Патрульные Апокалипсиса Ладлэм Роберт
— Как в вашей жизни появилась Жанин Клунз?
— Чертовски, знаете ли, интересный вопрос! Я даже сам не знаю. Пребывал в типичном для разведенных состоянии, жил один в квартире, а не в собственном доме, жена с детьми вернулась в Айову, я был сам по себе и пытался хоть как-то отвлечься. Однако чувствовал себя словно в заточении. Время от времени мне звонили из Госдепартамента, говорили, что нужно появиться на таком-то банкете или приеме. И как-то раз вечером в Британском посольстве эта очаровательная женщина, такая живая, такая умница, похоже, обратила на меня внимание. Она держала меня под руку, когда мы переходили от группы к группе, и обо мне говорили много приятного. Но это все были знакомые дипломаты, и я не воспринимал их серьезно. А она восприняла и стала усердно разжигать мое тщеславие... Ну, об остальном, я думаю, догадаться не трудно.
— Нет.
— Правильно. Трудно мне сейчас.Что мне делать? Я, наверно, должен быть зол, взбешен ее предательством, вести себя как дикий зверь, жаждущий крови, но я ничего такого не испытываю. Я просто чувствую себя опустошенным, сгоревшим дотла. Я, конечно, подам в отставку. Продолжать было бы глупо. Высокопоставленному чиновнику, которого так легко обдурить, срочно надо переквалифицироваться в какого-нибудь слесаря.
— Мне кажется, вы можете гораздо плодотворнее послужить и себе, и своей стране.
— Как? Вернуться на родину и чинить трубы?
— Нет. Сделать самое сложное — возвратиться в Париж, как будто мы не встречались и разговора этого не было.
Ошеломленный Кортленд молча уставился на директора отдела консульских операций.
— Мало того что это невозможно, — сказал он наконец, — это еще и бесчеловечно. У меня ничего не выйдет.
— Вы дипломат до мозга костей, господин посол. Иначе в никогда не оказались в Париже.
— Но то, о чем вы просите, выходит за рамки дипломатии. Тут глубоко субъективное восприятие, а оно отнюдь не союзник дипломата. Я бы не смог скрыть своего презрения. Все те отрицательные эмоции, которых у меня сейчас вроде бы нет, тут же проявятся, стоит мне ее увидеть. Ваша просьба просто в голове не укладывается.
— Я вам скажу то, что и в самом деле в голове не укладывается, господин посол, — прервал его Соренсон самым решительным тоном. — Человека вашего ума и огромного опыта, чиновника министерства иностранных дел, прекрасно ориентирующегося в мировой дипломатии, постоянно сознающего угрозу внутреннего и внешнего шпионажа, смогли обманом женить на убежденном зонненкинде, на нацистке.И позвольте объяснить, что еще сложнее укладывается в голове. Эти люди сидели по своим норам по тридцать — пятьдесят лет. Пришло их время, и они выползают из всех щелей. Но мы не знаем, кто они и где, знаем только, что они есть. Они распространили список сотен занимающих самые высокие посты мужчин и женщин, которые якобы принадлежат к этому всемирному движению. Возможно, это и не так, однако разве нужно рассказывать вам об атмосфере страха и смятения, которая душит и нашу страну, и ближайших союзников? Сами все видите. Еще чуть-чуть — и начнется истерия: кто нацист, а кто нет?
— Мне нечего вам возразить, но что даст мое возвращение в Париж в качестве ни о чем не подозревающего мужа?
— Многое, господин посол. Нам нужно узнать, как действуют эти зонненкинды, с кем выходят на связь, как вступают в контакт с новым поколением нацистов. Понимаете, должна быть какая-то инфраструктура, цепочка связных, ведущая на самый верх. А нынешняя миссис Кортленд, умница-жена американского посла во Франции, отнюдь не мелкая сошка.
— Вы действительно считаете, что Жанин может невольно помочь в этом?
