Найти «Сатану» Корецкий Данил
Мурашов с облегчением смотрел вслед несостоявшимся заявителям, а когда дверь за ними закрылась, пыльной тряпкой протер место, где стоял страшный чемодан. Потом открыл сейф, извлек початую бутылку водки, налил полстакана, залпом выпил и закусил бутербродом из сала, положенного на черный хлеб. Владевшее им напряжение постепенно проходило. Капитан прошелся по комнате, выглянул в зарешеченное окно. Вездехода на улице уже не было — незваные гости со своим сбитым самолетом и секретным чемоданчиком, возможно, начиненным взрывчаткой, убрались из поселка и из его жизни. Ну, и хорошо! Он повернул ребристый кружок выключателя радиоприемника. Официальный голос диктора, читающего новости сегодняшнего дня, успокаивал, возвращая к обычной, повседневной жизни, в которой не было происшествий, касающихся его лично.
— Стрелки часов «Судного дня», символического измерителя глобальной ядерной угрозы, переведены на одну минуту ближе к «полуночи» из-за «неадекватного прогресса» в области ядерных и климатических проблем. Это решение было спровоцировано провалом установления контроля над распространением ядерного оружия, в частности, неспособностью США, Китая, Ирана, Пакистана, Израиля и Египта достичь соглашения о запрещении ядерных испытаний. Вдобавок, этому способствовала катастрофа на АЭС «Фукусима-1», а также ухудшение климатических процессов. Теперь до полуночи, то есть до ядерной катастрофы, осталось пять символических минут. Ранее, в 2010 году, стрелку часов переводили на одну минуту назад благодаря решению США отказаться от планов развёртывания системы ПРО в Восточной Европе и переговоров с Москвой по подписанию новой версии договора СНВ…»
Голос диктора приобрел трагические нотки, но Мурашов не слушал: глобальные новости не касались закрепленного за ним участка и не требовали от капитана каких-либо действий. Поэтому он плеснул в стакан еще немного водки и выпил одним глотком. Участковый редко пил на работе и при этом всегда знал меру. Закусив, он спрятал бутылку, достал из сейфа пистолет, надел фуражку и поехал за Зенитчиком. Он снова был уверенным и, как всегда, целеустремленным, ибо теперь находился в своей, привычной стихии.
Протекторы колёс на служебном «уазике» стёрлись почти под ноль, а новую резину никто выдавать не торопился.
— Крутись, Мурашов, как другие участковые крутятся! — отмахивался начальник, когда капитан заводил об этом разговор. — Нагни какого-нибудь крепкого хозяйственника, пусть раскошелится на новые скаты!
Но на территории пятого участка подходящих хозяйственников не было, и можно было «нагнуть» только медведя, однако тот сам кого угодно нагнет… За свои деньги Мурашов покупать скаты тоже не собирался. «Спичкой воздуха не нагреешь. Положено, значит, пусть выдают, а то никакой зарплаты не напасёшься, — размышлял он, рыская по заполненной талой водой колее, как по скользким рельсам. — У Ирины день рождения скоро, тоже потратиться придётся: юбилей, как-никак, сорок пять… Нужно сегодня пораньше домой вернуться, она на вечер собиралась тетерева запечь…»
До Листвянки капитан добрался часам к трем. Верный своему правилу вначале разведать обстановку, он остановился у крайней избы.
— Есть кто живой? — спросил он с порога, приоткрыв незапертую дверь.
Из комнаты вкусно пахнуло чесноком и борщом. Участковый сглотнул слюну. «Не, не буду, даже если пригласят! — решил он. — А то брюхо набьешь, размякнешь, уже не до Зенитчика будет…»
— Заходи, Валерьич! — пригласил дед Осип, вставая из-за стола, чтобы встретить гостя. — Ты вовремя: мы с Дарьей как раз обедать собрались, садись и ты с нами, да по маленькой пропустим.
— Доброго дня вам! За приглашение спасибо, но при исполнении я не употребляю, а всухомятку — желания нет. Обедайте, я пока посижу.
В избе было жарко. Мурашов огляделся, снял с себя милицейский бушлат, повесил на гвоздь у двери. На соседний гвоздь повесил фуражку. Ботинки с высокими берцами участковый снимать не стал — уж больно долго и неудобно их шнуровать. Но и натаптывать грязью в комнате тоже не хотелось. Он снял ведро с водой, освободив табурет, и сел прямо у двери. На колени положил потертую коричневую папку с документами.
— Ну, нет так нет, — сказал Осип, усаживаясь обратно. — Только не дело нам обедать, пока ты ждать будешь. Давай уж, рассказывай, зачем пришёл.
— Да, говорят, Васька Зенитчик на геологов с ножом бросался, чуть не зарезал.
— Значит, уже по всей округе слух прошёл? — удивленно воскликнула Дарья. — У Гришки язык, что помело!
— Помолчи лучше! — беззлобно одёрнул её муж. — Должность такая у участкового — он и без Гришки всё знать обязан…
— Так что там у них получилось?
— С ножами сцепились, что ли, — начала объяснять Дарья.
— Это тебе у Гришки спросить лучше, — недовольно перебил Осип. — Зачем бабьи пересказы слушать?
— Если это все правда, так не след мне в поселке отсвечивать: пока я до Гришкиного дома доеду, Васька в тайгу уйдет…
— Да правда, чистая правда! — вмешалась Дарья. — Гришка сказывал, что тот ему еще вслед стрелял!
— Стрелял даже? — Мурашов покрутил головой. — Дело серьезное! Вот что, Осип Петрович, мне помощь ваша нужна… Поможете Ваську задержать? Вроде дружинника?
— Стар я уже для дружинника, — буркнул Осип. — Хотя… Он, конечно, односельчанин, только мозги совсем пропил, опасный для людей стал, как зверь хищный. Помогу, пожалуй. Только нужно ещё кого-то с собой взять.
— А кого же взять-то здесь?
— Да хоть того же Гришку. Он с удовольствием нам поможет!
— Гришка?!
— Конечно. Им ведь теперь двоим здесь не жить: если не Васька Гришку завалит, так Гришка его. У них же понятия зэковские, что у одного, что у другого.
— Тоже правильно… Ну, Гришку так Гришку…
Осип встал.
— Даш, ты это, — обратился он к жене. — Сходила бы к Гришке, позвала сюда его. Скажи, Валерьич его требует. Да ружье пусть прихватит!
— Вы что, на медведя идете? — цокнула языком Дарья. — Или Васька шпиён какой? Ну, побузил по пьянке, а вы целую войну затеваете…
Впрочем, возмущалась она беззлобно, для порядка, уже накидывая телогрейку.
— А он придет? — спросил Мурашов, когда дверь за бабкой Дарьей закрылась.
— Куда он денется, — сказал Осип, заряжая двустволку пулевыми патронами. — Зэки власть боятся!
И действительно, Гришка Бессарабец, несмотря на хромоту, пришёл, даже обогнав бабку Дарью. Он был в длинном, замызганном брезентовом плаще, из-под которого виднелись сапоги, с обязательной палкой и с ружьем за плечами.
— Зачем тебе мое оружие понадобилось, начальник?! — с порога начал возмущаться он. — Я ни в кого не стрелял, это в меня стреляли!
— Угомонись! — остановил его участковый. — Я не по твою душу приехал. Рассказывай, что там между геологами и Васькой Зенитчиком случилось?
— Ааа, это… Так, а чё геологи? Их Васька ножом припугнул, те и сбежали. А в меня он вообще из карабина пальнул…
— И не попал?
— Вот так просвистело! — Гришка провел ладонью в нескольких сантиметрах над фуражкой.
— Так, вроде, вы рядом были…
— Как видишь, начальник! Не пришло ещё, видать, моё время.
— А за что он так на вас накинулся?
— Да ни за что! Геологи хотели дорогу узнать, а я их привел… А ему привиделось, что это не геологи, а эти, как их… Особисты, во… Ну, а я раз привел, то предатель…
— Ладно, давай теперь я задокументирую!
Мурашов достал чистый лист бумаги, положил его на папку и начал писать.
— Гришка, не забоишься с нами к Ваське пойти? — спросил Осип, надевая телогрейку.
— Старый, ты говори, говори, да не заговаривайся! — ответил Бессарабец. — Чё бы это мне Ваську бояться? Пусть он меня боится!
В это время дверь распахнулась и в избу вошла бабка Дарья.
— Идешь все-таки? — спросила она у мужа, увидев его одетым и с ружьём на плече.
— Это наши дела, бабам в них лезть негоже. Скоро вернусь.
— Аккуратнее там, на своих делах.
Хозяйка принялась убирать со стола посуду. Мурашов протянул шариковую ручку Гришке.
— Вот здесь пиши! — ткнул он пальцем в низ исписанного листа. — Пиши: «С моих слов записано верно и мною прочитано»…
Подписав документ, Гришка преданно посмотрел на Мурашова.
— Ну, раз готовы, выдвигаемся! — скомандовал участковый.
Они погрузились в «уазик».
— Значит, так, если что, вы стреляете только в воздух, — сказал Мурашов, трогаясь с места. — Чтобы деморализовать его…
— Чего? — спросил Бессарабец.
— Чего, чего! Напугать!
— Почему это? Он в меня палил, а я должен в воздух?! Я ему прямо в его дурную башку засажу!
— Да потому, что это я представитель власти, — раздраженно сказал Мурашов. — А вы — общественность! А общественности право стрелять на поражение не предоставлено! Короче, поняли меня?!
— Да все понятно, Валерьич! — примирительно сказал Осип. — Я думаю, Васька вас увидит и дурить не станет…
— Посмотрим, — сказал участковый, останавливаясь напротив дома Зенитчика. — Пойдем. Только осторожно…
Они вышли из машины и подошли к хлипкому заборчику.
— Василий Дормидонтович, выходи, разговор есть! — привычно крикнул Мурашов грубым, «служебным» голосом.
В доме зарычали собаки. Мурашов взялся за верхний край серой штакетины, потянул… Полусгнившая древесина хрустнула и в месте, где была прибита гвоздём к поперечине, переломилась. Такой палкой от собак не отобьешься… Участковый отбросил штакетину в сторону.
— Васька, открывай, базар есть! — хрипло прокричал Бессарабец.
Участковый зло глянул в его сторону. Но ответом стал только лай собак.
— Василий Дормидонтович, выходи! — повторил Мурашов.
Зазвенело стекло, и из разбитого окошка высунулся черный ствол карабина.
«Бах! Бах!»
Пули со свистом пролетели рядом и шлепнулись в борт «уазика».
— Отходим, за машину! — крикнул капитан.
Они забежали за «уазик». Пули пробили его насквозь и вышли с другой стороны. Мурашов потрогал ощерившееся острыми краями отверстие.
— Осип Петрович, спрячься за капот! Через двигатель не пролетит! — скомандовал он. — А где Гришка?
Но тут же сам увидел, что Бессарабец бежит прочь, припадая на одну ногу и всполошенно размахивая руками. Полы плаща развевались, комья грязи летели из-под сапог. Ружье и палку он бросил. Да-а-а, ситуация осложнялась. «Не надо было одному сюда соваться, — подумал капитан. — Вызвать своих, с автоматами…»
«Бах! Бах!»
Пули пробили стекло и прошли в десятке сантиметров от участкового.
— Ах ты, гад! — Мурашов вытащил пистолет, лязгнул затвором и выстрелил в воздух. — Бросай оружие и выходи!
— Сейчас, бегу и падаю! — закричал Зенитчик и снова выстрелил.
Видно его было плохо — только мелькало за разбитым окном белое пятно исподней рубахи. Мурашов обошел машину сзади, высунулся и, прижимая для упора руку к холодному кузову, прицелился. Он никогда не был хорошим стрелком и сейчас надеялся на удачу. Точнее, ни на что не надеялся, просто делал то единственное, что оставалось ему делать.
«Бах! Бах!» Голос «макара» не уступал голосу карабина. Капитан спрятался за ненадежную преграду и присел, ожидая ответных выстрелов. Но карабин молчал. Он огляделся. Улица была пуста. Осип сидел на корточках за капотом, ружье стволами смотрело в ясное небо. Васька больше не стрелял, только вдруг завыли собаки…
— Слышь, Петрович, я пойду гляну, а если он высунется, стрельни в стену возле окна! — попросил Мурашов.
Выставив пистолет и пригибаясь, он перебежками бросился к дому. Откинув с разбега калитку, взбежал на крыльцо, ударил в дверь, сорвав хлипкую щеколду и ворвался внутрь. Васька лежал на боку, согнув ноги и вытянув руки перед собой. Вокруг растекалась лужа крови, пачкая валяющийся рядом карабин. Он отодвинул оружие ногой подальше, нагнувшись, взял Ваську за руку, чтобы проверить пульс. Но и так стало ясно — он мертв. Истошно выли собаки.
Пошатываясь, участковый вышел на крыльцо. За двадцать пять лет службы ему несколько раз приходилось стрелять вверх, но в человека он стрелял впервые, да еще со смертельным исходом. Хотя капитан не отличался впечатлительностью, его мутило.
— Ну, что там?! — крикнул Осип из-за машины.
— Готов…
— Что там? — снова крикнул Осип, и Мурашов понял, что он прошептал, а не крикнул в ответ:
— Готов!
Осип высунулся, потом осторожно вышел из-за укрытия и с опаской подошел.
— Насмерть?
— Ну…
— Ты извини, Валерьич, что я не стрелял, — извиняющимся тоном сказал он. — Не приучен я к этому…
— А я приучен? — Мурашов пытался спрятать пистолет, но руки дрожали, и он не попадал в кобуру.
— Тебе расслабиться надо, Валерьич! Пойдем ко мне, самогонки выпьем…
Капитан покачал головой.
— Нельзя мне — сейчас служебная проверка начнется, на алкоголь проверять будут. И так… Да и не хочется… — Потом, вспомнив, растерянно добавил: — Да и домой мне надо: Ира тетерева запекает… Как неудачно все вышло…
Дед Осип ободряюще похлопал его по плечу.
— Удачно, Валерьич! Очень удачно! Неудачно — если бы мы тут мертвыми лежали! А оно вполне могло так обернуться…
И он был совершенно прав.
18 мая 2012 года
Западная Сибирь, райцентр Таёжный
Где искать того, кто им нужен, геологи не знали. Да и жителей Таёжного вопрос ставил в тупик. Зато дорогу к районному отделу МВД им показали сразу, и вскоре вездеход подкатил к двухэтажному деревянному зданию с антеннами на крыше и флагом России на фасаде. Дремов зашел и спросил у дежурного: где искать службу безопасности?
— А чего их искать? — удивился молодой лейтенант полиции. — Они же наши соседи! Обойдите дом с другой стороны и увидите!
Так далекие от подобных дел геологи узнали, почему полицейские называют старших братьев «соседями». Оперуполномоченный ФСБ, который назвался Иваном Ивановичем, проявил к специальному чемоданчику и упавшему самолету гораздо больше интереса, чем участковый полиции Мурашов в селе Дальнем. Он отобрал подробные объяснения у Дремова, Егора и Петровича, потом попросил всех выйти и долго разговаривал по телефону. Но, как выяснилось, оказался тоже недостаточно компетентным. Когда уставший от ожидания Дремов не выдержал и, постучав, вошел в кабинет, тот раздраженно сказал:
— Дело серьезное! Надо чемодан в Омск везти…
— Как в Омск?! Я не могу, надо на маршрут возвращаться.
Иван Иванович отмахнулся.
— Кто вам такую вещь доверит?! Это дело государственной важности! Сейчас дадите подписку о неразглашении и ищите свой молибден дальше! Только думаю, туда столько народу наедет, что не до молибдена будет.
— Что вы говорите! — возмутился Дремов. — Молибден — это тоже дело государственной важности!
— Подписывайте, и свободны! — Оперуполномоченный пропустил его реплику мимо ушей и положил на стол строгий бланк. — И ваши подчиненные пусть зайдут и подпишут!
Переночевав в Таёжном, в убогой гостинице, геологи поехали обратно к Черному урочищу.
— И чего вас понесло на эту охоту?! — ругался Дремов против обыкновения громко. — Сидели бы и работали, как положено! Наше дело — молибден искать, а не самолеты! Считай, два дня потеряли! А если и вправду понаедут…
Оказалось, и вправду понаехали! Во второй половине следующего дня над Черным урочищем с грохотом закружил вертолет, рыча мотором и с треском заваливая деревья, прошла инженерная машина разграждения, за которой оставалась вполне проезжая дорога. Вертолет сел неподалеку на расчищенную площадку, военные разбили лагерь, поставив несколько палаток и полевую кухню. У геологов несколько раз проверяли документы, а потом прямо попросили покинуть насиженное место. На вопрос Дремова, что происходит, пояснили, что прибудет следственная бригада, эксперты, а главное, очень важный генерал, у которого в этом самолете погиб отец.
Делать было нечего, партия снялась и, обогнув место катастрофы, переместилась дальше на несколько километров. Здесь было спокойно, только над головой то и дело летали вертолеты. Геологи, не обращая внимания, продолжали работать. Так продолжалось три дня, потом вновь стало тихо. А еще через десять дней они обнаружили выход молибденита.
Глава 2
Вести из прошлого
18 мая 2012 года
Москва
Об обнаружении самолета генерал-майор Балаганский узнал через два часа после того, как геологи доставили спецчемоданчик в поселок Таёжный. В Москве была уже полночь, когда его разбудил звонок начальника военной контрразведки Сибирского военного округа генерала Горшенина. В его компетенцию входило обеспечение безопасности в частях и соединениях ракетных войск на территории округа, поэтому они с главнокомандующим РВСН были хорошо знакомы и даже приятельствовали, что позволяло звонить в такое время ему на квартиру. Привыкший к ночным звонкам Балаганский ожидал сообщения о каком-либо ЧП в подчиненных дивизиях, но дело приняло совершенно другой оборот.
— Извини, что разбудил, Георгий Петрович! Дело в том, что тут самолет нашли…
— Какой самолет? — спросил еще не окончательно проснувшийся главком.
— Ан-24. Тот самый! Ну, который пилотировал ваш отец…
Балаганского будто по голове ударили.
— Алло, Георгий Петрович! Вы на связи? Алло!
— Как же его нашли? — хрипло спросил Георгий. Хотя это никакого значения не имело, такой вопрос первым пришел ему в голову.
— Случайно, в квадрате Г-47. Он упал в заросший овраг, с воздуха не увидишь… А тут геологи молибден искали и наткнулись… Они и спецчемоданчик сдали…
— Я дела разбросаю и послезавтра прилечу, — сказал Балаганский, постепенно приходя в себя. — Спасибо, Савелий Сергеевич!
В три часа послезавтрашнего дня вертолет с главкомом, которого сопровождало местное военное начальство, приземлился на спешно подготовленной и оборудованной площадке в тайге. Майская погода в Сибири совсем не та, что в Москве, и, несмотря на вроде бы пригревающее солнышко, местные были в бушлатах и шинелях. Предложили шинель и высокому гостю, но Балаганский отказался, оставшись в кителе. Отказался он и от предложенного обеда, накрытого в большой армейской палатке. Поэтому все сразу погрузились в вездеход и по ровной, еще свежей просеке подъехали к оврагу.
— Дальше придется пешком, Георгий Петрович, — сказал Горшенин.
— Пешком так пешком, — ответил главком.
Он сохранил хорошую форму, не расплылся и мог пробежать кросс, уложившись в норматив. И главный особист был жилистым и поджарым. А вот командующий округом Ивашин и командующий сорок первой ракетной армией Сизякин имели избыточный вес, страдали одышкой, и перспектива пешего перехода по пересеченной местности им вряд ли нравилась. Но деваться было некуда и даже демонстрировать свое неудовольствие не следовало.
— Надо осторожней, сейчас энцефалитные клещи самые активные, — сказал Ивашин, чтобы объяснить главкому свое замешательство.
— Да, да, это так, — закивал Сизякин. — У нас в прошлом году двух солдат комиссовали по инвалидности…
Но Балаганский их не слушал, он уже быстро спускался в овраг, Горшенин спешил за ним. Пыхтя и отдуваясь, Ивашин и Сизякин ковыляли следом.
У самолета работала следственная комиссия — человек шесть в форме и штатском, место катастрофы окружили автоматчики, которые при виде такого количества генералов приняли строевые стойки.
К Балаганскому подбежал подполковник со щитами и мечами в петлицах:
— Товарищ генерал-майор, следственно-оперативная группа проводит осмотр места происшествия! Старший следователь военного следственного отдела подполковник Золотухин!
— Доложите результаты! — с каменным лицом приказал Балаганский, отметив, что к Горшенину тоже подошел майор с черными петлицами танкиста — особист и его начальник отошли в сторону.
— На расстоянии от восьмидесяти до ста двадцати метров найдены плоскости и двигатели, в кабине и фюзеляже обнаружены скелетированные останки предположительно семи военнослужащих, номера личных жетонов переданы в Главное управление кадров Министерства обороны! — четко докладывал следователь. — Изъяты и направлены для расшифровки «черные ящики». По предварительным выводам экспертов причиной катастрофы стало столкновение со стаей птиц: каналы воздухозаборников забиты перьями…
— А где… останки пилотов? — с трудом выдавил Георгий.
— Вот они, товарищ генерал, — подполковник указал на семь лежащих в ряд черных пластиковых мешков. И извиняющимся тоном добавил: — Они разделены условно, там же все кости вперемешку… Особенно в кабине — ее в лепешку сплющило…
Отстранив следователя, Георгий Петрович подошел к мешкам. Они были наполнены только наполовину, будто там находились не офицеры, а поврежденные части авиаоборудования.
«Извини, отец, что я тебя не нашел, — мысленно обратился главком к одному из мешков. — Это ты меня нашел и вызвал сюда… И уже не разобрать — где твои косточки, а где чужие…»
Сзади деликатно кашлянул Горшенин и протянул связку ключей с алюминиевым овалом на кольце. Овал потемнел, но выбитые на нем буквы и цифры читались хорошо. «ВС СССР» — в верхнем ряду, «С-898595» — в нижнем…
Георгий Петрович не помнил личного номера отца, но ключи он узнал сразу, хотя они покрылись толстым слоем ржавчины. Вот этот от верхнего замка их квартиры, этот от нижнего, эти два — от дачи… Если их отмочить в бензине и смазать маслом, то они, возможно, и сейчас отопрут те замки, для которых предназначались…
— Я могу их взять, подполковник? — не оборачиваясь, спросил он, понимая, что до окончания расследования изымать из дела вещественные доказательства нельзя.
Следователь знал это еще лучше. Но запрет был формальным: номер жетона уже направлен на идентификацию, а ключи в расследовании вообще не играют никакой роли… К тому же просит главнокомандующий ракетными войсками…
— Конечно, возьмите, товарищ генерал-майор! — после затянувшейся паузы наконец сказал он.
А Горшенин подал чистый платок:
— Вот, Георгий Петрович, заверните, а то испачкаетесь…
Но Балаганский сунул ключи в карман брюк, медленно расстегнул китель, извлек из открытой кобуры плоский ПСМ[23] и три раза выстрелил в низкое облачное небо. Потом развернулся и пошел обратно, на ходу пряча оружие. Местные генералы поспешили за ним.
— А про какой чемоданчик ты говорил, Савелий Сергеевич? — спросил главком.
— Серьезный чемоданчик, для особо важных документов. Его уже в Москву отправили…
Снова отказавшись от обеда и скомкав процедуру прощания, главком улетел с места давней авиакатастрофы.
21 мая 2012 года
Москва
Офицеру по особым поручениям при главкоме РВСН капитану Ерманову только исполнилось двадцать семь лет, и он никогда не бывал в Центральном НИИ Министерства обороны. В непривычной обстановке капитан чувствовал себя некомфортно, белый халат, накинутый поверх формы, стеснял движения и вызывал раздражение. Зато для двух экспертов взрывотехнической лаборатории такие халаты явно были привычней формы. Один управлял манипулятором, наблюдая на экране, как суставчатая механическая рука укладывает черный металлический кейс на небольшой столик в камере из брони и бетона. Кейс крутился и не хотел укладываться так, как надо. Второй эксперт сидел за пультом компьютера и ждал, пока коллега закончит сложную процедуру.
— К чему такие предосторожности? — спросил капитан.
Раньше эту должность занимали офицеры постарше и поопытней, но генерал Балаганский нарушил традицию.
— Сейчас узнаем, насколько они оправданы, — ответил тот, кто сидел за компьютером. Его лицо украшала узкая «шкиперская» бородка, невозможная для строевого офицера.
— Лучше перебдеть, чем недобдеть, — процедил первый эксперт и, уложив, наконец, кейс, перевел дух. — В начале восьмидесятых в институте исследовали «Стингер»,[24] который наши спецназовцы раздобыли в Афганистане. В отчетах потом написали, что он самоликвидировался… А про то, что одновременно «ликвидировались» два эксперта и два инженера, про это не упоминали…
— А при чем здесь этот чемоданчик? — спросил Ерманов.
— В таких бывает заряд для самоуничтожения, — меланхолично пояснил бородач, подводя к исследуемому объекту стержень с каким-то датчиком на конце и щелкая клавишами. Первый эксперт и капитан смотрели через его плечо.
На мониторе компьютера появилось изображение кейса, будто просвеченного рентгеном. В левом углу был отчетливо виден небольшой темный прямоугольник.
— И здесь он тоже есть…
— Ага, — подтвердил его коллега. — И папка с бумагами…
Бородач развернулся в кресле.
— Что будем делать?
— Резать плазмой опасно: может сгореть бумага…
— Эту возможность надо исключить! — решительным тоном перебил Ерманов. — Лучше просто подобрать шифр!
Эксперты усмехнулись.
— Просто не получится, — снисходительно, как несмышленышу, объяснил бородач. — Шесть кодовых дисков с шестигранными барабанчиками, — это пятьдесят тысяч комбинаций. Время, необходимое для их последовательного набора, составит около пятисот часов, или двадцать суток непрерывной работы…
— Исключено! — покачал головой Ерманов.
Несмотря на молодость и невысокое звание, он чувствовал себя вправе требовать и настаивать: за его неширокими плечами, словно огромная тень, маячила мощная фигура главнокомандующего ракетными войсками.
— Генерал Балаганский из самолета радировал, чтобы документы были доставлены ему в ближайшее время!
— Тогда будем вскрывать, — пожал плечами первый эксперт. — Циркулярной пилой сделаем разрез со стороны днища…
— А возможность взрыва?
— Существует. Но мы направим на него струю углекислоты, чтобы предотвратить возгорание. Если документы не сгорят, то их можно будет восстановить и после взрыва.
— Возможность взрыва надо исключить! — настаивал капитан.
— Исключить… Исключить не получится. Только свести к минимуму…
Эксперты принялись рассматривать изображение на мониторе, используя ручку вместо указки и переговариваясь вполголоса:
— Заряд соединен с одним замком — левым, вот провод… Если просверлить здесь и здесь, можно его перекусить…
Специалисты знали свое дело и через полтора часа Ерманов получил целой и невредимой пожелтевшую, отсыревшую картонную папку с грифом «Особой важности». Папка была опечатана, на обложке от руки написано: «Операция «Подснежник». Он тут же набрал приемную главкома, чтобы доложить об успехе. Но доклад не получился.
— Георгий Петрович заболел, — неожиданно сообщил референт.
Это было невероятно, как сообщение о том, что заболела баллистическая ракета.
— А что случилось?! — растерянно спросил капитан.
— Высокая температура, врач хотел отправить его в госпиталь, сказал, что это может быть энцефалит — генерал ведь только вернулся из Сибири, а там клещи…
— Так он в госпитале?
— Нет, приказал отвезти домой. И сказал, чтобы ты доставил ему какие-то документы…
— Есть доставить документы! — приободрился Ерманов: раз генерал требует документы, значит, все не так плохо…
Переиначивая известную поговорку, можно сказать, что если главком не идет в военный госпиталь, то военный госпиталь идет к главкому. Квартиру Балаганского за два часа посетили ведущие профессора Военно-медицинской академии: инфекционист, эпидемиолог и терапевт. Мнение их было единодушным: никакого энцефалита у генерала нет, а есть банальная сильная простуда.
— В Сибири очень коварная погода, там и в мае теплый бушлат не помешает, — сказал терапевт, и коллеги кивнули, соглашаясь. — К тому же вы перенесли нервный стресс, который ослабил организм… Несколько дней постельного режима, антибиотики — и все пройдет!
Коллеги снова кивнули.
— Ну, и отлично, — с облегчением произнес генерал. Он лежал на диване в спортивном костюме, а теперь почувствовал прилив сил и сел. — А то запугали меня этим энцефалитом…
— Это просто глупость, Георгий Петрович! — успокаивающе сказал инфекционист. — У энцефалита инкубационный период три недели!
— А раз мы во всем разобрались, то не выпить ли нам по рюмке хорошего коньяку? — спросил генерал, и консилиум единогласно одобрил эту идею.
Инесса быстро приготовила бутерброды с маслом и копченой колбасой, открыла оливки с анчоусами и вкатила в комнату сервировочный столик с коньяком и закуской.
Доктора одобрительно улыбались, и непонятно было, относятся эти улыбки к угощению или к генеральской жене, которая в пятьдесят лет сохранила гладкость кожи, блеск волос, девичью фигуру и соблазнительную улыбку. Поэтому первый тост подняли за здоровье генерала, а второй — за его очаровательную супругу, при этом доктора-полковники встали и выпили, отставив локти, по-офицерски. Потом почтили память славного летчика Петра Семеновича Балаганского, а дальше все пошло как обычно: выпили за ракетные войска, за медицину, за мир во всем мире… Потом бутылка кончилась, и доктора распрощались.
Читать бесплатно другие книги:
