Врата судьбы Кристи Агата

Глава 1

Мери Джордан

– Но это же полностью меняет дело, – сказала Таппенс.

– Да, – подтвердил Томми. – Я был… я был просто потрясен.

– Почему он тебе это сказал?

– Я не знаю. Я подумал… у меня возникло предположение…

– Что он за человек, Томми? Ты ничего мне о нем не рассказал.

– Он желтый, – сказал Томми. – Желтый, огромный и толстый, а в остальном обычный и в то же время – как бы это сказать? – совсем необычный, ни на кого не похожий. Он… ну, словом, как сказал мой давний друг, это человек, находящийся на вершине.

– Это про певцов говорят, что они находятся на вершине славы.

– Ну почему, это выражение можно употреблять не только применительно к певцам.

– Так в чем же дело? Создается впечатление, что он, сам того не желая, приоткрыл тебе завесу тайны.

– Все это было так давно, – сказал Томми. – Давным-давно кануло в Лету. Сейчас все это уже не имеет никакого значения. Ты только посмотри, сколько давних событий предано гласности. Многое уже не скрывается. Рассказывают, как все на самом деле было. Что написал один, и что сказал другой, и по поводу чего разразился такой-то скандал, и почему о том-то и о том-то умалчивалось прежде.

– Когда ты говоришь вот так, – сказала Таппенс, – я окончательно перестаю что-либо понимать. Все, оказывается, было не так, как мы считали прежде, да?

– Что ты хочешь сказать этим «не так»?

– Ну, я хочу сказать, не так, как мы считали раньше. Я хочу сказать… Что я хочу сказать?

– Продолжай, пожалуйста, – сказал Томми. – Проясни, что ты имеешь в виду.

– Именно то, что сказала. Все идет насмарку. То, что мы нашли в «Черной стреле», казалось нам вполне ясным. Кто-то зашифровал это сообщение в книге, вероятно тот мальчик, Александр, и, согласно его сообщению, кто-то из них – по крайней мере, он пишет «один из нас», – словом, кто-то из семьи или из домочадцев причастен к смерти Мери Джордан, но мы понятия не имеем, кто такая Мери Джордан, и мы оказались в тупике.

– Что верно, то верно, ничего понять невозможно, – согласился Томми.

– Ну, тебе-то не показалось, что все так уж непонятно. А я в полном недоумении. Мне не удалось ничего о ней разузнать. По крайней мере…

– Судя по тому, что удалось выяснить тебе, она была немецкой шпионкой, ты это имеешь в виду?

– Да, так все о ней говорят, и я считала, что это именно так. А вот теперь…

– Да, – подтвердил Томми, – теперь мы знаем, что это неправда. Она была не немецкой шпионкой, а наоборот.

– Нечто вроде английской шпионки.

– Ну да, служила, как у нас говорят, в контрразведке или в органах безопасности. И явилась сюда в некоем качестве, чтобы что-то выяснить. Разузнать об этом… как его фамилия? Жаль, что я так плохо запоминаю фамилии. Я имею в виду этого офицера… не помню, морского или армейского. Того самого, который продал немцам секретные чертежи подводной лодки или что-то в этом роде. Ну да, теперь я уверен, что здесь было целое гнездо немецких шпионов, совсем как прежде, во времена «Н или М?», и они творили свои грязные дела.

– Похоже, что было именно так.

– И, надо полагать, ее послали сюда, чтобы она все разведала об их делах.

– Понятно.

– Итак, «один из нас» означает совсем не то, что мы думали. «Один из нас» означает «кто-то из соседей». Из тех, кто жил в этих краях. Но этот человек был как-то связан с домом или просто бывал там по каким-то делам. Значит, она умерла не своей смертью, а потому, что кому-то стала известна ее подлинная миссия. А Александр каким-то образом об этом проведал.

– Вполне возможно, что она притворилась немецкой шпионкой. И подружилась с капитаном… как там его звали?

– Назовем его капитан Икс, – сказал Томми, – если ты не в состоянии запомнить его фамилию.

– Ну ладно, пусть будет капитан Икс. Итак, она с ним подружилась.

– Кроме того, – продолжал Томми, – там находился еще один вражеский агент. Он был главой крупной организации. Жил в маленьком коттедже на побережье и, я сильно подозреваю, активно занимался пропагандой – писал всякие статьи, утверждая, что нам лучше всего объединиться с Германией, вступить с ней в союз и так далее.

– Все так запутано, – сказала Таппенс. – Все эти планы и секретные документы, заговоры и шпионаж. Невозможно во всем этом разобраться. Ясно одно: мы, скорее всего, искали не там, где следует.

– Ну, я не совсем с тобой согласен, – сказал Томми. – Я так не думаю.

– Почему это? Почему ты не согласен?

– Да потому, что если эта Мери Джордан была послана сюда для выяснения каких-то обстоятельств и если она действительно что-то выяснила, тогда они – я имею в виду капитана Икс и других людей из той же шайки, ведь были же у него наверняка подручные, – так вот, когда они обнаружили, что она что-то выяснила…

– Опять ты сбиваешь меня с толку, – сказала Таппенс. – Когда ты говоришь вот таким образом, я вообще перестаю что-либо понимать.

– Так вот, когда они обнаружили, что ей известно об их закулисной деятельности, им ничего не оставалось, кроме как…

– Заставить ее замолчать, – закончила за него Таппенс.

– Это звучит совсем как у Филипса Опенгейма, – сказал Томми. – А он писал гораздо раньше четырнадцатого года.

– Ну, как бы там ни было, им пришлась заставить Мери Джордан замолчать, прежде чем она успеет сообщить о том, что она узнала.

– Вполне возможно, что ей к тому же удалось завладеть какими-нибудь важными документами или письмами.

– Да, понимаю, что ты имеешь в виду. Мы должны искать не там, где искали раньше, а среди других людей. Если она была лишь одной из тех, кто должен был умереть от ядовитых трав и кореньев, ошибочно попавших в кухню из огорода, тогда я никак не могу понять, почему Александр пишет «один из нас». Ясно, что это не мог быть один из членов его семьи.

– Совсем не обязательно, чтобы отравителем был кто-то из домочадцев, – сказал Томми. – Любой человек мог набрать ядовитых листьев, похожих на те, что идут в пищу, связать их в пучок и подбросить на кухню. И совсем не обязательно они должны были оказаться смертельными. Вполне достаточно было того, чтобы все почувствовали себя неважно, вызвали врача, и врач, взяв на анализ пищу, обнаружил бы в ней присутствие ядовитого растения, которое по ошибке попало на кухню, а потом в пищу. Никто не подумал бы, что это было сделано нарочно.

– Но тогда умерли бы все, кто находился за столом, – возразила Таппенс. – Или по крайней мере заболели бы.

– Совсем не обязательно, – сказал Томми. – Предположим, они хотели отравить определенного человека, в данном случае Мери Джордан. Так вот, они дали бы ей смертельную дозу перед обедом, скажем с коктейлем, или же после обеда вместе с кофе, добавив туда чистый дигиталин или аконит – словом, то, что содержится в наперстянке.

– Аконит содержится совсем в другом растении, оно так и называется – аконит, или борец, – уточнила Таппенс.

– Не надо демонстрировать свою эрудицию, – сказал Томми. – Важно то, что все получают слабую дозу яда, все чувствуют себя плохо, но умирает только один человек. Разве не понятно, что если однажды все заболевают после обеда или ужина, то тут же выясняется причина и обнаруживается отравление – такие вещи случаются сплошь и рядом? Всем известны случаи отравления ядовитыми грибами, дети часто отравляются ядовитыми ягодами. Все понимают, что это обыкновенная ошибка, и человек совсем не обязательно умирает. А если умирает кто-то один из всей компании, то всегда можно сказать, что у этого человека аллергия на определенный продукт, поэтому именно он умер, тогда как остальные живы. Ты понимаешь, все с готовностью отнесут случившееся на счет банальной ошибки и не станут дознаваться до истинной причины случившегося.

– Возможно, она, как и все другие, почувствовала себя неважно, а потом, позже, ей дали настоящую дозу, добавив яд в утренний чай или кофе, – предположила Таппенс.

– Я уверен, что у тебя на этот счет найдется масса разных предположений.

– Да, именно на этот счет, – согласилась Таппенс. – А как же все остальное? Кто, зачем и почему? Кто это «один из нас»? Говоря «один из нас», мы имеем в виду: у кого была возможность это сделать? Человек, который жил в доме, возможно, чей-нибудь друг? Кто-нибудь привез, например, письмо, скорее всего подложное, в котором говорилось: «Окажите любезность моей приятельнице миссис имярек такой-то, которая живет в ваших краях. Ей так хочется увидеть ваш прелестный садик» – или что-нибудь в таком же духе. Ничего не может быть проще.

– Согласен.

– В таком случае, – сказала Таппенс, – в доме, возможно, до сих пор хранится что-то, и этим объясняется то, что случилось со мной сегодня, да и вчера тоже.

– А что случилось вчера, Таппенс?

– Когда я катилась с холма на этой дурацкой тележке, у нее отвалилось колесо, и я полетела вверх тормашками прямо в колючий куст. Я чуть не… все действительно могло плохо кончиться. Этот глупый старик Айзек должен был как следует позаботиться о том, чтобы все было в порядке. Он заверил меня, что действительно осмотрел тележку и что она была в порядке.

– На деле оказалось не так.

– Конечно. Потом он говорил, что кто-то, наверное, трогал эту тележку и что-то сделал с колесами, потому они и соскочили.

– Таппенс, – сказал Томми, – ты понимаешь, что уже не первый раз с нами здесь что-то случается? Помнишь, как что-то свалилось мне на голову в библиотеке?

– Ты хочешь сказать, что от нас хотят избавиться? Но это означает…

– Это означает, – сказал Томми, – что что-то есть, причем это что-то находится здесь, в нашем доме.

Томми и Таппенс озадаченно посмотрели друг на друга. Тут было о чем подумать. Таппенс три раза порывалась заговорить, но каждый раз удерживалась, продолжая думать. Первым заговорил Томми:

– Как он реагировал на случившееся? Что сказал по поводу «Верной любви»? Я имею в виду Айзека.

– Он сказал, что этого следовало ожидать, что тележка старая, что там все сгнило и проржавело.

– Но ведь он также сказал, что, наверное, кто-то трогал эту тележку?

– Да, – подтвердила Таппенс. – Он совершенно определенно это утверждал. «Да, – говорил он, – эти ребятишки до нее добрались. Экие пострелята. Им нравилось снимать и надевать колеса». Я, правда, никого там не видела. Но они, конечно, постарались бы сделать это незаметно, так, чтобы я их не поймала. Дожидались, верно, когда я уйду из дому… Я спросила, не думает ли он, что это просто… ну, просто шалости.

– Что же он на это ответил? – поинтересовался Томми.

– Он даже не знал, что сказать.

– Мне кажется, это вполне могла быть обыкновенная шалость, – сказал Томми. – Люди иногда склонны пошутить.

– Ты хочешь сказать, что кто-то предполагал, что я буду продолжать кататься, как дурочка, на этой тележке, а потом колесо соскочит и она разлетится? Но это же глупо, Томми.

– Звучит действительно глупо, – согласился Томми, – но глупости иногда оборачиваются серьезными делами. Все зависит от того, где и почему они случаются.

– Не могу себе представить это «почему».

– Можно попробовать догадаться – представить себе наиболее вероятное объяснение, – сказал Томми.

– И что ты считаешь наиболее вероятным?

– Можно предположить, что нас хотят отсюда выжить, хотят, чтобы мы уехали из этого дома.

– Но почему же? Ведь если кому-то хочется заполучить этот дом, можно было бы просто предложить нам продать его.

– Да, конечно, это вполне можно было сделать.

– Вот я и не понимаю… Ведь, насколько мне известно, никто не собирался покупать этот дом. Считалось, что он продается достаточно дешево, но только потому, что он такой старомодный, и еще потому, что в него необходимо было вложить достаточно много денег.

– Не могу поверить, что кому-то понадобилось от нас избавиться. Разве что им не понравилось, что ты задаешь слишком много вопросов, что-то разнюхиваешь, что-то выписываешь из книг.

– Ты хочешь сказать, что я расшевелила нечто, что, по мнению некоторых людей, шевелить отнюдь не следует?

– Что-то в этом духе, – подтвердил Томми. – Я хочу сказать, если бы нам вдруг разонравилось жить здесь и мы съехали бы отсюда, выставив дом на продажу, это их вполне устроило бы. Я не думаю, что они…

– Кого ты имеешь в виду, говоря «они»?

– Понятия не имею, – признался Томми. – Кто такие «они», попытаемся выяснить позже. А пока это просто они, и только. Есть мы, и есть они. Мы должны разделять эти два понятия.

– А Айзек?

– Не понимаю, что ты хочешь сказать.

– Сама не знаю. Просто подумала, не замешан ли он в этих делах.

– Он очень старый человек, давно здесь живет и многое знает. Как ты думаешь, если бы ему сунули пятерку, согласился бы он сделать с тележкой то, что было сделано?

– Вряд ли, – возразила Таппенс. – У него не хватило бы мозгов.

– Мозги для этого не требуются, – продолжал Томми. – Много ли нужно мозгов для того, чтобы взять пятифунтовую бумажку и отвинтить пару винтиков или сломать какую-нибудь деревяшку, так чтобы в следующий раз, когда тебе вздумается поиграть с тележкой, ты полетела бы с горы вверх тормашками?

– Мне кажется, ты выдумываешь, все это глупости, – сказала Таппенс.

– Ну что же, ты тоже кое-что выдумала, не умнее, чем это.

– Но все, что я выдумывала, сходилось, – сказала Таппенс. – Все сходилось с тем, что мы впоследствии узнавали.

– Да, но результаты моих расспросов или расследований, если тебе угодно их так называть, показывают, что все, что мы узнали, оказалось не совсем верным.

– Ты подтверждаешь то, что я только что сказала, а именно: твои данные полностью опровергают наши домыслы. Я хочу сказать: мы теперь знаем, что Мери Джордан не была вражеским агентом, совсем наоборот, она была агентом британским и находилась здесь со специальным заданием. Вполне возможно, что она свое задание выполнила.

– В таком случае, – сказал Томми, – исходя из полученной мною информации, следует предположить, что ее задача заключалась в том, чтобы добыть определенные сведения.

– Скорее всего, собрать сведения о капитане Икс, – сказала Таппенс. – Ты должен узнать его имя, как-то скучно называть его все время капитаном Икс.

– Ладно, – проворчал Томми. – Но ты же знаешь, как это трудно.

– И она эти сведения собрала и отправила соответствующее донесение. А оно, возможно, попало не по назначению, – сказала Таппенс.

– Какое еще донесение? – удивился Томми.

– Ну, сообщение, которое ей предстояло передать через связного.

– Ну а дальше?

– Как ты думаешь, мог это быть ее отец, или дед, или другой какой-нибудь родственник?

– Мне кажется, не мог, – сказал Томми. – Подобные вещи так не делаются. И вообще, вполне возможно, что она просто взяла себе псевдоним Джордан или так решило ее начальство, потому что фамилия эта вполне заурядная и вполне подходящая, если она должна была считаться наполовину немкой. Возможно также, что ее перебросили сюда с другого задания, не связанного с немцами.

– Не связанного с немцами, – повторила Таппенс, – и не здесь, а за границей. Итак, в каком качестве она здесь появилась? О боже, нам предстоит начать с выяснения, в качестве кого… Как бы то ни было, она явилась сюда и что-то обнаружила и либо передала это кому следует, либо нет. Я хочу сказать, она, возможно, даже ничего не писала, а просто поехала в Лондон и передала то, что нужно, на словах. Встретилась, к примеру, с кем следует в Риджент-парке.

– Обычно, – сказал Томми, – это делается так. Ты связываешься с человеком из того посольства, с которым имеешь дело, и встречаешься с ним именно в Риджент-парке, и…

– Или оставляешь соответствующую информацию в дупле определенного дерева. Кажется невероятным, да? Больше похоже на влюбленных, которые оставляют в дупле письма друг для друга.

– Если им приходится прибегать к этому способу, то передаваемая информация зашифровывается в форме любовных писем.

– Отличная идея! – воскликнула Таппенс. – Только мне кажется, что они… Господи, ведь все это было так давно! Как трудно сдвинуться с места! Чем больше узнаешь, тем труднее понять, что к чему. Но ведь мы не собираемся на этом останавливаться, верно, Томми?

– Ни минуты не сомневаюсь, что ты-то уж точно не остановишься, – со вздохом проговорил Томми.

– А тебе хотелось бы все это бросить?

– Пожалуй, да. Насколько я понимаю, это дело…

– Ну, знаешь, – перебила его Таппенс, – не могу себе представить, что ты можешь бросить свежий след. Это невозможно. А мне и подавно было бы трудно это сделать. Я хочу сказать, что все равно буду об этом думать и волноваться. Вполне могу даже лишиться аппетита.

