Нарцисс в цепях Гамильтон Лорел
— Жан-Клод, я хочу уточнить один момент.
— Да, ma petite?
— Ты сказал, что то, что мы делали, — это секс. Значит, я занималась сексом со всеми сразу?
Он просто кивнул.
— Но ты ведь совсем не ревнуешь?
— Я в этом участвовал, ma petite. Почему я должен ревновать?
Ответ еще больше сбил меня с толку. Я уставилась на него:
— Ладно, давай я еще раз попробую. Ты говоришь, что может понадобиться питать ardeur больше раза в день. И мы не можем рассчитывать, что ты каждый раз будешь под рукой, когда это случится. Я могла бы спать здесь, но...
— Тебе может понадобиться подкормиться, когда я не бодрствую. Это вполне возможно, и на самом деле даже вероятно.
— О'кей, так какие будут правила?
Тут уж он недоуменно нахмурился:
— Что ты имеешь в виду, ma petite?
— Правила. То есть что вызовет у тебя ревность, а что нет? От кого и от чего я должна держаться подальше?
Он было улыбнулся, но перестал.
— Таких циников, как ты, ma petite, таких прагматиков в вопросах жизни и смерти я не встречал. Учитывая, с кем я только в своей жизни ни был знаком, ты поймешь, какой силы это комплимент. Но ты еще и очень искренна и серьезна, как дитя. Этот вид невинности ты, я думаю, никогда не перерастешь. Но с ним трудно иметь дело.
— Я задала честный вопрос.
— Разумеется, но мало кому надо было бы задавать его так в лоб. Другая бы либо не задала вопрос и попыталась бы справиться своими силами, когда возникнет необходимость, либо спросила бы, с кем из своего народа я позволю ей иметь секс, чтобы я не рассердился.
От таких слов меня передернуло, но...
— Мне больше нравится та формулировка, что предложила я.
— Знаю. Ты — одна из самых прямодушных женщин, которых я знаю, и одна из самых склонных к самообману.
— Послушай, мне действительно не нравится такой поворот разговора.
— Хорошо, но я отвечу на вопрос, потому что это правда. Если Натэниел — твой pomme de sang, то близость с ним возражений не вызывает. Джейсон — мой pomme de sang, и в его права входит близость с моим слугой-человеком. Со стороны вампира — огромный дар, если он делится с кем-то своим слугой-человеком, а Джейсон заработал это право. Он мне верно служит многие годы.
— Я тебе что, переходящий кубок?
Он поднял руку:
— Тише, ma petite! Я отвечу на вопрос и постараюсь ответить правду, хотя ты не хочешь сегодня ее слышать. Я тебе многое сказал бы сегодня, если бы ты была в настроении узнать правду. Но ты права, в этом между нами не должно остаться неясности. Я бы просто настоятельно порекомендовал тебе держать Натэниела под рукой, а дальше — зависит от расклада, но если ты настаиваешь на списке, то я его тебе дам, но с указанием причин. Потому что я хочу четко обозначить: мне не легко тобой делиться, и есть мужчины, с которыми я не буду тебя делить.
Он злился, и его глаза горели сапфирным огнем. Все тело было неподвижным, но глаза выдавали его. Он был в плену сильного чувства — наверное, гнева, но я точно не знаю. И закрылся он чертовски прочным щитом, чтобы не показать мне ни своих мыслей, ни чувств.
— Ашер приемлем.
Он не указал причин, а я не спросила, потому что их было слишком много, и почти все болезненные.
— Если Ричард придет в себя, разумеется. — Он огладил ладонями халат — так он часто делал, когда нервничал. — Этот Нимир-Радж должен оказаться приемлемым, потому что ты откликаешься на его призыв. Зверь Ричарда зовет тебя через мои метки, через мою связь с ним, а Нимир-Радж взывает прямо к тебе, Анита. — Снова настоящее имя. Он явно не в восторге. — Он взывает к чему-то в тебе, в твоей силе. Может быть, ты действительно Нимир-Ра, и полнолуние расставит все по местам. А может быть, как с Натэниелом, ты нашла подвластного зверя. Если у тебя усилилась тяга ко всем леопардам, это могло случиться по любой из двух причин. И будь осторожной, если леопарды откликаются на твой зов. Тебя может манить не только Натэниел или Нимир-Радж.
— Только не говори мне, что я стану потаскухой.
Он улыбнулся:
— Этого, я думаю, тебе бояться нечего. У тебя слишком сильная воля для этого.
— Ты сказал, что меня будут искушать и другие леопарды-оборотни.
— Если рядом с тобой не будет Натэниела или Нимир-Раджа, когда вспыхнет ardeur, то мой совет — поддайся ему немедленно.
Я вскинула на него взгляд.
— Если ты будешь сопротивляться, ma petite, он усилится. Если он слишком усилится, то ты действительно можешь обратиться в потаскуху. Если сдашься сразу, то ты будешь иметь секс с кем-то одним, не с несколькими, и это будет скорее всего кто-то по твоему выбору.
— Значит, реально ты советуешь держать поближе к себе мужчин, которых я предпочитаю.
— Я бы на твоем месте сделал своим постоянным спутником Натэниела или кого-то по твоему выбору.
Я попыталась что-то прочесть по его лицу, но оно было приятно-вежливо-непроницаемо — как обычно, когда он не хотел открывать своих мыслей. Глаза его потемнели до обычных.
Тут я поняла, что здесь не так.
— Я не видела здесь Дамиана.
— Я тебе про секс, а ты мне про Дамиана. — Голос был приятным, но слова несколько резкие.
— Ты мне дал список с кем спать и с кем не спать, но его нет ни в том, ни в другом. И он не остался в клубе и не пришел в спальню, как Ашер, привлеченный силой. Где он?
Жан-Клод потер лицо ладонями.
— Я собирался тебе рассказать, но ты решила, что с тебя на сегодня хватит горькой правды. — Он опустил руки и посмотрел на меня.
— Он жив, иначе я бы знала.
— Да, думаю, знала бы. Когда-то мой первый Мастер заставила биться мое сердце. Ее сила наполнила меня, дала жизнь. Но ее сила исходила от Мастера Вампиров ее Города, так что на самом деле меня наполнила его сила. Каждый Мастер, которому я принадлежал, требовал клятв крови, и каждый в ответ заставлял мою кровь бежать по жилам, а сердце биться. И наконец Белль, родоначальница моей линии, призвала меня и наполнила. Она была как океан, а остальные, что были до нее, — как реки, стремящиеся в ее объятия.
Постепенно я наполнился собственной силой. Но даже сейчас меня делает живым именно ее наследие. Та сила, что сотворила ее, — вот что поддерживает во мне жизнь, Дамиан — потомок ее рода, хотя создан не ею самой, а кем-то из ее детей, как и я. Я — Принц Города, и сила, которая оживляет меня, оживляет и Дамиана. Когда он принял обет, привязавший его ко мне, стал моим подданным, тогда моя сила стала наполнять его, заставлять его сердце биться. И я порвал его связь с той, что его создала.
— Ты сам оживил всех подвластных тебе вампиров? — спросила я.
— Сила приходит от меня, это так, но только если они из моей линии, моего рода. Если они происходят не от детей Белль, тогда нет — обеты крови не дают такой жесткой связи.
— Но ведь сердце Ашера не ты заставляешь биться?
Он кивнул:
— Молодец, ma petite. Нет, не я. Мастер Вампиров — это вампир, который набрал достаточно силы, чтобы самому себя наполнить. Быть Мастером Вампиров означает, в частности, иметь такую способность, и это еще одна причина, почему многие старшие Мастера Вампиров продолжают убивать своих детей, если чувствуют, что связь рвется.
— Ты выкладываешь кучу информации, и я не хочу быть неблагодарной, это все очень увлекательно, но какое отношение все это имеет к Дамиану?
— Ты однажды подняла Дамиана из гроба, наполнила его своей некромантией, как наполняют зомби. Ты дважды спасла его своей некромантией. И создала связь между ним и тобой.
Я вообще-то это знала, но вслух ответила:
— Он сказал, что не мог бы сказать мне «нет» в ответ на прямой приказ. Что хочет мне служить и что это его пугает.
— И должно было испугать.
— Я этого не хотела, Жан-Клод. Я даже не знала, что это возможно.
— Легенды говорят о некромантах, которые могли управлять всеми видами нежити, не только зомби. Когда-то правилом Совета было убивать всех некромантов на месте.
— Как хорошо, что его отменили!
— Да. Но ты разорвала мою связь с Дамианом. Сперва я этого не понял, но, когда он вернулся из Теннеси, не моя сила заставляла биться его сердце, а твоя.
Я вспомнила, как в Теннеси ощутила это чувство, связь между нами.
— Я это сделала не намеренно.
— Я знаю, но ты оставила меня наедине с проблемой на полгода с лишним. Дамиану больше тысячи лет. Он не Мастер, но все равно силен. Связей с моей иерархией вампиров у него нет. Это освобождает его от всех обетов крови, от любой мистической верности. Он был твоим, но ты не пришла его призвать.
— Ты должен был мне сказать!
— И что бы ты сделала? Взяла его к себе домой жить в подвале? Полгода назад у тебя не было силы и умения, чтобы с ним иметь дело.
— Сейчас есть. Ты это хочешь сказать?
— Ты отбросила Белль Морт, ma petite, одну из самых сильных в Совете. Если ты способна на такое,то с Дамианом управишься.
— Все это прекрасно, но где Дамиан?
— Я больше не мог рассчитывать на его верность. Я им не управлял, ты понимаешь, ma petite? Рядом со мной оказался вампир вдвое меня старший, и я не могу им управлять. Это и делало меня слабым в глазах других, когда я не мог позволить себе выглядеть слабым, и было опасно, потому что он ощутил, когда ты исцелила свою ауру и так плотно закрылась щитами. Не только мы с Ричардом почувствовали твой уход. Ты отрезала от себя Дамиана, и он несколько... обезумел.
Это меня напугало так, что сердце подпрыгнуло и забилось в горле.
— Где Дамиан?
— Во-первых, ma petite, пойми, что ты его не сможешь сегодня взять с собой. Уход за ним займет все твое время на несколько первых часов.
— Ты мне просто скажи.
— Мне пришлось запереть его, ma petite.
— Запереть? — Я уставилась на него. — Как?
Он только смотрел на меня, но смотрел красноречиво.
— Он лежит в обвязанном крестами гробу? Уже полгода?
— Около того.
— Ты гад!
— Я мог бы его убить, ma petite. Другой на моем месте так и сделал бы.
— Почему ж не убил?
— Потому что это отчасти была моя вина, что я выдал его тебе. Мне полагалось его защищать, и я этого не сделал.
— Но сейчас он мой, мне его защищать!
— Да, но ты его бросила.
— Я не знала. Ты должен был мне сказать!
— Разве полгода назад ты бы мне поверила? Разве ты не решила бы, что я пытаюсь интригой вернуть тебя в свою жизнь?
Я раскрыла рот сказать, что да, поверила бы, конечно — но остановилась и подумала.
— Не знаю, поверила бы или нет.
— Я надеялся, что смогу как-то восстановить над ним свое господство, но он для меня закрыт.
Я проглотила слюну сухим ртом и посмотрела на Жан-Клода вопросительно:
— Если он мой, то почему я его не чувствовала, когда в Нью-Мексико к чертям полетел мой щит?
— Я блокировал твое ощущение, и это было нелегко.
Закрыв глаза, я посчитала до десяти, но это не помогло.
— Ты не имел права это делать.
— Пока не соединились наши метки, я думал, что Дамиан тебя соблазнит. Тебя влекло к нему, как сейчас влечет к Натэниелу и, быть может, к Нимир-Раджу.
— Я бы не стала трахаться с Дамианом, если бы меня не побудил ardeur, а полгода назад у меня его не было.
— Ты можешь получить своего вампира завтра вечером. Я тебе помогу его вынянчить до здорового состояния.
— Я вернусь забрать его сегодня ночью.
— Поговори с Ашером, ma petite. Спроси его, каково это — выхаживать вампира, пробывшего шесть месяцев в гробу. Дамиан — не Мастер, у него нет способности питаться на расстоянии или накапливать энергию. Он выйдет из гроба оголодавший и обезумевший. Очень мало что от него будет оставаться — поначалу.
Жан-Клод говорил все это совершенно спокойно.
Я не знала, что сказать. Мне хотелось дать ему по морде, но это ничего бы не изменило. Вряд ли даже улучшило бы мое самочувствие.
— Я хочу забрать его сегодня, когда вернусь из лупанария.
— Ты не сможешь выхаживать одновременно своего раненого леопарда и Дамиана. Спроси Ашера, он тебе расскажет, сколько это работы. Одна лишняя ночь ничего для Дамиана не значит, а сегодня ты пытаешься предотвратить войну между леопардами и вервольфами. Более того, ты собираешься устроить достаточно внушительную демонстрацию силы, чтобы показать врагам Ричарда, какие у него мощные союзники, убедить, что его убийство слишком дорого им обойдется. Ты должна сегодня думать только об этом, ma petite.
— Я тебе не верю.
Он пожал плечами:
— Верь или не верь, но, чтобы вернуть Дамиана к здравому рассудку, нужны часы. А чтобы он снова стал самим собой, понадобятся дни заботы, кровь и тепло.
— Как ты мог, зная все это, так с ним поступить? — В моем голосе не было даже злости — одна усталость.
— Я на себе изучил, что такое обернутый крестами гроб, ma petite. И не сделал Дамиану ничего такого, чего не было бы сделано со мной.
— Ты там лежал только несколько дней, пока я не убила Хозяйку Города.
Он покачал головой:
— Когда я вернулся в Совет вместе с Ашером и заключил с ним сделку, ценой за его жизнь стала моя свобода. Я два года провел в гробу, где не мог кормиться, не мог сесть, не мог... — Он обхватил себя руками за плечи. — Я знаю, что с Дамианом я поступил страшно, но единственное, что с ним можно было еще сделать, — это убить. Тебе бы это больше понравилось?
— Нет.
— Но я вижу обвинение в твоих глазах. Я — чудовище, потому что так с ним поступил. Но ты бы сочла меня еще большим чудовищем, если бы я убил его. Или ты бы предпочла, чтобы я выпустил его на улицы города убивать людей?
— Он бы никогда этого не сделал.
— Он обезумел, ma petite. Потерял почву под ногами. Ты помнишь пару, зверски убитую около полугода назад?
— За этот год я видела не одну зверски убитую пару. Поконкретней, пожалуйста.
Тут он тоже разозлился. И отлично, будем злиться вместе.
— Они сидели в машине, у светофора. Спереди на машине была вмятина, будто они сбили кого-то, но тела не нашли.
— Да, я помню этот случай. У них были вырваны глотки. Женщина пыталась закрыться руками, на них остались следы когтей.
— В паре кварталов от этой машины Ашер нашел Дамиана. Он был весь в крови. И полез в драку с Ашером, так что понадобилась целая дюжина наших, чтобы связать его и доставить домой. И после этого я должен был выпустить его на улицу?
— Ты должен был мне позвонить.
— Зачем? Чтобы ты его казнила? Если в вашей судебной системе безумие есть снимающее вину обстоятельство, то он невиновен. Но эта система не дает нам тех же прав, что людям. Доказательство безумия не сохранит нам жизнь.
— Я видела место преступления. Это не было похоже на нападение вампира. Скорее оборотня, но... но следы были не такими. Какое-то дико злобное животное.
— Oui, и потому я запер его и надеялся, что ты либо вернешься к нам, либо ощутишь его мольбу. Сперва я никак не пытался заблокировать его связь с тобой, но ты не пришла.
— Я не знала.
— Ты знала, что Дамиан — твой, но не спросила о нем. Ты его выбросила.
— Я не знала, — повторила я, наполняя каждое слово гневом.
— А у меня не было выбора, Анита. Я должен был его обезвредить.
— Ты думаешь, его безумие неизлечимо?
Он пожал плечами, все еще охватив себя руками.
— Если бы ты была вампиром, а он — твоим потомком-вампиром, я бы сказал, что излечимо. Но ты не вампир, ты некромант, и я просто не знаю.
— Если он останется сумасшедшим...
— Его придется уничтожить, — тихо закончил Жан-Клод.
— Я этого не хотела.
— Я тоже.
Мы еще постояли, пока я все это обдумывала, и Жан-Клод тоже — или он просто стоял.
— Если все, что ты говоришь, правда, то у тебя не было выбора.
— Но ты все равно на меня злишься. Ты хочешь наказать меня за это.
Я огрызнулась:
— А чего ты от меня ждешь? Чтобы я, узнав, что ты сунул его в ящик на полгода, бросилась тебе на шею? Да, мне это очень не нравится.
— В обычных обстоятельствах ты бы выручила Дамиана и устранилась от меня на то время, пока не остынет твой гнев.
— Примерно так, — кивнула я.
— Но сейчас я тебе буду нужен, ma petite, первые несколько ночей. Чтобы другой вампир с тем же голодом научил тебя владеть собой.
— Не могу жить с тобой, и без тебя не могу? Так?
— Я надеюсь, что твой гнев остынет до того, как тебе снова понадобится моя помощь, но боюсь, что этого не случится. Вот что запомни, ma petite: ardeur не считается с нравственными ограничениями, и даже твои предпочтения не учитывает. Если ты будешь достаточно долго ему сопротивляться, ты сломаешься, и тогда не в твоей власти будет повлиять на его выбор. Так что сделай для меня одно: если ты не сможешь простить меня прямо сейчас, всегда держи рядом с собой Натэниела или Нимир-Раджа. Не ради меня, ради себя. Потому что, если ты трахнешься с незнакомцем, из нас двоих, наверное, я скорее прощу тебе, чем ты.
Вот на этом мы и кончили разговор. Я нашла Ашера, и он подтвердил рассказ. Черт возьми, я почти ждала, что вылезет из гроба Вилли Мак-Кой и расскажет, как все было. Дамиан свихнулся и убил пару, которая, очевидно, стукнула его машиной. Мужчина вышел посмотреть, обо что ударился. Они ему сделали больно, и Дамиан ответил, убив мужчину. А вот женщина... он влез за ней в машину. Может быть, придется его убить, потому что я не поняла вовремя, что значит для Дамиана моя магия. Я много чего вовремя не поняла.
И я уехала в теплых летних сумерках, увозя с собой Натэниела. Очень трудный выдался день. Мне сейчас надо было заехать домой прихватить Рафаэля и крысолюдов, а еще Мику с его пардом. Многих он оставил в больнице оборотней, и я туда позвоню. Я бы предпочла не звонить, но сегодня ночью нам нужна будет помощь, и мое смущение — не слишком высокая цена за нее. Если бы я не прервала на полгода общение с Ричардом и Жан-Клодом, я могла бы отговорить Ричарда творить в стае то безобразие, которое он устроил. Я бы попыталась восстановить свой роман — или два, но сейчас мне надо было расхлебывать кашу, которую я заварила своим уходом. В полнолуние Ричард может стать мертвецом, а Джейкоб — Ульфриком. Дамиан окажется неизлечимо безумен, и его придется уничтожить. Пара, которая сбила его, могла остаться жить, если бы я знала, что за чертовщину натворила моя магия.
Я много от чего шарахалась в поучениях Марианны, потому что для моего монотеистического сознания оно отдавало чистым ведьмовством, но теперь я поняла: мне надо знать, как действует моя сила. Поздно привередничать. Бог продолжал говорить мне, что я с Ним в мире. Я — не Зло. Но я где-то в глубине этому не верила. В этой глубине мне казалось, что ведьмовство, поднятие мертвецов — занятие не очень христианское. Но если Бог не возражает, чтобы я это делала, в чем же проблема? Я об этом молилась достаточно часто и не раз получала ответ — он состоял в том, что надо это продолжать, что это то, что мне нужно делать. Если Бог не против, кто я такая тогда, чтобы сомневаться? Смотри, куда заводит гордыня: двое мертвецов, один безумец, и Ричард теряет стаю... а тогда мертвецов станет куда больше.
Ведя машину, я ощутила вдруг внутреннее спокойствие. Обычно прикосновение Бога бывает золотистым и теплым, но иногда, когда я торможу и не сразу понимаю, чего Он для меня хочет, я ощущаю эту спокойную печаль, печаль родителя, который смотрит на ребенка, получающего тяжелый, но необходимый урок. Никогда раньше я не обращалась к Богу с вопросом о Ричарде и Жан-Клоде — во всяком случае, с вопросом о выборе. Вроде как-то неуместно спрашивать Бога, какого выбрать любовника, тем более если мне кажется, будто я знаю, кого Он выбрал бы. Я в том смысле, что вампиры — это ведь Зло?
Но сейчас, в наступающей тьме, ощущая Его тихое присутствие, заполняющее машину, я поняла, что не спрашивала лишь по одной причине: боялась получить ответ. Я ехала и молилась и ответа не получала, но я знала, что Он слышит меня.
Глава 20
Парковалась возле дома я уже в полной темноте. В доме горел свет почти в каждом окне, будто у меня дома собралась вечеринка, а меня не потрудились известить. Дорожка была забита машинами, а те, что не поместились, стояли на дороге. Этот дом я сняла, в частности, еще и потому, что нет близких соседей, и никто посторонний не пострадает, если я во что-то вляпаюсь. Вляпываюсь я обычно во что-нибудь со стрельбой, и потому я тщательно искала дом без соседей. Здесь некому было подойти к окну посмотреть, что за переполох в соседнем доме. Только деревья и пустынная дорога, которым все равно, чем я занимаюсь. То есть это я думаю, что деревьям все равно; Марианна могла бы сказать, что здесь я ошибаюсь. Что ж, ей виднее.
Я поставила машину достаточно далеко от дома, где были только деревья на обочинах. Мы с Натэниелом остались сидеть в темноте, слушая, как затихает выключенный мотор. Натэниел почти не говорил с той минуты, как я вышла из ванной Жан-Клода, а сорок минут дороги до дома вообще молчал. Впрочем, я тоже.
Я оставила Жан-Клода обижаться, твердо заявив, что вернусь завтра вечером и вытащу Дамиана из ящика. Не потому мне не хотелось оставаться с Жан-Клодом, что он запер Дамиана на все это время, а потому, что он в конце концов все-таки превратил меня в монстра. Я знала и без того, что секс с ним сильнее связывал метки, но теперь, когда мы их объединили... что теперь даст секс? И только с Жан-Клодом ситуация переменилась или сегодня меня с Ричардом тоже ждут мистические сюрпризы? Вполне вероятно, а Жан-Клод действительно понятия не имеет, какого рода они могут быть. Он сам не знал, что делает, — действительно не знал. Поскольку и я понятия не имела, что творю я сама, и Ричард не знал тем более. Это ставило нас в трудное положение. Завтра я позвоню Марианне, исходя из положения, что все виды магии похожи друг на друга, но сегодня я предоставлена самой себе. Вот странно-то!
Конечно, я не была одна в буквальном смысле слова. Рядом со мной сидел Натэниел. Он тоже смотрел на меня, лицо спокойно, руки на коленях, ремень безопасности еще не отстегнут. Волосы он убрал в толстую косу, лицо стало очень простым, без украшений. В свете луны глаза казались светло-серыми, а не переливающимися фиалковыми, как обычно. Он выглядел куда более нормально, чем мне приходилось его видеть. Человек, сидящий рядом со мной, личность, и мне вдруг стукнуло в голову, что как личность я его и не знаю. Он был для меня не личностью, а обязанностью — тот, кого надо спасти, выручить, помочь. Дело, задание, но не личность.
Жара вокруг джипа нарастала. Если еще немного посидим, придется мне снова включать кондиционер. Если Жан-Клод прав, то сегодня мы с Натэниелом имели секс. Хотелось думать, что он все-таки не прав, потому что я относилась к Натэниелу как к ребенку, причем ребенку — жертве страстей взрослых. О таких детях заботятся, но не занимаются с ними сексом, даже если они этого хотят.
Грудь слегка побаливала от следа зубов. Мы так часто спали в одной постели, что странно было, когда его со мной не было. Но я все равно не видела в нем взрослого — горько, но правда.
— Жан-Клод был вполне уверен, что ardeur сегодня достаточно насытился, и до конца ночи нам не помешает, — сказала я.
Натэниел кивнул.
— Тебе не понадобиться кормить его, пока несколько часов не поспишь. Жан-Клод мне это слегка растолковал.
Это меня возмутило.
— Что? Он с тобой об этом говорил?
Он покачал головой:
— Анита, он беспокоится за тебя.
— Да уж!
— Ты действительно не собираешься спать сегодня в Цирке?
— Нет, — ответила я, скрестив руки на груди. Наверняка я выглядела столь же непреклонно, как была настроена.
— А когда ты завтра утром проснешься, что будет?
Очень тихо звучал его голос в жаркой и темной машине.
— Я не понимаю, к чему ты.
— Понимаешь.
Я вздохнула:
— Натэниел, я не хочу этого делать. Не хочу иметь в себе инкуба Жан-Клода. Я бы предпочла быть настоящей Нимир-Ра, чем кормиться от других.
— А если ты заполучила и то и другое? — спросил он еще тише.
Я пожала плечами, все так же скрестив руки, но сейчас это был не жест непреклонности, а скорее попытка обнять себя за плечи от неуверенности.
— Тогда не знаю.
— Я буду здесь, Анита, в твоем распоряжении.
— Где будешь? — глянула я на него.
— Завтра, здесь, когда ты проснешься.
— И что еще рассказал тебе Жан-Клод, пока я моталась, выясняя, что с Дамианом?
Натэниел не отвел глаза, не изменился в лице. Его этот разговор ни на йоту не смутил.
— Что не будет держать зла, если ты со мной по-настоящему будешь иметь секс.
Я всмотрелась в его лицо.
— А то, что было сегодня, ты сексом не считаешь? — спросила я наполовину утвердительно.
— Нет.
— Я тоже, но... — Хорошо, что темно, потому что я зарделась, но мне, черт побери, хотелось получить ответ на этот вопрос еще от кого-нибудь. — Я знаю, почему я не считаю это настоящим сексом, а ты почему?
Он улыбнулся и отвел глаза, опустил их.
— Когда в первый раз ты мне обработала спину, это было для меня ближе к настоящему сексу.
— Игра «доминант — подчиненный»?
— Да нет, — ответил он, не поднимая глаз. — Если бы действительно понадобился презерватив, это и был бы секс.
— Ты имеешь в виду сношение.
Он кивнул, все так же не глядя на меня.
— Вот и у меня такое же чувство. Но Жан-Клод сказал, что я занимаюсь самообманом.
Натэниел блеснул мимолетной улыбкой и опять уставился в никуда.
— А мне он сказал, что я очень американец, очень самцовый и очень молодой.
— Ты американец, мужского пола, двадцати лет, — сказала я. — Каким тебе еще быть?
Он посмотрел на меня и снова отвернулся. Явно он был не в своей тарелке.
— Что еще говорил Жан-Клод?