Рукопись Ченселора Ладлэм Роберт

— Недалеко отсюда есть скамейка.

— Скамейки есть гораздо ближе, вот тут, во дворе.

— Ну да, а под ними микрофоны.

— Вы сумасшедший, как и Лонгворт!

Конгрессмен не прореагировал на восклицание Питера. Он вообще не открывал рта до тех пор, пока они не дошли до стоявшей в стороне от тропинки скамьи, отделанной металлом.

— Лонгворт — ваш партнер? Вы что, вместе занимаетесь вымогательством? — спросил наконец Роулинз, опускаясь на скамью. От его обычной самоуверенности не осталось и следа.

— У меня нет партнера, и я не вымогатель.

— Но вы пишете книгу.

— Да, я пишу романы и этим зарабатываю себе на хлеб.

— Я слышал об одной вашей книге под названием «Контрудар!». Из-за нее кое-кто в ЦРУ наложил полные штаны.

— Ну, это вы преувеличиваете. Так что вы хотели мне сказать?

— Послушайте, Ченселор, — решительным тоном начал конгрессмен. — Вся эта история, которую вам удалось раскопать, не стоит выеденного яйца. Пусть даже вы сломаете мне карьеру, но засадить меня в тюрягу вам не удастся. Кишка тонка! А уж я с вами рассчитаюсь.

— Какая история? Все, что сказал вам Лонгворт, — ложь. Я ничего о вас не знаю.

— Не лгите! Я и сам понимаю, что не безгрешен. Многие считают меня расистом, потому что в кругу друзей я нередко позволяю себе презрительно отзываться о неграх. А когда я в подпитии, то становлюсь падким на симпатичных черных девочек, но это говорит скорее в мою пользу, черт побери. Я женат на стерве, которая в любой момент может заложить меня и заграбастать все мое состояние, однако я терплю все и добросовестно делаю свое дело в Конгрессе. И уж конечно я не убийца. Понятно?

— Понятно. Вы типичный плантатор. Правда, очень эксцентричный, но симпатяга. Вы достаточно высказались, и я ухожу.

— Нет, вы так не уйдете! — вскочил Роулинз, загораживая Питеру дорогу. — Прошу вас, выслушайте меня. Я не ангел, но не надо выставлять меня неотесанной дубиной, деревенщиной. Я не такой дурак и не полезу на рожон просто так, из одного лишь упрямства. Мир сейчас меняется, и закрывать на это глаза — значит провоцировать кровавую бойню. От этого никто не выиграет и все только проиграют.

— О чем вы говорите? — Ченселор внимательно посмотрел на южанина, но никаких следов притворства на его лице не заметил. — Что вы хотите этим сказать?

— Я никогда не выступал против изменений, инициаторами которых были ответственные люди. Однако если предлагались непродуманные новшества, я дрался, как попавший в ловушку зверь. Как можно позволить тратить миллионы долларов безмозглым деятелям, готовым поставить все вверх дном? К чему мы придем в таком случае, я вас спрашиваю?

— Какое все это имеет отношение ко мне?

— Все, что случилось со мной в Ньюпорт-Ньюсе, было специально подстроено. Меня здорово накачали виски и в таком состоянии завезли в какую-то темную аллею, которую я раньше никогда и не видел. Не помню, может быть, я действительно побаловался с той девочкой, но уж убить ее я никак не мог. Я понятия не имею, как делается то, что они с ней сотворили! Эти черномазые скоты знают, что мне известно, кто все это подстроил. Это же отпетые мерзавцы, фашиствующие черные ублюдки. Они готовы убивать своих, чтобы спрятаться за…

Внезапно откуда-то сзади донеслись странные, чавкающие звуки. И вслед за этим произошло что-то невероятное. Застывший от ужаса Ченселор вдруг увидел, как у Роулинза отвалилась челюсть и над правой бровью образовалось красное пятно. Кровь вначале брызнула фонтаном, а потом полилась тихим ручейком по остекленевшему глазу вниз по мертвенно-бледному лицу. Какое-то мгновение обмякшее тело еще держалось на ногах, но вот, словно в каком-то странном балете, ноги конгрессмена подкосились, и он рухнул на мокрую траву.

С трудом вдохнув воздух, Питер открыл рот, чтобы закричать, однако не смог выдавить из себя ни звука: ужас сжал его горло. Снова раздался такой же чавкающий звук, и он почувствовал, как над его головой будто ветерок пронесся. Еще один выстрел, и пуля рикошетом от скамьи вошла в землю прямо у его ног. Пробудившийся наконец инстинкт самосохранения заставил Питера совершить немыслимый прыжок влево. Он бросился на землю и с невероятной быстротой покатился по траве прочь от того места, где кто-то невидимый избрал его в качестве мишени.

Пули летели вслед, вздымая вокруг него фонтанчики земли. Над самым ухом просвистел обломок камня. Еще дюйм, и Питер лишился бы глаза либо был бы убит. Внезапно он ударился головой о что-то твердое и тут же почувствовал острую боль в руке. Оказалось, он наткнулся на окруженный кустами монумент. Ченселор перевернулся на спину и замер. Теперь нападавшие не могли его видеть, но все равно вокруг раздавались глухие звуки от удара пуль.

Внезапно Питер услышал полусумасшедшие, истерические крики. Казалось, они раздавались со всех сторон — там, там и там! Потом голоса стали удаляться, пока наконец совсем не стихли. И тогда раздался один-единственный голос, суровый и гортанный. Он безапелляционно потребовал:

— Убирайтесь отсюда!

Чья-то сильная рука ухватила Питера за куртку, крепко зажав ее в кулаке вместе с рубашкой и кожей, и выдернула из-за каменного укрытия. В другой руке неизвестный держал большой пистолет-пулемет с толстым цилиндром на стволе. Он был направлен в ту сторону, откуда раздавались выстрелы. Из его ствола извергались дым и пламя.

Ченселор не мог ни произнести хотя бы слово, ни сделать что-либо. Над ним возвышалась фигура светловолосого мужчины, в котором он узнал Алана Лонгворта. Презренный Лонгворт старался спасти ему жизнь!

Придя наконец в себя, Ченселор согнулся в три погибели и нырнул в кусты. Цепляясь руками и ногами за землю, он понесся, не разбирая дороги. От быстрого бега у него перехватило дыхание, но какое это имело значение сейчас? Главное — уйти, спастись! С этой мыслью он сломя голову мчался через парк.

Глава 14

Он брел по улицам, будто в глубоком сне, потеряв всякое представление о времени и пространстве. Первой мыслью было обратиться за помощью к полицейскому, найти кого-нибудь, кто навел бы порядок в том хаосе, в котором ему едва удалось уцелеть. Но вокруг — никого. Он пытался заговорить с прохожими, но те, напуганные его ужасающим видом, шарахались в сторону и спешили прочь. Нетвердо держась на ногах, он вышел на проезжую часть. Водители подавали сигналы и, сердясь, объезжали его, однако ни полицейских, ни патрульных машин в этом тихом районе не было видно.

В висках у Ченселора стучало, побаливало левое плечо, а лоб горел так, будто с него содрали кожу. Он взглянул на правую ладонь — она вся была красной, на коже выступили капельки крови.

Пройдя несколько миль, Ченселор начал постепенно приходить в себя. Это было странное ощущение. Помимо собственной воли он уже сознавал, какая опасность таится для него в подобном психическом состоянии, понимал, что его жизненные силы не безграничны и постоянно переживать такие потрясения он не сможет, и старался отогнать жуткие картины, которые рисовались в его мозгу. Он отчаянно пытался восстановить контроль над собой: ему предстояло принять такие важные решения!

Он взглянул на часы и почувствовал себя подобно сбившемуся с пути в чужой стране путешественнику, которому сказали, что, если он не дойдет к указанному времени в определенную точку, значит, ошибся. А ошибок он, Ченселор, наделал уже немало. Он посмотрел на табличку — об улице с таким названием раньше он даже не слыхал.

По яркому солнечному свету он догадался, что наступило утро, и очень обрадовался этому. Вот уже четыре часа, как он бродит по улицам. «Четыре часа! О Боже, мне же нужна помощь! — пронеслось у него в голове. — А моя машина?» «Мерседес» остался в Клойстерзе, припаркованный у западного входа. Питер сунул руку в карман брюк и вытащил кошелек. Денег на такси хватало…

— Вот западный вход, мистер, — сказал водитель с нездоровым румянцем на лице. — Никакого «мерседеса» не видно. Когда вы оставили машину?

— Сегодня, рано утром.

— А на знак вы не обратили внимания? — Водитель показал рукой в окно. — Это бойкая улица.

Оказалось, Питер оставил машину там, где стоянка запрещена.

— Было темно, — сказал Питер, оправдываясь, и назвал свой адрес в Манхэттене.

С Лексингтон-авеню такси свернуло на 71-ю улицу. Ченселор от удивления раскрыл глаза. Его «мерседес» стоял прямо перед входом в квартиру, поблескивая темно-голубой краской в лучах солнца и радуя глаз своим великолепием. Другого такого автомобиля в квартале не было.

И на какой-то момент Питер будто рассудка лишился: он начал размышлять над тем, как это машина оказалась на стороне, противоположной той, на которой он оставил ее прошлой ночью, и решил, что машину, видимо, переставила Кэти. Она часто это делала. А согласно правилам стоянки на боковых улицах машину нужно было убрать до восьми часов. «Кэти? Что это случилось со мной?» — думал он.

Питер постоял у края тротуара, пока не исчезло из виду такси. Потом подошел к «мерседесу» и тщательно осмотрел его, словно изучал предмет, который не видел в течение многих лет. Машина была вымыта, пыль внутри убрана пылесосом, приборная доска протерта, а металлические части просто блестели.

