Детство Иисуса Кутзее Джозеф

Глава 9

– Как продвигаются занятия музыкой? – спрашивает он у мальчика. – Тебе нравится?

– Угу. Знаешь, что? Когда Фидель вырастет, он собирается купить себе малюсенькую скрипочку, – показывает, какую: всего-навсего две ширины ладони, – и клоунский костюм, и будет играть на скрипке в цирке. Можно мы пойдем в цирк?

– Когда цирк приедет в город, пойдем – все вместе. Можем позвать Альваро и, может, Эухенио.

Мальчик надувает губы.

– Не хочу, чтоб Эухенио с нами шел. Он про меня говорит нехорошо.

– Он сказал всего лишь, что в тебе дьявол, а это просто так говорится. Он имел в виду, что в тебе есть искра, которая помогает тебе в шахматах. Бесенок.

– Мне он не нравится.

– Ладно, Эухенио не позовем. А чему ты учишься на уроках музыки, кроме гамм?

– Пению. Хочешь, спою?

– Конечно. Я не знал, что Элена учит пению. Одни сюрпризы с ней.

Они едут в автобусе в пригород. Хотя рядом еще несколько пассажиров, мальчик не стесняется петь. Чистым детским голосом он выводит:

– Все. Это по-английски. Можно я выучу английский? Не хочу больше говорить на испанском. Терпеть не могу испанский.

– Ты очень хорошо говоришь по-испански. И поешь красиво. Может, станешь певцом, когда вырастешь.

– Нет. Я буду фокусником в цирке. Что означает «wer reitet so»?

– Не знаю. Я ж не говорю по-английски.

– Можно мне в школу?

– Придется тебе немного подождать – до следующего дня рождения. Тогда пойдешь в школу вместе с Фиделем.

Они сходят на остановке с вывеской «Terminal», откуда автобус едет обратно. На карте, которую он взял на автобусной станции, показаны маршруты и дороги в холмы; он собирается идти по вьющейся тропинке, ведущей к озеру, рядом с которым на карте поставлена звездочка, означающая живописный вид.

Они сходят с автобуса последними, и по тропе, кроме них, никто не гуляет. Места вокруг пустынны. Хотя с виду земля здесь плодородна и обильно зеленеет, нигде нет и следа человеческого жилья.

– Как здесь мирно, за городом! – говорит он мальчику, хотя, по правде сказать, эта пустота кажется ему скорее заброшенной, нежели мирной. Лучше б здесь были животные – коровы, овцы или свиньи, занятые своими делами, – он мог показать их мальчику. Да хоть бы кролики.

Время от времени они видят летящих птиц, но так далеко и высоко в небе, что не различить, что это за птицы.

– Я устал, – объявляет мальчик.

Он всматривается в карту. Они на полпути к озеру, прикидывает он.

– Я тебя понесу немного, – говорит он, – пока к тебе не вернутся силы. – Он закидывает мальчика на плечи. – Пой, как только увидишь озеро. Оттуда поступает вода, которую мы пьем. Пой, когда увидишь. Вообще-то давай пой, если увидишь любую воду. Или местных жителей.

Они идут дальше. Но либо он неверно понял карту, либо сама карта с ошибкой: после того как тропа резко забирает в гору, а потом так же круто спускается, она внезапно заканчивается у кирпичной стены и ржавых ворот, затянутых плющом. Рядом с воротами – побитая погодой табличка, нарисованная краской. Он раздвигает плющ.

– «La Residencia», – читает он.

– Что такое резиденция? – спрашивает мальчик.

– Резиденция – это дом, большой дом. Но вот эта резиденция может оказаться просто развалиной.

– Можно посмотреть?

Они дергают ворота, но те не поддаются. Только они собираются уходить, как ветерок едва доносит до них смех. Они идут на звук, проламываясь сквозь густой подлесок, и добираются до места, где кирпичная стена сменяется высоким забором из проволочной сетки. По ту сторону забора – теннисный корт, а на корте – трое игроков: двое мужчин и женщина. Они одеты в белое, на мужчинах – рубашки и брюки, на женщине – длинная юбка, блузка с поднятым воротом и кепка с зеленым козырьком.

Мужчины высокие, широкоплечие, узкобедрые; похоже, они братья, может, даже близнецы. Женщина играет вместе с одним против другого. Все трое – опытные игроки, это сразу видно: умелые и легконогие. Играющий в одиночку особенно хорош – он без усилий справляется с двоими.

– Что они делают? – спрашивает мальчик.

– Это игра, – отвечает он вполголоса. – Называется теннис. Тут нужно постараться послать мяч так, чтобы противник его не отбил. Как забить гол в футболе.

Мяч стукает в забор. Двинувшись за ним, женщина замечает их.

– Здравствуйте, – говорит она и улыбается мальчику.

Что-то шевелится у него внутри. Кто эта женщина? Ее улыбка, голос, повадки – что-то в них смутно знакомо.

– Доброе утро, – говорит он, горло пересохло.

– Давай быстрее! – кричит ее партнер. – Играем!

Больше никаких слов. Более того, когда ее партнер подходит через минуту, чтобы забрать мяч, он взглядывает на них сердито, словно давая понять, что им здесь не рады – даже просто как зрителям.

– Я пить хочу, – шепчет мальчик.

Он протягивает ему фляжку с водой, прихваченную из дома.

– А больше у нас ничего нет?

– А чего ты хочешь – нектара? – шипит он в ответ и сразу жалеет о своем раздражении. Он достает из сумки апельсин и проковыривает дырку в кожуре. Мальчик жадно сосет.

– Так лучше? – спрашивает он.

Мальчик кивает.

– Мы пойдем к Резиденции?

– Это и есть Резиденция. Теннисный корт, видимо, – ее часть.

– Можно мы войдем?

– Можно попробовать.

Они оставляют игроков позади и ныряют в подлесок, идут вдоль забора, пока не добираются до проселочной дороги, которая приводит их к железным воротам. За решеткой, сквозь деревья, им немножко видно величественное здание из темного камня.

Ворота хоть и закрыты, но не заперты. Они проскальзывают внутрь и идут по аллее по щиколотку в опавших листьях. Знак со стрелкой указывает на арочный вход, он ведет во внутренний двор, в центре которого стоит мраморная статуя – женщина, больше чем в натуральную велиину, или, быть может, ангел в ниспадающем одеянии, смотрит на горизонт, в руках – горящий факел.

– Добрый день, сударь, – раздается голос. – Чем могу помочь?

Говорящий – пожилой мужчина, морщинистое лицо, спина согбенна. На нем черная поношенная форма; он появился из маленького кабинета или сторожки у входа.

– Да. Мы только что приехали из города. Можно ли поговорить с одним из жильцов этого дома – с дамой, которая играет в теннис на корте за зданием?

– Желает ли помянутая дама говорить с вами, сударь?

– Думаю, да. Мне нужно обсудить с ней одно важное дело. Семейное дело. Но мы можем подождать, пока закончится игра.

– Как зовут даму?

– Этого я не могу вам сказать, потому что не знаю. Но могу описать ее. Я бы сказал, ей примерно тридцать, среднего роста, темноволосая, волосы убирает от лица. С ней двое молодых людей. Она вся в белом.

– В «Ла Резиденсии» несколько дам с такой общей внешностью, сударь, и некоторые из них играют в теннис. Теннис – довольно распространенное развлечение.

Мальчик дергает его за рукав.

– Скажи ему про собаку, – шепчет он.

– Про собаку?

Мальчик кивает.

– С ними была собака.

– Мой юный друг утверждает, что с ними была собака, – повторяет он. Сам он никакой собаки не запомнил.

– А! – говорит привратник. Он уходит в свое обиталище и тянет за собой стеклянную дверь. В неярком свете они видят, что он роется в бумагах. Потом снимает трубку, набирает номер, слушает, кладет трубку, возвращается.

– Простите, сударь, никто не отвечает.

– Потому что она сейчас на теннисном корте. Можно мы просто пойдем на корт?

– Простите, сударь, но это не позволено. Наши владения – не для посетителей.

– Тогда можно мы подождем здесь, пока она не закончит играть?

– Можно.

– Можно нам погулять по саду, пока мы ждем?

– Можно.

Они углубляются в заросший сад.

– Кто эта дама? – спрашивает мальчик.

– Ты ее не узнал?

Мальчик качает головой.

– Ты не почувствовал странное шевеление в груди, когда она с нами заговорила, когда поздоровалась, – сердце не екнуло, словно ты ее уже когда-то видел, в другом месте?

Мальчик с сомнением качает головой.

– Я спрашиваю, потому что эта дама, вероятно, – как раз та, которую мы ищем. По крайней мере, у меня такое чувство.

– Она будет моей мамой?

– Я точно не знаю. Надо ее спросить.

Они завершают круг по саду. Вернувшись к домику привратника, он стучит в стекло.

– Вас не затруднит позвонить даме еще раз? – просит он.

Привратник набирает номер. На сей раз есть ответ.

– Вас ждет у ворот некий господин, – слышит он, говорит привратник. – Да… да… – Привратник поворачивается к ним. – Вы сказали, семейное дело, верно, сударь?

– Да, семейное.

– А имя?

– Имя не имеет значения.

Привратник закрывает дверь и возобновляет разговор. Наконец он появляется.

– Дама встретится с вами, сударь, – говорит он. – Однако есть некоторая трудность. Дети в «Ла Резиденсию» не допускаются. Боюсь, вашему мальчику придется подождать здесь.

– Странно. Почему дети не допущены?

– Никаких детей в «Ла Резиденсии», сударь. Таково правило. Я их не устанавливаю, а только применяю. Ему придется остаться здесь, пока вы будете наносить семейный визит.

– Побудешь с этим господином? – спрашивает он мальчика. – Я вернусь как можно скорее.

– Не хочу, – говорит мальчик. – Я хочу с тобой.

– Я понимаю. Но, уверен, как только дама услышит, что ты ждешь здесь, она захочет выйти и увидеть тебя. Ты готов принести большую жертву и остаться здесь с этим господином, ненадолго?

– Ты вернешься? Честно?

– Конечно.

Мальчик молчит, прячет взгляд.

– Вы не могли бы сделать исключение в нашем случае? – спрашивает он привратника. – Он будет вести себя очень тихо, никого не потревожит.

– Простите, сударь, никаких исключений. Что бы с нами стало, делай мы исключения? Вскоре все бы стали исключением, и тогда не осталось бы правил, верно?

– Можешь поиграть в саду, – говорит он мальчику. Привратнику: – Можно ему поиграть в саду, да?

– Разумеется.

– Иди и влезь на дерево, – говорит он мальчику. – Тут много деревьев, самое то – полазать. Я вернусь, не успеешь глазом моргнуть.

Следуя указаниям привратника, он пересекает двор, минует вторые ворота и стучит в дверь со словом «Una» на ней. Нет ответа. Он входит.

Он в фойе. Стены обклеены белыми обоями с узором из светло-зеленых лир и лилий. Скрытые лампы озаряют все белым светом, снизу вверх. Диван из белого кожзаменителя и два кресла. На столике у двери – полдесятка бутылок и бокалы всех мыслимых форм.

Он присаживается, ждет. Минуты идут. Он встает и заглядывает в коридор. Никаких признаков жизни. От нечего делать он рассматривает бутылки. Сливочный херес, сухой херес. Вермут. Содержание алкоголя по объему – 4 %. «Обливедо». Где этот Обливедо?

И тут вдруг – она, все еще в теннисном облачении, плотнее, чем показалась на корте, почти дебелая. Вносит тарелку, ставит ее на столик. Не приветствуя его, усаживается на диван, закидывает под длинной юбкой ногу на ногу.

– Вы хотели меня видеть? – говорит она.

– Да. – Сердце у него торопится. – Спасибо, что пришли. Меня зовут Симон. Вы меня не знаете, и я не имею значения. Я пришел от имени другого человека, с предложением.

– Присядете? – говорит она. – Еды? Бокал хереса?

Дрожкой рукой он наливает бокал хереса и берет хлипкий треугольный сэндвич. Огурец. Он усаживается напротив нее, выпивает сладкий напиток. Тот сразу ударяет ему в голову. Напряжение растет, слова спешат.

– Я привел сюда кое-кого. Ребенок, которого вы видели на корте. Он ждет снаружи. Привратник не разрешил ему войти. Потому что он ребенок. Вы сходите со мной к нему?

– Вы привели познакомить со мной ребенка?

– Да. – Он встает и наливает себе еще бокал этого освободительного хереса. – Простите, должно быть, это смущает – незнакомец, прибывший без приглашения. Но я передать вам не могу, до чего это важно. Мы…

Дверь внезапно распахивается, и вот перед ними мальчик, запыхался, сопит.

– Иди сюда, – подзывает он мальчика. – Ты узнаешь даму? – Он поворачивается к ней. Лицо ее тревожно застывает. – Можно, он возьмет вас за руку? – И, обращаясь к мальчику: – Иди, возьми даму за руку.

Мальчик совершенно замирает.

Тут на сцене появляется очевидно расстроенный привратник.

– Простите, сударь, – говорит он, – но это против правил, и я вас предупреждал. Я вынужден просить вас уйти.

Он поворачивается к женщине за поддержкой. Разумеется, она не обязана подчиняться привратнику и его правилам. Но она ни словом не возражает.

– Смилостивьтесь, – говорит он привратнику. – Мы прибыли издалека. Может, давайте все пойдем в сад? Это все равно будет против правил?

– Нет, сударь. Но имейте в виду: ровно в пять ворота закроются.

Он обращается к женщине:

– Мы можем выйти в сад? Прошу вас! Дайте мне возможность объясниться.

Он молча ведет ребенка за руку, и все трое проходят через двор в заросший сад.

– Когда-то, похоже, это было великолепное имение, – отмечает он, стараясь разрядить обстановку, пытаясь изобразить разумного взрослого. – Какая жалость, что сад запущен.

– У нас всего один полностью занятый садовник. Он не справляется.

– А вы? Вы здесь давно живете?

– Сколько-то. Вот по этой дорожке мы придем к пруду с золотыми рыбками. Вашему сыну может понравиться.

– Вообще-то я ему не отец. Я за ним присматриваю. Вроде как хранитель. На время.

– Где его родители?

– Его родители… Вот поэтому я сегодня здесь. У мальчика нет родителей – в обычном смысле. На судне по пути сюда произошла ошибка. Письмо, которое могло бы все объяснить, куда-то подевалось. В результате родители потерялись или, точнее сказать, он потерялся. Они с матерью оказались разлучены, и мы пытаемся ее найти. Его отец – отдельная история.

Они добрались к обетованному пруду, в котором и впрямь золотые рыбки, и маленькие, и большие. Мальчик встает на колени у края и пытается приманить их листом осоки.

– Позвольте мне уточнить, – говорит он тихо и быстро. – У мальчика нет матери. Мы ищем ее с тех пор, как сошли на берег. Не подумаете ли вы его взять?

– Взять его?

– Да, быть ему матерью. Быть его матерью. Вы возьмете его в сыновья?

– Я не понимаю. Вернее, не понимаю совсем. Вы предлагаете мне усыновить вашего мальчика?

– Не усыновить. Быть его матерью, настоящей матерью. У нас у всех по одной матери, у каждого. Вы будете ему одной-единственной матерью?

До сего момента она слушала внимательно. Теперь же начинает озираться несколько испуганно, словно надеясь, что кто-нибудь – привратник, кто-то из ее партнеров по теннису, кто угодно – придет ей на помощь.

– А что с настоящей матерью? – спрашивает она. – Где она? Жива ли?

Он думал, что ребенок слишком занят золотыми рыбками и не слушает. Однако тот вдруг встревает:

– Она не умерла!

– Тогда где же она?

Ребенок молчит. Молчит и он сам. Потом произносит:

– Пожалуйста, верьте мне – просто примите на веру, – тут все непросто. Мальчик без матери. Что это означает, я не могу вам объяснить, потому что не могу объяснить даже себе. И тем не менее я обещаю вам, если вы просто скажете «да», без задней мысли и без дальнейшей, все вам станет ясно – ясно как день. По крайней мере, я в это верю. Так вот: примете ли вы этого ребенка как своего?

Она смотрит на запястье, где нет часов.

– Поздновато, – говорит она. – Братья будут меня ждать. – Она поворачивается и быстро идет обратно по тропе к резиденции, юбка шуршит по траве.

Он бежит за ней.

– Пожалуйста! – говорит он. – Еще миг. Вот. Давайте я запишу вам его имя. Его зовут Давид. Он значится под этим именем, он его получил в лагере. Вот где мы живем, сразу за городом, в Восточной деревне. Пожалуйста, подумайте. – Он сует бумажку ей в руку. Она уходит.

– Она меня не хочет? – спрашивает ребенок.

– Хочет, конечно. Ты такой красивый, умный мальчик, кто ж тебя не захочет? Но ей сначала надо привыкнуть к этой мысли. Мы заронили семя ей в ум. Теперь нужно набраться терпения и дать ему вырасти. Поскольку вы друг другу нравитесь, оно наверняка прорастет и расцветет. Тебе нравится эта дама, правда? Ты же видишь, какая она добрая, – добрая и кроткая.

Мальчик молчит.

Когда они добираются до конечной остановки автобуса, уже почти темно. В автобусе мальчик засыпает у него на руках; его, спящего, приходится нести от остановки до квартиры.

Посреди ночи он просыпается от глубокого сна. Мальчик стоит у его кровати, слезы ручьем льются у него по лицу.

– Я есть хочу! – хныкает он.

Он встает, разогревает молоко, мажет маслом кусок хлеба.

– Мы будем там жить? – спрашивает мальчик с набитым ртом.