— Она наш лучший шанс — честно говоря, единственный. Даже если в нашелся еще один зонненкинд, она — главный кандидат в силу своего положения, обстоятельств и поскольку ей на самолете до Германии всего несколько минут лету. Если она выйдет на связь с верхушкой или они вступят с ней в контакт, она может вывести нас прямо на тайных руководителей движения. Мы обязанынайти их и разоблачить. Это единственный способ вырвать рак с корнем, как кто-то выразился... Помогите нам, Дэниел, пожалуйста.
Кортленд опять ответил молчанием. Он сменил позу и, что было так непохоже на дипломата, казалось, не знал, куда девать руки. Он заерзал на стуле, провел рукой по седеющим волосам, потер подбородок и наконец сказал:
— Я уже видел, на что эти подонки способны, я их ненавижу... Не гарантирую, получится ли у меня что-либо, но я попробую.
Жанин Клунз Кортленд подошла к изысканному кожаному прилавку «Седла и сапог» и попросила позвать управляющего. Вскоре появился небольшого роста худощавый человек в дорогом желтоватом парике, закрывавшем голову и основание шеи, одетый в костюм для верховой езды, включая брюки и сапоги.
— Да, мадам, чем могу быть полезен? — спросил он по-французски, взглянув на нескольких покупателей за ее спиной, — некоторые из них сидели, другие стояли.
— У вас прелестный магазин, — ответила жена посла. Акцент выдал ее происхождение.
— А, вы — американка, — с восторгом отметил управляющий.
— Это так заметно?
— Да нет, мадам, ваш французский превосходен.
— Мой друг Андрэ все время занимается со мной, но иногда мне кажется, Андрэ слишком деликатен. Ему нужно быть со мной построже.
— Андрэ? — спросил человек в брюках для верховой езды, пристально глядя на Жанин.
— Да, он сказал, что вы его знаете.
— Это такое распространенное имя — правда, мадам? К примеру, один клиент по имени Андрэ оставил здесь сапоги, их починили позавчера.
— Кажется, Андрэ об этом упоминал.
— Пойдемте со мной.
Управляющий зашел направо за прилавок, оказался за зеленой занавеской, скрывавшей узкую дверь, и дал знак своей новой клиентке. Они вместе прошли в пустой кабинет.
— Я полагаю, вы та... за кого я вас принимаю?
— Не по документам, мсье.
— Конечно же нет, мадам.
— Я получила указания из Вашингтона. Мне сказали воспользоваться кодом Дрозд.
— Это запасной код, его меняют каждые несколько недель и его вполне достаточно. Следуйте за мной. Мы выйдем с черного хода, и вас отвезут в луна-парк недалеко от Парижа. Заплатите на южном входе у второго киоска, но выскажете недовольство — что Андрэ должен был вам оставить пропуск. Понятно?
— Южный вход, второй киоск, жалоба на Андрэ. Запомнила.
— Одну минуту, пожалуйста. — Управляющий нажал кнопку внутренней связи. — Гюстав, надо доставить заказ мсье Андрэ. Немедленно идите к машине.
На небольшой стоянке за магазином Жанин забралась на заднее сиденье фургона, а водитель прыгнул за руль и завел двигатель.
— Никаких разговоров между нами, если можно, — сказал он, выезжая с аллеи на улицу.
Управляющий вернулся в свой пустой кабинет и вновь нажал на кнопку внутренней связи:
— Я сегодня уйду раньше, Симон. День что-то тянется медленно, и я страшно устал. Закрывайте в шесть, увидимся утром.
Он подошел к мотоциклу на стоянке за рядом магазинов. Ударил ногой по педали зажигания, мотор взревел, и он понесся по аллее.
Внутри магазина кожаных изделий зазвонил телефон. Клерк за прилавком поднял трубку.
— La Selle et les Bottes[102], — сказал он.
— Monsieur Rambau! — крикнул мужской голос в трубке. — Immediatement![103]
— Простите, — ответил клерк, оскорбленный наглым тоном звонившего, — но мсье Рамбо ушел.
— Гдеон?
— Откуда мне знать, черт возьми? Я что, ему мать или любовница?
— Это очень важно! -орал мужчина в трубке.
— Для вас, но не для меня. Я продаю товар, а вы мешаете, в магазине покупатели. Идите к черту.
Клерк повесил трубку и улыбнулся молодой женщине в платье от Живанши, которое явно было смоделировано специально для ее, похоже, дорогого тела. Она проплыла по паркету и томно произнесла полушепотом богатой содержанки:
— У меня сообщение для Андрэ. Уверена, Андрэ бы им заинтересовался.
— Я в отчаянии, мадам, — сказал клерк, скользя глазами по ее весьма откровенному декольте. — Но все сообщения для Андрэ принимает только управляющий, а его сегодня уже не будет.
— Что же мне делать? — проворковала куртизанка.
— Вы могли бы передать его мне, мадемуазель. Я доверенное лицо мсье Рамбо, управляющего.
— Не знаю, можно ли. Это строго конфиденциально.
— Но я же объяснил — я его доверенное лицо, конфиденциальный помощник мсье Рамбо. Может, вы лучше расскажете мне об этом за аперитивом в соседнем кафе?
— Нет-нет, мой друг следит за каждым моим шагом, да и лимузин прямо у двери. Просто скажите ему, чтоб позвонил в Берлин.
— В Берлин?
— Мое-то какое дело? Сообщение я передала.
Молодая женщина в платье от Живанши, покачивая бедрами, вышла из магазина.
«В Берлин? — подумал клерк. — Чушь какая-то, Рамбо ненавидит немцев. Когда они приходят в магазин, он не скрывает своего презрения и удваивает цены».
Агент Второго бюро вышел из магазина сапожника, а затем кинулся вверх по тротуару к незарегистрированной машине. Он открыл дверцу, быстро сел рядом с водителем и выругался:
— Черт, ее там нет!
— О чем ты говоришь? Она не выходила.
— Надеюсь.
— Тогда где она?
— Откуда я знаю, черт побери? Может, в другом округе Парижа.
— Она с кем-то установила связь, и они ушли через черный ход.
— Боже, какой ты догадливый!
— Чего ты на меня набросился?
— Да потому что нам обоим следовало это предусмотреть. В таких заведениях всегда есть вход для поставщиков. Когда я вошел в магазин, тебе надо было объехать здание, найти его, а потом подождать возле.
— Мы не ясновидящие, дружище. Я по крайней мере.
— Нет, мы просто дураки. Сколько раз мы это проделывали? Один ведет объект, другой прикрывает тыл.
— Ты придираешься. Это Елисейскиё поля, а не Монмартр, и эта женщина — жена посла, мы не на киллера охотимся.
— Надеюсь, директор Моро также к этому относится. По каким-то непонятным причинам он прямо-таки помешан на этой жене посла.
— Лучше позвоню ему.
— Давай. Я забыл номер.
Модно одетый мужчина в «пежо», припаркованном в нескольких сотнях футов, на другой стороне бульвара, не просто потерял терпение — он был сильно встревожен. Прошел почти час, а фрау Кортленд из магазина не выходила. Задержку он мог понять: известно, что женщины, особенно богатые дамы, очень долго выбирают вещи. Его встревожило, что машина Второго бюро рванула, именно рванула с места полчаса назад, после того как один из двух агентов Бюро подбежал к машине и коротко переговорил со своим коллегой-водителем. Что произошло? Явно что-то случилось, но что именно? Он мучился сомнениями: поехать за машиной Бюро или еще подождать жену посла. Вспомнив приказ и тон, каким он был отдан, мужчина решил ждать. «Как можно скорее убейте эту женщину!» Его начальника в Бонне аж трясло, убивать надо было немедленно. Смысл ясен: в случае проволочки последствия будут ужасными.
Как убийца со стажем, он не мог себе позволить неудачи. Из наставника отряда блицкригеров он вдруг превратился в самого исполнителя. Это не значит, что он не был опытным убийцей — наоборот. Он вышел из недр Штази, а она одной из первых поменяла союзников: твердокаменных коммунистов на бескомпромиссных фашистов. Для таких, как он, это всего лишь ярлыки, только ярлыки. Он жаждал доступа к власти, чтобы жить, попирая законы, жаждал радостного возбуждения от мысли, что не подчиняется диктату узколобых чиновников. Эти бюрократы на любых постах боялись Штази, как когда-то министры «третьего рейха» замирали от страха при слове «Гестапо». Эта мысль тогда и сейчас будоражила кровь. Но все же, чтобы сохранить за собой эту завидную роль, такие люди, как он, вынуждены подчиняться структурам, их породившим.
Как можно скорее убейте эту женщину! Убейте!
Пуля в голову с близкого расстояния на многолюдных Елисейских полях — неплохой вариант.
Может, разыграть столкновение, потом пуля мелкого калибра, выстрел заглушит транспорт... Да, это осуществимо. Затем схватить ее сумочку, чтоб отослать как трофей в Бонн, и раствориться в толпе гуляющих — и на все две-три секунды. Это сработает; сработаложе четыре года назад в Западном Берлине, когда он убрал офицера британской военной разведки, который слишком часто делал вылазки за Стену.
Человек в «пежо» открыл бардачок, достал короткоствольный револьвер 22-го калибра и сунул его в карман пиджака. Завел мотор, проехал по улице и развернулся, как только позволило движение. Он затормозил у обочины, едва синий «феррари» тронулся с места. Вход в дорогой магазин кожаных изделий был от него по диагонали налево, не более чем в десяти метрах, и отлично просматривался. Он мог выйти из машины и оказаться почти вплотную к той женщине за несколько секунд, но слишком велик был риск потерять ее среди случайных прохожих. Он вышел из машины и направился к изысканным витринам «Седла и сапог». Остановился, будто рассматривал экстравагантные вещи за стеклом, тем временем неотрывно наблюдая за входом в магазин всего в метре от него.
Прошло восемнадцать минут, и терпение модно одетого убийцы почти иссякло, как вдруг на него через окно, из-за изящно выставленного товара вопросительно посмотрел приятного вида клерк. Убийца пожал плечами и дружески улыбнулся. Через несколько секунд из двери вышел моложавый мужчина и заговорил с ним.
— Я заметил, вы уже давно разглядываете товар, мсье. Позвольте вам помочь.
— По правде сказать, я жду одного человека, а он опаздывает. Мы договорились здесь встретиться.
— Это, конечно, один из наших клиентов. Почему бы вам не зайти внутрь, чтоб не стоять на солнце? Ну и печет сегодня.
— Спасибо.
Бывший офицер Штази последовал за клерком в магазин.
— Я, пожалуй, взгляну на ваши сапоги, — продолжил он на превосходном французском.
— Лучше их в Париже не найдете, сэр. Будет нужна помощь, позовите меня.
Немец огляделся, сначала не поверив своим глазам. Потом медленно рассмотрел каждую клиентку. Их было семеро, одни стояли в только что приобретенной экипировке наездницы, другие сидели на стульях, им примеряли сапоги для верховой езды. Ее там не было!
Так вот почему агент Второго бюро опрометью кинулся к машине. Он почти час назад узнал то, что ликвидатор со стажем выяснил только сейчас. Жена посла ушла от наблюдения! Куда она делась? Кто помог ей незаметно уйти? Явно кто-то из служащих магазина.
— Мсье! — Убийца, стоя у шеренги начищенных сапог, поманил клерка. — Можно вас на минуту?
— Да, сэр, — ответил служащий, приближаясь к нему с улыбкой. — Вы подобрали что-нибудь себе по вкусу?
— Не совсем, но я должен задать вам один вопрос. На улице я был с вами не совсем откровенен, за что приношу извинения. Видите ли, я из Кэ-д'Орсей, мне поручено сопровождать важную американку, оберегать ее от неприятностей в Париже, скажем так. Я подумал, она опаздывает, но не настолькоже. Единственный ответ — она вошла сюда раньше, чем я приехал, потом вышла, и мы разминулись.
— Как она выглядит?
— Среднего роста, весьма привлекательная, ей чуть за сорок, наверное. У нее светло-коричневые волосы, не блондинка и не брюнетка,, и, как мне сказали, на ней летнее платье, белое с розовым, кажется, и явно очень дорогое.
— Мсье, оглянитесь — это описание подходит половине наших клиенток.
— Скажите, — сказал убийца в костюме в полоску, — а не могла она выйти в другую дверь, скажем, через черный ход?
— Это было в очень странно. И потом зачем?
— Не знаю, -ответил убийца-неудачник, в голосе его звучала тревога. — Я просто спросил, возможно ли это.
— Дайте сообразить. — Клерк, наморщив лоб, оглядел магазин. — Была тут женщина в розовом платье, но позже я ее не видел, поскольку обслуживал графиню Левуазье, очаровательную, но очень требовательную клиентку.
Убийцу опять разрывали сомнения. Его начальник назвал этот магазин «связью через Андрэ». С одной стороны, стоит ему в своих расспросах зайти слишком далеко, о его неосторожности могут сообщить в Бонн. С другой стороны, если жена посла где-то в магазине или ее куда-то увезли, непременно нужно это выяснить. Фрау Кортленд уехала из посольства без охраны, не как обычно в лимузине с вооруженным водителем. Такое удачное стечение обстоятельств может не повториться еще много дней. Дней!А убийство откладывать нельзя.
— Позвольте узнать, — вновь обратился он к услужливому клерку, — поскольку я лицо официальное и правительство оценило бы вашу услугу, а Андрэ здесь?
— Бог ты мой, опять это имя! Сегодня Андрэ очень популярен, но здесь нет никакого Андрэ. Но когда ему, кто б он ни был, приходят сообщения, их принимает управляющий, мсье Рамбо. Он уже уехал, извините.
— Очень популярен... сегодня? — повторил ошеломленный киллер.
— Честно говоря, — сказал клерк, понизив голос, — как нам кажется, этот таинственный Андрэ — любовник Рамбо.
— Вы сказали, очень популярен... сегодня...
—Ах да. Всего несколько минут назад очаровательная молодая леди с таким телом — умереть можно — передала мне сообщение для Андрэ.
— Какое? Не забывайте, я правительственный чиновник.
— Сомневаюсь, чтоб правительство это хоть как-то заинтересовало. Все вполне безобидно, даже забавно, если я правильно вычислил.
— Что вычислили?
— Города, а может, и страны — пункты назначения — заменяют другое.
— Что именно?
— Скорее всего отели. «Позвоните в Лондон» может означать гостиницу «Кенсингтон» или «Англетерр», «позвоните в Мадрид» — «Эсмеральду», «позвоните в Сан-Тропез» — «Сент-Перес». Понятно, что я имею в виду?
— Совершенно ничего не понятно.
— Свидания любовников. Номера в отеле, где чужие люди обеих ориентации могут встречаться, не тревожа тех, с кем живут.
— Какое сообщениевы получили?
— Да совсем простое: отель «Аббэ Сен-Жермен».
— Что?..
— Германия по-английски для французов звучит похоже на «Жермен».
— Что?
— Так передали Андрэ, мсье. «Позвоните в Берлин».
Ликвидатор в шоке уставился на любезного клерка. Потом, не сказав ни слова, выбежал из магазина.
Глава 25
Карин де Фрис настояла на переезде с Дру в отель «Нормандия». — Мы просто хотим сэкономить деньги Госдепартамента. Как налогоплательщик я настаиваю на этом!
