Глаза Клеопатры Миронова Наталья

ГЛАВА 19

Выйдя в приемную, Никита обнаружил, что его дожидается Даня Ямпольский.

— Светлана Андреевна, — приветливо обратился Никита к своей немолодой, солидной и надежной, как скала, секретарше, — вы свободны. Пятница, слава богу, давайте закроемся пораньше.

Светлана Андреевна перевела взгляд со своего начальника на системного администратора, оценила ситуацию правильно и, вежливо попрощавшись, ушла. Оставшись вдвоем, два друга обнялись и принялись отплясывать джигу.

— Я бы сказал, это был технический нокаут, — радостно хохоча, проговорил Даня. — Сколько раундов он продержался?

— На Голощапове сломался. Мы все рассчитали, как в аптеке. — Никита хлопнул друга по спине. — Слушай, давай ко мне, а? Я должен сказать Нине.

— Ее зовут Ниной? — спросил Даня. — Ты мне не говорил. Ладно, поехали к тебе.

Они поехали каждый на своей машине. Никита по телефону предупредил Нину, что приедет с другом. Он так привык к лаю Кузи, встречающего его появление за дверью, что забыл предупредить Даню.

— Собака? — изумился Даня. — Откуда у тебя собака? Ты же не любишь собак.

— Устаревшие сведения, — бросил через плечо Никита, поворачивая ключ в замке. — Это ее собака, и я без этой собаки уже жизни себе не мыслю. Привет, Кузьма.

Кузя деловито обнюхал незнакомого.

— Кузя, сидеть! — строго приказала Нина. — Здравствуйте.

— Здравствуйте, меня зовут Даниил. Просто Даня. Я не кусаюсь.

— А это Кузя. Он тоже не кусается.

— Рекомендую, — представил друга Никита. — Даня Ямпольский. Компьютерный гений, отъявленный авантюрист и благородный жулик. Мой лучший друг.

— Чего это я жулик? — обиделся Даня.

— Да просто ка-а-анкретный пацан, — отшутился Никита. — Мастер исполнения блатных песен. Мы с ним покончили! — не выдержал он. — Все, нет больше Чечеткина!

— Что вы с ним сделали? — ошеломленно заморгала Нина.

— Да жив он, жив! Представляешь, — Никита повернулся к Дане, — Нина до сих пор жалеет этого мерзавца.

— Между прочим, я тоже не знаю, что там у вас произошло, — охладил его пыл Даня. — Я видел только результат. Чечеткина вывели из кабинета под белы ручки двое наших охранников, — возбужденно принялся выкладывать он Нине, блестя озорными зелеными глазами. — Точнее будет сказать, вынесли. Сам он идти не мог. Я квалифицировал положение как технический нокаут. Но в кабинете меня не было, так что, считайте, мы с вами на равных. Давай, старик, полный отчет по репликам. Ты запись не догадался включить?

— А на кой мне этот уотергейт? — пожал плечами Никита, хотя запись своего последнего разговора с Чечеткиным на всякий случай сделал. — Пошли, я элементарно хочу жрать.

— Идите мойте руки, — сказала им Нина, — а я помогу Дусе накрыть на стол.

Они собрались в столовой.

— Ну, давай рассказывай, — потребовал Даня.

Никита пересказал сцену вкратце.

— Я ему припомнил несколько эпизодов для разогрева, а под конец выложил козырной туз с Васильевским ГОКом.

— Я ничего не понимаю! — пожаловалась Нина. — Ты по-русски говорить умеешь?

Никита снисходительно улыбнулся:

— Тут все просто. Был в Кузбассе такой Васильевский горно-обогатительный комбинат. Вполне себе лежачее предприятие. Вот один олигарх и решил купить его по дешевке. А другой олигарх — это наш Чечеткин, — прознав об этом, комбинат перехватил и продал первому олигарху уже за другую цену. Действовал он, как всегда, чужими руками, думал, никто ничего не узнает. Но тут пришли мы с Даней и поломали ему всю малину.

— Зашухерили, — вставил Даня.

— Можно подумать, это говорит беспризорник из фильма «Путевка в жизнь», — вздохнул Никита. — А на самом деле он из интеллигентной семьи. Но вообще-то ты должна его благодарить. Если бы не Даня, нам бы до этих материалов не добраться.

Даня решил, что скромность украшает.

— Ничего подобного, — обратился он к Нине, — я был только так, на подхвате. Если бы Никита не знал, где и что искать, мы бы этого век не нашли.

— А наводку мне Вера Васильевна дала. Жена Галынина, я тебе о ней рассказывал.

— Ценю вашу скромность, — усмехнулась Нина, переводя взгляд с одного на другого, — но я по-прежнему ничего не понимаю. Ну, поссорились два олигарха…

— Тут ситуация такая, — заговорил Даня. — Второй олигарх, то есть, вернее, первый, тот, который хотел купить Васильевский ГОК, — это Голощапов. А Голощапов — мужчина конкретный, в авторитете, с ним такие шутки не проходят. Между прочим, там была самая настоящая война, со стрельбой, и много народу полегло. Так что Чечеткина жалеть не стоит.

— То есть если бы Голощапов узнал, что это Чечеткин увел у него комбинат, он бы его убил? — ужаснулась Нина.

— Запросто, — подтвердил Даня. — Как не фига делать. Как говорится, размер отката должен соответствовать силе наезда.

— На самом Чечеткине столько крови, что, я бы сказал, туда ему и дорога, — добавил Никита.

— А я против смертной казни, — упрямо покачала головой Нина. — Тем более против убийства. И что теперь будет?

— Не знаю. — Никита пожал плечами. — Я ему посоветовал линять, да он и сам, мне кажется, понимает, что положение у него аховое. Он чего ко мне приходил-то? In the first place? Изначально, — торопливо перевел он, покосившись на Нину. — Чтобы я ему деньги помог за границу перевести. Верный знак, что человек намылился в бега. Я, конечно, отказал. Вот теперь не знаю, хватит ему ума бросить эти бабки и слинять вовремя или нет. Доносить на него Голощапову я не собираюсь, не беспокойся. Но если он будет долго тянуть, его органы возьмут по другому делу.

— Он же депутат Госдумы! — возразила Нина.

— Ну и что? — жизнерадостно улыбнулся Даня. — С него в два счета снимут иммунитет. С Мавроди же сняли в свое время, а Чечеткин чем лучше? Я только одного не понимаю: что он имел против вас? И где вы с ним пересеклись?

— Не надо об этом, — начал Никита, но Нина его остановила:

— Ничего, я скажу.

— Да уж скажите, — продолжал веселиться Даня, — не дайте помереть дурой.

— В ателье, — просто ответила Нина. — Мы встретились в ателье. Я случайно услышала обрывок криминального разговора, который мог ему навредить, а потом столкнулась с ним лицом к лицу. Я его не сразу узнала: вижу, знакомое лицо, а кто такой — не помню.

— В ателье? — недоверчиво нахмурился Даня. — Разве Чечеткин ходит в ателье? Я думал, все депутаты носят костюмы от Армани.

— У него нестандартная фигура, — улыбнулась Нина.

— Может, поговорим о другом? — предложил Никита. — Что-то я подустал от Чечеткина. Хотел бы я только знать, откуда ему такая легкомысленная фамилия досталась…

Нина бросила на него свой фирменный алмазный взгляд.

— Думаешь, он степ бьет? Или его папа бил? Или дедушка? Чечетка — это такая птичка. На снегиря похожа. А Чечеткин — старинная русская фамилия.

— Ну и бог с ней, с этой птичкой. Я выпью за степ. — Никита был слегка пьян: в этот вечер он на радостях позволил себе водки. — Это же степ помог тебе вспомнить его старинную русскую фамилию.

Даня смотрел на них обоих так, словно они вдруг заговорили по-китайски.

— Я никак не могла вспомнить его фамилию, — объяснила Нина. — В тюрьме мне письмо передали, от подруги, а одна сокамерница отняла и говорит: «Чечетку пляши». Тут я и вспомнила.

— В тюрьме? — переспросил потрясенный Даня. — Я даже не знал, что вы были в тюрьме! А за что? То есть я понимаю, но по какому обвинению? И сколько вы там пробыли? Вы меня простите, тема не застольная, но…

— Мне подбросили наркотики. Я просидела в СИЗО полтора месяца. Почти два. Срок смехотворный, хотя мне он показался годом. Но, как только я вспомнила, сразу стало легче. В суде был один… его представитель. Маскировался под моего адвоката. Я дала ему понять, что не собираюсь разоблачать Чечеткина, но, если меня осудят, это непременно случится. И меня тут же освободили.

Даня не сразу сумел все это осмыслить.

— А Никита ничего не знал? — спросил он.

— Понятия не имел, — вставил Никита. — Мы позже познакомились. Уже после тюрьмы.

— Я хочу выпить за вас, — решительно заявил Даня. — Знаете, у меня в голове не укладывается, как вам удалось оттуда вырваться. Я бы так не смог. Я бы там погиб.

— Все бы вы смогли, Даня, — ласково возразила Нина. — В таких ситуациях человек мобилизуется. Но, конечно, не дай вам бог оказаться в такой ситуации. Не дай бог никому. Давайте за это выпьем.

Они чокнулись и выпили. После ужина Никита предложил вернуться в холл к роялю. Он притащил широкую банкетку, и они с Даней дали Нине целый концерт блатных песен из репертуара Даниного деда, подыгрывая себе в четыре руки, причем Никита сидел на басах.

— Обожаю, когда шеф у меня на подпевках, — бросил Даня, подмигивая Нине. — Давай, старик, бэк-вокалом.

Нина заметила, что у них вполне слаженный дуэт.

выводил Даня, подмигивая ей «со значением».

Она радовалась и хлопала. Даже старалась подпевать потихоньку.

Потом Даня стал прощаться:

— Уже поздно. Вы, наверное, устали.

— Спасибо вам за все. — Нина поцеловала его в щеку.

— Это моя работа, — скромно отшутился Даня. — Пацан сказал, пацан сделал.

— Может, тебе шофера дать? — озабоченно спросил Никита. — Ты все-таки выпил.

— Да нет, я совсем чуть-чуть. Я тихо поеду. Буду ползти, как черепаха, гаишники меня зацапают и спросят, — Даня понизил голос до зловещего полушепота: — «И куда это мы так крадемся?»

Все трое опять дружно рассмеялись.

На прощанье Даня незаметно для Нины показал другу большой палец.

— Позвони, когда домой вернешься! — крикнул Никита ему вслед.

— Ладно! — ответил Даня, сбегая по лестнице.

— Ну что? — спросил Никита, вернувшись в квартиру. — Опять выгуливать этого троглодита?

— Как всегда, — ответила Нина. — Прогулка перед сном — это святое. Да ты не беспокойся, я сама выйду.

— Нет, я с тобой. Мне надо подышать свежим воздухом. И почему бы тебе не повесить поводок в прихожей? Зачем каждый раз за ним наверх бегать?

Никиту злило, что Нина живет у него как будто на птичьих правах: лишний сантиметр площади боится занять своими вещами. Вдруг теперь, когда он покончил с Чечеткиным, она уйдет насовсем? Эта мысль точила его весь вечер, он потому и выпил лишнего, что она не давала ему покоя.

Ничего не ответив, Нина поднялась наверх и принесла поводок. Кузя весь концерт прослушал из самой удаленной от рояля точки, свернувшись клубочком у подножия лестницы. Теперь он радостно вскочил, увидев знакомую вещь, означавшую прогулку, завилял хвостом и заплясал на месте.

— Стой смирно, Кузя, ты же мне поводок пристегнуть не даешь.

Никита наблюдал за ее действиями молча. Молча открыл дверь и спустился вслед за ней во двор. Он твердо решил не начинать разговора первым.

Нина, видимо, тоже решила его не начинать. Вместо этого она сказала:

— Какой чудный мальчик!

— «Мое рыжее золото», — откликнулся Никита. — Так товарищ Сталин называл Эмиля Гилельса. А я — Даню. — Тут зазвонил его сотовый телефон. Взглянув на определитель, Никита заметил: — Легок на помине. Ну как? — заговорил он в трубку. — Доехал нормально? Вот и хорошо. И тебе от нее привет. Ты ему тоже понравилась, — сказал он Нине, отключив связь. — Слушай, а хорошо все-таки было в Литве! Дверь открыл, и гуляй себе. Может, нам туда вернуться?

— А работа? — спросила Нина.

— Ну, лично я могу управлять дистанционно.

— А я нет. Если тебе в тягость гулять с Кузей, зачем ты тогда пошел?

— Кто сказал, что мне в тягость?

— А чего ж ты тогда Кузю обижаешь?

— Я обижаю? — возмутился Никита. — Да кто его обидит, трех дней не проживет! Потому что будет иметь дело со мной. Между прочим, я так и сказал Чечеткину.

— Ты рассказал Чечеткину про Кузю? — удивилась Нина.

— Я сказал, что если за ближайшие лет пятьдесят с вами обоими что-нибудь случится, я его достану.

Нина отвернулась. Никита в смятении успел заметить слезы, блеснувшие у нее на глазах.

— Кузя пятьдесят лет не проживет, — вздохнула она.

— Ну… Ну что ж тут поделаешь! — Никита осторожно обнял ее за плечи. — Зато, сколько ему отпущено, он проживет счастливо. Верно, Кузнец?

Кузя, чуткий, как барометр, подбежал к хозяйке. Нина и Никита, не сговариваясь, опустились на корточки и погладили его.

— Ну что, шабаш? — спросил его Никита. — Можем идти домой?

— Тяф! — подтвердил Кузя, и они повернули к подъезду.

Когда Кузя был водворен на место и свернулся на своем коврике, Никита порывисто и крепко обнял Нину, притянул ее к себе, зарылся лицом ей в волосы, вдыхая тонкий, чуть горьковатый, ускользающий аромат ее духов. Она беспокойно шевельнулась, словно пытаясь освободиться, но он не отпустил.

— Погоди… Дай мне… смыть с себя все это. И Чечеткина, и все… — Никита оторвал лицо от ее волос и посмотрел ей в глаза. — Мы с тобой давно вместе душ не принимали. Давай?

— Давай… — тихо ответила Нина.

Он отвел ее в свою ванную — роскошную барскую ванную, примыкающую к спальне. На душе скребли кошки. Может, она воспринимает это как требование платы за труды? Может, он поторопился, надо было дать ей еще время? Но если дать ей время, она, пожалуй, опять соберет свои манатки и удерет от него, как тогда, в Литве. Может, отпустить ее? Нет, это неудачная мысль. Никита раздел ее и торопливо разделся сам, отвернул краны в душевой кабине. Нина тихонько взвизгнула, уклоняясь от воды.

— Что? Горячо?

— Да нет, нормально, но я недавно голову вымыла. Надо было шапочку надеть.

— Не надо. Подумаешь, волосы! Высохнут. Считай, что ты под дождь попала.

Она попала под дождь его поцелуев. Его ловкие руки, скользкие от мыла, оказывались в сотне мест сразу. Нина перестала уклоняться, ответила на ласку. Вода лилась по ее лицу, а она тихонько улыбалась, проводя тоненькими загрубелыми пальцами по волосам Никиты, по его золотистым бровям, по щекам, по губам… Потом их губы снова слились в поцелуе, они долго стояли под теплыми струйками, пока последние пузырьки мыльной пены стекали по их телам.

Он закрыл воду, набросил на себя махровый халат, а ее завернул с головой в большую махровую простыню, взял на руки и вышел вместе с ней в спальню.

— Дай, я сама. — Нина высунула голову и принялась энергично вытирать волосы простыней. — Нет, тут нужен фен.

— Не нужен. Сами высохнут.

Никита снова подхватил ее на руки и опустил на постель.

— Ты что, подушка намокнет!

— Ну и пусть.

Он овладел ею и не позволил перехватить инициативу. Ей пришлось лежать смирно, ощущая в себе его мощные, ритмичные удары.

— Может, мне тебя связать?

Нина тут же взвилась, как дикая кошка, вцепилась ему в плечи.

— Даже в шутку не смей так говорить!

— А что такого? Это очень эротично. Говорит о доверии партнеров друг к другу. Потом ты меня свяжешь.

— Прекрати…

Она начала отчаянно вскидываться всем телом, стараясь высвободиться, но он держал ее крепко. Сама не сознавая, что делает, она вонзила ногти ему в кожу, но это была легкая, приятная боль. Сокрушительный оргазм потряс их обоих. Теперь уже Нина цеплялась за него, как за якорь спасения. Никита всем телом почувствовал, как она испугана. Он не отпустил ее, привлек к себе, нажимая подбородком на макушку, и начал укачивать, как ребенка. Наконец она перестала дрожать, затихла.

Они долго лежали молча.

— Опять сбежишь? — прошептал Никита.

Нина не ответила.

— Послушай, я давно хотел тебя спросить… Может, у тебя что-то такое было?.. Ну, не знаю… травмирующее?

Ее голос в темноте прозвучал насмешливо:

— В смысле секса?

— Я просто хочу понять, что я делаю не так?

Она потерлась щекой о его голое плечо.

— Все ты делаешь правильно, не комплексуй. Нет, ничего такого травмирующего у меня в этом плане не было. Весь мой сексуальный опыт невелик. Начала я поздно, только в институте. Раньше было не до того, ты же понимаешь. А в институте я сказала себе: «Чем я хуже других?» Попробовала. Особого впечатления не произвело. Потом у меня были другие мужчины, но мало, по пальцам одной руки можно сосчитать, и хватит с лихвой. И, знаешь, никто из них не утруждался, как ты. Ну, ты понимаешь. Никому из них не было особого дела до меня. И меня это устраивало. Никогда не замечала за собой особых склонностей к доминированию, но тут мне нравилось чувствовать себя сильнее мужчин. Пусть они теряют голову, а я нет.

Опять помолчали.

— Больше мне нечего добавить, — продолжала Нина. — Я тебе все сказала еще там, в Литве. Я не люблю терять контроль. Ничего не могу с собой поделать, это просто какой-то необъяснимый страх. У меня это с детства, с сексом никак не связано.

— А с чем связано? С тем случаем в Коктебеле?

— Да, наверное. У меня есть и более ранние воспоминания, но смутные. Помню, например, как я не любила квартиру Маклакова в Доме на набережной.

— А почему? — Никита приподнялся на локте и заглянул ей в лицо.

Она пожала плечами.

— Квартира была большая, а я маленькая. Я там все время терялась.

— Значит, у меня тебе тоже неуютно, — подытожил Никита.

— У тебя планировка другая, — возразила Нина. — Да и я уже не маленькая.

Она попыталась подняться, но Никита ее остановил.

— Сегодня ты спишь здесь, — заявил он.

— А ты не командуй! — возмутилась Нина. — И вообще, мне нужен фен, я не могу спать с мокрой головой!

— У меня есть фен. Да, есть, что ты на меня так смотришь? Мне иногда приходится сушить волосы в спешке. Пошли.

Он отвел ее в ванную, принес фен, дал Нине головную щетку. Щетка была роскошная, с натуральной щетиной, в черепаховой оправе.

— Отличная щетка, — одобрила Нина.

— Дарю, — сказал Никита, включая фен. — Дай сюда, я сам.

Он принялся медленно водить щеткой по ее волосам, приподнимая пряди, осторожно двигая феном. Процедура оказалась мучительно волнующей. Горящими от возбуждения глазами они следили друг за другом в зеркале.

— Хватит, — охрипшим голосом сказала Нина. — Давай теперь я тебя посушу.

— Да мои уже высохли, — отмахнулся он.

— Дай попробовать. — Никита послушно нагнул голову, Нина провела рукой по его волосам. — И ничего не высохли! Садись!

Она заставила его сесть на табурет, включила фен и стала сушить его волосы, ероша их пальцами. Однажды она уже проделывала это в Литве, и теперь, переглянувшись в зеркале, они оба об этом вспомнили.

Когда они вернулись в спальню, Нина заговорила капризным голосом:

— И смени подушки! Я не могу спать на мокрых подушках! Вот где хочешь возьми, но смени!

Никита покосился на нее, не веря своим ушам. Она с ним кокетничала! Она никогда раньше с ним не кокетничала, ни разу. Это было так ново, так неожиданно и так приятно! Он быстро перевернул подушки и повалил ее на постель.

— Все, с этой стороны сухие.

— Нет, мокрые!

Между ними завязалась шутливая борьба. Нина пыталась встать, Никита ее не пускал.

— Сейчас у тебя будет травмирующий опыт! — рычал он, легонько царапая зубами ее плечи, шею, подбородок.

Нина вдруг прекратила сопротивление. Она приподнялась на локтях, запрокинув голову. Жертвенная поза, почти «Жертвоприношение Исаака». Жертвенная и безумно возбуждающая. Никита залюбовался хрупкой красотой этих тонких плеч, выступающих ключиц, беззащитной впадинки у горла. Он прильнул губами к этой впадинке, потом заскользил вниз, вниз, вниз по груди, по впалому животу к маленькому треугольнику черных кудряшек у нее между ног. Его губы нашли, что искали, — теплый, нежный, чуть вздрагивающий плод ее женственности, — и принялись колдовать над ним, вызывая его к таинственной, мерцающей, одному ему ведомой жизни.

Нина не была бы Ниной, если бы не испугалась и не попыталась высвободиться. Она действовала почти инстинктивно, но Никита держал ее крепко, не давая вырваться, и она ожила там, в глубине, помимо своей воли. Он чувствовал этот нарастающий неудержимый трепет, словно раскат бесшумного грома, потрясший все ее тело. Тогда он подтянулся и лег с ней рядом, приблизил лицо к ее лицу.

— Кто-нибудь из них так делал? — спросил Никита задыхающимся шепотом. — Из твоих прежних любовников?

Нина ответила не сразу.

— Знаешь, это моветон — спрашивать о прежних любовниках в такую минуту. Как тебе только в голову взбрело? — Ее голос тоже слегка задыхался. — А на твой вопрос я уже ответила. Никто из них мной особо не интересовался. Это был просто секс.

— Вот это был просто секс! — рассердился Никита. — Вот сейчас, у нас с тобой. А то, что ты называешь сексом…

— Только не надо читать мне мораль! — Нина тоже рассердилась. — И вообще, знаешь, я пойду к себе.

— Нет, ты будешь спать здесь. А то утром я опять найду пустую комнату, как в том мотеле. Почему мы все время ссоримся?

— Не знаю, ты первый начал. Я не смогу здесь уснуть.

— Сможешь. — Никита взбил подушки и натянул одеяло ей на плечи. — Секс — это универсальное снотворное. Ну ты можешь хоть раз в жизни не спорить? — возвысил он голос, увидев, что она собирается еще что-то сказать. — Если тебе приснится страшный сон, я тебя тихонечко разбужу, повернешься на другой бок и опять уснешь.

Нина устала спорить. Она устроилась поудобнее, свернулась калачиком у него под боком и закрыла глаза. Оба долго не спали, каждый прислушивался к дыханию другого. Потом Никита незаметно для себя заснул.

ГЛАВА 20

Он проснулся от какого-то шевеления и недовольно замычал. Разлепил один глаз и увидел, что уже утро. Нина поднималась с постели.

— Куда? — Никита схватил ее за руку и потянул обратно. — Рано еще. Сегодня суббота. Можно поспать подольше.

— Уже седьмой час. Мне надо с Кузей погулять. Пусти.

Он все еще держал ее за руку.

— Ммм… А он не может как-нибудь сам?

— Открыть кодовый замок? Запросто. Даня сказал бы: «Как не фига делать».

Никита открыл глаза и с размаху сел в постели, весело улыбаясь ей.

— Слушай, а давай махнем на дачу! У меня дача есть в Красной Пахре.

— Нетипичное место, — отметила Нина. — Извини, сегодня я никак. У меня в три примерка.

— Сегодня же выходной!

— Только не у меня.

— Вот черт! Ладно, я тоже встаю.

— Ты можешь еще поспать, — сказала Нина.

— Я больше не усну. — Он соскочил с кровати. — Давай по кофейку, а?

— Хорошо, я сварю. — Нина вышла из комнаты.

«Надо с ней поговорить, — думал Никита, умываясь в ванной. — Сегодня же, не откладывая».

Они выпили по чашечке ароматного кофе, какой умела варить одна только Нина. Она не признавала никаких растворимых смесей и молотого кофе в вакуумной упаковке, всегда сама молола зерна перед самой варкой, смешивая их в пропорции, известной ей одной, из трех сортов кофе: йеменского «Мокко», «Арабики» и «Робусты».

Дуся была уже в кухне. Стоило Нине подойти к раковине с чашками из-под кофе, как она тут же их перехватила.

— Я сама вымою, вы идите с собачкой погуляйте. А как же завтрак?

— Я потом, Дуся. Пройдусь с Кузей, а потом позавтракаю.

Никита знал, что Нина всегда ест на завтрак овсяную кашу с курагой. И выпивает еще одну чашку кофе. Опять весь процесс заново: смолоть, сварить, всыпать чуть-чуть соли, когда начнет закипать. Сам Никита в спешке часто прибегал к помощи электрической кофеварки и даже держал дома банку растворимого кофе. Если Нина останется с ним, с этим будет покончено навсегда. «Какой вздор в голову лезет! — разозлился он на себя. — Как будто все дело в кофе!» Но что ей сказать? Как пойдет их разговор? Что она ответит? От всех этих вопросов ему становилось страшно.

Он перекусил бутербродом и пошел в спортзал, на ходу обдумывая свою речь. Покачался на тренажерах, взглянул на часы. Нина уже вернулась с прогулки, позавтракала и сейчас вычесывает Кузю. Или делает свою китайскую гимнастику. Он звал ее в зал, но она так и не заглянула сюда ни разу.

Никита прошел в ванную на первом этаже, принял душ и оделся. Вдруг его как обухом ударила мысль: а что, если она совсем ушла? Взяла Кузю и ушла. С нее станется. Он одним духом взлетел по лестнице, уговаривая себя, что такого быть не может, и без стука ворвался к ней в комнату.

Нина, которая действительно вычесывала Кузю, удивленно повернула голову.

— Что случилось?

— Ничего. — Никита заставил себя улыбнуться. — Все нормально. Мне надо с тобой поговорить.