Султан и его гарем Борн Георг
– Никто не знает о нем ничего более! Ах, наверно, он утонул! Вечером была сильная буря! Когда Эсма, придя, созналась мне, что она сделала, я бросилась к башне Леандра, куда течение должно было отнести лодку.
– Но поймала ли ты лодку?
– Мы очень бедны, но для ребенка я пожертвовала бы последним. У меня был серебряный амулет, наследство от матери, я пообещала его одному лодочнику, если он поймает лодку с ребенком, как только она покажется. Ветер и дождь были ужасны, на воде было темно, но от моих глаз ничто не могло укрыться! С каким страхом глядела я на волны! Вдруг лодочник указал на лодку, которая была не более как в тридцати метрах от берега. Аллах! Что я увидела! Сквозь шум бури был слышен плачущий детский голос! В лодке, держась за борт, сидел маленький мальчик и плакал, как бы чувствуя опасность, которой подвергался. Никто не слышал голоса ребенка, кроме меня и стоявшего рядом каикджи. Сердце перестало биться от страха, когда я увидела ребенка…
– Скорее говори, что случилось? – вскричала Сирра.
– Я вскочила в лодку, каикджи отказывался плыть, говоря, что ребенка нельзя спасти, что мы только погибнем вместе с ним. Но меня ничто не могло остановить! Наконец я уговорила его, и он отвязал лодку. Волны так и подбрасывали маленькую лодочку, и мне казалось, что настал мой последний час. Но я должна была спасти ребенка! Ветер быстро нес лодку, в которой был ребенок, а течение было так сильно, что лодочник не мог грести! Лодка не повиновалась более рулю.
– И ты не догнала лодку с ребенком?
– Мы еще видели ее, когда нас отнесло уже далеко от башни Леандра. Вдали стоял на якоре большой корабль. Каикджи упал на дно лодки и стал молиться. Я понимала, что нам не догнать лодку с ребенком, увидела еще раз, как мелькнула вдали беленькая рубашка мальчика, затем все исчезло…
– Ты думаешь, что лодка потонула?
– Я больше ничего не видела! Я больше ничего не знаю! Лодочник снова схватился за весла и начал бороться с ветром и течением, а не то нас также унесло бы в открытое море. Наконец каикджи удалось пристать к берегу.
– А бедный ребенок уплыл в открытое море?
– Он, наверно, нашел смерть в волнах. Часто по ночам мне слышится его жалобный голос, и я нигде не нахожу покоя.
– Горе той, которая приговорила к смерти невинного ребенка! – сказала Сирра.
– Молчи! Что можешь ты сделать? – проговорила садовница, с испугом оглядываясь кругом. – Если кто-нибудь услышит тебя, то мы обе погибли!
– Я не боюсь, Амина. Принцесса не уйдет от наказания! А мальчик погиб, – печально сказала Сирра, и глаза ее наполнились слезами. Машинально, сама того не замечая, прошла она на берег, около которого потонул бедный ребенок.
Вблизи стояло несколько кораблей, готовившихся к отплытию. Издали быстро приближался красивый корабль.
Сирра могла ясно различить стоявшего на мостике капитана. Почему-то она решила, что должна дождаться на берегу этого корабля.
Между тем он подошел совсем близко и спустил паруса, чтобы осторожно войти в гавань и бросить якорь у берега.
На корабле играл маленький ребенок. Сирра невольно вздрогнула при его виде; корабль быстро проплыл мимо.
Она не могла забыть ребенка, хотя, конечно, у капитана могло быть свое семейство; но Сирра решила сама убедиться в этом.
Она подошла к группе матросов, стоявших на берегу, чтобы расспросить их про корабль, прошедший мимо, но матросы начали насмехаться над ее безобразием; только один из них, у которого была сестра-урод, почувствовал сострадание к несчастной Сирре и обратился к ней с вопросом, чего ей надо.
– Видел ты корабль, который сейчас прошел мимо? – спросила Сирра.
– Ты спрашиваешь про бриг из Родосто?
– Я спрашиваю про корабль, который вошел сейчас в гавань.
– Да, это был бриг капитана Хиссара из Родосто.
– Так, значит, капитана зовут Хиссар?
– А его корабль «Хассабалах».
– Ты знаешь капитана?
– Я служил прежде у его брата.
– Женат ли Хиссар, и возит ли он на корабле свое семейство? – спросила Сирра.
– Нет, Хиссар живет один, он не любит женщин.
Сирра вздрогнула. Если у капитана нет семейства, то как попал к нему на корабль ребенок?
– Благодарю тебя, – сказала она и в то же время твердо решила разыскать капитана Хиссара, что было легко сделать теперь, когда она знала название судна и имя капитана. Какой-то внутренний голос говорил ей, что ребенок на корабле не случайно.
Был уже вечер, когда Сирра добралась до того места, где останавливались прибывшие корабли.
Но сколько она ни расспрашивала, никто не мог указать ей бриг «Хассабалах».
Тогда она села в лодку и велела разыскивать корабль, так как обыкновенно лодочники знали все суда.
– Из Родосто все останавливаются по ту сторону, у большого моста, – сказал каикджи.
– Так вези меня туда!
Лодка поплыла, и вскоре они подъехали к мосту через Золотой Рог, соединяющему Стамбул с Галатой и Перой.
Каикджи обратился с расспросами, где стоит «Хассабалах» из Родосто, и ему указали место. Вскоре Сирра поднималась на палубу корабля.
Матросы были, вероятно, отпущены на берег, потому что на палубе был только сам капитан Хиссар и рулевой.
Капитан с удивлением и недовольством глядел на взошедшее на палубу уродливое существо; что касается рулевого, то, казалось, он принял Сирру за какое-то явление с того света. Но капитан Хиссар, очевидно, не верил в привидения, потому что прямо пошел навстречу Сирре.
– Кто ты? – спросил он.
– Люди зовут меня Черным гномом, капитан Хиссар, – отвечала Сирра.
– Откуда ты меня знаешь? – спросил с удивлением капитан, пристально глядя на уродливое создание и думая, что несчастная хочет просить милостыню.
– Ты капитан брига под названием «Хассабалах», не так ли? – продолжала Сирра.
Хиссар, сделавший удачный рейс, почувствовал сострадание к несчастной, хотя часто вообще бывал резок и груб. Но под этой резкостью скрывалось доброе сердце. Он вынул несколько пиастров и подал Черному гному.
Сирра отрицательно покачала головой.
– Я не прошу милостыни, капитан. Оставь у себя свои деньги, они нужнее тебе, чем мне, – сказала она. – Я пришла спросить тебя, нет ли у тебя на корабле ребенка?
– Ребенка? Да, есть!
– Маленький мальчик?
– Да, мальчик!
– Это твой сын, капитан?
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Я ищу одного ребенка!
– Ты ищешь ребенка? Не думаю, чтобы ты могла произвести на свет дитя!
Эти слова были резки, почти грубы.
– Я ищу не своего ребенка… Но на мое попечение был отдан один маленький мальчик, которого у меня украли несколько недель тому назад.
– Почему же ты думаешь, что находящийся у меня ребенок именно тот, которого ты ищешь? – спросил Хиссар.
– Я сейчас объясню тебе это, капитан. Та, которая из ненависти велела украсть ребенка, приказала своей прислужнице убить его. Но прислужница не в состоянии была умертвить ребенка, а ослушаться тоже не могла, и поэтому она положила его в лодку, которую отвязала от берега.
– В лодку?
– Да, капитан! Она поручила Аллаху спасти дитя.
– А когда это было?
– Несколько недель тому назад, в одну бурную ночь!
– Хм! Это похоже! – пробормотал капитан.
– Как… говори… сжалься, капитан…
– В одну бурную ночь я спас ребенка из лодки, плывшей по течению в открытое море!
– Ты спас его! – вскричала Сирра и упала на колени от радости и волнения: – О, Аллах добр и сострадателен! Ты спас ребенка!
– В одну бурную ночь, когда мы, как сегодня, подходили к Стамбулу, рулевой увидел на некотором расстоянии лодку, в которой было что-то белое…
– Это так! Это был ребенок Реции!
– Затем мы услышали жалобный детский голос, – продолжал Хиссар, – но мы сами были в опасности, и матросы не хотели рисковать. Тогда я сам сел в лодку, счастливо добрался до ребенка, схватил его и перетащил к себе в лодку. Нам счастливо, хотя с опасностью для жизни, удалось добраться обратно до своего «Хассабалаха». Я взял ребенка на руки, и он прижался мне.
– Благодарю тебя! Благодарю за его спасение!
– Я накормил ребенка, уложил в постель, и он крепко уснул. Буря скоро прекратилась, и мы вошли в гавань. На другой день я стал наводить справки о мальчике, но пока мы здесь стояли, никто не пришел за ребенком, и мальчик поневоле остался у меня!
– Теперь ты избавишься от него, капитан. И кроме того, получишь богатое вознаграждение!
– Но теперь мы с рулевым уже привыкли к ребенку и полюбили его!
Старик рулевой кивнул головою.
– Нельзя же было дать ему умереть с голоду, – сказал он.
– Это большое счастье, что ребенок здесь! – сказала Сирра. – Где он у тебя, капитан?
– Он спит на моей постели!
– Слава и благодарение Аллаху, – продолжала Сирра, растроганная до слез, – но также и вам, потому что без вашей помощи и попечений ребенка не было бы в живых. Завтра я приведу к тебе тех, кому принадлежит ребенок!
Казалось, что это не особенно понравилось капитану.
– Почему они раньше не подумали об этом, – сказал он, – а дали мне привыкнуть к ребенку?
– Тебе, как человеку одинокому, ребенок, наверно, приносит много беспокойства, – сказала Сирра.
– Беспокойства? Мальчик ничем меня не беспокоит, я с удовольствием забочусь о нем, – возразил Хиссар.
– Но подумай о бедных родителях, капитан. Они уже давно печалятся о сыне, – сказала Сирра, – подумай о горе матери, которая лишилась своего сокровища, и о печали отца, ищущего своего ребенка!
– Это так, но им следовало бы раньше позаботиться о нем. Кто отец?
– Благородный Сади-паша!
– Сади-паша? Бывший великий визирь при Абдул-Азисе?
– Он самый! И его супруга Реция, дочь Альманзора, мать! Завтра они придут сюда, – заключила Сирра свой разговор.
С наступлением ночи Сирра поспешила в дом Сади.
Сади и Реция только несколько часов тому назад вернулись в Стамбул и еще сидели вместе, когда вошла Сирра.
Реция с распростертыми объятиями встретила Сирру, и сам Сади был рад, видя несчастную на свободе.
Прежде всего Сирра вынуждена была рассказать все, что с нею произошло; затем узнала, что Сади и Реция оставляют Стамбул, но решили взять ее с собою.
– Об этом мы еще поговорим, – сказала Сирра, – а сейчас я должна сообщить вам радостную весть. Я нашла маленького Сади.
– Мое дитя! – вскричала Реция с неописуемой радостью. – Где он?
– Завтра рано утром я вас отведу к капитану Хиссару!
– Хиссар? Это то самое имя, которое называла мне Золотая Маска! – вскричал Сади.
– Он спас маленького Сади! Мальчик на корабле у Хиссара.
Реция обнимала и целовала Сирру, затем со слезами радости бросилась в объятия Сади.
На следующее утро все трое отправились на бриг капитана Хиссара. Мальчик был еще внизу, в каюте. Когда Реция и Сирра вошли в каюту и позвали Сади по имени, мальчик с криком радости протянул к ним ручонки.
Большего доказательства, что Реция – мать мальчика, нельзя было и требовать, и даже сам капитан Хиссар был растроган при виде этого свидания матери с сыном.
– Я очень рад, что мальчик снова нашел своих родителей, – сказал он и решительно отказался от всякого вознаграждения. – Я только исполнил долг всякого порядочного человека, за деньги я не сделал бы этого!
Тогда Реция и Сади горячо поблагодарили капитана и, оставив корабль, возвратились домой.
XXIX
Таинственное путешествие
– Заклинаю вас, оставьте мне жизнь! – молил Лаццаро двух незнакомцев, в которых по их костюму можно было узнать Золотых Масок; казалось, что, попав в их руки, Лаццаро совершенна изменился. – Умоляю вас, оставьте мне жизнь.
Золотые Маски не отвечали. Они молча вели грека, руки которого были связаны за спиной, а голова закутана платком.
– Сжальтесь! – просил Лаццаро. – Дайте мне только несколько дней! Отпустите меня! Дайте мне еще только несколько дней сроку!
Грека привели на Площадь голов, где снова собрался суд семи Масок.
– Я сознаюсь в своей виновности! Я раскаиваюсь в моих поступках! Дайте мне еще небольшой срок, я ни о чем более не прошу…
В эту минуту покрывало упало с головы грека…
Лаццаро, дрожа, опустился на колени, взор его с ужасом остановился на эшафоте.
Последние силы оставили грека. Он был не в состоянии произнести ни слова.
– Грек Лаццаро! – раздался голос председателя. – Последний час твоей жизни среди людей настал! Ты поручишь наказание за твои бесчисленные преступления!
Люди не будут более страдать от твоей злобы и подлости! Молись!
– Сжальтесь! – вскричал Лаццаро, зубы которого от страха стучали так сильно, что он едва был в состоянии говорить. – Сжальтесь! Не дайте мне умереть! Я раскаиваюсь в том, что сделал!
– Молись! – повторил прежний голос.
– Вы хотите убить меня… убить… – вскричал Лаццаро, – дайте мне жить! Я буду служить вам!
– В третий раз говорю тебе: молись! Час твоего наказания пробил! – снова сказал председатель.
Лаццаро хотел молиться, но, казалось, не мог найти слов для молитвы. Страх его был ужасен.
Мулла Кониара сделал знак.
В то же мгновение на голову Лаццаро было наброшено покрывало.
Его крик замер… Ему казалось, что он чувствует на шее холодное железо… перестает жить… что приговор над ним уже исполнен, а голова и руки его повисли, как у мертвого…
А между тем меч не опускался над его головой. Покрывало, которое набросили на голову Лаццаро, по всей вероятности, было пропитано каким-то особым составом, потому что, когда грека подняли с эшафота, он казался мертвым.
По знаку председателя грека подняли и понесли, не раскрывая покрывала на голове. Около развалин стояла карета, Маски внесли в нее Лаццаро и сели сами, затем карета поехала к морю.
На набережной их ожидала большая лодка. Маски вынесли бесчувственного грека из кареты и положили в лодку, не сказав ни слова трем гребцам, находившимся в ней.
Лодка не походила на обыкновенный каик Константинополя, а скорее принадлежала какому-нибудь судну, стоявшему на якоре в гавани.
Гребцы подплыли к одному из таких кораблей. Маски внесли грека на палубу, а затем перенесли его в совершенно темную каюту, заперли дверь и молча оставили корабль.
По всей вероятности, капитан корабля принадлежал к союзу Золотых Масок или обязан был служить им, потому что между ним и Масками не было надобности ни в каких объяснениях.
Корабль оставил Константинополь и направил свой путь на юг, в Средиземное море. Лаццаро лежал в крошечной темной каюте; в небольшой впадине в стене на расстоянии его руки стояла кружка с водой и кусок хлеба.
Когда, наконец, после долгого обморока Лаццаро пришел в себя, он не знал ни что с ним произошло, ни где он находится.
Не знал он также, сколько времени он пробыл без чувств… Не скоро собрался он и с мыслями. Сначала ему казалось, что он очнулся уже на том свете.
Он стал ощупывать себя в темноте, сорвал с головы покрывало, темнота осталась, но он понял, что голова у него на плечах! Стал ощупывать вокруг себя и почувствовал, что лежит на жестком матрасе и покрыт чем-то шерстяным.
Он постепенно приходил в сознание. Вот в двери открылось небольшое отверстие, и в нем мелькнул слабый свет, он помог ему немного оглядеться, и грек с жадностью накинулся на еду, так как чувствовал сильный голод.
Теперь он знал, где он, – он плыл в каюте корабля! Он все яснее слышал шум волн, и этот шум вместе со скрипом снастей объяснил ему все.
Но он еще не видел и не слышал никого из людей. Но пища и питье, приносимые каждый день, доказывали, что он не один. Но, вероятно, еду приносили ему во время его сна, потому что он ни разу не мог увидеть, как это делается.
Куда везли его? Как плыл он на корабль? Что должно было с ним произойти? Как избег он смерти на Площади голов? Или, может быть, Золотые Маски удовлетворились тем, что подвергли его мучениям страха смерти?
Лаццаро пробовал выйти из каюты, но дверь была крепко закрыта и устояла против всех его усилий. Он постучал – никто не слышал этого.
Что предстояло ему в будущем? Этот вопрос не давал ему ни минуты покоя, пока в один из следующих дней корабль не подвергся такой качке, что ему казалось, будто он умирает, и его мучения были так велики, что он готов был сам лишить себя жизни, если бы у него под руками было какое-нибудь оружие.
Морская болезнь так страшно мучила Лаццаро, что он лежал как труп и тем не менее все-таки не умирал.
Грек уже ничего не чувствовал, когда корабль остановился, наконец, в гавани Александрии; ему все еще казалось, что его кидает из стороны в сторону. Полное равнодушие чувствовал он ко всему.
В это время на корабле снова появились, как и прежде, две Золотые Маски.
Капитан почтительно поклонился им, не говоря ни слова. На берегу ждали верблюд и два осла.
Обе Маски сошли вниз, отворили дверь в каюту, где лежал Лаццаро. Подняв его, закутали всего в плащ и перенесли на верблюда. Одна из Масок вела верблюда на веревке, другая шла рядом. Таким образом все шествие направилось в Клир. В самое жаркое время они остановились, чтобы дать отдохнуть верблюду, а вечером снова начали путь и к утру были в Каире.
Тут они, пройдя через город, остановились в четверти часа расстояния от него, в небольшой пальмовой роще.
Нигде пальмы не достигают такого роскошного развития, как в Египте. Роща, в которой остановились Золотые Маски с Лаццаро, казалась земным раем.
Одна из Масок удалилась, а другая осталась с почти бесчувственным Лаццаро и верблюдом.
К вечеру она возвратилась, и все они снова отправились в путь, направляясь к берегам Нила. На берегу их ждала лодка, приспособленная для дальнейшего пути и снабженная для этого всем необходимым. Два гребца-негра ждали в лодке, а третий негр стоял на берегу, чтобы взять животных, на которых приехал маленький караван. Над кормой лодки было натянуто белое полотно, и тут же лежала провизия, оружие и была устроена маленькая кухня.
Золотые Маски перенесли в лодку Лаццаро, снова начинавшего приходить в себя, передали негру верблюда и ослов.
Маски снова не обменялись ни одним словом ни с негром, взявшим животных, ни с гребцами. Казалось, что все делалось по заранее отданному приказанию.
На вопросы Лаццаро Золотые Маски также не отвечали, как будто не слышали их, и обращались с ним, как с мертвым. Они положили его под полотняный навес и сами сели невдалеке, тогда как негры оттолкнули лодку и поплыли вверх по течению.
Управлять лодкой было делом далеко не легким, так как не чувствовалось ни малейшего ветерка и приходилось все время идти на веслах, но сильные негры, казалось, привыкли к этой работе, так как лодка быстро двигалась вперед.
Между тем, оправившись от морской болезни, Лаццаро начал мучиться неизвестностью. Куда везли его? Он не знал, что с ним будет, где он.
Тогда он решил расспросить негров, когда обе Маски заснут. Он надеялся, что, может быть, ему даже удастся упросить гребцов приблизиться к берегу, чтобы он мог избавиться от власти Золотых Масок, намерения которых были ему неизвестны. Почему оставили они его в живых? Зачем везли его куда-то как пленника? Что предстояло ему?
Он наблюдал за всем, что происходило вокруг. Обе Золотые Маски сидели у борта, под полотняным навесом, тогда как негры продолжали неутомимо грести.
Во время полуденного жара была сделана небольшая остановка. Лодка причалила к берегу, но Золотые Маски зорко стерегли своего пленника.
Негры отправились спать в трюм, а вечером оттуда появились двое новых негров. Но так как негры вообще похожи, то Лаццаро не заметил перемены.
Когда лодка снова пустилась в путь, одна из Масок взяла хлеб, маис, фрукты и разделила их с товарищем и греком.
После этого обе Маски легли отдохнуть, Лаццаро также мог последовать их примеру, но его планы не давали ему покоя.
Вот он заметил, что обе Маски спят. Подождав еще около получаса, чтобы дать им крепче уснуть, он тихонько приподнялся. Внимательно оглядев спящих, грек встал и осторожно вышел из-под навеса к неграм, которые неутомимо гребли.
Он подошел к одному и дотронулся до его плеча, поспешно поднеся палец к губам в знак того, что тот должен молчать.
Негр с удивлением посмотрел на грека своими большими глазами.
– Где мы, мой друг? – спросил Лаццаро.
Негр поглядел в лицо Лаццаро, видимо не понимая его.
– Я спрашиваю тебя, в какой мы стране и по какой реке плывем?
Негр покачал головой и пробормотал несколько непонятных для грека слов.
– Понимаешь ли ты меня? – снова спросил Лаццаро.
Но все было напрасно. Негр не отвечал более, как будто слова Лаццаро его не касались. К тому же казалось, что они не понимают друг друга, но Лаццаро все-таки еще не терял надежды.
Он снова обратился к неграм, стараясь жестами дать им понять, что готов работать за них и просит передать ему весла.
Один из негров согласился и, передав Лаццаро тяжелые весла, сел перед ним на корточки. Лаццаро желал приблизиться по возможности к берегу, чтобы, выскочив из нее, избавиться от Золотых Масок.
Лодка стала мало-помалу приближаться к берегу. Другой негр, который продолжал грести, с неудовольствием смотрел на Лаццаро, но последний, не замечая этого, продолжал свое дело, и ему удалось наконец настолько приблизить лодку к берегу, что до него оставалось проплыть всего несколько сажень.
Тогда Лаццаро поспешно кинул весла и уже хотел броситься за борт, но негр в то же мгновение был на ногах и так сильно толкнул Лаццаро, что тот отлетел обратно в лодку и сильно ударился головой.
Негр снова опустил весла в воду и как ни в чем не бывало принялся грести на середину реки.
Шум разбудил Золотых Масок, они увидели, что Лаццаро оставил навес, и нашли его, окровавленного, на другом конце лодки.
Они сейчас же поняли, в чем дело.
Удар в голову и сотрясение от него были так сильны, что Лаццаро какое-то время пробыл без сознания, но его сильная натура взяла верх, и он снова начал поправляться.
Между тем маленькое судно все продвигалось вперед вверх по Нилу и уже вошло в расположение тропических стран.
Наконец, когда состояние Лаццаро улучшилось настолько, что он мог есть и пить, цель длинного путешествия была, казалось, достигнута.
Недалеко от города Ассуана лодка причалила к берегу. Обе Маски вышли из нее, и Лаццаро также должен был следовать за ними. Двое негров остались в лодке, двое других взяли оружие, и путешествие продолжалось пешком.
Негры, казалось, были здесь, как у себя дома, и знали заранее, куда должен направиться маленький караван. Они стали во главе группы и направились к возвышенности, видневшейся вдали. Во время полуденного жара был сделан отдых, а с наступлением вечера путешественники снова двинулись в путь.
На следующий день дорога путников пролегла по обширной плоскости, их взорам предстала ужасная, бесконечная пустыня Сахара.
Лаццаро все еще не знал, куда ведет их путь и что с ними будет.
Три дня и ночи двигались они по пустыне. Наконец остановились на ночлег. С разных сторон слышался львиный рев, доносились крики шакалов и гиен, но Лаццаро был так утомлен, что скоро заснул.
Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко и вокруг стояла страшная жара.
Он вскочил и дико огляделся кругом. Где он был? Где были Золотые Маски, негры?
Вокруг него расстилалась пустыня – он был один! Люди оставили его! Тогда все вдруг стало понятно ему! Его привели в пустыню, чтобы он окончил здесь свою жизнь!
Это было исполнение смертного приговора, произнесенного над ним Золотыми Масками.
Около него лежало ружье, сабля, кинжал и рожок с порохом и пулями, оставили и съестные припасы – на первые дни или недели его снабдили всем необходимым.
Лаццаро поспешно опоясался саблей, засунул за пояс кинжал, повесил за спину ружье и бросился по следам, оставшимся на песке. Он надеялся еще догнать бросивших его, надеялся найти следы дороги, чтобы возвратиться к реке, но негры были догадливы. В скором времени следы привели его на каменистую почву, на которой не могло оставаться никаких следов…
Напрасно искал здесь Лаццаро следы, напрасно бродил туда и сюда – он не нашел ничего! Скоро его начала мучить жажда, и он поспешно возвратился к прежнему месту стоянки, где между съестными припасами был оставлен бочонок с водой, к которой было примешано вино. Он утолил жажду и закопал в землю драгоценный напиток.
Лаццаро был один среди пустыни и понимал, что ему надо хорошенько обдумать, что предпринять для спасения своей жизни.
Съестных припасов, оставленных ему, не могло хватить надолго, он должен был постараться охотой добыть свежие припасы и, кроме того, приготовиться к борьбе с дикими зверями.
Он знал теперь, что находится в пустыне Африки, понимал произнесенный над ним приговор!
Но все-таки грека не покидала надежда найти выход из своего ужасного положения, надежда возвратиться из пустыни.
Но наказание было ужаснее, чем он думал, потому что жизнь в Сахаре была постоянной борьбой за выживание, и Лаццаро скоро узнал это!
Съестные припасы быстро иссякли, и надо было позаботиться добыть новые!
Напрасно Лаццаро целые дни бродил по пустыне, надеясь найти караванную дорогу или какой-нибудь оазис, – куда он ни шел, везде была пустыня.
Он с ужасом ожидал того дня, когда придет конец его съестным запасам.
Однажды вечером, гоняясь, за антилопой, Лаццаро попал в ту каменистую часть пустыни, где потерял след Золотых Масок; бродя по ней, он неожиданно попал в небольшую долину, где росло несколько пальм. Это место показалось ему раем, и еще более он обрадовался, когда вдруг вдали заметил приближающегося человека.
Он уже хотел крикнуть, но вдруг голос замер у него в груди. Человек, шедший по долине, был ему знаком, грек не мог ошибиться – это был Мансур, загорелый от солнца и с ружьем за спиной…
Лаццаро прилег, чтобы, скрывшись от Мансура, наблюдать за ним.
Читать бесплатно другие книги:
