Загадка Эндхауза Кристи Агата
— Никаких, — ответила Ник. — Представить себе не могу…
— Иначе и быть не может, — подхватил инспектор — Маньяк, одержимый манией убийства, — вот как я объясняю это дело. Паршивая история. Ну, я, пожалуй, больше не стану сегодня беспокоить вас. Не могу выразить, как я огорчен.
Доктор Грэхем сделал шаг вперед.
— Я бы не советовал вам оставаться здесь, мисс Бакли. Мы как раз говорили об этом с мосье Пуаро. Я могу вам порекомендовать отличную лечебницу. Ведь после такого потрясения вам необходим полный покой.
Но Ник смотрела не на него, а на Пуаро.
— И все дело… только в потрясении? — спросила она.
Пуаро подошел поближе.
— Я хочу, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, mon enfant. И сам хочу знать, что вы в безопасности. У вас будет сиделка — милая, деловитая, без всяких фантазий. Всю ночь она будет сидеть возле вас. Если вы проснетесь и вскрикнете, она будет тут как тут. Понимаете?
— Я-то понимаю, — ответила Ник. — А вы — нет. Я ведь уже не боюсь. И мне все равно — так или иначе. Если кто-то хочет меня убить — пусть.
— Тсс, — попытался я остановить ее. — Это нервы.
— Да вы же не знаете. Никто из вас не знает.
— Поверьте мне, мосье Пуаро дает вам превосходный совет, — вкрадчивым тоном стал убеждать ее доктор. — Я бы отвез вас в своем автомобиле. И мы бы дали вам что-нибудь такое, чтобы вы могли как следует поспать. Ну, соглашайтесь же.
— Мне все равно, — сказала Ник. — Делайте как хотите, мне безразлично.
Пуаро положил руку на руку девушки.
— Я понимаю, мадемуазель, я знаю, что вы сейчас чувствуете. Взгляните, я стою перед вами, убитый и опозоренный. Я обещал быть вашим защитником и не смог сдержать слова. Я потерпел неудачу. Я жалок. Но верьте, это поражение не дает мне покоя. Если бы вы знали, как я страдаю, вы обязательно простили бы меня.
— Конечно, — все так же безучастно отозвалась Ник. — И незачем вам взваливать вину на себя. Я уверена: вы сделали все, что могли. И никто бы тут не помог и не сделал бы больше. Не огорчайтесь, не надо.
— Вы очень великодушны, мадемуазель.
— Да нет, я…
Она не договорила. Дверь распахнулась, и в комнату влетел Джордж Челленджер.
— Что тут произошло? — закричал он — Я только что приехал. Возле ворот полиция, толкуют, что кто-то умер. Что это все значит? Да скажите же мне, ради Бога. Это… Ник?
В его голосе прозвучала невыносимая мука. Я вдруг сообразил, что Пуаро и доктор совершенно загородили от него девушку. Прежде чем кто-нибудь успел сказать хоть слово, он снова заговорил:
— Скажите мне… ведь это невозможно… Ник умерла?
— Нет, mon ami, — ласково ответил ему Пуаро. — Она жива.
И он отступил так, чтобы Челленджер смог увидеть девушку.
С минуту он оторопело разглядывал ее. Потом зашатался, как пьяный, бормоча:
— Ник… Ник…
И вдруг рухнул на колени перед диваном, закрыл лицо руками, и мы услышали его сдавленный голос:
— Ник, родная, я подумал, что вас нет в живых.
Ник попыталась сесть.
— Ну будет, Джордж. Бросьте валять дурака. Я цела и невредима.
Он поднял голову и растерянно огляделся.
— Но ведь кто-то умер? Так сказал полицейский.
— Мегги, — ответила Ник. — Бедная душенька Мегги… Ох…
Ее лицо свела судорога. Пуаро и доктор подошли к девушке, помогли ей подняться и, поддерживая с обеих сторон, увели из комнаты.
— Вам надо как можно скорее лечь, — говорил ей доктор. — Я отвезу вас сейчас в своей машине. Я уже попросил миссис Райс собрать для вас все необходимое.
Они вышли. Челленджер схватил меня за руку.
— Ничего не понимаю. Куда они ее повели?
Я объяснил.
— А! Ясно. Ну, а теперь расскажите же мне, ради Бога, обо всем. Какая ужасная трагедия! Бедная девушка!..
— Вам надо выпить, — ответил я. — А то вы сами не свой.
— А, ерунда!
Мы перешли в столовую.
— Понимаете, — объяснил он мне, подкрепляясь почти не разбавленным виски, — я ведь решил, что это Ник.
Я понимал. Ни разу в жизни я не встречал влюбленного, который скрывал бы свои чувства так неумело, как капитан Джордж Челленджер.
Глава 9
От «А» до «К»
Едва ли я когда-нибудь забуду эту ночь. Пуаро впал в такое самоуничижение, что я не на шутку встревожился. Он неустанно шагал по комнате, призывая хулу на свою голову и оставляя без малейшего внимания все мои благие попытки его утихомирить.
— Так вот что значит слишком возомнить о себе! Я наказан, да, я, Эркюль Пуаро, наказан. Я слишком полагался на себя…
— Ну что вы, — перебил я его.
— Но кто предположил бы… кто мог предположить такую беспримерную наглость? А я-то думал, что принял все меры предосторожности. Предупредил убийцу…
— Предупредили убийцу?
— Mais oui. Я ведь привлек к себе его внимание. Дал ему понять, что подозреваю… кого-то. Я сделал все — во всяком случае, я так думал, — чтобы он не осмелился на новое покушение. Я оградил мадемуазель кордоном. Но он все-таки проскользнул через него. Дерзко, чуть ли не на наших глазах! И это несмотря на то, что все мы были настороже! И все-таки добился своего!
— Но ведь не добился же! — напомнил я.
— Чистая случайность! В моих глазах это одно и то же. Унесена жизнь человека, а чья — безразлично.
— Конечно, — ответил я — Я не то хотел сказать.
— Хотя, с другой стороны, вы были правы. Но это еще в десять раз хуже. Ибо убийца дальше, чем когда-либо, от своей цели. Вы поняли, мой друг? Ситуация изменилась, но к худшему. Теперь уж может получиться так, что оборвется не одна, а две жизни.
— Вы этого не допустите, — решительно сказал я.
Он остановился и стиснул мою руку.
— Merci, mon ami, merci![113] Вы все еще полагаетесь на старика, все еще верите в него. Вы вливаете и в меня новое мужество. Эркюль Пуаро больше не подведет. Второго убийства не будет. Я еще исправлю свою ошибку. Я ведь не сомневаюсь, что в мою обычно безупречную систему вкралась какая-то ошибка, что я допустил какой-то логический просчет. Я все начну сначала. Да, я начну с самого начала. И на сей раз уже не промахнусь.
— Стало быть, вы считаете, — заговорил я, — что жизнь Ник Бакли по-прежнему в опасности?
— Друг мой, зачем же я, по-вашему, послал ее в лечебницу?
— Так дело вовсе не в потрясении?
— Потрясение! Ба! От потрясения с тем же успехом, да что я говорю, с гораздо большим, можно оправиться и дома. Какое уж там веселье — полы, покрытые зеленым линолеумом, болтовня сиделок, еда на подносах и непрестанное мытье. Нет, кет, я думал о ее безопасности, и больше ни о чем. Я откровенно поговорил с доктором. Он со мной согласился и все устроит. К мисс Бакли не будут пускать никого, даже самых близких ее друзей. Мы с вами — единственное исключение. Pour les autreseh bien…[114] «Распоряжение доктора» — вот что им скажут. Очень удобно и не подлежит обсуждению.
— Так-то оно так, — заметил я — Да только…
— Что — только, Гастингс?
— Это не может длиться вечно.
— Замечание весьма справедливое. — Но мы хотя бы сможем немного осмотреться. Кроме того, я думаю, вы поняли, что изменяется самый характер кашей деятельности.
— Как так?
— Ну, если раньше мы должны были прежде всего обеспечить безопасность мадемуазель, то наша нынешняя задача намного проще и куда привычней. Нам надо всего-навсего выследить убийцу.
— И это, по-вашему, проще?
— Еще бы. Убийца, как я выразился на днях, уже поставил свою подпись под преступлением. Сейчас он играет в открытую.
— А вы не думаете… — Я замялся. — Вам не кажется, что прав полицейский инспектор? Что это дело рук маньяка, который рыщет по округе, одержимый манией убийства?
— Я никогда еще не был так убежден в обратном.
— И вы действительно думаете…
— …что убийца кто-то из близких друзей мадемуазель? — договорил за меня Пуаро. Он был очень серьезен. — Да, я думаю именно так, mon ami.
