Патрульные Апокалипсиса Ладлэм Роберт

Лэтем дал Витковски адрес и рассказал про связанного Кенига в кустах.

— Он большая шишка у нацистов в Париже — важнее, чем граф Страсбург, мне кажется, «крыша» у него во всяком случае надежнее.

— Как ты его нашел?

— Некогда рассказывать. Позвони Моро, пусть пехотинцы заберут Кенига во Второе бюро. Передай Клоду: тут все достоверно.

— Ему будет мало избитого лютеранского священника. Господи, может, ты просто свихнулся, а его погонят с работы и по судам затаскают?

— Никоим образом. Кодовое имя Кенига — Геракл, что-то из мифологии.

— Из греческой мифологии? — прервал его полковник. — Геракл это сын Зевса, он прославился своими подвигами.

— Прекрасно, — весело сказал Дру. — Действуй, даю тебе не больше двух минут. А потом я хочу с тобой встретиться.

— Встретиться? Да я из тебя дух вышибу!

— Повремени с этим, Стэнли. Я знаю, где они держат Карин.

— Что?!

— Рю Лакост, 23, номер квартиры неизвестен, но ее только что сняли.

— Ты это из падре выжал?

— И без особого труда — он испугался.

— Он... что?

— Некогда,Стош! Пойти должны только ты и я. Если они почуют неладное или увидят хоть одну подозрительную машину у дома — убьют ее. Они и так собираются это сделать приблизительно через час, если не свяжутся со мной и не вытащат на встречу.

— Встретимся в сотне ярдов к востоку от здания между фонарями у самого темного подъезда или переулка.

— Спасибо, Стэнли, серьезно. Я знаю, когда к сольной операции нужно кого-то подключить, лучше тебя партнера не найти.

— У меня нет выбора. Ты в никак не мог выйти на Геракла, если в он был ненастоящим.

Карин де Фрис сидела со связанными сзади руками, а напротив нее на деревянном кухонном стуле, широко расставив ноги, закинув левую руку за спинку и небрежно держа в правой пистолет с большим цилиндром глушителя на стволе, развалился стройный широкоплечий убийца-нацист.

— Почему вы считаете, будто ваш муж жив, фрау де Фрис? — спросил нацист по-немецки. — А точнее, если уж пофантазировать и представить, что это и в самом деле так, с чего вы взяли, что нам это должно быть известно? Ведь, дорогая моя, его казнила Штази, об этом все знают.

— Возможно, и знают, но это ложь. Когда проживешь с человеком восемь лет, то легко узнаешь его голос, даже если он искажен или невнятен.

— Потрясающе. Вы слышали его голос?

— Дважды.

— В досье Штази все по-другому и очень достоверно, я бы сказал.

— В том-то и проблема, — холодно парировала Карин. — Уж слишком достоверно.

— Бессмыслица какая-то.

— Ничуть! Даже самые жестокие гестаповцы не описывали в деталях пытки и расстрел заключенных. Такие подробности противоречили их интересам.

— Меня тогда еще на свете не было.

— Меня тоже, но существуют документы. Может, вам стоит почитать.

— Я не нуждаюсь в ваших указаниях, мадам. А этот голос... Где вы его слышали?

— Как где? По телефону, естественно.

— По телефону? Он звонил вам?

— Не от своего имени, но с той самой руганью, которой я наслушалась за последний год нашего супружества, прежде чем его, как считается, казнила Штази.

— И вы, конечно, дали ему отпор?

— Он тогда вообще закричал, как маньяк. Мой муж серьезно болен, герр нацист.

— Принимаю такое обращение как комплимент, — сказал нацист, ухмыляясь и вращая пистолетом. — Почему вы говорите, ваш муж болен или, вернее, почему вы мне об этом рассказываете?

— Потому что, я думаю, он с вами заодно.