— Да вы как с цепи сорвались, на людей бросаетесь. Ладно, побудьте еще денек в форме и парике. Мы вас охраняем, как скаковых лошадей. Я объясню начальству в отеле, что вы парочка компьютерных чудаков, которых мы терпеть не можем, но вынуждены использовать.
Разговор вызвал раздражение у Стэнли Витковски — он не любил, когда его обходили с фланга.
День клонился к вечеру. Лэтем сидел за столом и читал запись устного отчета своего старшего брата в Лондоне после побега из долины Братства. Карин предложила ему запросить эту бумагу: по поводу Гарри Лэтема возникало все больше вопросов.
— Тут так и сказано, — сказал Лэтем, подчеркивая слова на листке бумаги. — Гарри никогда не утверждал, что имена высечены на камне... Послушай-ка: «Я привез материал, а оценить его — ваше дело».
— Значит, он и сам сомневался? — спросила Карин, сидящая на тахте в гостиной, опустив газету.
— Да нет, он просто допускал это как вероятность, а не как возможность. При малейшем намеке, что ему могли «всучить липу», он просто-таки взорвался. Вот тут: "Зачем им это? Я внес большой вклад в их дело. Они мне верили!"
— Он точно так же взорвался, когда я сказала, что у Братства на него заведено досье.
— Он тогда на нас обоих набросился. А сразу после этого, когда я спросил, кто такой Крёгер, он произнес слова, которые я на всю жизнь запомню... «Я-то не должен говорить об этом, а вот Александр Лесситер может». Он раздваивался: то был самим собой, то Лесситером. До чего же это тяжело.
— Знаю, дорогой, но все уже кончилось. Он покоится с миром.
— Надеюсь, очень надеюсь. Я не религиозен и, по правде говоря, не люблю большинство религий. Насилие, которое во имя них творили, так же богоподобно, как Чингисхан. Но если смерть — это вечный сон, я приемлю такое положение дел, и Гарри тоже.
— Ты что, в детстве никогда не ходил в церковь?
— Ходил. Моя мать — пресвитерианка из Индианы, подпорченная академизмом Новой Англии. Поэтому она и решила, что мы с Гарри должны регулярно посещать церковь до шестнадцати лет. Я продержался до двенадцати, а Гарри бросил еще в десять.
— И она не возражала?
— Конфликтовать она никогда не умела, лишь на соревнованиях — вот тут была настоящей тигрицей.
— А отец?
— Тоже персонаж. — Дру откинулся на стуле, улыбаясь. — Как-то в воскресенье мама приболела и сказала отцу отвезти нас в церковь, забыв, что он там никогда не был. Он, конечно, дорогу не нашел, а мы с Гарри помогать ему не собирались. Наконец он остановил машину и сказал: «Идите вон в эту». Только это была не наша церковь.
— Главное, что церковь.
— Не совсем. Это была синагога.
Они оба рассмеялись, и тут зазвонил телефон. Лэтем поднял трубку.
— Слушаю.
— Это я, Моро.
— Что-нибудь прояснилось с вашим секретарем? Я имею в виду, известно, кто мог ее убить?
— Абсолютно ничего. Жена обезумела от горя, занимается похоронами. Никогда не прощу себе, что усомнился в ней.
— Вылезайте из власяницы, — посоветовал Дру. — Она не поможет.
— Знаю. К счастью, есть чем себя занять. Жена посла сделала первый шаг. Около часа назад она подъехала к дорогому магазину кожаных изделий на Елисейских полях, отпустила такси, а потом исчезла.
— Магазин кожаных изделий?
— Для верховой езды: седла, сапоги. Он славится сапогами.
— Сапожник?
—Можно и так сказать.
— Так это ж то, что мы нашли у нациста, пытавшегося снести мне голову! — нетерпеливо перебил его Лэтем. — У него была квитанция о починке обуви на имя Андрэ.
— Где она?
— У Витковски.
— Я пошлю кого-нибудь за ней.
— Мне казалось, вам не нравится посылать своих людей в посольство.
— Противно лишь, когда вопросы задают.
— Тогда не надо. Стэнли посылает машину за Карин — она едет к врачу. Я скажу, чтоб передал квитанцию с водителем. Подождите! -Дру хлопнул себя по лбу — его осенило, он прищурился, как человек, пытающийся что-то припомнить. — Вы сказали, жена Кортленда скрылась?
— Вошла и не вышла. Мои люди считают, ее куда-то увезли. За домом обнаружили служебный вход и маленькую стоянку. А что?
— Может, это неудачный бросок через все поле, Клод, но у того нациста в Булонском лесу было кое-что еще. Пропуск в луна-парк на окраине города.
— Странная вещь для такого человека...
— Я и говорю, это дальний бросок, но согласитесь: довольно странно, что нацистский киллер хранит в бумажнике пропуск в комнату смеха.
— Стоит попытаться, — сказал Моро.
— Я свяжусь с Витковски. Как только придет машина за Карин, — я тут же получу и квитанцию и пропуск. А пока вызывайте свой тайный экипаж и ждите меня у бокового входа в отель.
— Договорились. Оружие у вас есть?
— Я вчера вечером не вернул пистолет Алана Рейнольдса сержанту. Он так рассвирепел из-за моей отлучки из отеля, что я боялся, он наденет перчатки, застрелит меня и скажет, будто это сделал Рейнольдс. Так что у меня их теперь два.
— Интересная мысль. Кто-нибудь из моих, наверно, так бы и поступил. До встречи.
— Приезжайте. И поскорей.
Дру повесил трубку и посмотрел на Карин, которая стояла у тахты. Лицо ее явно выражало недовольство.
— Я сейчас звоню полковнику, хочешь поздороваться?
— Нет, хочу поехать с тобой.
— Оставьте, леди, вы едете к врачу. Ты думаешь, обманула меня вчера вечером? Ничего подобного. Ты ушла в ванную, и тебя долго-долго не было. Я включил свет и увидел кровь возле подушки. А потом нашел бинты в корзине. У тебя кровоточила рука.
— Да ничего особенного...
— Пусть мне врач это скажет. И кстати, если это так, почему тогда у тебя рука согнута в локте, вопреки земному притяжению? Ты что, благословляешь кого-то или опять не хочешь запачкать бинт?
— А ты наблюдательный, мерзавец!
— Так болит, значит?
— Приступами, изредка. Это ты, наверно, виноват.
— Давненько ты мне ничего приятного не говорила.
Лэтем встал из-за стола. Они подошли друг к другу и обнялись.
— Господи, как хорошо, что я тебя нашел!
— А я тебя, милый мой.
— Мне так хотелось бы подыскать какие-то удивительные слова, способные точно передать, что я чувствую. Да вот только у меня опыта маловато. Прости, я, наверное, сморозил чушь.
— Вовсе нет. Ты взрослый мужчина и к тому же не монах. Поцелуй меня.
Они долго и страстно целовались, чувствуя, как нарастает возбуждение. Тут, конечно же, как всегда, зазвонил телефон.
— Ответьте, офицер Лэтем, — шутливо приказала Карин, осторожно высвобождаясь и глядя ему в глаза. — Кто-то очень своевременно пытается нас остановить. Работать надо.
— Меня эта форма что, в генерала превратила? — парировал Дру, одетый в гражданское. — Если да, тот сукин сын, кто в он ни был, просидит пятьдесят лет в Левенворте.
Он подошел к столу и поднял трубку:
— Слушаю.
— Если б ты мне подчинялся, — резко сказал полковник Витковски, — то провел бы остаток жизни в Левенворте за нарушение долга!
— Именно такую участь я и готовил, но только для тебя. Правда, я временно лишился чина.
— Заткнись. Только что позвонил Моро и спросил, говорил ли я с тобой о луна-парке.
— Как раз собирался звонить. Желудочные колики помешали...
— Ну спасибо, -прошептала де Фрис.