Ключ Неба Фрей Джеймс
– Вполне возможно, – соглашается Джордан.
– Стало быть, у нас четверо мертвых Игроков и либо один, либо два союза. И все Играют на победу, – медленно, задумчиво подытоживает Эшлинг.
– Насколько нам известно, – уточняет Джордан.
– А почему бы им не Играть на победу, Эшлинг? – Дедушка явно не понимает, к чему клонит внучка.
– Ну, если честно, я просто подумала: вдруг кому-то из Игроков пришло в голову то же, что и мне?
– Какого черта? О чем ты? – В голосе дедушки звучат нотки страха. – О тех рисунках в пещере? О которых ты мне рассказывала? Которые когда-то нашел твой отец?
Девушка кивает.
– Да, именно о них. Я поняла, что они пытались мне сказать, дедуля. И думаю, что поняла и отца. Поняла, чего он хотел, пусть даже и сошел с ума.
Дед прищуривается.
Макклоски поднимает руку.
– Подождите-ка. О чем это вы?
Эшлинг поворачивается к ней.
– Вы сказали в аэропорту, что еще до встречи со мной хотели остановить Игру?
– Так, – подтверждает Макклоски.
– Эш, ты это о чем? – Дедушка смотрит на нее с удивлением.
– О том, что я хочу того же. Хочу остановить Последнюю Игру. Просто потому что верю: так или иначе, каким-то образом, но это можно сделать.
Дед снова стучит по столу, но на этот раз с такой силой, что, кажется, трясутся стены. Что Эшлинг начинает всерьез беспокоиться, не сломал ли он себе руку.
Дед молчит.
Девушке приходится заговорить первой.
– Я знаю, дедушка. Я знаю, что именно из-за этого ты убил папу.
Убил собственного сына. Из-за того, что он думал точно так же.
Он… богохульствовал.
– Да, именно из-за этого, черт возьми! – взрывается дед. – Но это то, чего я хочу. Нет, не так. Это то, что будет правильным. Если существует хотя бы малюсенький шанс прекратить Игру, мы должны его использовать. Использовать шанс – и спасти миллиарды жизней, дедушка. Миллиарды, понимаешь?
Несколько долгих мгновений дедушка молчит. Наконец заговаривает:
– Значит, вот так? Значит, бросаешь обучение? Бросаешь свое наследие? Свою Линию? – Пауза. – Меня тоже бросаешь?
– Нет, не бросаю. Мне понадобится любая помощь. Чья угодно.
Особенно твоя…
Он отодвигается от девушки.
– Я же не говорю, что мы прекратим Играть, – в отчаянии пытается объяснить Эшлинг. – Мы просто не сможем. Я не смогу. Потому что единственный способ узнать, как все остановить, – это сыграть в Последнюю Игру. У меня нет ни единой подсказки, пусть даже самой завалящей. А значит, мы должны охотиться на остальных Игроков. Убивать их – или заключать союзы, если они на нашей стороне. Мы Играем, потому что другого выбора у нас нет… Но если выбор все-таки есть – мы просто обязаны его использовать. Мы пытаемся остановить Игру и сделать так, чтобы эти гребаные кеплеры никогда сюда больше не вернулись ни по какой причине.
Пауза.
Пауза.
Пауза.
– Я с тобой, Копп, – говорит Джордан. Макклоски лишь молча кивает. И хотя Эшлинг знает, что оба они не до конца честны с ней, сейчас Джордан с Макклоски абсолютно искренни.
– Хорошо.
– С кого начнем? – Джордан сразу берет быка за рога.
– С Аня Лю, – уверенно отвечает девушка. – Слишком он непредсказуем. И спасать мир явно не рвется.
Джордан хлопает в ладоши. Улыбается.
– Мы надеялись, что первым ты выберешь именно старину Лю.
– С чего вдруг?
Он крутит пальцем в воздухе.
– Покажи, Макклоски.
Изображение на экране меняется. Теперь это карта мира. По искривленному полумесяцу острова Хонсю к северу медленно ползет красное пятнышко, обозначенное как «533». – Может, военные и накосячили больше, чем им положено, особенно в последние пару дней, но кое-что они все-таки сделали. Повесили на Аня жучок. Датчик у парня в правом бедре. И знаете что? Маррс подключился к их системе слежения.