— Но ведь теперь такая возможность почти что исключается. Мы все были вместе…
Он перебил меня:
— А вы можете поручиться, что, когда мы стояли там, у обрыва, никто ни разу не отошел? Можете вы назвать хотя бы одного человека, который все время был у вас на глазах?
— Да нет, — ответил я, пораженный его словами, — пожалуй, не могу. Там было темно. И все мы переходили с места на место. Я видел временами миссис Райс, Лазаруса, вас, Крофта, Вайза… но так, чтобы все время, — нет.
Пуаро кивнул.
— В том-то и дело. А речь ведь идет всего о нескольких минутах. Две девушки идут к дому. Незаметно ускользнув, убийца прячется за растущим посреди лужайки платаном и видит, как из дома выходит мисс Бакли, во всяком случае, он думает, что это мисс Бакли. Ока проходит на расстоянии фута от него, и он стреляет три раза подряд.
— Три раза? — воскликнул я.
— Ну да. На сей раз он действовал наверняка. Мы нашли в теле три пули.
— Но ведь это было рискованно, правда?
— Во всяком случае, он рисковал гораздо меньше, чем если бы стрелял один раз. Выстрел из маузера не очень громок. К тому же он несколько напоминает треск фейерверка и отлично сливался со всем окружающим шумом.
— Вы нашли револьвер? — спросил я.
— Нет. И мне кажется, что именно это — неоспоримое доказательство того, что здесь замешан кто-то из своих. Мы ведь уже установили, что револьвер мисс Бакли первоначально был похищен с одной-единственной целью — придать ее смерти видимость самоубийства.
— Да.
— Это единственное правдоподобное объяснение, верно? Однако на сей раз, как вы, наверно, заметили, преступник и не пытался инсценировать самоубийство. Он знает, что нас больше не обмануть. Иными словами, ему известно, что мы знаем и чего не знаем.
Подумав, я не мог не признать логичности его доводов.
— Куда же он, по-вашему, дел револьвер?
Пуаро пожал плечами.
— Трудно сказать. Однако море соблазнительно близко. Хороший бросок — и револьвера как не бывало. Мы, разумеется, можем лишь строить догадки, но я на его месте сделал бы только так.
От его деловитого тона у меня мороз пробежал по коже.
— А… вы думаете, он понял, что убил не того, кого хотел?
— Уверен, что да. Ему пришлось проглотить неприятную пилюлю. Да еще следить за своим лицом и ничем не выдать разочарования, а это было не так-то просто.
Тут мне вдруг вспомнилась странная реакция горничной Эллен, и я описал Пуаро ее необычное поведение. Он оживился.
— Так вы говорите, она была удивлена тем, что убили именно Мегги?
— До чрезвычайности.
— Любопытно! А самый факт убийства ее ничуть не поразил? Ну что ж, тут есть над чем поразмыслить. Что она собой представляет, эта Эллен? Такая тихая и по-английски респектабельная? Возможно ли, что она… — Он замолчал.
— Если принять в расчет все эти «несчастные случаи», — заметил я, — то… мне кажется, что сбросить с обрыва тяжелый валун мог только мужчина.
— Не обязательно. Это зависит от того, как лежал камень. Не сомневаюсь, что его мог сдвинуть кто угодно.
Он снова принялся расхаживать по комнате.
— Мы можем подозревать каждого из тех, кто был вчера вечером в Эндхаузе. Впрочем, нет. Эти гости, которых пригласила мадемуазель… Мне кажется, они здесь ни при чем. По-моему, большинство из них просто знакомые, причем совсем не близкие.
— Там был и Чарлз Вайз, — напомнил я.
— Да, и нам не следует о нем забывать. Логически на него падает самое большое подозрение — В отчаянии махнув рукой, он опустился в кресло, стоящее против моего. — Vo nа[115], мы снова возвращаемся к тому же! Мотив! Если мы хотим разобраться в преступлении, надо выяснить мотив. И вот тут-то я все время становлюсь в тупик. Кому понадобилось расправиться с мадемуазель? Я позволил себе унизиться до нелепейших предположений. Я, Эркюль Пуаро, пал до самых постыдных фантазий. Я позаимствовал образ мышления бульварного детектива. Дедушка — Старый Ник, якобы проигравший свое состояние! Полно, да проиграл ли он его? — спрашиваю я себя. А может быть, он его спрятал где-нибудь в Эндхаузе? Или зарыл в саду. И с этой задней мыслью (стыд и позор!) я справился у мадемуазель, не предлагал ли ей кто-нибудь продать дом.
