Серьезные мужчины Джозеф Ману

Табличка «Астробиология» все еще висела на двери, однако дверь лаборатории была заперта. Айян вынул ключ из кармана.

– Откуда у вас ключ? – спросил Ачарья шепотом, ибо ему все еще мнилось, что Опарна внутри и что этот темный человек – пособник любви.

– Ключи найти нетрудно, сэр, – сказал Айян. Он открыл дверь и включил свет.

– У вас из-за этого будут неприятности, – проговорил Ачарья.

– Да, – сказал Айян.

– Зачем вы это делаете, Айян? Джана очень зловредный человек. И у него это прикладное.

– Я такой же, – сказал Айян.

Ачарья оглядел лабораторию – поискал напоминания о девушке. Но жизни здесь не было. Воздух ничем не пах. Оборудование на главном столе под чехлами. Стулья – в вечном ожидании. Телефон тоже на месте, на той же деревянной табуретке. Всё, как он запомнил. Словно брошенные комнаты покойников.

Айян включил компьютер и осмотрел вентиляционные клапаны.

– Интернет есть, – сказал он. Поднес трубку к уху. – Телефон работает. Я вам дам номер, по которому вы сможете звонить, если что-то потребуется. – И ушел.

Ачарья осел на пол, держась за колено. Оперся спиной о стену, вытянул ноги. В заброшенности лаборатории он видел лицо Опарны, слышал обрывки ее фраз. И вспомнил любовь – такую легкую, словно сумка бежавшей девушки из другого времени, той самой, которую он видел с юношей, с пешеходного моста над железнодорожными путями. Задумался, как же в итоге сложилась жизнь той девушки. Может, она счастливо прожила со своим мужчиной и пересказывала их побег своим внукам, безумно все преувеличивая. Пожелай она, он подтвердил бы любые ее вымыслы.

Администрацию в Институте и впрямь окружала божественная таинственность, но мало кто осознавал, что на втором этаже вообще-то была табличка «Администрация». Загадочное подразделение являло собой лабиринт деревянных перегородок, где непосвященные миряне здраво глядели в компьютерные экраны и молча содействовали поиску истины, происходившему этажом выше. В конце залы лабиринт делался еще затейливее, а отсеки – мельче и многочисленнее. Тут обитала бухгалтерия, которую Айян Мани запомнил накрепко – из-за поразительного уродства тамошних женщин и благодаря старым узам дружбы с тамошними мужчинами – преимущественно малаяли.[30]

Он приметил Унни в конце узкого прохода между отсеками. Тот пинал постамент с исполинским принтером.

– Великий нисходит в обитель бедных, – произнес Унни, глянув на Айяна. Пнул принтер еще раз. – Когда-нибудь кто-нибудь все же создаст принтер, который будет работать, – сказал он. – Внутри застряла уйма бумаги.

Айян тоже попинал принтер.

– Без толку, – сказал Унни. – Как там юный гений?

– В порядке. Теперь хочет знать, важно ли нижнее белье для жизни, – ответил Айян.

– Странно, даже мой сын меня про это спрашивал. Пошли ко мне за стол.

– Я тороплюсь, – сказал Айян. – Твой начальник из малаяли желает кое-что – и срочно.

– Кто? Намбодри? Чего ему надо?

– Сказал, что хочет какие-то бумажки из платежных папок Учебных курсов «Арьябхата». Ты знаешь, что это?

Унни кивнул и подошел к открытому стальному шкафу, набитому папками. Пока искал, спросил:

– Ади усердно готовится к экзамену?

Айян раздражения не выказал, но очень хотел провернуть это дело побыстрее и как можно незаметнее.

Унни проорал кому-то через зал:

– Где папка «Арьябхаты»?

От этого Айян занервничал. Поглядел по сторонам – не заподозрил ли кто чего.

– На полке учета мелкой наличности, – послышался женский голос.

Унни отправился к соседнему шкафу, бормоча, какой тут беспорядок.

– Скажи, Айян, – продолжил он, вставая на табурет и постукивая пальцем по корешкам папок, – как Ади удалось стать таким умным? Ты его кормишь чем-то таким, чего мы не знаем?

– Он родился странноватым, – сказал Айян.

– Вот она! – Унни вытащил тонкую папку, растерянно пролистал ее и вручил другу. – Мне всегда было интересно, что же такое эти Учебные курсы «Арьябхата».

– Бог его знает, – отозвался Айян, изображая безразличие к папке, но руки у него тряслись.

– Это отдельная компания, которой владеет Институт, – сказал Унни. – Почему же эти материалы лежат в Институте? И где это? Про что курсы? Непонятно. Я по городу никакой рекламы курсов «Арьябхата» не видел. Ни одного учащегося оттуда не знаю. Очень странно, вообще-то.

Айян полистал папку. Сердце колотилось, но он попытался выглядеть расслабленным, даже скучающим. После чего отксерокопировал себе три счета и вернул папку.

Унни еще раз пробежался по материалам и покачал головой.

– За последние двадцать лет курсы «Арьябхата» платили только печатникам. И больше никому. Компания только платит – и платит только печатникам. Она ничего не зарабатывает.

– Бог его знает, чем там люди заняты, – сказал Айян. – Я тоже до сих пор не понимаю. Увидимся в столовой?

Айян отправился к себе за стол, сгреб свежую курьерскую почту и факсы, открыл внутреннюю дверь и вошел. Как обычно, астрономы сидели на диванах у окна. Некоторые уставились на него с неприязнью. Айян добрался до незанятого стола Намбодри, в углу, и взгляды провожали его. Обычно они не замечали его присутствия, но после их последней встречи все изменилось. Он сделал вид, что сортирует курьерскую почту и факсы на столе Намбодри. А левую руку медленно опустил в узкий зазор между столешницей и ящиком стола, где обычно оставлял мобильный телефон. Положил его в карман и вышел.

Айян двинулся по коридору третьего этажа, попутно доставая три копии счетов, сделанных в бухгалтерии. Набрал номер на первом счете. Ответил женский голос. Айян сказал:

– Это курсы «Арьябхата». Сообщите, когда нам получить заказ.

Женский голос переспросил:

– Вы с курсов «Арьябхата», говорите?

– Да.

– Минутку.

На линии появился мужской голос:

– Кто говорит?

– Мурти, – сказал Айян.

– О каком заказе речь?

– Был всего один.

– Но образцы были высланы месяц назад, – встревоженно отозвался мужской голос.

Айян сбросил звонок и набрал второй номер, затем третий. Другие два печатника тоже сообщили, что заказ был доставлен месяц назад. Айян этого и опасался. Опоздал.

Вопросник Институтского Единого вступительного экзамена был драгоценностью и охранялся не силой уязвимого письменного шифра или опасным непостоянством приверженности, а силой традиции. Ежегодная его разработка – чрезвычайно засекреченный процесс, известный лишь очень немногим. И Айян среди этих немногих не числился. С годами он разведал кое-что по мелочи, внимательно прослушивая стены и собирая информацию по крупицам.

Каждый год пятеро профессоров и директор тайно встречались на протяжении трех недель и формулировали вопросы к вступительному экзамену. Компьютер они не применяли никогда. Всегда записывали вопросы от руки в один блокнот. Они разрабатывали три опросника и заказывали их печать трем разным подрядчикам. Каждый год один из профессоров комиссии ЕВЭ лично отправлялся к печатникам под видом представителя курсов «Арьябхата». И потому даже печатники не ведали, что они изготавливают. Возможно, думали, что печатают учебные материалы для одного из тысяч городских образовательных учреждений. Незадолго до экзамена директор выбирал одну из трех отпечатанных версий опросника.

Айян только что узнал от типографов, что вопросники уже доставлены. Они, несомненно, где-то в Институте. Вступительный экзамен состоится через два месяца, и Айян думал, что ему хватит времени найти, где эти бумаги хранятся. Три версии опросника на десять тысяч претендентов, прикинул Айян, – это не меньше трех больших коробок. Такая доставка не могла пройти незамеченной. Он принялся бродить по этажам и обнаружил таинственно запертые комнаты. Всего он нашел таких три. Они не были опечатаны. Просто заперты. Ключи-то не проблема. Однако обыск этих комнат ничего не дал. Он расспрашивал охранников, не видали ли они чего, вызнавал у своей армии слуг, отправляли ли их в типографии забирать заказы или, может, они наблюдали невероятное – как громадные коробки приносил на себе кто-то из профессоров. Но никто не мог ему помочь.

Две недели Айян ночами напролет обыскивал чуть ли не все подряд комнаты Института – искал вопросники. Он узнал, что в бухгалтерии есть сейф, но туда бы и одна коробка не влезла. Его смущало, как увесистый заказ объемом в три большие коробки может быть настолько невидимым. Шли дни, и он осознал, что лишь один человек может ему помочь.

Бессонной ночью в подвале Арвинд Ачарья влюбился в собственную тень. Он бродил по лаборатории и развлекался своим положением одномерного призрака. Расставил настольные лампы на главном столе так, чтобы видеть себя на стенах и на полу непропорциональным в размерах. Ачарья почти не мог оторвать взгляда от своей тени – его чаровала мысль, что у этих мнимых образов были те же воспоминания и теории, что и у него. И жена та же. Тени даже проникновенно спрашивали его, почему им не положен статус настоящих существ, раз действительность в любом случае – лишь зрительное восприятие. И он с ними согласился. Ачарья размножил себя тенями и сел среди них, упокоившись в знании, что существует по крайней мере еще несколько точно таких же, как он, людей, понимавших и даже любивших его.

Его занимала радость освобождения, которую он не мог поименовать, но мало того – его мучила подростковая любовь. Эта любовь была куда страшнее той, что он чувствовал к Опарне. Потому что любовь эта адресовалась его жене, которая пять дней назад его бросила.

Лаванья сказала ему, что могла его выносить все это время, потому что он всегда изо всех сил старался не выглядеть помешанным, хоть им и был. Но она не может терпеть его нынешнюю беспричинную радость и его разговоры с предметами, словно те задают ему вопросы. Лаванья сказала, что из-за его неизбывного счастья она чувствует себя ненужной. Он спросил, может, она его попросту стесняется. Жена взяла его за руку и сказала:

– С чего бы женщине тебя стесняться? Ты слишком красив, Арвинд. Я просто не справляюсь с тем, какой ты стал. Мне больно, хотя я знаю, что ты очень счастлив. – После чего выдала четкие наставления обслуге, упаковала вещи в чемодан и уехала в Ченнаи к своей бесчисленной родне.

Теперь Ачарья проводил все время в подвале. И превратился из внезапно культовой фигуры с газонов и дорожек в подземную легенду. И уже не только ученые из Института принялись искать его общества, но и ученые и студенты из других мест. Они сидели на полу или на столах и стульях и разговаривали о философском будущем физики, о непрестанном спуске вечных пришельцев, о заявлении Стивена Хокинга, что на вопрос, почему существует жизнь во вселенной, скоро найдется ответ, и много о чем еще.

Однажды вечером в его подвальный мир, заполненный четырьмя десятками ученых и учащихся, проникла странная нервная фигура.

– Я из отдела безопасности, – сказал Ачарье этот человек, косясь на собравшихся. – Сим уведомляю, что принято решение о прекращении вашего нелегального пребывания в Институте. Вас просят покинуть территорию немедленно и не использовать подвал как свое рабочее место.

– Но мне тут нравится, – сказал Ачарья.

– Это приказ руководства, сэр.

Один человек из публики – маститый институтский ученый – предложил уведомителю образумиться.

Уведомитель ответил беспомощно:

– Я не владею Институтом, сэр. Я лишь ставлю Ачарью в известность о решении, принятом на высочайшем уровне.

Собрание умолкло и пригорюнилось – и постепенно растворилось. Кто-то ободрял Ачарью и говорил, что изыщет способ ему помочь, кто-то угрюмо тряс ему руку. Когда последний из посетителей, тощий юноша с рюкзаком, уже собрался уйти, Ачарья скомандовал:

– Мальчик, добудь мне одежды и побольше шоколада. И много бананов.

После того вечера Ачарья двенадцать суток не покидал подвала. Он боялся, что, если выйдет хотя бы погулять на газоны, кто-нибудь запрет дверь и его вышвырнут из Института. Посетителей теперь у него было еще больше прежнего, ему несли еду и одежду. И мыло. Сам собой разгорелся подвальный бунт. Намбодри истерзали вежливыми звонками и просьбами пересмотреть решение. Но он не уступил. По его расчетам, неприятие к нему забудется, как только Ачарья исчезнет не только из Института, но и, после оформления его увольнения, из Профессорского квартала.

Не поддавался и Ачарья. Охранники, которым велели выкинуть его вон, пришли и встали столбом – им не хватало мужества даже коснуться его. Он предлагал им бананы или просил принести еще. И тут что-то поменялось. Поздними ночами или рано утром охранники становились его сообщниками, потому что таково было желание Айяна Мани. И Ачарья начал выходить на краткие прогулки по территории.

Однажды ночью он вернулся с улицы и увидел фигуру, сидевшую у главного стола. Поначалу Ачарья решил, что это одна его тень выбралась из стены. Но он быстро понял, что это Айян.

– Я вас напугал, сэр? – спросил тот.

– Нет, Айян. Не напугали. Я слыхал, это вы обо мне заботитесь. Правда?

– Это мой долг, сэр.

– Что вы тут делаете так поздно?

– Пришел поговорить.

– Идите сюда, сядем на пол и поболтаем, – предложил Ачарья.

Они прислонились к стене и вытянули ноги. Смотрели друг на друга в неярком свете одинокой лампочки. Ачарья никогда не включал полный свет – не хотел спугнуть свою тень.

– Говорят, от вас жена ушла, сэр, – сказал Айян.

– Да. Уехала. Ей все твердили, что я спятил. Она не хотела, чтобы это знали все, видите ли.

– Она вернется, – сказал Айян. – Жены в годах подобны изгнанным лоточникам. Сколько ни гоняй, все равно возвращаются.

– Вряд ли.

– Я совершенно уверен, сэр, – сказал Айян. – Вам нужно отправиться за ней. Но придется сейчас же начать изображать из себя нормального, как вы делали когда-то. Мужчина не может быть в точности каким хочет и при этом рассчитывать, что удержит супругу. Вам нужно немного контролировать себя, сэр. И подумать о своем будущем.

– Но у меня, похоже, нет будущего.

– Есть, сэр. Я пришел с ним, – сказал Айян и небрежно поинтересовался: – Вы мне скажете, где хранятся опросники для ЕВЭ?

– А вам зачем?

– Потому что остальное мне известно. Я знаю про курсы «Арьябхата» и про три типографии.

– Быть того не может. Вы знаете печатников?

– «Магна», «Лана» и «Скейп».

Ачарья задумчиво очистил банан.

– Хотите украсть ЕВЭ?

– Да, сэр, – сказал Айян.

– Потому что ваш сын – не гений?

– Он гений, но ЕВЭ ему не по зубам.

– Так пусть провалит, – сказал Ачарья, быстро жуя.

– Не годится, сэр.

– Но очевидно же, Айян, что я не могу вам помочь.

Айян извлек диктофон и воспроизвел разговор Ачарьи с Опарной, когда она пришла рассказать ему, зачем загрязнила образец. «За что, Опарна?» – спросил печальный голос Ачарьи. «А чего ты ожидал, Арвинд? – ответил голос Опарны. – Ты спишь со мной, пока твоя жена не вернется из отпуска, а потом выдворяешь из своей жизни».

Разговор продолжился с долгими сокрушительными паузами, в которых Ачарья признал болезненный язык последнего расставания. А потом услышал голос Опарны, отчетливо объяснявший, как однажды рано утром в припадке любви и мести она загрязнила пробу.

Ачарья не осознавал, что держит недоеденный банан у рта больше пяти минут. Когда Айян сунул диктофон обратно в карман брюк, Ачарья тихо спросил:

– Как вы это добыли?

– Я слушал, – ответил Айян.

Ачарья засмеялся.

– Я всегда знал, что вы мерзавец, – сказал он. – Но почему вы не показали эту запись следственной комиссии?

– Мы тогда еще не заключили с вами сделки.

– А теперь заключили?

– Давайте поговорим о вашем будущем, сэр, – предложил Айян. – Вот было б хорошо, если б вы снова получили свою старую работу? Вы разве не хотите слать воздушные шары и проводить другие эксперименты? Я знаю, как это устроить.

– Как?

– Предоставьте это мне. Я знаю, что делать. Но вы должны мне помочь. Мне нужен вопросник. Вы мне поможете?

Ачарья молча доел банан. А затем сказал:

– Есть три варианта вопросника.

– Я знаю. Где они?

– И на сей раз вопросы там зверские, – сказал Ачарья и хмыкнул.

– Где вопросники?

– Мы только-только отправили вопросы в печать, когда все это дерьмо заварилось. Все три вопросника – классика. Джана, может, уже решил, какой из трех отправится в экзаменационные центры.

– Где вопросники?

– Вам их не добыть, Айян.

– Добыть. Только скажите, где они.

– Их здесь нет, – ответил Ачарья с торжествующим смешком. – В Институте их никогда не хранят. Они в опечатанной и охраняемой камере в АИЦ Бабы. Вам туда не проникнуть.

Атомный исследовательский центр имени Х. Дж. Бабы[31] – крепость, какую не взять силами конторщика. И Айян это понимал.

– Что же нам делать?

– А зачем вам вопросники? – спросил Ачарья, ткнув пальцем себе в голову. – Оно все тут.

– Вы помните все вопросы?

– Большую часть.

Айян вскочил на ноги и зарылся в ящики стола. Выхватил пачку чистых листов бумаги и ручку, положил их перед Ачарьей.

– Пишите, – сказал он.

– Скажите, Айян, ваш сын – гений?

– Да, сэр.

– Правда? – переспросил Ачарья, веселясь. – Он вообще выиграл на самом деле тот конкурс? Он правда может выдать по памяти первую тысячу простых чисел? Он правда тот, каким его считают люди?

– Для вашего будущего это не важно, – ответил Айян. Ачарья расхохотался.

Ачарья сел за стол и записал около двухсот вопросов из трех версий опросника, время от времени восхищенно хрюкая – до чего гениальны были некоторые. Закончив, отдал бумаги Айяну.

– Ответы тоже запишите, сэр, – сказал тот.

Ачарья засмеялся.

– Так и сделаю, – ответил он. – Однако знайте вот что. Сорок правильных ответов из ста – это очень-очень хороший результат. Так что пусть ваш сын не пытается дать больше сорока. Иначе будет выглядеть подозрительно.

В день экзамена Оджа намаслила сына и ошкурила его горстью копры. Он облачился во все новое, купленное матерью за неделю до события. В «полные штаны», как она их называла, и рубашку с длинным рукавом. Оджа вручила допуск на экзамен Айяну и в точности так же сунула ему руку мальчика. В дверях она обняла и поцеловала сына – и расплакалась. Ади смотрел на отца в отчаянии. Но когда мать наконец распрощалась с ними и закрыла дверь, мальчик насупился. Он слышал, как она плачет, а ему не нравилось, когда она так плачет – в одиночку и без повода.

– А можно ей с нами? – спросил он отца.

– У нее много дел, – ответил Айян.

Они шли по сумрачному коридору, в дверях стояли и глядели люди. Кто-то улыбался, кто-то желал удачи. Пройдя полкоридора, Айян осознал, что небольшая компания мужчин, женщин и детей идет следом. Они спустились по лестнице, выбрались на разбитую мостовую чоулов, а толпа все прирастала. Когда они вышли на дорогу, позади них тенью следовало не меньше сотни соседей. Люди с любопытством смотрели из окон автобусов и машин – пытались понять, что происходит.

Кто-то остановил проезжавшее мимо такси.

– Нам разве не надо экономить? – спросил Ади отца.

– Сегодня – нет, – ответил Айян.