Танец на кладбище Чайлд Линкольн
— Следуйте за мной.
Пендергаст опять углубился в лес, полностью растворившись в темноте. Вскинув на плечо тяжелую сумку, д’Агоста поплелся за ним. От Спатен-Дайвила тянуло запахом болот и сырой земли. Вскоре между деревьями засветились огни небоскребов Ривердейла, возвышавшихся по ту сторону реки. Лес вдруг резко кончился, и они вышли на покрытую галькой отмель. Впереди крутилась в водоворотах река. В ее бурных, покрытых рябью водах, сверкая и переливаясь в темных волнах, отражались огни Гудзоновской автострады и близлежащих домов. Над водой низко стелился клочковатый туман, из-за которого доносился тарахтящий звук.
— Подождите минутку, — тихо сказал Пендергаст, останавливаясь у кромки леса.
По Спатен-Дайвилу медленно шел полицейский катер, освещая прожектором берег. Его призрачный силуэт то появлялся из клубящегося тумана, то исчезал вновь. Они успели припасть к земле как раз в тот момент, когда луч прожектора выхватил из темноты место, где они только что стояли.
— Господи! — пробормотал д’Агоста. — От своих же ребят скрываюсь. С ума сойти можно.
— У нас нет другого выбора. Вы представляете, сколько времени потребуется, чтобы получить разрешение на эксгумацию тела, которое похоронено не на кладбище, а в общественном месте, тем более что у нас нет свидетельства о смерти и все, чем мы располагаем, — это несколько газетных статей.
— Ладно, нам не впервой.
Поднявшись, Пендергаст вышел из-под деревьев, пересек узкую полоску травы и остановился у края галечной отмели. Вдали, за утесами, возвышалась архаичная церковь Вилля. Ее длинный шпиль торчал из-за деревьев, словно клык, верхние окна светились тусклым желтым светом.
— Здесь, — сказал Пендергаст, останавливаясь.
Д’Агоста оглядел каменистый берег.
— Не может быть. Кто будет хоронить покойника на таком открытом месте?
— Здесь легче копать. А сто лет назад на той стороне еще не было никаких домов.
— Прекрасно. И как же мы будем его откапывать на глазах у всех?
— Как можно быстрее.
Вздохнув, д’Агоста открыл мешок и вынул оттуда лопату и кирку. Пендергаст привинтил к металлоискателю ручку, надел наушники и, включив устройство, стал водить им по земле.
— Здесь полно металла, — объявил он.
Спецагент медленно пошел вперед, обшаривая землю металлоискателем. Прочесав футов пять, он повернулся и пошел назад.
— Я слышу отчетливый сигнал вот здесь. На глубине двух футов.
— Двух? Не слишком-то глубоко.
— Рен говорил мне, что с момента погребения эрозия почвы в этом районе составила около четырех футов.
Отложив металлоискатель, Пендергаст снял пиджак и повесил его на ближайшее дерево. Потом взял кирку и с неожиданной резвостью стал долбить землю. Д’Агоста надел рукавицы и стал отгребать грязь и гальку.
Приглушенный рокот возвестил о возвращении полицейского катера. На берег упал луч прожектора. Д’Агоста растянулся на земле, рядом рухнул Пендергаст. Когда катер прошел, он поспешил подняться.
— Вот уж некстати, — посетовал он, отряхиваясь и снова берясь за кирку.
Прямоугольная яма становилась все глубже — двенадцать дюймов, восемнадцать. Отбросив в сторону кирку, Пендергаст встал на колени и стал работать небольшой лопаткой, отгребая землю, которую д’Агоста потом отбрасывал лопатой. Из ямы шел резкий запах соленой морской воды и перегноя.
Когда было раскопано дюймов двадцать, Пендергаст опустил туда металлоискатель.
— Мы почти у цели.
Через пять минут усердного копания лопатка наткнулась на какой-то полый предмет. Пендергаст быстро отгреб землю, обнажив заднюю часть человеческого черепа. Потом показалась лопаточная кость и конец деревянной ручки.
— Похоже, нашего друга похоронили лицом вниз, — заметил Пендергаст.
