Рукопись Ченселора Ладлэм Роберт
— Безусловно!
— Не могли бы мы подняться в ваш номер?
— Ну, вам не надо даже просить об этом, — заверил ее Ченселор, пытаясь понять, что кроется за этим предложением.
— Вы не хотите меня, да? — Это был риторический вопрос. Во всяком случае, Филлис Максвелл спрашивала так, будто ответ ей был известен заранее.
— Мне кажется, наоборот, очень хочу… Я…
Резко наклонившись к Питеру, Филлис со злобой сжала его руку и, не дав ему договорить, вдруг потребовала:
— Отведите меня наверх…
…Обнаженная, она стояла перед ним рядом с кроватью. Ее грудь была все еще крепкой и упругой. Тонкая талия соблазнительно переходила в стройные и в то же время тяжелые бедра, напоминающие своей формой греческую амфору. Взяв Филлис за руку, Питер потянул ее к себе.
Она грациозно, но не без колебания присела на край кровати. Ченселор выпустил ее руку и дотронулся до груди. Филлис вздрогнула от его прикосновения и замерла.
Все так же молча она опустилась на кровать и прижалась лицом к его щеке. Питер с удивлением обнаружил, что оно мокро от слез…
Это была самая странная близость, которую он когда-либо испытал: близость с безжизненной плотью. Когда все было кончено, он осторожно лег рядом. Потом в замешательстве и с сочувствием взглянул на Филлис. Она лежала с закрытыми глазами, выгнув шею и прижавшись щекой к подушке. Слезы катились по ее лицу. Из горла вырывались приглушенные рыдания.
Питер осторожно начал расчесывать пальцами пряди ее волос. Филлис снова задрожала и еще сильнее прижалась к подушке. Сдавленным голосом она наконец произнесла:
— Меня, кажется, сейчас вырвет.
— Извини. Дать тебе стакан воды?
— Не надо! — Повернув к нему залитое слезами лицо, Филлис открыла глаза и закричала: — Скажи им теперь! Теперь ты можешь сказать им!
— Это все бренди, — прошептал Питер единственное, что пришло ему в голову.
Глава 12
Питера разбудило пение птиц. Открыв глаза, он невольно зажмурился. Сквозь стеклянный фонарь, сооруженный по его указанию между тяжелыми потолочными балками спальни, лился поток света, как бы отфильтрованного листьями высоких деревьев.
Он встал, надел халат и спустился вниз. Он был дома. Ему казалось, что он отсутствовал много лет. Дом был таким же, каким он его оставил, правда, повсюду царил образцовый порядок. Питер порадовался тому, что сохранил мебель прежних владельцев, удобную, из натурального дерева, придававшую дому какой-то обжитой вид.
Ченселор прошел на кухню. И там была идеальная чистота, все стояло на своих местах. Он невольно почувствовал благодарность к миссис Элкот, суровой с виду, но на деле очень жизнерадостной экономке, которая перешла к нему от прежних хозяев вместе с домом.
Сварив кофе, он направился в кабинет. Это была большая комната со светлыми дубовыми стенами и огромным окном, выходящим в сад. Она и прежнему хозяину служила, кабинетом для работы.
В углу за дверью, рядом с ксероксом, стояли аккуратно сложенные картонные коробки с материалами для книги о Нюрнберге. Разумеется, он оставлял их совсем не в таком виде. Беспорядочно открывая одну коробку за другой, он перед отъездом раскидал все по полу. Интересно, кто взял на себя труд сложить все обратно? Сначала он подумал о миссис Элкот. А может быть, здесь побывали Джош и Тони, которые все это время не оставляли надежды снова заинтересовать его работой?
Нет, коробки останутся пока в углу. Нюрнберг подождет. Сейчас у него есть более важные дела. Он подошел к длинному столу, стоявшему в дальнем углу кабинета. Там находилось все, что нужно ему для работы. Слева от телефона лежали две пачки желтоватой почтовой бумаги, рядом с ней стоял высокий оловянный стакан с заточенными карандашами. Захватив орудия труда, Питер перебрался за большой кофейный столик, расположенный перед кожаным креслом. Ему не надо было ничего обдумывать. Он едва успевал записывать свои мысли.
«Энтони Моргану, издателю
ПЛАН-ПРОСПЕКТ КНИГИ О ГУВЕРЕ (БЕЗ ЗАГЛАВИЯ)В прологе речь пойдет об известном военачальнике, очень симпатичном человеке, придерживающемся либеральных взглядов в традициях Джорджа Маршалла. По возвращении из турне по Юго-Восточной Азии он готовится выступить с заявлением, которое неизбежно вызовет замешательство в военном ведомстве Вашингтона. Во время поездки он убеждается в том, что сообщения об успехах США в этом районе крайне преувеличены. Более того, он привез доказательства некомпетентности и коррупции американского командования. Ему становится ясно, что из-за глупости и продажности ряда должностных лиц в Сайгоне американская армия несет неоправданно огромные потери.
Его коллеги, которым он сообщает о своих выводах и намерениях, буквально умоляют его воздержаться от каких-либо публичных заявлений. Они считают, что сейчас абсолютно неподходящий момент для подобных разоблачений, что его выступление может иметь катастрофические последствия. Он не соглашается с такой точкой зрения, полагая, что само участие Америки в этой войне является катастрофой.
Вскоре в кабинете военачальника появляется незнакомец и сообщает ему, что знает один очень неприятный факт из его биографии. Много лет назад в состоянии психического расстройства, вызванного стрессовой ситуацией, военачальник совершил неправильный, более того, непристойный поступок. Если об этом станет известно, он будет полностью дискредитирован. Разоблачение погубит его репутацию и карьеру, разрушит семью.
Незнакомец требует, чтобы военачальник уничтожил доклад, основанный на собранных в Сайгоне материалах, отказался от намерения выступить с обвинениями и хранил полное молчание. Фактически это означает, что военачальник способствует сохранению статус-кво, а массовые убийства во Вьетнаме будут продолжаться. Если же он откажется подчиниться, порочащая его информация будет опубликована. На раздумье ему дается двадцать четыре часа.
Военачальник чувствует, что попал в безвыходное положение. Его переживания усиливаются еще и тем, что в этот день из Сайгона приходила сводка о самых больших за последние месяцы потерях. Настало время принять решение. Беспрерывные колебания, терзания, угрызения совести измучили его, но в конечном счете он вынужден сдаться.
У себя дома военачальник достает из портфеля собранные им в Юго-Восточной Азии разоблачающие документы и бросает их в камин.
Теперь место действия переносится в огромное хранилище Федерального бюро расследований. Входит какой-то человек, открывает один из сейфов, кладет на место досье военачальника, задвигает ящик и запирает его. На ящике приклеена табличка: «А-Z. Собственность директора».
Питер откинулся в кресле и пробежал глазами написанное. Интересно, узнает ли себя Макэндрю. Если сравнить выдуманный образ с прототипом, то определенное сходство, конечно, есть. Уход талантливого генерала, разумеется, большая потеря для армии, но в целом Пентагон от этого только выиграет, потому что избежит громкого скандала.
«В первой главе вводятся четыре или пять персонажей. Это очень разные люди, среди которых есть и члены правительства, и просто влиятельные деятели. Все они попали в тиски шантажа, от всех добиваются одного и того же — молчания. Жертвами шантажа становятся лидеры организаций, которые, действуя в полном соответствии с законом, защищают интересы обиженных, неимущих, права национальных меньшинств. Против них выдвигаются обвинения, в основе которых нет ничего, кроме инсинуаций и слухов. Между отдельными, не имеющими ничего общего событиями искусственно устанавливается связь, после чего их тоже используют как улики. Дело доходит до откровенной подтасовки фактов. Все это обрушивают на головы тех, кто недоволен положением в стране, чтобы таким образом снизить эффективность их протеста. Америка начинает превращаться в полицейское государство».
Питер остановился, пораженный вырвавшимися у него словами: «инсинуации», «слухи», «подтасовка фактов». Ведь это же слова Филлис Максвелл! Он продолжал писать:
«Главный персонаж книги будет не таким, какими обычно изображают героев приключенческих романов. Мне он представляется интересным мужчиной лет сорока пяти, юристом по профессии, женатым, имеющим двоих или троих детей. Его имя — Александр Мередит.
Он сравнительно поздно пошел в гору и только сейчас почувствовал свои возможности. Он прибыл в Вашингтон, чтобы получить временное назначение в министерстве юстиции. Его считают хорошим специалистом в области уголовного права. Это — обстоятельный человек, обладающий обширными знаниями.
Ему поручен контроль над тем, как отдельные службы ФБР соблюдают правила судопроизводства. Необходимость подобного контроля возникла в связи с тем, что сотрудники Бюро все чаще используют в своей работе весьма сомнительные, с точки зрения закона, методы, что вызывает растущую тревогу общественности. Так, например, нередко гласности предаются недоказанные обвинения. Увеличилось число незаконных обысков и наложения ареста на имущество. В министерстве юстиции озабочены еще и тем, что в судах все чаще нарушаются конституционные права граждан. Если так пойдет дальше, то скоро судьи вообще перестанут соблюдать законы.
Мередит работает в Вашингтоне уже около года. Вначале его деятельность ограничивается обычной служебной рутиной, однако вскоре он делает целый ряд ошеломляющих разоблачений.
Оказывается, ФБР втайне от всех непрерывно осуществляет сбор информации, компрометирующей многих общественных деятелей и частных лиц, принадлежащих к самым различным социальным слоям. Вскоре Мередит замечает, что в газетах периодически появляются сообщения о неожиданных и непонятных поступках весьма влиятельных людей, которыми ранее интересовалось Бюро. Среди этих людей мы видим прежде всего лиц, описанных нами в первой главе. Особенно поразительны два случая. Первый — с членом Верховного суда США, к которому Гувер питает неистребимую ненависть. Неожиданно для всех этот человек оставляет свой пост. Второй случай — с негритянским лидером борцов за гражданские права, которого Гувер публично поливал грязью. Однажды его находят мертвым. В печати сообщается, что он покончил с собой.
Встревоженный Мередит начинает поиски конкретных доказательств, которые подтвердили бы факт использования ФБР незаконных методов. Ему удается войти в доверие к людям из окружения Гувера. Он скрывает свои подлинные симпатии и афиширует взгляды, которые на самом деле не разделяет. По мере того как Мередит знакомится с деятельностью Бюро, ему открываются все более и более вопиющие факты.
Он обнаруживает, что на высшем уровне руководства ФБР действует небольшая группа фанатиков, слепо преданных Гуверу. Проводя его политику, эти люди безоговорочно выполняют все приказания шефа, допуская при этом грубейшие нарушения закона. Меридиту становится известно о существовании некоего агента по особым поручениям, работающего в отделении ФБР в местечке Ла-Джолла по личному заданию Гувера. Он-то и занимается сбором такой информации, с помощью которой можно опорочить доброе имя любого, даже самого порядочного, человека. Каждый раз, когда на сцене появляется неизвестный, о котором говорилось в прологе, кто-то из крупных общественных деятелей неожиданно для всех предпринимает шаги, противоречащие его собственным убеждениям».
Положив карандаш, Ченселор допил кофе и принялся думать об Алане Лонгворте, реально существующем агенте по особым поручениям. Этот человек оставался для него загадкой. Даже если предположить, что в Малибу его привели угрызения совести за совершенную им измену Гуверу, все равно трудно понять, для чего ему надо было рисковать своим нынешним положением на Гавайях. Почему он нарушил данное им обещание, зная, что это может стоить ему жизни? Зачем, наконец, он направил Питера к Дэниелу Сазерленду, который тут же опознал Лонгворта как бывшего агента ФБР?
А может, Лонгворт так переживает свою вину, что личные интересы стали для него второстепенными? А что, если желание отомстить тем, кто склонил его к предательству, оказалось настолько сильным, что все остальное отошло на задний план? Наверное, так оно и есть. Вот почему он без всяких колебаний ломает карьеру Макэндрю. Но раз так, он, Ченселор, без малейших угрызений совести может вывести Лонгворта в качестве персонажа в своем романе.
«Мередит заканчивает сбор доказательств. Факты ужасающие. Оказывается, Гувер собрал несколько тысяч досье на самых влиятельных в стране людей. В них содержатся всевозможные слухи, полуправда и даже откровенная ложь, но такая, которую трудно опровергнуть. В то же время, поскольку среди людей святые попадаются редко, в досье имеется немало документов, отражающих факты, оглашение которых нанесет вред тем, кого они касаются. Например, в досье самым подробным образом отражены сексуальные склонности сотен мужчин и женщин, особенно отклонения от нормы. И хотя во всех остальных отношениях эти люди ведут себя вполне достойно, даже безупречно, публикация сведений об их сексуальном поведении сломает им карьеру.
В существовании подобных досье таится большая опасность для демократии. Самое страшное заключается в том, что они не лежат без дела, — Гувер активно использует их в своих целях. Он постоянно нападает на тех, кто выступает против политики, которую он считает единственно верной. Он угрожает разоблачить теневые стороны жизни этих людей, если они не откажутся от своих взглядов.
Алекс Мередит понимает, что самое важное сейчас — выяснить, действует Гувер в одиночку или у него есть союзники. Если окажется, что директор заключил соглашение со своими идеологическими единомышленниками среди интеллигенции, в Конгрессе или Белом доме, то это означает, что республика находится накануне краха.
Мередит решает доложить о собранных им фактах помощнику министра юстиции. С этого момента его жизнь становится невыносимой. Хотя помощник честный человек, он тоже запуган всем происходящим. Его сотрудники тут же сообщают руководству ФБР о некоторых положениях доклада Мередита. Тогда помощник министра совершает мужественный при сложившихся обстоятельствах шаг: не поставив никого в известность, он приносит доклад в кабинет одного сенатора».
Питер откинулся в кресле и потянулся. В его голове был готовый прототип сенатора. Менее года назад этого человека считали основным претендентом на пост президента от своей партии. Это была по-настоящему цельная личность, его пламенные призывы производили огромное впечатление на миллионы людей. Он обладал ясностью мышления, глубиной видения, способностью мгновенно доводить до сознания людей свои взгляды, умел так аргументированно и четко излагать свои позиции по самым различным вопросам, что они быстро получали массовую поддержку в стране. Находившийся у власти президент явно уступал этому сенатору. И вдруг что-то произошло. Однажды зимним утром все планы претендента рухнули в течение нескольких минут. Измученный затянувшейся предвыборной борьбой, сенатор совершил подлинное политическое самоубийство, выступив с поспешным, непродуманным заявлением.
Ченселор наклонился вперед, чтобы взять из стакана новый карандаш.
«Против Мередита начинают применять методы психологического давления. Он находится под постоянным наблюдением, фиксируется каждый его шаг. Его жене говорят по телефону всякого рода непристойности, угрожают физической расправой. Агенты ФБР наведываются в школу и допрашивают его детей, выпытывая сведения об отце. Ночью под окнами его дома постоянно дежурят автомобили и яркими вспышками периодически освещают окна. Дни и ночи превращаются для Мередита в сплошной кошмар.
ФБР пытается посеять сомнения и относительно честности Мередита, дискредитировать его. Он обращается к официальным властям, пытается как-то противодействовать ФБР и тем, кто ведет за ним слежку, просит помощи у своего конгрессмена. Однако все попытки Алекса положить конец собственным злоключениям терпят провал. Он уже готов сдаться и уйти в отставку. Даже помощник министра вынужден отказаться от каких-либо контактов с ним: его предупредили, что и для него это может плохо кончиться. Повсюду они сталкиваются с недремлющим оком Гувера.
Как вы заметили, Морган, я называю Гувера его подлинным именем. Выражаясь словами моих персонажей, я говорю плохо о покойнике, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести…»
«Это слова не персонажей, — подумал Ченселор, — а Филлис Максвелл».
«…А в романе эти слова произнесет некая Мин Персон. Что касается директора ФБР, то тут я не вижу причин скрывать подлинное имя или маскировать его, используя какую-нибудь бессмыслицу типа «высшее должностное лицо федерального бюро разведки». Я назову его тем, кем он был на самом деле: опасным, одержимым манией величия человеком, которого надо было убрать из Бюро еще двадцать лет назад. Чудовищем…»
Опять выражение Филлис Максвелл. Эта корреспондентка в нескольких словах набросала удивительно запоминающийся, гротесковый портрет. Общение с ней послужило таким же толчком к созданию романа, как и встреча с Лонгвортом. Ее ярость оказалась заразительной.
«…методы которого более уместны в Третьем рейхе, чем в демократическом обществе. Я хочу, чтобы люди испытали чувство возмущения манипуляциями Гувера. (Так что тебе лучше показать проспект юристам. Стива, наверное, хватит удар, и он сразу же даст поручение выяснить, нет ли у Гувера родственников, которые могли бы возбудить дело против издательства.)
Описание всего вышеизложенного займет шесть глав, то есть примерно треть книги. Затем Мередит отойдет на задний план и в центре событий окажутся жертвы гуверовского шантажа. В первую очередь речь пойдет о сенаторе, который, как выясняется, тоже стал жертвой Гувера.
Поскольку все эти люди обладают значительным влиянием в правительстве, то весьма правдоподобно будет выглядеть эпизод, в котором двое из них обсуждают сложившуюся ситуацию: один — сенатор, другой — член правительства, прямой, откровенный человек, не раз возражавший президенту и потому вынужденный уйти в отставку. Мое воображение рисует сцену, во время которой две сильные личности признаются в собственной беспомощности перед нападками Гувера. Дельные, энергичные люди загнаны в угол стареющим шакалом.
Однако эта встреча небесполезна. Обоим становится очевидно, что, если Гувер принудил их замолчать, то же самое он может сделать и с другими. Тогда они решают создать небольшую группу деятелей…»
Карандаш Питера остановился. Он вспомнил слова Дэниела Сазерленда: «И деятельниц, господин Ченселор» — и задумался: «Кто же из женщин подошел бы на эту роль? Пусть это будет корреспондентка, — улыбнулся довольный своей находкой Питер. — Персонаж, созданный по образу и подобию Филлис Максвелл, но в то же время непохожий на нее. В романе женщина окажется жертвой ФБР еще до того, как станет членом группы. Это очень важно для сюжета».
«…и деятельниц, с тем чтобы сорвать коварные планы Гувера. Они начинают с того, что через знакомых им сотрудников разведки в полной тайне собирают всю, какую только возможно, информацию о гуверовском агенте по особым поручениям. Досье, личное дело, перечень счетов, сведения о платежеспособности — все, что только удается раскопать».
Ченселор на секунду замер. Опять эта загадка с Лонгвортом. По словам Сазерленда, члены группы апеллировали к совести агента. В качестве награды ему подыскали теплое местечко на Мауи, гарантировали личную безопасность. Все это выглядит логично, но неужели Гувер безучастно наблюдал за этими маневрами, а потом заявил: «Ладно, Алан. Ты, мой мальчик, за двадцать лет безупречной службы заработал себе пенсию. Желаю тебе приятного отдыха»?
Вряд ли так могло быть. Гувер, каким его описывают, приказал бы убрать Лонгворта прежде, чем тот сумел бы перебраться на Гавайи.
Впрочем, и здесь можно найти соответствующее объяснение.
«Сенатор и другие члены его группы устанавливают контакт с агентом по особым поручениям. Используя различные способы давления, они привлекают его на свою сторону, после чего фабрикуется медицинское свидетельство о его болезни. С жалобами на появившиеся боли в животе этот человек ложится в госпиталь Уолтер Рид. Гуверу сообщают «диагноз»: неоперабельный рак двенадцатиперстной кишки, пациенту осталось жить в лучшем случае несколько месяцев.
У Гувера нет выбора. Полагая, что агент на пороге смерти, директор отправляет его на пенсию.
Таким образом, группа сопротивления Гуверу сложилась. Отставной агент спрятан в надежном месте и засел за работу. Выясняется, что он далеко не святой, а обычный приспособленец.
Агент сообщает антигуверовской группе сотни имен и биографий. Одни факты тянут за собой другие. Всплывают все новые и новые фамилии, и наконец список потенциальных жертв готов.
Его масштабы устрашающи. В него входят не только влиятельные деятели всех трех видов власти — законодательной, исполнительной и судебной, но и лидеры профсоюзов, руководители промышленных корпораций, крупные ученые, журналисты.
Члены «Ядра» — такое название получит вашингтонская группа — приходят к выводу, что необходимо действовать немедленно. Агенту организуют конфиденциальные встречи с десятками лиц, которых он ставит в известность о том, что Гувер располагает компрометирующей их информацией.
Стратегия деятельности группы будет раскрыта в серии сцен, быстро сменяющих одна другую. Я не хочу сейчас останавливаться на деталях. Было бы слишком сложно уже на данном этапе вводить целую группу новых персонажей. Немного позднее я вернусь к характеристике каждого из них. Но сначала мне хотелось бы обозначить основную сюжетную линию».
Питер взял из стакана новый карандаш.
«Решающими являются два следующих события. Первое — установление контактов между «Ядром» и Алексом Мередитом. Второе — принятие решения убить Гувера. Двое или трое членов «Ядра», которые принимают это решение, вовсе не убийцы, им нелегко пойти на подобный шаг, и они не сразу решаются. Однако, как бы то ни было, они начинают рассматривать убийство как единственно возможный выход, и в этом заключается их роковая ошибка. Мередит потрясен тем, что лучшие умы страны пошли на такую крайнюю меру. Принятое ими решение — последняя капля, которая переполнит его терпение. Мередиту убийство кажется невозможным, и он начинает борьбу с двумя противоборствующими группировками: фанатиками из ФБР и членами «Ядра». Его попытки предотвратить убийство и в то же время разоблачить незаконную деятельность Бюро дают новый толчок развитию действия и помогают довести повествование до логического конца. С художественной точки зрения труднее всего будет психологически оправдать переживания Мередита, тот ужас, который он испытывает, когда узнает о решении двух или трех членов «Ядра», людей во всех отношениях незаурядных, считать убийство единственным выходом из создавшегося положения.
Здесь очень важно дать убедительное логическое обоснование действиям членов группы, показать, что никакого другого выхода в тот момент действительно не существовало. В качестве подтверждения этого тезиса я думаю использовать два события, не так давно происшедшие в нашей стране, разумеется «реконструировав» их. Во-первых, отказ одного из самых достойных кандидатов в президенты от продолжения предвыборной борьбы. Во-вторых, уход в отставку одного из либеральных членов Верховного суда.
«Ядро» расценивает оба эти события как результат деятельности Джона Эдгара Гувера. Государственным интересам, по их мнению, нанесен непоправимый ущерб».
Питер с такой силой нажал на карандаш, что грифель сломался. Снова им овладел гнев. Но сейчас нужно не возмущаться, а думать. Ярость понадобится ему потом, когда он начнет писать книгу.
Истории было угодно, чтобы события развивались естественным путем: выживший из ума директор ФБР внезапно умер своей смертью, просто от старости, пресловутые досье были уничтожены, и группа «Ядро» — если верить Сазерленду — распалась. Опасность миновала.
Так было в реальной жизни. Но он, Ченселор, пишет не научный трактат. Ему как беллетристу интересно знать, что предприняла бы эта группа честных, обеспокоенных складывающейся обстановкой граждан, если бы они стали свидетелями того, как рушится принцип взаимозависимости и взаимоограничения законодательной и исполнительной власти? Решились бы эти люди в подобных условиях привести свой приговор в исполнение? Пошли бы они на убийство?
С одной стороны, у них нет выбора. С другой — решившись на такой шаг, они невольно опускаются до уровня того человека, которого, по их мнению, совершенно необходимо убрать. Поэтому не все будут согласны с их решением, но никто открыто не выступит против него.
Тем не менее двое или трое членов «Ядра» рассматривают убийство как единственную возможность пресечь деятельность Гувера, и в этом состоит их ошибка, потому что убийство есть убийство. При разных обстоятельствах оно по-разному называется, но суть дела от этого не меняется. Те, кто использует в качестве средства борьбы убийство, в конечном счете оказываются ничем не лучше Гувера и ему подобных. С этого момента в «Ядре» формируется группа из двух или трех человек, готовых решиться на убийство.
В романе Питера события будут развиваться дальше следующим образом.
«Это во всех отношениях достойные люди. Среди них, вероятно, будет и женщина, что позволит усилить драматизм повествования. Все они разделяют те высокие моральные принципы, которых придерживаются и остальные члены «Ядра». Испытывая искреннее отвращение к деятельности Гувера, они в то же время остро ощущают свою неспособность что-то предпринять. Их охватывает разочарование, во взглядах этих людей происходит перелом. Манипуляция с президентскими выборами, предпринятая директором ФБР, и перетасовка состава Верховного суда крайне обостряют положение. Члены «Ядра» оказываются припертыми к стене. У них нет никакой альтернативы, кроме убийства.
Но и оно решит лишь половину проблемы. Вторая половина раковой опухоли — досье Гувера. Нельзя допустить, чтобы после его смерти они попали в руки преемников директора.
Самые решительные члены «Ядра» восстают против тактики выжидания и разрабатывают план покушения на директора и кражи документов. Думаю, намеченную ими программу действий следует описать лаконично, в документальном стиле. Напряженность должна создаваться изощренностью самого плана и сознанием того, что ошибка в выборе момента или просто один неверный шаг в любую минуту могут повергнуть все в прах.
Вот и весь сюжет книги. Вдаваться в подробности мне бы сейчас не хотелось».
Питер потянулся, морщась от резкой боли в левом плече. Впрочем, он почти не обращал на нее внимания, настолько захватили его события будущего романа.
Теперь его фантазия примется создавать героев книги. Сначала это будут тени, бесформенные, неопределенные, но постепенно они станут обрастать плотью, получат имена. У Ченселора был свой излюбленный прием. Он начинал с того, что составлял список действующих лиц, набрасывая характеристику каждого не более чем на двух страницах. Потом персонажи заводили себе друзей и врагов, скрытых или явных. И очень часто одно действующее лицо вызывало к жизни другое.
Кроме тех, кого Ченселор уже обозначил в плане-проспекте — военачальник из пролога, гуверовский агент по особым поручениям, Александр Мередит, сенатор и член правительства, — он решил прежде всего обрисовать членов группы «Ядро». Среди них будут лица, не состоящие на государственной службе: ученый, может быть, юрист и, безусловно, судья. Нельзя только, чтобы судья был негром, потому что существует один-единственный судья-негр, занимающий высокий пост, — Дэниел Сазерленд. Будут и женщины. Их образы надо продумать очень тщательно. Крайне велико искушение сделать одну из них похожей на Филлис Максвелл, но его надо побороть. Все-таки некоторые ее черты достанутся какому-нибудь персонажу книги.
Питер склонился над бумагой и начал писать:
«Этому человеку было за семьдесят, по профессии юрист, его имя…»
Ченселор не мог сказать, как долго он писал. Он настолько ушел в работу, что позабыл о времени. Садившееся солнце уже светило в окно, выходящее на западную сторону.
Питер взглянул на стопку исписанных листов, лежавших рядом с еще не начатой пачкой желтоватой почтовой бумаги, и с удовлетворением подумал, что успел обрисовать не менее девяти персонажей. Он чувствовал, как из него бьет энергия. Ему хотелось писать и писать.
Его мысли прервал телефонный звонок. Питер пересек комнату и взял трубку:
— Алло?
— Мне нужен писатель по имени Ченселор, Питер Ченселор. — Неизвестный говорил с сильным южным акцентом.
— Это я.
— Вы что там затеяли против меня? У вас нет никакого права…
— Кто вы?
— Вы знаете, черт вас возьми, кто я!
— Боюсь, что нет.
— Странненько! В Вашингтоне ко мне заявился ваш друг Лонгворт…
— Алан Лонгворт?
— Ага, признаетесь! Вы затеяли охоту не на того, на кого надо. Хотите, чтобы повторился 1861 год?[6] Все о своих ниггерах беспокоитесь? Смотрите, выйдет это вам боком.
— Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. Кто вы, черт побери?
— Я конгрессмен Уолтер Роулинз. Сегодня среда. В воскресенье я буду в Нью-Йорке. Нам надо встретиться.
— Надо ли?
— Надо, пока нам обоим не снесли наши идиотские головы.
Глава 13
Раньше Ченселор начинал работать над книгой только после того, как Морган одобрит ее основной замысел. Но сейчас он не мог ждать: слова сами просились на бумагу.
На этот раз Питеру было не до издателя. И хотя он чувствовал некоторые угрызения совести, ничего, кроме будущего романа, для него уже не существовало, романа, который разоблачит это чудовище по имени Гувер. Ченселор вдруг понял, как важно для него развеять миф о бывшем директоре ФБР, показать его таким, каким он был на самом деле. Никогда еще ни один сюжет не вдохновлял его так, как этот. И написать книгу надо как можно скорее, чтобы все случившееся не повторилось впредь.
Питер согласился, хотя и без особого желания, встретиться с Роулинзом, и теперь его раздражало, что целый день для работы будет потерян. Он заранее предупредил конгрессмена, что Алан Лонгворт мог говорить все, что угодно, и чем угодно угрожать ему, но он, Ченселор, никакого отношения к этому не имеет. Лонгворт ему вовсе не друг, и он не желает иметь с ним никаких дел.
И все же четыре дня подряд Лонгворт был в Вашингтоне. Значит, эта загадочная личность не вернулась на свои Гавайи. Почему?
Направляясь в Нью-Йорк, Ченселор решил остаться там на ночь: он обещал Джошуа Харрису пообедать с ним.
Питер вел машину по старой дороге, бегущей вдоль реки Делавэр, мимо городка Ламбертвиль. Через некоторое время дорога свернула на запад и долго карабкалась вверх по холму по направлению к автостраде 202. Если движение на дороге будет небольшим, то через сорок пять минут он доберется до главной магистрали. От нее до Нью-Йорка всего полчаса езды.
Дорога оказалась почти пустой. Несколько грузовиков с сеном и молочных цистерн осторожно выбрались из грязи проселочной дороги на асфальт. Время от времени его обгоняли коммивояжеры, выполнившие свою дневную норму и спешившие в ближайший мотель. Если бы Ченселор захотел, он бы легко обошел любую из этих машин — ни одна из них не могла сравниться по мощности с его «Мерседесом-450».
Ченселор помнил о пережитом им страхе и потому на этот раз выбрал самый тяжелый автомобиль. Им оказался темно-голубой «мерседес». «Ну и хорошо, что темно-голубой, — размышлял Питер. — Лишь бы не серебристый… О Господи! Неужели снова она?» Он не поверил своим глазам: в широком выпуклом зеркале, расположенном на переднем крыле, появилось изображение сверкающей декоративной решетки догонявшего его автомобиля. Увеличенное зеркалом, оно казалось огромным. Его снова преследовал «континенталь» серебристого цвета!
Не иначе как зрение сыграло с ним дурную шутку. Питер боялся взглянуть на водителя. Нет, он просто не должен этого делать. Вот серебристая машина поравнялась с ним настолько, что Ченселор мог видеть того, кто сидел за рулем. Женщина! Та самая! В двухстах милях от того места, где чуть было не произошла катастрофа. Длинные черные волосы женщины прикрывала шляпа с широкими полями. Ярко-красная губная помада и оранжевый шарф подчеркивали мертвенную бледность ее лица. Да и во всем ее облике было что-то потустороннее.
Питер резко нажал на акселератор, и его «мерседес» рванулся вперед. Казалось, никто не сможет угнаться за ним. Но «континенталь» смог, причем легко, без усилий.
Как и в прошлый раз, отсутствующий взгляд жуткой дамы за рулем был устремлен куда-то вперед. Как будто вокруг ничего не менялось! Как будто все происходящее было в порядке вещей! Взгляд в пространство, в никуда!
Питер посмотрел на спидометр. Указатель колебался около цифры сто. Обе машины мчались по автостраде со скоростью сто миль. Мелькали неясные очертания проносившихся им навстречу легковых и грузовых автомобилей. Впереди показались два грузовика. Один за другим они шли по длинному виражу автострады. Ченселор снял ногу с акселератора, поджидая их приближения.
Пора! Он резко тормознул. «Континенталь» мгновенно вырвался вперед и сразу же прижался к правой стороне дороги — женщина, сидевшая за рулем, явно пыталась блокировать машину Питера.
Не выйдет! Он выжал до предела педаль газа и рванул руль влево. Взревел мотор, и машина Питера, прижимаясь к разделительной полосе, промчалась мимо зловещего серебристого «континенталя» с сумасшедшей женщиной за рулем. Чтобы обойти на повороте идущие впереди грузовики, Ченселору пришлось левой частью машины заехать на разделительную полосу. Прямо перед ошеломленными водителями завизжали шины его «мерседеса».
«Что же, в конце концов, происходит?» — мучительно соображал он, чувствуя, как от напряжения у него раскалывается голова. Где-то далеко впереди, примерно в миле, Питер увидел висящий в воздухе светящийся круг янтарного цвета. Он не сразу понял, что это такое. Потом догадался: это светофор на перекрестке.
Идущие впереди три машины замедлили ход. Одна шла по левой полосе, две по правой, так что обогнать их было невозможно. Они были уже в полумиле, и Ченселору пришлось сбросить скорость.
О Господи, опять этот «континенталь»!
Серебристая машина снова догоняла Питера. В зеркале на ветровом стекле стремительно росло изображение ее декоративной решетки. Теперь светофор висел прямо перед ними. Обе машины вынуждены были остановиться.
Ченселор понял: во что бы то ни стало нужно овладеть собой, побороть нестерпимую головную боль и заставить себя делать то, что необходимо делать в подобной ситуации. Хватит безумия!
Он перешел на правую полосу дороги, пристроился за двумя грузовиками и стал ждать, что предпримет «континенталь». Оставаясь на левой полосе, тот подъехал вплотную к «мерседесу» и пристроился рядом. Ченселор рванул дверцу, выпрыгнул из автомашины и бросился к серебристому «континенталю». Схватившись за ручку дверцы, он изо всех сил дернул ее. Заперта! Не помня себя, Питер забарабанил по стеклу:
— Кто вы? Что вам нужно?
Совсем близко он увидел лицо со странным, застывшим выражением. Вернее, это было не лицо, а какая-то жуткая маска. Закрытые темными очками глаза уставились в одну точку. Никакой реакции.
Питер снова дернул ручку дверцы, потом с размаху ударил рукой по стеклу:
— Зачем вы это делаете?
Зажегся зеленый свет, но никто не тронулся с места, водители других автомашин наблюдали за происходящим.
Ченселор бегал вокруг «континенталя», дергая поочередно то одну, то другую дверцу и ударяя при этом по стеклу:
— Ты, сумасшедшая! Кто ты такая? Чего ты хочешь?
Мертвенно-бледное лицо, закрытое волосами, очками и шляпой, повернулось и уставилось на него. Это была маска — ужасная, совершенно безжизненная маска. Белая пудра и грим, крепко сжатые губы, накрашенные ярко-красной губной помадой. Перед ним было какое-то отвратительное существо, похожее на клоуна.
— Проклятие! Ответь же мне наконец!
Никакого ответа. Странное, отсутствующее выражение лица, напоминающего страшную маску, не изменилось.
Послышался шум моторов — машины тронулись с места. Загипнотизированный зрелищем застывшего лица, Питер снова и снова пытался открыть дверцу и стучал по стеклу:
— Кто ты?..
«Континенталь» взревел, рванулся вперед и, набирая скорость, понесся по автостраде. Питер попытался рассмотреть номер машины, но тщетно — номера не было.
— Ненормальная скотина! Я тебе шею сверну!.. — раздался вдруг гневный голос.
Но это не был голос Ченселора. Один из двух грузовиков, которые он только что обогнал на повороте, остановился в двадцати ярдах от его машины. Распахнулась дверца, и из нее выскочил толстый как бочка водитель с заводной ручкой.
— Ах ты, сукин сын! Я из-за тебя чуть в кювет не свалился!
Ченселор кинулся к своему «мерседесу», прыгнул на сиденье, захлопнул дверцу и нажал на защелку замка. Держа заводную ручку над головой, водитель грузовика подбегал к его машине. К счастью, Питер не заглушил мотор, и теперь ему надо было только выжать сцепление и изо всех сил нажать на акселератор. Взревел мощный мотор, и машина с такой скоростью рванулась вперед, что Ченселор едва успел вывернуть руль, чтобы не оказаться на обочине. С трудом он выправил машину и помчался по автостраде.
Это был какой-то кошмар. Самый настоящий кошмар.
Ченселор открыл дверь, прошел в гостиную и рухнул в кресло. Целый час он просидел в одиночестве, стараясь прийти в себя. В квартире царил полумрак, горела одна-единственная лампа, стоявшая на пианино. Питеру не хватало воздуха, и, хотя в комнате было прохладно, пот катил с него градом. Он приоткрыл окно, и в комнату ворвались звуки ночного Нью-Йорка. Шум подействовал успокаивающе.
Нужно было взять себя в руки и все обдумать. Кто-то явно пытается свести его с ума. Он должен сопротивляться. Надо выяснить, кто скрывается под этой ужасной маской. Он поедет в Мэриленд, на ту самую проселочную дорогу, где появилась впервые эта ужасная женщина. Как звали того полицейского в Роквилле? Доннели? Он свяжется с агентством по прокату автомобилей в далласском аэропорту, назовет имя полицейского и все узнает. Потом надо будет связаться с Доннели и спросить его…
Зазвонил телефон. Ченселор недовольно поморщился, прогоняя тягостные раздумья, и встал с кресла. Звонить мог только конгрессмен из Вирджинии. Больше никто не знал о его приезде. А Роулинз обещал позвонить сегодня вечером и договориться о времени и месте встречи.
— Алло!
— Питер?
Звонил Джошуа Харрис. Ченселор совсем забыл о нем.
— Хэлло, старина. Извини, я только что вошел.
— А в чем дело? — с тревогой в голосе спросил Харрис.
— Да тут одна история… — «Нет, не стоит рассказывать Джошуа, что произошло. Во всяком случае, не теперь. Слишком уж все запутано…» — Ничего серьезного. Машине потребовался ремонт, и это заняло больше времени, чем я предполагал. Где ты сейчас?
— Я как раз собираюсь в ресторан «Ришелье». Помнишь такой?
Питер помнил, но в теперешнем состоянии он не смог бы сидеть в роскошном ресторане и не торопясь наслаждаться едой. Он не знал, на что решиться: довериться своему литературному агенту или лучше не делать этого?
— Не могли бы мы отложить нашу встречу на день, если, конечно, тебе это удобно? Я сегодня работал с половины пятого утра до четырех часов вечера, а потом еще вел машину и, откровенно говоря, чувствую себя совершенно разбитым.
— Ага, значит, книга о Гувере двигается?
— Быстрее, чем я ожидал.
— Прекрасно. Я очень рад за тебя, Питер. Странно только, что Тони ничего мне не говорил об этом.
— Он ничего и не знает, — спокойно солгал Ченселор. — План-проспект книги получается ужасно подробный. Более подробного плана я никогда еще не составлял. Тони придется потратить не один день, чтобы прочесть его.
Почему он заговорил о плане вместо того, чтобы просто сказать, что уже пишет эту проклятую книгу?
— Ты, конечно, пришлешь мне копию? — попросил Харрис. — А то вам с Тони не всегда можно доверять: больно уж вас заносит.
— Я пришлю тебе ее завтра.
— Тогда до свидания. Я попрошу перенести заказ. Спокойной ночи, Питер.
— Спокойной ночи.
Повесив трубку, Ченселор подошел к окну, выходящему на 71-ю улицу. Дом находился в тихом зеленом квартале, каких в городе осталось немного, поэтому они невольно напоминали о прошлом.
Питер смотрел на город, но помимо его воли перед глазами всплывало жуткое лицо владелицы серебристого «континенталя». Он понимал, что это только видение, однако прогнать его был не в силах. Прямо за стеклом он видел ее — закрытые огромными темными очками глаза, ярко накрашенные губы на большом, мертвенно-бледном от пудры лице.
Питер закрыл глаза и, потирая руками виски, пытался вспомнить, что же он собирался делать, перед тем как позвонил Джош. Что-то, что было каким-то образом связано с этим ужасным видением за стеклом. И с телефоном. Ну да, конечно, он хотел кому-то звонить.
Раздался звонок. Но ведь только что звонили. Не может быть, чтобы это был опять телефон.
И все-таки это был телефон. О Господи! Необходимо лечь и не вставать. Как болит голова! И он совсем не уверен, что… Надо взять трубку.
Питер с трудом прошел по комнате.
— Ченселор?
— Да.
— Говорит Роулинз. Как насчет того, чтобы встретиться завтра утром?
— Это что, шутка?
— Хм!
— Я работаю по утрам.
— Это меня не волнует. Вы знаете такое место — Клойстерз?
— Знаю.
Питер невольно замер. Это тоже шутка? Клойстерз был любимым парком Кэти. Как часто в воскресные дни они бродили по его лужайкам. Но Роулинз не мог ничего знать об этом. Или знал?
— Приезжайте к пяти тридцати утра. Пройдите через западные ворота. Они будут открыты. Примерно в четырехстах футах к северу начинается тропинка, ведущая к средневековому дворику. Там я буду вас ждать. — С этими словами конгрессмен повесил трубку.
Южанин выбрал странное место и время встречи. Такой выбор мог сделать человек, который чем-то здорово напуган. Опять Алан Лонгворт нагоняет на людей страх. Надо положить конец деятельности этого отставного агента по особым поручениям, мучающегося угрызениями совести.
Но сейчас Питеру некогда думать о Лонгворте. Ему надо как следует отдохнуть. Он знал, что утро наступит очень скоро.
Он прошел в спальню, скинул ботинки, расстегнул рубашку, сел на край кровати и тут же повалился на спину. Голова утонула в подушке, и начались сновидения. В эту ночь ему снились кошмары.
Трава была еще мокра от росы, но на востоке уже пробивались первые лучи солнца. Вокруг громоздились остатки каких-то строений, повсюду стояли скульптуры, и даже сучковатые, искривленные деревья казались ровесниками средневековья. Не хватало одного — играющих на лютне музыкантов и певцов, нежными голосами исполняющих мадригалы.
Ченселор нашел окаймленную цветами тропинку, которая вела к небольшому холму с какими-то каменными стенами. Это и был привезенный по частям и восстановленный внутренний дворик французского монастыря тринадцатого века. Питер подошел поближе и остановился перед древней аркой. Внутри стояли мраморные скамьи, в художественном беспорядке росли миниатюрные деревья. Было как-то жутковато. Он принялся ждать.
Бежали минуты. Свет раннего утра становился все ярче, и вот уже под его лучами заискрился белый мрамор. Питер посмотрел на часы. Без пяти шесть. Роулинз опаздывал на двадцать пять минут. А может быть, конгрессмен решил вообще не являться? Неужели он так напуган?
— Ченселор!
Питер вздрогнул. Шепот доносился из густых кустов, окружавших широкий пьедестал, находившийся в тридцати футах от Ченселора. На нем возвышалась скульптурная голова какого-то средневекового святого.
— Роулинз? И давно вы там сидите?
— Почти три четверти часа.
Конгрессмен осторожно приблизился к Питеру и остановился в нескольких шагах. Руки он не подал.
— Почему вы так долго не выходили из вашего убежища? Я жду вас с половины шестого.
— Уж если быть точным, то вы явились в пять тридцать три. Я хотел убедиться, что вы пришли один.
— Как видите, я один. Слушаю вас.
— Только не здесь. Давайте пройдемся, — предложил Роулинз, и они пошли по тропинке, уходящей вниз от пьедестала. — Что с вашей ногой? — полюбопытствовал конгрессмен.
— Старая футбольная травма, а может быть, ранение. Выбирайте то объяснение, какое вам больше нравится. Что касается меня, то я не намерен гулять с вами. Я хочу наконец услышать, что вы собираетесь мне сказать. Я же не напрашивался на эту встречу. У меня и без того много дел.
Лицо Роулинза сделалось красным.