– Значит, мы можем к нему подобраться? – уточняет Эшлинг. – Конечно, можем, – отвечает Джордан. – А еще лучше – мы отправим туда команду зачистки, и они нас встретят.
– Команду зачистки? – уточняет дедушка.
– Kilo Foxtrot Echo, – поясняет Макклоски.
– Этот ваш жаргон, – качает головой Эшлинг.
Джордан пожимает плечами:
– Жаргон не способен убивать, но Kilo Foxtrot Echo определенно может.
Чего же ты ждешь?[3]
Хиляль ибн Иса Ас-Сальт
США, штат Невада, Лас-Вегас, отель «Цезарь Палас», номер 2405
Лас-Вегас выглядит совсем иначе – не так, как представлял себе Хиляль. Никакой суматохи. Ни малейшего признака паники перед близким концом света. Ни драк. Ни погромов.
Город словно вымер.
На улицах, в казино – почти никого. Единственные машины на дорогах – патрульные автомобили и таксисты в отчаянном поиске клиентов. Рестораны пусты. Клубы пусты. Бары пусты.
В огромном вестибюле гостиницы – всего 10 посетителей. Хиляль слышит голос крупье со стороны казино: «Восемнадцать красное» и звук собираемых со стола проигравших фишек. Единственный игрок за столом даже не поднимает глаз от бокала со спиртным. Хиляль регистрируется. Поднимается на 24-й этаж башни Августа. Вносит сумки в люкс. Падает на огромную кровать и мгновенно проваливается в сон и просыпается только утром.
Его будит рокот пролетающего рядом вертолета. Хиляль достает из кармана «планшет». Экран начинает светиться. Юноша несколько минут крутит его в руках, снова и снова рассматривая изображение кадуцеев.
Почему их два? Один – Эа, а второй – его двойник? Последователь?
Или он как-то умудрился разделиться на два тела? Почему их два?
Почему два?
Хиляль не знает.
Он разглядывает другие изображения на «планшете». Безбрежный космический холст. Таинственный оранжевый шар в Восточных Гималаях. Длинный список координат.
Хиляль дважды пересчитывает их. Всего в списке 1493 пункта.
Почти все – статические, неизменные.
Кроме девяти.
Аксумит встает, идет в ванную – и понимает, что одно из меняющихся чисел указывает на его собственное расположение. Точность координат – 1:1000000, так что цифры меняются даже от пары шагов.
А другие восемь – должно быть, координаты остальных Игроков.
Значит, это устройство слежения!
Какое полезное открытие.
Сходив в туалет, Хиляль хромает обратно в спальню. Берет блокнот, ручку, достает из сумки ноутбук. Усаживается на застеленную покрывалом постель. Скрещивает ноги.
Приступает к работе.
Сначала проверяет все подвижные координаты. Три пары и две одиночные точки, не считая его собственной.
Одна пара координат быстро движется, с севера на юг, над Центральной и Южной Америкой. Эти двое Игроков, скорее всего, летят на самолете.
Вторая пара – где-то в Германии, в берлинском предместье, к северу от города, и почти не движется.
А последняя пара, тоже практически неподвижная, – диньдинь-динь! – в Восточных Гималаях, в далеком глухом индийском штате Сикким.
Теперь Хиляль практически убежден, что пульсирующий оранжевый шар означает одного из Игроков. Того, у которого в руках – Ключ Земли, делает он неверный вывод.
Одиночные координаты указывают на Порт-Джервис (США, штат Нью-Йорк) и Японию. Причем второй из Игроков быстро движется к северу, к Токио, – видимо, на скоростном поезде.
Аксумит понятия не имеет, на кого именно указывают координаты. Не представляет, почему и как после Вызова сформировалось целых три союза Игроков. До сих пор он полагал, что из Игроков к союзам склонны всего четверо, может, пятеро. Включая его самого.
Загадка.
Решение задачи с координатами на планшете занимает почти пять часов. Наконец, всё выяснив, Хиляль чувствует, что, хотя и проспал целую ночь, совсем вымотался. Он плюхается на кровать. Думает о грядущем – об Игроках, об Эа, о странных координатах, о двух кадуцеях. И постепенно снова проваливается в сон…
Он просыпается посреди ночи резко, рывком. Открывает глаза.
Пялится в потолок. Садится. Голова убийственно ноет. Хиляль спускает ноги с кровати, встает босыми ступнями на пол. Смотрит на часы: 3:13. Берет устройство кеплеров. На экране – по-прежнему два кадуцея. Один неподвижен, второй чуть передвинулся, будто бы направляясь к улицам рядом с гостиницей. Аксумит подходит к окну. Вегас сияет, словно бесконечное шоу фейерверков. Разноцветные неоновые вывески. Огромные жидкокристаллические мониторы размером с целое здание, демонстрирующие фотографии светских львиц, актрис и ресторанных деликатесов. То вспыхивающие, то гаснущие огни всех цветов радуги будто пляшут в изящном, тщательно продуманном танце.
Хиляль находит взглядом Стрип. Бульвар пуст.
Надо размять ноги. Пора учиться двигаться без помощи посохов.
Огни города мерцают на его обожженном лице.
Аксумит прячет под свободными брюками оба своих мачете, ЛЮБОВЬ и НЕНАВИСТЬ, – скорее по привычке, чем из предосторожности. Спускается вниз и выходит на тротуар. Ходьба без тростей причиняет ему невыносимую боль – но и приносит освобождение. Так что Хиляль почти не обращает на нее внимания.
Навстречу ему попадаются только скучающие полицейские – взвинченные и вооруженные до зубов, – да несколько бродяг.
Хиляль сворачивает со Стрипа около отеля-казино «Белладжио», где непонятно для кого работают фонтаны.
Не спеша идет дальше на юго-восток, до перекрестка авеню Ист-Хармон и Коувал-лейн. В Лас-Вегасе большинство гостиниц и магазинов сосредоточены на юге; на север же тянутся слабозаселенные, почти заброшенные районы. Вот и сейчас, преодолев всего лишь несколько кварталов в сторону от напыщенного, сияющего великолепием Стрипа, аксумит словно оказался на окраине. Разваливающейся, доживающей последний век окраине крупного города.
Это шоу. Показуха. Даже если на первый взгляд все роскошно… Особенно если на первый взгляд все роскошно.
Хиляль замирает на несколько минут. Закрывает глаза. Улицы пусты. Сухой воздух свеж и чист. Напоминает воздух его родных мест – Аравийской пустыни и пустыни Данакиль. Напоминает о тех часах, которые аксумит проводил в уединении под бесконечным небосводом, полным звезд. Лас-Вегас так тих, так угрожающе безмятежен, что с закрытыми глазами Хилялю даже не нужно делать над собой усилие, чтобы мысленно перенестись домой. Чтобы вновь почувствовать себя среди сухого кустарника, песка и звезд.
Он один.
Совсем один.
Дома.
В мире и спокойствии.
А потом карман его вдруг становится теплее. И теплее.
Совсем горячим.
Хиляль открывает глаза, достает из кармана «планшет», который, оказываясь у него в руке, сразу остывает. Хиляль держит таинственное устройство перед глазами, крутит его и так, и эдак. Наконец, когда экран оказывается направленным на юг, в сторону Коувал-лейн, Хиляль видит кадуцеи.
Яркие, четкие. Увеличивающиеся прямо на глазах.
Краем глаза Хиляль замечает какое-то движение. Поднимает голову и видит на расстоянии четверти мили машину. Фары не горят, но по вспышкам от уличных огней он понимает, что автомобиль едет очень, очень быстро.
Эа!
Аксумит оглядывается. Видит на той стороне Ист-Хармон пустую парковку, а на ней – старенький фургон. Сует устройство в карман. Срывается с места. Боль в теле вспыхивает ядерным взрывом, но Хиляля это не волнует. До цели – 75 метров. Автомобиль, в котором, может быть, едет Эа, все ближе и ближе. 50 метров. Хиляль слышит рев двигателя. 25 метров. Аксумит оглядывается. По улице несется мощный спортивный автомобиль. Что-то вроде «Шелби», или «Форд-Мустанга», или «Додж-Челленджера». Хиляль ускоряет бег. До цели остается всего пять метров, когда машина пулей проносится через перекресток. Фургон заперт. Юноша отступает, локтем резко бьет по стеклу. Оно покрывается паутиной трещин, но не разбивается. В отчаянии аксумит повторяет попытку, и на этот раз стекло опадает на асфальт дождем осколков, сверкающих, как бриллианты. Хиляль открывает дверь. Смахивает с сиденья осколки, прыгает внутрь, кидает мачете на пассажирское сиденье. Быстро разбирается с рулевой колонкой, и через 19 секунд двигатель заводится. Он включает фары, смотрит на датчик уровня топлива и возносит облегченную молитву Господу. Половина бака. Вынимает «планшет», закрепляет его на приборной панели.
Провожает взглядом автомобиль Эа, исчезающий за углом Коувал-лейн. Включает скорость. Фургон со скрипом трогается. Хиляль охвачен возбуждением. Он уже близко. Очень близко. Аксумит преследует машину, время от времени замечая ее под светом городских фонарей. Едет на восток, на север, на восток, снова на север и на восток. Районы вокруг становятся все пустыннее и глуше. Мимо тянутся свалки, склады, бараки, собранные из листового железа и оттого похожие на огромных серебристых насекомых. Их сменяют пустые парковки, на которых уже вовсю хозяйничает пустыня, развалины брошенных домов, проржавевшие останки грузовиков и легковушек. Через 30 минут Эа сворачивает с Альто-авеню направо, на юг, на Бледсо.
Хиляль замедляет ход, выключает фары и поворачивает на Бледсо как раз в тот момент, когда машина Эа исчезает за шлакоблочной стеной. Здание рядом освещается красным – это вспыхнули тормозные огни, – а в следующую секунду все гаснет. Автомобиль остановился.
Хиляль ставит фургон на нейтральную передачу, выключает двигатель. Дальше его машина ползет по инерции. Слева – стена; справа, на той стороне улицы, – пустынная парковка. На экране «планшета» светятся кадуцеи – так ярко, что могут выдать его в темноте. Аксумит убирает устройство во внутренний карман. Вешает на пояс мачете – прятать их больше нет смысла. Перебирается в заднюю часть фургона и заглядывает за угол.
Чисто.
Он выскакивает из фургона, крадется вдоль стены. Не убирает рук с рукояток мечей.
Близко.
Совсем близко.
Добравшись до угла, Хиляль падает на землю. Лежит на животе. Ползет вперед несколько дюймов. Выглядывает. Стройный, гибкий человек в темной одежде. Капюшон на голове. Он закидывает на плечо рюкзак, приглушенно хлопает дверцей багажника. Оглядывается. Аксумит лежит неподвижно. В такой позе, прижавшись головой к земле, он практически невидим. Но из-за сгустившихся теней он не может разглядеть лица Эа. Виден лишь кончик носа. Незнакомец отворачивается, идет к складу. Движения уверенные, сильные, чуть-чуть женственные.
Хиляль вскакивает на ноги. Заворачивает за угол, бесшумно направляется к машине. Он двигается, не издавая ни звука, даже не дыша. На несколько секунд останавливается у багажника, заглядывает под днище автомобиля. Видит ноги Эа – тот уже почти скрылся в дверном проеме.
Надо застать его врасплох.
Аксумит рывком подбегает к складу. Хватается за водосточную трубу, упирается ногами в стену и забирается на крышу. Для его истерзанного тела это немалое испытание, но Хиляль почему-то чувствует себя лучше. Сильнее.
Нужно быть сильным.
Он перебирается через парапет крыши и бесшумно вытягивает из-за ремня одно мачете. Крыша плоская, усыпана мелким гравием. В ней два треугольных окна. Посредине крыши возвышается пожарный выход – дверь, ведущая на лестницу. Нет ни камер, ни микрофонов – по крайней мере, Хиляль ничего такого не замечает. Из треугольных окон льется слабый свет. Юноша подползает к ближайшему и осторожно заглядывает внутрь.
Различает за стеклом большую комнату-студию. Стены выкрашены белым. Современная мебель. Одна стена полностью заставлена компьютерными мониторами. Огромная кухня с металлической стойкой. Дверь в другую комнату. Зона для тренировок с валяющимися на полу гирями, боксерскими грушей и мешком. На стене развешано оружие для рукопашного боя, самое разнообразное: мечи, палки, ножи, молотки, целая коллекция бейсбольных бит.
И никого.
Хиляль уже собирается переползти к другому окну, когда вдруг начинает покалывать кожу на затылке. Инстинкт толкает его вперед; изуродованное лицо прижимается к толстому стеклу окна. Что-то просвистывает мимо, слегка задев макушку. Откатившись, юноша делает выпад мачете, целясь назад, в район лодыжек противника. Промахивается. Краем глаза он улавливает движение Эа – никто в мире, кроме него, не смог бы подобраться к Хилялю так близко, – когда тот перепрыгивает через мелькнувшее под ногами бритвенно острое лезвие ЛЮБВИ. Аксумит уже готов изогнуться и сделать выпад, но вместо этого отшатывается и откатывается в сторону – ему в лицо летит оружие Эа.
Одна из бейсбольных бит. Деревянная, увесистая. В тусклом свете Хиляль за какое-то мгновение успевает разобрать вырезанное на ней слово «Слаггер». Юноша понятия не имеет, что оно значит.
Голову Эа по-прежнему скрывает капюшон, так что Хиляль не может разглядеть его лица. Он чувствует, как что-то сильно дергает его за ногу, словно штаны за что-то зацепились, но всетаки ему удается просунуть под себя руку – чтобы найти точку опоры. Бита снова проносится мимо его виска. Теперь вес Хиляля распределен так, что получается подтянуть под себя ноги. В следующую секунду он резко взмывает в воздух на метр. Бита промахивается. Аксумит вытягивается всем телом и встает. Поднимает мачете, левой рукой тянется к ремню за другим. Ему не терпится искрошить это отродье в мелкие кусочки.
Но рука его хватает пустоту.
Эа выпрямляется. До него – три метра. Бита нацелена в грудь Хилялю. Оскверненный поднимает руку, и на лезвие падает тусклый отсвет. Это второй меч Хиляля. Он делает выпад. Хиляль по-прежнему не видит лица Эа, но точно знает: если бы и видел, то лишь улыбку, кривящую тонкие злые губы. Он готовится. Жаль, что сейчас у него нет посохов Аарона и Моисея. Как ему вообще пришло в голову оставить их? Как он рискнул отправиться на прогулку по Лас-Вегасу, практически родному для Эа месту, таким неподготовленным? Враг двигается с быстротой молнии. Бита и мачете у него в руках вращаются так стремительно, что почти сливаются в круг, словно смертоносный винт самолета. Аксумит пятится, отражает удары единственным оружием. Но руки Эа действуют потрясающе искусно и быстро – быстрее, чем все, с кем до сих пор приходилось драться Хилялю. Лязгает металл, глухо стучит дерево. Хиляль мастерски уклоняется от ударов. Противник ни в чем ему не уступает. Хиляль резко разворачивается и делает выпад ногой в сторону Эа. Тот уворачивается. Аксумит резко ныряет вниз, в надежде, что удастся врезать противнику головой, но тот в последний момент отступает на шаг. Лезвие мачете Хиляля взлетает в размашистом ударе снизу. Эа парирует удар битой.
Хиляль уже начинает думать, что Оскверненный ему не по зубам. Что он слишком быстр, слишком ловок, слишком увертлив. И именно в это мгновение ему наконец удается достать Эа. Удар совсем слабый. Рукояткой мачете аксумит задевает противника под коленом. Но этого хватает, чтобы тот резко выдохнул, согнулся и рухнул на гравий. Зная, что другого шанса у него может и не быть, юноша со всех сил опускает лезвие на голову Эа. Капюшон сваливается, обнажая длинные каштановые волосы, стянутые в узел.
Но вместо того чтобы рассечь череп до кости, мачете натыкается на биту – аккурат на резной овальный логотип. Противник успевает поднять ее над головой и заслониться от клинка. Лезвие на пять сантиметров входит в светлое дерево.
Хиляль собирается вытащить меч и снова ударить.
– Не делал бы ты этого, – спокойно говорит Эа.
Аксумит замирает на месте. Голос… Женский голос?
Он наконец-то рассматривает противника внимательнее.
Девушка. Возраст – далеко за 20. Бледная кожа.
Симпатичная. Карие глаза, подведенные черным карандашом. Изогнутые темные брови. Правильный нос. Пухлые щеки. Длинная шея, четко очерченная челюсть. Улыбка на пунцовых губах.
Очень симпатичная.
Оба они тяжело дышат. Ключицы девушки вздымаются и опадают под воротом толстовки. Она скашивает глаза вниз. Снова поднимает. Хиляль автоматически прослеживает ее взгляд и застывает. Его второе мачете нацелено прямо ему в пах, вперед и под небольшим углом вверх. Кастрировать его девушка, похоже, не собирается, а вот бедренную артерию точно перережет. Все, что ей для этого нужно, – небольшое движение рукой. А Хиляль уже успел убедиться, насколько противница быстра. К тому же он отлично знает остроту собственного мачете.
Так что юноша не смеет даже пошевелиться. Не сводит с нее взгляда. Красный глаз, голубой глаз. Лицо к лицу – его, обожженное и искалеченное, и ее, совершенное и прекрасное.
Безобразие, лицезреющее красоту.
Но девушку, кажется, это не пугает.
– Тебя послал Эа? – выдыхает она.
Дурацкий вопрос.
– Что?
Девушка снисходит до уточнений:
– Эа послал тебя? Убить меня?
– Да кто ты вообще такая?
– Сначала ответь на мой вопрос, а потом я, может быть, отвечу на твой. – Она чуть продвигает мачете вперед.
– Нет, он меня не посылал.
– Малоинформативный ответ. Зачем ты здесь?
– Чтобы найти Эа.
– Повторяю вопрос: зачем ты здесь?
Хиляль делает паузу.
– Чтобы найти Оскверненного и убить его, – признается он.
Тень изумления пробегает по ее лицу. Но НЕНАВИСТЬ девушка не убирает. Его жизнь по-прежнему в ее руках.
– Господи! Ты один из этих, так ведь?!
– Из этих – из каких?
– Из Игроков. Игроков Последней Игры. Член одной из двенадцати древнейших Линий.
– Как ты об этом узнала? – Несмотря на обстоятельства, Хиляль осознает, что начинает испытывать к этой девушке что-то вроде родственных чувств. – Ты не Эа, – наконец констатирует он.
Легкий смешок.
– Нет, черт возьми. Не он. Дай-ка угадаю, – вдруг воодушевляется она. – Набатеец? Шумер? Нет. Аксумит.
Юноша в растерянности. Откуда незнакомка все это знает?
– Ты с Неоскверненными, так ведь? – выкрикивает девушка. Хиляль вообще уже ничего не понимает. Эта девушка явно имеет отношение к Эа, но, похоже, не на его стороне. И она знает и демонстрирует знания, которые никто не должен знать.
– Я сбит с толку, – признается он.
Лезвие отодвигается от его ноги – ровно на сантиметр.
– Мир?
Хиляль чуть кивает.
– Рада познакомиться, Сбит-с-Толку, – иронизирует девушка. Кладет мачете на землю. – Я Стелла Виктори. Дочь Эа – слава богу, приемная. И если ты правда хочешь убить этого ублюдка, я с радостью тебе помогу. Потому что, друг мой, я тоже хочу его укокошить.
Маккавей Адлай, Байцахан
Германия, Берлин, район Шарлоттенбург, Айхеналлее, 34
Маккавей с Байцаханом перебрались в другой конспиративный дом набатейцев – здесь же, в Берлине.
С того дня, как в квартиру Екатерины ворвалась Элис, прошло четверо суток. Лицо Маккавея распухло. Левый глаз не открывается. Нижняя губа разбита. Нос свернут.
Все лицевые кости раздроблены.
Рука Байцахана работает хорошо, но запястье в том месте, где кожа соединена с металлом и пластиком протеза, сильно воспалилось.
Напарники едва ли перекинулись хотя бы парой фраз с тех пор, как переехали в это убежище – милый домик с милыми людьми по соседству и с такими же милыми людьми, гуляющими по милым улицам. Многие города после новостей об Аваддоне столкнулись с беспорядками и неприятностями, но Берлин к ним не относится. Правительство Германии выпустило закон, по которому все культурные учреждения страны теперь были открыты для свободного посещения, а каждый житель получил ваучер на 5000 евро, которые он мог потратить в любом ресторане, пивной, магазине или любым другим способом. Бензин и электричество бесплатны. Билет на поезд до любого места в Европе стоит 1 евро, так что всякий может спокойно добраться до родных, уехать в деревню, увидеть океан и горы – возможно, в последний раз. В Берлине повсюду проходят концерты под открытым небом, для детей работают циркишапито; взрослые получили возможность собираться где угодно и заниматься чем угодно.
В другое время Маккавей с Байцаханом непременно бы всем этим воспользовались. Но сейчас им наплевать, что происходит в городе. Они глотают обезболивающие, пытаются хоть как-то подлечиться, чистят оружие, точат ножи и изучают сферу кеплеров.
