Рукопись Ченселора Ладлэм Роберт

Глава 10

Войдя в кабинет, Ченселор увидел Дэниела Сазерленда, стоявшего перед книжными полками с толстой книгой в руках. Это был крупный мужчина с большой головой. Он носил очки в массивной черепаховой оправе. Повернувшись к входящему Ченселору, судья сказал низким, звучным и в то же время приятным голосом:

— Ищу прецедент, мистер Ченселор. Суды слишком часто руководствуются прецедентами, а этого порой совершенно недостаточно. — Сазерленд улыбнулся, закрыл книгу и, аккуратно поставив ее на полку, шагнул навстречу Питеру. Несмотря на солидный возраст, держался он бодро и с достоинством. — Мой сын и внучка — ваши горячие поклонники. Они пришли в восторг, узнав, что вы будете у меня. Я, видимо, много потерял от того, что до сих пор не имел возможности прочесть ваши книги.

— Это я должен быть в восторге, что мне удалось встретиться с таким человеком, как вы! — искренно воскликнул Питер, чувствуя, как его рука буквально утонула в огромной ладони судьи. — Я вам очень признателен за то, что вы согласились побеседовать со мной. Постараюсь не отнимать у вас слишком много времени.

Сазерленд с улыбкой выпустил руку Питера, отчего тот сразу почувствовал некоторое облегчение. Указав на одно из кресел, стоявших вокруг стола заседаний, судья пригласил его сесть.

Поблагодарив, Ченселор подождал, пока хозяин кабинета опустился в третье от края кресло, и только после этого сел сам.

— Чем могу быть полезен? — не без иронии, но с дружеской улыбкой на темном лице спросил Сазерленд, откидываясь на спинку кресла. — Честно говоря, я озадачен. Вы сказали секретарю, что хотите говорить со мной по личному вопросу, однако мы с вами раньше никогда не встречались.

— Мне трудно решить, с чего начать.

— Несмотря на вашу профессиональную неприязнь к штампам, я рискну предложить вам начать с начала.

— В том-то все и дело, что я сам не знаю, где начало. Даже не уверен, есть ли оно вообще. А если и есть, то вы, возможно, сочтете, что я не вправе знать что-либо о нем.

— Ну, в этом случае я вам прямо об этом скажу. Договорились?

Питер кивнул в знак согласия.

— Видите ли, я встретил одного человека. Кто он и где я его встретил, сообщить вам не могу. Он назвал мне ваше имя, сказав, что вы являетесь членом небольшой, но очень влиятельной здесь, в Вашингтоне, группы лиц, образовавшейся несколько лет назад для того, чтобы контролировать деятельность Джона Эдгара Гувера. По его мнению, вы были одним из инициаторов создания этой группы. Это правда?

Сазерленд не шелохнулся. Большие темные глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, ничем не выдали его чувств.

— Этот человек назвал вам какие-нибудь другие имена?

— Нет, сэр. Никаких других людей, связанных с этой группой, он не упоминал. По его словам, больше он никого не знает.

— Не могли бы вы сказать, в связи с чем всплыло мое имя?

— Могу ли я считать ваши слова признанием, что такая группа действительно существует?

— Был бы вам признателен, если бы сначала вы ответили на мой вопрос.

Подумав мгновение, Питер решил, что если не называть имени Лонгворта, то на вопрос судьи можно ответить.

— Он видел ваше имя в одном документе, который назвал запросом. Видимо, имеется в виду какая-то доверительная информация.

— О чем?

— Я понял, что о нем самом, а также о тех людях, которые находились под особым наблюдением агентов Гувера, собиравших компрометирующие их сведения.

Судья глубоко вздохнул:

— Человека, с которым вы встречались, зовут Лонгворт. Алан Лонгворт, бывший агент ФБР, в настоящее время служащий Госдепартамента.

Ченселор с трудом сдержал возглас удивления.

— Мне нечего сказать на это, — брякнул он невпопад.

— Вам и не надо ничего говорить, — успокоил его Сазерленд. — А не сообщил ли вам мистер Лонгворт о том, что он сам был специалистом, ответственным за так называемое особое наблюдение?

— Человек, с которым я имел встречу, намекал на это, но не больше.

— Хорошо, давайте проясним ситуацию, — проговорил судья, устраиваясь поудобнее в кресле. — Сначала отвечу на ваш первый вопрос. Да, такая группа лиц, обеспокоенных создавшимся положением, существовала. Я подчеркиваю — существовала. Что касается моего участия в ее деятельности, то оно было минимальным и сводилось к консультациям по чисто юридическим вопросам.

