Третья пуля Хантер Стивен
-Так, значит, что Освальд стрелял в него, а некий таинственный заговорщик знал об этом?
-Третьей вещью, о которой им следовало знать, была его работа в здании на Элм-стрит в Далласе, штат Техас, которое называлось «книгохранилище Техаса». Но они не могли этого знать до тех пор, пока он не начал там работать, а это произошло четырнадцатого октября 1963 года.
-Кто эти «они»?
-К этому-то мы и идём. Кого настолько волновал этот придурок, чтобы рыться в сведениях о нём? Его допрашивали и мотали как ЦРУ, так и ФБР, но обе структуры отпустили его, посчитав полным идиотом, не имеющим никакого значения. О выстреле по Уокеру они ничего не знали.
-Понимаю.
-Часть информации, пришедшая позже – это публикация от девятнадцатого ноября 1963 года в газете «Даллас Таймс Геральд» о том, что ДФК проедет по Элм-стрит мимо книгохранилища Техаса в половине первого в пятницу, то есть через два с половиной дня. Запомни это – они вряд ли смогли бы найти Освальда и подписать его на дело за такое короткое время. Да и не могли они предсказать, что Кеннеди проедет в семидесяти пяти футах от этого придурка. Так что, спросишь ты, кто мог знать всё это об Освальде? Не ФБР и не ЦРУ.
-Я знаю ответ. Знаю, что ты хочешь сказать.
-Конечно, русские. Он был у них и умолял взять его назад, сказал, что всё что угодно сделает. Я уверен, что он им рассказал о выстреле по Уокеру в качестве доказательства своей готовности служить. Они знали, должны были знать. Но это всё было в сентябре, а в книгохранилище он начал работать с четырнадцатого октября. Как они могли предполагать, что он будет работать там через месяц?
-Не знаю.
-Вот тут-то и всплывает фактор русского Джеймса Бонда. Пятый элемент. Кто-то, разглядевший потенциал в Освальде и установивший с ним тайную связь так, чтобы он оказался там как раз вовремя. Он хотел, чтобы Освальд оказался работником книгохранилища. Понимаешь?
-Теоретически понимаю.
-Нам нужна конкретная личность. Я сказал «Джеймс Бонд», но тут я был неточен. Джеймс Бонд – это исполнитель. А нам не нужен исполнитель. Нам нужен, как говорится, «офицер, ведущий дело». Ты знаешь, кто это такой?
-Слышала такое выражение, но не более того.
-Это человек, выполняющий в делах подобного рода роль кинопродюсера. У него есть видение всей картины в целом, он ставит цели. Его талант – это подбор команды, которая выполнит работу. Он держит всех на курсе, устраняет внутренние противоречия, финансирует, нанимает и увольняет. Он – не человек действия, он человек замысла. Он обеспечивает логистику, расставляет всех по местам, в которых им следует быть, сочиняет прикрытия, отходные пути и подчищает все те мелкие детали, для которых узкие специалисты слишком хороши. Он – человек, который проворачивает всё дело. Тот, кого мы ищем.
Она ничего не ответила.
-Вот как я это вижу. Возможно, всё происходило не именно так, но думаю, что я близок. Освальд исполнил свой слезливый номер для КГБ, но тем не менее его со смехом отвергли – «хахаха, ну и придурок!» Однако, нашёлся кто-то – возможно, из ГРУ или какой-нибудь соседней ветви аппарата – услышавший об Освальде и в особенности о той части его рассказа, в которой он говорит о выстреле в Уокера. И он, в отличие от остальных шутников, задумался. Такие люди всегда ищут возможности. И он нашёл Освальда в Мехико, скорее всего в воскресенье, двадцать девятого сентября, поскольку мы не знаем, что Освальд делал в течение всего этого дня. Он говорил по-русски, чем, видимо, обворожил Освальда: «Товарищ, давай угощу тебя пивом». Он говорил: «Знаешь, все они думают, что ты неудачник, но я хочу дать тебе шанс. Если тебе нужен этот шанс, ты должен быть чистым в своих делах. Не должно быть никакого бреда вроде писем редакторам газет, «руки прочь от Кубы» и чтения партийных газет в кафе. Устройся на работу, живи честно, трудись, оставь своё «радикальное прошлое» позади. Твоя цель – за следующие десять лет получить работу в области аэронавтики, обороны, высокотехнологичной инженерии, медицины – там, где ты сможешь оказаться полезным для нас. Сможешь ли ты это сделать?»
Освальд в растерянности. Никто не доверял ему раньше, все считали его ни на что не годным. «Да, конечно»– ответил он. А его собеседник ответил: «Я дам тебе адрес. Можешь написать мне, и где бы я ни был– я получу твоё письмо. Теперь возвращайся домой, принимайся за работу и держи меня в курсе.»
Освальд вернулся домой и устроился в книгохранилище. «Дорогой товарищ, я смог устроиться в книгохранилище на Элм-стрит. Я планирую проработать тут лет пять, закончить высшую школу, стать успешным человеком, оставив весь детский радикализм позади и потом попробую поступить в колледж, чтобы попасть в те секторы, в которых я смог бы пригодиться вам. Искренне ваш, товарищ Ли Харви Освальд.»
У нашего организатора был тот склад ума, который свойственен людям его профессии, никогда ни о чём не забывающим. Это свойственно практически всем талантливым людям. Когда он узнал, что Кеннеди приедет в Даллас, он вспомнил о Ли Харви, а когда узнал о маршруте президента за два с половиной дня– то понял, что получил шанс всей своей жизни. Другого такого шанса никогда не будет. Полетев в Даллас, он встретился с Ли в четверг и сказал: «Ты должен это сделать, товарищ.»
-Но разве КГБ…
-Может, он и не получал разрешения сверху. Наверное, подозревал, что комитет генералов никогда его не одобрит – слишком рискованно. Но сам он не видел никакого риска, но в то же время имел шанс устранить человека, поднимавшего шум во Вьетнаме и давящего на Кубу, заменив его на техасца, который провёл бы черту на песке и не лез бы ни в какую международную политику, а всего-навсего хотел бы стать вторым Франклином Делано Рузвельтом. Как два пальца. Он справился бы.