— С нами заодно? — недоверчиво переспросил немец. — Фредди де Ф., амстердамский провокатор, злейший враг нашего движения? Простите меня, фрау де Фрис, но это полная бессмыслица. Как такое могло бы произойти?

— Ему понравилось ненавидеть, а вы — олицетворение ненависти.

— Это выше моего понимания.

— Моего тоже, поскольку я не психолог, но знаю, что права. Его чувству ненависти больше некуда было деться, он не мог без него жить. Вы с ним что-то сделали — на этот счет у меня есть своя теория, но нет доказательств. Вы дали ему выход, выход его ненависти, восстановили его против всего, во что он верил...

— Хватит с меня этих глупостей. Вы действительно сумасшедшая.

— Нет, я в своем уме. Мне даже кажется, я знаю, как вы это сделали.

— Сделали что?

— Восстановили его против друзей, ваших врагов.

— Ну и как же мы сотворили это чудо?

— Вы сделали его зависимым от себя. В последние месяцы перемены в его настроении стали очень резкими... Он часто бывал в отъезде, как и я, но когда мы оказывались вместе, становился другим — то впадал в депрессию, то тут же в ярость. Бывали дни, когда он вел себя как ребенок — маленький мальчик, которому так хотелось игрушку, что, когда он ее не получал, выбегал из дома и пропадал где-то несколько часов. А потом возвращался, каялся, просил прощения за вои вспышки гнева.

— Мадам, -крикнул нацист, — я понятия не имею, о чем вы говорите!

— Наркотики, герр нацист, я говорю о наркотиках. Я считаю, вы снабжаете ими Фредерика, потому-то он и зависим от вас. Вы его, наверно, прячете где-то в горах, поддерживая пагубное пристрастие, с тем чтобы извлечь из него информацию при каждой операции, направленной против вас. А он кладезь секретов, хотя многое и забыл.

— Вы с ума сошли. Будь у нас такой человек, мы применили бы другие препараты, позволяющие вытянуть из него все секреты за несколько минут. Зачем же тратить время и деньги, продляя ему жизнь?

— Затем, что амитал и скополамин не вытянут секретов, которые человек уже не помнит.

— Так что толку от такого информатора?

— И ситуация и обстоятельства меняются. Вы сталкиваетесь с препятствием, будь то человек или стратегия, ставите его перед ним, и Память возвращается. Можно кого-то опознать, объяснить когда-то знакомую тактику.

— Господи, да вы начитались детективной литературы.

— Наш мир — ваш, а совсем недавно и мой — во многом основан на вымышленных предположениях.

— Хватит! Это слишком для меня заумно... Однако у меня есть вопрос, фрау де Фрис. Исходя из вымышленного предположения, как вы его называете, скажем, что вы, допустим, правы и мы держим вашего мужа в тех самых условиях. Почему вы так стремитесь его найти? Чтобы снова быть вместе?

— Этого бы мне хотелось меньше всего, герр нацист.

— Тогда почему?

— Считайте, я стремлюсь удовлетворить свое нездоровое любопытство, докопаться, что заставляет человека стать другим, не таким, как его знали? Как он уживается сам с собой? Если в это было в моих силах, я бы предпочла, чтобы он умер.

— Серьезное заявление, — сказал нацист и, откинувшись на спинку стула, шутя приставил дуло к своему виску. — Бах! Вы бы так сделали, если бы смогли?

— Вероятно.

— Ну, конечно! Вы же нашли себе другого! Офицера американской разведки, очень опытного засекреченного агента Центрального разведывательного управления по имени Гарри Лэтем.

Карин замерла, ее лицо застыло.

— Это к делу не относится, он не относится.

— Мы так не считаем, мадам. Вы любовники, мы это установили.

— Устанавливайте что хотите, от этого факты не меняются. Почему вы интересуетесь... Гарри Лэтемом?