— Я не вполне понимаю вас.

— Мистер Гувер был одержим прискорбной страстью выдвигать против людей беспочвенные обвинения. И что еще хуже, нередко делал эти обвинения в форме намеков и инсинуаций, употребляя общие, ничего не значащие слова и выражения. Обвинения эти зачастую были необоснованны, но бороться против них юридическими средствами оказывалось крайне трудно. Принимая во внимание то положение, которое занимал Гувер, он совершал непростительную ошибку, используя подобные методы.

— Итак, эта группа деятелей, обеспокоенных создавшимся положением…

— В нее входили и женщины, мистер Ченселор, — прервал Питера Сазерленд.

— …И деятельниц, — продолжал Ченселор, — была создана для защиты граждан от необоснованных нападок Гувера.

— По сути дела, так. В последние годы он стал невероятно злобным. Ему повсюду мерещились враги. Зачастую выгоняли хороших людей, не называя подлинной причины их увольнения. Позднее, иногда много месяцев спустя, выяснялось, что к делу приложил руку сам директор ФБР. Мы видели свою задачу в том, чтобы остановить эту волну злоупотреблений.

— Не могли бы вы мне сказать, кто еще входил в вашу группу?

— Разумеется, нет. — Сняв очки, Сазерленд осторожно сжал их большими сильными пальцами. — Достаточно заметить, что это люди, способные активно выступать против злоупотреблений, люди, с мнением которых нельзя не считаться.

— Человек, который, по вашим словам, ушел в отставку с должности агента…

— Я не сказал, что он ушел в отставку, — прервал Питера судья. — Я назвал его бывшим агентом.

После некоторого колебания Ченселор решил согласиться с замечанием Сазерленда:

— Правильно ли я вас понял, что бывший агент Лонгворт был ответствен за это особое наблюдение?

— Гувер высоко ценил Лонгворта. Когда было решено организовать наблюдение такого рода, ему поручили координировать сбор информации о тех, кто проявил или мог проявить антипатию к ФБР либо лично к Гуверу. Число таких людей оказалось весьма значительным.

— Но на каком-то этапе Лонгворт, наверное, перестал работать на Гувера… — осторожно предположил вслух Питер и замолчал. Он не знал, как сформулировать свой вопрос. — Вы сказали, что сейчас Лонгворт сотрудник Госдепартамента. Если это так, то надо признать, что его перевод из ФБР был осуществлен весьма необычным способом.

Надев очки, Сазерленд потер рукой подбородок и произнес:

— Кажется, я понимаю, что вы имеете в виду. Скажите, для чего вам понадобилась наша встреча?

— Я пытаюсь решить, стоит ли писать книгу о последнем годе жизни Гувера. Откровенно говоря, не столько о жизни, сколько о его смерти.

Судья сидел неподвижно, положив руки на колени и глядя Питеру прямо в глаза.

— Я не понимаю, почему вы обратились именно ко мне?

На этот раз пришлось улыбнуться Ченселору.

— Все дело в том, что события, которые я описываю в своих книгах, должны быть в какой-то мере достоверными. Конечно, это не документальные, а художественные произведения, но я стараюсь использовать как можно больше таких фактов, которые бы делали эти события правдоподобными. Прежде чем начать новый роман, я встречаюсь со многими людьми, стараюсь прочувствовать события, которые мне предстоит описать.

— Ваш метод, безусловно, себя оправдывает. Во всяком случае, мой сын его одобряет. Вчера вечером он настойчиво старался доказать мне, что такой подход вполне правомерен. — Подавшись вперед, Сазерленд положил на стол ладони, и в глазах его снова промелькнула улыбка. — А я одобряю суждения моего сына. Он прекрасный юрист, хотя в зале суда бывает чересчур резким. Вы ведь умеете хранить в тайне то, о чем вам доверительно сообщают, не так ли, мистер Ченселор?

— Разумеется.

— И не раскрываете ваших источников информации?

— Конечно нет.

— И вы не подтвердите, что вашим собеседником был Алан Лонгворт?

— Я никогда не употребляю настоящее имя человека, если не получу на это его согласия.

— Я так и предполагал, — улыбнулся Сазерленд. — Чувствую себя так, будто я, по крайней мере частично, плод вашей фантазии.

— Претендовать на это я не посмел бы.

— Ну, хорошо. — Судья снова откинулся на спинку кресла. — Все это теперь в прошлом. Да и ничего особенного в этой истории нет. Ежедневно в Вашингтоне происходит нечто подобное. Иногда я думаю, что это — неотъемлемая часть политической жизни, в которой кто-то кого-то все время контролирует, стремясь восстановить нарушаемое равновесие. — И, немного помолчав, Сазерленд мягко добавил: — Если вы решите использовать сведения, которые я вам сейчас сообщу, прошу вас соблюдать осмотрительность. Помните, что в данном случае преследовались самые достойные цели.

— Я согласен.

— Так вот. В марте Алану Лонгворту было предложено уйти в отставку раньше положенного срока, с тем чтобы без лишнего шума перевести его в другое правительственное ведомство. Цель перемещения состояла в том, чтобы он полностью исчез из поля зрения ФБР. Причина подобных действий ясна. Когда нам стало известно, что Лонгворт является координатором особого наблюдения, мы разъяснили ему, чем чревата такого рода деятельность, и он согласился сотрудничать с нами. В течение двух месяцев Лонгворт напряженно работал над списками людей, на которых составлялись специальные досье, вспоминал, какая компрометирующая информация собрана на каждого из них. Таких людей оказалось несколько сот.

Лонгворту пришлось много ездить, предостерегая тех, кого мы считали необходимым предостеречь. Вплоть до самой смерти Гувера он был нашим оружием сдерживания. И надо сказать, весьма эффективным оружием.

Теперь Питер начинал понимать причину странного поведения того светловолосого мужчины, с которым он встретился в Малибу. Этот человек переживал нечто похожее на раздвоение личности. Как бывшего агента ФБР его мучило сознание вины перед этой организацией, которой раньше он был абсолютно предан. Только так можно объяснить непоследовательное поведение Лонгворта, его неожиданное самобичевание, внезапный уход.

— Когда Гувер умер, нужда в этом человеке отпала, не правда ли?

— Да, с внезапной и, я бы сказал, неожиданной смертью Гувера отпала необходимость в подобного рода операциях сдерживания. Они прекратились с его похоронами.

— Что же случилось с Лонгвортом потом?

— Насколько мне известно, он был щедро вознагражден. Госдепартамент предоставил ему, как я считаю, легкую и в то же время выгодную должность. Исполняя свои не слишком обременительные обязанности, он живет в прекрасном месте…

Питер внимательно следил за выражением лица Сазерленда. Он должен был задать ему еще один вопрос. Теперь он уже не видел причин, чтобы воздержаться.

— Мой осведомитель выражал сомнение по поводу обстоятельств смерти Гувера. Что вы думаете об этом?

— Смерть есть смерть. Какие тут могут быть сомнения?

— Я имею в виду причину смерти. Была ли она естественной?

— Гувер был очень старым и больным человеком. Мне кажется, все дело в том, что Лонгворт… Вы предпочитаете не упоминать это имя, но я его буду называть именно так. Так вот, Лонгворт перенес большие психические нагрузки, его мучили угрызения совести, чувство вины и так далее. И это неудивительно. Ведь он был связан с Гувером личными отношениями. Наверное, сейчас он чувствует себя предателем.

— Я тоже так думаю.

— Тогда что же вас беспокоит?

— А вот что. По словам Лонгворта, досье Гувера так и не были найдены. Сразу же после его смерти они исчезли.

Что-то промелькнуло в глазах Сазерленда. Ченселор не уловил отчетливо, что именно. Вероятно, гнев.

— Досье были уничтожены. Вообще, как нас заверили, все личные бумаги директора ФБР уничтожены.

— Кто дал вам подобную информацию?

— Этого я, видимо, не смогу сообщить. Поверьте, что полученные заверения нас вполне удовлетворили.

— А если бы оказалось, что на самом деле досье не уничтожены? Что тогда?

— Это могло бы иметь чрезвычайные последствия, — ответил Сазерленд, выдержав испытующий взгляд Ченселора. — Такие, что я просто воздержусь от комментариев на эту тему, — добавил судья и уже с прежней мягкой улыбкой закончил: — Но вряд ли это возможно.

— Почему же?

— Да потому что мы бы об этом знали, не так ли?

Питер почувствовал какое-то беспокойство: впервые за весь вечер слова Сазерленда не показались ему убедительными.

«Следует быть осторожным, — настойчиво повторял себе Питер, спускаясь по ступенькам здания суда. — В конце концов, я занят поисками не столько конкретных фактов, проливающих свет на то, как это было на самом деле, сколько материала, на основе которого можно было бы воссоздать реальные события и сделать таким образом книгу правдоподобной. Мне нужны факты, которые могли бы связать воедино реальность и вымысел…»

Ченселор чувствовал, что теперь сумеет написать роман. Дэниел Сазерленд помог ему решить основную загадку — понять Алана Лонгворта. Судья предельно просто объяснил состояние агента, определив его двумя словами — угрызения совести. Лонгворт выступил против директора, который был его духовным отцом, приблизил к себе, оказал ему особое доверие, поручив весьма важное задание, записал в личное дело хвалебный отзыв о его деятельности. Психологически было очень оправданно, что Алан, чувствуя себя виноватым перед бывшим хозяином, хотел нанести какой-то вред тем, кто склонил его к предательству. Самое лучшее, что можно было придумать в его положении, — это посеять сомнения относительно причины смерти Гувера.

Теперь Питер мог дать волю фантазии. Он уже не считал себя связанным какими-либо обязательствами перед Лонгвортом. Какой великолепный сюжет! Что еще надо, чтобы написать захватывающую книгу? Создание романа — это своего рода игра, чертовски интересная игра, и Питер уже чувствовал то хорошо знакомое ему удовлетворение, которое всегда испытывал при работе над очередной книгой.

Ченселор сошел с тротуара и взмахом руки остановил такси.

— Отель «Хей-Адамс»! — приказал он водителю.

— Прошу извинить меня, сэр, но данный номер у нас не значится, — сказала телефонистка с оттенком той особой снисходительности, с которой компания «Белл систем» дает такого рода информацию.

— Понятно, благодарю вас.

Питер повесил трубку и откинулся на подушки. Подобный ответ его не удивил. В телефонном справочнике Роквилла, штат Мэриленд, номер Макэндрю тоже отсутствовал. Как сказал ему один знакомый вашингтонский репортер, отставной генерал уже в течение нескольких лет жил в арендованном доме далеко за городом.

Но Ченселор недаром был сыном газетчика. Поднявшись, он открыл лежавшую рядом с ним телефонную книгу, нашел интересовавшее его имя и набрал вначале девятку, а затем номер.

— Министерство обороны, — ответил мужской голос на другом конце провода.

— Пожалуйста, соедините меня с генерал-лейтенантом Брюсом Макэндрю, — четко, будто отдавая военную команду, произнес Ченселор.

— Одну минутку, сэр, — последовал ответ, и через несколько секунд дежурный, как и следовало ожидать, сказал: — В списках наших сотрудников генерал Макэндрю не значится.

— Еще месяц назад он у вас работал, — властно проговорил Ченселор. — Соедините меня со справочной.

— Слушаюсь, сэр.

— Справочная Пентагона. Добрый день, — услышал Питер женский голос.

— Говорит полковник Ченселор. Что это у вас за порядки? Я только что вернулся из Сайгона, и мне нужен генерал Макэндрю. Еще двенадцатого августа я получил от него письмо. Разве с тех пор его куда-нибудь перевели?

Дежурная по справочной нашла интересующую Питера информацию меньше чем за полминуты:

— Нет, полковник. Его никуда не переводили. Он ушел в отставку.

Выдержав приличествующую данной ситуации паузу, Ченселор произнес:

— А, понимаю! Тяжелые раны. Он все еще в госпитале Уолтер Рид?

— Не имею понятия, полковник.

— Тогда дайте мне, пожалуйста, его адрес и номер телефона.

— Я не знаю, имею ли я право…

— Мисс! Я только что с самолета. Прилетел из страны, расположенной за десять тысяч миль от Америки. Генерал — мой близкий друг. Я беспокоюсь о его здоровье. Вам все ясно?

— Да, сэр. Но мы сами не располагаем точным адресом. В нашем справочнике имеется лишь кодовое обозначение района проживания, а также…

Ченселор записал все, что ему сообщила дежурная, и, поблагодарив, нажал на клавишу. Он тут же набрал новый номер.

— Квартира генерала Макэндрю, — ответил чей-то жеманный голос. Видимо, к телефону подошла горничная.

— Мне надо поговорить с генералом.

— Его нет дома. Он вернется, вероятно, через час. Могу ли я узнать, кто его спрашивает?

Питер решил, что нет смысла терять время.

— Говорят из отдела фельдъегерской службы Пентагона. Нам необходимо доставить генералу пакет, но в нашем справочнике адрес напечатан очень нечетко. Как вас найти в Роквилле?

Записав адрес, Ченселор повесил трубку и снова откинулся на подушки. Лонгворт сказал, что генералу Макэндрю прочили блестящую карьеру, быть может, даже пост председателя Комитета начальников штабов. И вдруг без всякой видимой причины он все бросил и ушел в отставку. Лонгворт предполагал наличие какой-то связи между пробелами в личном деле генерала и его внезапной отставкой.

А почему, собственно говоря, Лонгворт назвал ему имя Макэндрю? Какое Питеру до него дело? Что, если агент, желая отомстить тем, кто им манипулировал, в свою очередь, решил шантажировать генерала? Если это так, то Лонгворт затеял серьезную игру. Тут уж дело не в угрызениях совести. Чтобы разобраться во всем этом, надо понять, что за человек этот генерал.

Старый дом, в котором жил генерал, стоял неподалеку от безлюдной проселочной дороги. Хозяин дома, широкоплечий, коренастый, среднего роста человек, встретил Ченселора у порога. На нем были брюки военного образца и белая рубашка с расстегнутым воротом. Его лицо — худощавое, с глубокими морщинами, с застывшим взглядом — выдавало в нем профессионального солдата.

Макэндрю озадаченно уставился на Питера. Так смотрят на человека, которого где-то встречали, но где именно и когда — вспомнить не могут. Ченселор привык к подобной реакции. Время от времени он участвовал в телепередачах, и встречавшиеся с ним люди хотя обычно и не узнавали его, но всегда пытались вспомнить, где же они его видели.

— Генерал Макэндрю?

— Да, что вам угодно?

— Мы с вами незнакомы. Меня зовут Ченселор, — сказал Питер, протягивая руку. — Я писатель и хотел бы с вами поговорить.

Что-то похожее на страх промелькнуло в глазах генерала.

— Конечно, я видел вас. И по телевидению, и на фотографиях в газетах. Кажется, даже прочел одну из ваших книг. Проходите, мистер Ченселор. Извините мое недоумение, но, как вы сами сказали, мы ведь никогда не встречались.

Питер вошел в переднюю.

— Наш общий знакомый дал мне ваш адрес. Позвонить я не мог, потому что вашего телефона в справочнике нет.

— Общий знакомый? Кто такой?

— Лонгворт, Алан Лонгворт, — сказал Ченселор, внимательно наблюдая за генералом. Но никакой реакции не последовало.

— Лонгворт? По-моему, я такого не знаю. Впрочем, раз вы говорите… Он что, служил в моем соединении?

— Нет, генерал. Я подозреваю, что этот человек — шантажист.

— Простите, как?

Теперь Питер ясно различил в глазах Макэндрю страх. Генерал почему-то бросил взгляд на ведущую на второй этаж лестницу, потом на Ченселора.

— Не могли бы мы поговорить?

— Да, нам лучше сразу объясниться, или же я просто выброшу вас из дома пинком под зад. — Макэндрю повернулся и показал жестом на проход под аркой: — Прошу в мой кабинет.

Кабинет оказался небольшой комнатой с обтянутыми темной кожей креслами и массивным сосновым столом. На стенах висели фотографии и памятные подарки — напоминание о различных этапах генеральской карьеры.

— Садитесь, — тоном приказа обронил Макэндрю и указал на стоявшее у стола кресло. Сам он остался стоять.

— Может быть, с моей стороны это было нечестно… — начал Питер.

— Так оно и было. Что дальше? — прервал его генерал.

— Почему вы ушли в отставку?

— Не ваше дело.

— Наверное, вы правы и это действительно не мое дело, но есть и другие, которым небезразлично, что с вами произошло.

— Какого черта? О чем вы говорите?

— Я узнал о вас от человека по имени Лонгворт. Он считает, что вас заставили подать в отставку. Больше двадцати лет назад с вами что-то случилось. Лонгворт полагает, что сведения об этом были выкрадены из вашего дела и попали в архив Гувера. В нем содержалась информация, с помощью которой можно раз и навсегда испортить человеку карьеру. Лонгворт убеждал меня в том, что под угрозой разоблачения вас заставили уйти из армии.

Воцарилось длительное молчание. Макэндрю стоял неподвижно. В его глазах Питер увидел странное сочетание ненависти и страха. Наконец генерал произнес подавленным голосом:

— Ваш Лонгворт, он сказал вам, что это было за происшествие?

— Он утверждал, что ему ничего не известно. Но насколько я мог понять, это было нечто такое, о чем лучше никому не знать, и именно поэтому вам пришлось уйти в отставку. Ваша реакция, кажется, подтверждает его предположение, не так ли?

— Ты, ублюдок! Я понятия не имею, о чем ты тут болтаешь!

Питер увидел в глазах генерала такое жгучее презрение, что поспешил объясниться:

— Я вовсе не собираюсь совать нос в ваши дела, и, наверное, мне вообще не следовало сюда приходить. Я сделал это только по одной причине — мне хотелось выяснить, что же произошло. Знаете, желание понять людей — это страсть всех писателей. Поверьте, я не собираюсь допытываться, в чем ваши проблемы. Мне хватает и своих. Я хотел узнать одно: почему меня вывели именно на вас? Теперь я, кажется, это выяснил. Вы — козел отпущения. Вас наказали для того, чтобы запугать других.

Взгляд Макэндрю немного смягчился.

— Кто же эти другие?

— Те, кто под прицелом у шантажистов. Предположим, что досье действительно попали в руки фанатика и он собирается использовать против кого-то содержащуюся в них информацию. Тогда на вашем примере он сможет показать этим людям, что их ожидает, если они не уступят.

— Я что-то вас не очень понимаю. Почему же все-таки вам назвали мое имя?

— Потому что Лонгворту надо, чтобы я поверил ему и захотел написать об этом книгу.

— Ну и почему же выбрали именно меня?

— Больше двадцати лет назад с вами что-то случилось, а Лонгворт имел доступ к информации об этом происшествии… Теперь мне все ясно. Видите ли, генерал, он использовал в своих целях нас обоих. Лонгворт назвал мне ваше имя, но перед этим он угрожал разоблачить вас. Ему нужна была жертва, и я думаю, что…

Больше Ченселор ничего сказать не успел. Мгновенно, со скоростью, выработанной сотнями бросков в атаку, Макэндрю подскочил к нему, схватил его согнутыми, как клешни, руками за куртку, дернул вниз, а потом резко рванул вверх, вышвырнул Ченселора из кресла:

— Где он?

— Эй! Бога ради…

— Этот Лонгворт, где он? Говори сейчас же, ублюдок!

— Сам ты сукин сын! Пусти меня! — Питер был крупнее генерала, но явно уступал ему в силе. — Черт побери! Осторожно, моя голова!..

Было глупо объяснять Макэндрю свое состояние, но в этот момент Питеру ничего другого на ум не пришло. Генерал буквально пришпилил его к стене. Его суровое лицо с бешено сверкавшими глазами находилось в нескольких дюймах от Питера.

— Я тебя спрашиваю: где найти этого Лонгворта? Ты мне ответишь!

— Сам не знаю. Я встретил его в Калифорнии.

— В каком месте Калифорнии?

— Он живет не там, а где-то на Гавайях. Пустите меня, вам говорят!

— Только после того, как ты скажешь, где найти этого ублюдка! — Макэндрю рванул Ченселора на себя и снова ударил о стену. — Он в Гонолулу?

— Нет! — Боль в голове стала невыносимой: сверлило в правом виске, а отдавалось где-то сзади, у основания черепа. — Он на Мауи. Бога ради, отпустите меня сейчас же! Вы сами не понимаете, что делаете…

— К черту! Ничего не хочу понимать! Тридцать пять лет безупречной службы коту под хвост. И это тогда, когда я по-настоящему нужен. Нужен! Вы-то можете это понять?

— Могу… — Питер из последних сил пытался оторвать от себя руки генерала. Чувствуя ужасную боль, он медленно, с трудом проговорил: — Прошу вас, выслушайте меня. Мне абсолютно безразлично, что там у вас случилось. Это совершенно не мое дело. Но мне небезразлично, почему Лонгворт использовал вас как приманку. Никакая книга не стоит того, чтобы платить за нее такую цену. Простите, мне очень жаль.

— Простите? Не слишком ли поздно вы извиняетесь? — снова взорвался генерал и опять с силой ударил Питера о стену. — И все это произошло со мной из-за какой-то проклятой книги?

— Прошу вас! Не надо…

За дверью, ведущей в соседнюю комнату, раздался грохот. Потом послышался ужасный стон и монотонное пение. Услышав его, Макэндрю обернулся и замер. Он бросил Питера на стол, повернул ручку двери, открыл ее и исчез в смежной комнате.

Ченселор с трудом удерживал равновесие, опираясь о край стола. Комната кружилась перед глазами. Он несколько раз глубоко вдохнул воздух, пытаясь побороть головокружение и унять боль.