Светорада Золотая Вилар Симона

Какое-то время она непонимающе глядела на мать, пока стала различать ее голос, ее слова о том, что мудрая и предупредительная жена всегда может поладить с мужем, добиться его уважения и почета в семье. Конечно, Игорь горяч, как необъезженный конь… но и на норовистого коня можно набросить уздечку, только надо знать, как это сделать. Терпением и лаской, неусыпной заботой должна будет добиваться Светорада внимания и любви князя Игоря.

Это, бесспорно, были мудрые и хорошие речи, добрые советы матери, поучающей свое дитя, как вести себя в браке со столь своевольным и непредсказуемым человеком, как Игорь. И все, что она говорила, было верно: скорая свадьба, новый дом, заботы по хозяйству, дети, сначала маленькие, а потом большие – все это стремительно проносилось в голове у Светорады, когда она слушала речи матери. Да, возможно, в браке она и научится быть счастливой… Только вот она еще не забыла, как Игорь хотел обесчестить ее вчера… как не считался с ней, как, поддавшись страсти, повалил на траву. И не подоспей Стема… Как бы восприняла мать горькое известие о том, что Игорь ни в дырявую куну[97] не ставит их договор, честь ее рода и ее самой?

– Если ты захочешь счастья – борись за него, – говорила между тем Гордоксева. – Жизнь – это битва, а не каждая битва удается с самого начала. В конце концов, побеждает тот, кто не сдается. Однако хочешь ли ты сама любви Игоря? Сама-то добиваешься его чувств? Ведь одно дело взять верх над строптивым князем, и совсем другое – преодолеть себя. Ты ведь избегаешь Игоря, на его упреки отвечаешь упреками, на его невнимание – невниманием. А захоти ты привлечь его… Не Стемку, о ком все твои помыслы, а именно Игоря, – никуда бы он от тебя не делся.

«О Стемке не забыла напомнить», – отметила княжна. И ей вдруг стал невыносим весь этот разговор. Она резко поднялась, взглянув на разложенные перед ней богатства почти с раздражением. И стала просить разрешения уйти. Даже не просить – настаивать. А потом так стремительно юркнула мать, что та только диву далась. Ну не дурочка ли ее дочь, если ее одни утехи волнуют?

Княгиня надежно закрыла все замки, уходя, опустила засовы. Взглянула на стража, который подтянулся при ее появлении, а едва стала отходить, расслабился, опершись на копье. Да и кто осмелится напасть на кладовые в самом Детинце? Потому Гордоксева и не стала пенять ему. Другое было на уме. Пошла туда, где на плацу шли воинские учения. И не то чтобы шли – так, двое полуголых кметей боролись на пыльной жаркой площадке, остальные же наблюдали, сидя в тени дружинной избы и попивая пиво в холодочке. Зато на стрельбище, где уже стояли с луками княжна и Стема, собралась толпа зрителей. Упражнения этих двоих всегда были забавны и любопытны. А сами они… Гордоксева невольно прижала лунницу к груди, задержала дыхание… Ах, до чего же ладно смотрелись они рядом – ее дочь и сын верного Кудияра. Светорада, в легкой белой рубахе, с длинной, струящейся по спине косой, яркой лентой в волосах, и Стема – плечистый, ладный, в простой легкой безрукавке, открывавшей его сильные руки. Сейчас он вновь принял стойку, широко расставив ноги и растягивая лук. Мгновение – и стрела впилась в самый центр мишени, только оперенный наконечник задрожал от натуги. Стрелы же Светорады, хоть и целилась она внимательно, пролетали мимо, ударяя в бревна дружинной постройки за мишенью, а то и вовсе не долетали, падая в пыль.

– Вот учу тебя, учу, – бурчал Стема, собирая под мишенями стрелы княжны и возвращаясь к ней легкой пружинистой походкой, хмуря темные брови. – И как воду решетом черпаю. У тебя руки… будто домовой оттоптал.

Светорада с преувеличенно горестным вздохом стала разглядывать свои ладони, отвела руку, пошевелив тонкими пальчиками.

– Оттоптал, говоришь? А мне кажется – всем бы так оттаптывали. Взгляните только, какие они нежные, маленькие и почти прозрачные, мои пальчики! Загляденье! Видать, добрый домовой попался, раз так услужил. Ну да где тебе понять, Стемушка. Разве что попробуешь, каковы они на ощупь.

И провела ладошкой по его щеке. Но парень резко отдернул голову.

– Если с духами знаешься – от меня подальше держись. Я под покровительством Перуна, а он всякую нечисть вмиг молнией поражает.

– Меня не поразит. Я под защитой самой Лады. Разве по мне не заметно? – И подбоченилась, взглянув игриво из-под ресниц. – Иль не хороша?

Стема усмехнулся, протягивая ей стрелы.

– Хвастунья ты.

– И ты хвастун. Своим умением стрелять из лука похваляешься, а вот обучить никого не можешь.

– Особенно того, по чьим рукам леший потоптался. Ладно уж, любимица Лады, давай в стойку. И учти: за всякий промах – щелчок по лбу.

– А может, поцелуй?

– Еще чего не хватало! Буду ходить тогда обслюнявленный.

– По-моему, лучше это, чем шишку щелчками набивать. Как тогда меня князь любить будет?

– Сама знаешь как. Пылко, забывая обо всем.

Они переглянулись, Светорада первая отвела глаза, стала укладывать стрелы в тул, одну подобрала для выстрела, но возилась особенно долго, словно была растерянна, даже уронила стрелу на землю. Стема тут же поднял, подал. И, как показалось наблюдавшей со стороны Гордоксеве, сказал что-то негромко княжне. Как же она на него глянула! Такой взгляд в ярмарочный день гривны[98] золоченой стоил!

Но тут послышались голоса и показался сам князь Игорь. Шел в сопровождении нескольких бояр, разгоряченный, злой. Темные волосы с седой прядью зачесаны назад, сам в плотно прошитом стегаче и широких на хазарский манер алых шелковых шароварах, шуршащих при каждом шаге, голени крест-накрест обвиты ремнями башмаков. Князь что-то говорил идущим с ним боярам, княгиня даже разобрала последние слова: «Али вам не к кому тут больше обратиться, раз меня в свои дрязги втягиваете?» Он кивнул в сторону крыльца, где как раз показался Асмунд. Теперь княжич все чаще вставал, но ходил еще мало и неуверенно. Сейчас он появился на крыльце, опираясь на плечо поддерживающей его Ольги, начал медленно спускаться по ступенькам.

«И эта тут как тут! – отметила про себя княгиня. – Вьется вокруг моего сына, как шершень возле ягненка. Наверное, мне давно следовало бы поговорить с сыном… или пусть и дальше надежду питает. Вон как расцветает он подле этой названой дочери Олега».

Асмунд то и дело поглядывал на Ольгу. А той как будто нехорошо сделалось, села на ступеньку подле княжича, расстегнула ворот светлой рубахи, словно душно ей стало. Всем душно, а Ольга еще и беременна. Но все равно лезет куда надо и куда не надо. Вот и сейчас пришла поглядеть на воинские забавы на плацу. А на самом деле – на князя своего ненаглядного… жениха чужого!

Княгиня пристроилась у перил на галерейке, за всем наблюдая, все примечая, ко всему приглядываясь. Отметила, как Игорь замер на миг, увидев Светораду со Стемой, нахмурился. Потом, будто почувствовав взгляд Ольги, оглянулся на крыльцо. Лицо его еще больше потемнело, а на бояр так рыкнул, что те попятились.

Гордоксева недовольно покачала головой. Ни князь Эгиль, ни она сама никогда не позволяли себе быть дерзкими с этими людьми, самыми могущественными и уважаемыми людьми города, да и всего племени кривичей, почитай. У этих бояр есть и войско для сбора дружины, и склады с оружием, и ладьи, часть которых они выделили Эгилю. Они многим владеют, и только от них зависит, поддержать или игнорировать правителей. Игорь же, самовлюбленный юнец – тут уж Гордоксева не смогла подавить раздражения, – отгоняет их, словно надоедливых мух. И это будущий правитель Руси, которого мудрый князь Олег видит своим преемником? Н-да, недаром Вещий не спешит отдать молодому сыну Рюрика Киевский стол!

В этот погожий жаркий день с появлением Игоря здесь, подле терема, сразу возникло некое осязаемое напряжение. Бояре молча попятились, Асмунд будто замер, Ольга опустила глаза, словно не желая знать ничего. Даже дерзкий Стема перестал подшучивать над Светорадой, был непривычно строг, как опытный наставник, требующий от ученицы воинского умения. И то ли действительно застращал княжну, то ли она, как и все, чувствовала скованность в присутствии Игоря, да только она тоже нахмурилась. Светорада наложила стрелу на тетиву, потянула широко лук, так что тот даже скрипнул. И неожиданно выстрелила метко, угодив в самый центр круга.

– Вот это да, пресветлые боги! – присвистнул Стемка. – Выходит, и ты можешь, когда хочешь… – Он помедлил и закончил: – Хочешь перед женихом покрасоваться!

И оглянулся через плечо, блеснув озорным взглядом в сторону хмурого князя. Мол, видишь, какова она!

Но Светорада будто и не обрадовалась его похвале. Сказала: всякому может прийти негаданная удача. И уже следующую стрелу пустила привычно мимо цели.

Игорь стоял посреди плаца, глядя в их сторону. Потом вдруг круто повернулся, оглядел пустой под палящим солнцем плац. И напустился на отдыхавших в тени дружинников:

– Что расселись? Зевать да мух отгонять только и привычны? Эх, смоляне… А ведь вас в любой миг могут кликнуть к Киеву. Вы же… Только прохлаждаться и умеете, как крапива под забором.

Воины стали подниматься, переглядываясь, выходили а солнцепек, доставали оружие. Игорь ставил их друг против друга наблюдал, как сражаются, и бранился.

– И это витязи смоленские? Нет, это сонные мухи! Резче наскакивайте, резче! Али солнышко вас разморило? В бою от таких проворных только ошметки кровавые полетят. Да щит-то не опускай! – накинулся он на одного из дружинников. Сам выхватил меч, наскочил так, что от щита воина щепки полетели, и воин вскрикнул, когда меч князя задел ему руку у щитового ремня и на запястье выступила кровь.

Игорь будто и не заметил. Вновь обошел сражавшихся попарно кметей.

– Эх, вас еще как отроков или детских на деревянных палках надо учить биться.

Воины отступали, тяжело дыша, вытирали потные лбы. Но тут вперед вышел Бермята.

– Меня испытай, княже!

Он один в такую жару был в добротном чешуйчатом облачении. Возможно, хотел внимание Игоря привлечь. Гордоксеве уже сказывали, что Бермята так и вьется вокруг молодого князя. На Бермяту это похоже – он все мечтал возвыситься до десятника, а то и свое копье[99] получить.

Князь принял вызов смоленского гридня. Встал в стойку, прикрывшись щитом и выставив меч, и, пока Бермята медленным пружинистым шагом начал заходить сбоку, Игорь налетел первым, рубанул по щиту, подставленному Бермятой.

Княгиня Гордоксева привыкла к подобным зрелищам. В детинце и дня не проходило, чтобы воины не сходились в учебных поединках, отрабатывали удары, метали копья в мишень, стрелы. Однако сейчас ей показалось, что Игорь вступил в настоящую схватку. Но бился он ловко и красиво. Наскочил, ударил, отступил, крутанулся, сшибся щитами – и меч его уже сверху вниз смотрит в лицо Бермяты. Все затаили дыхание, Бермята побледнел, скосив глаза на острие меча перед собой, и смог вздохнуть с облегчением, лишь когда Игорь отвел оружие. Игорь же, словно утратив интерес к поединку, уже отходил. Однако едва Бермята перевел дыхание, он вновь развернулся, прыгнул, оказавшись сбоку от противника, сильно ударил по его подставленному мечу сверху вниз, оттолкнул Бермяту неожиданным пинком ноги в щит, так что гридень потерял равновесие, и опять приставил меч к шее противника. Так повторилось несколько раз. Игорь наскакивал, нападая стремительно и жестко, но, не нанеся удара, замирал, а один раз вообще спиной повернулся к гридню, меч опустил. Но едва взбешенный от обиды и пренебрежения Бермята с ревом бросался следом, Игорь опять начинал бой, и меч в его руке двигался стремительно и ловко, сдерживая натиск Бермяты и умело находя незащищенные места гридня.

Гордоксева поднялась на галерею терема, откуда ей лучше был виден поединок. Краем глаза заметила стоявшего в стороне Кудияра. Он тоже наблюдал за поединком и только головой покачал, когда Игорь, наседая и вынуждая Бермяту отступать, загнал его в угол дружинной избы, а затем так сильно выбил из руки гридня меч, что оружие взвилось в воздух и, описав дугу, упало на сухой, присыпанный песком двор плаца. Сам же победитель привычно остановился, уперев острие меча в напрягшееся горло застывшего Бермяты. Казалось, нажми чуть – и брызнет кровь. Потом отвел меч, сплюнул на песок.

– Подними оружие, вой.

И отошел спокойно, будто и не он сейчас носился по двору на жарком солнцепеке, взбивая ногами пыль и песок.

У Бермяты даже слезы выступили от унижения, оттого что его, опоясанного смоленского витязя, пренебрежительно князь назвал воем.[100] Да и победил так, что это можно было назвать позором. А Игорь все не унимался.

– Еще, – крикнул он и махнул рукой, подзывая очередного дружинника. Вновь принял стойку.

Что ни говори, но воином молодой князь был превосходным. Двигался легко, каждое движение было отточенным, каждый стремительный выпад казался продуманным, умелым. Никто не удивился, когда Игорь и очередного противника легко победил. Но словно и без радости. Отошел, хмурый, нервный, играя мечом.

– И что за витязи мне достались, они и сражаться-то толком не могут. Эх, смоляне, разжирели вы тут от мирной жизни, а ведь каждый из вас должен уметь обращаться с мечом не хуже, чем с ложкой на пирах. Атак… Похоже, вы тут все больше на варягов из Гнездово полагались. А теперь, когда их повели к Киеву… Ну, ничего, я вас скоренько обучу уму-разуму да воинской смекалке. А ну, ты, ты и ты!

И он указал рукой с мечом на троих кметей, кивком велел встать напротив него. Сам же принял у оруженосца еще один меч, стал крутить обоими так быстро, будто две светящиеся дуги были у него в руках, – лезвий не разглядеть. Оказывается, князь Киевский мог одинаково хорошо сражаться обеими руками – не всякий владеет этим искусством. Что уж тут говорить, Игорь прежде всего – воин. Вот он надел поданный кем-то шлем-шишак, перехватил поудобнее рукояти мечей и пошел наступать, да так, что его меч будто ударял по трем щитам сразу, только грохот раздавался. А сам он вращался, отбивая и нанося удары, только его широкие хазарские штаны раздувались от резких движений.

Поглядеть на диковинный бой к плацу стягивалось все больше зрителей. Даже девки в тереме, бросив работу, высовывались в окна, кузнец Даг вышел из кузни, челядь, забыв о делах, собралась в сторонке, все вытягивали шеи, чтобы лучше видеть. Гордоксева заметила, что и Стема, оставив упражнения с луком, потащил Светораду в круг зрителей. Однако княжна шла словно бы нехотя, и ее обычно улыбчивое лицо выглядело удрученным, темные брови хмурились.

Игорь между тем уже полоснул по стегачу одного из кметей, распоров защитный слой ткани, крикнул, чтобы отходил, а его место занял новый боец, однако тот, только прибывший в дружину, успел сделать пару выпадов, а потом попытался подступить сзади, но князь лягнул его ногой, повалив в пыль.

– Не зевай, не на посиделках! В настоящем бою никто с тобой цацкаться не станет. Эх-ма! А ну, поддай еще!

Он вновь наступал на воинов. И жара ему не жара, и стегач не мешает, и кованый шлем не напекает голову. Он был словно живой огонь, в своих красных разлетающихся шароварах, с отблескивающими на солнце длинными мечами. Рубился, как в Киеве учат, – без малейшей задержки, уходя от ударов, парируя выпады, нанося удары один за другим.

Гордоксева засмотрелась, изумленная. Краем глаза заметила, что и Асмунд привстал, опираясь о резной столб-подпору крыльца. Ольга, та вообще оставила княжича и присоединилась к гомонящим зрителям. Даже степенный Кудияр смешался с толпой, и на его потемневшем от загара строгом лице сияла довольная улыбка. Однако настал момент, когда он вдруг перестал улыбаться. Игорь, отбивая выпад очередного кметя, так послал свой меч, что тот, скользнув по клинку нападавшего, пошел вверх и сильно задел по щеке кметя, так что светлая бородка воина окрасилась кровью.

А затем он и второго воина обезоружил, тоже пустил тому кровь, чиркнув по плечу так, что стегач воина заалел. Последний из кметей предпочел отступать, прикрываясь щитом, обороняясь и не смея нападать.

Игорь огляделся – и воины словно попятились под острым взглядом его ярких синих глаз. Игорь взмахнул мечом, приглашая:

– Кто еще? Я жду.

– Будет тебе, княже, корчить из себя берсерка![101] – прозвучал рядом спокойный голос Кудияра, и Гордоксева перевела дыхание. Может, хоть воевода угомонит этого оглашенного, а то он не на шутку разошелся… И впрямь берсерк.

Но Игорь только отмахнулся. Его бесила собственная бездеятельность, в то время когда другие где-то под его Киевом противостояли настоящему врагу. Потому и готов был хоть на ком-то сорвать досаду.

– Ну! – потребовал он, окидывая горящим взором хмуро стоявших вокруг него кметей. – Что стали, как бабы курганные? Кто не струсит?

И тут прозвучал голос Светорады:

– У нас что здесь, война? Или Игорю на солнцепеке померещилось, будто уже с уграми в схватку вступил?

Игорь круто повернулся в ее сторону. Поглядел исподлобья.

– Что ты понимаешь, княжна, в мужских делах?

– Кое-что довелось узнать недавно, – с заметным вызовом в голосе молвила княжна. – А вот ты, сын Рюрика, порой путаешь важное с неважным. Вот я и должна напомнить.

Гордоксева просто ахнула, до того дерзким ей показался голос дочери. Но самое странное, что Игорь, как будто уловив в ее словах сокрытый смысл, вдруг замер, даже дыхание задержал. И, встретившись со Светорадой взглядом, быстро отвернулся, словно обжегшись.

К нему сквозь толпу уже пробивалась Ольга с ковшом воды, что-то стала говорить, пока он пил. Игорь же все косился в сторону Светорады. Видел, как его невеста уводит Стемида, взяв под руку. И вдруг резко отбросил ковш.

– Стемид! Что ты как на привязи возле княжны? Или забыл, что перво-наперво ты мой дружинник? А ну выйди против меня!

Как будто ничего странного Игорь и не сказал, но интонация… И Стема, уже отходивший, остановился, тоже поглядел на князя. Серьезно так поглядел, потом повел плечом, усмехнулся.

– Великая честь выйти против самого Игоря! Раньше этой милостью сын Рюрика меня не удостаивал. Что ж теперь изменилось?

– А ты сам подумай. О, да ты побледнел никак? Солнышко напекло или съел чего-то? Ну, так ничего – поблюешь, и пройдет.

У Стемы напряглись скулы от уничижительного обращения с ним князя, будто с холопом разговаривал. А Игорь насмешливо глядел на него, поигрывая мечом. И хотя улыбался широко, оскал его белых зубов на потемневшем от пота и пыли лице выглядел недобрым, а глаза оставались холодными.

Стема молча передал кому-то лук со стрелами, принял от одного из кметей оружие.

– Я готов! – Он выступил вперед, хотя на самом даже стегача не было, – ясное дело, стрелять вышел, не на игрища ратные.

– Погоди, князь, – подалась вперед Светорада, даже заслонить своего рынду попыталась. – Оставь Стему в покое. Он при мне состоять должен, самим Олегом назначен. Поэтому я не отпускаю его, пусть меня охраняет!

– Ишь, пугливая какая, – хохотнул Игорь. – Да от кого же должен тебя защищать рында, если ты среди своих находишься?

– А ведь есть от кого, а, князь? – с нажимом молвила Светорада.

Голос ее вдруг окреп. Княгиня никогда еще не слышала таких интонаций в голосе своей ласковой и мягкой княжны Рады. О пресветлые боги, да что же между ними происходит в конце концов?

Но что-то действительно происходило. Ибо Игорь вдруг отвернулся.

– Ладно, кикимора вас щекочи! Раз бахвалу Стемке больше по душе прятаться за юбку моей невесты, я себе кого-нибудь другого выберу.

Он обвел окружающих быстрым взглядом. И взор его неожиданно остановился на Ольге, которая с насмешливой улыбкой следила за происходившим. Но, заметив суровый взгляд Игоря, перестала улыбаться, брови ее удивленно поползли к обвивавшему чело ремешку с бляхами.

А Игорь уже указывал ей мечом перед собой.

– Ну, душа-девица, становись.

Наблюдавшая со стороны Гордоксева даже ахнула. Игорь по ночам к Ольге ходит… Да и пояс ей свой дал, знает ведь, что его дитя носит. И беременную бабу на схватку вызывать! Княгиня невольно подалась вперед, решив вмешаться. Пусть и не мила ей Ольга, но допустить такое…

Однако княгиню уже опередил Стема. Быстро вырвался из рук удерживающей его княжны, встал между Ольгой и князем.

– Я готов! Не вызывай Ольгу, со мной померяйся силами! Чтобы не упрекал меня потом. И… чтобы сам позже не пожалел, – добавил уже тише.

Вокруг раздался приглушенный ропот. Люди недоуменно переглядывались, понимая, что происходит что-то им непонятное и недоброе. Но Стема уже встал в стойку, готовясь принять выпад князя, смотрел на него с легким прищуром. Игорь был доволен. Однако не успел он сделать и пару выпадов, как его руку удержал Кудияр.

– Погоди, князь! Знаешь ведь, что научения воины без доспехов не выходят. Со мной лучше сразись.

Игорь начинал все больше веселиться.

– Ишь, как все сразу разохотились! Даже сам Кудияр, мой учитель ратного дела, решил вдруг тряхнуть стариной. Нет, не стану я с тобой сражаться, Кудияр. Знаю, на что ты способен.

– А я знаю, на что способен мой Стемид, – сухо проговорил Кудияр. – О том, что он стрелок, которому нет равных, тебе известно. На мечах же и секирах я сам учил его сражаться, а в ближнем бою с копьем он никому не уступит. Так что зря упрекаешь его. Мне как отцу обидно это слышать. И пока Стема несет службу при Светораде – нужную службу, как решил Олег Вещий, – добавил он, глядя прямо в глаза Игорю, – я отвечу за его доброе имя, выступив против тебя!

Некоторое время Игорь с Кудияром мерили друг друга взглядами, потом Игорь отступил. Передал кому-то из отроков мечи и отошел в сторону, сев на завалинку под бревенчатой стеной дружинной избы. Не спеша расстегнул ремень шлема и, сняв его, вытер запястьем потный лоб, ноги в роскошных широких шароварах вытянул устало, всем своим видом показывая, что передохнет, не будет никого донимать. И зрители понемногу стали расходиться; челядь потянулась по своим делам, кмети разошлись, кто-то возился с оружием в сторонке, кто-то подошел к колодцу, стал вращать ворот, доставая ведро, и, попив, передавал следующему, а некоторые, выбрав место в тенечке под елями, принялись бороться в захват, чтобы суровый князь видел, что не бездельничают. Стема же с княжной опять пошли к мишеням, о чем-то переговариваясь. Княжна даже ножкой топнула, требуя чего-то. Не иначе как хотела учения продолжить.

Проследив со своего места, как Ольга увела Асмунда, княгиня смотрела туда, где, вся в потоках света, ее дочь опять натягивала лук, прикидываясь неумелой и неспособной.

– Княжна, смилуйся, – взмолился Стема, подавая девушке очередную стрелу. – Солнышко вон как печет, охота на речку сходить искупаться. Отпусти!

Светорада спокойно накладывала стрелу на тетиву.

– Ты охранять меня должен? Должен. Вот и не отпущу тебя.

– Ладно же, упрямица! Но учти, и я о том, что ты меня варяжской речи обучить должна, не забыл. За каждый выстрел – по слову. Как будет по-варяжски «меч»?

– Свэрд, – отозвалась княжна, закусив от усердия губу – тугая тетива никак не натягивалась. А когда, наконец, справилась, Стема дунул на нее, будто сбивая стрелу.

– А как по-варяжски «щит»? – спросил он.

Стрела Светорады полетела криво, как будто и вправду снесенная дыханием Стемы. Княжна даже сердито ткнула Стему кулачком в плечо.

– Из-за тебя все! Тоже мне Буривой[102] нашелся!

– Но щит-то как называется? – смеясь, допытывался Стема.

– Скьёльд.

– Ск… ск…льд, – пролепетал Стема. – Ну что за язык! Словно камни глотаешь.

– Это у тебя язык такой. Будто домовой подрезал, – отмахнулась Светорада.

– Зато руки никто не оттаптывал, как некоторым!

Они смеялись. Так было всегда, когда находились вместе, однако сейчас княгине Гордоксеве показалось, что ведут они себя непозволительно легкомысленно… непозволительно игриво. И это под суровым взглядом жениха княжны. Для этих двоих не то, что Игоря, целого света, казалось, не существует.

– Наверное, твой лук просто лучше, – решила, наконец, княжна, покосившись на короткий, с двойным изгибом лук Стемида. – И стреляешь ты из него как-то не по-нашему. Может, в луке все и дело?

– Лук-то у меня хорош, но не для ручек княжны. Ты мой лук хазарский и натянуть-то не сможешь.

И Стема взял свой короткий степной лук и быстро выпустил несколько стрел, держа лук перпендикулярно к груди. Все стрелы вонзились точно по кругу мишени. Княжна всплеснула руками.

А Стема, гордясь своим умением, произнес:

– Скьёльд – щит!

Однако своего лука княжне так и не дал. Объяснил: длинный русский лук хорош тем, что тетиву его можно оттянуть гораздо дальше, до самого уха, а вот тугой степной лук натягивается гораздо труднее, причем большим пальцем. И он показал Светораде на фаланге своего большого пальца простое железное кольцо, не позволявшее порезать руку тетивой.

– Ну вот, ты сам с колечком, а у меня пальчики должны болеть, – надула губы княжна.

– Да и ты с колечком, Светка. Да еще с каким – княжеским!

И он кивнул на обручальный перстень Светорады. При этом они украдкой поглядели на сидевшего у дружинной избы Игоря. Тот был мрачен. Хотя Светорада и Стема просто шутили, князь не мог не заметить, как игриво вела себя княжна со Стемой. С ним самим она никогда такой не была.

– Как будет по-варяжски «стрелы»? – спросил между тем Стемид.

Княжна подсказала. И Стема опять боролся с произношением: орвар, йорвэрр, варрро… ну никак не давалось ему это слово! У Светорады же стрела опять упала в пыль под мишенью.

– Эх, девушка! Шла бы ты лучше прясть, – огорчился Стема. – Чтобы дальше стрелу пустить, сила нужна. «Вейг» – сила, кажется, так? Видишь, у меня ладится, а у тебя…

Но тут Игорь что-то произнес громко со своего места по-скандинавски. Светорада, поняв, даже лук опустила, оглянулась почти с испугом. А Стема выглядел озадаченным. Поглядывал то на Игоря, то на княжну. Игорь осклабился.

– Плохо же ты обучаешь благородной варяжской речи своего рынду, невеста моя, раз он не понял того, что я сказал.

– И нечего ему всякие глупости понимать, – отозвалась княжна.

Почувствовав подвох, Стема закрутил головой, словно надеясь, что кто-то подскажет.

– Что – не дошло? – опять недобро улыбнулся Игорь.

Парень потер лоб.

– Кажется, ты сказал «хирдманн», что по-нашему означает воин, витязь. И еще различил я слово «храуст» – храбрый то есть.

Игорь опять повторил сказанное, медленно, по слогам. А затем перевел:

– Я сказал, что лук – оружие труса. Не храброго витязя – «храуст хирдманн», а наоборот – не храброго, то есть труса.

Стема продолжал глядеть на князя. Тот вытер потные ладони о красные штаны, улыбнулся.

– Я сказал, что лук – оружие труса, который бьет только издали и опасается выйти на ближний бой. Разве не так. И разве ты, Стемид, не прославился, сражаясь только на расстоянии, как степняк, а вот в ближнем бою редко когда себя показывал. На расстоянии и трус может справиться с противником.

Стема негромко присвистнул. Погладил свой лук, словно не столько за себя обиделся, сколько за свое оружие.

– Верно только то, князь, что я в твоей дружине стрелок, а не мечник и не копейщик. Сам же меня во время походов ставил среди стрелков. Потому я и не рвался туда, где ты разил врагов, как коршун голубей. Но ведь и мои стрелы не раз помогали воинам в бою. Припомни хотя бы ту сечу…

Тут Стема исподлобья взглянул на Игоря, который смотрел на него с кривоватой усмешкой.

– Припомни сечу у речки Сулы, князь. Не мои ли стрелы тогда помогали твоему отряду уйти от выскочивших из-за кургана хазар? И это тогда, когда твой конь уже перешел реку вброд, а мы, стрелки, сдерживали отступление – и твое, и твоих гридней. Никто из нас не струсил тогда, не отступил, многие там полегли от таких же «трусливых» хазар, острые жала стрел которых обратили в бегство даже столь славного витязя, как Игорь Киевский.

Стема продолжал говорить, а Игорь медленно поднимался, и лицо его стало серым, что было заметно даже под слоем пыли, на скулах заиграли желваки. Ох, как не любил Игорь, когда при нем вспоминали тот его бесславный поход, в котором под Сулой полегла почти половина его войска. А ведь именно в том бою Стема добыл свой знаменитый пояс, успев перед самым наскоком хазарской конницы снять его с пробитого стрелой хана, скатившегося с Коня по крутому склону. Да разве не Стема тогда заслужил похвалу, за то, что отстреливался скоро и умело, заставив хазар замешкаться, дав время уйти раненым всадникам, вторые уже почти висели в седлах. В том бою именно Стемид заслужил славу, а вовсе не Игорь, который, повелев отходить, первый умчался под защиту крепости Воинь.[103] Позже князь объяснял, что за подмогой поскакал, однако подмога не скоро подоспела… Люди говорили: именно лучникам они обязаны тем, что намного превосходящая рать копченых[104] была задержана до подхода отрядов из крепости.

Для Игоря упоминание о том случае было горше полыни. Люди знали об этом и помалкивали, чтобы не гневить его. А тут Стема сказал при всех. Да еще в Смоленске, куда и весть о той сече наверняка еще не дошла. Игорь услышал, как кто-то из смоленских кметей уже спрашивал, что за сеча была такая? А те, кто знал, отворачивались, всем своим видом показывая, что им и дела нет до сказанного.

Игорь даже задохнулся от гнева. Наблюдал, как Стема невозмутимо собирает стрелы под мишенями, как сдувает с оперения песок и бережно засовывает стрелы в подвешенный сбоку тул. Исподлобья глянул за замершего князя. А потом… Такой дерзости никто не ожидал, когда Стема неожиданно вернул Игорю его же фразу:

– Что побледнел-то? Солнце напекло али съел чего-нибудь? Ну, так ничего, поблюешь, и полегчает.

Игорь выдохнул воздух. Со стоном, с криком, с ревом вскочил, хватаясь за меч.

– Да я тебя!..

Дальнейшее произошло мгновенно. Никто не успел заметить, как в руках у Стрелка оказался лук, как стрела свистнула, срываясь с тетивы, и прошила широкие щегольские шаровары Игоря, так что князь оказался пришпиленным к бревенчатой стене за ним. Откинулся было назад, но тут вторая стрела, выпущенная Стемой, опять пробила шаровары как раз возле другого бедра Игоря, и он теперь был пригвожден к стене с двух сторон. Миг – и уже третья стрела, угодившая чуть ниже первой, прибила князя к бревну, затем третья и четвертая. И так еще несколько раз, пока Игорь уже не мог вырваться, разве что если бы выскочил из шароваров.

Стема, тяжело дыша, опустил лук, не сводя с князя глаз, Игорь же пока больше глядел на торчавшие с обоих боков оперения стрел, сглотнул нервно. Вокруг стало тихо. Молчали все: и растерянные кмети, и княжна, застыв с широко открытыми глазами, и воевода Кудияр, сидевший подле Игоря. Тишина длилась несколько минут, потом Игорь, оглядев себя потрясенно, медленно поднял на Стемида глаза. Тот стоял, выпрямившись, сжимая в руках лук и в упор глядя на Игоря, – сурово, гневно и упрямо. Даже голову гордо вскинул, словно бросая вызов.

И тут кто-то громко произнес:

– Ай да выстрелы! Ай да стрелок!

Сказано это было с восхищением, но тут же люди стали отворачиваться, кто пряча усмешку, кто хмурясь. Ибо за подобные шалости дерзкий Стемид мог поплатиться головой.

Игорь рванулся раз, другой. Однако стрелы надежно держали его, и он опять откинулся на стену. Сказал, задыхаясь:

– Запорю!

Кудияр тут же бросился к нему, начал что-то говорить. Игорь грубо оттолкнул его.

– Головы не сносить! На кол посажу… На палю!.. Эй, Бермята, Вавила, Митяй, схватите его!

За такой поступок Стемку и впрямь следовало наказать.

Об этом подумала и Гордоксева, наблюдавшая все с галереи.

Она была потрясена выходкой Стемида. Где-то в голове вертелось: ну что за неугомонный! Так и ищет смерти… так и напрашивается со своей дерзостью немыслимой…

Она видела, как названные Игорем воины сначала кинулись выполнять приказ, а затем остановились. Ведь они росли со Стемой и понимали, что ожидает парня, если его схватят. Вот и медлили, нерешительно переглядываясь. А Игорь рвался у стены, кричал:

– Поплатишься мне за это! Пожалеешь, что родился на свет!..

И уже другие воины стали приближаться к Стемиду, окружая. Но тот, не ожидая, когда будет исполнен наказ Игоря, рванул с места, как сокол с руки, кинулся прочь. Кто-то из гридней уже отрезал ему путь к воротам, но Стема, знавший в детинце каждый закоулок, и не стал бежать им наперерез. Быстро отскочил за дружинную избу, бросился в сторону складских строений. А там стояла медуша, где, как было ведомо Стеме, имелся подземный ход из детинца. Об этом знали только свои, но Стема и был своим.

Гордоксева видела несчастное, искаженное горем лицо Кудияра. Ну и наградил Род его сыночком! Этот вечно – из огня да в полымя. И когда Кудияр кинулся к княгине, схватил, забывшись, за руки, стал молить помочь, она только и могла сказать, что в таком деле и ее слово особого веса иметь не будет.

– Но ведь ты вымолила некогда ему прощение у Эгиля! – взывал Кудияр.

– Нашел о чем вспоминать, – сурово ответила Гордоксева. Но добавила тише: – Пусть схоронится пока. У него на это ума хватит. А там поглядим.

Обернулась – и княжна рядом. Лицо бледное, взволнованное. И это рассердило Гордоксеву. Есть о ком горевать! Этот Стемка когда-то ее саму чуть чести не лишил, а теперь честь ее жениха попирает. Скоморох! А ведь скоморохов за их дерзость не раз на кол сажали. Вот Стема и нарвался на Недолю свою.

Княгиня ушла. Она уже поняла, что Стеме удалось скрыться, и в душе была этому рада. Да и то, что Стема подальше от ее дочки окажется, хорошо. А то, как видишь их вдвоем… Недаром Игорь так вспылил и захотел Стему опорочить перед княжной. Да сам же на свое жало и напоролся. Недаром говорят: не рой другому яму.

А вот Светорада не знала, что и делать. Она видела, как взволнован Кудияр, как по-настоящему разгневан Игорь. Кто-то из детских подал ему нож, Игорь разрезал ткань шароваров – иначе не освободился бы от стрел. Княжне посмеяться бы, глядя на то, как ее жених шел через двор в лохмотьях, оставшихся от шикарных широких штанов, но сейчас ей было не до смеха, – Светорада видела, как по его приказу побежали искать Стему воины и слуги. Игорь при этом гневно кричал:

– Из-под земли достать! Хоть из-за кромки Нави![105] Серебряную гривну тому, кто его голову принесет. И золотую, кто живым доставит.

В какой-то момент их взгляды с Игорем встретились. Светорада понимала: даже страх перед тем, что она расскажет о его недостойном поведении во время Ярилина праздника, не остановит сейчас Игоря. Это было ясно и по тому, как он поглядел на нее, – гневно, осуждающе, сердито… Ах, Светораде было не привыкать к подобным взглядам любезного жениха, но одно она поняла: если вмешается – и Стеме помочь не сумеет, и сговор, так выгодный Смоленску и ее родне, может нарушить. А этого Смоленская княжна Светорада не могла себе позволить.

«Вот так я и буду птицей перепуганной, а не княгиней при нем. Матушка учила, что только лаской и разумением можно привязать к себе Игоря. А меня едва ли не трясет в его присутствии. И почему у меня нет княжеской смекалки да изворотливости, отчего я хоть на векшу[106] не так хитра, как мой брат Асмунд, который всегда знает, что делать!..»

И тут княжна замерла. Асмунд! Она поглядела в сторону крыльца, где еще недавно сидел ее брат, но его уже не было, и княжна со всех ног бросилась в терем.

Стремглав влетела в горницу Асмунда, кинулась к уже сидевшему на привычном месте княжичу, упала у его ног, обхватив за колени.

– Помоги, брат! Ты ведь умный, ты все можешь! Говорят, что и на капищах не найти такого мудреца, как Асмунд…

И неожиданно умолкла, почувствовав рядом чье-то присутствие. Обернулась. Так и есть – она, Ольга. Сидит на лавке у стены, яблоко моченое ест. На взволнованную княжну посмотрела невозмутимо, откусила кусочек, облизнула яркие губы.

– Пусть она уйдет! – резко сказала брату Светорада.

– Да что случилось, Рада? – ласково гладя сестру по волосам, спросил Асмунд.

– А ты будто не ведаешь! Оконце твое ведь выходит на двор, все, небось, видел.

– Нет, я не смотрел, – невозмутимо заметил Асмунд. И уже спокойнее: – Ну, говори: что за беда такая стряслась, когда я ушел?

Светорада бурно дышала. При Ольге говорить было стыдно. Но как подумала, что Стему поймают… Что разлютившийся Игорь его казнит страшно… Поэтому и стала торопливо рассказывать все. А когда закончила, то еле слезы смогла сдержать. Казнят же Стемку! Игорь тут всем заправляет, в своей гордыне он никого не послушает.

– Но ведь и Стема повел себя непозволительно, – строго заметил княжич. – Это все равно, что покушаться на жизнь Игоря. Промахнись Стемид хоть немного… Сама понимаешь.

– Стема не промахнулся бы, – негромко подала голос Ольга. Хрустнула яблоком и сказала: – Но оскорбил Стрелок Игоря сильно. Теперь княжич не успокоится. Пока здесь находится…

– И чего он застрял в Смоленске-то! – всплеснула руками Светорада. – Видеть его не могу! Не нужен он тут! – И к Ольге: – Да забирай ты его! Со всеми его землями и Киевом забирай!

Ольга перестала грызть яблоко. Глянула на Светораду изумленно, потом с насмешкой, а затем вдруг как будто что-то поняла. Но молчала.

А Светорада подумала: вот было бы славно, если бы Ольга с Игорем действительно укатили куда-нибудь! Дышать всем стало бы легче. Ну а Стема… Стрелок тут свой, его в отсутствие Игоря вновь при ней рындой поставили бы.

Она обратилась к Асмунду: пусть ее разумный брат придумает, как услать Игоря. Да что же это такое, раз сами князья Смоленские сыну Рюрика не указ!

Выпалив все, Светорада почувствовала, что плачет. И так стыдно вдруг стало! А тут еще эта Ольга пялится на нее, не переставая грызть свое яблоко. И Асмунд при ней… Вот уж зацепила брата, поляница проклятая!

Когда княжна ушла, Асмунд и Ольга какое-то время молчали. Ольга, доев яблоко, бросила огрызок в кувшин на столе и, достав из сумы на поясе платочек, аккуратно вытерла пальцы и губы. Посмотрела в распахнутое окно. Н-да, разозлил Игоря Стема, хотя, что там говорить, Игорь в последние дни сам не свой ходит. На нее сердится неизвестно за что. Ведь как сладко любились недавно, а теперь едва глядит в ее сторону, а если глянет… Неприятно было вспоминать, как ее милый чуть с мечом не пошел на нее. Ольга решила, что Игорь попросту бесится от безделья: так боевой конь рвется и мечется в стойле, когда других выводят в поход. Игорь человек деятельный по натуре, а его держат тут, да еще в такое время, когда где-то происходят важные события. Игорю хотелось славы и подвигов, хотелось проявить себя, чтобы всем, а главное своему воспитателю Олегу, доказать, на что он способен. Для него это первейшая задача – показать Вещему, что он уже в состоянии действовать самостоятельно.

От размышлений Ольгу отвлек Асмунд:

– Что, Некрас сегодня рассказывал, будто к уграм может помощь подоспеть из степи?

Ольга поглядела на него с недоумением. Лицо Асмунда, нежное, как у девушки, сейчас казалось жестким от напряженного раздумья.

– Да ты никак решился сестрице подсобить? – усмехнулась Ольга. Но тут же перестала улыбаться, уловив, что задумал Асмунд.

Быстро поднявшись, она подошла к небольшому столу, где лежали несколько нарисованных на телячьей коже карт. Одну из них развернула, сначала сама поглядела, а потом подтащила к столу кресло княжича.

– Ты бы не напрягалась, – нежно взглянул на нее Асмунд, но Ольга только отмахнулась.

– С меня – как с листа роса. Да и беременность – не хворь.

Потом они долго глядели на карты, рассматривали обозначенные на ней синим линии рек, желтым – степи, белым – дороги и броды через притоки Днепра. И хмурились. Как ни суди, у Игоря сил и времени маловато, чтобы выступить против подходящей с севера орды, да и Олег за это не похвалит. А Игорь, хоть и горяч, и рвется в поход, однако не глуп. Поймет всю безнадежность того, что они предлагают.

– А что ты скажешь насчет нынешней жары? – поднял на Ольгу умные голубые глаза Асмунд. Она глядела с недоумением: при чем тут жара? Но княжич пояснил: – Степь в такую сушь высохла вся, быстро загорится.

И опять Ольга удивилась его разумности. Надо же, и в степи никогда не бывал, а зрит, как говорят, в корень. Вот и подсказал: если Игорь отбудет с достаточно сильным отрядом, то сумеет по обходному большаку, в объезд Полянского края, скоро проехать в степи, разыскать главные дороги, где есть и колодцы, и места стоянок, а там, пусть поможет ему Стрибог,[107] дождаться подходящего ветра и поджечь высохшее без дождя степное разнотравье.

Ольга задумчиво покусывала кончик косы.

– А ведь то, что ты подсказал, Асмунд, душа моя, может и получиться. Я знаю, что пожар движется по степи со скоростью скачущей галопом лошади. И если Игорь подпалит степь вот здесь, здесь и здесь, – показала она пальцем места на карте, – то огонь заставит угров повернуть вспять или задержит их весьма и весьма надолго. Вот тогда-то те угры, что под Киевом, не дождавшись своих, вполне могут пойти на сговор с Олегом и начать передвижение в другие земли. Вот было бы славно, если бы такое дело сладилось! Это даже Олег смог бы оценить. И Игоря не пожурил бы за непослушание, наоборот – стал бы славить. Игорю же похвала Вещего, как небо для птицы, как мед медведю, как ласки девице. Я знаю это.

А княжна Светорада тем временем места себе не находила. Отправляла то одну, то другую теремную девку узнать, как обстоит дело с поимкой Стемы. А потом ей принесли весть, что Игорь больше не лютует, не рассылает ловцов, а о чем-то толкует с княжичем Асмундом. В Светораду это вселило надежду. И когда она спустилась к вечерней трапезе и села подле жениха, ей показалось, что Игорь непривычно тих. На нее даже не глядел и о Стемке не вспоминал. В конце же трапезы он встал, поднял руку и попросил слова у бояр и дружинников.

Светорада и не полагала, что Игорь может быть столь убедительным и красноречивым. Она слушала, что он говорил, и сердце колотилось в ее груди. Ибо то, что предложил Игорь… Светорада замечала, как все внимают ему, возникший при первом сообщении о внезапном выступлении ропот стих, жующие челюсти задвигались медленнее, руки с ложками и кусками мяса опустились. Теперь все присутствующие смотрели на Игоря, боясь пропустить хоть слово. Идти в степь, чтобы остановить орду! Даже без риска, а только ловкостью, по плану, задуманному разумным сыном Рюрика! Игорь преподнес все как свою идею, речь его лилась плавно, он уже продумал все детали, и хотя дело непростое, однако – помоги Перун! – у них должно все получиться!

– Я понимаю, что предлагаю вам необычный поход, смоляне. Но если у нас все выйдет, мы совершим великое, и бояны еще долго будут славить нас в былинах и сказаниях. Если же мы будем только выжидать… Клянусь небесным светилом, мужчины вы или нет, чтобы отмахнуться от славного дела и жаться к подолам своих женщин? Я готов пообещать вам как награду, так и славный поход. Да и на степь поглядите. Наслышаны уже, небось, о том, как воины добывают себе богатство и славу в лихом степном дозоре, охраняя Русь?

– Веди нас, князь! – подскочил со своего места один молодой боярин, которого распалили речи Игоря. А там и Бермята поднялся, тоже готовый хоть сейчас сесть на коня. Кто-то из других знатных людей уже подавал голос, кто-то обещал часть своей дружины для выступления, а кто-то говорил, что даст коней, оружия. Игорь глядел на них с восхищением. Вот это смоляне, вот это мужи!

Они собирались в поход так поспешно, что и требы Перуну не успели принести. Да какое там! Все уже прониклись мыслью, что чем скорее они доберутся до степи, тем вернее у них выйдет задуманное. Угры кочуют медленно, обремененные возами с семьями и стадами, которых надо гнать вместе с обозом. И вот будет неожиданность, когда они выйдут к сожженной степи, где нет ни травы для скота, ни колодцев, ни троп, указывающих направление. Главное теперь – успеть выполнить блестящий план Игоря.

В том, что этот хитрый план задуман воспитанником Вещего, никто не сомневался. Асмунд же помалкивал. Ольга ведает, что это его идея, – и ладно. Но иное опечалило княжича: Ольга вознамерилась и сама ехать с Игорем. Куда ей в ее положении, думал Асмунд, даже завел речь об этом, но дева-воин только отмахнулась.

Она пришла к нему проститься уже в дорожной одежде, опоясанная мечом.

– Игорь сам настоял, чтобы я подле него держалась, – весело сказала она, не обращая внимания на грустный вид Смоленского княжича. – Сказал, чтобы я и думать не смела остаться в Смоленске до празднования Купалы, что он хочет видеть меня рядом с собой.