— Вы осведомлены об этом не хуже, чем я. — Нацист ухмыльнулся и уперся каблуками в пол, оседлав стул — этакий смеющийся всадник на лошади. — Он слишком много о нас знает. Проник в наш бывший штаб в Хаусрюке, услышал и увидел то, чего не должен был ни слышать, ни видеть. Это всего лишь вопрос времени. Час-два — и он перестанет быть головной болью для нашего начальства. Мы исполним приказ неукоснительно, до мельчайших подробностей, даже выстрел будет в левую часть черепа. Видите, как мы точны? Никаких предположений и уж точно ничего вымышленного. Мы — реальность, а вы — вымысел. Вам нас не остановить.

— Почему в череп, почему в левую часть? — спросила де Фрис монотонным голосом, загипнотизированная словами нациста.

— Мы тоже удивились, а затем один из молодых новобранцев, парень очень образованный, нашел ответ. Это восходит к началу восемнадцатого века, когда приговоренных солдат казнил всего один офицер. Если приговоренный проявил доблесть в бою — ему стреляли в правый висок; если же он этого не заслужил — в левый, «sinistra» по-итальянски. «Sinister» — по-английски «зловещая». А Гарри Лэтем и есть зло. Теперь ясно?

— Какой-то варварский ритуал, — едва слышно произнесла Карин, неотрывно глядя на худого мускулистого убийцу.

— Ритуалы, дорогая леди — основа дисциплины. Чем они древнее, тем прочнее укоренились и тем больше их нужно почитать.

Из соседней комнаты послышался треск радиопомех, а затем приглушенный мужской голос, говоривший по-немецки. Голос смолк, и через минуту на пороге появился другой нацист, моложе собеседника де Фрис, но такой же худой и мускулистый.

— Это из Берлина, — сказал он. — Парижские власти ничего не знают, ничего не обнаружили, так что будем действовать по графику.

— Бесполезное сообщение. Как они могли что-нибудь обнаружить?..

— Ну, все-таки у «Нормандии» лежали тела...

— А на дне Сены — автомобиль Второго бюро. Ну и что?

— Сказали проследить, чтобы все... ну, вы меня понимаете — Винсенский замок, севернее Буа.

— Да, понимаю, вы Берлин имеете в виду. Что еще?

— Через час светает.

— Хельмут на месте?

— Да, и знает, что должен сказать.

— Пусть звонит через двадцать минут.

— Еще же темно будет.

— Знаю. Лучше заранее прибудем на место и разведаем.

— Вы, как всегда, прозорливы, сэр.

— Это я тоже знаю. Идите! -Когда второй нацист исчез, он повернулся к Карин. — Боюсь, мне придется заклеить вам рот, фрау де Фрис, и основательно. Потом я вас развяжу, и вы пойдете с нами.

— Куда вы меня ведете, если не на смерть?

— Не надо пессимизма. Убивать для нас не главное.

— Ну, конечно, а Гитлер и вовсе защищал евреев.

— С вами не соскучишься.

Лэтем встретился с Витковски приблизительно в восьмидесяти ярдах к востоку от дома номер 23 по рю Лакост в темном узком переулке.

— Хорошее местечко, — сказал Дру.

— Другого не было. Не знаю, кто оплачивает счета за электричество для огней большого города, но они наверняка ужасные люди.

— Кстати о свете, без него мы не узнаем, где квартира.

— Ничего подобного, — сказал полковник. — Она на пятом этаже, западный угол.

— Ты шутишь.

— Я не шучу, когда у меня под плащом два пистолета с глушителями, сделанными на заказ, четыре обоймы и укороченный «MAC-10».

— Как ты узнал?

— Благодари Моро, он все еще готов тебе голову оторвать, но посылку твою получил.

— Кенига?

— Правильно. Смешно, но на этого прелата есть досье в Сюртэ.

— Как на нациста?

— Нет, из-за пристрастия к мальчикам из церковного хора. Зарегистрировано пять анонимных жалоб.

— Ас квартирой что?

— Клод установил имя владельца дома, дальше все просто. Кто захочет связываться с агентством, которое может наслать на них налоговые службы и отделы здравоохранения?

— Стэнли, ты просто чудо.

— Не я, это все Моро. Однако есть уговор — ты должен извиниться перед его людьми, купить им очень дорогие подарки и угостить очень-очень дорогим обедом в «Тур д'аржан». С семьями.

— Так это ж двухмесячная зарплата!

— Я согласился от твоего имени... Так, теперь давай сообразим, как нам все это проделать без всякой поддержки.

— Сначала заходим, потом вверх по лестнице, — ответил Лэтем. — Очень тихо и осторожно.

— У них наверняка охрана на площадках. Лучше лифтом. Будем изображать пьяных и распевать что-нибудь вроде «Aupres de та Blonde»[122]— громко, но не очень.

— Неплохо, Стош.

— Я здесь крутился, когда ты еще под стол пешком ходил. Доезжаем до шестого или седьмого этажа и идем вниз. Но ты прав насчет того, чтоб тихо и осторожно — отдаю должное.

— Спасибо за комплимент. Занесу в свою характеристику.

— Если выкарабкаешься из этой передряги, она тебе понадобится быстрее, чем ты думаешь. Я подозреваю, Уэсли Соренсон не прочь отправить тебя на какую-нибудь заставу в Монголии. Пошли. Держись поближе к домам, с пятого этажа линия обзора отрицательная.

Лэтем и Витковски один за другим пробирались по рю Лакост, периодически прячась в дверных проемах, пока не дошли до дома № 23. Подъезд был без крыльца, они вошли в коридор, подергали закрытую дверь в фойе, затем принялись рассматривать список квартир и жильцов.

— Я знаю что делать, — сказал полковник, потянувшись к звонку квартиры на девятом этаже. Когда раздался удивленный сонный женский голос, он ответил на хорошем французском:

— Я капитан Луи д'Амбер из Сюртэ. Можете позвонить туда, они подтвердят, но время не терпит. У вас в здании опасный преступник, он может угрожать жильцам. Нам нужно войти и арестовать его. Давайте я вам сообщу номер телефона в Сюртэ, там подтвердят мои полномочия.

— Да не надо! — сказала женщина. — Сейчас преступность повсюду — бандиты, убийцы даже в наших домах!

Раздался щелчок, и Дру с Витковски оказались внутри. Лифт был слева; световое табло над дверью показывало, что кабина на четвертом этаже. Лэтем нажал кнопку, механизм тут же заработал. Когда открылись двери, засветилось табло внутри кабины — значит, кто-то на пятом этаже нажал красную кнопку спуска.

— Мы были первыми, — сказал Стэнли. — Жми на второй этаж.

— Это нацисты, -прошептал Дру. — Наверняка они.

— Кто же еще в такой-то час? Думаю, ты прав, — согласился полковник. — Тогда выйдем, спустимся по лестнице, отойдем подальше в коридор и проверим, не подводит ли нас чутье.

Так они и сделали. Бегом вернулись на первый этаж, притаились в конце фойе и увидели, как из открывшейся двери лифта вышла Карин де Фрис с заклеенным ртом в сопровождении троих мужчин в обычной гражданской одежде.

— Halt! — крикнул Витковски, одновременно с Лэтемом бросаясь вперед с оружием в вытянутых руках.

Находившийся дальше всех нацист развернулся, расстегивая кобуру. Раздался приглушенный выстрел пистолета полковника, человек снова развернулся, схватился за руку и упал.

— Легче, чем я думал, хлопчик, — констатировал Витковски, — эти суперарийцы не такие уж шустрые, как они думают.

— Nein! — завизжал явный главарь троицы, хватая Карин и прикрываясь ею, а затем выхватил пистолет. — Одно движение, и эта женщина умрет! -крикнул он, приставив оружие к правому виску де Фрис.

— Значит, я, наверно, проявила храбрость на поле боя, — холодно сказала Карин, содрав ленту с лица.

— Что?

— Вы ясно выразились, что вам нужно убить ГарриЛэтема, попав ему в левую сторону черепа. А ваш пистолет у меня справа.

— Halt's Maul![123]

— Я лишь радуюсь, что вы не считаете меня злом и не подумали, будто я струсила. По крайней мере, моя казнь будет почетной.

— Замолчите! -И нацист потащил ее к двери. — Бросайте оружие! — завопил он.

— Бросай, Стэнли, — сказал Дру.

— Естественно, — согласился полковник. И тут на лестнице раздался сердитый голос:

— Что за безобразие? — воскликнула на французском пожилая женщина в ночной рубашке, спускаясь по ступенькам. — Я плачу такие деньги за квартиру, хочу выспаться после работы в булочной и должна мириться с этим?

Благодаря неожиданному вмешательству Карин вырвалась из рук нациста, а Витковски выхватил из-под плаща второй пистолет. Когда де Фрис пригнулась, он дважды выстрелил — в лоб и в горло нациста.

— Mon Dieu! — закричала женщина и кинулась вверх по лестнице.

Лэтем подбежал к Карин и крепко сжал ее в объятиях.

— Со мной все в порядке, милый мой, все в порядке! — сказала она, увидев, как по его лицу текут слезы. — Бедняжка ты мой, — продолжала успокаивать она, — все кончилось, Дру.

— Черта с два! -завопил полковник, держа на прицеле оставшихся в живых противников.

Раненый им нацист поднимался с пола.

— Держите, — сказал Стэнли, поднимая с пола свой пистолет и пистолет Лэтема и протягивая один де Фрис. — Следите за этим подонком, который может ходить, я буду толкать второго мерзавца. А ты, хлопчик, возьми свой хитрый телефон и позвони Дурбейну в посольство! Пусть вышлет машину!

— Не могу, Стош.

— Почему, черт возьми?

— Он может быть одним из них.

В Вашингтоне была полночь. Уэсли Соренсон изучал материалы, присланные Ноксом Тэлботом из картотеки ЦРУ. Он уже много часов штудировал пятьдесят одно досье в поисках существенной информации, позволившей бы отделить одного подозреваемого от другого. Его занятия прервал звонок из Парижа — взбешенный Клод Моро описал возмутительное поведение Лэтема.

— Он, возможно, напал на след, Клод, — примирительно сказал Уэсли.

— Надо было нам сказать, а не действовать в одиночку. Я этого не потерплю!

— Дайте ему время...

— Нет, нет и нет! Вон из Парижа, вон из Франции!

— Посмотрю, что я могу сделать.

— Он уже сам все сделал!

Позднее, после нелицеприятного разговора с таким же разъяренным Витковски, Моро снова позвонил в пять часов утра по парижскому времени. Тучи на горизонте стали рассеиваться. Дру предоставил подлинного нациста в обличье протестантского священника.

— Признаться, он несколько легализовал свое пребывание в нашей стране, — сказал француз.

— Значит, вы позволите ему остаться в Париже?

— Но на очень коротком поводке, Уэсли.

Вернувшись к материалам, присланным из ЦРУ, глава К.О. стал отбрасывать явно нелепых кандидатов, как поступил раньше Нокс. Оставшихся двадцать четыре он урезал дальше, исходя из проверенного опытом принципа «мотива и возможности» с учетом того элемента, который Соренсон называл «почему в третьей степени» — за первым и вторым мотивом третий всегда скрыт. В конце концов, пользуясь опытом всей жизни, проведенной в поисках неуловимого, он оставил три кандидатуры, список можно было расширить, если ни одна не подойдет. У каждого подозреваемого было по терминологии Соренсона «нейтральное» лицо, физиономия без ярко выраженных черт, таких, которые подчеркивают карикатуристы. Ни один из них не занимал большого поста и не был на виду, что помешало бы пойти на риск. Однако каждый входил в команду исследователей или имел к ней доступ в качестве курьера или эксперта и все они жили явно не по средствам.