– Дело вот в чем, – сказал Томми. – Мы как будто бы знаем, с чего все началось. Шпионаж. Шпионаж с нашей стороны. Определенные цели. Возможно, в какой-то степени цель эта была достигнута. Но мы не знаем второго действующего лица. Со стороны противника. Я хочу сказать, что здесь непременно должен был действовать некто, и этот некто был человеком из органов безопасности. Предатель, который маскировался под преданного слугу своей страны.

– Да, – сказала Таппенс. – Вполне с этим согласна. Это весьма вероятно.

– И Мери Джордан должна была установить связь с этим человеком.

– Установить связь с капитаном Икс?

– Мне кажется, да. Или же с друзьями капитана Икс и выяснить, что на самом деле происходит. Для того чтобы это сделать, ей, по-видимому, необходимо было приехать сюда.

– И ты считаешь, что Паркинсоны – нам, похоже, никак не обойтись без Паркинсонов, если мы вообще хотим что-то выяснить, – причастны к этому делу? Что Паркинсоны работали на противника?

– Да нет, это маловероятно, – сказал Томми.

– Тогда я вообще не понимаю, что к чему.

– Мне кажется, что большую роль во всем этом деле играет дом, – сказал Томми.

– Дом? Но ведь здесь после них жили другие люди, разве не так?

– Ну конечно, жили. Но я не думаю, что эти люди были похожи… были похожи на тебя, Таппенс.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, они не интересовались старыми книгами, не делали выписок, в книгах не обнаруживались интересные вещи. Они ничем не напоминали мангустов. Они просто селились в доме и жили в нем, а в верхних комнатах с книгами жили, скорее всего, слуги, туда хозяева даже не заходили. Вполне возможно, что в доме что-то спрятано. Может быть, это сделала Мери Джордан. Спрятала, чтобы кто-то это взял, а может быть, она сама потом собиралась извлечь из своего тайника спрятанное и передать кому нужно в Лондоне, отправившись туда под каким-нибудь предлогом. К зубному врачу, например. Или навестить старую приятельницу. Ничего нет проще. Она раздобыла какие-то документы или письма и спрятала их в доме. Тебе не кажется, что они до сих пор находятся в доме?

– Нет, я так не думаю. Но нам ведь ничего не известно. Кто-то боится, что мы можем это обнаружить или уже обнаружили, и хочет выжить нас из дома или же заполучить то, что мы, возможно, нашли, – ведь им самим так и не удалось ничего найти, хотя они, несомненно, искали все эти годы, а потом, наверное, решили, что интересующая их вещь спрятана не в доме, а где-то снаружи. О, Томми, ведь так еще интереснее, правда?

– Но ведь это всего лишь наши догадки, – заметил Томми.

– Ах, не будь таким занудой. Буду искать теперь и вокруг дома, а не только внутри…

– Что же ты собираешься делать? Перекопать весь огород?

– Нет. Осмотреть все шкафы, чуланы, словом, все закоулки. Кто знает? О, Томми!

– О, Таппенс! А ведь мы так мечтали о тихой, спокойной старости.

– Никакого покоя пенсионерам! Кстати, это тоже идея.

– Что?

– Поеду-ка я в клуб и поговорю со стариками-пенсионерами. Раньше я как-то об этом не подумала.

– Ради всего святого, Таппенс, будь осторожна, – взмолился Томми. – Мне впору сидеть дома, чтобы присматривать за тобой. Но ведь я должен завтра ехать в Лондон, мне нужно там кое-что разузнать.

– А я буду заниматься расследованием здесь, – заявила Таппенс.

Глава 2

Таппенс ведет расследование

– Надеюсь, я вам не помешала, – сказала Таппенс. – Свалилась как снег на голову. Надо было, конечно, предварительно позвонить, на случай если вас не окажется дома или вы заняты. Но я зашла просто так и могу сразу же уйти, если хотите. Я нисколько не обижусь, уверяю вас.

– Да что вы, мне очень приятно вас видеть, миссис Бересфорд.

Миссис Гриффин слегка подвигалась в кресле, чтобы было удобнее спине, и посмотрела на Таппенс с явным удовольствием:

– Так приятно, знаете ли, когда в наших краях появляются новые люди. Мы уже так привыкли друг к другу, что каждое новое лицо доставляет нам радость. Настоящую радость! Надеюсь, вы с мужем как-нибудь приедете ко мне отобедать. Я не знаю, когда ваш муж возвращается домой. Он ведь почти каждый день ездит в Лондон, не так ли?

– Да, вы правы, – ответила Таппенс. – Это очень любезно с вашей стороны. Надеюсь, вы тоже приедете к нам посмотреть на наш дом, когда мы окончательно приведем его в порядок. Каждый день я говорю себе, что теперь вроде бы все в порядке, но потом оказывается, что еще что-то недоделано.

– В этом смысле все дома похожи один на другой, – заметила миссис Гриффин.

Миссис Гриффин было девяносто четыре года. Эта информация поступила к Таппенс из различных источников, таких, как приходящая прислуга, старик Айзек, девушка Гвенда из почтового отделения и многие другие. Старушка всегда старалась сидеть прямо – так ее меньше мучили ревматические боли, – и эта прямая посадка в сочетании с аккуратным подтянутым видом способствовала тому, что выглядела она значительно моложе. Несмотря на морщинистое лицо и седые волосы, прикрытые кружевным шарфом, завязанным под подбородком, она чем-то напоминала Таппенс ее двоюродных бабушек. Она носила бифокальные очки и слуховой аппарат – впрочем, к его помощи ей приходилось прибегать довольно редко. Держалась она достаточно бодро и, судя по ее виду, могла бы прожить лет до ста, а то и до ста десяти.

– Чем вы все это время занимаетесь? – спросила миссис Гриффин. – Насколько я знаю, электрики уже сделали все, что нужно, и больше вам не докучают. Мне об этом сказала Дороти, то есть миссис Роджерс. Раньше она жила у меня в прислугах, а теперь только приходит убираться два раза в неделю.

– Да, слава богу, кончили, – сказала Таппенс. – Я постоянно попадала ногой в отверстия, которые они устраивали. В сущности, я зашла вот зачем, – продолжала она. – Это, наверное, глупо, но просто стало интересно. Вам, наверное, тоже покажется, что это страшно глупо. Дело в том, что я приводила в порядок книжные полки. Мы купили у прежних владельцев дома вместе с некоторым другим домашним скарбом старые книги. В основном это детские книжки, очень старые, но среди них я нашла такие, которыми зачитывалась в детстве.

– Ах да, – сказала миссис Гриффин, – я вполне вас понимаю, понимаю, какое это удовольствие – снова подержать в руках любимые книжки, иметь возможность их перечитать. «Пленник Зенды», например. Кажется, «Пленника Зенды» читала мне моя бабушка. А потом я и сама ее перечитывала. Замечательная книжка. Такая романтичная. Это первый роман, который детям разрешали читать. Вообще-то романы детям в те времена читать не давали, их чтение не поощрялось. Моя мать и бабушка не разрешали мне читать романы по утрам. Раньше их почему-то называли «историями». По утрам можно было читать только исторические книги и вообще что-нибудь серьезное, а «истории» – это для удовольствия, и потому их разрешалось читать только вечером.

– Да, я знаю, – сказала Таппенс. – Словом, я нашла множество книг и с удовольствием их читаю. Например, книги миссис Молсуорт.

– «Комната с гобеленами»! – воскликнула миссис Гриффин с энтузиазмом.

– Ну да, «Комната с гобеленами» – моя любимая книжка.

– Ну а мне больше нравилась «Ферма на четырех ветрах», – сказала миссис Гриффин.

– Да, эта книжка тоже там есть. И еще много других. Самые разные авторы. Но когда я дошла до нижней полки, то обнаружила под ней довольно глубокий пролом в полу – видимо, пробитый чем-то тяжелым при перестановке мебели, – а в нем уйму разных вещей. В основном старые потрепанные книги, но среди них – вот это.

Таппенс достала пакет, завернутый в коричневую бумагу.

– Это книга записи дней рождения, – сказала она. – Старинная книга памятных дат. Там я нашла и ваше имя. Ведь ваша девичья фамилия была Моррисон. Уинифрид Моррисон, верно?

– О господи! Совершенно верно.

– И она значится в этой книге. Вот я и подумала, что вам, возможно, будет интересно, и принесла, чтобы вы сами посмотрели. Может быть, вы там найдете имена ваших старых друзей, а может, и другие, которые будет приятно вспомнить.

– Ах, как это мило с вашей стороны, моя дорогая. Я с большим удовольствием посмотрю. Знаете, в старости так приятно вспомнить что-то из прошлого! Вы очень, очень любезны.

– Она такая старая и потрепанная, и чернила местами выцвели, – сказала Таппенс, протягивая книгу миссис Гриффин.

– Ну-ка, ну-ка, – говорила миссис Гриффин, – и верно. Вы знаете, в свое время у каждого была своя книга дней рождения, но потом этот обычай отжил. Мое поколение было, вероятно, последним в этом смысле. А вот нам это очень нравилось. У каждой из моих школьных подруг была такая книга. Ты записывала свое имя в их книги, а они – в твою.

Она взяла у Таппенс книгу, открыла ее и стала читать, водя пальцем по страницам.

– Боже мой, боже мой, – бормотала она. – Как оживает прошлое! Да, конечно. Вот Элен Джилберт, а вот и Дейзи Шерфилд, да, прекрасно ее помню. У нее еще была во рту такая штучка, которую вставляют, чтобы выпрямить кривые зубы. Кажется, она называется скобка. И она постоянно ее вынимала. Говорила, что терпеть ее не может. А вот Эдди Кроун и Маргарет Диксон. Да, да. Какой у них у всех прекрасный почерк. Теперь девушки так не пишут. А уж запись моего племянника! Ничего не могу в ней разобрать. Словно написано не буквами, а какими-то иероглифами. Приходится просто догадываться, что означает то или иное слово. Молли Шорт. Да, она немного заикалась. Как все это живо вспоминается.

– Думаю, сейчас уже немного осталось, я хочу сказать… – Таппенс замолкла, боясь допустить какую-нибудь бестактность.

– Вы, наверное, думаете, что никого из этих девушек уже нет на свете. Ну что же, вы правы. Большинство из них действительно умерли, однако не все. У меня сохранилось еще немало знакомых со времен моей молодости. Правда, живут они не здесь, потому что многие девушки, с которыми я дружила, вышли замуж и покинули эти места. Кто-то уехал за границу следом за мужем-военным, другие просто переселились в другие города. Две мои самые старинные подруги живут в Нортумберленде. Да, все это очень интересно.

– А Паркинсоны? – спросила Таппенс. – Помните ли вы кого-нибудь из них? В этой книге не значится никого с такой фамилией.

– О нет, они жили гораздо раньше. А вы хотите что-нибудь узнать о Паркинсонах?

– Да, вы правы. Из чистого любопытства. Просто, разбирая старые бумаги, я наткнулась на имя мальчика, Александра Паркинсона, а потом, бродя однажды по кладбищу, увидела его могилу. Оказывается, он умер в отроческом возрасте. Вот мне и захотелось узнать о нем побольше.

– Да, он очень рано умер, – подтвердила миссис Гриффин. – Все тогда думали, как это грустно, когда умирает такое юное существо. Это был очень одаренный мальчик, и ему прочили блестящее будущее. Он ведь и не болел, просто отравился, съел что-то неподобающее во время пикника. Так мне рассказывала миссис Хендерсон. Она много чего помнит об этих Паркинсонах.

– Миссис Хендерсон? – живо переспросила Таппенс.

– Вы ее, наверное, не знаете. Она живет в доме для престарелых. Он называется «Медоусайд». Это недалеко отсюда, милях в двенадцати-пятнадцати. Поезжайте туда и поговорите с ней. Она многое может вам рассказать о доме, в котором вы теперь живете. В ту пору он назывался «Ласточкино гнездо». Теперь-то вроде называется как-то по-иному, верно?

– «Лавры».

– Миссис Хендерсон старше меня, хотя она была самой младшей в огромной семье. Одно время она служила гувернанткой. А позже стала чем-то вроде компаньонки или сиделки для миссис Беддингфилд, которой тогда принадлежало «Ласточкино гнездо», или по-теперешнему «Лавры». Она очень любит поговорить о старых временах. Вам следует непременно поехать и повидаться с ней.

– Но, может, ей будет неприятно…

– О, моя дорогая, напротив, ей будет очень приятно. Непременно поезжайте. Так и скажите, что это я вам посоветовала. Она меня прекрасно помнит, и меня, и мою сестру Розмари, и я иногда навещаю ее, только вот в последние годы не ездила, потому что мне трудно передвигаться. А еще повидайте миссис Хенли, она живет… как же это теперь называется?.. кажется, «Эпл-Три-Лодж». Это тоже заведение для стариков. Уровень несколько иной, но условия вполне приличные, а уж сплетен там! Я уверена, они очень обрадуются вашему визиту. Им ведь ужасно скучно, так что всякое новое лицо доставляет им огромное удовольствие.

Глава 3

Томми и Таппенс обмениваются информацией

– У тебя усталый вид, – сказал Томми, когда супруги Бересфорд, закончив обедать, направились в гостиную, где Таппенс тяжело опустилась в кресло. Она несколько раз глубоко вздохнула, а потом зевнула.

– Усталый вид? У меня просто нет сил.

– Чем же ты занималась? Надеюсь, не трудилась в саду.

– Если я и переутомилась, то не от физической работы, – холодно сказала Таппенс. – Я делала то же самое, что и ты. Занималась расследованием.

– Весьма утомительное занятие, вполне с тобой согласен. Где же именно? Позавчера, когда ты была у миссис Гриффин, тебе, по-видимому, удалось узнать не особенно много интересного, разве не так?

– А мне кажется, что я узнала достаточно. Правда, от первого визита толку было мало. Но, во всяком случае, кое-что я раздобыла.

Открыв сумочку, она принялась рыться в ней, пытаясь отыскать свою объемистую записную книжку. Наконец ей это удалось.

– Каждый раз, узнав что-нибудь интересное, я беру себе на заметку. Здесь, например, у меня имеется меню китайского обеда.

– Ну и что из этого воспоследовало?

– В результате я узнала множество гастрономических тонкостей. Например… Я беседовала с двумя стариками, чьих имен не запомнила…

– Вот имена и фамилии надо непременно запоминать.

– Да, но меня интересуют не имена людей, с которыми я беседую, а то, что они мне рассказывают. А они пришли в невероятное возбуждение, рассказывая об одном званом обеде, на котором они присутствовали, и великолепном блюде, которое там подавали. По-видимому, им тогда впервые довелось отведать салат из крабов. Им приходилось слышать, что в самых богатых и фешенебельных домах после мясного блюда подается именно такой салат, однако пробовать его никогда прежде не доводилось.

– Ну, в такой информации мало полезного, – заметил Томми.

– Ты ошибаешься, кое-что полезное есть, потому что они навсегда запомнили этот день. Я спросила, почему они его запомнили. Оказывается, потому, что в этот день проводилась перепись.

– Что? Какая перепись?

– Ну, ты же знаешь, время от времени проводится перепись населения. У нас она проходила в прошлом году… нет, кажется, в позапрошлом. Это когда все граждане отвечают на многочисленные вопросы и все сообщаемые сведения фиксируются в соответствующих бланках. Если у вас в доме кто-то гостит или останется в этот день ночевать, ему или ей также предстоит пройти через процедуру переписи вместе с вами. Короче говоря, во время званого обеда в дом явились переписчики, и всем гостям, а их было множество, пришлось отвечать на вопросы. По мнению моих собеседников, это была дурацкая процедура и абсолютно неприличная, потому что присутствующим на обеде пришлось отвечать на множество неудобных вопросов. Например: есть ли у вас дети, а если есть, то состоите ли вы в браке, или, допустим, вы обязаны сообщить, что дети у вас есть, хотя в браке вы не состоите. И тому подобные вопросы. Все гости были ужасно расстроены и чувствовали себя неловко. Мои собеседники тоже были огорчены. Но огорчены они были не процедурой переписи, а тем, что в тот вечер случилось.

– Перепись может оказаться весьма полезной, если тебе известна точная ее дата, – заметил Томми.

– Ты хочешь сказать, что можно это проверить?

– Ну конечно. Если речь идет о каком-то конкретном человеке, это совсем нетрудно сделать.

– Они вспомнили, что в тот вечер шел разговор о Мери Джордан. Все говорили о том, как она им раньше нравилась, какой славной девушкой она казалась. Они никогда в жизни не поверили бы… ну, ты же знаешь, что говорится в таких случаях. А потом еще: «Она же наполовину немка, нужно было хорошенько подумать, прежде чем ее нанимать».

Таппенс поставила перед собой чашку кофе и поуютнее устроилась в кресле.