Господин барон Дулепа Михаил

— Но ведь такую живую изгородь нужно выращивать не меньше трех лет?

— В том-то все и дело, Эгельберт, в том-то все и дело.

— Понимаю. Вы хотите, чтобы за это время они смогли точно выяснить, нужна ли подобная высота растений, к тому же они оба получат дополнительные знания и смогут наглядно подтвердить свои доводы. Очень мудро, Александэр, очень!

О том, что они просто больше ко мне не сунутся я умолчал. Все равно, когда они через три года сойдутся, то опять начнут спорить.

— Следующий!

— Ваша милость, господин барон! Я взываю к вам с требованием очистить город от иноземцев, не чтущих привилегии местных уроженцев!

От моего мрачного взгляда говоривший поперхнулся, сбавил тон, но быстро очухался и пояснил, что он имеет в виду.

Оказывается, в городе некогда существовал цех пекарей, и в отличии от всех остальных, пекарям их гильдейскую грамоту оформили в краткий момент независимости. Теперь этот крепкий, краснорожий старикан хотел, чтобы я, «чтя привилегии», повелел закрыть магазин его конкурента.

— В соответствии с этим законом у меня, как единственного представителя гильдии булочников, есть исключительное право печь хлеб в городе. Если же господин Пресслер хочет продолжать свою противозаконную деятельность, то пусть сначала пройдет обучение, а потом подтвердит гильдейским испытанием свое соответствие цеховому стандарту!

Я молча смотрел на него. Вот не люблю таких хитрозадых, что ни говори.

Булочник под моим взглядом начал сдуваться, как потревоженная опара, и только выставил перед собой в качестве щита аккуратную папку с копией старинного документа.

Народ притих, недоумевая. С одной стороны он, конечно, прав, но с другой…

— Что же, думаю, вас стоит наградить за верность традиции. Эгельберт, напишите указ, что с этого момента я дозволяю, как и прежде, господину гильдейскому мастеру Пантьеру использовать при выпечке хлеба, — я потянулся к папке, вытащил книгу и заглянул в нее: — Молотые кости, древесную труху и глину ровно так же, как это делали раньше, а так же выпускать хлеб не обращая внимания на требования иноземных, читай федеральных законов о качестве. Пекарю Пресслеру, как не входящему в цех и не имеющему положенной репутации, разрешается использовать только самые свежие и самые чистые продукты. Так же каждый день ему вменяется в обязанность отправлять пробы на замковую кухню, и замковая повариха лично определит его квалификацию.

До ревнителя цеховых прав дошло раньше, чем я закончил:

— Но… господин барон, моя семья уже триста лет печет самый лучший…

Я резко поднялся, заставив Упыря с недовольным мурком свалиться:

— Обязанность гильдий перед городом — блюсти качество товаров и услуг, именно за это им дается привилегия! Как инструмент вам предоставлено право набора учеников и составления испытаний, но горе тому, кто сочтет себя избранным! Я не видел в твоем магазине ничего, что не смог бы повторить Пресслер.

Кроме того, ты пытаешься закрыться бумажкой о привилегиях, а между тем не проведены гильдейские презентации, не указаны особые умения членов гильдии, не предоставлено подтверждение того, что ты в самом деле мастер, лучший в своем деле! — от пафоса начало сводить скулы, но я держался. — У тебя три дня на то, чтобы перед магистратской комиссией подтвердить положенным шедевром свое звание мастера. Так же я не видел, чтобы кто-то из гравштайнских уроженцев смог повторить — я на секунду задумался, вспоминая. — Ванильные рогалики, которые так хорошо удаются Пресслеру, и которых я не видел в твоем магазине. Если Гравшайнская гильдия пекарей требует привилегий, не умея обеспечить добрых горожан всем требуемым, то не о защите речь должна идти, а о штрафе, равномерно распределенном на всех членов цеха!

Вообще-то я натурально влезал в чужой бизнес, не положено феодалу контролировать профессиональные объединения, пусть даже и руками подчиненных своего вассала, но для бывших-будущих граждан федерации казалось естественным, что все должно идти по порядку, под присмотром назначенных лиц.

Сделав вид, что постепенно успокаиваюсь, я сел, за шкирку вытащил из-под кресла кота и возложив его на колени «мирно» обвел толпу взглядом:

— Ну, кто тут еще хочет привилегий по национальному признаку? Лучше не доводите до греха! А то я вам тут наиздаю законов, замаетесь выполнять.

Из окружающей толпы бочком-бочком начали выкарабкиваться два-три человека, но остальные загудели скорее довольно. Шоу идет своим чередом, барон слегка злобствует, нахальный (хоть и хорошо пекущий традиционный хлеб с орешками) пекарь поставлен на место.

Людям нравится видеть работающую власть.

Главное, не давать им повода подбросить работенки.

— Господин барон! Я требую справедливости!

Из толпы вышел еще один… я бы сказал «ряженый», но сам-то кто?

Обычный человек, наряд вот только напоминал «шведского посла». Ну что, «кемску волость» будет требовать?

— Я представитель юридической компании, осуществляющей надзор за правами…

— Короче.

— В вашем замке обосновался пират!

— Вот как?

— Вы, конечно, в курсе, что один из ваших арендаторов — пиратский трекер?

— Ну, в замке Гравштайн пиратом никого не удивить.

— Да, мне рассказывали.

Я присмотрелся, но физиономия просителя никаких эмоций не демонстрировала. Можно, конечно, возмутиться, только чем? Я сказал, он согласился…

— Они сами во всеуслышание называют себя пиратами, состоят в сношениях со многими людьми, грабящими почтенных мастеров, чем доказывают свое ремесло. Пират, как известно, это морской разбойник. По «Правде Эсков» морской разбой наказывается смертью. Я прошу вашего суда для тех, кто сам признался в преступлении.

Мда. Красиво он это. Наверняка если я выскажу что-то насчет того, что одних слов недостаточно, выкатит еще какую-нибудь хитрую идею. И главное, я не понимаю, против кого это придумано? В самом деле кто-то решил программистов накрыть, или меня на прогиб испытывают? Одет «подобающе», ведет себя вежливо, за спиной «посла» два крепких незаметных мужичка, да и Правду он точно процитировал, есть там такой раздел.

— Господин фон Шнитце, пошлите человека к этим «пиратам».

Управляющий кивнул, а я снова стал поглаживать кота, спокойно смотря поверх голов обсуждающих новую проблему собравшихся. Кто-то уже начал раскручивать спор, мол, люди хорошим делом занимаются, и вообще, кто ж знал? Ему отвечали, что за свои слова надо отвечать, тем более, если… Что именно «если» я не дослушал: прибыл рекомый «морской разбойник».

Программист как программист, мужик лет тридцати, всклокоченный, тощий, бледный и профессиональная травма — выемка слева на подбородке от постоянного упора ладонью. Смотрит нахмуренно и дерзко, а вот «посла» узнал, тот даже улыбнулся, разве что ручкой не помахал.

— Ты главный в конторе?

— Я!

— Пират?

— Этот сказал? — Он кивнул на просителя.

— Этот. Требует, чтобы тебя казнили. Как пирата.

— Дорвались, заразы! На суде ничего не вышло, решили так достать?

— Тебя никто за язык не тянул.

Он оглянулся по сторонам, заметил стражников, прикинул шансы вырваться.

А ничего, мне нравится, бойкий.

— Ладно, говоришь здесь вслух, что ты всего лишь…

— Я пират!

— На виселицу хочешь? — Он угрюмо насупился. Не хочет, значит? — Хотя… как мы только что здесь говорили — в Гравштайне к пиратству не привыкать. По закону я должен тебя повесить, но как личному гостю барона могу дать убежище, под слово не покидать замка и не причинять вреда добрым эскенландцам или их союзникам.

«Посол» нахмурился, но я успокаивающе кивнул ему:

— Только есть одна тонкость — есть сомнение, тот ли ты, за кого себя выдаешь? Так что проведем ряд испытаний, так сказать, на профпригодность. — Я поднялся с кресла под очередной недовольный мявк кота. — Повелеваю — рыбакам взять этого мужчину на корабль и проверить! Если же он не покажет умений в морских делах — учить, ежедневно, не давая сойти на берег пока не станет настоящим «морским человеком»!

— А если я не смогу выполнить ваши условия?

— Значит ты не настоящий пират и позоришь это высокое звание. И значит я тебя за это повешу. Точнее повешу за шею, но и за самозванство тоже. Тьфу ты, в общем, понятно, да.

— А можно в тюрьму?

— Тюрьма у меня для серьезных людей, всякой швали нечего там делать. Вот докажешь, что ты настоящий пират, а не воришка компьютерный — добро пожаловать за мой стол, я лихих молодцов уважаю! Нет? Повесим к чертям морским. Доволен? — Последнее было адресовано «послу». Тот задумчиво нахмурился:

— А может вам будет проще выдать его властям федерации?

— С Гравштайна выдачи нет! Мы суверенное баронство! — Подданные согласно зашумели, «посол» поморщился, но потом не удержал лица и с довольной гримасой посмотрел на программиста. Видимо, он хорошо представлял разницу между офисом компьютерной компании и палубой рыбацкого судна.

Ну вот и хорошо. Виселицы, конечно, дисциплинируют, только у баронов тоже есть шея, и не стоит давать на это намеки.

— На сегодня суд окончен! Ступайте по домам, добрые эски!

Туристы довольно зашумели, горожане расходились переговариваясь.

Рядом недовольно звякнул ножнами сэр полицмейстер.

— Зря вы, господин мой, не выдали этого мерзавца! Он делает доступными компьютерные игры, а ведь они провоцируют жестокость и так вредят мирным обывателям!

Что с людьми делает титул! Всего две недели как рыцарь, а велеречив сделался неимоверно. Еще не дон Кихот, но уже близко. Сэр градоначальник пока держится, но тоже сдает: Эгги рассказывал, что мэр собирается заказать полный комплект доспехов, по фигуре. Бронированный колобок, смерть врагам!

— Отчасти это даже хорошо, нынешним воинам не хватает доли здоровой кровожадности, слишком мягкотелы! А вообще, сэр Ульфрик, раз вы рыцарь — шли бы вы! В смысле совершите что-нибудь героическое, пора бы уже оправдать звание?

— Увы, господин мой, нынешние времена скучны и не дают повода проявить себя. Вот если бы вы дали мне сразиться с викингами…

— Умерьте аппетит, благородный сэр! Вот вам приказ — пойдите и совершите какой-нибудь подвиг во славу… хм.

— Чью?

— Мою. Или прекрасной дамы. Сами придумайте, рыцарь обязан владеть поэтическим слогом!

Милостиво кивнув мечтательно задумавшемуся полицейскому я сошел с помоста, потягиваясь. Так, что у нас сегодня? Вроде бы должна приехать какая-то комиссия, но это часа через два, значит есть время проверить что там с подвалом, фон Шнитце сейчас должен где-то там быть.

Размышления прервали слова стражников, вполголоса обсуждавших итоги суда:

— Суров наш барон-то: я три года после школы на сейнере отходил… не вытянет программист. Суров, да.

— Ну понятно, привык, наверное, еще тогда… ну когда еще был… — Заметив, что я их слышу, стражник вдруг резко оборвал разговор и суетливо попрощавшись убежал куда-то.

Так. Это когда я был — кем? Ох и навязла в зубах эта легенда про «рашн мафиозо»! Пять евреев, армянин, два таджика — грозная русская мафия!

Я проследил за ними, а потом вдруг увидел сидящего у стены на корточках людоеда — тот с хищным выражением лица смотрел в спину проходящей Марти. Пришлось хмыканьем привлечь его внимание, кивнуть на девушку, а потом изобразить пантомиму на пальцах — вот что-то болтается, покачиваясь, вот я беру ножницы, они щелкают, что-то отрезая, и это болтающееся «что-то» падает на землю. Негр, секунду подумав, выпучил глаза и замотав головой решительно отвернулся в сторону. Я проследил за взглядом — теперь он смотрел в сторону хлева. Ну что же, сердцу не прикажешь. Главное, что мы друг-друга поняли. Вообще приятно, когда люди разных стран так хорошо друг-друга понимают. Хотя пажам я намекну, пусть приглядывают.

Негр, со временем, оказался сущим дитем. Если воспитывать и вовремя пороть, то получится пример для младших и радость для родителей, а вот если не углядеть — не всякий взрослый бандит сможет повторить «подвиги» веселящихся ребятишек. Здоровенное, резкое такое дите природы. Ничего, пара плюх от меня и десяток от Фиска, постоянный надзор и присутствие «взрослых» сделали из людоеда человека. Мы еще научим его родину-Африку любить!

Так, что у меня еще первоочередного?

Открыв папку я перебрал бумаги. Ремонт, значит. Поток наличности, резко увеличившийся с ростом интереса туристов к древнему замку, уходил в этот ремонт как в песок, оставляя самый минимум. Надо было пройтись по всему списку работ, убрав ненужное в данный момент. Эгельберт, конечно, будет орать и драться за каждый эре, но тут ничего не поделать.

Словно услышав как я думаю о деньгах, позвонила бывшая:

— Я выяснила, откуда ты звонишь! Значит, устроился сторожем? Или повезло и взяли дворником? — Голос у нее был неожиданно мирным.

— Бароном я тут работаю.

— Да ну? Что, даже палача изображать не взяли?

— Тут на эту должность целая очередь, с драками. Никогда не понимал желания некоторых так плотно работать с людьми, но местным нравится.

— Видела пару фоток, во что ты все время одет? Ты там что, туристов завлекаешь?

— Можно и так сказать.

Все в Эльке хорошо, но вот одно ей не давалось упорно — языки. Русский, да русский командный, которому я с удовольствием учил приличную девочку. А вот насчет европейских — для этого есть переводчики. Впрочем, у нее полно других достоинств.

Сначала я слушал рассказ о том, как хорошо отдыхают девчонки, потом упреки, что их пришлось отправить отдыхать «в дикую тайгу», потом еще что-то… Прошел на кухню, снял пробу с обеденного меню, отослал Эгги в помощь сэру Ульриху, пусть вместе себе подвиг придумают, потом, зажав микрофон, объяснил группе пожилых туристов, что казни у нас не каждый день, и вообще, сегодня выходной.

В момент, когда бывшая, ойкнув, заметила, что треплется со мной уже полчаса и попрощалась, настроение было уже вполне сносным, так что найдя начальника стражи на стене, сидящим в шезлонге и аппетитно откусывающим от контрабандного багета даже немного умилился. Вот, тоже человека тянет на город с высоты смотреть. Правда, я обычно повыше забираюсь, ну так я и в чинах постарше!

— Ну, что нового придумало Мировое Гасконство? Конклав Тайных Аквитанцев уже вынес свое решение по захвату мира?

— Вам все бы шуточки, Александр Николаевич.

— Хм, разве не твои соотечественники правят из-за кулис?

— Когда бы им этими глупостями заниматься, они серьезные люди.

— Серьезные? Изя, почему у тебя недельный отчет не сдан?

— Александр Николаевич, ну как можно в такой замечательный, такой солнечный, такой выходной день говорить о скучных проблемах? Присаживайтесь, я тайком от служак Эвальда пронес в замок две бутылки замечательного вина и просто великолепный контрабандный сыр. Присоединяйтесь, господин барон, присоединяйтесь!

Ага, «две бутылки». Типа я не знаю о регулярных поставках продовольствия через стену, с участием двух веллешвармцев?

Что самое смешное, я сам хотел что-то подобное учинить, но… не поднялась рука! Я ж барон, я ж слово дал, етить его в три коромысла!

Может, в самом деле замок проклятый?

— Ты, между прочим, на работе.

— Это эски живут, чтобы работать. Французы работают, чтобы жить!

— Вот именно, гасконец — или ты будешь работать, или тебе не жить! Это я тебе как румын обещаю! Отчет к вечеру предоставь!

— Что-то случилось?

— Черт его знает. У меня предчувствие.

— Серьезно. — Он уже вскочил, сунул мне полный стакан и приглашающе протянул тарелку с мясной нарезкой. — Комиссия, да? Да бросьте, это просто говорильня, реальной власти у них нет, а если что — камеры пустуют!

— Кацман, до выборов чуть больше месяца, а потом за все сотворенное придется отвечать.

— Ваша милость, вот только не надо заливать бедному гасконцу, что вас это хоть сколько-то беспокоит!

— Тебе предложений не делали?

— Пару раз, от веллешвармцев, ничего серьезного.

Я посмотрел в его глаза, Изя, как и положено, смотрел абсолютно прямо и честно, убедительно доказывая, что места для совести у него в организме не предусмотрено.

— Смотри, господин бравый усач, повесят тебя на воротах, если что.

— Нашему роду нет переводу!

— Ну-ну…

Мы сидели, перебрасываясь фразочками, смотря на город и море, минут десять, а потом меня нашел, наконец, фон Шнитце.

— Господин барон?

— Иду.

Сегодня управляющий хотел показать мне часть подвалов, которые можно сдавать под склады.

Подвалы были знатные! Древние, сводчатые, с непонятным мусором, вычистить который мы собирались силами волонтеров. Может, пустить слух, что тут есть какие-нибудь клады? Охотнее копать будут.

— Кстати, Александэр, вы не в курсе, наверное — «неистовая дева Гравштайна» опять натворила дел.

— Трупы спрятали?

— Не настолько натворила. Один турист с юга отпустил ей очень лестный, но сомнительный комплимент. Что-то там о форме ягодиц.

— Боже… бедняга!

— Ему всего-то и досталось два удара кочергой. Эрдар успел унести фрекен Марти из кухни.

— Выпишите ему премию, едой. У Исабеля возьмете. Кстати, где мы и что это за пролом?

Старик удивленно огляделся, потом раскрыл папку, и вдруг нервно схватил меня за руку.

— Стыдитесь, старина! Мы только-только заблудились, а вы уже начинаете примериваться, с какой стороны я вкуснее?

— Господин барон! Этого прохода нет на моем плане подвалов!

Я взвесил в уме возможности. Разумнее всего было бы отметить дыру и пойти дальше… но азартный любитель истории уже лез в узкую щель, вытащив из кармана маленький фонарик.

— Алесандэр! Тут кости!

— Только не говорите, что это какой-то турист потерялся!

— Ну, думаю, его можно было бы и так назвать. — Старик наклонился к куче костей и тряпья, поворошил их, разглядывая. — Шестнадцатый век, испанец. Испанец? Ох ты, да неужели?! — Он подхватил с пола продолговатую железяку, выхватив у меня фонарь и тут же начал что-то скрести, очищая вековую грязь. — Не может быть! Не может этого быть!

— Чего не может? — Старик даже подпрыгивал на месте, что заставляло меня нервно дергаться — вдруг расколотит наш единственный фонарик?

— Я ошибался! Невероятно! Легенда о Мигеле де Альвареце не выдумка, вот же она, вот!

И он сунул мне под нос железяку, повертев с торжествующими возгласами.

— Точнее — это шпага де Альвареца, а это, значит… — Он примолк, смотря на лежащие у стенки останки. — Сам несчастливый дон Мигель, так и не ставший когда-то владетелем Гравштайна.

Вдруг он оглянулся вокруг, быстро осветил все углы:

— Да, кажется сюда никто не заходил уже сотни лет.

— А я говорил вам, Эгельберт, что служащие из рук вон плохо занимаются уборкой. Посмотрите вниз. — Луч фонаря тут же осветил пол. На нем виднелась цепочка ясно читаемых следов. — Первым после этого несчастного сюда свалился я. И притомившись, сидел всего в шаге от своего предшественника.

Представив, как в полной темноте нашарил бы эти кости, я содрогнулся.

— Скорее всего, вы свалились в один проем. Легенда гласит, что дон Мигель, незаконнорожденный сын очень высокопоставленной особы, отличившись в войне, проходившей неподалеку, получил от отца во владение этот замок, но в первый же день исчез вместе со своим слугой.

— Череп слуги, видимо, валяется там, под лестницей.

— Вероятно именно так и есть. Они упали в потайной колодец, слуга разбился насмерть, а господин заблудился в подземелье и остался здесь навсегда. По преданию, следующие сто лет призрак являлся жителям замка и просил показать ему выход, но вид его был столь ужасен, что никто не мог ответить, все в страхе кидались прочь. Но последнее упоминание о призраке де Альвареца относится к семнадцатому веку.

— Останки никто не тревожил с тех самых времен.

— А ведь испанцы тогда подняли изрядный шум, пропавшего долго искали, он доводился родней через отца едва ли не самому королю. Но не нашли!

— Зато мы теперь можем спокойно пройти по моим следам, так замечательно видимым в этой пыли. Не забудьте прислать сюда человека, забрать кости… лучше Фиска. Лень шариться, но один золотой я здесь нашел, вдруг еще что-то ценное есть?

— Так и сделаю, Александэр. Кстати, вот эта железяка — меч короля, пожалованный дону Мигелю за славные подвиги!

— Вот как? Ну, тем более надо достойно похоронить храбреца. Идемте!

Теперь, с фонариком в руке прослеживая по отметинам в пыли путь, проделанный некогда на ощупь, я поражался своему везению. Даже со светом я несколько раз бился головой о балки, а ведь тогда прошел более-менее без потерь. Впрочем, сейчас путь оказался гораздо короче, чем тогда. К тому же на полпути мы встретили спасательную группу.

Впрочем, эти шестеро сюда пришли спасать не меня, а что-то другое.

Что-то, что можно найти металлоискателем, который нес сейчас Дэн. Сейчас он исследовал какую-то дыру, а остальные пажи азартно его подбадривали.

— Здорово, орлы!

Хорошо прыгают. Экие они у меня живчики, право слово.

С иронией разглядывая машинально выстроившихся ребят я задал вопрос:

— А что вы здесь делаете? По случаю выходного можно было бы и в город метнуться, погулять?

— Мы решили… подготовиться к ремонту. Вы с господином фон Шнитце так много о нем говорили.

— С металлоискателем?

Пажи начали старательно изображать непонимание, мол, а что тут такого? Эх, молодые! Ну кто же начальнику такой повод дает? Было бы у меня настроение похуже, то готовились бы вы отсюда и до вечера. Марти углубленно изучала что-то в бумагах… между прочим:

— Марти, наш незабвенный боевой подруг! Я как-то до сих пор не удосужился спросить — а как твое имя-то полностью звучит?

Девушка отчего-то замялась, а потом, быстро оглянувшись на остальных пажей, отчеканила:

— Мартиша!

Все пятеро стоявших за ее спиной парней не сговариваясь одновременно пропели короткое «Та-да-да-дам!» и два раза щелкнули пальцами. Марти как заправский хамелеон тут же сменила цвет лица с гордо-бледного на мрачно-багровый. Мартиша Адамс? Знакомо, только никак не вспомню, откуда.

— Удальцы, а какое прозвище дала команда своему боевому подругу?

— Как было приказано, господин барон — так и зовем! — Дэн стоял по стойке смирно, подняв миноискатель «на караул».

— Злится?

— Постоянно, господин барон!

— Это хорошо! Злость прогоняет ненужные умствования и закаляет характер. И что, только так и зовете?

Дэн, оглянувшись на строй пажей, делающих какие-то совсем невозмутимые лица, кашлянул и уже тише добавил:

— Иногда — Баффи.

Хм, тоже что-то знакомое. Кажется, из книги какой-то? Видел что-то на прилавке…

— Ну-ну. Хвалю за сдержанность.

— Рады стараться господин барон!

Так, милитаристские замашки Изи надо придержать, а то он из нормальных ребят роту королевских мушкетеров обучит. Ну да какой же гасконец не мечтает стать генералом?

— Кстати, Марти — честь оруженосца это честь его господина, и конечно, не стоит стесняться в методах ее защиты. Если нужно, можете взять мою булаву или вот отберите у нашего Умника наградное копье. Но гоняться за излишне свободным в выражениях туристом с обычной кочергой это подрыв имиджа баронства на международной арене.

— Виновата, господин барон! В следующий раз так и сделаю.

— Хвалю. Продолжайте искать… вон там и там проверить стены и пол. Что найдете — сдадите Эгги под расписку. Кстати, там еще кости лежат, одного из предыдущих баронов, собрать со всем почетом, перенести наверх, сложить в цельный скелет.

Поскучневшие пажи — как же, приключение превратилось в работу! — согласно проблеяли, и мы с Эгельбертом пошли по их следам к выходу.

— Господин барон, можно вопрос?

— Слушаю.

— Марти все-таки девушка, а вы с ней постоянно так…

— Как? У меня две дочери, я с ними так же. Если ты игнорируешь законы вежливости, то эти законы могут начать игнорировать тебя. Ее убеждения это ее дело, до тех пор, пока она не пытается воздействовать ими на меня. Умная — сама сообразит. Общительная — друзья подскажут. Ограниченная дура — сгинет, как и тысячи до нее. Хотя такой бюст, конечно, будет жаль, да и глаза у нее красивые. — Старик попытался что-то сказать, но я договорил: — Если для нее так много значат слова, что она не обращает внимания на реальное положение дел, при котором ее окружили всяческой поддержкой и защитой, то я сделаю все, чтобы за время своего испытания наш боевой подруг хоть немного научилась отличать оттенки. Чтобы поняла, что к чему в этой жизни. Согласны?

— Дети должны сами выбирать свой путь в жизни, они имеют право набить свои шишки.

— Эгельберт, вспомните себя в этом возрасте. Славный был парнишка, да? Глупый, неопытный, зато с фантазией и полон оптимизма. Вы действительно хотите, чтобы выбор всей вашей жизни делался именно этим балбесом?

— Ну, Александер, мы все-таки были другими.

— Такими же, такими.

— Э-э…

— Чего тут спорить?

— А-а!

— Да что с вами?

Луч фонарика вдруг заплясал в руке старика, высвечивая белую фигуру, висящую в воздухе метрах в десяти от нас.

— Да нет, не может быть…

Я крепко вцепился в его плечо, пытаясь вспомнить, как избавляются от приведений — Отче наш? Или как там: да воскреснет Бог, да чего-то там враги его… Нахрен, я лучше кулаком!

Привидение, плавно колышась, подплыло к нам и гулким баритоном спросило:

— Эта, вихад гдэ, а?

— Твою мать! — Я еле удержался от того, чтобы не дать в морду ничего не понимающему негру; фон Шнитце стоял, держась одной рукой за стену, а другой за грудь. — Эгельберт, вы как?

— Ох… я в порядке, Александэр.

— Что ты тут делаешь?!

— Туалэт пашел, заблудилса!

— Иди… — Мы с Эгельбертом одновременно переглянулись и показали: — Туда!

— Ага, идить.

Закутанный в бесформенное белое национальное одеяние негр с совершенно невидимыми в темноте руками, ногами и головой, пошел в указанный проход. Минуту мы прислушивались, затаив дыхание, а потом до нас донесся сначала дружный вопль ужаса, потом крики негодования, а потом шум, словно шестеро каких-то очень испугавшихся и разозлившихся молодых людей гнались за кем-то, чтобы больно побить.