Врата судьбы Кристи Агата
Однако трубку снял не Альберт, а Томми.
– Алло, – сказал он. – Да? Так, понятно. Кто? Понимаю, да. Ах, это враг? Определенно? Так. Хорошо. Мы уже приняли контрмеры. Да. Благодарю вас.
Он бросил трубку на рычаг и посмотрел на мистера Криспина.
– Предупреждение? – спросил тот.
– Да, – ответил Томми. Он продолжал смотреть на мистера Криспина.
– Трудно разобраться, что к чему, не так ли? Я хочу сказать, трудно отличить друга от врага.
– А когда разберешься, иногда бывает слишком поздно. Врата судьбы, Пещеры бедствий, – сказал Томми. – Странные пути выбирает порой судьба.
Мистер Криспин посмотрел на него с некоторым удивлением.
– Простите меня, – сказал Томми. – Почему-то в этом доме меня всегда тянет на поэзию.
– Флекер? «Врата Багдада» или «Врата Дамаска»?
– Пойдемте наверх, – сказал Томми. – Таппенс просто отдыхает, у нее ничего не болит, она не чувствует никакого недомогания. Даже насморка.
– Я отнес наверх кофе, – внезапно появившись, сообщил Альберт. – И поставил лишнюю чашку для мисс Маллинз, которая явилась сюда с какой-то книгой по садоводству.
– Понятно, – сказал Томми. – Да, да, все идет хорошо. А где Ганнибал?
– Заперт в ванной.
– Вы плотно закрыли дверь? Вы же знаете, он не любит, когда его запирают.
– Нет, сэр, я сделал именно так, как вы сказали.
Томми направился наверх. Мистер Криспин шел за ним. Томми негромко постучал в дверь и вошел. В ванной комнате Ганнибал возмущенно взвизгнул, бросился на дверь изнутри, она открылась, и он ворвался в комнату. Он быстро взглянул на мистера Криспина, а потом метнулся к мисс Маллинз и яростно набросился на нее.
– Господи боже мой! – воскликнула Таппенс. – Господи!
– Молодец, Ганнибал, – похвалил Томми. – Молодец. Вы согласны? – обернулся он к мистеру Криспину.
– Знает, кто ему враг. И кто ваш враг.
– Боже мой, он вас не укусил? – спросила Таппенс у мисс Маллинз.
– Очень даже чувствительно, – отозвалась та, поднимаясь на ноги и со злостью глядя на Ганнибала.
– И не в первый раз, – сказал Томми. – Ведь это вас он выгнал из пампасной травы, не так ли?
– Он понимает, что к чему, – сказал мистер Криспин. – Не так ли, Додо? Давненько я тебя не встречал, моя прелесть.
Мисс Маллинз встала, бросила быстрый взгляд на Таппенс, потом посмотрела поочередно на Томми и мистера Криспина.
– Маллинз, – сказал мистер Криспин. – Прости, я не в курсе дела. Это что, фамилия мужа или твоя собственная?
– Меня зовут Айрис Маллинз, это мое имя.
– А я-то думал, что ты Додо. Я знал тебя как Додо. Ну что ж, дорогуша, рад тебя видеть, но нам, пожалуй, следует отсюда убираться, и чем скорее, тем лучше. Кофе можешь допить, разрешаю. Очень приятно с вами познакомиться, миссис Бересфорд. Если позволите дать вам совет, не нужно пить этот кофе, отставьте свою чашку.
– О господи, дайте я ее уберу.
Мисс Маллинз бросилась к Таппенс. В ту же секунду Криспин преградил ей путь.
– Нет, милочка моя, я бы на твоем месте не стал этого делать, – сказал он. – Я сам об этом позабочусь. Чашка принадлежит этому дому, и, разумеется, будет очень полезно сделать анализ ее содержимого. Ты наверняка кое-что принесла с собой, и тебе не составило труда всыпать это кое-что в чашку больной – или мнимобольной – женщины.
– Уверяю вас, я ничего такого не сделала. Да уберите же эту собаку!
Ганнибал выразил недвусмысленное желание спустить гостью с лестницы.
– Он хочет, чтобы вы убрались из этого дома, – сказал Томми. – Это очень серьезная собака. Любит на прощанье куснуть тех, кого выгоняет. А-а, это вы, Альберт. Я так и думал, что вы стоите за дверью. Вы случайно не видели, что там происходило?
– Как же, прекрасно видел. Подсматривал в щель. Видел, как она всыпала что-то в чашку хозяйки. Очень ловко. Совсем как фокусник, но я все равно увидел, она точно это сделала.
– Не понимаю, о чем это вы говорите, – сказала мисс Маллинз. – Мне… Боже мой, мне пора идти. У меня назначено свидание. Очень важное свидание.
Она бросилась вон из комнаты и побежала вниз по лестнице. Ганнибал помчался вслед за ней. Мистер Криспин, совершенно бесстрастно, ничем не выражая своих намерений, тоже стал спускаться вниз.
– Надеюсь, она хорошо бегает, – заметила Таппенс, – ведь, если это не так, Ганнибал ее непременно настигнет. Нет, это действительно настоящий сторожевой пес!
– Таппенс, это был мистер Криспин, его прислал мистер Соломон. Вовремя он явился, верно? Мне кажется, он специально выжидал, чтобы увидеть, как развиваются события. Не разбей, пожалуйста, чашку и не выливай то, что в ней, пока не найдем бутылочку, чтобы перелить в нее этот кофе. Сделают анализ, и мы узнаем, что в него подсыпали. Надень свой нарядный халатик, и пойдем вниз, выпьем чего-нибудь перед ленчем.
– Боюсь, что теперь, – сказала Таппенс, – мы никогда не узнаем, что все это означает и с чем оно связано.
Она покачала головой в глубокой задумчивости и, встав с кресла, подошла к камину.
– Ты собираешься подбросить еще одно полено? – спросил Томми. – Позволь я сделаю это сам. Тебе ведь сказали, чтобы ты поменьше двигалась.
– Рука у меня уже в полном порядке. Можно подумать, что у меня был перелом или что-нибудь еще того хуже. А была-то всего-навсего царапина или ссадина.
– Полно, все обстояло гораздо серьезнее. Ты получила настоящее пулевое ранение. Боевое ранение, совсем как на войне.
– Война, похоже, окончилась благополучно.
– И тем не менее мы управились с этой Маллинз достаточно ловко, как мне кажется.
– А Ганнибал был просто великолепен, верно? – сказала Таппенс.
– Да, – согласился Томми. – Он нас предупредил. Совершенно безошибочно. Сначала кинулся на эту траву. Нос ему, по-видимому, подсказал. У него же великолепное чутье.
– Не могу сказать, чтобы мое чутье предупредило меня, – сказала Таппенс. – Я как раз, наоборот, подумала, что эта женщина появилась в ответ на мои молитвы, ведь нам так нужен садовник. И я совершенно забыла, что мы можем взять только того, кто придет от мистера Соломона. А мистер Криспин, он тебе что-нибудь рассказал? Его действительно зовут Криспин?
– Возможно, что и нет, – ответил Томми.
– Зачем он здесь появился? Тоже чтобы что-нибудь разведать? Не слишком ли нас много?
– Нет, это не входило в его функции. Я думаю, он был послан сюда в целях безопасности. Он должен был тебя охранять.
– Меня охранять? – удивилась Таппенс. – Почему только меня? Ведь и тебя, наверное, тоже. Где он теперь?
– Занимается мисс Маллинз, я думаю.
– Да-а. Ты знаешь, просто удивительно, как от всех этих волнений разыгрывается аппетит. С каким бы удовольствием я сейчас съела вареного краба под сливочным соусом с пряностями!
– Значит, ты уже поправилась, – сказал Томми. – Как приятно слышать, что ты с таким энтузиазмом говоришь о еде.
– А я и не болела, – объяснила Таппенс. – Я была ранена. Это совсем разные вещи.
– Ну ладно, – сказал Томми, – во всяком случае, ты, должно быть, поняла, так же как и я сам, что, когда Ганнибал прояснил ситуацию, сообщив нам о том, что рядом находится враг, то это была мисс Маллинз, которая переоделась в мужское платье, спряталась в высокой траве и стреляла в тебя.
– И мы тогда уже знали, что она на этом не успокоится. Я заперлась в четырех стенах, воспользовавшись своей раной, и мы с тобой приняли соответствующие меры. Разве не так, Томми?
– Совершенно верно, – подтвердил он, – совершенно верно. Я решил, что она достаточно быстро догадается, что ты ранена и потому вынуждена лежать в постели.
– Поэтому и явилась ко мне, исполненная сочувствия и желания услужить.
– А наши меры оказались достаточно эффективными, – заметил Томми. – Рядом находился Альберт, он был настороже, следил за каждым ее шагом, за каждым движением…
– Это он принес наверх поднос с кофе и еще одну чашку для гостьи.
– А ты сама заметила, как мисс Маллинз – или Додо, как называет ее Криспин, – что-то всыпала в твою чашку?
– Нет. Должна признать, что не заметила. Понимаешь, она обо что-то споткнулась и опрокинула столик, на котором стояла наша любимая ваза, без конца извинялась, и я, конечно, смотрела только на разбитую вазу и думала о том, можно ли ее склеить. Поэтому я и не видела.
– А Альберт видел, – сказал Томми. – Он чуть-чуть приоткрыл дверь и наблюдал за происходящим.
– И кроме того, как хорошо, что дверь ванной не была заперта, а только закрыта, к тому же недостаточно плотно, так что Ганнибал сумел ее открыть. Ты же знаешь, он у нас большой мастер открывать двери, если дверь не закрыта на замок, а только плотно притворена. Он бросается на нее, словно… словно бенгальский тигр.
– Очень яркое сравнение, – сказал Томми.
– А теперь я думаю, что мистер Криспин – или как его там – закончил свой допрос, хотя не могу себе представить, каким образом мисс Маллинз может быть связана с Мери Джордан или с такой опасной фигурой, как Джонатан Кейн и его организация, которые существовали в далеком прошлом.
– А я не думаю, что все только в прошлом. Мне кажется, существует второе издание, так сказать, возрожденное. Мало ли у нас приверженцев насильственных методов, насилия ради самого насилия? Бандитских шаек и организаций суперфашистов, скорбящих о славной эпохе Гитлера и его своры?
– Я только что прочла «Графа Ганнибала» Стенли Уэймана, – сказала Таппенс. – Это его лучшая книга. Я нашла ее наверху, среди книг Александра.
– Ну и что?
– Я просто подумала, что теперь все то же самое. А может быть, и всегда так было. Вспомни всех этих бедных детей, которые отправились в свой крестовый поход, исполненные тщеславия, бедняжки, испытывая радость и счастье. Они считали, что избраны Богом, что им назначено судьбой освободить Иерусалим и что моря будут расступаться перед ними, словно перед Моисеем, чтобы дать им пройти, как это написано в Библии. А теперь посмотри на этих славных молодых девушек и ребят, которыми полны наши тюрьмы, – их судят за то, что они убили какого-нибудь несчастного пенсионера или старика, который только что получил деньги в банке. А Варфоломеевская ночь? Ты же видишь, подобные вещи происходят снова и снова. Вот недавно в газетах опять писали о неофашистах в связи с весьма уважаемым университетом. Да что там говорить, нам все равно никто ничего не расскажет. Неужели ты думаешь, что мистер Криспин выяснит что-нибудь существенное об этом тайнике, что-нибудь до сих пор неизвестное? Вот, например, водоемы. Тебе известно об ограблении банков? Так вот, похищенное часто прячут в водоемах. Я бы сказала, достаточно неудобное место, чтобы что-то там прятать. Как ты думаешь, вернется он сюда, чтобы нас оберегать, после того как окончит свои допросы, а, Томми?
– Меня-то не нужно оберегать.
– Ты, как всегда, самонадеян, – заметила Таппенс.
– Думаю, он придет, чтобы попрощаться, – предположил Томми.
– Разумеется, он ведь прекрасно воспитан.
– Ему захочется убедиться, что ты вполне оправилась.
– Меня ведь только ранило, и доктор сделал все, что нужно.
– Он очень интересуется садоводством, – сказал Томми. – Я в этом убедился. Он действительно работал садовником у своего друга, которого, кстати сказать, зовут мистером Соломоном и который уже несколько лет как умер. Я считаю, что это очень удобно: он говорит, что работал у мистера Соломона, всем известно, что он у него работал, и, таким образом, все оказывается bona fide[17].
– Во всех этих делах следует соблюдать предельную аккуратность, – сказала Таппенс.
У парадной двери раздался звонок, и Ганнибал, как тигр, бросился туда, чтобы растерзать всякого, кто осмелится войти в охраняемые им священные пределы. Томми вернулся, держа в руках конверт.
– Адресован нам обоим, – сказал он. – Распечатать?
– Давай, – разрешила Таппенс.
Он вскрыл конверт.
– Ну что ж, – сказал он, – это открывает некоторые возможности.
– Что это?
– Приглашение от мистера Робинсона. Нам обоим. Он приглашает нас к обеду ровно через две недели, когда, как он надеется, ты вполне поправишься и снова будешь дееспособна. Он живет, кажется, где-то в Сассексе, там у него дом.
– Как ты считаешь, он нам что-нибудь расскажет? – спросила Таппенс.
– Вполне возможно.
– Взять мне с собой мой список? Я уже знаю его наизусть.
Она стала быстро читать:
– «Черная стрела», Александр Паркинсон, Оксфорд и Кембридж, викторианские фарфоровые садовые скамеечки, грин-хен-Ло, КК, чрево Матильды, Каин и Авель, «Верная любовь»…
– Довольно, – прервал ее Томми. – Сплошное сумасшествие.
– Согласна, все это действительно похоже на сумасшествие. Как ты думаешь, у мистера Робинсона будет еще кто-нибудь, кроме нас?
– Возможно, полковник Пайкавей.
– Значит, – сказала Таппенс, – мне придется взять с собой таблетки от кашля. Во всяком случае, мне очень хочется познакомиться с мистером Робинсоном. Не могу поверить, чтобы он был таким толстым и желтым, каким ты его рисуешь. Но послушай, Томми, мы ведь, кажется, пригласили Дебору с детьми. Они будут у нас гостить как раз через две недели.
– Да нет же, они приглашены на уик-энд на следующей неделе, а не через две.
– Слава богу, значит, все в порядке, – с облегчением вздохнула Таппенс.
Глава 16
Птицы летят на юг
– Кажется, они?
Таппенс вышла из парадной двери и с нетерпением ждала, когда из-за поворота аллеи появится машина дочери с ее тремя детьми.
Из боковой двери показался Альберт.
– Им еще рано. Это из бакалейной лавки, мадам. Вы просто не поверите – яйца снова подорожали. Никогда больше не буду голосовать за это правительство, с меня довольно. Пусть теперь попробуют либералы, предоставлю им такую возможность.
– Пойду, пожалуй, приготовлю клубничный кисель со сливками на вечер.
– Все, что нужно, уже сделано, мадам. Я не раз наблюдал, как вы его готовите, и знаю, как это делается.
– Скоро вы сможете работать шеф-поваром в фешенебельном ресторане, – сказала Таппенс. – Это любимый десерт Дженет.
– Да, мэм. А еще я приготовил кекс из патоки, мастер Эндрю любит этот кекс.
– Комнаты все готовы?
– Да. Миссис Шаклбери пришла сегодня пораньше. В ванную комнату мисс Деборы я положил сандаловое мыло. Это ее любимое, я знаю.
Таппенс облегченно вздохнула при мысли о том, что к приезду ее семейства все готово.
Через несколько минут раздался сигнал автомобиля, и из-за поворота показалась машина, за рулем которой сидел Томми. Машина остановилась у подъезда, и из нее вышли гости – Дебора, все еще красивая женщина лет сорока, пятнадцатилетний Эндрю, Дженет, которой было одиннадцать, и семилетняя Розали.
– Здравствуй, бабушка, – приветствовал Таппенс Эндрю.
– А где Ганнибал? – кричала Дженет.
– Хочу чаю, – заявила Розали, выказывая намерение удариться в слезы.
Состоялся обмен приветствиями. Альберт проследил за тем, чтобы были выгружены все семейные сокровища, включая ежика, аквариум с рыбками и хомяка в клетке.
– Так вот он какой, этот новый дом, – сказала Дебора, обнимая мать. – Он мне очень нравится.
– Можно мы посмотрим сад? – спросила Дженет.
– После чая, – сказал Томми.
– Хочу чаю, – твердила Розали, ясно давая всем понять, что именно следует делать в первую очередь.
Все направились в столовую, где был сервирован чай, встреченный с полным удовольствием.
– Что это за разговоры я все время о тебе слышу, мама? – спросила Дебора, которая всегда была строга с матерью, считая, что она нуждается в постоянном присмотре.
С чаем было покончено, и все снова оказались на свежем воздухе – дети носились по саду в поисках развлечений, сопровождаемые Ганнибалом и котом Томасом, которые выскочили из дома, желая участвовать в общем веселье.
– Чем же ты теперь занимаешься? – настойчиво допытывалась Дебора.
– Мы прекрасно устроились и ведем вполне степенную жизнь, – ответила Таппенс.
Ответ Дебору явно не удовлетворил.
– Но у тебя ведь были какие-то дела. Были, я знаю, ведь верно, папа?
Томми подошел к ним с Розали, сидевшей у него на закорках. Дженет в это время обследовала новую территорию, а Эндрю озирался вокруг, совсем как взрослый.
– Были, были у тебя разные дела, – не унималась Дебора. – Снова вернулась к этим старым играм, изображала из себя миссис Бленкенсоп. Вся беда с тобой в том, что ты никак не угомонишься – опять эти «Н или М?» и еще бог знает что. Дерек кое-что услышал и написал мне.
– Дерек! А он-то что может знать? – спросила Таппенс, удивленная упоминанием о своем сыне.
– Дерек всегда все знает. И ты тоже хорош, папа, – обернулась Дебора к отцу. – Тоже принялся за старое. Я-то думала, что вы переехали сюда, чтобы жить на покое, отдыхать и наслаждаться жизнью.
– Именно это мы и собирались делать, – сказал Томми, – однако судьба распорядилась иначе.
– Коварная судьба, – сказала Таппенс. – Пещера бед, Форт страха.
– Флекер, – подсказал Эндрю, гордясь своей эрудицией. Он увлекался поэзией и надеялся, что и сам в будущем станет поэтом. Он продолжал цитировать:
- Четыре входа в городе Дамаске:
- Врата судьбы, Врата пустыни,
- Пещера бед, Форт страха.
- О караван, страшись пройти под ними.
- Страшись нарушить их молчанье песней.
- Молчанье там, где умерли все птицы,
- И все же кто-то свищет, словно птица.
Легка на помине, стайка птиц пролетела у них над головами, сорвавшись с крыши дома.
– Что это за птички, ба? – спросила Дженет.
– Ласточки. Они собираются лететь на юг, – ответила Таппенс.
– А они вернутся к нам снова?
– Конечно, на будущий год они снова будут здесь.
– И пролетят через Врата судьбы, – с довольным видом заметил Эндрю.
– Этот дом когда-то назывался «Ласточкино гнездо», – сказала Таппенс.
– Вы как будто бы не собираетесь здесь оставаться, – сказала Дебора. – Отец писал мне, что вы уже приискиваете себе другой дом.
– А почему? – спросила Дженет, Роза Дартл[18] этого семейства. – Мне нравится этот.
– Могу перечислить некоторые причины: «Черная стрела», Александр Паркинсон, Оксфорд и Кембридж, фарфоровая садовая скамеечка, грин-хен-Ло, КК, чрево Матильды, Каин и Авель, «Верная любовь»…
– Довольно, Томми, замолчи. Это мой список, тебя он не касается, – остановила мужа Таппенс.
– Но что все это означает? – недоуменно спросила Дженет.
– Это похоже на перечисление ключей в детективном романе, – сказал Эндрю – этот юный романтик был не прочь отдать должное и такой литературе.
– Это и есть перечень ключей. Именно поэтому мы и хотим приискать себе другой дом, – сказал Томми.
– Такой замечательный дом, – сказала Розали. – И шоколадные печенья… – добавила она, вспоминая только что закончившийся чай.
– Мне он тоже нравится, – заявил Эндрю величественным тоном, словно он был какой-нибудь самодержец всероссийский.
– Почему он тебе не нравится, бабушка? – спросила Дженет.
– Напротив, он мне нравится, – сказала Таппенс с неожиданным для себя жаром. – Я хочу по-прежнему здесь жить, не хочу отсюда уезжать.
– «Врата судьбы», – проговорил Эндрю. – Какое интересное название.
– Раньше этот дом назывался «Ласточкино гнездо», – напомнила Таппенс. – Мы можем вернуть ему это название.
– Все эти ключи… – задумчиво проговорил Эндрю. – Я мог бы сочинить с их помощью целый рассказ. И даже роман.
– Слишком всего много и слишком сложно, – заметила Дебора. – Кто станет читать такой роман?
– Ты ничего не понимаешь, – возразил ей Томми. – Ты просто не представляешь себе, чего только люди не читают. А главное, с удовольствием.
Томми и Таппенс переглянулись.
– Нет ли у вас краски? – спросил Эндрю. – У Альберта, наверное, есть. Кстати, он мне поможет. Я хочу написать на воротах новое название.
– И тогда ласточки будут знать, что летом они могут сюда возвратиться, – сказала Дженет.
Она посмотрела на мать.
– Неплохая идея, – сказала Дебора.
– La Reine le veut[19], – торжественно сказал Томми, обратившись с поклоном к дочери, которая всегда считала, что именно ей принадлежит в семье право выражать королевскую волю.
Глава 17
Послесловие. Обед у мистера Робинсона
– Отличный обед, – сказала Таппенс, оглядев собравшееся общество.
Они встали из-за стола и перешли в библиотеку, где разместились вокруг круглого кофейного столика.
Мистер Робинсон, оказавшийся еще толще, чем ожидала Таппенс, улыбался, склонившись над великолепным кофейником эпохи Георга Второго. Рядом с ним сидел мистер Криспин, который, как оказалось, в миру носил имя Хоршем. Полковник Пайкавей занял место рядом с Томми, который не без некоторого колебания предложил ему сигарету.
Полковник Пайкавей, изобразив на лице удивление, сказал:
– Я никогда не курю после обеда.
Мисс Коллодон, которая показалась Таппенс несколько устрашающей, заметила:
– Да неужели, полковник? Очень, просто очень интересно. – Обернувшись к Таппенс, она сказала: – У вас отлично воспитанная собака, миссис Бересфорд.
Ганнибал, который лежал, положив голову на ногу Таппенс, посмотрел на нее из-под стола с обманчиво ангельским выражением и слегка повилял хвостом.
– Насколько я понимаю, он достаточно свиреп, – сказал мистер Робинсон, бросив шутливый взгляд на Таппенс.
– Вы бы посмотрели на него в деле, – заметил мистер Криспин, он же Хоршем.
– У него вполне светские манеры, когда его берут с собой в гости, – пояснила Таппенс. – Он это обожает, чувствует себя удостоенным чести быть приглашенным в светское общество. – Она обернулась к мистеру Робинсону: – С вашей стороны было очень, очень любезно прислать ему особое приглашение и поставить для него миску с печенкой. Печенка – его любимая еда.
– Все собаки любят печенку, – сказал мистер Робинсон. – Насколько я понимаю, – он посмотрел на Криспина-Хоршема, – если бы я вздумал нанести визит мистеру и миссис Бересфорд в их доме, меня могли бы разорвать в клочки.
– Ганнибал относится к своим обязанностям со всей серьезностью, – сказал мистер Криспин. – Он хорошо воспитанная сторожевая собака и никогда об этом не забывает.
– Как человек на службе безопасности, вы, конечно, разделяете его чувства, – заметил Робинсон. В его глазах зажглись веселые искорки. – Вы и ваш муж сделали замечательное дело, миссис Бересфорд. Мы перед вами в долгу. Полковник Пайкавей мне говорил, что именно вы были инициатором всего этого дела.
– Так получилось, – смущенно подтвердила Таппенс. – Мне… мне стало любопытно. Захотелось узнать, что к чему.
– Ну да, я так и понял. А теперь вам, вероятно, не менее любопытно узнать, в чем суть всего этого дела.
Таппенс смутилась еще больше.
– О… конечно… я хочу сказать… – довольно невнятно бормотала она. – Я понимаю, что все это совершенно секретно… что задавать вопросы не полагается, потому что ответа все равно не получишь. Я прекрасно это понимаю.
– Напротив, это я хочу задать вам несколько вопросов. Если вы ответите, я получу нужную мне информацию и буду очень доволен.
Таппенс смотрела на него, широко раскрыв глаза.
– Не могу себе представить… – Она внезапно замолчала.
– У вас есть список, перечень – так, по крайней мере, сказал мне ваш муж. Он не сказал, что это за список. Совершенно справедливо. Этот список – ваша собственность. Но мне ведь тоже ведомо чувство невероятного любопытства.
Глаза его снова сверкнули. Таппенс вдруг почувствовала, что мистер Робинсон ей очень симпатичен.
Она секунду помолчала, потом кашлянула и потянулась за носовым платком.
– Это ужасно глупо, – сказала она. – По совести говоря, это даже больше чем глупо, это граничит с безумием.
Реакция мистера Робинсона была неожиданной.
– «Безумие, безумие! Весь мир безумен». Так говорил, сидя под бузиновым кустом, Ганс Закс в «Мейстерзингерах» – это моя любимая опера. Он был совершенно прав.
Он взял листок бумаги, который ему протянула Таппенс.
– Прочитайте вслух, если хотите, – сказала она. – Я ничего не имею против.
Мистер Робинсон взглянул на листок и протянул его Криспину.
– Энгус, у вас голос лучше поставлен, чем у меня.
Мистер Криспин взял листок и прочел приятным тенорком с отличным произношением:
«Черная стрела»; Александр Паркинсон; Мери Джордан умерла не своей смертью; Оксфорд и Кембридж, викторианские фарфоровые скамеечки; грин-хен-Ло; КК; чрево Матильды; Каин и Авель; «Верная любовь».
Он замолчал, посмотрел на хозяина дома, а потом на Таппенс.
Читать бесплатно другие книги:
