильно досаждающего им лётчика. За его голову даже объявлена гигантская по местным меркам премия в 10 000 долларов. Его неоднократно подбивали. Но каждый раз, благодаря лёгкости своей машины, поляку удавалось уйти планированием из района боя. Замбах один из немногих наёмников, который с удовольствием летал и на тяжёлых штурмовиках, и на сверхлёгких разведчиках.
Похоже, это и в самом деле был весьма необычный человек. Одно время он работал агентом по продажам в Компании «Америкэн фрут». В память об этом коротком эпизоде из его биографии на самолёте «Бороды» – так ещё некоторые звали никогда не бреющегося поляка – красовался странный девиз «Отдай банан!».
Кстати, судя по эмблемам, на самолётных фюзеляжах, среди здешних лётчиков хватало бравых парней. Например, один из передовых авианаводчиков изобразил на борту своего одномоторного «Пионера» симпатичного кролика-бейсболиста, который ловил в перчатку-ловушку летящие в него ракеты и зенитные снаряды…
Слушая механика, Нефёдов поймал себя на мысли, что теперь даже гордится своей принадлежностью к авиаэскадрилье, в которой летают такие отчаянные сорвиголовы, как когда-то гордился службой во фронтовом штрафбате. Вообще, Борис часто в последнее время ловил себя на ощущении, будто заново переживает собственную военную молодость.
Операция по спасению угодивших в ловушку правительственных солдат продолжалась в течении нескольких дней. Передовые авианаводчики с рассвета до заката, постоянно сменяя в небе друг друга, наводили самолёты огневой поддержки и спасательные вертолёты. Для отдыха и серьёзного ремонта потрёпанных машин отводилось всего несколько ночных часов. За полтора часа до восхода солнца авиамеханики вновь начинали прогревать моторы…
Ежась на утреннем холоде, лётчики дежурной смены, ночевавшие в щитовых коттеджах прямо на аэродроме, торопились в столовую. Чудесное утро! Пожалуй, здесь в Африке это лучшее время. Свежесть дурманит голову и легко вериться в то, что день сложится удачно.
Возле столовой пахло провинциальным зоопарком. Кто-то из лётчиков уже пил утреннее кофе в компании обезьян на веранде столовой. Стая бабуинов или макак (Борис не очень в этом разбирался) вела себя с наглой развязностью, возможной только при полной уверенности в собственной безнаказанности. Молодая обезьянка ловко вытащила из кармана одного из лётчиков пачку сигарет и, устроившись на ветках дерева, тут же стала пробовать на вкус её содержимое. Крупный самец с видом гурмана подносил к носу горлышко недопитой накануне вечером и забытой на веранде бутылки бурбона и очень уморно жмурился от удовольствия, подражая подсмотренным повадкам какого-то выпивохи. Лёгкость, с которой хвостатые разбойники проникли на строго охраняемый военный объект, наводила на неприятную мысль, что и для более опасных непрошенных гостей из джунглей такой визит не является большой проблемой.
Одни тянули свой кофе, погружённые в изучение карты района предстоящей работы или в собственные мысли. Другие обсуждали два трагических эпизода, случившихся с их товарищами накануне. В ожидании своего кофе и яичницы Нефёдов удивлённо слушал рассказ про то, как накануне сгорел живьём парень из соседней эскадрильи. Почему-то он об этом узнал только теперь. Оказывается, бедняга успел выпрыгнуть из подбитого самолёта, но зажигательная пуля попала в капроновый купол его парашюта. Перед глазами многоопытного ветерана возникла яркая картина бесшумно покачивающегося в небе огромного факела. Он такой участи не был застрахован никто из них. И свыкнуться с этим было непросто.
Второму пилоту подбитой машины поначалу повезло больше. Он благополучно раскрыл парашют и без проблем достиг земли, и даже сумел уйти от преследования партизан, хотя ещё в воздухе получил пулевое ранение в бедро. Одно плохо: дело было в сумерках. Спасательную операцию пришлось отложить до утра, несмотря на то, что сумерки самое опасное время в африканском буше. Львы, леопарды, гиены выходят на охоту, и человек, тем более ослабленный, может стать для них лёгкой добычей. С первыми лучами солнца за сбитым лётчиком выслали поисковый самолёт. В нужном квадрате экипаж спасателя заметил большое тёмное пятно на рыжей траве, возле которого отдыхал после трапезы львиный прайд. По обрывкам окровавленной одежды удалось опознать пропавшего офицера…
«Нынешний год – год неспокойного солнца. Всё может случиться» – вспомнился Борису заголовок одной парижской газеты, которая ему попалась на глаза по дороге сюда. На этой войне с каждым из них действительно может случиться всё, что угодно.
Чтобы окончательно не портить себе настроение, Борис отошёл в сторону, едва получив свою порцию сладкого тушёного картофеля с поджаренным луком и глазуньей, а также большую чашку хорошего бразильского кофе со сгущённым молоком.
Всего через двадцать минут по аэродрому разнёсся клич командира: «По машинам!». Он прогнал последние остатки сна. Экипажи первой лётной смены бросились к стоянкам самолётов. Вскоре мимо оставшихся ждать своей очереди пилотов следующей смены прокатилась к старту хрупкая «бабочка» в воинственной леопардовой раскраске. Следом за первой машиной стали взлетать следующие. Начался очередной рабочий день…
Глава 44
К обеду эскадрилья лишилась одной машины. Её пилот погиб, зацепив крылом высокое дерево во время полёта на бреющем. Произошло это, скорее всего, из-за крайней усталости лётчика. В ставшим для него роковым вылете сорокатрёхлетний ветеран провел за штурвалом три с лишним часа…
Часам к семи вечера сражение достигло своего апогея. Начался сущий ад. Борис находился над полем боя. В работе бомбардировочных эскадрилий наступила необъяснимая пауза. По странному стечению обстоятельств это случилось именно тогда, когда нужда в них стала чрезвычайно острой.
По одному радиоканалу Борис обменивался данными с коллегами из ударных эскадрилий, а по другому вёл переговоры с землёй. Уже несколько дней удерживающие круговую оборону пехотинцы из 4-го армейского батальона, словно парящего над ними ангела, молили лётчика-наблюдателя поторопить помощь с неба. У них заканчивались боеприпасы.
– Если вертолёты для эвакуации не прибудут в течение получаса, – кричали они, – мы погибли! Повстанцы отрезают головы нашим раненым…
От передового авианаводчика действительно многое зависело. Владея оперативной обстановкой как никто другой, он, словно диспетчер, руководил всеми действиями авиации в этом районе. В конечном итоге за ним, а не за высокими чинами из Центра управления полётами с авиабазы оставалось последнее слово. Офицеры на командном пункте это понимали. Вскоре в воздухе над местом боя уже находилось уже так много ударных самолётов, что офицеры поста управления передали все свои функции Борису. Теперь он эшелонировал бомбардировщики и штурмовики по высотам от трёхсот метров до шести тысяч. По команде авианаводчика лётчики очередной группы пикировщиков сваливались на указанную им цель и сбрасывали свой смертоносный груз. Потом наступала очередь обычных бомбовозов…
Однако, оказалось, что все эти удары не наносят существенного урона повстанцам, которые мастерски использовали местность. Как сообщал по радио с земли командир окружённого батальона, небольшие группы партизан постоянно стремительно перемещались под кроной джунглей, стремительно выскальзывая из зоны воздушного поражения.
Понимая, что другого способа спасти гибнущих солдат нет, командование решило бросить в мясорубку боя то, что у него ещё оставалось под рукой. С севера появились два выкрашенных в чёрный цвет вертолёта из так называемой службы «Pony Express» по заброске и эвакуации рейдовых групп спецназа. Обычно они действовали под покровом ночи, при свете же солнца чёрные, как уголь «вертушки» представляли собой великолепную мишень. Они сели на опушке леса, и, не глуша двигатели, начали принимать на борт уцелевших и раненных солдат.
Кружащий над полем боя корректировщик терялся в догадках, почему противник пропустил их. Вскоре коварный замысел врага раскрылся: когда винтокрылые машины снова поднялись в воздух, к ним с разных сторон устремились дымные стрелы ракет и оранжевые пулемётные трассы. Жутко было видеть, как люди в окровавленных бинтах выбрасываются из горящих вертолётов с километровой высоты!
Борис сам вернулся на базу с «сувениром» в виде застрявшего в крыле его «Cessna» неразорвавшегося снаряда, выпущенного из реактивного противотанкового гранатомёта. Судя по маркировке, боеприпас был произведён в социалистической Чехословакии. Но это будет позже, а пока он ещё находился в эпицентре боя.
Оказалось, что то, что произошло с вертолётами, ещё не финал драмы. Для поддержки ещё остающихся в окружении солдат командование подтянуло в район боя ганшип – старый бомбардировщик В-26 Ivander, переоборудованный в воздушную канонерку, вооружённую большим количеством крупнокалиберных пулемётов и скорострельных пушек разного калибра. Для почти отчаявшихся солдат президентской армии появление в небе большого самолёта с торчащими из бортов фюзеляжа пушечными стволами стало возвращением надежды на спасение, или во всяком случае отсрочкой смертного приговора. Напичканный огневыми средствами ганшип был способен в течении длительного времени вести ураганный огонь с высочайшей плотностью и точностью, вплоть до поражения отдельного человека. При необходимости экипаж ганшипа мог «прорубить» просеку во вражеских позициях для прорыва окруженцев из кольца.
Встав в правый вираж, самолёт непосредственной огневой поддержки начал буквально выкашивать джунгли вокруг позиций дружественной пехоты. Больше часа ганшип надёжно прикрывал горстку бойцов, оставшихся от батальона (из 453 солдат выйти из проклятого леса удастся всего 27). Но с наступлением темноты командир В-26 получил приказ возвращаться на базу. Однако, видя в каком удручающем положении находятся пехотинцы, тот принял решение остаться ещё на несколько часов – пока не закончится горючее в баках.
Борис не был очевидцем событий, ибо с наступлением темноты передовые авианаводчики приостанавливали свою работу. О том, что произошло дальше Нефёдов узнал от Макса Хана.
Благодаря секретным поставкам ЦРУ, экипаж ганшипа имел в своём распоряжении новейшие экспериментальные средства, применяемые экипажами американской ночной авиации во Вьетнаме. Благодаря тепловизору, с помощью которого можно было с высоты – по тепловому излучению человеческих тел – обнаружить прячущихся под кроной леса партизан, и системе, позволяющей пеленговать работу любой электротехники вплоть до автомобильных свечей зажигания, а также очкам ночного видения, экипаж ганшипа так же эффективно действовал безлунной ночью, как и днём.
И всё-таки около полуночи самолёт сбили ракетой ПЗРК. По какой-то причине ганшип не спасли выпущенные его пилотами тепловые ловушки и дипольные отражатели. Все 9 человек экипажа погибли. Страшно изуродованное тело одного из лётчиков привезли на аэродром на следующий день. Его нашли заброшенные в тыл к мятежникам парашютисты и опознали по нашивке на комбинезоне. Борис увидел то, на что трудно было смотреть. Скорей всего страшные увечья наёмник получил ещё будучи живым.
После этого случая в стане наёмников заметно прибавилось недовольных условиями службы и павших духом. Кое-кто воспринял случившееся с коллегой, как зловещее предупреждение. Легионеры снова зароптали, что им недоплачивают за такую проклятую работу. Масла в огонь подлил попавший в руки одному из пилотов журнал «Солдат удачи», в котором австралийский пилот, перебрасывающий через границу контрабандные грузы для одного из крупных повстанческих полевых командиров, откровенно рассказывал, что ежемесячно получает за свою работу почти пять тысяч «зелёных», не считая различных премиальных надбавок. Президент Аррояй платил своим пилотам только полторы тысячи, да и то нерегулярно. Борис видел, как наэлектризованы многие его новые сослуживцы. Снова появились заводилы, подбивающие «солдат удачи» к мятежу.
Нефёдов старался дистанцироваться от мятежников, ведь он приехал сюда не за золотом. К тому же, получив, наконец, свои первые стажёрские восемьсот долларов, Борис почувствовал себя богачом. В стране, где жалованье офицера туземной армии составляло в переводе на главную мировую валюту всего сто долларов, а средняя месячная зарплата не превышала двадцати, выданная Нефёдову сумма выглядела целым состоянием. А тут ещё за успешную работу командир эскадрильи щедро наградил приглянувшегося ему новичка недельным отпуском.
Глава 45
Жизнь белого наёмника была устроена таким образом, чтобы он как можно меньше соприкасался с окружающей убогой реальностью. На службе лётчики и механики находились в окружении сторожевых вышек. Вне аэродрома тоже. Им категорически не рекомендовалось посещать местные рынки, и вообще соваться без особой нужды в город. За исключением нескольких престижных районов, Морганбург был поделён между уличными бандами. Помимо уголовников, серьёзную опасность представляли проникающие в столицу террористы.
Поэтому квартал, где наёмники квартировали и развлекались, тщательно охранялся от проникновения извне. Но дело было не только в безопасности. Местное общество представляло собой два полюса. На одном богатое и влиятельное меньшинство, которое вело абсолютно обособленную жизнь, утопая в роскоши. На другом – прозябали в страшной нищете миллионы обычных граждан, не связанные узами родственного или племенного родства с обитателями великолепных особняков, расположенных в особом квартале, вход в которой охраняли бронетранспортёры республиканской гвардии.
Но и внутри элитарной резервации полицейским и частным охранникам работы хватало. При входе в любое заведение, будь это ресторан, супермаркет лил бордель, дежурили громилы, бдительно следящие за тем, чтобы какой-нибудь проныра из местных не просочился в запретный рай. Так гордящаяся освобождением от колонизаторского ига местная элита фактически возродила прежние порядки, разве что вместо расистских вывесок «собакам и неграм вход запрещён» появились более политкорректные типа: «Вход только по пропускам и приглашениям».
Но даже богатство не всегда являлось пропуском в элитарные заведения, зато светлый цвет кожи автоматически открывал все двери. У гостиничных швейцаров и полицейских на генетическом уровне сохранилось почтение к лицам европейской внешности. Борис несколько раз становился свидетелем унизительных сцен, когда счастливого обладателя чиновничьих привилегий чуть ли не за шиворот хватали у зеркальных дверей и требовали доказать свое право находится в «заведении для белых». Да, да! Самое комичное, что захватившие власть в стране представители нескольких местных племён явно ощущали себя «новыми белыми». Они изо всех сил старались копировать подсмотренные ими «из-за забора и с обочины» замашки чиновников и офицеров прежней колониальной администрации. Всё это оставляло неприятный осадок на душе. Тем более что практически в каждом своём выступлении президент страны Морган-Зубери Арройя разглагольствовал о построении в стране общества равенства и всеобщего процветания. Приятель Бориса Макс Хан однажды саркастически прокомментировал очередную речь президента так:
– Вот у кого надо учиться искусству демагогии! При рекордном государственном долге страны и ужасающей нищете подавляющей части населения наш «первый демократ Африки» потратил львиную долю полученной от Запада гуманитарной финансовой помощи на перестройку бывшей губернаторской резиденции. Теперь даже англичан ослепил бы имперский блеск президентского дворца.
Что и говорить, президент Арройя в своё время на полную катушку использовал «полезных идиотов». Так на Ближнем Востоке и в Африке называли идеалистически настроенных американских и европейских политиков, которым можно было запудрить мозги россказнями про построение демократии в собственной стране, а также клятвами позаботится о бедствующем населении, а под эти байки получить хорошие деньги на личные нужды. Пока его народ страдал от нищеты, Арройя утопал в роскоши и предавался разврату. Слишком ленивый и слишком уставший для того, чтобы пользоваться многочисленными туалетами в своём роскошном дворце (ходили слухи, будто даже унитазы там изготовлены из чистого золота, а на отделку стен пошёл белоснежный макранский мрамором, каким-то образом доставленный из Индии), эта свинья опорожнялась прямо на бесценные иранские ковры, и сутками развлекалась сразу с десятками своих жён и наложниц, большинству из которых не было и пятнадцати лет…
Приближённые Арройи старались не отставать в стремлении к роскоши от своего президента.