Окраина Литтл Бентли

I

Голос что-то говорил ему.

И это был не воображаемый голос, который звучит в голове, а настоящий. Он находился вне его и спокойно и разумно говорил о вещах, которые Грегори не казались ни спокойными, ни разумными.

Мужчина сел на кровати и зажмурился от яркого солнца. Прошлым вечером он не задернул шторы, и теперь лучи утреннего солнца заливали комнату – или почти заливали, как это обычно происходило в этом доме.

Где его мать? И где Джулия с детьми? Они что, все еще спят в доме, или эти гнусные предатели уже сбежали? Он поискал ключи от фургона и с облегчением нашел их в кармане джинсов.

Голос продолжал вещать. Грегори понял, что слушал его всю ночь. Он говорил с ним даже во сне, и этот монолог стал частью его сна. А теперь он проснулся и, хотя все никак не мог установить источник голоса, понимал, что он находится где-то здесь, в комнате. Тогда Грегори решил прислушаться к тому, что говорит голос, к тому, что он старается ему объяснить.

– Помнишь, как ты застукал Джулию и Пола? – прошептал голос. – Его руки были у нее в трусах… Как ты думаешь, сколько пальцев он в нее засунул? Один? Два? Три? Сколько, по-твоему, в нее войдет? А она была мокрой? Как ты думаешь, она поделилась с ним своим соком?

У Грегори окаменели челюсти. Он не хотел ни слышать, ни думать об этом.

Но прекратить слушать он был не в состоянии.

– И это у нее не в первый раз, – вкрадчиво продолжал голос, который показался Грегори знакомым. – Она перетрахала полгорода. Она сосала у Чилтона Бодена перед тем, как он сыграл в ящик, сосала, глотала и умоляла дать ей еще. А твой приятель бармен? Она больше часа лизала ему яйца, а он в это время работал за стойкой. Ей приходилось ползать за ним на коленях и обслуживать его, пока он обслуживал клиентов…

Теперь Грегори узнал голос.

Это был голос его отца.

Голос перешел на русский:

– Твоя мать, эта шлюха, была такой же. Она раздвигала ноги перед Яковом и позволяла делать с собой все, что приходило ему в голову, а потом возвращалась домой и отказывалась исполнять супружеский долг. Сука!

В голосе слышались ненависть и угроза насилия.

– Но я не стал торопиться. Я долго ждал.

– Так это ты убил Якова? – спросил Грегори.

– Конечно, – мягко произнес голос и опять переключился на английский: – Ты что, думаешь, что я позволю кому-то безнаказанно трахать мою женщину? Думаешь, что я мог простить ему блудодейство с твоей матерью? Это называется двурушничеством. Ведь сказано же в Библии: «Не прелюбодействуй». А этот извращенец обливал твою мать спермой в то время, когда должен был молиться и читать Святую Книгу… Разве я мог равнодушно смотреть, как он скармливает моей жене свой мясной отросток?

Грегори пришло в голову, что его отец никогда так свободно не владел английским языком и никогда не был знатоком сленга и просторечных выражений.

– Вот я и разобрался с ним, – сказал отец. – Как настоящий мужчина.

Грегори кивнул. Отец абсолютно прав. То, что он говорил, было вполне логичным. Грегори стоял, разглаживая мятую одежду, в которой спал.

– И ты что, так и позволишь Джулии уйти? Позволишь ей безнаказанно раздвигать ноги перед каждым стоячим членом в городе?

– Нет, – прошептал Грегори.

– Достань оружие, – мягко посоветовал отец. – Ты же сам хочешь этого. Возьми револьвер, засунь его ей в промежность и вышиби из нее все остатки чужой спермы к чертовой матери. Это научит ее, как себя вести, и послужит примером всем остальным.

Грегори снова кивнул.

– Ведь ты же для этого купил револьвер? Так пользуйся им. Сделай это прямо сегодня. Удиви ее во сне, когда она мечтает о вкусе его горячей спермы, когда она мечтает, как будет скакать на его члене… Сделай это. Именно тогда.

Голос продолжал что-то говорить, но Грегори уже перестал слушать. Это было вроде радиопрограммы на заднем фоне. Белый шум. Хочешь – слушай, хочешь – нет, а на сегодня он услышал уже достаточно. Дальше слушать он не хотел.

Грегори знал, что его отец прав; был полон праведного гнева и кипел от ярости, которую, он хорошо это знал, сможет удовлетворить сегодня вечером.

Часть его не понимала, зачем ждать до вечера, почему не сделать это прямо сейчас, но эта мысль была похожа на мысль об английском его отца. Она не несла никакой смысловой нагрузки, и он проигнорировал ее, отбросив в сторону.

Выйдя из спальни, Грегори немедленно поднялся на чердак и втянул за собой лестницу. Закрыв за собой дверь, он направился к полке, на которой лежало оружие.

II

Тео было страшно.

С ее папой происходило что-то не то.

И что-то плохое случилось с Сашей.

Ма и Адам тоже испуганы, и от этого она боялась еще больше. Никто об этом с ней не разговаривал – Ма просто велела ей сидеть у себя в комнате и никуда оттуда не выходить, – но Тео казалось, что во всем виновата banya. Девочка никак не могла отказаться от мысли, что если бы она не прекратила туда ходить, не прекратила бы видеться с ней, то ничего бы не произошло из того, что происходило сейчас. Banya наказывала ее за неблагодарность и за то, как она вела себя с ней.

И она вымещала свой гнев на членах ее семьи.

Тео хотелось плакать, но она заставила себя сдержаться, заставила себя быть храброй. Она хотела вернуться и высказать banya все, что она о ней думает, но Ма приказала никуда не выходить из комнаты, и Тео боялась ее ослушаться.

Папа в последние несколько дней вел себя странно. Они с Адамом это обсуждали, но ни один не знал, как обратить на это внимание Ма. Да и сама Ма была не в лучшей форме. Чего бы у нее там ни было, то ли грипп, то ли еще что-то, но она была слаба, а они не хотели еще больше усложнять ей жизнь.

Но папа был действительно странным. И он ее пугал.

Именно пугал, но Тео не могла понять почему. Он не был ни агрессивным, ни сердитым – ничего такого. Он был или очень-очень веселым, или, наоборот, тихим и отстраненным. Но…

Но ни то ни другое не было похоже на ее папу.

Да, именно так. Он не был похож сам на себя. Не был похож на ее Па. Больше всего он напоминал поддельного папу, как будто кто-то был очень на него похож и изо всех сил старался вести себя как он, но у него ничего не получалось.

Именно из-за этого, предположила Тео, она и подумала о banya.

Из-за поведения отца и этого ощущения опасности.

Потому что в ее папе чувствовалась какая-то опасность.

Из-под его жизнерадостности, из-под его любезности проглядывало что-то другое, что скрывалось у него где-то глубоко внутри и напоминало ей о тенях в banya. Тео знала, что Адам это тоже почувствовал. Ма, может быть, тоже, но она сейчас держалась от них от всех подальше и хранила все в себе.

Тео очень хотелось, чтобы рядом оказалась Бабуня. Уж она-то точно знает, что надо делать, и сам Адам сказал, что чувствует себя спокойнее, когда бабушка рядом. Но Бабуня вчера вечером не вернулась домой и утром тоже не появилась, и никто не знал, где она может быть.

А вот Саша вернулась. Она пришла домой вчера вечером и выглядела так, как будто ее сильно избили. Ма ударилась в истерику и тут же увела ее в спальню, чтобы отмыть и перевязать. А отец вел себя так, как будто ему было все равно, и Тео вспомнила, что именно в тот момент она подумала, что за всем этим может стоять banya.

Тогда девочка впервые ощутила опасность.

Она хотела, чтобы сейчас вся семья оказалась в Калифорнии. Там таких вещей никогда не бывало. И, глядя из окна своей комнаты на тополя в осеннем уборе, на безоблачное голубое небо, на желтовато-коричневые скалистые стены каньонов, Тео сделала то, чего не хотела делать больше всего на свете. Она расплакалась.

III

Агафья заснула на диване Семена, ожидая его возвращения. К утру она поняла, что с ним что-то произошло, что с ним что-то случилось. Он должен был вернуться домой сразу же после того, как объяснит другим, что надо срочно привезти пророка к ней домой и что именно ее дом был тем местом, откуда в город поступал dookh bez zhizni. А потом она вместе с Семеном должна была попытаться освободить Джулию и детей. Агафья понимала, что с Грегори может возникнуть проблема, что он может не захотеть их отпускать. Но, имея на своей стороне помощь Семена, божью молитву и благословение, а также желание самой Джулии и детей, Агафья не сомневалась в конечном успехе операции. Однако Семен не вернулся вовремя, и она забылась сном, а проснувшись утром, обнаружила, что все еще одна в доме.

И она немедленно заторопилась к себе домой. Со всей скоростью, на которую были способны ее старые ноги. Вся эта беготня последних двух дней не прошла для нее даром, и у Агафьи ломило все тело: мускулы ног ныли, и даже дышать было больно. Она всегда считала, что для своего возраста находится в отличной форме, но возраст этот уже достиг 74 лет, и как бы она ни хотела не замечать этого, но она уже была немолодой женщиной.

Однако Господь дал ей силы, и Агафья бодро ковыляла по обочинам дорог, которые не изменились и не стали лучше с тех времен, когда она была еще девочкой-подростком. Она только благодарила Бога, что идти в основном приходилось под гору. Дом Семена находился не так уж далеко от ее дома, и меньше чем через пятнадцать минут старушка уже поднималась по ступенькам своего крыльца.

К счастью, все были дома.

К счастью, с ними ничего не произошло.

Агафья не понимала, что с нею случилось. Сейчас ей стало понятно, что в первую очередь она должна была перевести Джулию и детей в безопасное место еще до того, как отправилась к Семену. Теперь она чувствовала вину за свою безответственность. По чистой случайности в доме не произошло несчастья и она не обнаружила их всех зарезанными.

Что с нею могло произойти, что она так сглупила? Она осмотрела гостиную, полутемную даже в середине дня, и засомневалась, не подействовала ли сила, которая расположилась в их доме, и на нее тоже. Не сделала ли она, Агафья, того, что хотела эта сила, а не того, что должна была сделать?

А теперь, когда она может рассуждать ясно и логически, не значит ли это, что сила исчезла или потеряла свою власть над ней?

Или это значит, что теперь сила хочет, чтобы Агафья помогла Джулии и детям?

Ни то ни другое, решила она. Скорее всего это значило, что Грегори полностью овладел ситуацией в доме, и силе не надо было тратить дополнительные усилия, чтобы влиять на людей, находившихся под его контролем.

В ту же секунду, когда она вошла в дом, Агафья почувствовала, как изменилась в нем атмосфера. В воздухе висело тяжелое, густое напряжение, и старушка чувствовала себя здесь совсем не так, как в доме у Семена. Как всегда, прежде чем войти, она вознесла молитву – и была благодарна Всевышнему даже за эту слабую защиту.

Здесь был grekh.

Зло.

Агафья и Джулия сидели за столом на кухне, стараясь решить, что им делать дальше. Телефон молчал. Это их не сильно удивило, но заставило понять всю серьезность их положения и то, на что была готова нечисть в доме, чтобы раздавить их, чтобы блокировать все попытки к бегству. Обе были измучены и понимали, что за ними могут наблюдать, что за ними почти наверняка шпионят.

Ключи от фургона были у Грегори. Джулия предлагала подняться наверх и в открытом противоборстве с ним попытаться отобрать ключи, но Агафья считала, что это слишком опасно. Даже если они вдвоем поднимутся на чердак, они окажутся лицом к лицу не только с Грегори, но и с тем, что теперь жило в их доме. Агафья сильно сомневалась, что даже вдвоем, вооруженные Библией и защитными молитвами, они смогут выстоять против такой силы.

Вчера вечером Семен уехал на своей машине, но в гараже у него стоял еще один старый «Шевроле», и Агафья вслух поинтересовалась, нет ли ключей от этой машины где-то у него дома. Никакой гарантии, что машина заработает, даже если они найдут ключи, не было, но это был хоть какой-то шанс. Агафья не садилась за руль с того момента, как они переехали в Макгуэйн – Грегори запретил ей это, – но если дела пойдут совсем плохо, то она может попробовать.

– Или за руль могу сесть я, – предложила Джулия.

– Еще лучше, – ответила Агафья по-русски.

Говорили они полушепотом. Саша спала у себя в комнате, и когда они туда зашли, то поняли, что она совсем не готова ехать или идти куда бы то ни было. Даже если они смогут незаметно выскользнуть из дома; даже если старая машина Семена окажется в рабочем состоянии и они найдут ключи от нее; даже если они смогут подогнать ее к дому, им все равно придется тащить Сашу буквально на себе. Было маловероятно, что Грегори не будет им препятствовать.

Агафье не нравилось, что Саша находится наверху, в своей спальне. Девушка сама захотела лечь именно там, сама выбрала эту комнату после того, как Джулия смазала и перевязала ее ушибы и ссадины, но комната находилась слишком близко к входу на чердак, и это заставляло Агафью нервничать. Если им очень повезет, то Грегори не спустится, пока они не уберутся из дома или пока не поймут, как можно позвать на помощь.

А если им не повезет…

Агафья не хотела даже думать об этом.

Пока Джулия прикладывала ко лбу дочери холодный компресс, старушке пришла в голову одна мысль. Вместе с Адамом они отправились в гараж, нашли там стремянку и принесли ее в дом. Люк на чердак открывался только в одну сторону – вниз. Они уперли верх стремянки в люк, уперев другой ее конец в угол между стеной и полом так, чтобы заблокировать люк и не позволить Грегори спуститься. Адам понимал, для чего это все делается, но не сказал ни слова. Агафья не знала, о чем он думал в тот момент, когда они запирали его отца на чердаке. Ведь для подростка подобные действия были из ряда вон выходящими.

Вдвоем они спустились вниз, туда, где Тео в одиночестве сидела в гостиной, читала и слушала радио. Адам подошел к сестре, а Агафья посмотрела на свою невестку. Неожиданно ей в голову пришла еще одна мысль.

– Бери Теодозию и Адама, – сказала она по-русски, – и отправляйтесь… я не знаю куда. Только подальше отсюда. А мы с Сашей присоединимся к вам, как только у нее появятся силы идти.

– Она моя дочь, и я не могу ее оставить, – покачала головой Джулия. – А потом, что, по вашему мнению, случится, когда Грегори узнает, что мы от него ускользнули? Неужели вы думаете, что он будет спокойно ждать несколько дней, пока у Саши появятся силы, а потом беспрепятственно позволит вам двоим уйти? Нет. Если ему понадобится, то он сделает вас инвалидами. Он сделает все, что будет в его силах, чтобы вы не могли покинуть этот дом… – Женщина задумалась. – Уж лучше вы берите Тео и Адама, – предложила она, – а я останусь здесь с Сашей. Идите в дом вашего друга Семена. Нарисуйте мне, где он находится.

– Я должна быть здесь, – покачала головой Агафья. – Только я могу бороться с этой нечистью.

– Тогда мы все остаемся. Одних я детей не отпущу. Кто знает, что происходит на улице… А здесь мы по крайней мере знаем, с чем столкнулись. – Джулия посмотрела на потолок, но Агафья знала, что думает она о чердаке.

И о Грегори.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

Агафья улыбнулась, пытаясь подбодрить невестку.

– Не волнуйся, я смогу с ним справиться, – пообещала она.

Но внутренне старушка не была в этом уверена.

Совсем не уверена.

Джулия убрала все ножи из кухни, оставив только один, для себя. Агафья помогала ей обыскивать шкафы и полки, чтобы убрать оттуда любые предметы, которые можно было использовать как оружие. Вдвоем они старались укрепить дом. Все, что они находили, Джулия выносила на улицу и разбрасывала в траве по обочине дороги.

– Так будет лучше, – сказала она.

После этого никто из них на улицу уже не выходил.

Это был странный день. В городе всего лишь отключилось электричество, но сложилось такое впечатление, что по нему прошел ураган, торнадо, и теперь город замер в ожидании следующего. Они чувствовали себя как в осаде.

Радио работало без перерыва, и в сумерки батарейки наконец сели. У них был какой-то запас, но Джулия хотела сберечь их для фонаря, и Агафья с нею согласилась. Без радио в доме стало тихо. Слишком тихо. Даже Грегори на чердаке затаился. Джулия нашла колоду карт и затеяла играть на кухне с Адамом и Тео, периодически вставая и проверяя Сашу.

Ничего этого не случилось бы, подумала Агафья, если б она вывела их отсюда вчера, прежде чем уйти к Семену, если б она взяла их с собой. Но ведь так можно продолжать до бесконечности: ничего бы не случилось, если б они вернулись в Калифорнию в прошлом месяце; если б кто-то из них вспомнил, что надо пригласить с собой Главного в Доме; если б они никогда не переехали в Макгуэйн; если б Грегори не выиграл в лотерею…

Агафья заснула после обеда, который они ели по очереди, на том же самом диване, а когда проснулась, в комнате была только Джулия. На столе догорала единственная свеча, и комнату заполняли тени неестественного вида.

– А где Адам и Теодозия? – шепотом спросила Агафья.

– У себя. Спят, – ответила Джулия.

– А почему они не спят здесь? – Сердце старушки наполнилось ужасом и раздражением. Как могла ее невестка так сглупить?

– Спальни запираются.

– И ты позволила Адаму подняться наверх?..

– Я сама почти все время провела там. С Сашей.

– Его надо было положить у меня в комнате.

Джулия заморгала и посмотрела на свекровь пустыми глазами. Было очевидно, что такая мысль не пришла ей в голову, и опять Агафья задумалась, насколько сильно дом может на них влиять, насколько их мыслительные процессы изменялись только потому, что они в нем находились.

В дальнем углу кухни мелькнула тень, которая не соответствовала колебаниям огонька свечи. Агафья схватила фонарь и быстро направила его в угол, но ничего там не обнаружила и вздохнула с облегчением.

Она выключила фонарь. Сердце у нее ныло, и она смутно припоминала, что видела какой-то сон, что ей приснился кошмар про banya.

Banya.

Что-то щелкнуло у нее в голове, и возникла связь, которая раньше не появлялась; и хотя она все еще не могла выразить этого словами, но Агафья вдруг поняла, что banya была не менее важна для всего происходящего, чем сам дом. И она подумала, а что, если именно banya является тем ходом, через который в город проникают, как там их назвал Адам, непрошеные гости? Может быть, это наступление можно остановить именно там?

Почему она не догадалась об этом раньше? Почему она была так слепа?

Агафья поднялась с дивана и взяла в руки Библию.

– Что вы собираетесь делать? – спросила Джулия.

Почти весь день они говорили только по-русски, так как не хотели, чтобы дети их понимали, и теперь, даже оставшись одни, тоже продолжали говорить по-русски.

Агафья взяла одну из свечей и поднесла ее фитиль к горящей свечке на столе.

– Я иду в banya.

Она сама испугалась того, что сказала. В ее устах это прозвучало слишком драматично и помпезно, но это действительно было драматично и действительно казалось ей очень важным. Кроме того, она чувствовала срочность и мощное желание проделать это немедленно, в эту самую секунду. Ей казалось, что у нее совсем не осталось времени и та возможность, которая перед ней открылась, сейчас закроется навсегда.

Кто-то уже давно пытается заговорить с ней…

Бог?

Она не понимала, почему раньше не обращала внимания на свои сны, почему она… нельзя сказать, что полностью их игнорировала, но не действовала в соответствии с ними, не обращала внимания на откровения, которые в них содержались.

Агафья поторопилась в прихожую, поставила свечу на столик, стоявший рядом с входной дверью, и положила рядом Библию. После этого натянула куртку. Джулия стояла рядом, не зная, что сказать и что делать, и Агафья повернулась к ней.

– Держи нож под рукой, – сказала она. – Я вернусь, как только смогу.

Джулия хотела что-то сказать, но только кивнула.

– Адама спусти вниз и уложи в моей комнате. Когда я вернусь, то попробуем снести Сашу.

Она взяла свечу и Библию, вознесла короткую защитную молитву, благословила Джулию и детей и заторопилась на улицу, не дожидаясь реакции невестки. Сейчас ее переполняло нетерпение – и оно уже стало переходить в панику. Агафья не могла бежать, потому что боялась, что погаснет свеча, но она старалась идти по задворкам участка, мимо тополей и прямо к banya как можно быстрее. Ей пришла в голову мысль, что вместо свечи надо было захватить электрический фонарь, но потом она решила, что Джулии и детям он нужнее.

Может быть, ей надо было взять кого-то с собой?

Нет. Джулия права. Они по крайней мере знают, что находится в доме. А здесь…

Кто знает, с чем ей придется столкнуться.

Почва под ногами становилась неровной, а свеча мало чем помогала – Агафье пришлось пойти медленнее, чтобы не споткнуться. Ей показалось, что где-то вдали она слышит вой ветра.

Непрошеные гости.

Раньше Агафья концентрировалась на слове «непрошеные», но теперь ее внимание привлекло слово «гости». Ведь именно гостями были эти существа. Не существа из этого города, а dookh bez zhizni, который появился бог знает откуда. Посетители.

Тогда почему они пришли? Что им надо? Теперь Агафья двигалась быстро, ведомая то ли Богом, то ли инстинктом – она не могла решить, чем именно. Тропинки старушка не видела, но шла точно по ней, и в тот момент, когда она прошла валуны, над высокими скалами на востоке появилась луна, которая залила всю сцену своим светом.

И тут она увидела Dedushka Domovedushka.

Маленькая фигурка со смехом выбежала из banya и побежала вверх по склону холма, забираясь на валуны и выделывая коленца в лунном свете. Видит ли он ее? Агафья так не думала, но от этого его танец становился еще более жутковатым.

Слева от нее что-то прошелестело, и Агафья так резко повернулась в ту сторону, что ее свеча погасла. Ее сердце отчаянно колотилось, и она уже готова была увидеть тени с зубами или демонов, покрытых змеиной кожей, но вместо этого увидела цепь людей, многие из которых несли фонари.

Молокане.

Одна из фигур вышла вперед и направилась в ее сторону. Это была Вера, и Агафья, увидев ее, почувствовала себя самым счастливым человеком на свете. По выражению лица женщины Агафья поняла, что та больше не считает ее нечистой, и от наступившего облегчения ей захотелось расплакаться. По-видимому, Семен все-таки добрался до них. Она осмотрела всех, стоявших перед ней, но его среди них не оказалось.

Почему они оказались рядом с banya, а не рядом с домом? Она же сказала Семену, что они обязательно должны идти к дому. Агафья еще раз взглянула на старую женщину и все поняла. Вере приснился еще один вещий сон, который перенаправил их сюда.

– Прости, – сказала Вера, подходя ближе и распахивая руки для объятий. Она крепко, по-медвежьи обняла Агафью. Та, не выпуская Библии из рук, отбросила потухшую свечу и тоже приобняла старую подругу одной рукой.

Им надо было многое сказать друг другу, но времени не было, и обе решили пока ограничиться извинениями Веры.

– Ты его видела? – спросила Агафья, кивнув в сторону холма.

Вера мрачно кивнула.

– Чей он?

– Никто не знает.

– Вы что, следили за ним?

– Мы не знали, что делать, – кивнула Вера, посмотрев на остальных.

Это был тонкий намек на то, что теперь лидером становилась Агафья, и теперь ей предстояло решать, что делать дальше. Старушку переполняла гордость. Она посмотрела на своих единоверцев, пытаясь найти среди них Николая, но священника нигде не было видно.

– А где Николай? – спросила она. – Где Семен?

– Николай с Петром поехали за пророком, как ты и велела. – Вера посмотрела ей прямо в глаза. – А Семен исчез.

Времени на то, чтобы раздумывать, на то, чтобы размышлять, что они сделали правильно, а что нет, не было. Агафья показала на banya:

– Я иду туда.

Только она успела произнести эти слова, как вдоль спины у нее пробежала дрожь, но другие направили фонари на купальню и тронулись вместе с нею. Старушка была благодарна им за их присутствие и их смелость. Хотя у нее и не было своего фонаря, но луна светила достаточно ярко, и Агафья остановилась, только когда подошла к распахнутой двери banya. Вера направила свой фонарь в темноту.

Внутри banya было полно тел. Трупов Главных в Доме.

Агафья непроизвольно сделала шаг назад и чуть не наступила на ногу Ани. Трупы просто лежали, испуская свечение, как духи, а лучи электрических фонарей превращали их в совсем бесплотные тела. Агафья видела, что они сложены друг на друга, как поленья, и внезапно поняла, что же все-таки произошло.

Dedushka Domovedushka следовал за ними от самой Калифорнии – и убил всех Главных в Доме в Макгуэйне.

Именно этим можно было объяснить всплеск активности сверхъестественных сил и почему им удалось распространиться по всему городу. Защиты от них больше не существовало. Нигде.

Потрясенная Агафья стояла, уставившись на эти эфемерные тела. Луч фонаря освещал заднюю стену помещения, и она увидела, что тень на ней изменилась. Ее голова выросла, а тело сжалось, и теперь она уже не выглядела тенью типичного молоканского мужчины. Она была настоящей тенью того, кто ее на самом деле отбрасывал.

Dedushka Domovedushka.

Медленно и осторожно Агафья вошла внутрь. Напряжение было просто невероятным. Она ощущала его почти физически. Энергия была много сильнее, чем ожидала Агафья, – по-видимому, что-то ее подпитывало. Она вспомнила, как на ее вопрос отец рассказал ей, что Главные в Доме ели мышей, крыс и бурундуков – таким образом они одновременно и питались, и очищали дом от грызунов.

Агафья не помнила, чтобы с момента их приезда в Макгуэйн ей на глаза попался хоть один грызун.

Она также не могла вспомнить, когда видела на участке хоть одну птицу.

Вера уже начала петь. Молитву о прощении и молитву об исцелении. Это не очень подходило к создавшейся ситуации, но, как и все остальные, Агафья подхватила и стала повторять слова вслед за Верой. При этом она прижимала к себе свою Библию и наконец почувствовала некоторое смягчение агрессии, висевшей в воздухе. Когда они закончили и она открыла глаза, тел нигде не было видно.

Почему ее не убили?

Почему не убили никого из членов ее семьи?

Эти вопросы не давали Агафье покоя. Якова убили. Других людей, которых она не знала и которые никак не были связаны с ее семьей, тоже убивали.

А она и члены ее семьи остались живы.

А может быть, Dedushka Domovedushka не мог причинить им вреда? Может быть, он проделывал все это для того, чтобы объяснить им, что они потеряли, не пригласив его с собой? Хотел показать им, как бы он их защищал, если б они его не бросили? Или, скорее, он хотел отомстить, но сделать это наиболее утонченным способом, чтобы насладиться этим и как можно дольше продлить их страдания? Сейчас против них поднялся почти весь город – это напомнило старушке ситуацию в России, из-за которой молоканам пришлось покинуть страну. Преследования. Публичные издевательства.

Агафья подумала о Рашнтауне.

В чем был смысл всего происходящего? Злой умысел и месть? Отец рассказывал ей – и она не переставала в это верить, – что у дьявола, как и у Бога, был свой всеобъемлющий генеральный план и что он был готов использовать все имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы поменять Добро на Зло, обратить в свою веру слабых, и посеять семена смерти и разрушения, где и когда это только возможно. Но было ли так на самом деле? Агафье казалось, что все это вовсе не часть какого-то космического плана, а просто действия, совершаемые на потребу мелким бесам.

Но разве Зло действительно так ничтожно?

Вполне возможно. От этой мысли у нее появилась какая-то надежда.

Молокане окружили небольшое сооружение. Их было семеро, и их усилий скорее всего не хватит, но они встали плечом к плечу, взявшись за руки, и, не сговариваясь, начали обряд Очищения. После всех своих предыдущих попыток они знали слова наизусть, и, пока они их распевали, Агафья думала над тем, что произойдет, если Главный в Доме вернется. Сдержит ли его сила их молитв?

Фонари были погашены, и не успели они дойти и до середины обряда, как темнота вокруг них задвигалась, стала обвиваться вокруг их ног и накрывать им головы. Но они не теряли концентрации, и движения теней внутри купального дома становились все хаотичнее.

После этого они пройдут в дом и освободят ее невестку и внуков. Скорее всего молокане приехали сюда на машинах, и даже Грегори не сможет противостоять такому количеству противников. Она и дети скроются в каком-нибудь из молоканских домов и уже там решат, что им делать дальше.

Силы, которые ей дал Святой Дух, повысили настроение Агафьи, и она даже готова была запрыгать, полностью отдавшись ему и доверившись всемогущему Богу, хотя и понимала, что здесь для этого не место и не время.

И в этот момент разразилась песчаная буря.

I

Подул ветер, и в стекла и стены дома громко забарабанил песок. Видимость стала хуже, чем при сильном тумане, и через крохотное чердачное окно Грегори мог видеть только темноту – ни луны, ни звезд, ни фонарей.

Пора.

Мужчина медленно встал на ноги. Здесь он просидел в ожидании много часов, держа в руках заряженный револьвер, и мускулы ног у него ныли. Какое-то время назад его отец прекратил с ним разговаривать, но еще раньше Грегори прекратил его слушать. Ему не нужны были советы отца, чтобы понять, что надо делать.

Он знал.

Да, он знал это совершенно точно.