Питер Мейсон Пейн.Подбор кадров по заявкам отделов. Женат, двое детей; проживает в доме стоимостью 400 000 долларов в Вене, штат Вирджиния, недавно пристроен бассейн, примерная цена 60 000 долларов. Автомобили: «кадиллак-бруэм» и «рэйнджровер».

Брус Н.М.И. Уитерс.Обоснование закупок офисного оборудования, один из многих. Разведен, одна дочь, ограниченное право посещения. Бывшая жена живет в Мэриленд-Истерн-Шор в доме за 600 000 долларов, купленном, по документам, ее родителями. Сам Уитерс живет в многоквартирном доме в дорогом районе в Фэрфаксе. Автомобиль:

«Ягуар-516».

Роланд Васкес-Рамирес.Исследователь и координатор третьего уровня; всего координаторов четыре, первые два — высшие. Женат, детей нет. Проживает в престижном комплексе с садом в Арлингтоне. Жена — адвокат низшего разряда в министерстве юстиции. Завсегдатаи дорогих ресторанов, одежду шьют на заказ. Автомобили: «порше» и «лескус».

Таковы были главные факты. Ни один, возможно, не казался относящимся к делу, если не проанализировать отношения внутри Управления. Пейн подыскивал кадры, причем от кандидатов требовались особые способности. В силу этого ему приходилось на законном основании запрашивать примеры по сути работы, чтобы получить более четкое представление о деятельности многих отделов. В круг обязанностей Бруса Уитерса входило оправдать огромные затраты на офисное оборудование, в том числе и сложную электронику. И ему, вполне понятно, надо было увидеть эти машины, даже испытать самому, чтобы просить своего начальника подписать заказ на большие поставки. Роланд Васкес-Рамирес координировал поток информации между тремя уровнями исследователей. Само собой разумеется, были строгие ограничения, запечатанные конверты и все такое, и человек, нарушивший правила, не только потерял бы работу, но и угодил под суд. Тем не менее эти ограничения, часто нарушаемые в интересах целесообразности, не остановили бы злоумышленника.

Все вполне соответствовали образу нацистского агента. У них был мотив — поддерживать высокий уровень жизни и возможность — они имели доступ к информации... не хватало лишь абстрактного «почему в кубе». Что заставило кого-то из них перешагнуть черту и, стать предателем? Стать нацистом, убившим двух захваченных нацистов? И тут ему показалось, что он, возможно,нашел ответ, но только возможно. Каждый кандидат по сути был курьером, связующим звеном между вышестоящими людьми; ни один не обладал реальной властью. Пейн изучал характеристики претендентов, и те, кого он нанимал, вскоре получали намного больше него самого. Уитерс мог рекомендовать огромные закупки, и они лишь делали более эффективной работу заказчиков — а сколько людей получало «комиссионные», тогда как ему ничего не перепадало? Обычная рабочая процедура.

А Васкес-Рамирес был и вовсе в полном смысле курьером, сверявшим заклеенные конверты А, В и С. Содержащиеся в них секреты оценивали люди, сам же он оставался за кругом. Каждый из троицы подозреваемых занимался своей рутинной работой, решения его с легкостью отвергали — и так долгие годы без каких-либо шансов на продвижение. Такие люди — очаги недовольства.

Времени на интеллектуальные размышления и дальнейший анализ больше не было. Или он прав, рассудил Соренсон, или нет, а это значит — назад к расчетам. Как он учил Дру Лэтема на ранней стадии подготовки, иногда лучше атаковать в лоб, особенно если совершенно неожиданно. Интересно, воспользовался ли Дру этой стратегией, чтобы заманить в ловушку священника-нациста. Если не полностью, пришел Соренсон к выводу, то с вариациями непременно. Итак, альтернативные решения искать некогда. И он взял трубку.

— Питера Мейсона Пейна, пожалуйста.

— Это Пит Пейн, кто говорит?

— Кернс из Управления, — ответил Соренсон, воспользовавшись именем достаточно известного замдиректора. — Мы не знакомы, Пит, извините, что беспокою вас в такой час...

— Все нормально, мистер Кернс, я смотрю телевизор в своей норе. Жена пошла спать, сказала, что это гадость, и оказалась права.

— Тогда вы сможете оторваться на несколько минут?

— Конечно. Чем могу быть полезен, сэр?

— Дело тонкое, Пит. Я звоню вот почему — завтра вас могут вызвать наверх, вдруг вам захочется продумать свои ответы.

— Какиеответы? На какие вопросы?

«Может, Питер Мейсон Пейн и не агент-убийца, — подумал Уэсли, — но явно что-то у кого-то берет. Это ясно было по вздоху, прозвучавшему прежде, чем тот начал говорить».

— У нас серьезные проблемы с новыми кадрами, поэтому мы проводим проверку почти круглосуточно. Некоторым из рекомендованных вами сотрудников не хватило квалификации, и компания понесла значительные убытки.

— Тогда дело в характеристиках или кандидатов подготовили к собеседованию, мистер Кернс. Я никогда не рекомендовал кого-либо, кто, по моему мнению, не справился бы с работой, и деньги за это втихаря не брал.

— Понятно. «Так вот в чем дело, — подумал Соренсон. — Он принялся отрицать свою вину быстрее, чем напрашивался сам вывод». — Но я ведь ничего подобного и не говорил, Пит.

— Нет, но до меня дошли слухи — богатые семьи хотят, чтобы их отпрыски поработали в Управлении пару лет — это впечатляет при поступлении на другую работу... Не стану утверждать, что несколько таких субъектов не могло проскочить из-за неправильной информации, как я уже говорил, и заготовленных ответов для собеседования, но тут вам надо будет проверить моих коллег. Онимогли дать эту информацию, я — нет!

«Слава Богу, вас не допустили к полевой службе, мистер Пейн, — подумал директор К.О. — Вас бы хватило на одиннадцать секунд». Однако Питер Пейн подвел его к заключительному вопросу.

— Тогда, возможно, кто-то другой пытается свалить все на вас. Понимаете, родители одного из ребят с недостаточной квалификацией говорят, будто встречались с кем-то из ваших позавчера рано утром, чтобы расплатиться окончательно.

— Бога ради, это был не я!

— А где вы были. Пит?

— Тут все просто. — Облегчение, прозвучавшее в голосе Пейна, было мучительным. — Мы с женой были в доме конгрессмена Эрлиха на позднем пикнике для всей нашей улицы... позднем, поскольку палата собралась на сессию. Мы там пробыли приблизительно до 2.30 ночи и, честно говоря, мистер Кернс, никому не хотелось садиться в машину и куда-то ехать.

Кандидатура отклоняется.

— Мистера Бруса Уитерса, пожалуйста.

— Других тут нет, приятель. Ты кто?

Соренсон опять представился заместителем директора Кернсом и теперь упирал на постоянные и значительные перерасходы на офисные поставки.

— Высокая технология дорого стоит, господин директор. И я тут ничего поделать не могу, да, честно говоря, принимать такие решения — не в моей компетенции.

— Но давать рекомендации в вашей компетенции?

— Должен же кто-то начальной спецификацией заниматься, это я и делаю.

— Скажем, есть конкурентная цена на более мощный компьютер в пределах ста тысяч долларов. Ведь ваше слово много значит?

— Нет, если мои боссы могу отличить мегабайт от своего локтя.

— Но большинство не может?

— Кто как.

— Тогда для тех, кто не может, ваша рекомендация окончательна, верно?

— Возможно. Я выполняю домашнее задание.

— А могут быть такие ситуации, когда выбор определенной компании выгоден лично вам?