Патрульные Апокалипсиса Ладлэм Роберт

Глава 13

В Монте-Карло было три часа ночи. Узкие, тускло освещенные улицы за казино опустели, только из игорного дворца все еще выходили люди. Одни из них были пьяны, другие возбуждены, многие — расстроены. Клод Моро шел по проулку, ведущему к каменной стене. За ней находилась гавань. Подойдя к стене, он внимательно оглядел открывшуюся перед ним картину — рай для богачей всего мира с огромными роскошными яхтами и прогулочными катерами, ярко освещенными огнями. Моро не испытывал зависти — он просто любовался прекрасным видом. Он не чувствовал зависти, ибо как чиновник нередко сталкивался с владельцами этих роскошных яхт и наблюдал их жизнь изнутри. Этого ему вполне хватало. Не желая прибегать к обобщениям, он все же заметил, что в основном это были люди мятущиеся, ищущие острых ощущений, приключений и новых впечатлений. Вечная погоня за новизной составляла основу их существования, и ей не было конца. Они любили комфорт и непрерывно искали новые стимулы для жизни. А что теперь? Что дальше?

— Эй, мсье, — раздался голос, и из темноты выступила фигура. — Вы — друг Братства?

— Дело ваше проиграно, — не поворачивая головы, произнес Моро. — Я сто раз говорил это вашим людям, но если вы будете и дальше смазывать маслом мой скромный кусок хлеба, я сделаю то, о чем вы просите.

— Наш ликвидатор — женщина за столом в казино, которую вы забрали. Что случилось?

— Она покончила с собой, как и двое других несколько месяцев назад в тюрьме. Мы французы, а потому, арестовав ее, при обыске не раздевали догола. Если бы мы это сделали, то нашли бы пластиковые капсулы с цианидом.

— Sehr gut[60]. Она ничего не рассказала?

— Она не успела, так и не выйдя из туалета.

— Значит, мы чисты?

— Пока. Полагаю, за мою помощь мне, как обычно, заплатят в Цюрихе завтра?

— Да.

Фигура растворилась в темноте, и Моро, подняв руку к нагрудному карману, выключил магнитофон. Устная договоренность ничего не значит, все надо фиксировать на пленке.

Бэзил Марченд, член палаты лордов, с такой силой швырнул на стол бронзовое пресс-папье, что осколки разбившегося стекла разлетелись по всей комнате. Стоявший перед ним человек отступил на шаг и отвернул лицо.

— Как вы смеете? -закричал Марченд, джентльмен почтенного возраста. Руки его дрожали от гнева. — Мои предки участвовали еще в Крымской войне, а также во всех последующих, включая войну с бурами, на которой молодой репортер по имени Черчилль восхищался проявленной ими храбростью. Как вы могли заподозрить меня в этом?

— Простите, лорд Марченд, — спокойно сказал офицер МИ-5, — хотя заслуги вашей семьи в войнах нашего столетия оценены по достоинству, в семье было одно исключение, не так ли? Я имею в виду вашего старшего брата, одного из основателей группы Клайвдена, которая весьма почитала Адольфа Гитлера.

— Он был с позором изгнан из семьи! — в ярости перебил его Марченд и, дернув на себя ящик стола, вытащил документ в серебряной рамке. — Вот, смотрите, наглец! Это слова самого короля о действиях моей лодки под Дюнкерком. Мне было шестнадцать лет, а я вывез тридцать восемь человек, которых убили бы или взяли в плен. И это произошло до того, как меня наградили «Военным крестом» за мою службу на королевском флоте!

— Мы знаем о вашем выдающемся героизме, лорд Марченд...

— Так не приписывайте мне гнусные заблуждения старшего брата. Я едва знал его, но то, что я о нем знал, мне не нравилось, — продолжал взбешенный член палаты лордов. — Если вы провели расследование, то вам известно, что он уехал, из Англии в 1940 году и больше не возвращался. Уверен, что он умер от пьянства, скрываясь на одном из островов в южной части Тихого океана.

— Боюсь, вы не совсем точны, — сказал посетитель из МИ-5. — Ваш брат скончался в Берлине под другим именем, и работал он в министерстве информации рейха. Он женился на немке, и у него, как и у вас, трое сыновей...

— Что?.. -Старик, раскрыв рот и с трудом дыша, медленно опустился в кресло. — Нам никогда этого не говорили, — тихо, чуть слышно добавил он.

— А зачем, сэр? После войны он исчез вместе с семьей. Полагали, что он уехал в Южную Америку и обосновался в одном из немецких поселений в Бразилии или Аргентине. Поскольку официально он не числился в списках военных преступников, его не искали, и, учитывая значительные потери, понесенные семьей Марчендов...

— Да, — тихо проговорил лорд Бэзил, — два моих других брата были пилотами, а сестра работала в госпитале.

— Верно. Мы решили похоронить это неприятное дело.

— Очень любезно с вашей стороны. Простите мою вспыльчивость.

— Не думайте об этом. Вы заметили, что не могли знать того, о чем вам не говорили.

— Да, да, конечно... Но вот сейчас, здесь, вы меня почти обвинили — меня и косвенно мою семью — в участии в каком-то фашистском движении в Германии. Почему?!

—Это довольно топорный прием, мы редко к нему прибегаем, но он эффективен. Я не обвинял лично вас, сэр; если помните, я сказал: «Как оскорбительно было бы для короны узнать» и так далее, и так далее. Первая реакция — всегда возмущение, но оно бывает притворным и истинным. Человеку опытному нетрудно отличить одно от другого, а я многое повидал в жизни.

— В чем же я правильно поступил?

— Думаю, будь вы помоложе, вы применили бы физическую силу и вышвырнули меня из своего дома.

— Вы правы, я мог бы это сделать.

— Ваша реакция была искренней.

— Я опять-таки спрашиваю: почему?

— Имена двух ваших сыновей, сэр, в списке, очень секретном списке, людей, втайне поддерживающих неонацистских бандитов в Германии.

— Боже милосердный, чем жеони их поддерживают?

— "Марченд лимитед" — текстильная компания, верно?

— Да, конечно, это известно всем. У нас есть фабрики в Шотландии, и наша компания вторая из самых крупных в Соединенном Королевстве. Ею управляют два моих сына, после того как я отошел от дел; третий, да спасет Господь его душу, — музыкант. Так что же они сделали, если им предъявляют такое обвинение?

— Они вели дела с фирмой «Оберфельд», отгружали тысячи и тысячи рулонов ткани для одинаковых рубашек, курток, мужских и женских брюк на их склады в Мангейме.

— Да, я проверял счета — я так всегда делаю. «Оберфельд» расплачивается по ним вовремя и это прекрасный клиент. Ну и что?

— Фирмы «Оберфельд» не существует, это прикрытие для неонацистского движения. Семь дней назад фирма и склад в Мангейме исчезли, как исчез ваш брат пятьдесят лет назад.

— Что вы имеете в виду?

—Я выскажусь как можно осторожнее, лорд Марченд. Возможно, сыновья вашего брата вернулись сюда и по злой иронии судьбы втянули ваших, ничего не подозревающих сыновей в заговор, чтобы поставками военной формы ускорить возрождение нацизма.

— Военной формы?

—Это их следующий шаг, лорд Бэзил. Таков исторический образец.

Нокс Тэлбот не любил изображать из себя Господа Бога: слишком многие и слишком долго изображали богов перед его расой. Занимая такую высокую должность, ему приходилось носить маску, но иного выбора не было. Все мощные, суперзасекреченные компьютеры оказались вскрытыми, программы, содержащие секретную информацию глобального значения, выявлены, включая самые тайные операции, проводившиеся ЦРУ по всему миру, в том числе мучительная трехлетняя одиссея Гарри Лэтема — Александра Лесситера... кличка Шмель.

Под предлогом очередного перераспределения заданий Тэлбот затребовал более трех десятков личных дел сотрудников, из которых, его интересовали только восемь, ответственных за компьютеры «ад-ноль». Только им были известны ключи и коды, дающие возможность узнать секреты, от которых зависела жизнь тайных агентов и информаторов, а также успех операций. Кто-то... нет, не один, два таких «кто-то», потому что для разблокирования дисков нужны два человека: они должны набрать два разных кода, разблокировать программу и обеспечить подачу информации на экран. Но кто эти двое и что им уже удалось сделать? Гарри Лэтем спасся, заплатив за это ужасной ценой — жизнью своего брата, но сам он жив и скрывается в Париже. Не только жив, но и доставил обличающий список имен, уже вызвавший тревогу в стране, или по крайней мере в средствах массовой информации, которые постарались взволновать все население. По словам убитого Дру Лэтема, нацисты знали про Шмеля, но с какихпор? До или после того, как Гарри выявил имена? Если до, то весь список вызывает сомнения, однако это никак не объясняет исчезновения Рудольфа Метца, неофанатика, каких свет не знал. В лабораториях Рокленда установили, что Метц нагло использовал свой шифр, чтобы извлечь результаты всех исследований за год и стереть их. ФБР выяснило, что Метц и его жена с фальшивыми паспортами вылетели в Штутгарт из международного аэропорта имени Далласа рейсом «Люфтганзы» № 7000. Сколько же еще Метцев в этом списке? Или, если взглянуть на дело с другой стороны, сколько там ни в чем не повинных сенаторов Рутов? Узел завязывается все туже, все выходит из-под контроля или скоро выйдет, если расследования продолжатся.

Двое из восьми абсолютно «белых», полностью проверенных специалистов по основным компьютерным операциям оказались «кротами». Как это могло произойти? Да и произошлоли? В личных делах не было ничего, ни малейшего, намека... И тут неожиданно Тэлбот вспомнил кое-что из информации, полученной от Гарри Лэтема комиссией в Лондоне. Он выдвинул ящик стола, вынул записи и нашел нужную страницу.

"В. (МИ-5): Есть слухи, что нацисты, новые нацисты, возможно, с самого начала знали, кто вы такой.

Г. Л.: Это не слухи, это их правило. Ведь и мы часто так поступали, обнаружив, что «крот» сбежал в матушку-Россию с нашей информацией. Конечно, мы заявляли, какие мы умные и что украденная у нас информация бесполезна, но все это было совсем не так.

В. (Второе бюро): А вам не могли подсунуть дезинформацию?

Г. Л.: До побега я пользовался полным доверием, поскольку вкладывал значительные деньги в их дело и был его сторонником. Зачем им давать мне ложные сведения? Но отвечу на ваш вопрос: да, конечно, такое возможно. Дезинформация, искаженная информация, ошибка человека или компьютера, попытка принять желаемое за действительное, игра воображения — все возможно. Это ваша работа — подтвердить достоверность информации или ее опровергнуть. Я привез вам материал — ваша задача оценить его".

Нокс Тэлбот внимательно вчитывался в слова агента. Ясно одно: сам Гарри Лэтем вызывал огромные сомнения. Все это чистое безумие, подтвержденное или неподтвержденное, все, кроме того, что нацистский вирус расползается по Германии. Директор ЦРУ отложил запись в сторону и перевел взгляд на восемь личных дел, веером разложенных на столе. Он читал и перечитывал каждое слово, но не находил никаких зацепок, ничего существенного. Надо взять каждое и, сконцентрировав внимание, попытаться читать междустрок, пока не откажут глаза. Внезапно зазвонил телефон. Нокс нажал кнопку на пульте и услышал голос секретарши:

— Мистер Соренсон на третьей линии, сэр.

— Кто на первой и второй?

— Два продюсера с телевидения. Они хотят, чтобы вы выступили в дискуссионной программе по поводу расследований, которые проводит Управление.

— Я ушел обедать на месяц.

— Понимаю, сэр. Соединить с третьей линией иди сказать то же самое?

— Нет, соедините... Привет, Уэс. Пожалуйста, не прибавляй мне неприятностей.

— Пойдем пообедаем, — сказал Соренсон. — Нам надо поговорить. Наедине.

— Я привлекаю внимание, старина, если ты этого до сих пор не заметил. Разве что ты согласишься пойти в ресторан в негритянской части города, где будешь выделяться больше, чем я.

— Исключаю оба варианта и предлагаю зоопарк в Рок-Крике. Птичий заповедник — там есть буфет с горячими сосисками. Его показали мне внуки. Неплохой, там подают даже соус чили.

— Когда?

— Срочно. Сможешь через двадцать минут?

— Постараюсь успеть.

Оливер Мосдейл, пятидесятилетний ученый, прикомандированный к министерству иностранных дел и видный советник британского министра иностранных дел, налил себе бренди, а молодая экономка набила трубку и подала ему.

— Благодарю, дитя мое, — сказал он, направляясь к большому кожаному креслу перед телевизором. Зажав трубку в зубах, он со вздохом уселся, поставил стакан на столик, вынул из кармана золотую данхилловскую зажигалку и закурил. — Вечер прошел ужасно скучно, — заметил Мосдейл. — Шеф, без сомнения, был пьян... уверен, canard a l'orange[61]была полита «Гаторад»... а эти идиоты из Казначейства урезают наш бюджет до такой степени, что мы не сможем представлять даже княжество Лихтенштейн, не то что Британскую империю в том виде, как она есть. Это не только глупо, но и вызывает крайнее раздражение.

— Бедный мой утеночек, — произнесла на кокни пышногрудая экономка лет двадцати с небольшим. — Ты слишком много работаешь, вот что.

— Пожалуйста, не упоминай об утках, дорогая.

— Чего?

— Ведь именно это я, видимо, ел за ужином.

— Извини... Давай-ка я помассирую тебе шею, тебе это всегда помогает. — Девушка наклонилась над хозяином. Ее пышные груди, выпиравшие из декольте, касались его затылка, а руки гладили шею и плечи.

— Чудесно, -простонал советник министерства иностранных дел, смакуя бренди и потягиваясь. — Ты это так хорошо делаешь, но ты ведь все делаешь хорошо!

— Стараюсь, дорогой Олли. Моя мать — умная старая курица, право. Она говорит, что мы, христиане, должны гордиться, что служим тем, кто лучше нас, потому что в Библии сказано: лучше давать, чем брать, или что-то такое.

— Тебе необязательно разговаривать, дорогое дитя, — прервал ее Мосдейл, хмурясь от раздражения. — Сейчас время новостей Би-би-си, не так ли? — Он взглянул на часы. — И в самом деле! Думаю, хватит массажа, милочка. Почему бы тебе не включить телевизор, а потом пойти наверх и принять ванну. Я приду к тебе позже, так что жди меня, ангел мой.

— Обязательно, Олли. И я надену ночную рубашечку, которая тебе так нравится. Видит Бог, ее совсем просто надевать — она такая малюсенькая.

Экономка-наложница включила телевизор, послала Мосдейлу воздушный поцелуй и, покачивая бедрами, направилась к лестнице, ведущей наверх.

Диктор Би-би-си с бесстрастным лицом и голосом начал с последних событий на Балканах, перешел к новостям из Южной Африки, коротко коснулся достижений Королевской академии наук и, сделав паузу, произнес фразу, заставившую Оливера Мосдейла выпрямиться и впериться в экран.

"Из Уайтхолла поступили сообщения о том, что ряд членов парламента и другие правительственные чиновники глубоко возмущены явным вмешательством британской разведки в их личную жизнь. Джефри Биллоуз, член парламента от Манчестера, выступил с осуждением методов «полицейского государства», заявив, что о нем расспрашивали соседей и даже приходского священника. Другой член парламента Энгус Фергюсон заявил, что не только допрашивали его соседей, но рылись в его мусорных баках, а в книжном магазине, куда он часто ходит, узнавали, какие он покупает книги. Очевидно, даже министерство иностранных дел беззащитно, поскольку несколько высокопоставленных чиновников сообщили, что предпочтут уйти в отставку, чем стать жертвами такой «исключительной глупости», как сказал один из них. Их имена по просьбе министра остаются в тайне.

Эти события, как в зеркале, повторяют новости из Соединенных Штатов, где известные фигуры в правительстве — и вне его — подвергаются подобным вторжениям в личную жизнь. В «Чикаго трибюн» опубликована статья под заголовком: «Это охота на неперестроившихся коммунистов или на Перестроившихся фашистов?» Мы здесь, на Би-би-си, будем держать вас в курсе событий.

Теперь о болезненном вопросе, касающемся хорошо всем знакомых причуд королевской семьи..."

Мосдейл вскочил с кресла, выключил телевизор и бросился к телефону, стоявшему у стены на столике времен королевы Анны, и торопливо набрал номер.

— Что, черт возьми, происходит? -крикнул советник, обращаясь к министру иностранных дел.

— У вас есть время. Рут, — сказал женский голос. — Мы собирались позвонить вам утром и порекомендовать не ходить в Уайтхолл. До вашего отдела еще не добрались, но они уже близко. На ваше имя забронирован билет на «Бритиш эйр», вылетающий в Мюнхен завтра, в двенадцать часов дня. Все подготовлено.

— Это не годится. Я хочу улететь сегодня!

— Подождите, пожалуйста, я проверю по компьютеру. — Наступившая пауза была мучительна для Мосдейла. Наконец голос произнес: — Есть рейс «Люфтганзы» на Берлин в одиннадцать двадцать. Успеете?

— Конечно, черт побери, успею. — Оливер Мосдейл повесил трубку и, выйдя в холл к лестнице, закричал наверх: — Ангел мой, собери мои вещи! Всего лишь смену белья, как и раньше. Быстро!

Наверху у перил появился голый «ангел».

— Куда ты собрался, любимый? Я сейчас надену рубашечку, которую ты так любишь снимать. Это блаженство, не правда ли, Олли?

— Замолчии делай, что тебе говорят! Я должен кое-куда позвонить. Надеюсь, когда я закончу разговор, мой чемодан будет здесь! — Мосдейл подбежал к столику и, схватив трубку, набрал номер.

— Я уезжаю, — сказал он.

— Определитель показывает, что это номер Рута, Это вы, Перевертыш?

— Вы прекрасно знаете, что я. Позаботьтесь о моих делах здесь, в Лондоне.

— Уже позаботился. Перевертыш. Дом выставлен на продажу, вырученная сумма будет переведена в Берн.

— Вероятно, вы заберете половину...

— По меньшей мере, герр Рут, — перебил его голос в трубке. — Полагаю, это вполне справедливо. Сколько тысяч я на свой риск перевел в Цюрих?

— Но вы же из наших!

—Нет, нет, вы ошибаетесь. Я всего лишь посредник, оказывающий услуги не слишком порядочным людям, которые при случае предают государство. Но откуда же мне об этом знать?

— Вы — продажный меняла!

— Ошибаетесь, Перевертыш. Я экспедитор, хотя порой мне это совсем не по вкусу. Честно говоря, вам повезет, если вы получите за свой дом десять фунтов. Видите ли, вы мне не нравитесь.

— Вы же работали на меня... на нас... несколько лет! Да как вы смеете говоритьтакое?

— Так же просто я могу и не объяснять это вам. Прощайте, Перевертыш, но помните: одно остается неизменным в наших отношениях — конфиденциальность отношений клиента и адвоката. В этом моя сила.

Адвокат повесил трубку, а Мосдейл окинул взглядом огромную гостиную, с огорчением думая, что никогда больше не увидит дорогих его сердцу вещей. Он распрямил плечи и стал по стойке «смирно», вспомнив, что кричал ему сверху лестницы отец в день объявления войны:

"Мы будем сражаться за Англию, но не тронемГитлера! Он куда больше прав, чем неправ! Низшие расы разлагают наши нации. Мы победим в этом временном конфликте, создадим объединенную Европу и сделаем его de facto[62]канцлером континента!"

Молодая экономка, облачившись в коротенькую ночную рубашку, стащила с лестницы чемодан.

— А ну, любовь моя, расскажи, что происходит!

— Возможно, я смогу прислать за тобой позже, но сейчас мне необходимо уехать.

— Позже? Что это значит, Олли?

— Некогда объяснять, не то я опоздаю на самолет.

— А как же я? Когда ты вернешься?

— Не скоро.

— Вот уж, здравствуйте и прощайте! А мне чего делать?

— Живи здесь, пока кто-нибудь не вышвырнет тебя.

— Вышвырнет?

—Я все сказал.

Мосдейл, схватив чемодан, бросился к двери, распахнул ее и застыл в изумлении. Лондонский туман превратился в ливень, а на кирпичных ступенях его дома стояли два человека в плащах. За ними, на улице, виднелся черный фургон с антенной на крыше.

— Согласно указанию ваш телефон прослушивался, сэр, — сказал один из них. — Думаю, вам лучше пойти с нами.

— Олли! — крикнула полуодетая девица из холла. — Ты что, не собираешься знакомить меня с твоими друзьями?

Крики детей, которые гуляли с родителями или воспитателями, смешивались с пронзительными криками тысяч птиц, находившихся за сеткой вольера в зоологическом саду Рок-Крик. Летом толпы посетителей очень шумели; лишь вашингтонцы приходили в парк тихо погулять вдали от лихорадочного ритма столичной жизни. Встречаясь с толпами туристов, горожане обычно сворачивали в сторону, предпочитая общество молчаливых памятников. Один из особо страшных кондоров, размах крыльев которого достигал, по крайней мере, восьми футов, вдруг слетел с высокого насеста, и его когти, заскрежетав, вцепились в сетку огромной клетки. И дети, и взрослые тотчас отпрянули — в горящих глазах птицы отразилось злобное удовлетворение.

— Какой матерый хищник, верно? — сказал Нокс Тэлбот стоявшему позади Уэсли Соренсону.

— Я никогда не понимал употребления корня «мать» в этом слове, — не сводя взгляда с птицы, ответил директор отдела консульских операций.

— Огромен и агрессивен в защите своих детенышей — черта, кстати, чисто женская: ведь мы с вами существуем благодаря тому, что матери в Ледниковый период защищали своих детей.

— А что делали мужчины?

— Почти то же, что и теперь. Где-то охотились, пока женщины охраняли свои пещеры от зверей, пострашнее тех, за кем охотимся мы.

— Ты как-то необычно пристрастен.

— Я необычно женат, и этот вывод сделала моя жена. Поскольку мы прожили вместе всего тридцать шесть лет, еще рано раскачивать лодку.

— Давай купим хот-дог. Их продают в пятидесяти ярдах отсюда, там мы и посидим. Это людное место, так что нас едва ли заметят. Минут через семь Соренсон и Тэлбот уже сидели рядом.

— Есть кое-что, чего я не могу сказать тебе, Нокс, — начал директор К.О., — и ты страшно разозлишься потом, когда об этом узнаешь.

— Как ты, когда узнал, что мы убрали имя Моро из списка, отправленного тебе?

— Похоже.

— Тогда мы в расчете. А что ты можешьмне сказать?

— Во-первых, что просьба исходит от бывшего специалиста Второго отдела, работавшего в берлинском секторе в тяжелые времена. Его зовут Витковски, полковник Стэнли Витковски...

— А, шеф безопасности посольства в Париже, — прервал его Тэлбот.

— Ты его знаешь?

— Только его репутацию. Если бы способности этого человека оценили по достоинству, он мог бы стать вторым после тебя претендентом на мой пост. Но его немногие знают: он слишком долго работал под колпаком.

— Похоже, сейчас он помогает Гарри Лэтему, который не рискует связаться с Лэнгли сам.

— Из-за компьютеров «АА-ноль»?

— Вероятно... Лэтем хотел установить тайный контакт с тобой, но вы не знакомы, поскольку ты стал директором ЦРУ при новом правительстве, полти через два года после того, как Гарри приступил к выполнению секретной операции. Поэтому, зная Витковски еще с прежних времен, Гарри использует его, а так как ему известно, что я знаком с полковником с тех же пор, он решил воспользоваться и мною как тайным связным.

— Логично, — кивнул Тэлбот.

— Может, и логично, Нокс, но потом, когда я расскажу тебе все, ты увидишь, насколько это странно, и возможно, даже простишь меня.

— Так что же ты должен тайно мне передать?

— Есть один немецкий врач, который то ли тесно связан с нацистским движением, то ли, как человек совестливый, стал их противником. Мы должны узнать о нем все, а твои люди собаку съели в таких делах.

— Меня в этом постоянно убеждают, — согласился директор ЦРУ. — Как его имя?