После того как он получил ожог, Байцахан не прикасается к сфере. И ненавидит себя за то, что не может к ней прикоснуться. Ненавидит этот кеплеровский шарик. Они решили, что через два дня смогут двигаться дальше. Маккавей уже заказал чартер. В доме хранится 1 000 000 долларов наличными и 757 унций золота. Целый арсенал оружия. Все это нужно погрузить на самолет.
Они захватят с собой все богатство. Включая сферу. Вместо того чтобы ждать, пока их найдет кто-то из Игроков, они будут сами искать остальных. И сфера им в этом поможет. Она показывает, что Ань – в Токио. Что Эшлинг быстро движется – конечно, на самолете – над северной Канадой, видимо, в Азию. Что Хиляль – в Лас-Вегасе, а Шари – в Восточных Гималаях. Показывает, что Яго с Сарой – в Хульяке, в Перу.
– Тлалок и Алопай. – Маккавей разглядывает сферу. – Единственные, кто Играет вместе.
– И у них Ключ Земли, – добавляет Байцахан, водя оселком по острию волнистого монгольского кинжала.
Маккавей мотает головой.
– Ненадолго, брат.
– Ненадолго.
Пора лететь в Перу.
Яго Тлалок, Сара Алопай
Перу, Хульяка, международный аэропорт «Инка Манко Капак»
«Сессна» останавливается в частном секторе аэропорта. – Мы на месте, – наконец сообщает Яго и дергает подбородком в сторону окна. – Папаша уже здесь. Гитарреро Тлалок. Сара перегибается через его колени, выглядывает наружу. Гитарреро выше сына и определенно тяжелее. Одет так, как любят одеваться скотоводы. На голове – коричневый стетсон. Ботинки из змеиной кожи. Галстук-боло. В бедро упирается приклад «Калашникова». Рядом – белый «Шевроле-Субурбан» с нарисованным на капоте красным когтем.
– Любит выделываться? – интересуется девушка.
– Ничуть.
Сара поднимает лицо к Яго и целует его – долго-долго. – Я по-прежнему не особо счастлива, что ты меня сюда приволок. Но я счастлива, что мы вместе.
Он улыбается.
– Что ж, идем знакомиться с твоим папочкой.
Ренцо опускает трап, и они выходят из самолета.
Снаружи холодно, воздух непривычно разреженный для Сары. Хульяка расположена на плато Кальяо, 12549 футов над уровнем моря. Охряные холмы и голые пики Анд плотным, совсем близким кольцом окружают город.
Гитарреро обнимает Яго, целует в левую щеку, в правую, снова в левую, снова в правую. Крестит сына, поднимает руку к небу. Хлопает Яго по плечу. Обнимает Ренцо. Говорит что-то на языке, которого Сара не понимает. Гитарреро с Ренцо смеются – видимо, одной им понятной шутке.
Отец Яго поворачивается к Саре.
– И что мне вам сказать? – спрашивает он по-английски.
– Как насчет «Рад знакомству», пап? – предлагает Яго.
Берет Сару за руку.
Гитарреро пожимает плечами. Улыбается. Улыбка у него такая заразительная, что девушка не может не улыбнуться в ответ.
Она не доверяет ни этому пожилому ольмеку, ни Ренцо. Хотя она доверяет Яго. Теперь в ее доверии к Яго образовалась трещинка – маленькая, но заметная. Девушке так хочется верить, что он действует в ее интересах, что ведет себя так лишь потому, что она сейчас не в состоянии принимать решения.
Яго ободряюще сжимает ее руку.
Надо улыбаться.
Она должна улыбаться.
Они разгружают самолет – Яго забирает из сейфа Ключ Земли, прячет в карман, – и садятся в «Субурбан». Не обратив никакого внимания на паспортный контроль, подъезжают почти вплотную к проволочной сетке-ограждению.
Охранник в штатском нажимает кнопку. Ворота открываются, «Субурбан» проезжает. Охранник машет им вслед.
Гитарреро добродушно показывает в ответ средний палец. – Пришлось заплатить ему тысячу американских долларов, – по-испански замечает он. Сара прислушивается. Ее испанский нельзя назвать беглым, но знаний хватает, чтобы понимать речь. – Представляешь, я, Гитарреро Тлалок, правитель этого города, должен давать взятку какому-то паршивому охраннику!