Танец на кладбище Чайлд Линкольн
Д’Агоста старался говорить невозмутимо, словно вчерашнего разговора не было.
— Похоже, вы зря облаяли Клайна, а, лейтенант?
Голос комиссара звучал холодно и неприветливо.
— Я не исключаю любой вариант.
Комиссар неодобрительно хмыкнул.
— Так что же все-таки? Вилль или Клайн?
— Как я уже сказал, мы работаем в обоих направлениях.
— Эта статья наделала много шума. Даже мэр выразил свое беспокойство. Мне только что звонили из «Ньюс» и «Пост». Почему вы скрываетесь от журналистов? Вы должны вести себя более открыто, отвечать на вопросы, успокаивать людей.
— Я планирую провести пресс-конференцию.
— Да уж, пожалуйста. Сегодня, часа в два. Сосредоточьтесь на Вилле и оставьте Клайна в покое.
В трубке послышались частые гудки.
Д’Агоста пошел обратно в кафетерий.
— Четыре порции эспрессо, — потребовал он. — В один стакан.
30
Д’Агоста всегда ненавидел пресс-конференции. Даже в лучшие времена. А сейчас времена отнюдь не лучшие. Ему просто нечего сказать. В деле слишком много загадочного. Конференц-зал был полон — журналисты, операторы и официальные лица оживленно переговаривались, стараясь перекричать друг друга. Не успел д’Агоста войти, как к нему тут же подскочил Рокер.
— Вы готовы выступить, лейтенант?
— Да, сэр.
Рокер был в своем обычном темном костюме с маленьким полицейским значком на лацкане пиджака. Вид у него был изможденный.
— Не забудьте, что я сказал: ни слова о Клайне.
Д’Агоста судорожно сглотнул. Какой там кофе, сейчас бы впору хватить двойного бурбона.[14] Он и не собирался говорить о Клайне — еще не хватало, чтобы его привлекли за клевету.
Когда они с Рокером стали подниматься на сцену, шум усилился и в зале замигали вспышки. Подойдя к кафедре, комиссар поднял руки, чтобы успокоить публику. Потребовалось не меньше минуты, чтобы в зале установилась тишина.
— Детектив д’Агоста, который ведет расследование убийства Смитбека, скажет несколько слов о текущем состоянии дел. А затем вы сможете задавать вопросы. Но прежде я бы хотел попросить вас проявить максимальную осмотрительность при освещении этого дела. Это громкое преступление взволновало весь наш город. Не стоит усугублять беспокойство. А теперь прошу вас, лейтенант.
— Благодарю.
Д’Агоста с трепетом подошел к микрофону. Посмотрев на море лиц, он еще раз мучительно сглотнул.
— Как вы все знаете, неделю назад в Уэстсайде был убит Уильям Смитбек. Правоохранительные органы ведут интенсивное расследование в нескольких направлениях. Уже обнаружены нити, которые в скором времени выведут нас на преступника. Всех, кто имеет любую информацию, которая может помочь следствию, мы просим незамедлительно обращаться в департамент полиции. А теперь я готов ответить на ваши вопросы.
Зал снова зашумел. Д’Агоста поднял руки, призывая публику к порядку.
— Тише, пожалуйста, — сказал он в микрофон. — Соблюдайте спокойствие.
Отступив назад, он терпеливо ждал, пока в зале установится порядок.
— Благодарю вас. Вот вы, в первом ряду, — кивнул он женщине в желтой блузке.
— Что вы можете сказать об этом Вилле? Там действительно приносят в жертву животных?
— В полицию поступило несколько жалоб в связи с криками животных, доносящимися из этого места. Сейчас оно находится под нашим пристальным вниманием. Могу добавить, что мы не обнаружили никаких прямых связей между убийством Смитбека и Виллем.
— Касаясь убийства Смитбека, — продолжала женщина. — Что говорят результаты вскрытия? Какова была причина смерти?
— Причиной смерти была колотая рана в сердце.
Д’Агоста окинул взглядом толпу: повсюду тянущиеся руки, вспышки фотоаппаратов, кинокамеры и диктофоны. Было трудно смириться, что в этом море лиц больше никогда не появится вихрастая голова кричащего и жестикулирующего Смитбека.
— Вы, пожалуйста, — сказал он, указывая на мужчину в ярком галстуке-бабочке, сидящего в третьем ряду.
— Была ли точно установлена личность убийцы? Это действительно сосед Смитбека Феринг?
— Феринг не был его соседом. Он жил в том же доме. Экспертиза еще не закончена, но сейчас уже можно сказать, что все улики указывают на то, что Феринг представляет первоочередной интерес для следствия. Он пока не задержан и в настоящее время скрывается от правосудия.
Если покойника можно считать скрывающимся от правосудия.
— Имеет ли Феринг какое-то отношение к Виллю?
— Мы не установили каких-либо связей между Ферингом и Виллем.
Все оказалось не так страшно, как он ожидал. Журналисты держались в рамках и ничего лишнего себе не позволяли. Д’Агоста кивнул в сторону еще одной поднятой руки.
— Что вы можете сказать об обыске в офисе Клайна? Он тоже подозреваемый?
— В настоящее время нет, — отрезал д’Агоста, избегая смотреть на Рокера.
Господи, ну почему журналисты всегда все знают?
— Тогда почему был произведен обыск?
— Извините, но это тайна следствия.
Он хотел предоставить слово следующему журналисту, но тут раздался громкий голос, перекрывший все остальные. Нахмурившись, д’Агоста повернулся в ту сторону. В первом ряду поднялся высокий человек, по виду типичный мажор: короткие светлые волосы, репсовый галстук и выдающийся подбородок, на котором можно припарковать грузовик.
— Я бы хотел знать, как далеко в действительности продвинулось следствие? — спросил он хорошо поставленным голосом.
Вопрос был задан столь агрессивно, что д’Агоста не сразу нашелся что ответить.
— Простите? — переспросил он.
— Я Брюс Гарриман из «Таймс». Член журналистского корпуса Нью-Йорка и мой близкий друг Билл Смитбек был зверски убит неделю назад. Я поставлю вопрос несколько иначе. Почему все это время следствие топчется на месте?
По толпе пробежал ропот. Несколько голов кивнуло в знак согласия.
— Следствие идет успешно. Но я не имею права вдаваться в детали.
Д’Агоста понимал, как беспомощно это звучит, но ничего другого предложить не мог.
Гарриман не обратил ни малейшего внимания на его слова.
— Журналист поплатился за то, что исполнял свой долг, — напыщенно произнес он. — Это вызов всем нам, нашей профессии.
Шум в зале усилился.
Д’Агоста повернулся к другому журналисту, но Гарриман не унимался.
— Что происходит в Вилле? — загремел он.
— Как я уже сказал, нет никаких свидетельств, указывающих на то, что Вилль…
— Почему им разрешают открыто мучить и убивать животных — а может быть, и не только животных? — перебил его Гарриман. — Лейтенант, вы должны знать, что многие жители Нью-Йорка задают один и тот же вопрос: почему бездействует полиция?
При этих словах зал как будто взорвался. Люди вскакивали с мест, громко выражая свое возмущение. Гарриман с довольным видом опустился на стул. На его аристократическом лице играла торжествующая улыбка.
31
Въехав в большие белые ворота, «роллс-ройс» покатил по вымощенной камнями дорожке, вившейся среди старых дубов. Она привела его к величественному особняку, окруженному служебными постройками на старых каменных фундаментах. Там находились каретный сарай, садовая беседка, оранжерея и огромный красный амбар, крытый дранкой. За ними виднелся аккуратно подстриженный газон, спускавшийся к проливу Лонг-Айленд, блестевшему в утреннем свете.
— Господи, вот это масштабы, — присвистнул д’Агоста.
— Воистину. Отсюда еще не видно домика для прислуги, вертолетной площадки и форелевого хозяйства.
— Напомните, зачем мы сюда приехали.
— Мистер Эстебан громче всех жаловался на то, что происходит в Вилле. Мне бы хотелось побеседовать с ним лично.
Пендергаст попросил Проктора припарковать машину на площадке перед амбаром. Двери этого строения были широко раскрыты, и, выйдя из «роллс-ройса», агент тут же исчез в его недрах.
— Эй, дом находится в той стороне… — неуверенно проговорил д’Агоста.
Он с тревогой посмотрел вокруг. Опять Пендергаст выкидывает какие-то номера.
Невдалеке кто-то рубил дрова. Потом стук прекратился, и из-за дровяного сарая показался человек с топором в руке. В этот же момент из темноты амбара возник Пендергаст.
Не выпуская топора, человек направился в их сторону.
— Ну вылитый Поль Баньян, — шепнул д’Агоста подошедшему агенту.
Высокий рост, небольшая бородка с проседью, длинные волосы, падающие на воротник, и небольшая лысина на макушке действительно придавали мужчине сходство с известным героем канадского фольклора. Несмотря на испанскую фамилию, он выглядел как типичный англосакс, худощавый и подтянутый, и мог служить ходячей рекламой «Лендсенда»[15] — тщательно отглаженный комбинезон, клетчатая рубашка, рабочие рукавицы. Смахнув с рубахи стружки, он закинул топор на плечо и стащил рукавицу, чтобы пожать гостям руки.
— Чем могу быть полезен? — без всякого акцента спросил он.
Пендергаст вынул жетон.
— Спецагент Пендергаст, Федеральное бюро расследования. Лейтенант Винсент д’Агоста, отдел расследования убийств нью-йоркского департамента полиции.
Сощурив глаза и поджав губы, мужчина стал рассматривать жетон. Потом бросил взгляд на «роллс-ройс».
— Неплохая у вас патрульная машина.
— Бюджет все время урезают, — ответил Пендергаст. — Обходимся чем можем.
— Понимаю.
— Вы Александр Эстебан? — спросил д’Агоста.
— Совершенно верно.
— Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, если вы не возражаете.
— А ордер у вас есть?
— Нам нужна помощь в расследовании убийства Уильяма Смитбека, репортера «Таймс», — вмешался Пендергаст. — Мы очень рассчитываем на ваше понимание.
Кивнув, Эстебан погладил бородку.
— Я знал Смитбека. Буду рад вам помочь.
— Вы ведь кинорежиссер?
— В прошлом. Теперь я посвящаю все свое время благотворительности.
— Я читал статью о вас в «Мадемуазель». Там вас называют современным Де Милем.[16]
— История — моя страсть, — объявил Эстебан, скромно улыбнувшись.
Но скромность эта выглядела несколько показной.
Д’Агоста вдруг вспомнил: это тот самый парень, который снимал аляповатые исторические эпопеи. Они с Лаурой как-то ходили на его фильм «Побег из Синг-Синга», в котором рассказывалась история о том, как в начале шестидесятых из тюрьмы сбежало три десятка заключенных. Картина им не понравилась. Д’Агоста смутно помнил еще один его фильм: «Последние дни Марии-Антуанетты».
— Но нас больше интересует организация, которую вы возглавляете. «Люди на защите животных», так ведь, кажется?
Эстебан кивнул:
— Да, сокращенно ЛЗЖ. Хотя я там больше в качестве рупора. Известное имя, сами понимаете. Всеми делами заправляет Рич Плок.
— Понимаю. Вы ведь встречались с мистером Смитбеком в связи с его намерением написать серию статей о поселке Вилль-де-Жирондель, или Вилль, как его сейчас называют.
— Наша организация была весьма обеспокоена слухами о жертвоприношениях. Это тянулось довольно долго, но никто ничего не делал. Я обращался во все газеты, включая «Таймс», но откликнулся только мистер Смитбек.
— Когда это было?
— Сейчас… кажется, за неделю до того, как он опубликовал свою первую статью.
Понимающе кивнув, Пендергаст, похоже, потерял всякий интерес к продолжению беседы.
В дело вступил д’Агоста:
— Расскажите, как это было.
— Смитбек позвонил мне, и мы встретились с ним в городе. Наша организация собрала кое-какой материал о Вилле — жалобы жителей, свидетельства о том, что в общину завозятся животные, счета и все такое прочее. Я дал ему копии этих документов.
— А какие-то доказательства были?
— Полно! Жители Инвуда годами слышали крики истязаемых животных. Городские власти и пальцем не пошевелили. Они, видите ли, соблюдают политкорректность и не препятствуют отправлению религиозных культов. Поймите меня правильно, я двумя руками за свободу совести, но не в тех случаях, когда мучают и убивают животных.
— Как вы думаете, Смитбек нажил себе врагов после этой статьи?
— Уверен, что да, как, впрочем, и я. В Вилле живут настоящие фанатики.
— А у вас есть какие-то конкретные факты? Кто-то что-то сказал, угрозы по телефону или по электронной почте. Было что-нибудь подобное?
— Мне прислали по почте какой-то амулет. Но я его сразу же выбросил. Не знаю, из Вилля он или нет, но на посылке стоял штамп Северного Манхэттена. Эти люди живут очень замкнуто. Весьма странная публика. Похоже на какую-то секту. Они поселились там еще в незапамятные времена.
Д’Агоста потоптался на брусчатке, думая, о чем бы еще спросить. Эстебан не сообщил им ничего нового.
Неожиданно в разговор вступил Пендергаст:
— Замечательное у вас поместье, мистер Эстебан. А лошадей вы держите?
— Исключено. Я не одобряю порабощение животных.
— А собак?
— Животные должны жить на воле, а не находиться в услужении у человека.
— Мистер Эстебан, вы, я полагаю, вегетарианец?
— Естественно.
— Вы женаты? Дети у вас есть?
— Я разведен, детей у меня нет. Послушайте…
— А почему вы стали вегетарианцем?
— Аморально убивать животных ради удовлетворения своих аппетитов. Не говоря уже о том вреде, который наносится нашей планете, неоправданных энергетических затратах и неэтичности употребления в пищу мяса, когда миллионы людей голодают. Взять хотя бы вашу отвратительную машину. Не хочу вас обидеть, но ездить на таком чудовище просто непозволительно.
Эстебан неодобрительно поджал губы, и д’Агоста невольно вспомнил монахиню, которая била его линейкой по рукам за разговоры на уроках. Интересно, как среагирует на этот выпад Пендергаст?
— В Нью-Йорке живет много людей, которые исповедуют религии, не исключающие жертвоприношений, — невозмутимо продолжал спецагент. — Почему вы выбрали именно Вилль?
— Это самый вопиющий случай. Надо же с чего-то начинать.
— Сколько членов в вашей организации?
Эстебан, казалось, растерялся.
— Точную цифру вам может назвать Рич. Думаю, несколько сотен.
— Вы читали статью в «Уэстсайдере»?
— Да.
— И что вы думаете по этому поводу?
— Журналистка явно напала на след. Эти люди просто сумасшедшие. Вуду, обеа… Насколько я понимаю, они находятся здесь нелегально. Скорее всего самовольно захватили эти дома. Городские власти обязаны их выселить.
— И куда же они денутся?
— Да хоть к черту в пекло, — засмеялся Эстебан.
— Значит, вы считаете, что животных мучить нельзя, а людей в аду можно?
Смех застрял у Эстебана в горле. Он внимательно посмотрел на агента.
— Это всего лишь литературный оборот, мистер…
— Пендергаст.
— Мистер Пендергаст, у вас все?
— Боюсь, что нет.
Д’Агоста с удивлением услышал стальную нотку в голосе Пендергаста.
— Мистер Эстебан, вы верите в вуду?
— Вас интересует, верю ли я, что вуду существует, или что это колдовство действует?
— И то и другое.
— Я верю, что эти фанатики в Вилле практикуют вуду. Верю ли я, что они воскрешают мертвецов? Кто знает? Мне это безразлично. Я просто хочу, чтобы они убрались оттуда.
— Кто финансирует вашу организацию?
— Это не моя организация. Я лишь ее член. К нам, конечно, поступают денежные пожертвования, но, честно говоря, существует она в основном на мои средства.
— Она не облагается налогом в соответствии с пунктом пятьсот один-в-три?
— Да.
— А откуда у вас средства на ее содержание?
— Я неплохо заработал на фильмах, но вообще-то это не ваше дело, — отрезал Эстебан, скидывая топор с плеча. — Ваши вопросы, мистер Пендергаст, бессвязны и бессмысленны, и я уже устал на них отвечать. Поэтому, будьте так любезны, загружайтесь в свой броневик и покиньте частное владение.
— С превеликим удовольствием.
Слегка поклонившись, Пендергаст с улыбкой сел в «роллс-ройс». Д’Агоста молча последовал за ним.
Уже в пути д’Агоста нахмурился и проворчал:
— Добродетельная свинья. Держу пари, он за милую душу жрет бифштексы с кровью, когда никто не видит.
Пендергаст смотрел в окно, погруженный в свои мысли. Но при этих словах обернулся.
— Вы необыкновенно проницательны, Винсент.
Достав из кармана тонкий полистирольный лоток, агент снял с него крышку и протянул д’Агосте. Внутри оказалась сложенная вдвое прокладка, пропитанная кровью, и кусок пластиковой пленки с этикеткой. От них пахло несвежим мясом.
Сморщившись, д’Агоста быстро отпихнул лоток.
— Что это за гадость?
— Я нашел это среди мусора в амбаре. Судя по этикетке, здесь находилось мясо молодого барашка по тринадцать долларов за фунт.
— Вот так номер.
— Отличная цена за такой кусок. Меня так и подмывало спросить мистера Эстебана, где он покупает мясо.
Закрыв лоток, Пендергаст положил его на кожаное сиденье и продолжил обозревать сменяющиеся за окном пейзажи.
32
Свернув за угол, Нора Келли с замирающим сердцем пошла по Западной Пятьдесят третьей улице. Впереди показался Музей современного искусства с ворохом желто-коричневых листьев у входа. Уже смеркалось, и в холодной прозрачности воздуха чувствовалось предвестие зимы. Она добиралась сюда кружным путем — сначала на автобусе, потом на метро, — упрямо надеясь, что пробки или аварии помогут избежать того, что ждало ее впереди. Но общественный транспорт работал удручающе хорошо.
И вот она здесь, в нескольких шагах от цели.
Нора замедлила шаг, потом остановилась. Достала из сумочки кремовый конверт, адресованный Уильяму Смитбеку-младшему. Вынула оттуда карточку и, наверное, в сотый раз прочитала:
Мы рады пригласить вас
на Сто двадцать седьмую ежегодную
церемонию награждения,
которая будет проходить в Готaмском пресс-клубе
15 октября в 19.00.
Нью-Йорк, Западная 53-я улица, 25.
Ей не раз приходилось бывать на подобных сборищах — типичная манхэттенская тусовка с дармовой выпивкой, сплетнями и непременной журналистской саморекламой. Она так и не сумела их полюбить. А сегодняшнее мероприятие будет особенно невыносимым: соболезнования, сочувственные взгляды, рукопожатия… При одной мысли об этом к горлу подступала тошнота. Довольно и того, что ей пришлось выслушивать в музее.
И все же идти было надо. Билл получил — мог бы получить — одну из наград. И потом он любил эти праздники жизни с дружеской толкучкой и обильными возлияниями. Не стоило оскорблять его память пренебрежением к тому, что было ему дорого. Глубоко вздохнув, Нора спрятала приглашение в сумочку и двинулась дальше. Она еще не совсем отошла от событий прошлой ночи: в ушах звучали жалобные крики козленка, перед глазами стояло преследовавшее их существо. Опять Феринг? Нора не была в этом уверена, поэтому не стала звонить д’Агосте. Но страшное воспоминание все время преследовало ее, держа в постоянном напряжении. Может, и вправду стоит развеяться, пообщаться с людьми и забыть о пережитом.
Готамский пресс-клуб располагался в небольшом здании с вызывающим мраморным фасадом в стиле рококо. Поднявшись по ступеням, Нора прошла через бронзовые двери и оставила пальто в гардеробе, получив взамен номерок. Из банкетного зала доносились музыка, смех и звон бокалов. Ее опять охватил ужас. Поправив на плече ремешок сумки, она пошла по роскошной ковровой дорожке в зал, отделанный дубовыми панелями.
Банкет начался час назад, и зал был набит гостями. Шум стоял невероятный: каждый старался перекричать всех остальных, чтобы ни одно острое словцо не осталось незамеченным. Вдоль стен тянулось с полдюжины баров — неудивительно, что журналистские сборища подчас превращались в вакханалии. У правой стены была сооружена временная сцена, украшенная гирляндой микрофонов. Нора стала пробираться сквозь толпу, чтобы поскорее скрыться в глубине зала. Оттуда она сможет мирно наблюдать за происходящим, не рискуя быть замеченной…
Как назло, какой-то человек, оживленно жестикулируя, ударил Нору локтем в бок. Повернувшись, он немедленно узнал ее. Это был Фентон Дейвис, начальник Билла в «Таймс». Вокруг него полукругом стояли сотрудники газеты.
— Нора! — закричал он. — Как хорошо, что вы пришли. Мы все так искренне вам сочувствуем. Билл был прекрасным журналистом и выдающейся личностью.
Журналисты одобрительно зашумели.
Нора смотрела на их соболезнующие лица, с трудом преодолевая желание убежать. Потом изобразила на лице улыбку.
— Благодарю вас. Я очень тронута.
— Я пытался вам звонить. Вы видели сообщения?
— Да. Простите, но мне было не до этого…
— Конечно, конечно! Я вас понимаю. Никакой спешки здесь нет. Просто к нам приходили из полиции, — шепотом сказал Дейвис, наклонившись к ее уху. — Они думают, что это как-то связано с его работой. Если это действительно так, наша газета должна быть в курсе.
— Я обязательно позвоню вам, когда… когда немного приду в себя.
Выпрямившись, Дейвис заговорил нормальным голосом:
— Мы думаем как-то увековечить память Билла. Например, учредить премию Уильяма Смитбека за профессиональные заслуги или что-то в этом роде. Мы бы хотели обсудить это с вами, когда вы будете в состоянии.
— Конечно.
— Мы уже объявили об этом и сейчас привлекаем средства. Возможно, это станет частью сегодняшней церемонии.
— Это просто замечательно. Билл был бы вам признателен.
Дейвис кивнул и довольно потер лысину.
— Пойду возьму что-нибудь выпить, — проговорила Нора. — Я присоединюсь к вам позже.
— Давайте я вам принесу, — раздалось сразу несколько голосов.
— Спасибо, не надо. Я сейчас вернусь.
Еще раз улыбнувшись, Нора нырнула в толпу.
Ей удалось добраться до конца зала незамеченной. Остановившись у бара, она наконец перевела дух. Не надо было сюда приходить. Нора повернулась к бармену, но тут кто-то дотронулся до ее руки. Она обреченно обернулась, но сзади стояла все та же Кейтлин Кидд.