-Звучит оригинально. Но у меня не хватает знаний, чтобы указать на твои ошибки.
-Ну, они на поверхности. Вся история со мной закрутилась вокруг того, что кто-то рассматривал «Дал-Текс» в качестве места, где могла бы располагаться вторая винтовка. А раз мы говорим о второй винтовке, то тут же всплывает целый комплекс проблем, связанных с баллистикой. Я не буду разжёвывать детали, но никто не смог бы разглядеть заранее все сложности, подписать второго стрелка, обеспечить его местом для выстрела, провести его туда и обеспечить затем безопасный подход и отход без малейшей зацепки, и всё это за два дня. Даже величайший организатор в мире не справился бы, это невозможно. А это критический момент во всём убийстве. Как они смогли организоваться так быстро? Путь следования не был известен до девятнадцатого ноября. Этого я понять не могу.
-Может быть… нет, я не знаю.
-В любом случае – именно поэтому я здесь и надеюсь, что ты мне в этом поможешь. Больше мне добавить нечего, мисс Рейли.
-Ну, я же говорю – это прямо как во времена холодной войны, как я могу отказать? А может быть, где-то там найдётся и сюжет для меня.
-Если там есть сюжет – он твой.
Уговорил ли её Боб? Всей работы-то было – проглядеть старые документы, содержащие записи о посетителях из состава советской разведки одного посольства за сравнительно небольшой период времени.
Ничего более.
Глава 9
Стронский переводил слова русского.
-Вам не зададут никаких вопросов. Там вы можете встретиться с другими людьми – библиотека никогда не пустует. Это будут просто другие шпионы, которые так же, как и вы заплатили за возможность несколько часов порыться на свалке истории. Вы не видите их – они не видят вас.
Офицер вёл их по коридору, из которого не было никаких других выходов вплоть до самого конца – до двери, которой коридор заканчивался. Всё вокруг напоминало о старом коммунизме – сталь, резкий свет зарешёченных фонарей, балки с заклёпками, запах краски и железа, ощущение прочности, надёжности и брутального агрессивного индустриализма.
Достав откуда-то яркую, пластмассовую клавиатуру с подсвеченными клавишами, выглядевшую здесь единственным атрибутом современности, офицер пробежался пальцами по кнопкам и дверь отворилась, издав клацающий звук.
Они вошли в новое помещение, которое наводило на мысль о госпитале. Офицер указал на коробку, заполненную свежевыглаженными зелёными хирургическими облачениями, которые им пришлось натянуть поверх своей одежды. Маска закрыла рот и ноздри, прорезиненная хирургическая шапочка скрыла волосы, затем перчатки, также прорезиненные, тонкие и обтягивающие – для работы с документами, требующими деликатного обращения. Как только они облачились в костюмы для анатомического театра, офицер провёл их дальше, в последнюю дверь, за которой они ощутили падение температуры градусов на двадцать.
Суэггеру потребовалось какое-то время, чтобы проморгаться и привыкнуть к зеленоватому тону освещения. Они оказались на металлическом балконе, ограждённом вдоль края тонкими рейками. До пола было порядка двадцати футов. В огромном помещении стояла тишина. На двух его уровнях повсюду стояли металлические полки, уровни же соединялись во многих местах стальными лестницами. Просторы помещения казались уходящими в бесконечность – или что там было позади сумерек зеленоватого света на другом его краю. Видимо, помещение занимало целиком восьмой и девятый этажи Лубянки.
Они находились в брюхе красного чудовища: исполинском пространстве, набитом простыми стальными полками, вмещавшими коробки, промаркированные и хранящие сконцентрированную массу документов из старой доброй эпохи бумаги и чернил. Сколько переворотов, сколько предательств, сколько тайных операций, сколько устранений, сколько фотографий, на которых жирные дипломаты развлекались с шлюхами, сколько убийств? Всё это надёжно хранилось здесь, так что это место было скорее не брюхом, а памятью – частью мозга, загруженного позабытой информацией, труднодоступной, погребённой глубоко за пределами вспоминаемого.
-Мехико, шестьдесят третий?– спросил русский офицер.
Суэггер кивнул.
-Пошли.
Офицер проводил их вниз по лестнице в лабиринт двухуровневых полок, свернув так много раз, что даже Гензель и Гретель потерялись бы.[88] То тут, то там им встречался такой же, как они, странник, проходивший в зелёном тумане и не обращавший на них внимания. Тут офицер свернул в последний раз, выведя их в проход между полками, ничем не отличавшийся от любого другого. Стронский снова принялся переводить его речь.
-Он говорит, что при служебной необходимости клерки обрабатывают запросы от СВР или армейской разведки: достают коробку, ищут дело, проверяют и доставляют запрашивающему офицеру, которому остаётся только ознакомиться с документом в комнате для чтения тут же, на девятом этаже. Но вам не будет так легко. Вы будете сами искать нужные вам папки и выискивать в них документы. Извините за пыль, плохое освещение и за то, что тут негде сесть, нет туалета и автомата с кока-колой.
Двое американцев кивнули.
-Снова правила. Никаких копий, никаких заметок, никаких фото. Всё в памяти. Возвращать всё на место. Аккуратнее, пожалуйста: не дёргайте и не сгибайте документы, обращайтесь с ними бережно. Воздайте должное возрасту и хрупкости хранящихся здесь документов всё равно как если бы вы брали интервью у пожилого человека, чьё внимание ускользает, понятно? Но при этом сами никуда не ускользайте, будьте здесь. Делайте своё дело, за которое вы заплатили. Будьте честными и усердными, и пусть ваше дело завершится успехом – чем бы оно ни было. Я вернусь за вами через четыре часа.
-Спроси его, – попросил Боб, – содержатся ли здесь документы по всем агентствам. Я имею в виду – не только документы КГБ, но и ГРУ, а также специализированных военных структур, или тут только КГБ?
Русский, выслушав, ответил.
-Он не знает. Изначально планировалось консолидировать архивы по полушариям и странам таким образом, чтобы всё хранилось вместе и доступ был бы легче, чтобы те, кому нужно что-либо узнать находили бы всё здесь. Но финансирование прекратилось задолго до завершения, так что он не уверен, добрался ли процесс консолидации до 1963 года или нет. Кроме того: здесь находятся только «агрессивные» материалы, то есть, инициативы, предпринятые героями прошлого. «Оборонительные» – то есть, контрразведывательные документы, которые касаются действий, предпринятых главным противником либо какими-то иными – содержатся на другом этаже. Это не так интересно: главным образом заметки о подозреваемых, найденные жучки, обнаруженные и казнённые предатели.
-Могу ли я попасть туда в другой раз?– спросил Суэггер.
-Обсудим это на комитете – ответил офицер и улыбнулся своей же шутке. – Всё возможно для человека с полным карманом.
-Отлично.
-Я вернусь через четыре часа, – закончил офицер. – Ни секундой больше.
Они работали стоя на коленях, как бы из уважения к материалу перед ними.
«Станция 14-Альфа» – гласила надпись на коробке. Это была нужная им коробка с записями КГБ из Мехико в том году и в том месяце. Все столпились вокруг неё, вытащенной Стронским со своего места и поставленной на пол для тщательного разбора. Тут было всё, ради чего прибыл Боб: сами документы, а в них– доказательства либо следы подчисток.
Боб нагнулся и осмотрел картонную коробку, набитую документами, связанными красной лентой, отсвечивающей отражённым светом карманного фонарика Стронского. Нагнувшись ещё ниже, он внимательно осмотрел узел на ленточке.
-Был ли он многократно развязан и снова завязан?– спросил он. Двое его коллег также присмотрелись.
-Я вижу следы от старого узла на ленточке, так что как минимум однажды узел развязывали, – сказала Рейли, – но не похоже, что узел беспокоили постоянно. Думаю, этот след остался с того времени, когда здесь был Норман Мейлер в 93м или 94м, и тогда же коробку открывали в последний раз. Они развязали ленточку, нашли и забрали доклад от людей КГБ в том месте об Освальде и отнесли его Норману в комнату для чтения.
-Кто-нибудь видит следы вмешательства после этого?
Все смотрели, как Стронский водит фонариком вокруг неаккуратного вороха бумаг. Загнутые и потрёпанные края торчали там и тут, с боков торчали углы небрежно вложенных листов. Стронский мягко провёл рукой по неровным краям кипы, словно пропуская через ладонь колосья пшеницы и облако пушистой бумажной пыли поднялось в воздух, клубясь в лучах фонарика.
-Не похоже, что сюда часто наведывались, – подытожил Суэггер. – Все согласны?
-Дай-ка сравню с другими, – сказал Стронский. Прихватив фонарик, он прошёлся по другим коробкам, изучая случайно выбираемое содержимое. Вернувшись, он сказал:– Там всё то же самое. Пыль, хаос, бумага по краям практически рассыпалась.
-Отлично, – ответил Суэггер. – Итак, что мы видим?
-Я вижу, что тут всё поделено на месяцы, – сказала Рейли. – Начнём с сентября, когда туда Освальд явился?
-Пожалуй, так будет логичнее всего.
Рейли указала на один из разделителей в картонной коробке, отмечавший приключения сентября. Весь месяц извлекли наружу с максимальной осторожностью, хотя это всё равно вызвало новые клубы пыли, в которую превращались документы или по крайней мере их края на своём пути в забвение. Три пачки были слегка отделены от более плотной массы апрельских отчётов, они-то и стали точкой начала поисков. Боб вытащил их и раскрыл.
Сперва бумаги проглядывала Кэти.
-Это отчёт Костикова[89] от двадцать седьмого сентября, в котором он описывает свою беседу с Освальдом. Это публиковалось Мейлером, у меня есть эта книга. Обычное дело.
-Прогляди-ка, нет ли здесь чего-нибудь, что Мейлер пропустил или не опубликовал?
-Конечно.
Кэти внимательно вчиталась и наконец ответила:
-Ничего нет.
-Что-нибудь насчёт заявлений Освальда?
-Нет. Тут чётко видна напряжённость Освальда, он пышет злостью от разочарования, что его не приветствуют как брата, но тут нет никаких особенных диалогов или заявлений.
-Ты уверена?
-Абсолютно
Суэггер не торопился соглашаться. – Но это ведь пересказ?
-Нет. Документ протокольный, а не запись с чьих-то слов.
-Ладно, понял. Давай дальше.
Он открыл следующую папку, и Кэти напала на неё.
-Это доклад Нечипоренко,[90] другого КГБшника, на следующий день. Тут про завершение дела: отказ Освальду в визе, его злость и недовольство.
-Пожалуйста, поищи насчёт его заявлений и хвастовства.
-Нет, ничего. Но тут вторая страница…– она читала, её глаза из-за очков сканировали текст в свете фонарика, который Стронский пытался удерживать ровно. – Это сводный доклад третьего КГБшника, наверное– их начальника, его зовут Яцков.[91] Освальд приходил ещё раз, в субботу двадцать восьмого, во время волейбольного матча между командами КГБ и ГРУ, там был Яцков, который и пригласил его к себе в кабинет. Освальд в этот раз был вне себя и даже достал оружие! Яцков отобрал у него револьвер, и тогда этот идиот расплакался прямо за столом. Единственное, что для него сделал Яцков – так это посоветовал обратиться за визой по обычным каналам, но отказал в обращении к кубинцам по его поводу. Тем временем вмешался Нечипоренко, Яцков вернул Освальду револьвер и вывел его из посольства. Жалкая сцена…
-И снова никаких заявлений или откровений?
-Почему это так важно?
-Я должен знать, не сказал ли он им чего-нибудь эдакого о себе, что могло бы заинтересовать Джеймса Бонда, которого я ищу.
-Револьвер разве не заинтересовал их?
-Возможно… но нет ли там специфических выражений, намёков, чего-нибудь необычного?
-Нет.
-Ладно, пусть так. Теперь мы от начала до конца проглядим всех посетителей посольства. Тут нам нужны специалисты-разведчики, но не постоянно прикомандированные к посольству, а прибывшие и убывшие в то же время, примерно за последнюю неделю сентября. КГБ, но может быть и ГРУ или просто военные. Может, даже СМЕРШ,[92] почему бы и нет? Может быть, существовали подразделения разведки о которых я не знаю, связанные с ВВС или стратегическим вооружением или радиоэлектронной разведкой. Разведка плодится как грибы.
-Хорошо растут в темноте и на дерьме?– спросила Рейли.
-Ну, я хотел так сказать, но не стал. Вы готовы?
Оба кивнули.
-Михаил, держи свет. Я буду доставать по одному документу и переворачивать страницы. Кэти, ты говори, если заметишь что-то, в чём стоит покопаться.
Этим они занимались три часа, прерываясь лишь для того, чтобы размять колени, потереть уставшие глаза и разогнуть затёкшие спины. Забавного было мало, и казалось, что прошло уже шесть или девять часов вместо трёх. Наконец, Кэти вынесла свой вердикт:
-Сельскохозяйственные журналисты, дипломаты, доктора, юристы, но никто в официальных записях не помечен как офицер-организатор, агент или вербовщик. Даже издалека никто не похож на оператора-исполнителя. Может быть, русские использовали коды в своих совершенно секретных документах, так что когда я вижу «доктора Меньшава,[93] профессора-агронома», это должно означать «Бориса Баданова, отъявленного убийцу»? Но в этом я сомневаюсь.
-Я тоже.
Они перерыли весь сентябрь, затем октябрь и ноябрь, вплоть до убийства. Само убийство произвело тонну бумаги, потребовавшей отдельной коробки, но Суэггер не видел смысла перекапывать её, поскольку всё произошедшее после убийства смысла не имело.
-Ни следа Джеймса Бонда, – сказала Рейли. – Нет ни следа совещаний, активности, встреч– ничего, что указывало бы на вовлечённость или хотя бы осведомлённость людей, связанных с посольством насчёт событий двадцать второго ноября. Никаких признаков контакта с внешними агентами из шпионских групп, ничего касающегося «специального гостя» из Москвы.
-Не попадалось ли тебе название «Карлы Вары»?[94] -спросил Стронский. – Это тренировочная база Спецназа и ГРУ на Чёрном море, все исполнители-убийцы проходят через это место для подтсерждения своей квалификации и какое-то время находятся там.
-Нет, «Карлы Вары» не было. Ничего подобного.
-Думаю, всё же твоего президента убили красные ублюдки,– сказал Михаил. – Они подобным дерьмом по всему миру занимались.
-Если и так, то всё дело прошло мимо посольства так, что никто из бюрократов не заметил ничего особенного или необычного,– ответил Суэггер.
-Михаил,– вмешалась Кэти,– отчёты последовательно пронумерованы, я внимательно следила.
Она заметила что-то, что не бросилось в глаза Суэггеру.
-Так вот, это значит, что невозможно было убрать что-то или добавить без необходимости перепечатывать всю папку после вложения либо удаления. Но я не вижу никакой разницы в цвете или состоянии бумаги, которая говорила бы о замене документов. Кроме того, всё это напечатано на одной и той же машинке: я узнаю шрифт, там везде размыта перемычка у буквы «Н». Я так и вижу несчастную русскую девушку, которая печатала более чем по сорок страниц в день: у неё узнаваемый стиль. Два левых пальца на левой руке были слабоваты, так что буквы с того края клавиатуры везде слегка светлее. Но по понедельникам у неё были выходные, так что её заменяла менее одарённая машинистка, делавшая больше ошибок и хуже справлявшаяся с правым краем клавиатуры. Я думаю, что понедельничная замена была левшой.
-Вот это да,– сказал Суэггер. – Кэти, ты не в том бизнесе. Тебе бы разведывательным аналитиком быть.
-Я просмотрела много русских документов, много отчётов, так что привыкла к их стилю, изложению, номенклатуре и даже бюрократической культуре. С 63го года тут немногое изменилось, пусть даже изменилось всё остальное. В том, что мы проглядели, всё проникнуто духом подлинности и я не вижу ничего, что навело бы меня на мысль о подлоге с чьей-то стороны с целью скрыть визит Джеймса Бонда.
-Проклятый Джеймс Бонд,– посетовал Суэггер. – Никогда его нет рядом, когда он нужен.
На следующий день Суэггер в качестве агента Хомана увиделся с высокопоставленным спецом из криминального отдела московской полиции, который, будучи известным в международных делах московским сотрудником бюро Интерпола, свободно говорил по-английски. Они сидели в кабинете инспектора, отгороженном стеклянными стенами – необычно строгом, лишённым индивидуальности уголке управления по борьбе с организованной преступностью на третьем этаже главного здания московской полиции.
-Этот тип, Бодонский, был племянником главаря измайловской группировки, на их языке – «авторитета», также Бодонского,– рассказывал инспектор в то время как они вместе просматривали толстое дело Бодонского, в котором Суэггер увидел фотографию убитого им человека. Бодонский казался симпатичным, лихим и открытым человеком с густыми тёмными волосами и пронзительным взглядом. Наверное, к женщинам у него был особый, гангстерский подход. Первый и последний раз, когда Суэггер его видел, его лицо было разбито ударом о руль «Доджа» и напоминало арбуз, расколотый о кирпичную стену.
-Он был крутым парнем, способным на многое,– продолжал инспектор. – Если кто-то его убил, то кто бы это ни был– он также был крут в своих делах.
-Инспектор,– сказал Суэггер,– его застрелили. Это не было дракой. Пистолет всегда круче человека, пусть даже человека в машине.
-Насколько я слышал, машина летела прямо на того человека?
-Да, правда.
-Значит, если бы этот человек запаниковал и побежал, как и многие – Бодонский сбил бы его, переломав спину. Он и тут исполнял подобное. На нём пятнадцать смертей висит, потому-то его дядя и посоветовал ему пропасть из города. А ваш человек с оружием не запаниковал, а встал и грамотно отстрелялся. Браво, мои комплименты!
-Передам ему.
-Измайловская – главная среди банд в городе. Большинство подобных шаек зовут себя «братва», что значит братство. Это придаёт им налёт утончённости: что-то вроде гильдии бизнесменов, занимающихся одним делом и знающих друг друга. Но не измайловские: они попросту «банда». Их специальность – это применение насилия. Наёмные убийства, вымогательство, похищения людей – такие дела для них. Гораздо более дисциплинированные, более жестокие и пугающие, нежели братва. Количество их невелико: три-четыре сотни человек, в то время как у братвы порядка пяти тысяч бойцов. Они не евреи и не привержены ни религиозности, ни этническому принципу. Жёсткие люди, убийцы, очень опасные. Деньги за свои услуги они берут авансом и стоит это недёшево. Так что если вы хотите с финансами поиграться – то это не к ним, а вот если хотите убрать своего босса – в таком случае измайловские ваши люди.
-Каковы их связи? Банды обычно процветают там, где они связаны с властью, пусть и неформально.
-Тут только слухи, никто ничего не говорит. Из такой банды, как та, в которой был Бодонский, можно выйти только на стол в морге. Внутрь никто проникнуть не может, потому что каждый уровень внутри банды отмечается татуировкой из звёзд и драконов, и если хоть что-то окажется не так – придётся поплавать в Москве-реке, будучи прикованным за ногу к цинковому грузилу. Я скажу откровенно: в эти вещи я не могу лезть глубоко, а иначе мне тоже спину сломают в каком-нибудь переулке. Однако, ходят слухи, что они связаны с олигархами. Обычно в этой связи звучит имя Виктора Крулова.
-Я слышал это имя раньше. Думаю, у нас тоже есть олигархи.
-Пожалуй, везде находятся такие ловкие парни, которые оказываются впереди всех и загребают всю картошку. Они вырастают так, что их уже не остановишь. Так что если я пойду против олигархов – моей жене придётся нового мужа поискать.
-Позвольте спросить: поскольку у Бодонского не было личных причин сбивать нашего человека под прикрытием, это значит, что он выполнял оплачиваемую работу. Как бы вы его наняли? Вы бы из Москвы всё устроили или это можно в Нью-Йорке организовать?
-Хороший вопрос. Тут нужно подумать. Понимаете ли… у других, более крупных группировок всё сложнее. У них есть адвокаты, брокеры, рекламщики, журналисты – все на зарплате. Таким образом, подойти к ним можно по-разному, и есть много лазеек между законным и незаконным бизнесом, таким как убийство, к примеру. С измайловскими всё не так. Их немного и они узкоспециализированы, так что вам нужно точно знать к кому идти. Тут только один человек принимает решения.
-Есть ли у вас источник, который мог бы сообщить вам имя такого человека в Нью-Йорке?
-И снова я буду честен. Как долго вы намереваетесь пробыть здесь? Если хотите, я могу взять вас поучаствовать в рейде: мы проводим формальные облавы где-то раз в неделю чтобы создать видимость борьбы с братвой. Это всё ни о чём: потом все веселятся и идут пить вместе, а мы получаем определённые суммы. Вас это шокирует?
-Нет, инспектор. Я ценю вашу откровенность.
-Агент Хоман, я не хотел бы выводить себя в качестве героя, который выше всего этого. Мне тоже конверты засылают и я знаю правила. Мне известно, что я могу спросить, а о чём спрашивать не стоит. А также я знаю, какие ответы будут даны, а каких ответов дано не будет.
-Правильно ли я вас понял, что вы «спросите» насчёт того имени, которое мне нужно, но на самом деле вы не будете ждать ответа на свой вопрос? Верно ли я толкую ваш посыл?
-Я пытаюсь быть искренним и не будить в вас лишние надежды.
-Не проблема. Поступайте как знаете: в конце концов, вы тут живёте, а я – нет.
-Вот что я могу вам сказать. Вы говорили о двух убийствах: одном в Балтиморе и одном – в Далласе. За известного человека с высокой репутацией Бодонский запросил бы много денег, и ещё плюс расходы. Думаю, никак не менее пятидесяти тысяч долларов за одного и со скидкой – за второго: двадцать пять тысяч, если они работали с Бодонским раньше. Это немалые деньги. Кто бы их ни заплатил – у него хватает денег и он может их спокойно тратить, кроме того у него есть очень непростые связи. Это не мелкая сошка. Тут не такой расклад, который организуется, если нужно отпинать неверного мужа, придавить должника или вытрясти из владельца магазинчика повышение ежемесячной отстёжки. Это квалифицированная работа для кого-то из верхушки: для другого босса, крупного должника, хорошо охраняемого политика.
-Вы очень помогли мне, инспектор.
-Хотел бы я оказаться более полезным, агент Хоман. Поздравьте стрелка от меня. Таких людей – один на миллион.
-Так и сделаю,– заверил Боб.
Глава 10
Человек был одет в неприметную, мешковатую рванину работяги, столь обычную в Восточной Европе и России: вельветовые штаны, помятую рубаху в клетку, бордовую куртку безвестной китайской фабрики чудес с неработающей молнией и кепку, надвинутую на глаза. Багажа у него не было, хотя внимательный наблюдатель мог бы заметить выступ на бедре и даже, наверное, смог бы угадать в его очертаниях ГШ-18 от "ИксГрупп". Но никто не присматривался к нему столь внимательно, поскольку человек выглядел абсолютно заурядно.
Он был одним из невидимок в миллионных толпах Москвы. Скулы выдавали в нём венгра или татарина, седые волосы – густые и пышные – говорили о хорошей наследственности. Рот он старался держать закрытым, поскольку зубы его были слишком белыми, а вряд ли многие из русских рабочих использовали «Белые полоски от Креста».[95] На ногах его была пара красно-белых поддельных кроссовок «Найк», сделанных в Малайзии. Передвигался он так же, как и любой другой пролетарий на земле: глядя под ноги, с руками, бесцельно засунутыми в карманы, не бездомный, но не имеющий цели, равно как и прошлого с будущим. Предъявив русский паспорт, он заселился в отель для рабочих на окраине, далёкой от сверкающих кварталов новой Москвы, королев дискотек, столицы «Порше» и «БМВ» и главного оплота «Армани» во всём мире. Засев в номере, он ждал четыре дня, питаясь главным образом тем, что добывал в торговых автоматах возле ближайшей станции метро, чтобы его незнание русского языка не вызывало проблем и не привлекало внимания. Он также отпустил клочковатую, неаккуратную бороду, не причёсываясь и безразлично наблюдая за пожелтением зубов и ростом волос в носу.
В этом путешествии сквозь тени у него был один компаньон: Ли Харви Освальд. Убийца не оставлял его в покое и являлся во сне. Суэггер не мог заставить себя прекратить думать о нём: как только сон становился глубже, Ли Харви тыкал его в рёбра и начинал бормотать на ухо. На самом деле, конечно же, бормотание исходило из его же подсознания, которое абсолютно не уважало обычные рабочие часы.
Вот и теперь Суэггер проснулся среди ночи в своей дерьмовой русской норе, больше похожей на убежище, в котором до него пряталось пятьдесят беглецов, чем на что-либо другое, а голос бормотал ему о времени. «Время»,– продолжал он повторять, «время!»
Времени было семнадцать минут пятого утра.
Сон не возвращался, в то время как голос становился всё громче, и, наконец, Боб осознал, что это бормочет он сам.
Время! Время! Время: именно на этом вопросе большинство теорий заговора улетают в заоблачную высь. Дело в том, что временные рамки крайне сжаты: от вечера девятнадцатого ноября, когда стал известен маршрут кортежа до полудня двадцать второго ноября, когда прозвучали выстрелы, прошло всего шестьдесят шесть часов, и в них нужно было втиснуть огромное количество всего, чему следовало произойти. Те, кто хотел верить в заговор, описывали подобную скорость и результативность приготовлений как результат проникновения интриги заговорщиков глубоко в правительство. Кто-то в «тайном правительстве», из теневого министерства, имеющего незримое, но могущественное влияние был способен подстроить события таким образом и настолько далеко вперёд, чтобы сложить безупречный долгосрочный план: найти Освальда, привести его в контролируемое состояние, устроить его на работу в место, находящееся по пути следования автоколонны и вынудить людей в окружении Кеннеди принять именно этот путь следования. Поскольку только ЦРУ делало такие вещи профессионально, неудивительно, что практически все и каждая теории вовлекали ЦРУ. А поскольку и ЦРУ, и ФБР знали Освальда раньше, имели на него дела и общались с ним, их присутствие в организации всего процесса казалось естественным. Вот только всё это было сущим дерьмом.
Неумолимые факты убийства разрушали любые планы глубокой внутриправительственной интриги. Гораздо вероятнее было, что всё случилось своим обычным порядком: по случайности, по прихоти, потому что кто-то подслушал что-то.
Суэггер чувствовал, что он напал на некий след. Он приказал себе стартовать с самого начала: как Ли Харви Освальд оказался в книгохранилище Техаса двадцать второго ноября 1963 года? Суэггер вспомнил Познера и Бульози. Первым неумолимым фактом, от которого нельзя было отмахиваться, стало то, что Освальд устроился в книгохранилище до объявления о посещении Далласа самим ДФК в конкретный день и час. Было лишь общее уведомление о президентском визите в Техас, который по политическим соображениям состоится в конце года. Так что сама идея о «подсадке» Освальда в книгохранилище была абсурдной перед лицом этого факта. С таким же успехом можно было бы внедрить его в любое здание в Далласе и надеяться, что когда-нибудь мимо проедет президент. Не смешите меня. А в свете того, что случилось на самом деле, идея с подсадкой становилась полной чепухой. Работу он нашёл так же, как и большинство других людей получают большинство работ. Кто-то знал, что он ищет работу и слышал, что в этом месте нужен сотрудник, после чего позвонил по телефону и рассказал Ли. Тот явился в контору, о которой никогда не слышал и был взят на низовую должность комплектовщика, приступив к работе на следующий день, в среду, шестнадцатого октября за доллар с четвертью в час. Будет ли ЦРУ или теневые агенты военно-промышленного комплекса, а может быть даже люди из U.N.C.L.E.[96] или «Спектра»[97] манипулировать бюрократией, чтобы совместить убийцу и жертву таким образом? Вряд ли. Этим агентом была Рут Пэйн, безупречно порядочная девушка из протестантов-квакеров, которая сблизилась с Мариной Освальд и пыталась помочь ей, устроив её мужа на работу, хоть он и не нравился ей: она сразу распознала его характер. Вторым агентом был Рой Трули, администратор книгохранилища, постоянно пополнявший состав своих людей новыми сотрудниками из-за текучки кадров, поскольку дело это было нехитрое и не требовало ничего, кроме крепкой спины и способности делать однообразную, тупую работу. Да и тот был ответственен за другой склад и назначил Освальда в Даллас по чистой случайности, а мог бы и отправить его на свой склад в пригороде. А каким же секретным методом агент U.N.C.L.E. Рут Пэйн узнала, что Трули набирает людей? Она услышала, что туда нанялся сын её соседки.
Суэггер окончательно проснулся и теперь прохаживался по номеру, бормоча всё громче.
Неделей позже Белый дом объявил, что в конце года состоится визит. Но планирование визита не началось сразу же. Предварительные планы должны были быть переработаны в чёткое расписание, а его в свою очередь нужно было утрясти с властями Техаса и с офисом вице-президента. Всё это требовало времени и переговоров, и вплоть до шестнадцатого ноября «Трейдмарт» в Далласе не был утверждён как место, в котором президент произнесёт свою речь в час дня. Передовая команда Секретной службы прибыла в Даллас для проработки пути только семнадцатого ноября, а маршрут президента от аэропорта «Лавфилд», куда следовало прилететь президенту двадцать второго, проложенный по Мэйн-стрит, Хьюстон-стрит и далее через крутой левый поворот на Элм-стрит к шоссе Стеммонса до «Трейдмарта» не был определён как окончательный вплоть до девятнадцатого числа, пока двое агентов Секретной службы вместе с двумя высокопоставленными офицерами полиции Далласа не проехались по разным дорогам.
Ну и, в качестве самого важного: будь у заговорщиков теневого правительства «крот», то он осведомил бы команду убийц уже ночью девятнадцатого числа, однако убийца (или убийцы) ничего не узнали до следующего утра, когда маршрут был напечатан на передовице «Даллас морнинг ньюс». Если же учитывать манеру Освальда читать вчерашние газеты, то он и до двадцать первого ноября мог ничего не знать.
Суэггер попытался опровергнуть самого себя. Если бы действительно имел место быть заговор относительно убийства ДФК в Далласе, возникший задолго до того, как на картинке появился Освальд, то у заговорщиков была бы в лучшем случае ночь девятнадцатого, сутки двадцатого и двадцать первого, а также полдня двадцать второго, всего шестьдесят шесть часов на следующее:
1. Найти и завербовать Освальда, подписав его на совершение выстрела с шестого этажа книгохранилища.
2. Узнать, какую винтовку он будет использовать.
3. Выстроить метод баллистической подделки винтовки таким образом, чтобы он выстоял без малого пятьдесят лет проверок самой совершенной техникой, которая к тому же совершенствуется каждое десятилетие
4. Найти второго стрелка, который сможет сделать выстрел в голову президента, что, по мнению всех, знавших Освальда, выходило за рамки его скромных талантов
5. Найти другое место для выстрела, откуда угол к цели будет близок к углу Освальда с тем, чтобы имитировавшая пулю Освальда пуля не выдала бы всю затею
6. Спланировать и исполнить подход и отход с такой точностью, чтобы всё прошло незамеченным и безо всякого внимания со стороны кого бы то ни было.
Ещё одна вещь пришла ему на ум и Боб даже удивился, почему его проникнутый оружием мозг не додумался до этого раньше: винтовке следовало иметь глушитель, чтобы звук выстрела не выдал бы присутствие и местоположение второго стрелка. Глушители, а если быть более точным – подавители, нелегко раздобыть. Прежде всего, это предметы класса III,[98] и их оборот контролируется федеральными правилами так же, как и оборот автоматического оружия. Вполне разумно предположить, что профессиональные правительственные шпионские агентства и подпольные организации имеют доступ к глушителям, равно как и к автоматическому оружию. Однако, требовалось время не только на его получение, но и на установку и изучение эффективности и влияния глушителя на точку попадания пули, а на всё это времени у предполагаемых заговорщиков не было. Да и сам факт спешного поиска подобных устройств без сомнения был бы замечен, поскольку даже в (или в особенности в) подпольных организациях люди разговаривают. Если бы в районе двадцатого ноября 1963 года внезапно начался поиск нелегального винтовочного глушителя, осведомители доложили бы об этом полиции, чтобы впоследствии выторговать себе несколько месяцев скидки с очередного тюремного срока. Учитывая всё это, глушитель продолжал оставаться загадочным и таинственным предметом, который невозможно было приобрести в сжатые временные рамки незаконным путём – единственным, который не оставил бы следа в официальных бумагах.
БАХ! БАХ! БАХ!
Вздрогнув, Суэггер осмотрелся кругом. Кто-то в соседнем номере колотил в стену и орал что-то по-русски, видимо «Заткнись, мудак!»
Суэггер выключил свет и лёг обратно в кровать, и в этот раз сон накрыл его. Но перед тем, как заснуть, к его умственному багажу добавилась ещё одна уверенность: чтобы провернуть это дело, они должны были быть лучшей в мире командой, которая когда-либо собиралась.
На пятый день ближе к вечеру он дошёл до метро и направился в другой район Москвы.
На блошиный рынок Боб прибыл поздно, когда большинство туристов уже разбрелось, активность спала, а торговцы в этот час перебирали товары перед закрытием фасадов своих ларьков. Тут тоже был лабиринт из перекрещивающихся проходов на площади порядка квадратной мили, выглядящий так, как если бы всё это, бывшее временным, пыталось стать постоянным. Застройка состояла из низких деревянных будок или ларьков с парусиновыми навесами, а над площадью, заполненной уличной торговлей, доминировало центральное здание в старом стиле с типичным позолоченным куполом в форме луковицы, венчавшим замысловатой формы башню. Оно могло быть как монастырём, так и центром распродаж. На блошиный рынок приходили за матрёшками, бывшими универсальным символом России, которых каждый магазин здесь предлагал в невиданном множестве – в том числе и несущих на себе символику команд НФЛ,[99] причём на каждой следующей матрёшке находился ещё более крохотный флаг США. Другими популярными товарами были керамические изделия и часы, как правило – русская модель для водолазов с откручивающейся крышечкой, закреплённой на корпусе и защищающей заводную головку, ювелирные украшения, всевозможные деревянные игрушки и трещотки, поддельные иконы и фотоальбомы. Практически каждый магазин предлагал ещё и медали со значками, так что вы могли бы купить награду истребителя танков с тремя полосками, говорившими, что вы уничтожили три «Королевских Тигра» посреди руин Сталинграда.
Суэггер побродил какое-то время в толпе, пару раз резко повернув назад или выждав за углом, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Наконец, успокоившись и посчитав, что наблюдения нет, он нашёл угол, откуда дошёл до нужного прохода, свернул в другой проход и наконец добрался до цели – армейского магазина-склада, который продавал плащ-палатки, каски, штыки, футболки, ботинки и мундиры – абсолютно всё, что напоминало бы о войне. Тут была даже старые каски корпуса морской пехоты в зелёном камуфляже джунглей. Войдя, он указал на выстроенную из касок пирамиду и сказал хозяину:
-Мне шесть таких, пожалуйста.
Человек поглядел на него из-за газеты, помолчал секунду, соображая, и затем ответил по-английски:
-Госс-поди, Суэггер!
Английский здесь не был в диковину: экономика блошиного рынка держалась в основном на туристах, так что желавший выжить здесь должен был знать язык людей с деньгами.
-Мне нужен Стронский.
Рядом никого не было, разве что дальше по проходу бабка из соседнего матрёшечного магазинчика аккуратно переставляла матрёшек с расписными лицами назад перед тем как опустить передний щит палатки, чтобы они оказались за щитом.
-Да ты вообще знаешь, что тебя ищут как никого другого в этом городе? Гляди сюда.
Он вытащил обрывок газеты из бардака на стойке, на котором Суэггер узнал себя, но с бородой и в надвинутой кепке, что делало изображение похожим на его диснеевскую карикатуру.
-Ну, у меня глаза не так близко к носу посажены,– ответил Боб, и тут же подумал: «как они – неважно, кем они были – могли сообразить так быстро и чётко? Как они узнали? Разведывательная работа была превосходной. Кто бы ни свёл всё вместе – снова красный Джеймс Бонд? – он знал, что делает.»
Боб ощутил, что его уровень тревоги вырос на шесть пунктов.
-Что тут сказано? Пристрелить на месте или как?
-Нет, ответил человек Стронского,– просто «Интересующая личность, задержать для допроса». Четыре дня назад распространили.
-Совпадает. Три дня назад я встретил копа, так у него глаза загорелись когда он меня увидел. Я не понял, почему, но у меня возникло чувство, что он видел меня раньше и намерен продолжить разговор. Тогда я подумал, что настало время покинуть город. Я провёл последние четыре дня в каком-то гадюшнике на окраине, а барахло купил ночью в сэконд-хэнде.
-Так что теперь ты теперь на подпольном положении? Почти Раскольников, рыщущий по переулкам с топором. Тебя, в общем-то, и заметить невозможно – если бы не рост.
-А где Стронский?
-Никто не знает, где Стронский. Он грамотно скрывается, ведь он снайпером был.
-Я слышал,– ответил Суэггер.
-Мы тебя спрячем.
Убогость нарастала от места к месту, которые он сменял в темноте, ведомый друзьями Стронского – молчаливыми и немногословными. Кто-то говорил по-английски, кто-то нет. Боб ночевал в комнате борделя, где слушал всю ночь, как за стенами трахаются. Он оставался в комнате позади огромного стирального автомата, где было непереносимо жарко, а в воздухе летал пух. Он бывал в ларьке «Стар дог», который торговал поддельными американскими хот-догами. Однако, съев один, Боб нашёл его вполне вкусным.
Но всё было одинаковым: в определённое время вечера показывался новый человек, забирал его и вёз мрачными улицами в очередное унылое пристанище. Без единого слова его высаживали, вели и показывали новый номер делюкс на эту ночь, и там он проводил следующие двадцать два часа. Летний огородный домик, гараж пригородного особняка, опять бордель, заднее помещение ломбарда, снова и снова. Казалось, прошла уже пара недель, хотя на самом деле всего одна. Время не спешит, когда вам невесело. Боб нервничал и недосыпал, чётко понимая, что он влез туда, где ему быть никак не следует и оказался преследуемым в стране, чьего языка он не знал, чьи улицы были ему чужими и чья культура ставила его в тупик.
Также ему было понятно, что для этих дел он слишком стар. Но дело всё равно нужно было завершить, потому что он дал своё слово. Свихнулся на чести? Вовсе нет: просто упрямство – стариковская привилегия.
Ему приносили еду на всём протяжении всей сложной череды этапов отхода, но при этом никто не требовал денег и не брал их, когда Боб предлагал.
На седьмой день его высадили у бара и сказали «четвёртая комната». Боб зашёл в тёмное заведение, полное одинокой горькой пьяни, прошёл через сигаретный дым и полумрак до четвёртой комнаты и там нашёл Стронского.
-Дружище,– поприветствовал его Стронский, – да ты по тонкому льду ходишь. Они тебя ищут повсюду.
-Знаем ли мы, кто эти «они»?
-Кто бы ни были – но это сильные противники. Измайловские оказали много услуг полицейскому аппарату и контролируют его немалую часть, так что невозможно знать, кто в полиции твой друг, честный и надёжный парень, а кто работает на измайловских и может одним звонком послать по твоему следу киллеров. Однако, нам надо тебя вытащить отсюда. Потому-то я тебя и помотал кругами: ждал, пока охота за тобой поутихнет и ищущие немножко расслабятся.
-Хорошая стратегия,– кивнул Суэггер.
-Думаю,– продолжал Стронский,– теперь уже можно ехать. Этой ночью отдохни, а завтра тебя отвезут на стоянку грузовиков и спрячут в фуре дальнобойщика, который поедет на север из Москвы. Долгая поездка – почти семьсот миль, зато доедешь до финской границы. Там тоже есть мои люди. Финляндия, Швеция – и домой с тёплыми воспоминаниями о России-матушке.
-Нет,– сказал Суэггер.
-Нет? Что за хрень, братуха? Денег нет? Не надо денег. Бесплатно вывезу. Тут не в деньгах дело – во всяком случае, не в твоих деньгах. Это бизнес. Я тебе помогу, поддержу до последнего и неважно, сколько это будет мне стоить в краткосрочных убытках. Люди увидят, что Стронскому можно верить, и это моя долгосрочная прибыль. Я провёл тебя в Лубянку и я вытащу тебя из России, так что все скажут: это Суэггер, он приехал к Стронскому и нашёл то, что искал, так что мы верим Стронскому. А в моём бизнесе такие слова становятся деньгами в банке.
-Я не про это. У меня тут дело осталось. Надо прояснить последний вопрос, и я не могу уехать пока я его не выяснил.
-Суэггер, у тебя крыша съехала? Тебя ищут измайловские с пушками, они так просто не утихнут. Они выследят тебя со временем, обязательно выследят. Кто-то увидит, кто-то позвонит и приедут быки – будь ты в парке, в ресторане или в сиротском приюте – неважно, где. Они вломятся с грохотом, поубивают всех с тобою вместе и ты будешь лежать на полу, истекая кровью. Никто этого не хочет.
-Я тоже не хочу. Но пока я не решил этот вопрос, я уехать не могу.
-Суэггер, чтоб тебя… какой же ты упёртый ублюдок!
-Мне снова нужно попасть в Лубянку.
-Господи! Там тебя и примут. Ты будешь стотысячным, кого там убьют – и первым снайпером. Тебе нужен такой рекорд?
-Конечно, нет. Но я и не пойду сам, тут мой человек справится. Мне нужно туда человека заслать, чтобы он выяснил кое-что. Тогда я могу ехать.
Лицо Стронского выразило раздражение.
-Суэггер, вали домой. Скажи мне, что тебе надо, я сам найду и дам тебе знать. Тебе нет смысла погибать за такую мелочь.
-Нет. Мне надо расспросить человека, который там был. Нужно увидеть его, поговорить с ним, спросить про всякое, чтобы я понял: этому можно верить, тут не осталось сомнений. И для такого дела я только одного человека знаю: это ты, Стронский.
Читать бесплатно другие книги:
