Патрульные Апокалипсиса Ладлэм Роберт

Глава 15

Пламя взвивалось вверх, освещая тьму. Огромный Ваклабрюкский комплекс был почти закончен, включая большое поле на склоне холма, где умещались полторы тысячи приверженцев Братства со всего света. В эту безоблачную ночь свет факелов озарял большую естественную арену, растекаясь по ее краям и концентрируясь перед помостом на вершине холма, где стоял стол в пятьдесят футов длиной. За ним сидели лидеры. В центре стола стоял микрофон, подключенный к громкоговорителям, а позади стола на высоких шестах колыхались под ветром в свете прожекторов кроваво-красные с черным знамена «третьего рейха». Однако свастику перечеркивала белая молния, ибо это было знамя «четвертого рейха».

Выступило уже немало ораторов, одетых в военную форму нацистской Германии. Их речи аудитория встретила с фанатическим восторгом и ликованием. Наконец к микрофону подошел предпоследний оратор. Вцепившись в пюпитр, он обвел горящими глазами тесные ряды слушателей и заговорил спокойно и властно:

— Сегодня вы все слышали крики тех, кому мы нужны. Эти люди во всем мире требуютнас, настаивают, чтобы мы взяли меч и навели порядок, очистили расы и выбросили на свалку весь человеческий и идеологический мусор, который засоряет цивилизованный мир. И мы к этому готовы.

От грохота аплодисментов и воплей одобрения содрогнулась земля, и гул прокатился по окрестным лесам: Человек в форме поднял руки, призывая к молчанию, все быстро успокоились, и он продолжал:

— Но руководить нами должен Зевс,фюрер более сильный, чем предыдущий, — не интеллектуально, ибо по глубине философской мысли Гитлер непревзойден, но по силе и решимости. Новый лидер должен сокрушать робких и не прислушиваться к осторожным речам военных интеллигентов, уничтожать врагов идеи расового превосходства и повести нас в атаку, когда придет время! Исторически доказано, что, если бы «третий рейх» оккупировал Англию, когда Гитлер приказал это сделать, мы жили бы сегодня в совсем другом, лучшем мире. Привилегированный корпус юнкеров-дилетантов убедил его не делатьэтого. Наш новый лидер, наш Зевс,никогда не уступит подобным трусам... Однако — и я знаю, как это вас разочарует, — еще не время открыть вам, кто этот человек. Поэтому он записал на пленку свое послание ко всем вам.

Оратор выбросил вверх правую руку в нацистском салюте. Рука опустилась, и тотчас из громкоговорителей зазвучал голос: странный, низкий и режущий слух. Истерические ноты вызывали в памяти речи Гитлера, но на этом сходство кончалось. Говоривший больше отвечал требованиям своего времени: выкрикам предшествовали трезвые рассуждения, высказанные медленно, холодным тоном; вслед за тем он взвизгивал, чтобы усилить эмоциональное впечатление. В отличие от Гитлера, он не произносил своих обличении на одной пронзительной ноте — он играл на контрастах, временами доверительно обращаясь к аудитории, несомненно понимавшей, к чему он клонит, и награждавшей его одобрительными возгласами, подтверждающими правильность его суждений. Век Водолея давно прошел — наступил век Манипулятора.

"Мы стоим у истоков, и будущее принадлежит нам!Но ведь вы это знаете, не так ли? Вы все, кто неустанно трудится здесь, в стране наших отцов, и в чужих странах, вы же видите, что происходит! И разве это не великолепно?Идеи, которые мы несем, не просто принимают — их жаждут, впитывают души и умы людей повсюду — вы это видите, слышитеи знаете!Я далеко от вас, но я слышу вас и принимаю вашу благодарность, хотя не считаю, что заслуживаю ее. Я всего лишь вашголос — голос людей всего мира, справедливо недовольных происходящим. Надеюсь, вы все понимаете, насколько тяжело наблюдать, как низшие расы заставляют нас расплачиватьсяза то, что они — низшие! Как трудолюбивых людей лишают плодов их тяжкого труда те, кто не желает и не способен работать или слишком безумен, чтобы даже пытаться что-то сделать! Разве должны мы страдать из-за их лени, тупости или безумия? А если нерадивые, тупые и безумные станут править миром, они лишат нас нашего морального превосходства, подавят нас своей численностью,опустошат наши закрома во имя человеколюбия! Однако какое это человеколюбие, друзья мои, ведь все они подонки!..

Но они не смогут этого сделать — и не сделают, потому что будущее принадлежит нам!

Наших врагов повсюду охватывает все большее смятение, они растеряны перед лицом того, что надвигается на них, не знают, кто с нами, кто нет, а в глубине души они приветствуют наш прогресс, даже если и отрицают наши идеи. Идите же вперед, мои солдаты. Будущее принадлежит нам!..

Снова загремели аплодисменты, и огромный, расчищенный в лесу стадион огласили звуки гимна «Horst Wessel»[67], исполняемого оркестром. Между тем в заднем ряду двое мужчин, аплодировавших и кричавших вместе со всеми, стали тихо переговариваться, опознав один другого по подбритым бровям.

— Безумие! — сказал по-английски француз.

— Весьма похоже на речи Гитлера, которые мы видели в кинохронике, — добавил чиновник голландского министерства иностранных дел.

— Думаю, вы не правы, мсье. Этот фюрер вызывает куда больше доверия. Он не навязывает своих взглядов толпе, оглушая ее криками. Он ведет людей к своей цели, задавая по видимости вполне резонные вопросы. Потом вдруг взрывается и сам дает ответы, которые хотят услышать от него. Он мыслит динамично — право же, это очень умно.

— А ктоон, как вы думаете?

— Полагаю, это может быть кто угодно из крайне правых в бундестаге. Согласно указаниям, я записал его речь, чтобы в нашем департаменте могли наложить его голос на имеющиеся у нас образцы голосов, если, конечно, нелепая маленькая машинка в моем кармане справилась со своей задачей.

— Я не связывался со своей конторой уже больше месяца, — заметил голландец.

— Надо все-таки отдать должное нашим начальникам. Сателлиты выявили эту вырубку в лесу так же, как почти тридцать лет назад самолеты увидели из стратосферы ракеты на Кубе. Наше начальство не приняло официальных объяснений, что это-де убежище очередной дальневосточной религиозной секты. И оказалось право. — А у нас были убеждены, что затевается хитроумная интрига, когда здесь стали набирать иностранных строительных рабочих.

— Я работал простым плотником, а вы?

— Электриком. У моего отца magasin electrique[68]в Лионе. Я работал там до отъезда в университет.

— Теперь нам надо убираться отсюда, но боюсь, это будет нелегко. В этом комплексе все устроено как в старом концлагере — проволочные заграждения, вышки с автоматчиками и все прочее.

— Потерпите, мсье, мы найдем способ удрать. Встретимся за завтраком в шестой палатке. Должны же мы найти какой-то выход.

Мужчины вдруг обнаружили, что окружены людьми в форме со свастикой, перечеркнутой белым зигзагом молнии, — эмблемой «четвертого рейха».

— Достаточно услышали, майн герр? — спросил офицер, отделившись от других. — Думаете, вы такие умные, nein? Даже беседуете по-английски. — И он показал маленькое электронное подслушивающее устройство, каким обычно пользуется полиция и разведка. — Замечательный механизм, — продолжал офицер. — Можно нацелиться, скажем, на двух человек в толпе и услышать каждое их слово, исключив все посторонние звуки. Великолепно... Мы следили за вами с того момента, как вы появились среди наших привилегированных гостей,упорно утверждая, что приглашены... Неужели вы считаете нас такими безмозглыми? Неужели, вы в самом деле думали, что у нас в компьютере нет списков приглашенных? Не обнаружив вас, мы проверили списки иностранных рабочих. И что же мы нашли? Догадываетесь, конечно. Мрачного голландца-плотника и на редкость раздражительного француза-электрика... Mit Romrnen! Macht schnell![69]Мы немного побеседуем — к сожалению, не в самых лучших условиях, а потом ваши бренные останки упокоятся в глубокой траншее вместе с червями и трухой.

— Вы понаторели в таких расправах, не так ли?

— Должен сказать, голландец, что, к сожалению, меня тогда не было и я в них не участвовал. Но наше время придет, я еще возьму свое.

Витковски, Дру и Карин сидели за столом на кухне у полковника в его квартире на рю Диан. На столе было разложено содержимое карманов нациста.

— Недурно, — заметил ветеран армейской разведки, рассматривая вещи. — Вот что я вам скажу, — продолжал он. — Этот мерзавец не ожидал столкнуться с неприятностями в Булонском лесу.

— Почему ты так считаешь? — спросил Лэтем, указывая на свой пустой стакан.

— Подумайте сами. — Полковник поднял брови и кивнул в сторону бара. — В этом доме я наливаю только первые стаканы, а потом каждый делает это сам. Дамы составляют исключение. Кстати, спроси у дамы, осел.

— Ты оскорбляешь меня. — Дру поднялся и посмотрел на Карин.

Та покачала головой.

— Что... что?

—Не обращайте внимания, полковник, он как ребенок, — вмешалась де Фрис. — И пожалуйста, ответьте на его вопрос. Почему вы сказали: «недурно» — ведь нет ни бумаг, ни удостоверения личности?

— Улов действительно хороший. Лэтем сам бы вам это сказал, если бы не лакал спиртное, а посмотрел на то, что принес.

— Я же сделал всего одинглоток, Стош! И должен добавить, черт побери, я его заслужил.

— Знаю, милый, все равно ты не просмотрел как следует того, что принес.

— Нет, просмотрел. Когда ты раскладывал все это на столе. Итак, чем мы располагаем? Коробок спичек из ресторана «В кругу семьи»; квитанция из чистки на авеню Георга Пятого на имя «Андрэ» ничего нам не дает; золотой зажим для денег с выгравированными на нем, по-видимому, нежными словами на немецком; еще одна квитанция на получение покупки, оплаченной по кредитной карточке на безусловно вымышленное имя и с липовым номером. А может, то и другое так глубоко засекречено, что на выяснение, которое, конечно, заведет нас в тупик, уйдет не один день. Банк платит, а торговцам ничего больше и не нужно... Остальное — твоих прав — я не рассматривал, но ведь на всю операцию у меня ушло примерно восемь секунд. Что еще,полковник?

— Я уже сказал миссис де Фрис, что не отрицаю твоих заслуг. Пожалуй, даже у тебя ушло на это не восемь секунд, а по моим подсчетам скорее пять, ибо тебе слишком быстро захотелось выпить.

— Потрясающе! — воскликнула Карин. — Но, значит, вы нашли что-то еще?

— Всего два предмета: еще одну квитанцию, тоже на имя «Андрэ», на починку ботинок в магазине, где шьют обувь на заказ, и смятый входной билет в луна-парк близ Неии-сюр-Сен, — билет бесплатный.

— Вот этого я не видел! — заявил Лэтем, наливая себе в стакан.

— Эти две бумажки вам что-то говорят?

— Обувь — штука весьма характерная, миссис де Фрис...

— К чему такая официальность, сэр. Меня вполне устроит Карин.

— Хорошо, Карин. Так вот, магазин, который шьет обувь на заказ, придает ей определенную форму и фасон. Когда человек идет чинить обувь в такой магазин, обычно это значит, что он там уже бывал, если это, конечно, не приезжий. Иными словами, он ходит к определенному сапожнику, вы следите за ходом моей мысли?

— Еще бы! А луна-парк?

— Почемуему дали бесплатный билет? — спросил Дру. — Я и впрямь не заметил этих бумажек, Стош.

— Знаю, хлопчик, но вовсе не хочу сказать, что я выше классом, чем ты, но ведь вот они.

— Итак, завтра утром мы наваливаемся на сапожника и на того, кто раздает бесплатные билеты в луна-парке, что не совсем во французской традиции. Господи,до чего же я устал! Поехали домой... Нет,стойте-ка! А как насчет ловушки, которую вы устроили у Сак-рэ-Кёр?

— Какой ловушки? — спросил удивленный Витковски.

— Ну той самой!Встречи с курьером у фуникулера наверху.

— Первый раз слышу. — Мужчины посмотрели на Карин. — Это вашазатея?

— Я так делала много раз для Фредди, — сказала Карин, смущенно улыбаясь. — Он бывало говорил: «Придумай что-нибудь, чем глупее, тем лучше: мы ведь все дураки».

— Постойте, — сказал Витковски, покачав головой, и посмотрел на Дру. — Ты уверен, что никто сюда за вами не последовал?

— Пропущу оскорбление мимо ушей и отвечу тебе как профессионал. Нет, сукин ты сын, потому что я не менял три раза машину, ибо за этим можно проследить с помощью электронного устройства, о чем ты, неандерталец, конечно, не знаешь. Мы пересаживались под землей, в метро, и не три, а пятьраз. Усек?

— Ох, как мне нравится твоя злость! Моя мамаша, святая полька, всегда говорила: если человек разозлился, значит, он сказал правду. Только такому и можно верить.

— Отлично. А теперь могу я вызвать такси, чтобы нас отвезли домой?

— Нет, вот этого ты сделать, милый, не можешь. Раз никто не знает, где вы, здесь и оставайтесь. У меня есть комната для гостей, а тут стоит отличный диван... Подозреваю, что ты, малыш, уляжешься на диван, и буду очень тебе признателен, если ты не выхлещешь все мое виски.

Обозленные ликвидаторы вернулись в штаб, напрасно проведя время у Сакрэ-Кёр. Их встретили удивленным молчанием. Это еще больше распалило убийц.

— Нидуши! — плюнув, произнес парижский Ноль-Пять, плюхнувшись на стул возле большого стола. — Ни одного мужика или бабы, хоть отдаленно похожих на контакт! Нас заманили — мы глупо потратили время, а к тому же рисковали.

— А где наш замечательный лидер, Ноль-Один? — спросил второй у трех ликвидаторов, не покидавших помещения. — Может, он сейчас занят: меняет мокрые ползунки, но ему придется кое-что нам объяснить. Ведь если нас заманили, значит, конечно же, и засветили!

— Его нет, — устало сказал один из убийц.

— Что ты несешь? -воскликнул Ноль-Пять, — резко выпрямляясь на стуле. — Ему же должны были в десять звонить из Бонна. Не мог ведь он не прийти!

— Его тут не было, и никто не звонил, — отозвался другой.

— А может, ему позвонили по его личному телефону?

— Нет, — отрезал убийца Ноль-Два. — Увидев, что он не появился, я пошел в его вонючую каморку и проторчал там с половины десятого до без четверти одиннадцать. — Ноль-Пять поднялся и уперся руками в Стол. — Его сегодняшнее поведение Недопустимо, я так и скажу Бонну. Нашу группу отправили на липовое задание, связанное с риском...

— Но мы же все слышали пленку из посольства, — перебил его Ноль-Два. — И решили, что за это надо браться в первую очередь.

— Конечно, мы согласились — я первый вызвался. Но вместо того чтобы возглавить ударную группу, наш Первый отправился в Булонский лес, сказав, что оттуда успеет вернуться к телефонному звонку из Бонна. Никакого звонка не было, и его тоже нет. Хотелось бы выяснить, в чем дело.

— Не у кого, — проговорил ранее молчавший ликвидатор. — А вот другой звонок был — от нашего информатора в американском посольстве.

Группа, ходившая к Сакрэ-Кёр, насторожилась.

— Но ему же запрещено напрямую связываться с нами, — снова заговорил Пятый, — особенно по телефону.

— Он считал эту информацию безотлагательной.

— И в чем же дело? — спросил Третий.

— Проблема в полковнике Витковски.

— Координаторе, — уточнил Второй. — Его впечатляющие связи в Вашингтоне известны нашему... тем, кому это должно быть известно.

— Ну так что? — настаивал Пятый.

— Наш человек посидел в автомобиле под окнами квартиры полковника на рю Диан. Сработал инстинкт, а также перехват телефонного разговора вдовы Фредерика де Фрис из отдела документации и справок.

— И?

— Час назад в дом вбежали мужчина и женщина. Они держались в тени, и наш человек не мог их хорошенько разглядеть, но ему показалось, что мужчину он знает. А женщина — вдова де Фриса.

— Значит, мужчина — Лэтем! -воскликнул Пятый. — Она и Гарри Лэтем — это не может быть никто другой. Поехали!

—Зачем? — скептически спросил Ноль-Два.

— Чтобы прикончить его и доделать то, что не сумел организовать Первый.

— Но обстоятельства-то другие, а послужной список полковника убеждает в том, что дело это крайне опасное. Поскольку нет Ноль-Первого, я предлагаю получить разрешение из Бонна.

— А я считаю, что звонить не надо, — возразил Шестой. — Мы уже провалились у Сакрэ-Кёр, зачем же еще подставляться? Если мы его убьем, о провале забудут, пусть даже всем нам придется перебраться в другие места...

— А если завалим дело?

— Ответ очевиден, — сказал один из тех, кто ходил к Сакрэ-Кёр, и дотронулся правой рукой до пистолета, а левой — до воротника рубашки, где были зашиты три капсулы с цианистым калием. — У нас могут быть разногласия, даже споры, но нас объединяет преданность Братству, вера в «четвертый рейх». Никто не должен забывать о нашей клятве.

— Никто и не забывает, — заметил Второй. — Значит, ты согласен с Шестым? Едем на рю Диан?

— Еще бы! Надо быть идиотами, чтобы не поехать.

— Если мы сообщим Бонну, что прикончили троих, они нас только похвалят, — добавил Пятый. — И сделаем все без Ноль-Первого, который достаточно нас подводил. Когда вернется, пусть держит ответ перед нами — не только перед Бонном. Думаю, в лучшем случае его отзовут.

— Видно, тебе очень хочется покомандовать? — заметил Второй, устало оглядев внушительную фигуру Пятого.

— Да, — ответил тридцатилетний ликвидатор. — Я старше и опытнее всех вас. А он — юнец и псих, который принимает необдуманные решения и совершает безответственные поступки. Я должен был получить этот пост еще три года назад, когда нас сюда послали.

— Почему ж тебя не назначили? Ведь все мы психи, так что это не в счет, да?

— Какого черта, что ты несешь? -разозлился другой ликвидатор и метнул взгляд на Ноль-Второго.

— Я тоже считаю, что все мы психи. Мой отец — дипломат, я жил в пяти странах и своими глазами видел то, о чем вы знаете только понаслышке. Мы правы, абсолютно правы.Слабые люди, неполноценные в умственном и расовом отношении, просачиваются повсюду в правительство — только слепые этого не видят. Не надо быть историком, чтобы понимать, что интеллектуальный уровень всюду падает. Вот потому-томы и правы... Но этот разговор начался с моего вопроса Пятому. Почему, дружище, Ноль-Один был выбран нашим главарем?

— Не знаю.

— Давай я попробую объяснить. В каждом движении должны быть свои фанатики, ударные части, подверженные лихорадке безумия, которое побуждает их кидаться на непреодолимые баррикады и делать заявления, которые разносятся по всей стране. Затем они отступают на второй план, и их место занимают — или должнызанимать — люди более высокого порядка. «Третий рейх» допустил серьезную ошибку, позволив ударным частям, подонкам, контролировать нацию.

— А ты философ. Второй!

— Философские идеи Ницше всегда мне нравились, особенно его доктрина о совершенствовании через самоутверждение и прославление моральных достоинств вождей.

— Слишком уж ты для меня ученый, — сказал Ноль-Шесть, — но такое я слышал и раньше.

— Конечно, слышал, — улыбнулся Второй. — Варианты того, что я слышал, вбивали нам в башку.

— Мы теряем время, — заметил Пятый и, слегка прищурясь, посмотрел на Второго. — Так ты, значит, философ? Я еще ни разу не слыхал, чтобы ты столько говорил, особенно о таких вещах. Ты ведь сейчас неспроста так заговорил, да? Может, считаешь, что это ты должен возглавить нашу парижскую команду?

— О нет, ошибаешься. Я для этого не гожусь. Все, что у меня есть, — знания, а практического опыта никакого, да и молод я.

— Но ведь есть еще кое-что...

— Действительно есть. Пятый, — прервал его Второй, глядя на него в упор. — Когда возникает наш рейх, я не намерен отступать в тень... как, впрочем, и ты.

— Мы друг друга понимаем... Ну вот что: я отбираю команду, которая пойдет на рю Диан — шесть человек. Двое останутся здесь на всякий случай.

Отобранная шестерка поднялась из-за стола, трое пошли переодеться в черные свитеры и штаны, а трое других принялись изучать большую карту Парижа, сосредоточив внимание на улицах вокруг рю Диан. Когда переодевшиеся вернулись, команда проверила оружие и по приказу Ноль-Пятого взяла оборудование. Тут раздался телефонный звонок.

— Нет, это просто невыносимо! — взвизгнул доктор Крёгер. — Я доложу, что все вы ни на что не способны и не желаете поддерживать связь с высшим представителем Братства!

— Тогда вы окажете себе плохую услугу, майн герр, — спокойно произнес Ноль-Пять. — Еще до рассвета мы прикончим дичь, за которой вы охотитесь, и еще два объекта — Бонну приятно будет узнать, что это вы нацелили нас на них.

— Это мне обещали почти четыре часа тому назад! Что случилось? Яхочу поговорить с этим наглым молодым человеком, который называет себя вашим лидером!

— Я бы охотно позвал его, майн герр. — Пятый тщательно подбирал слова, — но увы, мы потеряли связь с Ноль-Первым. Он решил пойти по второстепенному следу, весьма сомнительному, и не установил с нами связи. Он задерживается уже на два часа.

— Весьма сомнительному следу? Он сказал, что идет на большой риск. Может, с ним что-то случилось?

— В прелестном Булонском лесу, майн герр? Едва ли.

— А что же произошло там, куда ходили вы?

— Это была ловушка, майн герр, но моя команда, команда Ноль-Пятого, избежала ее. Однако это привело нас к третьему объекту, который раньше был вне подозрений и за которым мы сейчас пойдем.

Еще до восхода солнца у вас будет доказательство смерти главного объекта, а также и того, что убийство выполнено соответственно заданию. Я, Ноль-Пять, лично доставлю вам фотографии.

— Ваши слова меня несколько успокоили — кажется, я разговариваю с разумным человеком, а не с этим проклятым юнцом со взглядом кобры.

— Он молод, майн герр, но физически хорошо натренирован в нашем деле.

— Без головы на плечах это все ничего не стоит!

— Готов согласиться с вами, майн герр, но он мой начальник, так что пусть этот разговор останется между нами.

— Это сказали не вы, а я. Вы только согласились с моим выводом... Какой у вас номер? Пять?

— Да, майн герр.

— Принесите мне фотографии, и Бонн узнает о ваших заслугах.

— Вы очень добры. А нам пора.

Стэнли Витковски сидел в темноте у окна и вглядывался в ночную улицу. Его широкое, изрезанное морщинами лицо было бесстрастно; порой он подносил к глазам бинокль с инфракрасными стеклами. Внимание полковника сосредоточилось на машине, стоявшей у дальнего правого угла квартала, на другой стороне, не более чем в сотне футов от его дома. Ветеран заметил, что на переднем сиденье кто-то сидит — уличный фонарь внезапно высветил лицо. Оно то появлялось в свете фонаря, то исчезало в тени; казалось, человек поджидал кого-то и высматривал что-то на противоположной стороне. Полковник почувствовал стеснение в груди — такое ощущение возникало у него сотни раз в прошлом. Это было предупреждение, которое — по мере того, как будут идти минуты или часы, — подтвердится или окажется напрасным.

Вдруг ситуация начала развиваться. Лицо снова появилось в свете фонаря, но на сей раз он прижимал телефонную трубку к правому уху. Человек был несомненно возбужден и раздражен; наклонив голову, он посмотрел на верхние этажи дома, где жил Витковски. Затем со злостью или разочарованием бросил трубку. Этого для полковника было достаточно. Он встал с кресла, быстро вошел в гостиную и закрыл за собой дверь. Дру и Карин сидели на диване, к удовольствию полковника, в разных его концах: Витковски не любил, когда служебные отношения смешивались с личными.

— Привет, Стэнли, — сказал Дру. — Опекаешь нас? Тебе незачем волноваться. Мы беседуем о ситуации после «холодной войны», и дама не испытывает ко мне никакой любви.

— Я этого не говорила, — тихо рассмеявшись, возразила Карин. — Вы не сделали ничего такого, за что мне вас не любить, напротив, я восхищаюсь вами.

— Перевожу: я был сражен наповал, Стош.

— Будем надеяться — фигурально, — холодно ответил полковник.