Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников Динец Владимир
Crocodylus acutus: сквозь туман
Зимние каникулы мы решили провести в Эквадоре. Я надеялся, что там будут “петь” американские крокодилы и кто-то из кайманов. Мы думали полететь в Кито, понаблюдать за крокодилами на побережье, а потом пересечь Анды и поискать кайманов в Амазонии. На этот раз самые дешевые авиабилеты были из Нью-Йорка, так что мы поехали туда.
Кито находится в широкой долине между двумя параллельными рядами заснеженных вулканов. Стоял сезон дождей, так что горы не было видно, но панорама с холмов над городом все равно открывалась замечательная. Иногда просветы в слоях облаков совпадали, и на город падал узкий луч солнца, заставлявший какой-нибудь дворец, собор или жилой квартал сверкать, как драгоценность.
Мы взяли напрокат машину и поехали к океану. Почти все побережье Эквадора находится в зоне влияния холодного течения с юга. В Северном Чили и Перу это течение настолько сильно “высушивает” климат, что превращает берега в туманную пустыню, но в Эквадоре оно только меняет дождевой лес на сухой и голубое небо на серое. Холодная вода не помешала американским крокодилам заселить эти берега, но они избегают моря и живут в устьях рек.
В XX веке их почти полностью истребили, остались лишь две маленькие популяции – одна в северо-западном Перу, другая в Эквадоре.
Мы поселились на маленькой финке (частном доме с участком земли), принадлежавшей итальянскому даун-шифтеру, который не знал этого слова, потому что жил в Эквадоре уже больше десяти лет. Подобно многим прибрежным фермам и плантациям, финка была также домом отдыха, где по выходным останавливались отдыхающие из Кито и Гуаякиля. Мы сняли домик в саду. По ночам нам на крышу падали разные экзотические фрукты, за окном весело поквакивали гекконы и ухали маленькие совы, а дождь барабанил не переставая. Из-за дождей нашему хозяину приходилось сушить урожай какао в комнатах. Мы пили столько горячего какао, что постоянно хотелось спать, и мы спали днями напролет под шум дождя, а перед рассветом вставали, чтобы послушать “песни” крокодилов. Нам приходилось идти около километра и переходить вброд речку, чтобы добраться до машины; подъехать поближе мы не могли, потому что боялись надолго застрять на финке, если речка еще поднимется. Даже дорога нередко превращалась в поток жидкой красной грязи после целой ночи дождя.
Паук в цветке орхидеи. Эквадор
Широкое устье большой реки было постоянно затянуто дымкой, так что мы ни разу не видели дальний берег. Река пахла солью и водорослями. Из воды торчали бесчисленные островки с кучками деревьев; многие из них не были прикреплены ко дну и медленно плыли к морю с тех пор, как их оторвало от каких-то заросших лесом берегов выше по течению. Такие плавучие острова, скрепленные корнями растущих на них деревьев, называются растительными плотами. Многие тропические реки тысячами выносят их в океан, где они дрейфуют за сотни километров. Считается, что эти плоты – основной способ заселения нелетающими животными удаленных островов вроде Галапагосских.
У нас не было лодки, и приходилось подолгу брести по глубокому илу между корнями мангров, чтобы отыскать крокодилов. Несколько самцов, которых мы нашли, шлепали головами, но практически не подавали голоса. Вероятно, их предки перестали включать рев в свои “песни”, пока расселялись на юг по тихоокеанскому побережью Южной Америки, где они живут исключительно в устьях больших рек.
Как и во Флориде, американские крокодилы в Перу и Эквадоре не вырастают по-настоящему крупными – вероятно, из-за холодного климата. В эквадорской популяции их всего около полусотни. Тем не менее, судя по собранным Брэндоном Сиделау данным из местных газет, раз в несколько лет им удается поймать рыбака или туриста. В Центральной Америке, где их больше и они крупнее, такое случается по нескольку раз в год. Американский крокодил – сильный, опасный хищник. Тем удивительнее история, происшедшая с костариканским рыбаком Хильберто Шедденом по прозвищу Чито.
В 1991 году Чито нашел в мангровом болоте крокодила с простреленной головой. Местный фермер подстрелил его, потому что крокодил таскал у него коров. Крокодил был еще жив, но крайне истощен. Чито отвез крокодила домой, назвал его Почо и шесть месяцев выхаживал, как больного ребенка. Все это время крокодил жил у него дома. Когда Почо поправился, Чито отпустил его в реку, но крокодил стал настолько ручным, что каждый день приходил к рыбаку домой и спал на веранде. Он приплывал, когда Чито звал его по имени, и они вместе плавали в реке, играли, обнимались и подшучивали друг над другом (например, Почо любил подкрадываться к Чито из-за спины и неожиданно делать вид, что нападает на него с раскрытой пастью, а в последний момент останавливаться и давать поцеловать себя в нос). Почо позволял прикасаться к себе жене и дочери Чито, но к прочим людям относился настороженно и иногда агрессивно, как нормальный дикий крокодил. Со временем эта парочка стала туристической достопримечательностью. Когда я последний раз был в Коста-Рике, то заглянул к ним в гости, хотя еще не занимался в то время крокодилами. Для меня было совершенно очевидно, что Почо получал от игр не меньшее удовольствие, чем Чито. Их дружба продолжалась больше двадцати лет, пока Почо не умер от старости (на его похороны собрались тысячи людей со всей Коста-Рики). За это время почти каждый исследователь крокодилов успел предсказать Чито ужасную смерть в крокодильих зубах, но, хотя Почо вырос до четырех с половиной метров и их игры нередко носили довольно буйный характер, Чито ни разу не получил серьезной царапины. Сейчас, насколько я слышал, он пытается приручить другого крокодила, но трудно сказать, что из этого получится. Обычно настолько ручными становятся только крокодилы и аллигаторы, воспитанные человеком с самого вылупления из яйца, да и то далеко не всегда.
Понаблюдав за крокодилами неделю, мы поехали на восток. Путь через эквадорские Анды в сезон дождей состоит из бесконечного подъема по серпантину в густом тумане до холодного высокогорного перевала, где сверкающие колибри вьются вокруг причудливых цветов, короткого перерыва в бесконечных дождях во время пересечения долины Кито, подъема на второй перевал и спуска по еще одному серпантину почти до уровня моря через слои облаков, туман и все более теплый дождь. Покрытые густым лесом сколы гор необыкновенно красивы даже в плохую погоду.
В горных лесах Анд растет очень много орхидей. Обычно каждый год цветет лишь небольшая часть из них. Порой можно просмотреть тысячи орхидей, растущих на замшелых ветвях деревьев, и не найти ни единого цветка. Но в этом году произошло что-то необычное – возможно, особенно сильные дожди, – и орхидеи зацвели почти все. Лес превратился в фантастическую выставку орхидей, такую влажную, что даже мебель в офисах заповедников покрылась мхом. Эти цветы выглядели совсем не так, как садовые гибриды, продающиеся в цветочных магазинах. У горных орхидей цветки обычно маленькие и, за немногими исключениями, не очень яркие. Даже когда они повсюду, их надо специально высматривать. Некоторые настолько крошечные, что без лупы толком не разглядишь, другие похожи на пчел, улиток, капли росы или кучки сухих листьев. Разнообразие форм у них совершенно поразительное.
Наконец горы резко закончились, и перед нами открылись бескрайние просторы Амазонской низменности – пейзаж, который натуралисту милее любого другого на свете.
Эквадору принадлежит относительно небольшой сектор Амазонии. Леса вдоль подножий Анд вырублены почти полностью, но дальше к востоку, у границ с Колумбией и Перу, остались огромные массивы практически нетронутой сельвы. Нефтяные компании постоянно требуют разрешений на строительство новых дорог и трубопроводов и были бы рады полностью уничтожить лес за несколько лет, но пока природоохранным организациям удается замедлить неуклонное наступление цивилизации.
Самый большой и “дикий” лесной массив – национальный парк Ясуни, одно из четырех мест в Южной Америке, где, по-видимому, существует самое высокое биоразнообразие на Земле. К сожалению, в этом регионе есть запасы нефти. В 2007 году президент Корреа пригрозил, что разрешит широкомасштабную добычу нефти в Ясуни, если его стране не заплатят 3600 миллионов долларов выкупа – это примерно половина предполагаемой стоимости нефти, которую можно оттуда выкачать. Собрать удалось всего около 500 миллионов, потому что правительства развитых стран считали это шантажом и не хотели создавать прецедент. Деньги поступили в основном от неправительственных организаций, городских советов и даже стран, где уровень жизни ниже, чем в Эквадоре. До Корреа, видимо, так и не дошло, насколько он опозорил себя и свою страну подобным вымогательством. Летом 2014 года, отказав оппозиции, требовавшей провести референдум, Корреа разрешил добычу нефти в Ясуни и тем обрек парк на превращение в безжизненный край отравленных рек и вытоптанных пастбищ, подобно многим частям Амазонии, до которых нефтяные компании уже добрались.
Нам разрешили провести несколько дней в единственном в Ясуни лодже в обмен на его рекламу на российских туристических сайтах. Добираться туда надо из небольшого города под названием Кока на реке Напо. Официально городок именуется Пуэрто-Франсиско-де-Орельяна в честь конкистадора, первым из европейцев сплавившегося по Амазонке от верховьев до устья, – именно в этом месте он спустился с Анд и, не имея возможности вернуться, начал свой отчаянный сплав. Во дворе отеля жило множество зверей и птиц, привезенных из вырубленных лесов работниками нефтяных компаний: беличьи обезьяны, крошечные черные обезьянки тамарины, вечно спешившие куда-то с манго в зубах агути, разноцветные попугаи и детеныш акуши (грызуна типа агути, но намного мельче). Двор никогда не затихал. Беличьи обезьяны роняли с деревьев фрукты, тамарины роняли друг друга, агути тихонько подбирали фрукты, обезьяны гонялись за агути, попугаи ара гонялись за обезьянами… Только маленькому акуши не с кем было ссориться, и он был счастлив, когда я взял его на руки. Он потоптался немного на ладонях, дружелюбно пописал, соскочил обратно на землю и умчался, довольно похрюкивая.
Путь по реке до лоджа занял четыре часа. Нефтяные вышки, вырубки и кучи мусора вдоль берегов сменились огромными деревьями. Мы остановились в маленькой индейской деревушке, чтобы пересесть из большого каноэ с мотором в маленькую долбленку с гребцом-подростком, и свернули из мутной бежевой Напо в узкую черноводную протоку. Я видел много таких лесных речек в Амазонии, но никогда не привыкну к их волшебному очарованию – неподвижности зеленых стен леса, внезапному появлению ярких птиц и обезьян в кронах деревьев, загадочной непроницаемости воды, в которой прячется столько удивительных существ. Речка становилась все уже и темнее, а потом лес вдруг расступился, и мы оказались на большом озере с лоджем на холмистом островке у дальнего берега. Это одно из самых красивых мест в Амазонии, с чудесными видами на озеро, лес и заснеженные вершины Анд далеко к западу. Еще лучшая панорама открывается с наблюдательной вышки в шестьдесят метров высотой, прикрепленной к стволу высоченной свитении в глубине леса.
Все работники лоджа – индейцы кечуа из соседней деревни. Их предки спустились с Анд, спасаясь от конкистадоров, разорявших империю инков. Только несколько англоговорящих гидов были биологами из Кито. Хотя в деревне живет около восьмидесяти человек (плюс примерно столько же детей), в лодже царит уютная атмосфера хорошо организованного семейного предприятия. Нам так там понравилось, что мы потом долго рекламировали этот лодж, где только могли, и даже нашли нескольких волонтеров для обучения жителей деревни английскому.
На холме, где стояли домики лоджа, было много цветущих и плодоносящих деревьев, которые словно магнитом вытягивали из леса редких птиц и обезьян. Вокруг расходилась сеть пеших тропинок и доступных маленьким лодкам речек, где буквально каждую минуту попадалось что-нибудь интересное. Одна из тропинок вела к ручью с прозрачной водой, где плавало множество разноцветных рыбок; другая – к деревянному укрытию, откуда можно было наблюдать за небольшой пещерой, в которую прилетали поесть глины с минеральными солями огромные стаи маленьких попугайчиков и разноцветных ара; а третья проходила через полянку, заросшую роскошными цветами эухариса, которые встречаются только в лесах Восточного Эквадора и похожи на огромные призрачно-белые нарциссы с дивным ароматом.
У нас получился как бы третий медовый месяц, еще лучше двух первых. Дождевые леса Амазонки известны как рай для натуралистов, антропологов и любителей экзотической кухни. Намного менее известны изысканные эротические удовольствия, которым можно там предаваться. Например, вы можете обмазать любимую репеллентом от комаров, не пропустив ни одного квадратного сантиметра кожи; смыть репеллент на следующее утро в лесном водопаде; искупаться с ней в песчаной ванне, выкопанной на дне прохладного ручья скатом-хвостоколом, пока маленькие рыбки целуют мягкими губами самые нежные уголки ваших тел; провести по коже любимой пальцем, смоченным медом диких пчел, чтобы потом сотни разноцветных бабочек слетелись на след пальца и высосали мед своими тонкими хоботками; или тесно обняться, стараясь согреть друг друга под полиэтиленовой накидкой во время неистовой грозы, когда молнии вспыхивают по десять раз в секунду, колючие пальмы со свистом раскачиваются на ветру, а в воду вокруг вас сыплются сорванные с ветвей орхидеи.
Местные жители предаются намного более гедонистическим развлечениям: курят галлюциногенные грибы как минимум шести видов, используют гигантских личинок жуков в качестве женских секс-игрушек, пьют необычно стимулирующий сок ягод антуриума… Но нам было не настолько скучно, чтобы такое пробовать.
Вокруг лоджа водились два вида кайманов. Черные кайманы обитали в озере и в протоке, соединяющей его с Напо.
Я понаблюдал за одним крупным самцом; его “песни” оказались идентичными тем, которые я слышал от черных кайманов Гайаны, так что я переключился на поиски карликовых кайманов Шнайдера.
Это было сложнее. Карликовые кайманы жили в ручьях, слишком мелких для любого каноэ. Я пытался ходить по берегам ручьев, но окружающий лес был затоплен, так что получалось слишком много шума. Я уже готов был сдаться, когда нашел ручей с прозрачной водой, протекавший вдоль подножия невысокого холма. Вдоль этого ручья можно было двигаться бесшумно, и вскоре я отыскал карликового каймана. Он проводил дни в небольшой заводи, а по ночам охотился в затопленном лесу. Не знаю, что он там ловил, но однажды он отрыгнул комок короткой шерсти, похожей на мех какого-то грызуна. У крокодилов очень концентрированный желудочный сок, который легко растворяет кости, копыта и даже панцири черепах, но почему-то не может растворить волосы млекопитающих, хотя они состоят из того же белка (называемого кератин), что и копыта.
Маленький кайман иногда исполнял “ревущие песни” и “шлепающие песни”. Ничего нового в этом не было, но жизнь карликовых кайманов так мало изучена, что ценность представляют любые данные.
Серверио, старший гид лоджа, очень хорошо разбирался в местной фауне. У него не было формального образования (его отец был ночным шаманом деревни), но он знал сотни птичьих голосов и много интересных подробностей из жизни леса. По его словам, обычно кайманы Ясуни не “пели” в декабре. Но в этом году их поведение изменилось, по-видимому, из-за очень сильных дождей. Не знаю, был ли он прав. За годы наблюдений я не раз видел, как другие виды крокодиловых, особенно аллигаторы, “пели” вне брачного сезона, но не замечал, чтобы это было связано с погодой.
В который раз нам пришлось спустя всего несколько дней уезжать из чудесного места, где хотелось бы прожить месяцы. Мы вернулись в Коку, забрали в отеле машину и уехали в Кито. Только когда самолет поднялся над облаками, мы наконец-то увидели окрестные вулканы во всей красе. Для нас это был прощальный привет Южной Америки. Мы не знали, когда еще сможем туда вернуться. Наша беззаботная аспирантская жизнь подходила к концу.
Когда ты всюду, ты нигде. Когда ты где-то, ты всюду.
Руми
Сиамский крокодил
Глава 39
Crocodylus siamensis: последняя песня
В России есть забавное полушуточное поверье: как встретишь новый год, так его и проведешь.
Я провел первое утро нового года на залитой солнцем нью-йоркской улице, одетый в сандалии, зеленые штаны для прогулок по дождевым лесам и удачно купленное в Эквадоре пончо из шерсти альпаки. У меня ушло два часа на то, чтобы выкопать машину из трехметрового сугроба. Пока мы были в Эквадоре, в Нью-Йорке случился буран и высыпал на город больше снега, чем в Москве обычно выпадает за всю зиму.
Мне до защиты диссертации оставалось три месяца, а Насте – год. Пора было заняться поисками работы. К сожалению, с работой в науке дело обстояло совсем плохо. На протяжении нескольких десятилетий американская система высшего образования работала по принципу пирамиды. Университеты набирали все больше аспирантов в качестве дешевой рабочей силы для преподавания все большему количеству платящих за обучение студентов. В результате перепроизводство докторов наук достигло уровня, при котором получить профессорскую должность стало практически невозможно: на каждую вакансию находятся сотни желающих.
Наши шансы были бы немного лучше, если бы мы все годы аспирантуры занимались завязыванием знакомств с потенциальными работодателями. Но мы были немного наивны и думали, что важнее качество диссертаций. Я к тому же провел очень много времени в поле. Теперь мы пытались наверстать упущенное, публикуя результаты и выступая на конференциях. Но публикация научных статей – процесс долгий, иногда растягивающийся на годы. В конце концов несколько моих статей вышли в престижных научных журналах, а статья, основанная на главе диссертации с обзором “песен” разных видов крокодиловых, даже была признана лучшей студенческой работой года по герпетологии. Но это еще ничего не гарантировало.
Вакансий для математиков было раз в десять больше, чем для биологов, и конференций у них тоже больше. Настя тратила так много времени на заполнение анкет и поездки по стране, что сильно переутомлялась и всерьез рисковала здоровьем. А мне все еще приходилось много работать над диссертацией, так что в эту весну я побывал только на двух конференциях. Там я услышал много интересного – например, доклад студентов, которые прикрепляли маленькие видеокамеры на загривок аллигаторам и обнаружили, что аллигаторы – намного более активные охотники, чем предполагалось раньше, и летними ночами ловят под водой рыбу, крабов и прочую мелочь каждые несколько минут.
Как я ни устал от жизни в кабинете и необходимости каждые две недели проводить по тридцать часов за рулем, ездя в Ноксвилл и обратно, я знал, что буду скучать по Майами. Не только по климату и фауне, от аллигаторов до гекконов в квартире, но и по замечательным коллегам в университете и по преподаванию, которое доставляло мне большое удовольствие. Иногда студенты доводили меня до отчаяния глупейшими ответами на самые простые вопросы (один из них написал: “Если у N. одна дочь и десять внуков, значит, с точки зрения эволюции он неудачник, ведь внуки – это не его дети!”), но обычно они были вполне сообразительными и многому успевали научиться. Один раз мне попался настолько удачный маленький класс, что пришлось всем до единого поставить отличные оценки, хотя вообще-то так делать не полагалось. Среди студентов в этом классе был израильтянин по имени Ари, всерьез интересовавшийся ботаникой. Я еще не знал, что моя роль в его жизни не ограничится преподаванием.
За год до поступления в аспирантуру я провел два месяца в Пакистане и Афганистане в поисках полумифического зверя под названием шерстистая летяга. Это самая большая, самая высокогорная и самая редкая в мире летучая белка. Ни один натуралист не видел ее в природе, пока я не нашел ее волшебной зимней ночью в заснеженном пихтовом лесу на склоне восьмитысячника Нанга-Парбат, образующего западную оконечность Гималаев.
Поиски летяги часто приводили меня в глухие деревушки, где нога европейца не ступала со времени походов Александра Македонского. Местные жители проявляли ко мне живейший интерес, особенно если я упоминал, что являюсь атеистом – для многих мусульман монстром из страшных легенд. В одной деревне в пакистанском Кашмире я встретил парнишку по имени Сардар. Он учился в полуподпольном исламистском медресе в Пешаваре, готовившем боевиков для Талибана. У нас состоялось несколько интересных бесед о теологии, поучаствовать в которых собиралась вся деревня. Когда я прощался с ним перед уходом в долину, он вдруг спросил, нет ли у меня знакомых в Израиле. Он хотел вступить с ними в переписку, чтобы понять, что они на самом деле за люди.
В то время никто из моих израильских друзей не заинтересовался таким предложением. Через два года среди моих студентов оказался Ари, и я спросил его, не хочет ли он написать Сардару Ари согласился, и вскоре между ними завязалось оживленное общение. Когда я вернулся из Африки, Ари сказал, что они оба собираются приехать в Египет и познакомиться “живьем”. Прошло еще два года, и примерно за месяц до моей защиты я снова встретил Ари. Он был так рад меня видеть, что чуть не прыгал.
– Представляешь себе, – закричал он, – мы с Сардаром едем в Бостон!
– Почему в Бостон?
– Там разрешены однополые браки! Мы женимся!
Я пожелал им удачи. Пожалуй, это было мое самое большое достижение в области преподавания.
К марту диссертация была в основном готова. Она включала раздел “Благодарности”, в котором я перечислил свыше двухсот человек, помогавших мне с исследованиями. Вспомнить их всех было очень приятно – я словно отдавал старые долги.
Единственная глава, над которой я еще работал, была самая большая, с обзором “песен” разных видов. Мне все еще поступали данные от коллег, да и сам я продолжал наблюдения в нескольких зоопарках Флориды.
Особенно мне нравился небольшой зоопарк на северо-востоке штата с длинным корявым названием “Зоопарк Сент-Августинская аллигаторовая ферма”. Это было единственное место в мире, где содержались все виды крокодиловых, кроме нескольких недавно “разделенных”. Почти все исследователи поведения крокодиловых когда-либо там поработали. Я провел там много времени, подружился с директором и собрал немало данных по редким видам – узкорылому, новогвинейскому, священному и кубинскому крокодилам, а также по ложному гавиалу.
Одной из достопримечательностей этого парка была огромная колония цапель, розовых колпиц и древесных аистов. С деревянных мостков можно было заглядывать в многочисленные гнезда, иногда с расстояния вытянутой руки. Я давно заметил, что цапли часто выбирают для колоний деревья, растущие в прудах с крокодилами и аллигаторами в зоопарках и на крокодиловых фермах. Видимо, подобно африканским малимбусам, они пользуются крокодилами для защиты от хищников вроде змей, енотов и варанов. Надо полагать, эта защита для них достаточно важна, чтобы мириться с потерей птенцов, выпадающих из гнезд в воду, которых, естественно, мгновенно съедают.
Крокодилы, аллигаторы и кайманы часто плавают, толкая перед собой листья и веточки. Иногда это явно игра (почему-то особой популярностью для игр у крокодиловых пользуются красные и ярко-розовые предметы, например, плавающие лепестки цветов), в других случаях – возможно, часть брачного поведения. Но в Сент-Августине я заметил, что аллигаторы, жившие в пруду с колонией цапель, особенно часто неподвижно лежали на поверхности воды или на отмели с веточкой, аккуратно уложенной поперек носа. Я вспомнил, что наблюдал такое же поведение у болотных крокодилов, живших в пруду с большой колонией цапель в ^Мадрасском крокодиловом банке”. Весной цаплям, живущим в больших колониях, отчаянно не хватает веток для строительства гнезд: они начисто “подметают” окрестности колонии, воруют ветки из гнезд соседей и постоянно из-за них дерутся. Может быть, аллигаторы и крокодилы таким образом подманивают цапель? Джон Брюгген, директор парка, рассказал мне, что пару раз видел, как аллигаторы ловили цапель, потянувшихся за веточками.
Но это все же могло быть совпадением. Доказать, что аллигаторы способны специально использовать ветки в качестве охотничьих приманок, было бы очень здорово: по сути дела это был бы первый известный случай использования рептилиями орудий. Но я пока не мог придумать, как это сделать.
Одним из видов, за которыми я наблюдал в Сент-Августине, был сиамский крокодил. Это еще один из крокодилов Азии и Австралии, родственных гребнистому, но не столь крупных и живущих в пресной воде. Сиамский и гребнистый крокодилы легко скрещиваются, и их гибриды очень быстро растут, поэтому их часто выращивают в огромном количестве на коммерческих фермах Азии. Самый большой крокодил, содержащийся сейчас в неволе в США, – сиамско-гребнистый гибрид по имени Утан, живущий в крокодиловом зоопарке в Южной Каролине. Он длиной в семь метров, очень ленив, редко двигается и никогда не “поет”.
Сиамский крокодил родом из Юго-Восточной Азии, где его чуть совсем не истребили охотники. Остались крошечные популяции в самых глухих уголках Камбоджи, Лаоса и Калимантана. По нескольку крокодилов недавно выпустили в национальные парки Вьетнама и Таиланда, где они встречались раньше.
Пара сиамских крокодилов, жившая в Сент-Августине, славилась своими родительскими способностями. Долгие годы среди исследователей ходили слухи, что крокодилы иногда кормят детенышей, но скептики считали все подобные рассказы охотничьими байками. В 2007 году Джон Брюгген сумел снять на видео, как самка сиамского крокодила приносит детенышам ломтики мяса и держит их в воде, пока детеныши отрывают маленькие кусочки. Это открытие имело значение для палеонтологии: пользуясь методом “взятия в скобки”, можно предположить, что даже ранние динозавры уже могли заботиться о потомстве.
Джон также впервые доказал, что отцы у крокодиловых могут принимать участие в воспитании детенышей. Сейчас это считается очевидным фактом, но лет десять назад стало настоящим сюрпризом. Еще одно его открытие – крокодилы, аллигаторы и кайманы могут регулярно поедать фрукты и даже умеют обрывать их с низко свисающих веток. Позже оказалось, что некоторые деревья, растущие по берегам рек, нуждаются в крокодиловых для распространения семян.
Самец в Сент-Августине очень красиво “пел”. За несколько дней я записал двенадцать рычаний и пять шлепков, чего и ожидал от “универсального” вида. Закончил наблюдения я всего за два дня до защиты.
В последний раз я покатил на юг, в Майами, мимо знакомых и уже давно надоевших ориентиров. Вот Мусорный пик – огромная свалка, неофициально являющаяся высшей точкой Флоридского полуострова. Вот поворот на мыс Канаверал – сколько раз я ездил туда смотреть запуски шаттлов и прочих космических кораблей! А вот и уродливые небоскребы центра Майами – часть Флориды, которая мне нравилась меньше всего.
Защита диссертации у меня была первого апреля. Все годы аспирантуры я обязательно разыгрывал в этот день моих коллег. В первый раз это случилось всего спустя несколько месяцев после того, как через Флориду прошли два урагана, поэтому я разослал по факультету сообщение, что в связи с надвигающимся ураганом меня две недели не будет на работе. Это вызвало легкую панику. На второй год я написал письмо как бы Стиву, но якобы по ошибке послал всем сотрудникам. В письме говорилось, что я нашел в Эверглейдс аллигатора, который при виде проходящих мимо рыбаков явственно произносит слово fish (“рыба”). Еще одной апрельской шуткой была фиктивная ссылка на несуществующее научное исследование, согласно которому машины в Майами водят так медленно не потому, что половина города – пенсионеры, а вторая половина – вечно болтающие по телефонам подростки, но потому, что у нас эпидемия сонной болезни, которую разносят случайно завезенные из Африки мухи цеце. Поразительным образом каждый раз находились люди, которые велись на эти розыгрыши. Утром перед моей защитой я разослал следующее сообщение:
Уважаемые сотрудники факультета!
Убедительно просим соблюдать осторожность при передвижении по зданию. Нильский крокодил, присланный Владимиру его африканскими друзьями в качестве подарка по случаю защиты диссертации, сбежал из вивария. Он не опасен, поскольку длиной всего три метра и недавно поел (за месяц до отправки его покормили мертвым шимпанзе). Если найдете, пожалуйста, подержите его за хвост и позвоните Владимиру.
Хотите верьте, хотите нет, но мне пришло шесть сердитых писем с требованием немедленно убрать крокодила.
За день до защиты Стив пригласил меня к себе домой. Это была редкая честь. Я знал, что многие из его студентов так ни разу ее и не удостоились. У него в гостях я узнал про Стива много интересного: оказывается, он довольно близкий родственник Троцкого, был арестован в большем числе стран, чем я, и является единственным на все США фермером, выращивающим экологически чистые личи!
Защита прошла на удивление легко. Мое выступление всем понравилось, в основном благодаря множеству красивых фотографий, которые я наснимал за шесть лет. На бумаге диссертация выглядела намного серьезнее: на нее ушло три тысячи часов наблюдений, и мои P-значения были меньше o,ooi. Но больше всего я был рад тому, что нашел ответы на большинство вопросов, которые задал сам себе в начале работы. Какие-то из этих ответов наверняка были слишком упрощенными, а какие-то – всего лишь предположениями, нуждающимися в дальнейшей проверке. Будущие исследователи разберутся в деталях, уточнят теории, откроют новые интересные факты, а может быть, и докажут, что в чем-то я был не прав. Такова сущность науки: вы почти никогда не узнаете абсолютную истину; всегда остается еще работа, которую надо проделать, и загадки, которые надо разгадать. Именно поэтому наука такая увлекательная, интересная… такая настоящая.
Я оформил все бумаги заранее, чтобы не оставаться в Майами на лишний день. Как только закончился банкет, я загрузил вещи в машину и помчался на север.
На лето мы с Настей запланировали кругосветное путешествие. Мы собирались провести май в Италии, навестить родственников на Украине и в России, поехать во Вьетнам, чтобы принять участие в экспедиции Всемирного фонда дикой природы по поискам редкого, загадочного зверя под названием саола (к моей профессиональной гордости, саолу я нашел всего за четыре дня), а в августе покататься по Восточной Австралии. Я рассчитывал наконец-то увидеть в природе крокодилов сиамского и Джонстона – не с исследовательской целью, а просто ради собственного удовольствия. Честно говоря, от исследований крокодилов хотелось немного отдохнуть.
Но лучше всего было знать, что я смогу быть с Настей все время, а не два выходных в месяц. Она была моей лучшей наградой за эти годы. И с каждой минутой расстояние между нами уменьшалось.
Лучшая команда добывает самую крупную рыбу.
Каджунская пословица
Детеныш аллигатора с мамой
Эпилог
Я провел год в Ноксвилле, изучая поведение змей и рыбок мбуна из озера Ньяса. После того как Настя защитила диссертацию, нам повезло: удалось найти работу в одном и том же университете в Луизиане. Правда, в университете я только числился, а настоящее рабочее место находилось за полштата от него, в болотах у побережья Мексиканского залива. Мы пытались восстановить там истребленную охотниками популяцию американского белого журавля, самого редкого в мире.
Публикация моей диссертации и всевозможных “хвостов” (наблюдений, которые к теме диссертации не относились, но все равно представляли интерес) заняла почти четыре года. Последняя статья, посвященная игровому поведению крокодиловых, вышла в начале 2015 года. Теперь я с двумя соавторами работаю над книгой “Социальное поведение рептилий”, в которой, в частности, будут обобщены все результаты моих исследований.
В Луизиане мне удалось наконец доказать, что аллигаторы действительно пользуются веточками в качестве приманок для цапель. Климат там прохладнее, чем во Флориде, поэтому гнездовой сезон у цапель не так растянут и строительство гнезд укладывается в две-три недели. Наблюдая за несколькими десятками аллигаторов, я выяснил, что с веточками на носу плавали только те из них, кто жил возле колоний цапель, и только в то время, когда птицы строили гнезда.
Прежде использование предметов в качестве охотничьих приманок было известно только у обезьян капуцинов и нескольких видов птиц. Однако, в отличие от аллигаторов, птицы и обезьяны не умеют приурочивать свое поведение к определенному сезону в жизни добычи. Мое открытие привлекло внимание журналистов, и мне пришлось целый месяц непрерывно давать телефонные интервью, а мое имя перевирали в газетах по всему миру.
Всего за несколько лет наши представления о сложности поведения крокодиловых полностью изменились, и эта маленькая научная революция еще не закончена. Например, теперь мы знаем, что арсенал хитроумных методов охоты у них шире, чем у любых других животных, кроме человека. Я, однако, уверен, что и у других живых существ, которых обычно считают безмозглыми и неинтересными, есть удивительные секреты – просто их никто не изучал достаточно настойчиво.
Тем временем несколько кинооператоров пытались снять “танцы” аллигаторов, но ночные съемки оказались очень непростыми, к тому же во Флориде два года подряд была очень дождливая весна, и аллигаторы разбрелись по затопленной саванне. Первым достиг успеха венгр Золтан Терек.
Весной 2013 года съемочная труппа National Geographic пригласила меня в Эверглейдс в качестве консультанта для съемок посвященной аллигаторам серии документального фильма о природе Северной Америки. У группы было суперсовременное инфракрасное оборудование. Тут же выяснилось, что крокодилы в инфракрасном диапазоне выглядят серыми, а аллигаторы – черными, потому что они лучше приспособлены к холоду и их панцирь устроен таким образом, что проводит всю тепловую энергию снаружи вовнутрь.
Я предложил провести съемки на моей любимой Тропе Змеешеек, где когда-то начинал свои исследования и впервые увидел “танцы” аллигаторов. Режиссер спросил, безопасно ли будет ведущему фильма – молодому парнишке – поплавать среди аллигаторов на надувной лодочке. Я сказал, что совершенно безопасно, но ведущий явно не был в этом уверен. Я вспомнил, как нервничал, когда первый раз спускал на воду свой надувной каяк, и не стал над ним подшучивать. Мы начали накачивать лодку. Вдруг здоровенный аллигатор выполз из воды и направился к нам, чтобы проверить, что за подозрительная деятельность идет на берегу его пруда. Пришлось отбежать в сторону и ждать, пока он успокоится. Теперь план совсем уж не выглядел безопасным, но, к чести ведущего, он все-таки согласился попробовать. Мы решили, что я буду плавать неподалеку в каноэ, чтобы вмешаться, если начнутся неприятности. Ведущий целый час медленно плавал кругами по черной воде среди полусотни плещущихся аллигаторов. Это выглядело очень красиво в цвете и жутковато в инфракрасных лучах. Он был в полном восторге, а я чувствовал себя немножко странно, словно наблюдал за собой самим семь лет назад или участвовал в съемках эпизода из собственной жизни, разыгрываемого кем-то другим.
С тех пор мы переехали в Калифорнию, и наблюдениями за аллигаторами я больше не занимаюсь. Зато ими занимаются трое моих бывших студентов, в том числе отважная девушка по имени Мичико, которая работает натуралистом в национальном парке Эверглейдс и научилась ловить аллигаторов голыми руками. А я изучаю поведение совсем других животных в совсем других краях… но об этом когда-нибудь будет другая книга.
Иллюстрации
Пара аллигаторов по пути на “танцы”.
“Танцующие” миссисипские аллигаторы.
Любовь миссисипских аллигаторов.
Детеныш миссисипского аллигатора. Луизиана.
Озера Хуанлун в Сычуани.
Китайские аллигаторы в провинции Аньхой.
Черные точки на челюстях аллигаторов – особые органы чувств.
Кайманы жакаре часто плавают с кустиками водяного гиацинта на спине.
Дорога смерти. Боливия.
Гавиал. Заповедник Катерниагат, Индия
Самки болотного крокодила пытаются соблазнить самца, привлекшего их мужественным ревом.
Болотный крокодил. Заповедник Катерниагат.
Замаскировавшийся болотный крокодил с веточками для приманивания цапель.
Тигрица пытается снять меня с дерева.
Клещ и муха на морде тигрицы.
Целующиеся американские крокодилы. Доминиканская Республика.
Американский крокодил (слева) и миссисипский аллигатор. У крокодилов морда треугольная и всегда видны верхние и нижние зубы, а у аллигаторов морда лопатой и обычно видны только верхние зубы.
Миссисипский аллигатор в засаде на обочине дороги. Флорида.
Пара гавиалов (самка сверху). Заповедник Катерниагат.
Взрослые гавиалы-самцы. Нарост на носу в Индии называют гхара, что означает “горшок”.
Пассажирский транспорт на Амазонке.
На палубе амазонского теплохода. Бразилия.
Староверы. Боливия.
Ревущие кайманы жакаре. Пантанал, Бразилия.
Черный кайман. Заповедник Мамирауа, Бразилия.
Детеныш каймана жакаре. Боливия.
Ленивец в затопленной пойме. Боливия.
Пампасный олененок. Боливия.
Цветок и молодой лист виктории регии. Гайана.
Оринокский крокодил был спасен от вымирания Джоном Торбьярнарсоном с коллегами.
Оринокский крокодил.Венесуэла.
Карликовый кайман Шнайдера. Венесуэла.
Яйца очкового каймана и двух видов крокодилов в центре разведения. Чьяпас, Мексика.
Крокодил Морелета. Долина Чахул, Мексика.
Форт на островах Драй-Тортугас, Флорида.
Львица преследует спрингбока. Национальный парк Этоша, Намибия.
Водопой в Этоше.
“Колумб” в пустыне Намаква. Южная Африка.
Детеныш нильского крокодила.
Нильские крокодилы. Намибия.
Ладошковый геккон. Пустыня Намиб.
Пустынный хамелеон. Намибия.
Шумящая гадюка. Южная Африка.
Королевская протея. Столовая гора, Южная Африка.
Любопытный леопард заглядывает к нам в машину. Сент-Люсия, Южная Африка.
Львица, разорвавшая буйвола. Национальный парк Южная Луангва, Замбия.
Павлиноглазка-комета. Национальный парк Раномафана, Мадагаскар.
Мышиный лемур. Заповедник Киринди, Мадагаскар.
Доминантный самец нильского крокодила. Южная Африка.
Типичная афарская деревня.
Мальчик-христианин. Эфиопия.
Наша команда в Афаре, Эфиопия
Наши неизбежные гиды на вулкане Даллол. Эфиопия.
Лавовое озеро Эрта-Але. Эфиопия.
Узкорылый крокодил. Габон.
Центральноафриканский карликовый крокодил. Габон.
Карликовый крокодил играет с цветком. Крокодилы особенно любят играть с красными и розовыми предметами.
Белоусый гвенон. Национальный парк Коруп, Камерун.
Шимпанзенок, осиротевший по вине браконьеров. Камерун.
Цапля с детенышем аллигатора. Флорида.
Ложный гавиал.
Настя на дайвинге. Национальный парк Комодо, Индонезия.
Долгопят. Национальный парк Тангкоко, Сулавеси.
Фигурка умершей родственницы. Тана-Тораджа, Сулавеси.
Гигантский муравей. Национальный парк Керинчи, Суматра.
Осьминог-мимик притворяется актинией. Пролив Лембех, Индонезия.
Гребнистый крокодил наслаждается мягкой подушкой в жаркий день. Острова Раджа-Ампат, Индонезия.
Гребнистый крокодил наслаждается мягкой подушкой в жаркий день. Острова Раджа-Ампат, Индонезия.
Гребнистые крокодилы очень хорошо умеют подкрадываться к жертве из-под воды. Соронг, Индонезия.
Сиамский крокодил. “Мадрасский крокодиловый банк”, Индия.
Старый широкомордый кайман. Итайпу, Бразилия.
Широкомордый кайман.
Детеныш широкомордого каймана. Боливия.