Он стал очищать от земли деревянную ручку, пока не показалось ржавое лезвие.
— Да к тому же с ножом в спине.
— Я думал, его ударили в грудь, — отозвался д’Агоста.
Сквозь облака проглянула луна. В ее неверном свете лицо Пендергаста казалось мрачным и усталым.
Они стали осторожно раскапывать труп, пока не показалась вся спина. Одежда истлела, уцелели только сморщенные ботинки, гнилой ремень, старомодные запонки и пряжка. Обкопав скелет со всех сторон, они стали очищать от земли коричневые кости.
Потом д’Агоста поднялся и, тревожно поглядывая на реку, осветил место раскопок. Скелет лежал лицом вниз, руки его были протянуты вдоль тела, ноги аккуратно уложены носками внутрь. Пендергаст поднял несколько полуистлевших обрывков одежды, приставших к костям, и положил их в ящик. Нож, всаженный в спину по самую рукоятку, прошел через левую лопатку прямо над сердцем. Присмотревшись, д’Агоста увидел глубокую вмятину у основания черепа.
Наклонившись над могилой, Пендергаст сфотографировал скелет с разных точек.
— Теперь давайте вытаскивать, — сказал он, поднимаясь.
Д’Агоста держал фонарь, а Пендергаст кончиком лопаты осторожно извлекал из земли кости, вручая их д’Агосте, который складывал их в ящик. Добравшись до груди, спецагент медленно вытащил из земли нож и тоже передал д’Агосте.
— А вот это видите, Винсент?
Д’Агоста осветил длинный чугунный костыль, прижимавший к земле плечевую кость. Его длинный стержень уходил глубоко в землю.
— Беднягу прямо-таки пригвоздили к могиле.
Таких костылей оказалось несколько, и, вытащив все, Пендергаст сложил их рядом с останками.
— Любопытно. А теперь посмотрите сюда.
Направив свет на шею скелета, д’Агоста увидел тонкий пеньковый шпагат, обвившийся вокруг позвонков.
— Здорово затянули. Чуть голову не оторвали.
— Вы правы. Подъязычная кость практически раздроблена, — заметил Пендергаст, возвращаясь к своему малоприятному занятию.
Вскоре от скелета не осталось ничего, кроме черепа, зарывшегося лицом в землю. Пендергаст подсунул под него перочинный нож, слегка раскачал и вытащил наружу. Потом перевернул, чуть поддев лезвием ножа.
— О, черт, — пробормотал д’Агоста, отступая назад.
Рот у черепа был закрыт, но вся ротовая полость была забита какой-то беловато-зеленой массой, похожей на мел. К зубам прицепилась тонкая спутанная бечевка.
Спецагент поднял ее и, рассмотрев, положил в пробирку. Потом осторожно наклонился, понюхал череп, взял немного беловатого вещества и растер между пальцами.
— Мышьяк. Им заполнили рот трупа, а потом зашили.
— Господи Иисусе. Какое же это самоубийство, если его задушили, воткнули в спину нож и затолкали в рот мышьяк? Те, кто его хоронил, не могли этого не заметить.
— Изначально тело лежало по-другому. Никто не хоронит своих родных лицом вниз. Но после похорон кто-то — скорее всего те, кто его раньше «реанимировал», — пришел и выкопал тело, чтобы произвести все эти манипуляции.
— Но зачем?
— Это известный ритуал обеа. Мертвеца убивают вторично.
— Какого черта это нужно?
— Чтобы убить наверняка, — объяснил Пендергаст, поднимаясь на ноги. — Как вы справедливо заметили, Винсент, это было не самоубийство. Теперь, когда мы видим, что он был убит дважды, причем во второй раз с помощью ножа и мышьяка, в этом нет никакого сомнения. После первых похорон этого человека выкопали — выкопали с определенной целью, — и когда эта цель была достигнута, его снова похоронили, на этот раз лицом вниз. Это тот самый преступник — реанимированный труп по версии «Нью-Йорк сан», — который в тысяча девятьсот первом году совершил все эти убийства в Инвудском лесу.
— Вы хотите сказать, что его похитили или обратили в свою веру обитатели Вилля, а потом превратили в зомби и заставили убить ландшафтного архитектора и паркового чиновника, чтобы спасти свою церковь от уничтожения?
— Ecce signum,[33] — коротко ответил Пендергаст, махнув рукой в сторону трупа.
44
Д’Агоста отхлебнул большой глоток кофе и поморщился. Это была уже пятая чашка за утро. Привычка пить «Старбакс» стала разорительной, и он переключился на тот деготь, который производила старая кофеварка, стоявшая в комнате отдыха. Поставив чашку, он посмотрел на Пендергаста, сидевшего в углу. Сложив пальцы домиком, тот над чем-то усиленно размышлял. Приключения прошлой ночи никак не отразились на его облике.
Внезапно из коридора донеслись звуки словесной перепалки — кто-то пытался пройти к д’Агосте. Голос показался ему знакомым. Поднявшись, он высунулся в коридор. Человек в вельветовом пиджаке спорил с одним из секретарей.
Увидев д’Агосту, секретарь пожаловался:
— Лейтенант, я пытаюсь объяснить этому человеку, что он должен подать заявление сержанту.
Человек обернулся.
— А, вот вы где!
Это был продюсер-благотворитель Эстебан. На лбу у него белела повязка.
— Сэр, лейтенант должен был назначить вам…
— Я приму его, Шелли. Спасибо, — перебил секретаря д’Агоста.
Он вернулся в кабинет. Эстебан последовал за ним. Увидев Пендергаста, посетитель нахмурился. При первой встрече в поместье Эстебана на Лонг-Айленде они не слишком понравились друг другу.
Д’Агоста сел за стол, Эстебан расположился против него на стуле. Лейтенант сразу же почувствовал к нему антипатию. Самодовольный хлыщ.
— Так в чем дело? — спросил он.
— На меня напали, — сообщил Эстебан. — Вот, видите? Меня ударили ножом!
— Вы сообщили об этом в полицию?
— А что я сейчас, по-вашему, делаю?
— Мистер Эстебан, я лейтенант подразделения, которое занимается расследованием убийств. Могу направить вас к следователю…
— Это покушение на убийство. На меня напал зомби.
Д’Агоста поперхнулся. Пендергаст медленно поднял голову.
— Простите, как вы сказали — зомби?
— Да, именно так я и сказал. Или кто-то похожий на зомби.
Д’Агоста нажал кнопку внутренней связи.
— Шелли? Пригласите ко мне следователя. Нужно будет принять заявление.
— Есть, лейтенант.
Эстебан попытался продолжить, но д’Агоста остановил его жестом. Через минуту вошел полицейский с цифровым диктофоном. Д’Агоста кивнул на единственный свободный стул.
Когда следователь включил диктофон, д’Агоста опустил руку.
— Теперь, мистер Эстебан, мы готовы выслушать вас.
— Вчера я допоздна сидел в своем офисе.
— Адрес?
— Западная Тридцать пятая улица, пятьсот тридцать три. Это рядом с конференц-центром Джевитса. Около часа я вышел на улицу. В этой части города ночью довольно безлюдно. Я пошел по Тридцать пятой в восточном направлении. И вдруг почувствовал, что за мной кто-то идет. Оглянувшись, я увидел какого-то оборванца, который был явно пьян или под кайфом. Сначала я не придал этому значения. Но когда подошел к Десятой авеню, сзади послышался топот. Я опять оглянулся, и тут меня ударили ножом в голову. К счастью, нож прошел по косой. Человек — или существо — попытался нанести второй удар, но я, как видите, нахожусь в прекрасной физической форме, к тому же в свое время занимался боксом в колледже, так что я отбился и дал ему сдачи. Довольно сильно. Он снова бросился на меня, но я уже был к этому готов и сбил его с ног. Он поднялся, подобрал свой нож и, пошатываясь, пошел прочь.
— Вы можете описать нападавшего? — подал голос Пендергаст.
— Конечно. У него было одутловатое, распухшее лицо и рваная одежда, вся в каких-то пятнах, похожих на кровь. Волосы темные, спутанные и как-то дико торчащие. И он издавал звуки, похожие… — Эстебан замолчал, как бы раздумывая. — Такие звуки издает вода, когда всасывается в водослив. Высокий, худой, угловатый, неуклюжий. На вид лет тридцать пять. Руки запачканы чем-то похожим на засохшую кровь.
«Колин Феринг, — подумал д’Агоста. — А может быть, Смитбек».
— Когда именно это случилось?
— Я тогда посмотрел на часы. Было одиннадцать минут второго.
— А свидетели были?
— Нет. Послушайте, лейтенант, я точно знаю, кто за этим стоит.
Д’Агоста молча ждал.
— С тех пор как я поднял вопрос о жертвоприношениях животных, Вилль преследует меня постоянно. У меня брал интервью этот журналист, Смитбек, — и вскоре его убили. Зомби или кто-то, его изображающий. Потом со мной беседовала другая журналистка, Кейтлин Кидд, — и ее тоже убивает так называемый зомби. Теперь они взялись за меня!
— Значит, за вами охотятся зомби, — бесстрастно повторил д’Агоста.
— Я не знаю, настоящие они или фальшивые. Главное, что ниточка тянется в Вилль. Надо немедленно что-то делать. Эти люди совершенно бесконтрольны, они режут ни в чем не повинных животных, а потом устраивают маскарад чтобы расправиться с людьми, которые протестуют против их ритуалов. А городские власти допускают, чтобы на общественной территории незаконно обосновались потенциальные убийцы!
Пендергаст, молча слушавший эти тирады, подошел к Эстебану.
— Сожалею, что вы пострадали, — сказал он, участливо склоняясь к нему. — Можно, я посмотрю? — И стал отклеивать пластырь.
— Мне бы не хотелось, чтобы вы трогали рану.
Но повязка уже была снята. Под ней оказался двухдюймовый разрез с полудюжиной швов. Пендергаст понимающе кивнул.
— Ваше счастье, что нож был острый и в рану не попала грязь. Смазывайте ее неоспорином, и у вас не останется даже шрама.
— Счастье? Эта тварь чуть не убила меня!
Вернув повязку на место, Пендергаст отступил за стол.
— Неудивительно, что на меня напали именно сейчас, — продолжал Эстебан. — Я планировал провести марш протеста против жертвоприношений в Вилле. Мне удалось получить разрешение, и сегодня днем мы собирались устроить демонстрацию. Об этом сообщалось в газетах.
— Я в курсе, — бросил д’Агоста.
— Совершенно очевидно, что они пытались обезвредить меня.
Д’Агоста наклонился над столом.
— У вас есть какие-то прямые доказательства причастности Вилля?
— Любому дураку ясно, что все указывает на Вилль! Сначала Смитбек, потом Кидд и вот теперь я.
— Боюсь, все не так очевидно, как вам кажется, — вмешался Пендергаст.
— Что вы имеете в виду?
— Я несколько удивлен, почему они не расправились сначала с вами.
Эстебан бросил на него неприязненный взгляд.
— С какой стати?
— Вы же были главным зачинщиком. Я бы на их месте прежде всего убил вас.
— Хотите казаться умнее всех?
— Ни в коем случае. Просто указываю на очевидное.
— Тогда позвольте и мне указать на очевидное — в Инвуде заправляет банда убийц, а городские власти и копы сидят сложа руки. Ну что ж, они еще пожалеют, что со мной связались. Приходите сегодня на демонстрацию и увидите сами. Мы такой шум поднимем, что вам все равно придется растрястись.
Он поднялся со стула.
— Прочитайте и подпишите протокол, — сказал д’Агоста.
Раздраженно фыркнув, Эстебан остался ждать, пока распечатают протокол. Быстро пробежав текст, он нацарапал свою подпись. Потом пошел к двери, но на полпути остановился и, обернувшись, предостерегающе поднял дрожащий от негодования палец.
— С сегодняшнего дня все пойдет по-другому. Я уже устал от вашего бездействия, как и все жители Нью-Йорка.
Улыбнувшись, Пендергаст приложил палец ко лбу.
— Неоспорин, два раза в день. Прекрасно помогает.
45
Стоя на углу Двести четырнадцатой улицы и Симэн-авеню, д’Агоста с Пендергастом наблюдали, как движется шествие. Оно было довольно жидким — д’Агоста насчитал от силы человек сто. Поначалу здесь находился и Гарри Числетт, заместитель районного начальника полиции, но, убедившись в малочисленности толпы, быстро уехал. Демонстрация выглядела мирной и спокойной, почти сонной. Никаких выкриков, конфликтов с полицией, летящих камней и бутылок.
— Похоже на картинку из каталога «Л. Л. Бин», — заметил д’Агоста, щурясь на ярком осеннем солнце.
Пендергаст стоял у фонарного столба, сложив на груди руки.
— «Л. Л. Бин»? Не знаю такой марки.
Размахивая плакатами и скандируя лозунги, толпа завернула за угол и направилась в сторону Инвудского парка. Возглавлял шествие Александр Эстебан в паре с каким-то человеком. Его лоб по-прежнему украшала повязка.
— А что это за парень рядом с Эстебаном? — поинтересовался д’Агоста.
— Ричард Плок. Исполнительный директор организации «Люди на защите животных».
Д’Агоста с любопытством посмотрел на него. Простоватый белый парень лет тридцати, страдающий от излишнего веса. Он браво шагал вперед, перебирая короткими ножками и размахивая толстенькими ручками, так что его кисти болтались при каждом махе. На лице его была написана решимость. Несмотря на холодный осенний воздух и рубашку с короткими рукавами, он обливался потом. В отличие от Эстебана, обладавшего определенной харизмой, у этого парня она отсутствовала начисто. Тем не менее д’Агосте он показался человеком твердых убеждений — было видно, что он свято верит в правоту своего дела.
За лидерами шла шеренга людей с огромным плакатом:
Долой Вилль!
Похоже, в этой толпе у каждого имелась своя повестка дня. Было много плакатов, обвинявших Вилль в убийстве Смитбека и Кидд. Помимо этого, здесь был представлен самый широкий спектр защитников живой природы: вегетарианцы, борцы с меховыми шубами, люди, выступающие против испытаний лекарств на животных, религиозные экстремисты, ополчившиеся на вуду и зомби, и даже несколько пацифистов. В воздухе трепетали лозунги: «Есть мясо — значит быть убийцей», «Они наши друзья, а не еда», «Мех — это труп», «Мучить животных — грех перед Богом». Некоторые держали в руках увеличенные фотографии Смитбека и Кидд с надписью «Зверски убиты».
Д’Агоста отвернулся и посмотрел на часы. Было уже около часа. В животе у него урчало.
— Похоже, здесь не на что больше смотреть.
Пендергаст продолжал молча разглядывать толпу.
— Может, пообедаем?
— Я бы предпочел остаться.
— Здесь уже ничего не случится. Эти ребята вряд ли захотят ввязываться в драку и мять свои фирменные шмотки.
Пендергаст не отрывал глаз от проходящей толпы.
— И все же нам лучше остаться здесь, пока не закончится вся их говорильня.
«Он же у нас святым духом питается», — съязвил про себя д’Агоста. Он и вправду не мог припомнить ни одного случая, когда бы они ели вместе где-нибудь, кроме особняка на Риверсайд-драйв. Не стоило и заикаться.
— Пойдемте за толпой до Индиан-роуд, — предложил Пендергаст.
«Это не толпа, а воскресное собрание в церкви», — возразил про себя д’Агоста. Но все же последовал за спецагентом, всем своим видом выражая недовольство. Шествие остановилось на поле за бейсбольными площадками, рядом с дорогой, ведущей к Виллю. Пока все шло в соответствии с заявкой. Полицейские расположились рядом, лениво наблюдая за происходящим. Средства подавления беспорядков, баллончики со слезоточивым газом и полицейские дубинки были убраны обратно в машины. Из двух дюжин патрульных машин, съехавшихся к началу демонстрации, осталось меньше половины. Остальные вернулись к своему обычному патрулированию.
Пока демонстранты ходили по кругу, скандируя лозунги и размахивая плакатами, Плок взобрался на открытую трибуну одной из бейсбольных площадок. Эстебан расположился за ним, почтительно сложив на груди руки.
— Уважаемые друзья животных! Позвольте мне приветствовать вас на нашем собрании! — прокричал Плок.
Он обходился без мегафона, но его высокий пронзительный голос был хорошо слышен отовсюду.
Толпа притихла. Д’Агоста подумал, что на этом сборище яппи[34] и жителей Верхнего Уэстсайда беспорядки столь же маловероятны, как на чаепитии колониальных дам Америки.[35] А вот ему сейчас действительно не помешала бы чашка кофе с хорошим чизбургером.
— Я — Рич Плок, исполнительный директор организации «Люди на защите животных», имею честь представить вам нашего представителя Александра Эстебана!
Толпа воодушевилась, и когда Эстебан ступил на трибуну, его приветствовали громкими криками и аплодисментами. Он с улыбкой наблюдал это ликование, бросая пламенные взгляды на немногочисленную аудиторию. Наконец он поднял руку, призывая всех к тишине.
— Друзья мои, — произнес Эстебан низким звучным голосом, который являл полную противоположность тонкому фальцету Плока. — Я не буду произносить перед вами речь. У меня есть для вас кое-что другое. Можете назвать это когнитивным перевоплощением, если хотите.
По толпе пробежал ропот недовольства — они пришли сюда протестовать, а не выслушивать лекции.
Д’Агоста ухмыльнулся.
«Когнитивное перевоплощение. Так теперь называются беспорядки».
— Я прошу вас всех закрыть глаза и на какое-то время забыть, что вы люди.
Толпа затихла.
— Представьте себе, что вы маленький ягненок.
В толпе снова зашумели.
— Вы родились весной на севере штата Нью-Йорк — светит солнышко, вокруг зеленеет трава. Рядом ваша мать, вы под надежной защитой своего стада. Каждый день вы беззаботно скачете по полям вместе со своими братиками и сестричками, а ночью возвращаетесь под гостеприимный кров своей фермы. Вы счастливы, потому что живете той жизнью, которую предназначил для вас Господь. Именно это называется счастьем. Нет страха, нет горя, нет боли. Вы даже не подозреваете, что все это существует на свете.
Потом на ферму приезжает фургон — огромный, шумный, страшный. Вас насильно отрывают от матери. Такое просто невозможно пережить. Вас палкой загоняют в фургон. Дверь захлопывается. Внутри темно, пахнет навозом и страхом. Фургон с ревом срывается с места. Вы можете себе представить, какой ужас испытывает крошечное беззащитное существо?
Замолчав, Эстебан оглядел толпу. Стояла полная тишина.
— Вы жалобно блеете, зовете свою мать, но она не приходит. И не придет. Вы ее больше никогда не увидите.
Еще одна пауза.
— Наконец фургон останавливается. Всех ягнят забирают — кроме вас. Вы не станете едой, для вас уготована участь пострашнее. Фургон движется дальше. Теперь вы в полном одиночестве и цепенеете от ужаса. Одиночество — фактор биологический. Ягненок, отбившийся от стада, всегда погибает. И вы это чувствуете. Вас охватывает смертельная тоска.
Фургон снова останавливается. В него влезает человек и набрасывает вам на шею вонючую цепь, всю в засохшей крови. Вас тащат куда-то в темноту. Это церковь или какое-то подобие ее, но вы этого, конечно, не знаете. Она полна людей, и там стоит невыносимый запах. Вы почти ничего не видите в темноте. Люди что-то поют и бьют в барабаны. Из темноты выступают странные лица. Слышатся выкрики, шипение, стук колотушек, топот ног. Ваш ужас поистине безграничен.
Вас привязывают к столбу. Вокруг грохот барабанов, топот ног, запах смерти. Вы отчаянно блеете, призывая свою мать. У вас еще остается надежда, что она придет и заберет вас отсюда.
К вам приближается какая-то фигура. Это высокий уродливый человек в маске. В руках у него что-то длинное и блестящее. Он становится рядом с вами. Вы пытаетесь убежать, но в горло вам впивается цепь. Человек хватает вас и бросает на землю. Пение становится все громче и быстрее. Вы пронзительно кричите и пытаетесь подняться. Человек хватает вас за шерсть и откидывает назад вашу голову, открывая нежное незащищенное горло. В тусклом свете сверкает блестящий предмет. Вы чувствуете, как он касается вашего горла…
Эстебан опять остановился, дожидаясь тишины.
— Я снова прошу вас закрыть глаза и представить себя на месте этого беспомощного ягненка.
Полная тишина.
— Блестящий предмет впивается вам в горло. Вы чувствуете жуткую боль. Вы даже не догадывались, что бывает так больно. Вы захлебываетесь горячей кровью. Ваш ум отказывается понимать подобную жестокость. Вы пытаетесь издать последний жалобный крик, призывая свою мать, своих потерянных сородичей, гуляющих по зеленым полям вашего детства, своих убитых братьев и сестер… Но из перерезанного горла вылетает лишь предсмертный хрип. Ваша жизнь кончается на грязном полу, покрытом залитой кровью соломой. Вы не чувствуете ни ненависти, ни злобы, ни даже страха. Лишь один вопрос проносится в вашем угасающем сознании: «За что?» Потом наступает конец.
Эстебан замолчал. Толпа безмолвствовала. Даже у д’Агосты к горлу подступил комок. Конечно, все это было слезливой чушью, но, надо признать, било наповал.
Рич Плок не стал комментировать это выступление и призывать собравшихся к действию. Он просто молча сошел с трибуны и с решительным видом зашагал по полю.
Демонстранты в растерянности смотрели на удаляющегося Плока. Эстебан тоже выглядел несколько озадаченным — он явно не ожидал такого поворота событий.
В конце концов толпа устремилась за Плоком. Толстяк уже успел пересечь поле и вышел на дорогу, ведущую к Виллю, после чего зашагал по ней в сторону поселка, неуклонно наращивая скорость.
— Ого-го, — протянул д’Агоста.
— На Вилль! — прокричал кто-то в толпе.
— На Вилль! На Вилль! — подхватил целый хор голосов.
Вскоре ропот толпы превратился в настоящий рев.
— На Вилль! Остановим убийц!
Д’Агоста посмотрел вокруг. Копы все еще находились в оцепенении. Никто не ожидал такого взрыва. Толпа мгновенно наэлектризовалась и пришла в движение. Намерения у нее были самые серьезные.
— На Вилль!
— Разгромим Вилль!
— Отомстим за Смитбека!
Д’Агоста вытащил рацию.
— Это лейтенант д’Агоста. Просыпайтесь, ребята. Шевелите задницей! Демонстрантам не разрешено приближаться к Виллю.
Однако толпа продолжала двигаться по дороге — медленно и неотвратимо, как морской прилив. К ней наконец присоединился и Эстебан, который стал с озабоченным видом проталкиваться вперед, чтобы возглавить шествие.
— Остановим убийц!
— Если они доберутся до Вилля, дерьма не оберешься. Там уж точно будет мордобой.
В рации послышался шум голосов. Полицейские наконец спохватились и стали лихорадочно экипироваться и разворачивать ряды, чтобы остановить толпу. Но д’Агоста видел, что время упущено, да к тому же стражей порядка было слишком мало. Ситуация застала их врасплох. Сейчас уже было не важно, сколько людей здесь собралось — сто или сто тысяч. Толпа жаждала крови. Своим выступлением Эстебан распалил их до крайности. Шествие уже перекрыло дорогу, не давая полицейским машинам проехать вперед.
— Винсент, пойдемте скорей, — бросил Пендергаст и рысью припустился через бейсбольные площадки к лесу.
Д’Агоста сразу разгадал его план — пройти коротким путем через лес и опередить толпу, движущуюся по дороге.
— Жаль, что кто-то свалил ворота на дороге… правда Винсент?
— Кончайте прикалываться, Пендергаст. Нашли время.
Читать бесплатно другие книги:
