Мозаика Парсифаля Ладлэм Роберт
— Каким образом их убили? — недоверчиво переспросил генерал.
— Это нам Известно, — ответил заместитель госсекретаря. — Решение было принято чрезвычайно быстро и исполнено очень профессионально.
— Так что же тогда вы не понимаете? — В голосе Брукса послышалось раздражение.
— Их связи с Парсифалем.
— Но вы же сказали, что связь существует, — настаивал на своем старый политик. — Так есть она или нет?
— Должна быть. Мы пока не установили ее характера.
— Что-то я вас не совсем понимаю, — сказал генерал.
— Объясните с самого начала, Эмори, — вмешался президент. — Начните с Рима.
Брэдфорд согласно кивнул.
— Пять дней тому назад стратеги получили срочную шифровку от нашего человека в Риме подполковника Бейлора, рабочий псевдоним Браун. Он отвечает в регионе за проведение тайных операций и деятельность агентурной сети.
— Ларри Бейлор?
— Да, генерал.
— Классный офицер. Он стоит двадцати негров вроде тех, кого вы намерены исключить из военных училищ.
— Подполковник Бейлор — черный, господин посол.
— Я уже догадался об этом, господин заместитель госсекретаря.
— Ради Бога, Эмори, ближе к делу, — бросил Беркуист.
— Да, господин президент. Я продолжаю. В шифровке подполковника Бейлора шла речь о его встрече с... — Брэдфорд выдержал паузу и неохотно выдавил: — Майклом Хейвелоком.
— Коста-Брава, — пробормотал себе под нос генерал.
— Парсифаль, — добавил Брукс. Он на секунду замолчал, а затем продолжил протестующим тоном. — Но Хейвелок полностью вне игры. После того как он вышел из клиники и оставил службу, за ним велось наблюдение, каждый его шаг, как я надеюсь, изучался под микроскопом. Мы убеждены, что с ним ничего не связано. Абсолютно ничего.
— Меньше, чем ничего, — согласился человек из госдепа. — Действуя под нашим контролем, он согласился на преподавательскую работу в университете Конкорд, в Нью-Гэмпшире. Теоретически и практически он был полностью выведен из игры, и мы смогли вернуться к первоначальному сценарию.
— Что же изменилось? — поинтересовался генерал. — Что повлияло на ситуацию с Хейвелоком?
Брэдфорд опять помолчал и затем еще более неохотно произнес:
— Эта женщина. Каррас. Она появилась вновь, и Хейвелок увидел ее в Риме.
Мертвая тишина, воцарившаяся за столом, красноречиво говорила о потрясении, испытанном старшими участниками совещания. Лица политика и генерала напряглись, их глаза сверлили лицо заместителя госсекретаря. Однако тот воспринял их реакцию с каменным спокойствием. Первым взял себя в руки посол.
— Когда это произошло?
— Десять дней назад.
— Почему нас не проинформировали, господин президент? — спросил Брукс, не сводя глаз с Брэдфорда.
Тот спокойно выдержал его взгляд и, прежде чем президент успел открыть рот, парировал:
— Это легко объяснить. Потому что я сам об этом не знал.
— Это не объяснение.
— Оно никуда не годится, — резко добавил генерал. — Какой заштатной конторой вы здесь управляете?
— Весьма эффективной организацией, которая оперативно реагирует на получаемую информацию. В данном случае реакция, пожалуй, оказалась слишком резкой.
— Поясните, — приказал Хэльярд.
— Эти четверо, — Брэдфорд взмахом руки указал на фотографии, — были убеждены в том, что Дженна Каррас убита на Коста-Брава. Они и не могли думать иначе. Мы проработали операцию очень четко, до мельчайших деталей. И выполнена операция была безупречно. Для сомнений места не оставалось. Хейвелок явился свидетелем ее гибели, которая позже была подтверждена и вещественными доказательствами: залитой кровью одеждой. Мы хотели, чтобы никто не мог усомниться в смерти Кар-рас и меньше всего — сам Хейвелок.
— Но женщина появилась, — стоял на своем Хэльярд. — Вы сказали, что он ее видел. Именно эта информация, насколько я понял, содержалась в шифровке подполковника Бейлора?
— Да.
— Почему же об этом не было немедленно доложено? — спросил Брукс.
— Потому что они в это не поверили, — ответил Брэдфорд. — Они решили, что Хейвелок помешался, что он страдает галлюцинациями. Стратеги направили в Рим Огилви, что само по себе говорит, насколько серьезно они восприняли возникшую ситуацию. Бейлор подтвердил это, сообщив, что, по мнению Огилви, у Хейвелока «поехала крыша», что он видит вещи, которых не существует в действительности. Это результат внутренне подавленной враждебности и многих лет жизни в условиях стресса. Хейвелок просто не выдержал. Он взорвался. По крайней мере, так предполагал Огилви.
— Видимо, таково было заключение Миллера, — вмешался президент. — И если хорошенько подумать, то к другому выводу он просто не мог прийти.
— Состояние Хейвелока быстро ухудшалось, — продолжал заместитель госсекретаря. — Он угрожал разоблачить прошлые и настоящие тайные операции. Это скомпрометировало бы нас по всей Европе. Он требовал ответов, разъяснений. Он даже послал кое-какие телеграммы, чтобы продемонстрировать свои возможности. Стратеги восприняли его весьма серьезно. Огилви направился в Рим с целью либо доставить Хейвелока в Штаты, либо... убить его.
— Но был убит сам, — спокойно констатировал генерал.
— При трагических обстоятельствах. Подполковник Бейлор прикрывал встречу Огилви с Хейвелоком в изолированном месте на Палатинском холме. В ходе встречи возник спор. Огилви раньше времени привел в действие баллон с нервно-паралитическим газом. Хейвелок бросился на него с оружием. Бейлор утверждает, что ждал до последнего и выстрелил лишь тогда, когда Хейвелок, по его мнению, должен был убить Огилви. Очевидно, он был прав. Огилви, по-видимому, почувствовал то же самое, потому что в тот же момент бросился на Хейвелока, получив в результате пулю. Все это содержится в докладе Бейлора, который, если желаете, будет вам передан.
— Это вы называете объяснимыми обстоятельствами, господин президент? — спросил Брукс.
— Всего лишь в свете конкретного события, Эдисон.
— Естественно, — кивнул генерал, глядя на Брэдфорда. — Если таковы слова Ларри Бейлора, то мне его письменный доклад не нужен. Как он воспринял всю историю? Этот буйвол терпеть не может проигрывать.
— Подполковник весьма серьезно ранен в правую руку. Кость раздроблена, и есть опасение, что функции не восстановятся. Это, естественно, существенно ограничит его активность.
— Не сбрасывайте его со счетов. Это было бы ошибкой. Посадите за письменный стол. Пусть руководит оперативной работой на местах.
— Я передам вашу рекомендацию в Пентагон, генерал.
— Возвратимся к стратегам из Консульских операций, — предложил посол. — Мне по-прежнему не ясно, почему они не передали дальше сообщение подполковника Бейлора и почему не информировали о действиях Хейвелока — я имею в виду его телеграммы. Кстати, насколько они опасны?
— Более точно назвать их «тревожными», а если еще точней — то сеющими ложную тревогу. В одной телеграмме, зашифрованной кодом 1600, обозначающим чрезвычайную срочность, сообщалось, что в Белом доме действует хорошо законспирированный советский агент. Вторая телеграмма была направлена в Наблюдательный комитет конгресса. В ней говорилось, что в ЦРУ в Амстердаме имеются факты коррупции. В обоих случаях использование шифра и упоминание имен должны были придать достоверность сведениям.
— Что-нибудь более существенное?
— Абсолютно ничего. Но реакция на них была серьезной. Стратеги считали, что могут возникнуть более тяжелые последствия.
— Тем больше у них было причин доложить о мотивах поведения Хейвелока, — настаивал Брукс.
— Возможно, они и доложили, — тихо произнес Брэдфорд. — Они доложили кому-то. Но мы еще дойдем до этого момента.
— Почему их убили? Каким образом они связаны с Парсифалем? — И генерал понизил голос. — С Коста-Брава?
— Никакого Коста-Брава не существовало, пока мы его не изобрели, Мэл, — сказал президент. — Но и это мы обсудим в свое время. Только рассуждая последовательно, мы сможем докопаться до смысла событий... при условии, что в них есть какой-то смысл.
— Такого вообще не должно было произойти, — вмешался седовласый политик. — Мы не имели права допускать этого.
— У нас не было выбора, господин посол, — заметил Брэдфорд. — Вы знаете, что все дело против Дженны Каррас создавалось лично государственным секретарем. Он поставил цель, насколько нам известно, устранить Хейвелока со службы. Однако до конца мы не можем быть уверены даже в этом. Между ними установилась прочная дружба, семейные связи уходят корнями в далекое прошлое, в Прагу. Являлся ли Хейвелок частью плана Мэттиаса или нет? Был ли он сознательным участником игры, поступающим именно так, как от него ожидают? А может, он стал невольной жертвой манипуляций? Это нам еще предстоит выяснить.
— Но мы все уже выяснили, — сказал Брукс. Хотя эти слова были произнесены негромко, в них можно было уловить нотку негодования. — В клинике в Вирджинии. Его накачали всем, что могли предоставить доктора и лаборатории. Хейвелок ничего не знал. Как вы сказали, мы вернулись к первоначальному сценарию. Но при этом и сами оставались в полном неведении. Почему Мэттиас хотел изгнать его со службы? На этот вопрос мы не получили ответа и теперь, возможно, никогда не получим. Когда мы поняли это, нам следовало сказать Хейвелоку всю правду.
— Мы не могли. — Заместитель госсекретаря откинулся на спинку стула. — Дженна Каррас исчезла. Мы не знали, жива она или мертва. В этих обстоятельствах Хейвелок мог задать вопросы, которые нельзя задавать за пределами Овального кабинета или вне комнаты, подобной этой.
— Если эти вопросы станут известны, — добавил президент Соединенных Штатов, — то мир уже через несколько часов будет ввергнут в глобальную ядерную войну. Как только Советский Союз или Китайская Народная Республика узнают, что наше правительство утратило контроль, межконтинентальные ракеты буду запущены с обоих полушарий, тысяча подлодок будет готова к нанесению повторного тактического удара. Нам грозит гибель. Правительство же между тем действительно полностью утратило контроль.
Гробовое молчание.
— Мне хотелось, чтобы вы встретились сейчас с одним человеком, — нарушил тишину Брэдфорд. — Его доставили сюда самолетом с альпийского перевала Коль-де-Мулине. Он постоянно работает в Риме.
— Ядерная война, — прошептал президент, нажимая кнопку на огромном полукруглом столе.
Экран погас.
Глава 16
Хейвелок провел две линии между семнадцатой и восемнадцатой фамилией в списке и повесил трубку телефона в маленьком кафе на Монмартре. Он мог позволить себе не больше двух звонков с одного аппарата. Хитроумные следящие устройства способны определить место звонящего всего за несколько минут. Если такое устройство каким-то образом связано с электронным оборудованием американского посольства, то длительные переговоры означали то же самое; что и прямой звонок парижскому представителю Отдела консульских операций, чтобы договориться с ним о времени собственной казни. Два звонка на аппарат, каждый аппарат по меньшей мере в шести кварталах один от другого. Ни одна беседа не продолжалась более полутора минут. Он отработал только половину списка, но с остальными придется повременить. Было почти девять вечера. Цветные огни Монмартра заливали прилегающие улицы своим сиянием — сумасшедшей какофонией красок, что полностью соответствовало безумной круговерти вечернего веселья этого района Парижа. Он должен встретиться с Граве в одном из переулков, отходящих от рю Норвен. Искусствовед потратил всю вторую половину дня на поиски в своем причудливом мире всех и каждого, кто мог бы знать о Дженне Каррас.
Майкл, можно сказать, занимался тем же, но по-своему. Его деятельность поначалу носила умственный характер. Правда, до этого он извлек свои пожитки из бокса камеры хранения в метро, купил самые необходимые туалетные принадлежности, блокнот и шариковую ручку. Он также снял номер в дешевой гостинице за углом, рядом с «Ла Курон Нувель». Майкл рассудил, что если к раненому офицеру ВКР прибыла подмога, то он не бросит ее на поиски своего врага в соседний подъезд. Хейвелок побрился, принял ванну и улегся на видавшую виды кровать. Его тело наслаждалось давно заслуженным отдыхом, однако мозг продолжал интенсивно работать. Призвав к порядку свою память, он совершил путешествие во времени и припомнил все моменты, проведенные им в Париже вместе с Дженной. К этому занятию Майкл подошел вполне научно, точно так, как действует аспирант, прослеживая хронологическую последовательность развития какого-нибудь явления в общем хаосе истории. Он и Дженна. Дженна и он. Куда они ходили. С кем встречались. Каковы были причины и последствия каждой встречи. Все воспоминания классифицировались в нужном порядке. И наконец, каждому лицу, хоть сколько-то важному, давалось имя или обозначение, достаточное для того, чтобы разыскать нужного человека.
Посвятив два часа сорок минут исследовательской деятельности, Хейвелок сел, взял блокнот и ручку, которые предусмотрительно поместил на стул рядом с кроватью, и начал составлять свой список. Спустя тридцать минут список (насколько позволила ему память) был завершен. После этого он позволил себе расслабиться и улечься в постель. Он знал, что столь необходимый сон обязательно придет и что «внутренний будильник» разбудит его с наступлением темноты. Так и случилось. Оказавшись на улице, Майкл начал свой путь от будки будке, от одного кафе с вывеской в окне «телефон» к другому. Каждый следующий аппарат находился не менее чем в шести кварталах от предыдущего.
Все разговоры он начинал быстро и немного небрежно. При этом он старался уловить в голосе отвечающего малейшие нотки тревоги. Во всех случаях Майкл говорил одно и то же: он должен был встретить Дженну в полдень в баре «Морис», они прилетели в Париж из разных городов, но его самолет опоздал на несколько часов. Поскольку Дженна неоднократно упоминала имя данного человека, и при этом весьма тепло, Майкла интересовало, не звонила ли Дженна ему или ей в поисках компании, чтобы провести вечер в малознакомом городе.
Большинство собеседников слегка удивлялись, во-первых, тому, что Хейвелок им звонит и при этом беседует вовсе не по делу, и, во-вторых, тому, что Дженна Каррас вообще помнила их имена, да еще при этом отзывалась с большой теплотой. Это были в основном шапочные знакомства. Тем не менее, Хейвелок не уловил в ответах никаких колебаний, превышающих нормальную осторожность людей, встретившихся с неожиданным вопросом. Восемнадцать имен. Пусто. Куда она подевалась? Что она делает? Ей не удастся раствориться в Париже так, чтобы он ее не смог найти. Дженна прекрасно знает это. Боже мой, Дженна, где же ты?
Майкл достиг Равиньян и пошел вверх по Монмартрскому холму. Он проходил мимо темных старинных домов, в которых в давние времена обитали люди-легенды. Сами дома с тех пор стали легендарными. Добравшись до небольшой площади Клеман, Хейвелок двинулся по многолюдной рю Норвен. Веселье публики, прикидывающейся богемой, подогревалось местными жителями, которые, отыграв свои роли, отправляются по домам подсчитывать свою прибыль. Переулок, названный Граве, находился сразу за узенькой рю Де-Соль. Хейвелок заметил разрыв в линии старинных зданий перед собой и зашагал быстрее.
Переулок, зажатый между старыми кирпичными строениями, был темен и пустынен. Хейвелок вступил во тьму. Его правая рука инстинктивно потянулась под пиджак к поясу, где, как всегда причиняя неудобство, торчал «магнум». Граве опаздывал. Обычно критик-эстет сам возмущался непунктуальностью. Может быть, что-то случилось?
Майкл обнаружил темный подъезд и нырнул под арку, прислонившись к кирпичной стене. Он достал сигарету и чиркнул спичкой, прикрывая огонь ладонями. Крошечное пламя вернуло его в недавнее прошлое. Он вспомнил Палатинский холм, коробок спичек и того человека, который прибыл в Рим не для того, чтобы отнять у него жизнь, а для того, чтобы спасти ее. Смертельно больной человек, который был убит через минуту после того, как узнал, что в высших эшелонах правительства скрывается предатель.
Со стороны рю Норвен неожиданно послышался какой-то шум и ругань. Затем Майкл увидел поднявшегося с земли высокого стройного человека, разразившегося длинной тирадой на французском. Его значительно более молодой и крепкий противник сделал пару нелестных замечаний о предках высокого француза и покинул поле схватки. Потерпевший разгладил лацканы и продолжил свой путь по переулку. Граве удалось прибыть на место не без присущего ему изящества.
— Merde, — выпалил специалист в области изящных искусств, заметив выходящего из тени Хейвелока. — Эти ублюдки в отвратительных грязных камуфляжных куртках! Они ведут себя как свиньи и никогда не чистят зубы. Бог знает, когда они последний раз мылись, а уж о вежливости они вообще понятия не имеют. Прошу извинить за опоздание.
— Ничего страшного. Я сам пришел несколько минут назад.
— Нет, я опоздал. Я хотел прийти пораньше, чтобы проверить, не ведется ли за вами слежка.
— Нет, за мной не следили.
— В ином случае вы бы это обязательно обнаружили, не так ли?
— Ну разумеется. Что же вас задержало?
— Один молодой человек, которого я в настоящее время воспитываю. Он работает в катакомбах Ke-д'Орсе...[43]
— О, вы со мной откровенны.
— Вы меня не так поняли. — Граве подвинулся в тень и огляделся по сторонам. Удовлетворенный результатом, он плавно взмахнул руками и свел ладони перед собой ниже пояса, напоминая аббата, собирающегося выступить с отеческим увещеванием. — С того момента, когда вы позвонили мне после вашей деловой встречи с «Ла Курон Нувель», что было для меня, честно говоря, полнейшей неожиданностью, я связался со всеми лицами, которые могли что-то знать об одинокой женщине, ищущей убежище, документы или надежное транспортное средство. Ни один человек не смог мне помочь. Мне показалось это весьма странным. В Париже не так много людей, занимающихся подобным бизнесом, и я знаю почти всех. Так вот, я проверил даже итальянские кварталы, памятуя о том, что ее итальянский эскорт мог снабдить ее парочкой имен... Представьте себе — ничего. Тогда меня вдруг осенило: а почему, собственно, эта дама должна предпринимать свои усилия нелегально? А вдруг я веду поиск не там, где надо? Не могла ли она обратиться за помощью к более законному источнику, не объясняя в подробностях незаконные мотивы своей деятельности? Ведь помимо всего прочего, ваша дама — опытный разведчик. Она должна знать нужных людей или, по крайней мере, знать о существовании таковых в правительственном аппарате союзного государства... Вы могли сказать ей о них.
— Вы имеете в виду Ke-д'Орсе?
— Естественно. Но не то, что работает на виду. Я имею в виду его тайные структуры, катакомбы, в которых действуют неписаные законы для таких, как вы.
— Если таковые и существуют, то мне о них ничего не известно. Мои пути пересекались со многими в вашем МИДе, но о катакомбах слышать не доводилось.
— Аналогичное ведомство в Лондоне называется «Накопителем». У вас же в госдепе название проще и лишено английской тонкости — «Управление дипломатических трансфертов».
— Предоставление убежища и иммунитета, — кивнул Хейвелок. — Удалось ли что-нибудь обнаружить?
— Мой молодой друг провел там несколько часов, пытаясь напасть на след. Я обозначил ему узкие временные рамки, что существенно облегчило задачу. Если что-то произошло, то оно могло произойти только сегодня. Итак, он вернулся после ужина под каким-то предлогом в свою конуру и покопался в дубликатах, поступивших сегодня в службу безопасности. Ему кажется, что он нашел необходимое. Однако ни он, ни я не можем быть в этом уверены. Тем не менее я полагаю, что вы сумеете установить нужную связь...
— В чем именно?
— Сегодня утром в десять сорок пять из Министерства иностранных дел поступила служебная записка с распоряжением выдать удостоверение личности. Субъект: женщина, белая, около тридцати, знание языков (чешский, русский, сербо-хорватский), все документы на новое имя оформить немедленно. Я понимаю, что есть не один десяток...
— Какой отдел министерства требует документы?
— Четвертый. Четвертый отдел.
— Режин Бруссак, — сказал Хейвелок. — Мадам Режин Бруссак, первый заместитель директора, четвертый отдел.
— Вот вы и установили связь. Записка подписана этим именем.
— Бруссак значится в моем списке под номером двадцать девять. Двадцать девятая из тридцати одного. Мы встречались с ней — я встречался с ней — около года назад. Встреча продолжалась не более минуты. Не помню, представил ли я Дженну. Получается какая-то бессмыслица, она ее просто не знает.
— Обстоятельства, вызвавшие необходимость той встречи, были достаточно серьезны?
— Полагаю, что да. Один из их людей во французском посольстве в Бонне оказался двойным агентом. Он периодически летал на Восток через Люкенвальде. Мы обнаружили его с той стороны Берлинской стены. Он встречался с представителем Секретной службы Восточной Германии.
— С этим послушным Москве наследником эсэсовцев. Да, причина для встречи вполне достойная. — Граве развел руки и выдержал паузу. — Эта... Бруссак. Она довольно пожилая женщина, не так ли? Много лет назад была героиней Сопротивления?
— Да, она и ее муж. Его схватило Гестапо. Когда нашли его труп, это было ужасное зрелище.
— Но она не оставила борьбу?
— Нет.
— Возможно, вы рассказывали вашей подруге об этой женщине? Хейвелок задумался. Он глубоко затянулся сигаретой, бросил окурок на мостовую, растер его подошвой и произнес:
— Не исключено. С Режин трудно иметь дело, она может быть резкой, язвительной, некоторые даже называют ее сукой, но это совсем не так. Она вынуждена вести себя жестко.
— В таком случае позвольте мне задать вам еще один вопрос, ответ на который я частично знаю. Но мои знания основываются на слухах, сейчас я хотел бы получить своего рода официальное подтверждение. — Критик вновь сложил ладони. — Что вынудило вашу подругу заняться всем этим? Что заставило ее вести жизнь, подобную вашей? Ведь, по всей видимости, она начала ее задолго до встречи с вами?
— В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, — быстро ответил Хейвелок.
— Вторжение войск стран Варшавского Договора?
— Да, «черные дни августа». Ее родители к этому времени скончались, и она жила в Остраве с двумя братьями. Оба старше ее, а один даже женатый. Братья были активными сторонниками Дубчека. Младший — студент, старший — инженер. При правительстве Новотного он был лишен возможности занимать сколько-нибудь значительные посты. Когда вошли танки, младший брат был убит на улице, а старшего задержали передовые советские отряды «для допроса». Он вернулся калекой. Практически беспомощным человеком. Он пустил себе пулю в висок, а его жена исчезла. Дженна отправилась в Прагу, где ее никто не знал, и ушла в подполье. Ей было известно, с кем надо войти в контакт и что следует делать.
Граве кивнул, в полутьме морщины на его скульптурном лице казались более глубокими, чем обычно.
— Люди, которые занимаются тем, чем занимаетесь вы так спокойно и эффективно, пришли к своему делу разными путями. Но всех вас объединяет одно — пережитые насилие, страдания... потери. И глубокое желание отомстить.
— А как же иначе? Только идеологи могут позволить себе кричать во всю глотку. Мы же обычно все храним в себе. Именно поэтому нас посылают первыми. Не составляет большого труда заставить нас действовать максимально эффективно.
— И узнавать себе подобных среди других?
— Да. При определенном стечении обстоятельств. Но к чему вы все время клоните?
— Эта дама Бруссак. Ваша подруга с Коста-Брава не могла не запомнить ее. Там муж, здесь братья, страдания, потери... одиночество. Такая женщина не забудет другую, которой пришлось столько страдать.
— Очевидно, так и произошло. Я почему-то не подумал об этой возможности, — задумчиво произнес Хейвелок. — Вы совершенно правы. — Он помолчал и добавил: — Благодарю вас за то, что вы дали возможность увидеть мне общую картину. Она несомненно запомнила ее.
— Опасайтесь, Майкл!
— Опасаться? Чего же?
— Желания отомстить. Между ними могли возникнуть взаимопонимание и симпатия. Бруссак может выдать вас американцам. Подстроить ловушку.
— Я буду чрезвычайно осторожен, впрочем, как и она. Что еще вы можете сказать о служебной записке? Было ли там указано направление выезда?
— Нет, она может уехать куда пожелает. В документах будет обозначено «за границу». Все останется в тайне.
— Какую легенду, какое имя она получила?
— Мой молодой друг пока не смог этого выяснить. Возможно, завтра удастся заглянуть в досье, которые, увы, закрыты на ночь.
— Завтра будет слишком поздно. Вы сказали, что в записке требуется оформить документы немедленно. Все данные уже внесены в паспорт, и он передан по назначению. Она уже на пути из Франции. Мне надо действовать максимально быстро.
— Что решит один день? Через двенадцать часов мы, по всей вероятности, будем знать имя. Вы сможете обзвонить все авиакомпании, сошлетесь на чрезвычайные обстоятельства и попросите проверить списки пассажиров. Таким образом вы сумеете выяснить, куда она направилась.
— Сомневаюсь.
— Я вас не понимаю.
— Бруссак. Если эта женщина уже так много сделала для Дженны, то она доведет дело до конца. Режин не бросит ее в одиночестве в аэропорту. Она наверняка что-нибудь организует. Я обязан узнать, что именно.
— И вы полагаете, она сообщит вам об этом?
— Должна сообщить. — Хейвелок застегнул свой широкий, скверно сидящий пиджак, поднял воротник и поежился. Вдоль переулка от подножия холма тянул влажный ветерок. Становилось прохладно. — Так или иначе, но она все скажет. Еще раз огромное спасибо, Граве. Я ваш должник.
— Согласен.
— Я встречусь с Бруссак этой ночью и уеду утром... пока еще не знаю куда. Но прежде чем я покину Париж, я хочу вам еще кое-что сказать. В «Банке Жермен» на авеню Георга Пятого у меня есть личный сейф.
Я все оттуда возьму и оставлю для вас конверт. В счет частичной оплаты долга.
— Вы весьма заботливы, но насколько мудро с моей стороны будет воспользоваться вашим предложением? Без ложной скромности, я довольно заметная фигура в парижском обществе и должен быть разборчив в выборе знакомств. Вдруг кто-нибудь в банке знает вас?
— Под именем, которое вам ничего не говорит.
— В таком случае, какое же имя я должен буду назвать?
— Никакое. Просто скажете, что джентльмен из Техаса должен был оставить для вас конверт. Если хотите еще больше обезопасить себя, можете сказать, что никогда меня не видели. Скажите, что я веду переговоры о покупке картины для анонимного клиента в Хьюстоне.
— А вдруг там все же возникнут осложнения?
— Ничего не случится. Вы знаете, где я буду этой ночью и сможете связаться со мной завтра утром.
— Мы говорим как профессионалы, Майкл, не так ли?
— Я не хочу, чтобы было иначе. Так проще. — Хейвелок протянул для прощания руку. — Вы очень мне помогли. Я этого не забуду.
— Пожалуй, конверт оставлять не обязательно, — сказал Граве, отвечая на рукопожатие и внимательно глядя ему в глаза. — Вам потребуется много денег, а кроме того, мои затраты весьма незначительны. Вы сможете вернуть долг в следующий раз, когда будете в Париже.
— Не будем менять давно установленных правил. Тем не менее я чрезвычайно высоко ценю ваше доверие.
— Вы всегда вели себя безукоризненно, как подобает цивилизованному человеку. По совести — я отказываюсь понимать происходящее. Почему она? Почему вы?
— Только Богу известно, как мне хочется это знать самому.
— Вот вы и произнесли ключевое слово — знать. Суть дела в том, что вам известно нечто такое...
— Если это и так, то у меня нет ни малейшего представления, о чем может идти речь. Прощайте, Граве.
— До встречи. Нет, мне правда не нужен этот конверт, Михаил.Возвращайтесь в Париж. Не забывайте — вы мой должник. — С этими словами выдающийся искусствовед повернулся и зашагал в сторону освещенной улицы.
Разговаривая с Режин Бруссак, не имело смысла прибегать к каким-либо уловкам. Она сразу почувствует неладное, поймет, что это не случайное совпадение. Такое совпадение по времени просто невероятно. Но с другой стороны, столь же глупо будет дать ей преимущество, позволив назначить время и место рандеву. Она не преминет заранее разместить там своих людей. На Ke-д'Орсе были бы крайне изумлены, узнав, кому они платят. Бруссак была опытным работником и всегда тонко чувствовала, когда надо идти официальным путем, а когда не стоит привлекать внимание правительства. Полагаясь на рассказ Дженны, она, скорее всего, решила, что для психопата-американца, отставного оперативника лучше подойдет второй, неофициальный путь. Здесь уже ничто и никто не проверит; он опасен, поскольку границы ответственности исчезают, и остаются только деньги, на происхождение которых всем наплевать. Не спрашивать имен — первое правило всех наемных убийц — как тех, что были посланы Римом на Коль-де-Мулине, так и тех, что сидели в задрипанной гостинице на рю Этьен по указанию офицера ВКР. В этом списке они — одной породы. Встреча с любым из них гарантирует смертельный исход, и вся разница лишь в степени этой гарантии. Их всеми силами следует избегать, если они, конечно, работают на вас. Хейвелок все это прекрасно понимал. Он должен сделать так, чтобы Бруссак была одна. Он должен иметь возможность убедить ее в том, что не представляет для нее опасности и более того — владеет исключительно ценной информацией.
Когда он спускался по бесконечным ступеням Монмартра, ему в голову пришла нетривиальная идея. Он все время твердит себе о необходимости докопаться до правды. Надо будет поделиться правдой с Бруссак. Нет, он не скажет ей всего. Лжецы исказили истину, и Режин могла уже слышать их точку зрения. Теперь она узнает правду.
Ее имя значилось в телефонной книге. Адрес: рю Лоссеран.
— ...Я никогда не давал вам ложной информации, и у меня нет намерения начать это делать сегодня. Но это не входит в обычный набор санкций. Напротив, весьма далеко от него отстоит. Чтобы лично убедиться — насколько далеко, позвоните в американское посольство, но представьтесь кем-нибудь с Ke-д'Орсе. Поинтересуйтесь моим статусом у старшего атташе из Отдела консульских операций. Скажите, что я позвонил вам откуда-то с юга и настаиваю на встрече. Как официальный представитель дружественной страны, вы нуждаетесь в совете. Я перезвоню вам через десять минут, разумеется, с другого аппарата.
— Хорошо. Десять минут.
— Режин?
— Да?
— Помните Бонн?
— Через десять минут!
Хейвелок пошел на юг к площади Берлиоза, поглядывая на часы. Он решил перезвонить не через десять, а минут через пятнадцать. Такая затяжка времени частенько приводит к тому, что напряженно ожидающий звонка человек непроизвольно приоткрывается больше, чем первоначально хотел. В телефонной будке на углу молодая женщина, отчаянно жестикулируя, что-то объясняла в трубку, потом с силой швырнула ее на рычаг и выскочила из кабины.
— Корова! — сердито бросила девица, проходя мимо Хейвелока и энергично поправляя наплечный ремень своей большой сумки.
Майкл открыл дверь и вошел внутрь. Сверх условленных десяти прошло еще девять минут. Он набрал номер и внимательно прислушался.
— Да? — Бруссак сняла трубку, не дожидаясь окончания первого звонка. Судя по проявленному волнению, она связалась с посольством.
— Вы беседовали с атташе?
— Вы задержались. Было сказано — десять минут.
— Так говорили или нет?
— Да. Я встречусь с вами. Приезжайте ко мне домой как можно скорее.
— Виноват. Позвоню через некоторое время.
— Хейвелок!
Он повесил трубку и вышел из будки. Теперь надо найти свободное такси.
Спустя двадцать пять минут он уже был в другой кабине. Из-за темноты цифры на диске различить было невозможно. Майкл зажег спичку и набрал нужный номер.
— Да!
— Доезжайте на метро до станции «Берси» и выходите на улицу. В нескольких кварталах справа от выхода — ряд складов. Я буду поблизости. Приходите одна, я все равно узнаю, если вы появитесь с эскортом. В таком случае вы меня не увидите.
— Да вы понимаете, что говорите!? Одинокая женщина ночью в Берси!
— Не беспокойтесь, если кто и появится в столь поздний час, я непременно предупрежу его о вашем приближении.
— Безобразие! Он еще шутит! О чем вы только думаете?
— О нашей встрече год назад на другой улице, — ответил Майкл. — Это было в Германии, в Бонне. — С этими словами он осторожно положил трубку.
Улица выглядела пустынной. Склады стояли темной стеной. В целях экономии электроэнергии напряжение в сети уличного освещения было снижено, и фонари едва-едва разгоняли тьму. Замечательное время и место для встречи с целью более серьезной, чем простой обмен товарами или информацией. Ни уличный шум, ни толкотня нетерпеливых прохожих не помешают, к тому же в отличие от кафе или парка, где легко мог укрыться в десятках мест посторонний наблюдатель, на рю Берси спрятаться негде. Те немногие аборигены, которые появлялись из метро, оказывались под наблюдением. Всякое колебание у человека, вынырнувшего из подземелья, или его поспешное исчезновение не могли пройти мимо внимания Хейвелока. Любую машину легко заметить за несколько кварталов. Если появиться задолго до назначенной встречи, можно полностью использовать преимущества данного места. Майкл так и поступил. Он вышел из телефонной будки и пересек бульвар де Берси.
Два грузовика стояли один за другим вдоль грузового дебаркадера. Их открытые деревянные кузова были пусты. Значит, водители до утра не появятся. Майкл устроился между ними. Отсюда он мог обозревать обе стороны улицы, оставаясь невидимым. Режин Бруссак придет обязательно. Яростная охотница, вдобавок к тому же сильно заинтригованная, она не сможет противостоять соблазну повстречаться с тем, что кажется необъяснимым.
Одиннадцать раз приглушенно прогрохотали поезда метро. Одиннадцать раз он чувствовал, как дрожит под ногами земля. Начиная с шестого поезда, он сконцентрировал все свое внимание на выходе из метро. Раньше она просто не могла приехать. Конечно, радиосигнал мог прийти быстрее, поэтому уже через пару минут после звонка он принялся изучать улицу, провожать глазами редкие автомобили и еще более редких велосипедистов. Майкл не заметил ничего, что могло бы его встревожить, хотя для этого было достаточно самого малейшего знака.
Грохот затих в двенадцатый раз, почва под ногами продолжала слегка вибрировать. К тому моменту, когда подземные раскаты раздались вновь, Хейвелок увидел ее невысокую, полноватую фигуру на фоне ярко освещенного выхода со станции. Перед ней вышла какая-то пара. Майкл внимательно следил за этими людьми. Они шли медленно, тщательно выбирая место, куда поставить ногу. Старики. Совершенно бесполезные для нее старики. Вот они свернули налево от кованого чугунного ограждения станции и направились в противоположную от грузовиков и складов сторону. Они явно не входили в ее ночную команду.
Режин продолжала идти вперед. Она двигалась той не очень твердой походкой, которая свойственна немолодым и не совсем уверенным в своей безопасности женщинам. Она медленно и с видимой неохотой поворачивала голову на каждый подозрительный звук, действительный или воображаемый. Вот Режин прошла под неярким уличным фонарем, и Хейвелок почему-то вспомнил сероватый оттенок ее лица — в тон седым, коротко стриженным волосам, свидетельство многолетних переживаний. Некоторая жесткость ее черт несколько смягчалась огромными голубыми глазами, часто весьма ясными и выразительными, но нередко и печальными. Когда она, миновав полосу света, вновь вступила в тень, в памяти Хейвелока возникли слова Граве: "Насилие... боль... потери... Режин Бруссак прошла через все это. Она выжила — усталая, спокойная, молчаливо упорная и не проигравшая. Она упивалась своей тайной, не видимой другими властью, предоставленной ей правительством, и рассматривала эту власть как средство расквитаться с врагами. Майкл вполне понимал эту женщину. Ведь в конце концов она была одной из их мира. Мира тех, кто сумел выжить.
Вот она поравнялась с ним. Майкл негромко окликнул ее из-за грузовиков:
— Режин...
Она застыла и, не поворачивая головы, произнесла:
— Какая необходимость держать меня на мушке?
— Я не держу вас на мушке. У меня есть револьвер, но не в руках.
— Прекрасно! — Бруссак резко повернулась и подняла свою сумочку.В этот же момент грохнул выстрел — в сумочке, разлетевшейся в клочья, оказался пистолет. Из-под ног Хейвелока брызнули осколки бетона и камня, пропоров брюки и оцарапав ему ноги.
— Это за то, что ты сделал с Дженной Каррас! — воскликнула женщина с искаженным от ярости лицом. — Не шевелись! Единственный шаг, одно движение, и я продырявлю тебе башку!
— Что вы делаете?
— Что ты сделал? На кого ты теперь работаешь?
— На себя, будьте вы все прокляты! На себя и на Дженну! — Хейвелок инстинктивно поднял руку. Но это был не больше чем умоляющий жест. Мольба не подействовала.
Из превращенной в бесформенную тряпку сумки прогремел второй выстрел. На этот раз пуля оцарапала тыльную сторону кисти, срикошетила о металл грузовика и унеслась в ночь.
— Стоять! Мне не обязательно выдавать еще дышащее тело. С не меньшим удовольствием я могу передать и труп. Может быть, в твоем случае, свинья, это будет правильнее.
— Передать? Кому?
— Ты мне сказал, что перезвонишь «через некоторое время». Я правильно запомнила? Так вот, «через некоторое время» здесь окажутся несколько моих коллег. Я все же рискнула прийти на несколько минут раньше — чтобы ты появился. Минут через тридцать ты попадешь в надежные руки. После того как прибудут мои коллеги, мы доставим тебя в домик за городом, где хорошенько побеседуем. После этого я и передам тебя на авеню Габриэль. Они там просто мечтают заполучить вас, сэр. Они считают тебя крайне опасным. Это собственно все, что мне требовалось узнать... в дополнение к тому, что уже знаю.
— Опасен не для вас! Для них!
— За кого ты меня принимаешь? За кого ты принимаешь нас?
— Вы видели Дженну. Вы ей помогли...
— Я видела ее. Я ее выслушала. Я узнала правду.
— Так, как она видит ее и как верит! А теперь послушайте меня!
— У тебя будет возможность поговорить, но в более подходящих условиях. Понимаешь, о чем я?