— А знаете, Пуаро, — заметил я, — мысль не такая уж пустая. В ней что-то есть.
Пуаро застонал.
— Ну как же! Я был уверен, что вы уцепились за это при вашем романтическом и несколько банальном складе ума. Зарытые сокровища — куда как привлекательно.
— Но я все-таки не понимаю, почему бы…
— Да потому, что самое прозаическое объяснение почти всегда бывает наиболее вероятным, мой друг. Затем я подумал об отце мадемуазель… и деградировал еще больше. Он много путешествовал. А что, если он украл драгоценность, сказал я себе, ну, например, глаз какого-нибудь идола. И его выследили фанатичные жрецы. Да, я, Эркюль Пуаро, скатился до такого!.. Правда, насчет отца у меня были и другие предположения. Более вероятные и не столь позорные. Допустим, что во время своих странствий он вторично женился. В таком случае мосье Чарлз Вайз уже не является ближайшим наследником. Но это нас опять же заводит в тупик, ибо мы снова сталкиваемся все с тем же затруднением — наследовать фактически нечего!
— Я не пренебрег ни одной возможностью, — продолжал Пуаро. — Вы помните, как мадемуазель Ник случайно упомянула о том, что Лазарус предложил ей продать портрет ее деда? Так вот, в субботу я вызвал эксперта и попросил его осмотреть портрет. Это о нем я писал в то утро мадемуазель. Ведь если бы оказалось, что картина стоит несколько тысяч фунтов…
— Неужели вы думаете, что такой богатый человек, как молодой Лазарус…
— А он богат? Наружность ведь ни о чем не говорит. Случается, что и старинная фирма с роскошными выставочными залами, на вид процветающая, держится на подгнивших корнях. И что же делает в таких случаях владелец? Ходит и плачется на тяжелые времена? О нет, он покупает новый, шикарный автомобиль. Сорит деньгами немного больше, чем обычно. Живет несколько более открыто. Ибо, поймите, кредит — это все! А потом вдруг глядь, миллионное дело прогорает из-за того, что не хватило нескольких тысяч фунтов наличных денег.
Я открыл было рот, чтобы возразить ему, но он перебил меня:
— Э, знаю, все знаю. Притянуто за уши, но все лучше, чем мстительные жрецы и зарытые в землю клады. Я хоть придерживаюсь каких-то реальных фактов. А мы ничем не можем пренебрегать — ничем из того, что могло бы приблизить нас к истине.
Он начал бережно расставлять стоящие перед ним на столе предметы. Потом вновь заговорил — серьезно и на сей раз спокойно:
— Мотив! Ну что ж, вернемся к мотиву и будем рассуждать хладнокровно и по порядку. Прежде всего: что может послужить мотивом для убийства? Какие побуждения толкают человека на то, чтобы отнять жизнь у себе подобного?
Мы не будем говорить сейчас о мании убийства, так как я глубоко убежден, что к нашему делу она не имеет отношения. Мы исключим также убийство под влиянием аффекта. Речь идет об убийстве, обдуманном и хладнокровном. Какие же побуждения толкают человека на подобное убийство?
Первое из них — выгода. А кто же выгадывает от смерти мадемуазель Бакли прямым или косвенным путем? Ну, мы могли бы назвать Чарлза Вайза. Он унаследует имущество, которое с финансовой точки зрения наследовать, возможно, и не стоит. Впрочем, он мог бы выкупить дом из заклада, построить на участке маленькие виллы и в результате нажить небольшую сумму. Все это возможно. Эндхауз может также представлять для него известную ценность, если он испытывает к дому глубокую привязанность, какую чувствуют, например, к родовому гнезду. Есть люди, у которых этот инстинкт очень силен, я знаю случаи, когда он доводил до преступлений. Но ведь у мосье Вайза не может быть таких мотивов.
А кроме него, единственный человек, которому хоть что-нибудь достанется после мадемуазель Бакли, — это ее подруга, мадам Райс. Однако сумма слишком уж ничтожна. Насколько мне известно, больше нет никого, кто выиграл бы от смерти Ник.
Иные мотивы? Ненависть или любовь, превратившаяся в ненависть. Crime passionnel[116]. Вспомним утверждение наблюдательной мадам Крофт о том, что и Чарлз Вайз и капитан Челленджер влюблены в нашу молодую леди.
— Я бы сказал, что последнее наблюдали и мы с вами, — заметил я с улыбкой.
— Да… Он не стремится скрывать свои чувства, честный моряк. Что же касается Вайза, то мы поверим мадам Крофт на слово. Что, если мистер Вайз, почувствовав, что ему предпочли другого и будучи жестоко уязвлен, предпочел убить свою кузину, лишь бы не видеть ее чужой женой?
— Уж очень мелодраматично, — сказал я с недоверием.
— Вы бы сказали, что это не по-английски. Согласен. Но ведь и у англичан есть чувства. В особенности у людей такого типа, как Вайз. Он сдержанный молодой человек. Из тех, кто не выворачивает свою душу наизнанку. Такие люди нередко обуреваемы сильными страстями. Капитана Челленджера я никогда не заподозрю в убийстве на эмоциональной почве. Нет, это совершенно не тот тип. Но Вайз — вполне возможно. Хотя такое объяснение меня не совсем удовлетворяет.
Ревность — вот вам еще одна причина. Я отделяю ее от предыдущего мотива, так как она не всегда возникает на любовной почве. Одни могут завидовать богатству, другие — превосходству в чем-либо. У вашего великого Шекспира зависть толкнула Яго на гениальнейшее с профессиональной точки зрения преступление.
— В чем же его гениальность? — поинтересовался я.
— Parbleu![117] Да в том, что оно совершено чужими руками. Вы можете представить в наши дни преступника, на которого нельзя надеть наручники, так как он ничего не сделал сам? Однако мы отвлеклись. Может ли ревность, любой вид ревности быть поводом для этого преступления? Кто может позавидовать мадемуазель? Другая женщина? Мы знаем только мадам Райс, и, насколько нам известно, между ними не существует соперничества. Но это опять-таки всего лишь «насколько нам известно» и вовсе не исключено.
Последняя причина — страх. Может быть, мадемуазель Ник случайно узнала чужую тайну? А вдруг ей известны какие-нибудь обстоятельства, которые, обнаружившись, могли погубить чью-то жизнь? Если да, мы можем смело сказать, что ей самой об этом неизвестно. Но тем не менее это возможно. И в таком случае мы попадаем в очень тяжелое положение. Ибо хотя ключ к разгадке находится в руках мадемуазель, но ведь она-то об этом не знает, а стало быть, и нам не может рассказать.
— И вы считаете такую версию реальной?
— Гипотеза. Пришлось додуматься и до такого — уж очень трудно подыскать мало-мальски приемлемую версию. А ведь только отвергнув все прочие версии, мы сможем сказать о той единственной, которая у нас останется: вот в чем здесь дело.
Он долго молчал. Потом вдруг встрепенулся, пододвинул к себе лист бумаги и принялся писать.
— Что вы там пишете? — полюбопытствовал я.
— Составляю список, mon ami. Список людей, окружавших мисс Бакли. Если моя теория правильна, то в этом списке должно быть имя убийцы.
Он писал минут двадцать, потом пододвинул ко мне несколько листков.
— Voila, mon ami. Что вы об этом скажете?
Вот что там было написано:
«А — Эллен.
В — Ее муж, садовник.
В— Их ребенок.
Г — Мистер Крофт.
Д — Миссис Крофт.
Е — Миссис Райс.
Ж — Мистер Лазарус.
3 — Капитан Челленджер.
И — Мистер Чарлз Вайс.
Заметки:
А — Эллен.
Подозрительные обстоятельства.
Ее поведение и слова в тот момент, когда она узнала об убийстве. Ей было проще, чем остальным, подстроить „несчастный случай“, а также узнать о существовании пистолета. Но она вряд ли могла испортить автомобиль, да и в целом, по-видимому, недостаточно умна и изобретательна для того, чтоб совершить такое преступление.
Мотивы. Никаких… разве только ненависть, возникшая после какого-нибудь неизвестного нам эпизода.
Примечание. Расспросить о ее прошлом и отношениях с Н. Б.
Б — Ее муж.
То же, что и предыдущее. Скорее, чем Эллен, мог повредить тормоза.
Примечание. Поговорить.
В — Ребенок.
По-видимому, вне подозрений.
Примечание. Расспросить. Может дать ценные сведения.
Г — Мистер Крофт.
Единственное подозрительное обстоятельство— то, что мы встретили его на лестнице, ведущей в спальню. Немедленно дал вполне правдоподобное объяснение. Но мы не знаем, говорил ли он правду! О прошлом ничего не известно.
Мотивы. Никаких.
Д — Миссис Крофт.
Подозрительные обстоятельства. Никаких.
Мотивы. Никаких.
Е — Миссис Райс.
Подозрительные обстоятельства. Имела полную свободу действий. Попросила Я. Б. принести плед. Умышленно пыталась создать впечатление, что Я. Б. — лгунья и ее рассказам о „несчастных случаях“ нельзя верить. Во ввелся несчастных случаев не была в Тэвистоке.
Мотивы. Выгода? Весьма незначительная. Ревность? Возможно, но мы не располагаем никакими данными. Страх? Тоже возможно, но нам об этом ничего не известно.
Примечание. Побеседовать с Н. Б. и попытаться выяснить какие-нибудь новые обстоятельства. Возможно, что-то связанное с браком Ф. Р.
Ж — Мистер Лазарус.
Подозрительные обстоятельства. Имел полную свободу действий. Предложил купить картину. Говорил, что тормоза в автомобиле исправны (если верить утверждению Ф. P.J. Не исключено, что приехал в эти края раньше пятницы.
Мотивы. Никаких, кроме возможности нажиться на картине. Страх? Едва ли.
Примечание. Выяснить, когда Дж. Л. появился в Сент Лу. Выяснить финансовое положение фирмы „Аарон Лазарус и сын“.
3 — Капитан Челленджер.
Подозрительные обстоятельства. Всю предшествующую неделю провел в окрестностях Сент Лу, располагая возможностями для того, чтобы подстроить „несчастные случаи“. Прибыл через полчаса после убийства.
Мотивы. Никаких.
И — Мистер Вайз.
Подозрительные обстоятельства. Не был в конторе во время выстрела возле отеля. Имел возможность действовать бесконтрольно. Сомнительное утверждение по поводу продажи Эндхауза. Сдержанный темперамент. Вполне мог знать о револьвере.
Мотивы. Выгода? Незначительна. Любовь или ненависть? Для человека с его темпераментом — возможно. Страх? Едва ли.
Примечание. Выяснить, кто владелец закладной. Выяснить положение фирмы Вайза.
К —?
Возможно, что существует также какой-нибудь неизвестный нам К, который так или иначе связан с одним из лиц, перечисленных выше, Например, с Л, или с Г и Д, или с Е.
Существование К: 1) Бросает свет на странное поведение Эллен после убийства (впрочем, возможно, что ее радостное возбуждение — следствие интереса к смерти, присущее женщинам ее типа), 2) Может явиться причиной приезда Крофтов, поселившихся во флигеле, 3) Может дать основание Ф, Р, для ревности или страха перед раскрытием какой-то тайны».
Пока я читал, Пуаро не спускал с меня глаз.
— Очень по-английски, правда? — с гордостью спросил он. — Я больше похож на англичанина, когда пишу, чем когда разговариваю.
— Отлично сделано! — с жаром воскликнул я. — Здесь все как на ладони.
— М-да! — произнес он задумчиво и отобрал у меня листки. — Причем особенно бросается в глаза одно имя — Чарлз Вайз. У него самые блестящие возможности. Мы предоставили ему целых два мотива, на выбор. Будь это скачки, мы бы поставили на него, n'est-ce pas?
— Да, он, конечно, выглядит наиболее подозрительным.
— Но вы бы выбрали того, кто выглядит наименее подозрительным. И это, конечно, оттого, что вы прочли слишком много детективных романов. В реальной жизни в девяти случаях из десяти наиболее подозрительным выглядит сам преступник.
— Но разве мы имеем дело с одним из таких случаев?
— Здесь есть одно лишь обстоятельство, которое свидетельствует об обратном, — дерзость преступления. Это мне бросилось в глаза с самого начала, и я понял: так вести себя может лишь тот, чья цель не очевидна для окружающих.
— Да, вы сперва так говорили.
— И сейчас так говорю.
Внезапно он скомкал исписанные листки и бросил их на пол.
— Нет, — возразил он в ответ на мое протестующее восклицание — Этот список нам ничего не дает. Он, правда, помог мне привести в порядок мои мысли. Последовательность и метод. Стадия первая: точно и аккуратно расположить все факты. Далее следует…
— Что?
— Психологическая стадия. Здесь надо пошевелить мозгами. А знаете, Гастингс, ложитесь-ка спать.
— Ни в коем случае, — ответил я. — Пока вы не ляжете, я буду с вами.
— Какая преданность! Но воля ваша, Гастингс, не будете же вы помогать мне думать. А я хочу заняться именно этим.
Я покачал головой.