Укус скорпиона Пищенко Виталий
– Что?! – поперхнувшись куском мяса, прохрипел итальянец.
Я же уже стоял на ногах, и рука непроизвольно тянулась к карману, где лежал мой «узи».
– Да что с вами, касатики? – всплеснула руками фермерша. – Мы днем людей не едим, чего боитесь-то?
Бруно закашлялся. Я левой рукой хлопнул его по спине, а правой вытащил на свет божий свой пистолет-пулемет. Филетти тоже потянулся к оружию, но тут сзади, сквозь открытое окошко громыхнул голос хозяина:
– Вяжи их, старая! Вяжи! Сбегут!
Зарычав, фермерша подхватила одной рукой тяжелый стол и отбросила его в сторону, словно пушинку. От неожиданности Бруно отшатнулся, перевалился через скамью, на которой сидел, и приложился головой об пол. Кажется, на какое-то время напарника я лишился. Ну, ничего, и сам отобьюсь.
Я выстрелил. Хозяйку отбросило к стене, но не остановило? Она легко поднялась на ноги и вновь двинулась на меня. Сзади кряхтя лез через подоконник ее муженек.
Стараясь не терять из поля зрения обоих оборотней, я нажимал и нажимал на курок. Но моя пальба была им, что мертвому клизма. Словно мячики от пинг-понга, оборотни отлетели назад, но снова поднимались на ноги и шли на меня, рыча и брызгая красной слюной.
И тут до меня дошло: оборотней во всех фильмах, что мне доводилось видеть, убивали серебряными пулями, и никак иначе… Черт возьми, и угораздило же нас выпрыгнуть в какую-то игру! Как это, вообще, могло произойти?..
Слава Всевышнему, Бруно наконец очнулся, ошалело покрутил головой и тут же подхватился на ноги.
– Шлемы! – заорал я. – Вытаскивай шлемы!
Итальянец бросил мне сумку, а сам принялся расстегивать свой ранец. Но оборотни тоже не теряли времени даром. В руках у хозяина появилась веревка с петлей на конце. Мгновение – и она захлестнулась на шее у Бруно. Он дернулся, сделав попытку высвободиться, но оборотень резким рывком свалил итальянца на пол.
Бруно лежал у моих ног, словно рыба, пойманная хитрым рыбаком, и с трудом всасывал воздух открытым ртом.
– Дернешься – твой дружок…
Не став дожидаться конца фразы, я положил «узи» на пол.
Женщина, если, конечно, ее можно было назвать женщиной, тут же отбросила оружие ногой и, зло ощерившись, залепила мне такую оплеуху, что перед глазами пошли круги, и я провалился в беспамятство.
Очнулся я в преисподней, ибо где еще могло быть так темно? Попытался пошевелить руками, потом ногами… Я был накрепко связан. Плохо, очень плохо. Опять я вляпался. В который уже раз. Будто все напасти в этом мире были уготованы лично для меня.
Я вспомнил, что уже когда-то думал о чем-то подобном, и вздохнул. Захотелось завыть от обуявшей меня тоски, но тут я вспомнил об оборотнях и решил, что подражать волку будет неуместно.
И еще мне было очень жарко. Мы ведь так и торчали до сих пор в прорезиненных ВР-костюмах. Тело чесалось, свербело, зудело и орало вовсю: «Поскреби меня, или я доведу тебя до сумасшедшего дома»! Но что я мог сделать?
Рядом застонал Бруно, и это меня обрадовало. Значит, нас решили не разлучать. До самого ужина, на котором главным блюдом на местной кухне должны стать мы.
– Эй! – позвал я. – Как ты там?
– Кто здесь? – прошептал итальянец.
– Тень отца Гамлета, кто же еще?
– Шутить изволишь, Хопкинс? Ну-ну.
– А что остается делать? Страх нам сейчас не помощник. Надо думать, как выбираться отсюда.
– А где мы? – спросил Филетти.
– Я почем знаю. В подвале, наверное.
– Ты связан?
– Нет, просто вставать лень. Хочу еще понежиться.
– Да хватит тебе. Я ведь серьезно.
– И я тоже. Просто не нужно задавать глупых вопросов.
– Вот как, – вздохнул Бруно, – помнится, однажды я тебе сказал то же самое.
– С тех пор, как связался с тобой, я поумнел. Лучше скажи, почему это нас из виртала выбросило в игру, а не в реальность?
– А ты уверен, что это игра?
– Я не знаю на Земле место, которое называется Долиной оборотней. А ты?
– Раньше такого не было, а теперь ни за что не могу поручиться. Эта виртуальная дрянь расползлась по всей планете. Но есть и люди, с удовольствием уходящие в виртал.
– Как это? – не понял я.
– Недавно, например, целый отряд наемников отправился под знаменами пришельцев с Альфы Центавра, чтобы завоевать для них трон какого-то царька. Заплатить им обещали весьма прилично. Сам видел объявление в одной газетенке.
– Рехнуться можно, – только и сумел вымолвить я.
Мы помолчали, потом Бруно спросил.
– От веревок не пробовал освободиться?
– Дохлый номер. Свое дело этот паразит знает туго…
Теперь мы замолчали надолго.
Над головой что-то заскрипело, и тут же стало светлее. Я, дергаясь всем телом, словно гусеница, перевернулся на спину и увидел над собой светлый прямоугольник, в котором через секунду показалась отвратительная рожа оборотня. Он все еще выглядел человеком, значит, наше время пока не пришло.
В дыру в потолке полезло что-то длинное и решетчатое, и я понял, что это лестница.
Оборотень спустился вниз и, ухватившись за веревку, рывком забросил меня себе на плечо. Затем он проделал с Бруно то же самое и полез обратно. Добрался до лаза и, упершись коленями в перекладину, забросил наверх сперва итальянца, а потом и меня.
Я стукнулся затылком о деревянный пол и до крови прикусил себе язык. Пока приходил в себя, оборотень успел выбраться из подвала и, увидев кровавую пену на моих губах, облизнулся. Вот тварь!
Мы находились в каком-то сарае. Вдоль стен шли полки с банками, коробками и разноцветными пакетиками, в углу валялось старое тряпье, а на перекосившемся, с обломанной ножкой, столе высились стопки аккуратно повязанных бечевкой газет, на которых жирными, угловатыми буквами выделялись заголовки: «Герцогство Карра объявило трехдневную войну», «Для индивидуальной работы с клиентами требуются вампиры. Обращаться в пункт переливания крови», «Потерялся зомби. Верните за вознаграждение», «Бронеходы канцлера Пизенского прорвались в оазис Везель-Вулла», «Молодой симпатичный бес ищет ведьму для создания семьи».
«Бред какой-то, – подумал я. – И кому взбрело в голову создавать подобную игру? А ведь создали нам с Бруно на погибель. Тьфу, напасть!»
Оборотень снова сгреб нас, подошел к двери, толкнул ее ногой, и мы оказались во дворе. Огромное солнце, откормившееся за день на небесных своих пастбищах и увеличившееся чуть ли не вдвое, опускалось за кромку леса, выставив на всеобщее обозрение толстый, красный зад. А с востока черной стеной шла тьма.
Выползла во двор фермерша, голая и страшная, как смерть. Муженек лишь покосился на нее и принялся нас развязывать, не забыв, правда, приковать наручниками друг к другу.
Чертовски неприятно чувствовать себя чьим-то ужином. Бруно тоже было не по себе, он изредка клацал зубами и мелко подрагивал.
– Не психуй, – сказал я.
– Ага, – всхлипнул Филетти, – самое время радоваться тому, что нас сейчас на куски нашинкуют.
Вот посерели и исчезли последние розовые отблески заката, и тут же взвыли, застонали хозяева фермы. Из пальцев их ног полезли длинные когти, а тела стали покрываться каким-то белым пухом. Сзади, из того самого места стали вылезать хвосты, но какие-то странные, покрытые перьями. Прошло еще мгновение – и на руках оборотней тоже начали расти перья, а носы превратились в мощные, слегка загнутые книзу, клювы.
– Санта Мария! – закатив глаза к небесам, взмолился Бруно. – Не оставляй сына своего на съедение нечисти, защити и спаси!
И тут я расхохотался. Я сгибался пополам и был не в силах остановить истерический смех.
– Это… Это… – захлебываясь, кричал я. – Это детская игрушка. Страшилка! Понимаешь? Как они нас красиво! А?! Как красиво!
А возле наших ног весело копались в навозе, выискивая червячков, курица и петух.
Исхитрившись, я отвесил петуху хорошего пинка. Тот закудахтал и обиженно посмотрел на меня красным глазом. Ключи от наручников поблескивали на земле.
Мы вернулись в лес, разыскали то самое место, откуда вышли из проекции кабеля и, надев шлемы, прыгнули в виртал.
Повезло с первого же раза. Попали мы в тот самый туннель, только вот модуль… В общем, это был уже не модуль, а куча виртуального металлолома. Кинг-Конг повеселился на славу.
– Что будем делать? – спросил Бруно.
– Разве первоначальный план отменяется? Вернемся в реальность и вызовем Смита.
– А если опять напоремся на какую-нибудь детскую страшилочку, от которой взрослые дяди едва с ума не сходят?
– Да ладно тебе. Я с самого начало понял, что там что-то не так.
– Ага! Он все понял. Уж помолчал бы, что ли? Думаешь, я не видел, как тебя перекосило? Ты же весь белый был, как моя задни…
– Убью! – сказал я.
– Синхронизация, – скомандовал Бруно.
Шел противный затяжной дождь, а мы стояли в кювете возле раскисшей, разбитой колесами машин проселочной дороги, которую и дорогой-то трудно было назвать – так, сплошное черно-желтое месиво. И по этому месиву, завывая моторами и поминутно увязая, буксуя и сползая к кюветам, медленно, словно черепахи, шли грузовики. В них сидели мокрые, усталые люди, в основном женщины и дети. Они держали на коленях большие узлы, а руками цеплялись друг за друга, чтобы не вылететь за борт, если сильно тряхнет.
На другой стороне дороги лежал танк, опрокинутый пузом кверху. Башня его валялась метрах в двадцати, целясь дулом в низкое черное небо. А дальше, в километре, а то и в двух, виднелся город.
Грузовики прошли, поливая нас струями грязи из-под колес, но еще долго рев их моторов звоном отдавался в ушах.
– Ты знаешь, где мы? – спросил Бруно.
– А?
– Где мы, говорю?
– Понятия не имею.
– Надо было остановить грузовик и спросить, что это за город?
– Так бы они тебе и остановились. Какой дурак станет останавливаться на такой дороге? Колеса увязнут, и машину потом черта с два из грязюки вытащишь.
– Да, ты прав, – согласился итальянец. – Ну, ничего, скоро все узнаем.
– Подожди, – попросил я, достал нож и принялся сдирать им комья грязи с подошвы.
– Бессмысленно, – махнул рукой Филетти и пошел вперед, не дожидаясь меня.
Из-за поворота, надрывно ревя мотором, выполз тягач, виляя прицепом по всей дороге. Бруно остановился, поколебался мгновение и спрыгнул в кювет.
Полыхнуло. Тугой волной ударила по ушам волна воздуха, и я, заорав, побежал вперед.
Бруно лежал в грязи. Ног у него не было. Из обрубков, пульсирующими фонтанами била кровь.
Я спрыгнул в кювет, совершенно не заботясь, есть ли там еще мины, и подбежал к нему. Итальянец был еще жив, он еще дышал и шевелил губами, пытаясь что-то сказать.
– Молчи! – закричал я. – Сейчас остановлю машину и отвезу тебя в город, в больницу, ты только потерпи. Я сейчас.
Но Бруно ухватил меня за рукав и потянул к себе.
– Слушай, – прошептал он. – Тот оператор на хакерском чате мой хороший друг. Я сразу понял, что Растерявшийся это ты…
– Почему же ты не сказал мне об этом?
– А зачем? Мы же хакеры, мы ломаем программы, а значит, мы вне закона…
– Хорошо. А теперь помолчи, – попросил я. – Тебе надо беречь силы.
– Мне уже ничего не надо беречь. Но пока эти самые остатки сил у меня есть, поклянись, что отыщешь свалку.
– Обещаю, – пробормотал я.
– Я ведь и сам ее искал, – улыбнулся окровавленным ртом Бруно. – Все эти месяцы. Но не нашел. Вход, наверное, есть только в той игре, но я так и не рискнул туда суну…
Он выдохнул воздух и уставился стеклянными глазами на этот мир, уже пребывая в ином. Ладонью я опустил ему веки и, задрав голову, громко закричал:
– Кто бы ты ни был, я до тебя доберусь! Слышишь? Тебе не уйти от меня!
В город я вошел около полудня. Пустынные улицы были завалены всяким хламом: обломками мебели, стеклом, горелыми шинами. Все, как в Нью-Йорке, с одной лишь разницей – это был маленький городок: с одного его конца был виден другой. Впрочем, я не собирался здесь останавливаться. Мне нужен был видеокомп или телефон.
Обращаться в первую же попавшуюся квартиру не имело смысла, меня просто не пустили бы на порог. Правда, после достаточно продолжительных поисков я мог наткнуться на брошенную квартиру с работающим телефоном. Но черт его знает, сколько времени у меня ушло бы на ее поиски? Поэтому я решил найти полицейский участок, который, как водится в маленьких городках, должен был располагался ближе к центру…
И я его нашел, только он был закрыт. Металлические двери, решетки на окнах – внутрь не попасть. Я сел на ступеньки и бездумно уставился на единственную, наверное, площадь в этом городишке, названия которого я до сих пор не знал, ибо кто-то обломал указатель на въезде.
Площадь была пуста, только высилась посреди нее статуя не то отца-основателя этого городишки, не то никому неизвестного, но знаменитого земляка. Лицо у статуи было хмурое, с насупленными бровями и кривым носом.
– Стоишь, – сказал я, – и на все тебе наплевать. Пройдут годы – люди уже не будут ходить по этой площади, а ты так и будешь таращиться на мир незрячими глазами. Разве ты поймешь, что творится в душе, когда дико и бестолково гибнут друзья?
Я провел мокрой ладонью по мокрому лицу, а когда опустил руку, увидел перед собой девочку в желтой полиэтиленовой накидке, совсем маленькую, лет семи.
Она стояла и смотрела на меня немигающими зелеными глазами.
– Ну, здравствуй, – сказал я. – Как тебя зовут?
– Кристина. А вы ждете шерифа Денкинса?
– Да, – ответил я.
– Его нет. Все давно уехали из города, а нас забыли.
– Кого это, вас? – настороженно спросил я.
– Ну, детей из нашего приюта. Директриса тоже сбежала, а нас не взяла. Зачем ей такая обуза? – и девочка по-взрослому поджала губы.
– Так, – сказал я, поднимаясь на ноги. – А кроме вас кто-нибудь в городе остался?
– Нет…
– Телефон у вас есть?
– Конечно, – улыбнулась девочка. – Только он давно не работает.
– И сколько детей в приюте?
– Четырнадцать.
«Замечательно, – подумал я, – великолепно. Сбежать, оставив детей. Разве жалко, ведь они чужие, не свои. И душа не болит, и сердце не кольнет спазмом совести. Черт бы нас всех побрал! Хотя… этим он сейчас и занимается».
Я протянул девочке руку и она уцепилась за нее, как за спасательный круг.
– Веди, показывай, где ваш приют, – сказал я.
Их действительно оказалось четырнадцать, испуганных, грязных, голодных. Старшему было лет десять, младшему – не больше трех. Они сидели в холодной, нетопленой комнате и жались друг другу, в тщетной надежде согреться. Кажется, у одного из них был жар, остальные усердно шмыгали носами. Я взял больного мальчика на руки, остальным сказал, чтобы шли за мной. Они продолжали сидеть, даже не пошевелившись.
– Пошли, – сказала Кристина. – Этот дядя нам поможет.
– Там дождь, – возразила самая старшая девочка. – Мы промокнем и заболеем. У нас же нет дождевиков, как у тебя.
Я кивнул.
– Ты права, а я об этом не подумал. Тогда сделаем так: оставайтесь здесь, а я что-нибудь придумаю.
Я вновь положил мальчика на кровать и достал из сумки плитку шоколада.
– Поделите на всех.
– Спасибо, – нестройно ответили дети.
Я проглотил комок, возникший в горле, и выбежал из дома, направляясь к въезду в город, откуда доносилось урчание моторов. Шла очередная колонна с беженцами.
Микроавтобус стоял на обочине, завязнув в грязи чуть ли не по самый кардан. Водитель – широкоплечий, краснорожий детина давил на газ и то открывал, то закрывал рот. Видимо, ругался. Потом он увидел меня, опустил стекло и, высунувшись в окно, заорал:
– Сам Бог тебя послал! Колонна ушла, никто не остановился. Сволочи! А ты что, от своих отстал?
Я молча обошел автобус, заглянул через стеклянное окошко в салон. Барахло. Под самую завязку.
Вернулся к кабине, спросил:
– Куда едешь?
– К брату на ферму.
– Сколько отсюда до Вашингтона?
Водитель посмотрел на спидометр, что-то прикинул в уме и сказал:
– Пятьдесят четыре мили. С хвостиком.
– Так близко? – удивился я.
– Ты что, совсем заплутал? – хмыкнул водитель.
– Ага! – кивнул я и добавил. – Ладно, давай помогу.
Автобус дергался, откатывался назад, и снова шел вперед, раскачиваясь, словно маятник. Но амплитуда становилась все больше и больше, покуда, наконец, двигатель не сорвался на вой, почувствовав, что жижа уже не так сильно держит колеса в своих липких объятиях.
Через секунду, совсем освободившись, автобус обдал меня грязью с ног до головы и рванулся вперед.
– Эй! – заорал я. – Остановись!
Водитель высунул в окно руку и показал мне средний палец, сжав остальные в кулак. Красноречивее жеста не бывает.
Я вытащил пистолет и выстрелил в колесо.
Машину кинуло в сторону, она завиляла, потом пошла юзом. И все же водителю удалось затормозить. Он выскочил из автобуса и, то и дело оглядываясь, побежал по дороге.
Я сунул пистолет обратно в карман и направился к машине.
На колесо было жалко смотреть. Его разорвало от выстрела, и теперь скат походил на тряпку, только резиновую. Впрочем, меня это ничуть не расстроило. Я знал, что делал, когда стрелял.
Обойдя машину, я забрался в кабину, а оттуда – в салон, открутил барашковую гайку и снял с крепления запасное колесо. Тут же из кучи барахла торчала ручка домкрата, и я порадовался, что не придется его искать.
На замену колеса ушло не менее получаса. Домкрат, вместо того, чтобы приподнимать машину, вдавливался в землю, покуда я не догадался подложить под него одно из съемных сидений, а сверху установил платформу от утюга, раскуроченного мною специально для этой цели.
Наконец, я завел мотор и нажал на газ. Автобус дернулся, и этим все кончилось.
Проклиная все на свете, я забрался в салон и стал выкидывать наружу тюки с вещами. Скинув половину барахла под колеса, утрамбовал его ногой, и уже собрался забраться обратно в кабину, но в этот момент кто-то дотронулся до меня сзади. Я подскочил, как ужаленный, выхватил пистолет и резко повернулся.
Передо мной стояла Кристина.
– Уф, – выдохнул я. – Извини. Мне показалось, что вернулся водитель.
– Какой?
– Ну… хм… Это неважно. Лучше скажи, как ты здесь оказалась?
– Мы ждали. А вас все не было. И я отправилась на поиски.
– А остальные дети?
– Они сказали, что я зря иду, что вы уже не вернетесь, что вам не нужна лишняя обуза, – это взрослое слово девочка выговаривала с явным удовольствием.
– Ну и зря они так. Я обязательно вернусь, только нужно как-то вытащить машину из грязи. Ты поможешь мне?
– А что надо сделать?
– Ты сядешь за руль и будешь давить вот на эту педаль, договорились?
– Конечно.
Я завел мотор, соскочил обратно в грязь, а Кристину посадил за руль.
– Давай, девочка. Жми. Как почувствуешь, что машина начала двигаться, отпусти чуточку педаль и держи руль прямо, чтобы автобус не скатился в кювет.
– А вы? – испуганно спросила Кристина.
– Не волнуйся, я запрыгну на ходу.
Мы давно выбрались на федеральное шоссе, и я гнал автобус, постоянно виляя из стороны в сторону, чтобы не влететь в выбоину или же не врезаться в покореженную, черную от гари технику. Техники было много. Не только автомобилей, но и танков, бронетранспортеров, армейских грузовиков. Судя по количеству искореженных машин, хааны совершали налеты на шоссе довольно часто. И я молил бога, чтобы сегодня этого не случилось.
Дети смирно сидели в салоне на оставшихся узлах и во все глаза глядели на дорогу, вдоль которой непрерывной чередой тянулись беженцы. Я же старался на них не смотреть, ибо ничем не мог им помочь. Люди потеряли все: достаток, комфорт, спокойную, размеренную жизнь, но хуже всего, что они потеряли надежду. Они шли в никуда, им было ясно, что спасения нет нигде. Но они шли, сгибаясь под тяжестью чемоданов и сумок, катя перед собой детские коляски и магазинные тележки с жалким скарбом.
Несколько раз нас пытались остановить группы мужчин, но я выставлял «узи» в окно и давал в воздух короткую очередь. Вопросы отпадали сами собой.
А дети молчали и смотрели в окна. Только в самом начале пути Кристина спросила, куда мы едем. Я сказал, что в Лэнгли, где находится штаб-квартира ЦРУ. Похоже, мой ответ ее успокоил. Зато меня, чем ближе подъезжали мы к Вашингтону, сомнения терзали все больше. Захочет ли Нортон взять этих маленьких людей под свою опеку или же вышвырнет их вон, как щенят, которых хозяин поленился утопить?
«Детей не брошу, – думал я. – Если места им не найдется, значит и мне там делать нечего»…
И вдруг разом что-то изменилось. Люди, до сих пор медленно тащившиеся по обочинам дороги, бросились врассыпную, побросав свои вещи. Я приник к лобовому стеклу и посмотрел вверх. Прямо на шоссе пикировал какой-то древний самолет с черно-белыми крестами на крыльях. В голове всплыло дремучее слово «мессершмидт», и я вспомнил рассказ оператора хакерского чата о фашистах, расхаживающих по его городу, как у себя дома. Неужели, и сюда они добрались? Хотя, чему удивляться – игр о Второй мировой напридумывали немеряно…
Перед машиной стали взлетать в воздух фонтаны грязи.
Проклятье! Он еще и стреляет!
Я резко крутанул баранку влево, потом вправо, но осознав, что вилять бессмысленно – все равно от пули не убежишь – резко затормозил.
– Быстро из машины! Бегом! Прыгайте в кювет и ложитесь.
И тут послышался вой реактивного самолета. Я поднял глаза и увидел идущий на форсаже истребитель-перехватчик ВВС США. Что-то сверкнуло у него под крылом, и черная точка отделилась от самолета, оставляя за собой дымный след. Летчик «Мессершмидта» перестал стрелять и попытался уйти, кинув самолет в свечу. Не помогло. Яркая вспышка и все. Даже обломков не осталось.
Я облегченно вытер пот и вновь завел автобус. До самых предместий Вашингтона мы доехали без приключений.
Въезд в город перекрывала военная застава. Впереди стоял тяжелый танк, накрытый маскировочной сеткой, дорога была перегорожена шлагбаумом, и рядом с ним, упершись спинами в маленький одноэтажный домик, стояли два автоматчика.
Я сбавил скорость и, подъехав к шлагбауму вплотную, остановил машину. Тут же один из автоматчиков: молодой, безусый парень лет пятнадцати-шестнадцати (боже, неужели таких юнцов стали брать в армию?!) подошел к кабине и, направив на меня дуло автомата, заявил:
– Въезд в город запрещен.
– Почему? – удивился я.
– Производится эвакуация населения.
– А если мне нужно в Лэнгли?
Парнишка подозрительно посмотрел на меня, потом заглянув в салон автобуса, увидел детей.
– Кто это? – еще более подозрительно спросил он.
– Дети.
– Ваши?
– Нет. Их бросили в приюте.
– Та-ак, – протянул автоматчик, – документы есть?
Я порылся в сумке и протянул ему удостоверение сотрудника ЦРУ. Парнишка повертел его в руках и принялся внимательно изучать.
– Эй, Хенк! – окликнул его второй автоматчик. – Чего ты там возишься?
– Отстань, – буркнул парнишка.
– Да брось ты ерундой заниматься! Девчонки пришли, – не унимался его напарник.
Я посмотрел через лобовое стекло и увидел двух расфуфыренных красоток в миниюбках и расстегнутых куртках, под которыми были видны облегающие цветные кофтенки.
– Документы, вроде, в порядке, – неуверенно сказал Хенк.
– Не волнуйся, – улыбнулся я, – мне ведь по объездной. В город я даже не заеду. А тебя дамы ждут. Начнешь созваниваться с начальством, выяснять что к чему, времени, знаешь, сколько уйдет? Девчонки ведь ждать не будут. По себе знаю.
– Ну, ладно, – вздохнул автоматчик, косясь на «сторожку», куда уже вошли его напарник и обе проститутки. – Проезжайте. Только в город не суйтесь. Там еще два поста и офицеры.
Я вновь завел мотор, подождал, покуда Хенк поднимет шлагбаум, и аккуратно сдвинул автобус с места. Пожалуй, мы не случайно проиграли эту войну. Везде бардак. Если дисциплины нет в армии, то где она может быть?
Оказавшись в Лэнгли, я тут же связался с Нортоном.