Ченселор вынул из кармана футляр для ключей. Путь по ступенькам до двери показался ему вечностью. На двери была приколота отпечатанная на машинке записка:

«Все вышло из-под контроля. Этого больше не случится. И вы меня больше не увидите. Лонгворт».

Ченселор сорвал записку и принялся ее рассматривать. Буква «о» немного приподнималась над другими буквами машинописного текста. Листок был вырван из блокнота, а верхний край его обрезан. И Питер понял: записка была напечатана на его пишущей машинке, на листке из его именного блокнота, а обрезана его фамилия.

— Его зовут Алан Лонгворт. Джош кое-что узнал о нем. — Питер прижался лицом к окну, разглядывая «мерседес», стоявший на улице.

В другом углу комнаты, в кожаном кресле, сидел Энтони Морган. В его худощавой фигуре чувствовалось какое-то необычное напряжение.

— Ты выглядишь чертовски скверно. Много выпил вчера вечером?

— Нет. Просто я мало спал, да и во сне меня кошмары мучили. Впрочем, дело не в этом.

— Нет, но все же ты выпил? — прервал его Морган.

— Я же сказал, нет.

— А Джош в Бостоне?

— Да. В офисе мне сообщили, что он вернется четырехчасовым экспрессом. Мы собирались вечером вместе пообедать.

Морган поднялся из кресла. Очевидно, Питер убедил его, и Тони спросил:

— Почему же тогда ты не вызвал полицию? Почему ты так ведешь себя? Ты ведь видел, как убили человека. У тебя на глазах убили конгрессмена.

— Знаю, знаю. А не хочешь услышать кое-что похуже? Я просто потерял способность мыслить и пробродил почти четыре часа словно в тумане. Даже не помню, где я был.

— А по радио ничего не передавали? О случившемся уже должны были сообщить.

— Я не включал радио.

Энтони подошел к радиоприемнику, включил его, отрегулировав звук на небольшую громкость, и настроился на станцию, которая обычно передавала новости. Затем он направился к Питеру и заставил его отвернуться от окна.

— Послушай! Хорошо, что ты обратился именно ко мне, но все же нужно было вызвать полицию. Почему ты этого не сделал?

— Не знаю, смогу ли я объяснить тебе почему, — с трудом выдавил из себя Ченселор.

— Ну ладно, ладно, — успокоил его Морган.

— Я не имею в виду истерию. К этому приходится привыкать. Речь идет о другом. Я ездил на своей машине в парк в Форт-Трайон. — Питер показал поврежденную ладонь. — Посмотри на мою руку. Отпечатки пальцев, а может быть, и капли крови должны были остаться на рулевом колесе. Трава была влажной, кругом грязь. Посмотри на мои ботинки, на пиджак. В машине непременно должны были остаться следы. Но она чисто вымыта и выглядит так, словно ее только что выкатили из смотрового зала. Я даже не знаю, как она снова оказалась здесь. И эта записка на двери. Она напечатана на моей пишущей машинке, на моей именной бумаге. А я? Даже спустя несколько часов после всего этого безумия я не могу дать отчета в своих действиях.

— Хватит, Питер, — повысил голос Морган, обнимая Ченселора за плечи. — Это не роман, и ты не один из его героев. Все вполне реально, все произошло на самом деле. — Он понизил голос: — А теперь я позвоню в полицию.

Два инспектора уголовного розыска время от времени прерывали рассказ Питера. Старшему из них, с седыми курчавыми волосами, было за пятьдесят, младший же, негр, казался ровесником Ченселора. Оба инспектора были энергичными и опытными профессионалами и наперебой старались успокоить Питера.

Когда Ченселор кончил свой рассказ, старший из инспекторов стал куда-то звонить, а младший завел разговор о романе «Сараево!». Книга ему очень понравилась.

Только когда старший кончил говорить, Ченселор понял, что инспектор-негр старался отвлечь его, чтобы он не очень-то прислушивался. Такой профессионализм пришелся Питеру по душе, и он решил запомнить этот прием.

— Мистер Ченселор, возникло затруднение, — осторожно начал седой инспектор. — Когда мистер Морган позвонил нам, мы послали группу в Форт-Трайон и, стремясь сэкономить время, включили в нее эксперта по судебной медицине. Чтобы преступники не успели замести следы, мы позвонили в участок в Бронксе и попросили выслать полицейский наряд на место происшествия. Каких-либо признаков стрельбы там не обнаружено. Нет и следов на грунте.

Питер с недоверием взглянул на инспектора:

— Это невероятно! Не может этого быть! Я же был там.

— Наши люди самым тщательным образом все осмотрели.

— Значит, недостаточно тщательно. Неужели вы полагаете, что я мог выдумать подобную историю?

— История неплохая, — сказал инспектор-негр улыбаясь. — Может быть, вы опробуете какой-то литературный материал?

— Подождите, подождите, — вмешался Морган. — Питер такого не сделал бы.

— Конечно, это довольно глупо, — сказал старший из инспекторов, явно неодобрительно покачивая головой. — Ложное сообщение о преступлении карается законом. О любом преступлении, не говоря уже об убийстве.

— Вы с ума сошли! — задыхаясь, проговорил Питер. — Неужели вы считаете, что я лгу? Вы куда-то звоните, принимаете на веру полученные сведения и приходите к выводу, что я — шизик. Какие же вы полицейские инспектора?

— Хорошие, — заявил негр.

— Не думаю. Не думаю, черт возьми! — Ченселор проковылял к телефону. — Есть способ разрешить эту проблему. Прошло пять часов, может быть, шесть. — Он набрал номер и бросил в трубку: — Справочная? Дайте телефон канцелярии члена палаты представителей конгрессмена Уолтера Роулинза.

Он повторил вслух номер, который ему назвали. Энтони Морган одобрительно кивнул, полицейские же наблюдали за происходящим молча.

Ченселор снова набрал номер. Тягостному ожиданию, казалось, не будет конца. Пульс у Питера бился учащенно: хотя он был абсолютно уверен в себе, ему все-таки приходилось убеждать в правдивости своего рассказа двух профессионалов.

Ответил Питеру тихий женский голос, очевидно принадлежавший южанке. Ченселор попросил к телефону конгрессмена. Когда он услышал ответ, то снова ощутил острую боль в висках, в глазах у него потемнело.

— Это просто ужасно, сэр… Убитая горем семья сообщила о случившемся несколько минут назад… Конгрессмен скончался ночью. Умер во сне от сердечного приступа.

— Нет! Нет!

— У нас у всех такое чувство. О похоронах будет объявлено.

— Нет, это ложь! Не верю, это ложь! Пять-шесть часов назад… в Нью-Йорке… Ложь!

Питер почувствовал, как кто-то взял его за плечи, за руки и оттащил от телефона. Он попытался вырваться, локтями отпихнув полицейского, который держал его сзади. Правая рука Питера оказалась свободной. Он схватил ею кого-то за волосы и рванул. Человек упал к его ногам. Потом перед Ченселором всплыло лицо Тони Моргана, искаженное болью, но тот не делал ничего, чтобы защитить себя.

Морган. Тони Морган, его друг. Что же он делает?

Питер пошатнулся и замер, теряя сознание. Чьи-то руки опустили его на пол.

— Никакого обвинения они не предъявят, — сказал Морган, входя в спальню с бокалами в руках. — Они проявили полное понимание.

— Это значит, что я — шизик, — заметил Ченселор, лежавший в постели с холодным компрессом на голове.

— Нет, черт возьми! Ты просто очень устал. Работал слишком напряженно. Врачи же тебя предупреждали…

— Нет, Тони, такого со мной случиться не могло, — сказал Питер, приподнявшись в постели. — Все, что я говорил, правда.

— Ладно. Вот, выпей.

Ченселор взял бокал, но пить не стал и поставил бокал на тумбочку около кровати.

— Так не пойдет, дружище, садись-ка! — Он указал Тони на кресло. — Я хочу кое-что выяснить…

— Хорошо. — Морган шагнул к креслу и тяжело опустился в него, вытянув длинные ноги. Его беспечный вид не мог обмануть Питера. Взгляд издателя выдавал его смятение.

— Спокойно, не спеша, — продолжал Ченселор. — Мне кажется, я понял, что произошло. И такого больше не случится, о чем и оповещает записка Лонгворта. Он хочет, чтобы я поверил в это, а иначе, считает он, я завою так, что душа похолодеет.

— Когда же ты все это обдумал?

— За те четыре часа, которые я провел на улице. Я этого не сознавал, но все звенья складывались в одну цепочку. А когда ты и полицейские беседовали там, внизу, мне стала ясна вся картина.

— Не говори, как писатель, — сказал Морган, отрываясь от бокала. — «Картина», «звенья цепочки» — все это ерунда!

— Нет, не ерунда. Ведь и Лонгворт вынужден думать, как писатель. То есть он должен думать, как я, разве это не ясно?

— Нет, не ясно, но продолжай.

— Лонгворта нужно остановить. Он знает, что мне это известно. Он положил начало моей работе, выдавая небольшие дозы информации и один яркий пример, иллюстрирующий, что могло бы случиться, если бы досье Гувера еще существовали. Ты ведь помнишь, что он знаком с этими досье и владеет довольно обширной обличающей информацией. Тогда, чтобы быть уверенным, что я действительно попался на крючок, он выдал еще один пример — о конгрессмене с юга, замешанном в изнасиловании негритянки и убийстве, которого не совершал, и теперь попавшем в трудное положение. Лонгворт привел свою машину в действие, и я оказался в центре событий. Но по ходу дела он понял, что зашел слишком далеко. Ловушка означала убийство, а на это он не рассчитывал. Осознав все, он спас мне жизнь.

— А тем самым и книгу?

— Да.

— Этого не может быть. — Морган вскочил: — Ты рассказываешь сказки, как дети у костра. Разве я не прав? Это твоя работа, а все писатели — как дети. Но, ради Бога, не путай сказки с действительностью.

Ченселор задержал взгляд на лице Моргана. Вывод был очевиден.

— Ты не веришь мне, не так ли?

— Сказать правду?

— А с каких пор наши правила изменились?

— Хорошо. — Тони допил свой бокал. — Я полагаю, ты действительно был в Форт-Трайоне. Не знаю, правда, как ты туда попал. Может быть, даже через стену перелез. Знаю, что ты любишь раннее утро, но очутиться в Клойстерзе на заре — это потрясающе… думаю, что ты уже знал о смерти Роулинза.

— Как я мог? В канцелярии же сказали, что об этом сообщено только что.

— Прости, я ведь не слышал, что тебе сказали.

— О Боже!

— Я не хочу причинять тебе боль, Питер. Год назад никто вообще не был уверен, что ты выживешь. Ты находился на грани жизни и смерти. Перенес тяжелейшую утрату. Кэти была для тебя всем, и мы знали это. Шесть месяцев назад мы полагали, а я, честно говоря, был убежден, что как писатель ты кончился. Ты потерял все, желание писать умерло в тебе. Мальчик, рассказывавший сказки у костра, погиб в автомобильной катастрофе. Даже после того как ты вышел из больницы, бывали дни, когда ты не произносил ни слова. Ни слова! А потом пошли выпивки. И вот менее трех недель назад вулкан начал извергаться. Ты прилетел с побережья более возбужденный, чем когда-либо, полный энергии и желания писать, писать, писать… Пока хватит сил… Понимаешь?

— Что?

— Наш разум устроен довольно странно. Он не может мгновенно разогнаться от нуля до скорости звука. Что-то в таком случае в нем обязательно откажет. Ты сам сказал, что не знаешь, где провел почти четыре часа.

Ченселор не шелохнулся. Он наблюдал за Морганом, а в его мозгу метались противоречивые мысли. Он злился на издателя за то, что тот не верит ему, и все же чувствовал какое-то странное облегчение. Может быть, так оно и лучше? Морган по натуре был человеком, готовым броситься на помощь любому. События минувшего года усилили эту черту его характера. И теперь Питер не сомневался в том, что если бы Морган поверил ему, то не стал бы издавать его книгу.

— Ладно, Тони, давай забудем об этом. Я не совсем хорошо себя чувствую. Притворяться не стоит. Я не знаю, что делать.

— А я знаю, — мягко сказал Морган. — Давай выпьем.

Мунро Сент-Клер внимательно смотрел на Варака, входившего в его библиотеку в Джорджтауне. Правая рука агента была на перевязи, с левой стороны на шее выглядывала полоска бинта. Варак закрыл за собой дверь и подошел к столу, за которым с хмурым видом сидел дипломат.

— Что случилось?

— Все в порядке. Его самолет находился в Вестчестерском аэропорту. Я переправил его в Арлингтон и связался с доктором, услугами которого мы пользуемся в Совете национальной безопасности. У его жены не было выбора, да и потом, ей все равно. Роулинз не был застрахован от убийства по политическим мотивам. А кроме того, она грязная баба. Я просто напомнил ей несколько эпизодов из ее жизни.

— А как с другими?

— Их было трое. Один убит. Как только Ченселор исчез, я перестал стрелять и спрятался в дальнем углу парка. Роулинз был мертв. Что им оставалось делать? Они сбежали, прихватив с собой труп своего дружка. Я побродил вокруг, собрал гильзы, поправил примятую траву, чтобы не было никаких следов.

С выражением злобы на лице Браво поднялся из кресла:

— То, что вы сделали, выходит за рамки данных вам полномочий. Вы приняли решения, которые, как вам было известно, я бы не одобрил. Ваши действия стоили жизни двум людям, а Ченселор едва не погиб.

— Один из этих людей был убийца, — спокойно ответил Варак, — а судьба Роулинза была предрешена. Это было вопросом времени. Что касается Ченселора, то это я едва не погиб, спасая его. Мне кажется, я сполна заплатил за свое ошибочное решение.

— Ошибочное решение? А кто дал вам право его принимать?

— Вы, все вы.

— Существуют же определенные запреты, и вы понимаете это.

— Насколько я осведомлен, пропало больше тысячи досье, воспользовавшись которыми можно превратить страну в полицейское государство. Прошу вас помнить об этом.

— А я прошу вас помнить, что здесь не Чехословакия, не Лидице и не 1942 год. Да и вы — не тринадцатилетний мальчишка, который прятался среди трупов и убивал каждого, кто мог оказаться его врагом. Вас привезли сюда тридцать лет назад совсем не за этим.

— Меня вывезли сюда потому, что мой отец работал на союзников. И мою семью убили именно потому, что отец работал на вас…

Взгляд Варака помутился, и он не сумел сдержать слез — видимо, не ожидал, что разговор пойдет таким образом. Он вспомнил о солнечном утре 10 июня 1942 года — утре всеобщей смерти, о последующих ночах, когда он прятался в шахте, и о последующих днях, когда он, тринадцатилетний мальчишка, ставил крестики в стволе шахты, которые означали число убитых немцев. Ребенок превратился в убийцу. Так было до тех пор, пока англичане не вывезли его.

— Вам дали все, — сказал Браво, понизив голос. — Мы выполнили все обязательства, ничего ради вас не пожалели. Лучшие школы, все блага и привилегии…

— И все воспоминания, Браво. Не забывайте об этом.

— И все воспоминания, — согласился Мунро Сент-Клер.

— Вы неправильно меня поняли, — быстро проговорил Варак. — Я не ищу сочувствия. Я хочу только сказать, что все помню. — Он сделал шаг к столу. — Вот уже восемнадцать лет, как я плачу за привилегию хранить эти воспоминания. Плачу по доброй воле. Я — лучший агент Совета национальной безопасности, я найду наци в любом обличье, в какие бы одежды он ни рядился, и буду преследовать его. И если вы думаете, что существует разница между порядками Третьего рейха и тем, что пытаются насадить с помощью этих досье, то здорово ошибаетесь.

Варак умолк. Кровь бросилась ему в лицо. Хотелось кричать, но это было невозможно.

Мунро Сент-Клер молча наблюдал за агентом. Его злость постепенно угасала.

— Вы говорили очень убедительно. Я созову совещание «Инвер Брасс». Нужно всем сообщить об этом.

— Не созывайте совещания. Пока не надо.

— Совещание на этот месяц уже запланировано. Нам нужно избрать нового Генезиса. Я стар. Так же немолоды Венис и Кристофер. Таким образом, остаются Баннер и Парис.

— Прошу вас, — Варак сжал пальцами край стола, — не созывайте совещания.

— Почему же? — прищурившись, спросил Сент-Клер.

— Ченселор начал писать книгу. Первая часть рукописи позавчера уже сдана на перепечатку. Мне удалось пробраться в машинописное бюро и прочитать написанное.

— Ну и что же?

— Ваша теория может оказаться более верной, чем вы предполагали. Ченселор пишет о таких вещах, которые мне и в голову не приходили. И «Инвер Брасс» не обойдена вниманием.

Глава 15

Непродолжительные заморозки напомнили, что морозы не за горами, что осень кончается и вот-вот придет зима. Избирательная кампания завершилась, и ее результаты оказалось так же нетрудно предсказать, как и наступление морозов, сковавших землю Пенсильвании. Воротилы с Мэдисон-авеню, уверенно пользующиеся ложью, одержали победу над неуверенными дилетантами. Ничего ценного никто не выиграл, а меньше всех — республика.

Ченселор не уделял большого внимания политике. А после того как игроков вывели на поле, Питера вообще интересовал только его роман. Он окончательно определил замысел, ожили персонажи книги. И теперь каждое утро он вместе с ними переживал новые приключения.

Он уже добрался до седьмой главы, до того места, где порядочные люди постепенно приходили к непорядочному решению — необходимо убийство. Убийство Эдгара Гувера.

Прежде чем приняться за новую главу, Ченселор всегда набрасывал план-проспект. В дальнейшем, правда, он практически не пользовался этим планом, лишь изредка заглядывая в него. Такой рабочий прием несколько лет назад порекомендовал ему Энтони Морган: «Выясни заранее, куда идешь, выбери направление, чтобы не сбиться с пути, но не ограничивай своей естественной склонности поблуждать».

«Тони ведет себя как-то странно», — думал Ченселор, склонившись над столом. После невероятных событий, происшедших в Клойстерзе несколько недель назад, они беседовали неоднократно, но Морган ни разу не упомянул о них, будто их и не было вовсе.

Он уже прочел первые сто страниц романа и сказал, что из всего написанного Питером это самая стоящая вещь. И для Ченселора в романе была заключена теперь вся его жизнь.

ПЛАН-ПРОСПЕКТ ГЛАВЫ 7

«Дождливый вечер в Вашингтоне. Номер в отеле. Сенатор сидит у окна и наблюдает, как разбиваются о стекло капли дождя. Он размышляет о случае, происшедшем с ним тридцать лет назад, в колледже, который даже теперь, если бы о нем узнали, вывел бы его из борьбы за президентское кресло. Обо всем этом ему напомнил посланец Гувера. Сам сенатор не мог припомнить, где и когда это случилось. Он не сумел сдержать своих эмоций, и вот его подпись появилась на карточке организации, которая, как выяснилось впоследствии, была причислена к коммунистическим. Безобидный, немного смешной и вполне объяснимый случай. Но не для кандидата в президенты. Чтобы вывести его из борьбы, этого случая оказалось достаточно. Такого, разумеется, не произошло бы, если бы нынешние политические взгляды сенатора совпадали со взглядами директора ФБР.

Раздумья сенатора прерывает появление газетного обозревателя. Это женщина, которую Гувер когда-то заставил замолчать. Теперь она входит в состав «Ядра». Сенатор поднимается из кресла и предлагает женщине бокал вина.

Женщина отвечает, что не может принять его угощение: в прошлом она — алкоголик. Вот уже более пяти лет, как она не берет в рот спиртного, но прежде у нее часто бывали запои. Именно за это и зацепился Гувер. В один из запоев, когда она не помнила себя, он приказал сфотографировать ее. И сейчас, когда эти фотоснимки у Гувера, их проще всего квалифицировать как совершение ею противоестественных актов со всякого рода подонками. Так расправились с ней за ее оппозиционные настроения.

Прибывает третий член «Ядра». Это бывший министр. Его порок заключается в том, что он гомосексуалист.

Он приносит тревожную весть. Гувер достиг временной договоренности с Белым домом, и теперь любой влиятельный кандидат от оппозиции может быть устранен. Если отсутствуют компрометирующие факты, ФБР даст разрешение прибегнуть к инсинуациям. Одного названия этого учреждения достаточно, чтобы внести панику в ряды политических деятелей. К тому времени, когда правда восторжествует, ущерб репутации будет уже нанесен.

Оппозиция выставляет своего слабейшего кандидата, ведь избрание кандидата, угодного властям, обеспечено. Эта договоренность основана на том, что Гувер располагает не менее опасными средствами, которые он может использовать и против Белого дома. По существу, директор ФБР в ближайшем будущем сосредоточит в своих руках все рычаги давления в стране и будет править ею.

— Он зашел слишком далеко. Горы трупов, именно трупов, растут на глазах. Его нужно убрать, и мне безразлично как. Я согласен даже на убийство, — заявляет министр.

Сенатор потрясен его словами. Ему известно, что значит чувствовать нож Гувера у своего горла, но есть законные средства борьбы. Сенатор вынимает из портфеля доклад Мередита.

Принимается решение войти в контакт с посланцем Гувера, человеком, который имеет доступ к досье. Делается все, чтобы завербовать его. На данном этапе основная цель «Ядра» — завладеть досье.

— Самое главное для нас — досье, — говорит министр. — Если окажется невозможным использовать досье так, как это делает Гувер, то мы употребим их на благо. Но потом придется выполнить наше решение. Другого пути нет. — Далее министр заявляет, что теперь ничто не остановит его.

Сенатор отказывается поддержать министра и удаляется, пообещав ему все-таки устроить встречу с Мередитом».

Питер отложил план-проспект в сторону. Для начала вполне достаточно. Теперь можно приступать к работе над рукописью. Он снова взялся за перо и стал писать.

Целиком углубившись в работу, Питер потерял счет времени. Наконец он откинулся на спинку кресла и взглянул в окно. Заметив падающие хлопья снега, он страшно удивился. Но потом припомнил, что уже конец декабря. Как быстро летит время!

Час назад миссис Элкот принесла газету, и Ченселор решил, что необходимо сделать перерыв. Было половина одиннадцатого. Он работал над романом уже более пяти часов. Питер протянул руку, взял газету с кофейного столика и развернул ее.

Заголовки самые обычные. Переговоры в Париже зашли в тупик. Ну и что из этого? Умирали люди. Вот это его волновало.

Вдруг внимание Питера привлек заголовок в нижнем правом углу первой полосы. Острая боль пронзила виски. «Генерал Брюс Макэндрю — вероятная жертва убийства. Труп выброшен волной на пляже Уайкики». Уайкики! О Боже, это же Гавайи!

История оказалась жуткой. На теле Макэндрю было обнаружено два пулевых ранения: одна пуля прошла через горло, другая попала в голову, ниже левого глаза. Смерть наступила мгновенно, и произошло это, по-видимому, дней десять-двенадцать назад.

Вероятно, никто не знал, что генерал находится на Гавайях. В отелях и на авиалиниях регистрационных записей о нем не было. Опрос в военных учреждениях на островах тоже не дал никакой информации — генерал ни с кем не встречался.

Продолжая читать, Питер снова удивился, наткнувшись на заголовок, помещенный в конце страницы: «Жена умерла пять недель назад».

Сообщение было коротким. Говорилось только, что жена генерала умерла «после продолжительной болезни, которая в последние годы ограничивала ее жизнедеятельность». Если репортер и располагал какой-либо информацией, то великодушно опустил ее в своей заметке.

Однако далее рассказ приобрел несколько иную окраску. Если репортер был великодушен по отношению к миссис Макэндрю, то о причинах смерти генерала он высказал версию в духе романа о Гувере:

«Как сообщается, полиция Гавайских островов изучает слухи о наличии связей бывшего высокопоставленного офицера американской армии с преступными элементами, действующими через Гонолулу с Малайского полуострова. На Гавайских островах проживает много семей американских военнослужащих, ушедших в отставку. Имеется ли какая-либо связь между этими слухами и убийством, установить не удалось».

«Зачем же тогда давать такую информацию?» — раздраженно подумал Питер. На память ему пришла трогательная картина — генерал, убаюкивающий свою жену. Перелистав страницы газеты, Питер нашел продолжение заметки. Там приводилась краткая биография Макэндрю, описывалась его военная карьера, причем упоминалось о внезапной отставке генерала и о его разногласиях с Комитетом начальников штабов. Высказывались также предположения о последствиях, которые повлекла за собой болезнь жены, и содержался тонкий намек на то, что на долю крамольного генерала выпали сильнейшие душевные переживания. Читателю самому предоставлялась возможность установить связь между этими переживаниями и ранее приводившимися слухами. Разумеется, никто не смог удержаться, чтобы не воспользоваться ею.

Но конец заметки показался Питеру еще более странным. Сообщалось, что у Макэндрю есть взрослая дочь, что это весьма раздражительная, независимая в суждениях особа.

«Дочь генерала Элисон Макэндрю, 31 года, работающая художником в рекламной фирме «Уэлтон Грин эйдженси» на 3-й авеню, 950, в Нью-Йорке, сердито реагировала на предположения, высказываемые в связи со смертью ее отца: «Они изгнали его со службы и теперь пытаются опорочить. За последние двенадцать часов я не раз разговаривала с властями на Гавайях. Они считают, что отец был убит в схватке с вооруженными бандитами. Украдены бумажник, часы, кольцо с печаткой и деньги».

На вопрос, как она объясняет отсутствие регистрационных записей, мисс Макэндрю ответила: «Ничего необычного в этом нет. Отец и мать, как правило, путешествовали под вымышленными именами. Если бы армейские чины на Гавайях узнали, что он там, они затравили бы его».

Питер понимал, что имела в виду дочь генерала. Если бы с Макэндрю была его психически ненормальная жена, то ради нее он конечно же назвался бы вымышленным именем. Но жена Макэндрю умерла. И генерал, о чем сразу догадался Ченселор, отправился на Гавайи не отдыхать, а разыскивать человека по фамилии Лонгворт. Вот Лонгворт и убил его.

Питер выронил газету из рук. Его охватило отвращение к себе, отчасти проявившееся в злости, отчасти в остром осознании вины. Что он наделал? Как он мог допустить такое? Убит честный человек. И из-за чего? Из-за какой-то книги.

Стремясь во что бы то ни стало искупить свою вину, Лонгворт снова совершил убийство. Снова! Ведь именно он ответствен за смерть Роулинза в Клойстерзе… И вот теперь где-то на краю земли совершено еще одно убийство.

Ченселор поднялся с дивана и стал бесцельно ходить по комнате, этому надежному убежищу, где родился его роман, в котором жизнь и смерть были лишь плодом воображения. Но за пределами этой комнаты жизнь и смерть были реальностью и оказывали на него, Питера, свое влияние, поскольку являлись частью его романа. Перипетии романа вырастали из обстоятельств, которые предопределяли жизнь и смерть других людей. Реальную жизнь и реальную смерть.

Что происходит? Действительность, которая являлась фоном романа, оказалась более гротескной и страшной, чем самый жуткий сон. Она-то и была безумным сном.

Он остановился у телефона, будто по чьему-то приказу. Мысли о Макэндрю вызвали в его мозгу образ серебристого «континенталя» и человека с лицом-маской за рулем. Питер вдруг вспомнил, что намеревался сделать еще несколько месяцев назад, до телефонного звонка Уолтера Роулинза. Он собирался позвонить по телефону в полицию Роквилла, штата Мэриленд, но так и не позвонил. Теперь он вспомнил об этом, вспомнил даже фамилию того полицейского. Его звали Доннели.

С помощью справочного бюро Ченселор быстро узнал номер телефона полицейского участка в Роквилле. Минуту спустя он уже разговаривал с дежурным сержантом по фамилии Манеро.

Сержант не сразу ответил на вопрос Питера о Доннели, а потом, в свою очередь, спросил:

— Вы уверены, что вам нужен полицейский участок в Роквилле?

— Конечно.

— Какого цвета была патрульная машина, сэр?

— Какого цвета? Не помню. Черно-белая или бело-синяя. Какая разница?

— В Роквилле нет полицейского по фамилии Доннели, сэр. А наши машины — зеленые, с белыми полосами.

— Значит, она была зеленой. Полицейский сказал, что его фамилия Доннели. Он еще отвез меня в Вашингтон.

— Отвез вас?.. Минутку, сэр.

Щелкнул прерыватель. Ченселор уставился в окно, за которым кружились хлопья снега, и подумал: «А не схожу ли я с ума?»

Сержант Манеро подключился снова:

— Сэр, я просмотрел полицейский журнал. О дорожном происшествии с участием «шевроле» и «континенталя» в нем даже не упоминается.

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

В мир вошла новая консорция, разросшаяся до народности, а затем и до народа, – баймеры. И это не фан...
Потеря памяти – вещь довольно неприятная, особенно если от тебя требуют вспомнить что-то из времен т...
Спор лисы и вороны из-за сыра перерастает в баталию с участием зверей, птиц и одного инопланетянина....
Армады свирепых инопланетных агрессоров обрушиваются на Землю. Чудовищные создания, пожирающие живую...
Самый верный способ нажить себе неприятности – это встать на пути у какого-нибудь безумного мага или...